Глава восьмая

Низко нависшее над горами солнце освещало дорогу Мбату, возвращавшемуся в их с Кивой временное обиталище. С плеча вемика охотничьей добычей свисал крестьянин, которого тот небрежно стряхнув бросил к ногам Кивы. Застонав, пленник сжался в комок от боли.

Эльфийка не заметила на крестьянине никаких ран, да и не ожидала их увидеть. Мбату был слишком умел и сообразителен, чтобы оставлять на добыче отметины помимо своего желания.

Она внимательно рассмотрела добычу — молодого человека, ростом примерно с Маттео, с взращенными тяжелым трудом мышцами и загорелой на солнце кожей. На этом, впрочем, сходство между ними заканчивалось. Лицо фермера искажала боль, но и в лучших обстоятельствах его едва ли кто назвал привлекательным. Огрубевшие, испачканные в земле пальцы заканчивались грязными ногтями. Волосы, такого же глубокого каштанового оттенка были грубее чем у джордайна, не такие длинные и ухоженные. Но темнота все эти мелочи приглушит, а магия и обычный шантаж справятся с остальным.

— Его хватятся? — осведомилась она. Вемик пожал плечами.

— Вряд ли. Он поденный работник на чужих полях. Такие как он приходят и уходят с урожаем.

— Отлично. В таком случае, за дело.

Кива быстро задействовала заклинание, облегчившее боль крестьянина и подчинившее его волю. Повинуясь приказу эльфийки, фермер скинул свою убогую одежду, сменив ее на белую льняную рубаху и штаны, положенные джордайну перед ритуалом очищения.

Усадить его на черного жеребца Маттео оказалось потруднее. Конь вставал на дыбы, лягался и фыркал, не позволяя крестьянину взгромоздиться себе на спину. Даже волшебство Кивы не смогло одолеть упрямства скакуна.

Наконец гончая смирилась с поражением и выдала своему пленнику другого коня. Жеребца же Кива сумела заманить в родное стойло. Сама она взяла любимого мерина, но вела за собой на веревке кобылу в течке. Они задали хороший темп, и обнаружилось, что черный жеребец совсем не против составить им компанию.

Так они добрались до деревни у границы Дома джордайн, выстроившимся в ряд виллам, где проживали мастера. Кива вовсю пользовалась информацией, поставляемой Зефиром, но были у нее и другие источники. У одного преподавателя Колледжа джордайни наличествовали веские причины держать свои секреты при себе.

Визит его явно не порадовал, но джордайн исполнил подобающее приветствие. Покончив, наконец, с надоевшими фразами ритуальной вежливости, Кива сообщила человеку свои намерения.

Глаза мастера, сверкнув, обратились на молодого подменыша, ожидавшего их снаружи. Он все еще восседал на лошади, глядя потускневшими под действием чар глазами строго перед собой.

— При всем уважении, леди, я протестую. Отставим на мгновение вопрос чести джордайни, и даже законы этой земли, — взмолился он. — Подумайте о юноше, который никогда не вырастит семью. Это большая потеря. Мужчины и женщины, обрабатывающие землю, полагаются на маленькие ручки своих детей. Работа, исполняемая крестьянскими детьми, не пустая суета, не игра, имитирующая действия взрослых, но важнейшая помощь семье. Фермер, лишенный здоровых детей, считается бедным человеком, и не без причины!

Гончая только нетерпеливо отмахнулась.

— Дом джордайн безумно богат, как бы вы не открещивались от личной собственности. Раз уж тебя так заботит этот простолюдин, оплати ему ущерб. Не будет у него детей, ну и ладно. Мул и доярка все возместят.

— Но его жена? — тихо добавил джордайн. — Если когда-нибудь твои руки жаждали обнять дитя, ты не обречешь даже неведомую женщину на эту пустоту.

Яростное пламя охватило золотые глаза эльфийки, и скрылось за стеной самоконтроля, настолько жесткой, что внезапное отсутствие эмоций выглядело еще страшнее, чем мгновенный гнев.

Но старика не так просто было запугать.

— А что с Маттео? Ты служительница Азута; тебе ведомы тайны нашей страны. Он не должен избежать ритуала. Не стоит напоминать, чем чревато появление у джордайна потомства.

В ответ Кива вручила ему небольшую драгоценную вещичку. Не больше ногтя ее мизинца, крохотный шарик украшенный чешуйками топазового и гранатового цвета, полный магии. Это был знак королевы, несший с собой приказ и приговор.

— У меня есть мои приказы, — произнесла Кива ровно. — Теперь и у тебя есть твои.

Мужчина долго рассматривал цветастую пилюлю, и вовсе не любуясь ее красотой. Затем он быстро проглотил ее. С этого момента, как знал джордайн, любое слово о том, что случится сегодня, будет означать его смерть.

— Пойдем, — зло бросил он. — Пусть это бесстыдство закончится поскорее.

Гончая тряхнула головой.

— Мне надо возвращаться в город, есть дела. Здесь, думаю, ты со всем управишься. О, и еще одно. Я привела с собой любимого черного жеребца Маттео. Возьми животное с собой, так будет правдоподобнее. Можешь оставить мою кобылу в ваших стойлах на несколько месяцев, и оставить себе жеребенка, которого ей, скорее всего, сделал жеребец пока мы говорили, — щедро предложила она. — Жеребенок видимо будет достаточно ценным, и частично возместит траты.

— Возместит что? — рявкнул джордайн. — Мою честь? Семью этого бедолаги? Или жизнь Маттео? Где парень? Что с ним стало?

— Как раз этим я и займусь. Видишь ли, Маттео задержали в городе. Какие-то неприятности с одним из ваших, Темо, насколько я знаю. Драка в таверне с неприятными последствиями, — она плела полуправду, которую мастер наверняка должен был проглотить. Мастер вздохнул.

— Ты можешь вернуть нам Маттео? Что насчет этих «последствий»? Ты справишься с ними?

— Разумеется. Хотя лучше будет, если твой ученик не узнает о нашем с тобой общении.

— Едва ли он вообще что-то узнает! Джордайни известно о ритуале очищения, но большинство считает его просто временем раздумий в одиночестве. После с них берут клятву молчания, и никто еще не нарушил ее. И до сих пор, — подчеркнул он, — никто не стал отцом или матерью ребенка, которого страшилась бы вся страна. Подумай тщательнее о том, что собираешься сделать.

Кива презрительно усмехнулась.

— Не пытайся читать мне мораль. Ты не найдешь ее с картой и помощью рейнджера! Как ты смеешь указывать мне! Ты, который предпочел бы видеть собственного сына кастратом, чем причинить вред простолюдину, не зная даже его имени.

Маг побледнел.

— Происхождение джордайна — секрет, о котором не стоит говорить без нужды.

— Так делай, что я сказала, и нам не придется говорить о нем вовсе, — непреклонно объявила Кива. — Маттео не нужно знать, что делалось ради его таланта и высокого положения. Я видела его реакцию на смерть друга. Каково ему будет узнать истину о матери? Как он посмотрит на человека, участвовавшего в таком?

Долгое молчание опустилось на комнату.

— Иди, — с трудом выдавил джордайн. — Как и всегда, все будет по твоей воле.

* * *

Прижавшись к холодному камню стены, Маттео смотрел сквозь единственное окошко в двери его камеры, пытаясь осознать происходящее. Андрис мертв. Одной Мистре известно, что стало с Темо. И он, Маттео, арестован по обвинению в ношении оружия, не только запрещенного, но еще и ворованного.

Он вздохнул, разглядывая свою темницу. Заключение в Халруаа с ее быстрым правосудием и немногочисленными тюрьмами было редкостью. Город-порт Кербаал отличался суровыми нравами, и, хотя некоторым, самым мелким нарушителям приходилось просто отсиживать здесь несколько дней, в основном тюрьма применялась как место, где преступник будет находиться до тех пор, пока его делом не займется маг. Виновность быстро устанавливалась с помощью волшебства, и согласно закону выносился приговор.

Маттео не боялся исхода дела. Его непричастность будет определена тюремным магом-гончей. Тем не менее, временное бесчестье тяжело давило на него.

Тень промелькнула в зарешеченном оконце, обрисовавшись на фоне мерцающего света факелов на стенах коридора. Маттео бросил в ту сторону короткий взгляд, думая что идет стражник, и тут же вскочил на ноги. Даже тусклый свет не помешал ему узнать навсегда впечатавшееся в память лицо Тзигоны.

— Ты! — выкрикнул он яростно, обвиняюще ткнув пальцем в направлении девушки. Тзигона закатила глаза.

— А я-то думала, Джио переигрывает. Оставим драматику для уличного представления. Сейчас нужно думать, как вытащить тебя отсюда.

Упоминание побега, казалось, еще более распалило Маттео.

— Я джордайни, и повинуюсь закону. Ты оскорбляешь меня, предполагая, что я попытаюсь избежать правосудия.

— Правосудие? — повторила она пораженно. — Оно-то к этому месту какое отношение имеет? Я знаю здешнего мага, эта уродливая обезьяна ненавидит любого, чье положение выше его собственного. Один взгляд на твою смазливую физиономию, и он будет рвать и метать, требуя Инквизиции. Я бы, будь я на твоем месте, не ставила на ее исход свое будущее.

Первым импульсом Маттео было возмутиться таким кощунством. Слово гончей — всегда последнее и справедливое. Такова была исходная посылка его культуры, гарантия положения и могущества джордайна.

Но сам он не мог освободиться от подобных мыслей. Да и как? Андрис мертв. Андрис, самый близкий друг, лучший из всех их. Любому хватило бы этого, чтобы потерять веру.

Глядя в лицо темной, неведомой пустоте Маттео до последнего держался за привычные понятия.

— Я не боюсь приговора гончей. Истина — меч, разрубающий любые путы.

Она всплеснула руками.

— "Истина" в том, что ты попался с оружием работы Занфелда Йеманди, лучшего кузнеца города.

— Ты сказала, что меч твой! — воскликнул джордайн.

— Мой, его, какая разница, — нетерпеливо отмахнулась она. — Мне он был нужен в этот момент, а Занфелду нет. Кому он тогда принадлежал?

Застонав, Маттео спрятал лицо в ладонях. Тзигона, несомненно, намеревалась помочь, но ее слова вместе со знанием несли в себе приговор. После чародейской проверки станет ясно, что на момент инквизиции он знал — меч краденый.

— Мне конец, — пробормотал он, сползая вниз по стене.

— Так поднимись с пола и начинай себя сначала, — ехидно бросила она. — Я тебя вытащу. Доверься мне.

Маттео уставился на нее пораженно.

— Ты не забыла, по чьей милости я сюда попал?

Девушка пропустила его слова мимо ушей с той же легкостью, как могла бы проигнорировать комментарий о политической ситуации в далеком Кормире. Выражение ее лица явственно говорило — "При чем тут это?"

Маттео подошел к двери.

— Я не пойду с тобой, — со спокойной решимостью объявил он. — Если ты откроешь дверь, я втащу тебя внутрь и захлопну ее.

Лицо Тзигоны вновь появилось в поле его зрения; девушка одарила джордайна беззаботной улыбкой.

— О, какая женщина устоит перед столь поэтичным приглашением? Взгляни на меня! Я совсем потеряла голову!

— Я не имел в виду…

Прервав его объяснения, Тзигона стукнула джордайна по лбу тупым концом отмычки.

— Я что, кажусь совсем идиоткой? Поняла я все. Теперь заткнись и дай мне заняться делом.

Она снова исчезла. До Маттео донесся удаленный звук шагов.

— Кто-то идет. Беги пока можешь!

Наконец убежденная логикой, девушка поднялась и, бросив короткий взгляд через плечо, подпрыгнула к вставленной высоко в стену железной стойке. Подтянувшись на полку для факела, она гибко вскочила на ноги. Оттуда она достала до нижнего края балки и, запрыгнув на нее, легко пробежалась по широкой доске. Единственным следом ее прохождения осталось серебристое облачко пыли и пара возмущенных пауков, сброшенных со своих насестов и теперь покачивавшихся маятниками на шелковых нитях.

Маттео выдохнул с облегчением. Хотя подход Тзигоны к жизни чересчур отличался от его собственного, попытка спасти его тронула юношу. Но как бы там ни было, джордайн был рад, что теперь она в безопасности.

Только он уселся на пол, как замок вновь щелкнул, заставив его вновь подняться, приготовившись обрушить уничтожающую тираду на упрямую девчонку.

Но лицо, увиденное им в дверном проеме оказалось не тем, что ожидал Маттео — не полная лукавства в острых линиях подбородка и больших темных глазах физиономия Тзигоны, но необычная, опасная красота лесной эльфийки.

Кива, гончая, вздернула нефритовую бровь.

— Ты так торопишься выйти отсюда, Маттео. Но меня ты почему-то не рад видеть.

У Маттео не нашлось ответа. Вместо этого, он встретился глазами с ровным, золотистым взглядом вемика, стоявшего рядом с Кивой. Судя по всему, вемик вполне явственно помнил, что произошло раньше. Уверения Тзигоны о его вынужденной забывчивости оказались еще одной ее небрежной ложью.

Тонкая рука Кивы обхватила вемика за талию, Маттео этот жест показался скорее предупреждением, чем проявлением симпатии. Она посмотрела через плечо — сзади, сам не свой от беспокойства, стоял комендант тюрьмы.

— Приношу глубочайшие извинения, леди, но вы не можете просто забрать пленника и уйти.

— Правда? И почему же?

— Его должен проверить наш инквизитор. Вам известны правила.

Улыбка Кивы обдала холодом.

— Кроме них я знаю Чартайна. Его назначили сюда потому, что больше он ни на что не годился. Вы больше доверяете его суждению, чем моему? Если я говорю, что этот джордайн не вор — этого вам должно хватить.

Комендант предпринял последнюю попытку.

— Вас освещает свет Азута, леди, ваши слова направляет безупречность магии. Раз вы утверждаете, что он не вор, я собственной жизнью поклянусь в его невиновности! Но вы не можете отрицать, что у него оказался меч, хотя местные обычаи запрещают такое джордайнам.

— Что за нужда в подобном оружии им, вооруженным клинком истины? — объявила она легкомысленным тоном, не подтверждая и не оспаривая обвинения.

Вновь Маттео услышал нотку иронии в ее словах, напомнившую ему слабое насмешливое эхо голосов народца темных фейри Неблагого Двора, беспокоивших горные перевалы на границах Халруаа, чьи манящие мелодии сманивали путешественников с проторенных дорог в дебри.

— Меч нашли в его владении, когда его остановила стража, — вновь начал комендант.

— Но знал ли он на тот момент, что меч у него? Ты знал? — резко повернулась она к Маттео.

— Нет. Гончая не лжет… об этом, — в свой ответ Маттео тоже вложил скрытое ударение.

Сердитый взгляд гончей надолго скрестился с его, таким же яростным. Маттео вспомнил кобру и ее дрессировщика, которых он видел застывшими в точно такой же позе. И он подозревал, что в его ситуации, как и тогда для дрессировщика, в случае ошибки смертоносное создание ударит.

Но спустя мгновение губы Кивы изогнулись в довольной улыбке. Она повернулась к начальнику тюрьмы.

— Ты слышал. Как всем известно, для джордайни истина превыше всего. Освободите его немедленно.

Загрузка...