Через десять минут я узнаю все, что мне требуется для общего понимания ситуации.
Понятно, что ограниченного такого понимания, какой там кругозор у сельского жителя о современной политической обстановке в государстве.
Здоровенный дядька, который оказался кузнецом, отправлен хозяином владения с группой беспомощных беженцев в лес, чтобы пересидеть нашествие степных жителей. Так называемых ургов или степняков.
Которые не совсем люди, то есть, совсем не люди, хотя отдаленно похожи на них. Настоящие жители степей, скотоводы-кочевники, ростом и весом поменьше людей, однако, мастерски управляют своими невысокими степными лошадьми и кидают стрелы прямо из седла.
На что люди объективно не способны, поэтому тактика ведения войны у людей и степняков здорово отличается.
Одни используют многочисленные крепости и укрепления для защиты, метко стреляют из арбалетов и хороши в рубке один на один. Стараются не сталкиваться со степняками в чистом поле.
Вторые окружают застигнутые врасплох или из засады отряды и крутят вокруг карусель, расстреливая воинов из луков легкими стрелами издалека. Людские доспехи их хорошо держат, тут степняки рассчитывают на множественные легкие ранения и попадания в лицо. В более близком бою пускают часто и густо тяжелые стрелы, которых не так много помещается в колчанах и они не так далеко летят с убойной силой. Потом разрывают дистанцию и спешат за новым боезапасом к своим кочующим арбам обоза.
— Беда в том, ваша милость, что большинство королевских воинов и дворянские дружины уже с два месяца как отправились на тот берег. Отправились на войну со святоземельцами и когда теперь вернутся — никто не знает. Да и вернутся ли? Ходят слухи, что те нанесли армии короля Триптиха Второго и дворянским дружинам уже несколько кровавых поражений. И король отступает, переходя в оборону. Тут уж нам не на кого рассчитывать, воинов мало, а ургов очень много. Да и времени на то, чтобы нашим защитникам вернуться, понадобится с три недели. А узнают они о вторжении еще только через две недели, не раньше. Урги, ведь только неделя прошла, как появились внезапно, — рассказывает мне кузнец.
Неделя — это восемь дней, так же как и в Асторе, это я уже знаю. Похоже, что все календари подстроены к местному астрономическому году.
Значит, на поддержку ушедших дружин можно еще недель пять не рассчитывать. Да уж, сложная ситуация, иначе это гибельное разрушение государства под ударами степной конницы и не назовешь.
— Как их столько выросло и набралось в безводной степи — никто не знает! — добавляет Ахельм.
Да, дела наши печальные и суровые! Есть чем мне заняться в этой части материка! Однозначно имеется, куда приложить руки и свои умения!
То есть, люди с ургами жили мирно много лет до поры до времени, а теперь остались беззащитны против могучего нашествия. Армия и большинство дружин дворянских проливают свою кровь на том берегу и вернуться сюда не могут. Тысяча с лишним километров, если перевести на земные расстояния — это вам не пару раз чихнуть.
Кузнец — это очень нужный человек при мирной жизни, поэтому отправлять его самого в бой не стали, хотя, остальных мужиков вооружили копьями и чем попало, потом забрали с собой на оборону замка.
Обрекли на смерть, если начнется штурм. Ну, простых мужиков бабы еще нарожают, поэтому не жалко.
Кроме имеющихся восьмидесяти остальных жителей деревни, стариков, женщин, подростков и детей, здесь еще разбит госпиталь для раненых воинов, их тоже около десятка. Привезли раненых воинов на телегах, благо от опушки до этих мест на болоте есть проторенная дорога. Удрали как можно дальше, чтобы отдалиться от кочевых отрядов степняков по максимуму.
В замке ими некогда заниматься, а здесь толпа баб с девками обеспечат раненым защитникам приличный и постоянный уход. Пусть хоть какую-то пользу хозяину приносят, все равно они на барона сейчас работать не могут.
И быстрый отход раненых на тот свет при местной медицине тоже обеспечат.
Барону в таком случае с глаз долой — из сердца вон своих защитников, которым не повезло и дальше его защищать!
— Зря ты Крима ударил, хозяин наших земель такого тебе не простит! Он один из его лучших воинов! — напоминает мне кузнец Ахельм про парня, над которым хлопочут девчушка и две женщины.
— Запомни, Ахельм. Мне не важно, кто чего мне простит или не простит! Я сам могу решать свою судьбу, а жизни тех, кто со мной рядом и зависит от меня — в безопасности. А то, что лучший — это хорошо.
Вижу недоверие в его глазах и добавляю:
— И с Кримом я все решу, сейчас он будет вылечен моей силой! Божественной силой!
— Что у тебя за сила? Не дьявольская ли она? — сомневается кузнец.
Ага, понятие про дьявола здесь тоже имеется, что мне удобно.
— Сила у меня божественная, если я трачу ее на добрые дела. Сейчас на рану Крима она пойдет, потом еще что-то хорошее сделает для людей. Ты же не будешь спорить, что облегчить страдания раненого воина — дело богоугодное?
Немного двояко по смыслу получилась фраза. Облегчить страдания можно — если прикончить раненого. Поэтому сомнения снова появились на простом лице кузнеца Ахельма.
Я снова повторяю ритуальный жест, даже три раза подряд и подхожу к лежащему без сознания воину.
— Отойдите, — обращаюсь ко всем трем помощницам, однако, девчушка закрывает раненого своим телом.
— Ахельм, поговори с ней, пока я буду занят Кримом, — обращаюсь я к кузнецу.
Дюжий мужик как-то мнется, кажется, не знает, что ему делать в такой ситуации.
— Ахельм, неужели ты позволишь чужаку добить Крима! — вдруг пищит не слышавшая наших с кузнецом разговоров девчушка и этим подталкивает уже почти смирившегося с моим доминированием кузнеца к активным действиям.
Он на что-то решается, даже замахивается на меня копьем и бьет меня в ногу, то есть, имитирует удар на самом деле.
Просто пугает меня, чтобы я ушел от раненого и не создавал трудную для него морально ситуацию. Раз девчонка настроена непримиримо и не собирается допускать меня до тела раненого
Я сразу отскакиваю и скидываю свои вещи на землю, потом наклоняюсь вперед, реагируя на второй, уже более-менее серьезный удар. Перехватываю древко на лету, дергаю на себя и потом обратно, отвешиваю мужику пяткой копья жесткий удар в грудь, так что кузнец улетает в кусты.
Как ни цеплялся за древко двумя руками, противостоять моей силе не смог, да и не ожидал такого маневра кузнец.
Девчушка оторопело смотрит на внезапно исчезнувшего защитника, потом выхватывает короткий нож откуда-то из-под своей домотканной юбки и скачет передо мной, размахивая им. Прямо, как смешная козочка из мультика.
Копье осталось у меня в руке, однако, воевать с ней мне не приходится. Кузнец, держась за грудь быстро вылезает из кустов, спешит к ней и перехватывает девчушке руку с ножом. Явно, что торопится спасти ее жизнь, пока я не приложился к дурехе. Он уже все понял про свою и мою силу, осознал, что не может противостоять мне.
Ну, он хоть и здоровый мужик, полный силы, против настоящих воинов все равно беспомощен, хорошо, что он это понимает.
— Успокойся, дура! — рявкает он на нее, на что я одобрительно киваю головой.
Понятно, что опасения за жизнь раненого воина, которого я сам выбил из сознания и привели всех его доблестных защитников в то самое положение, что пришлось получить звездюлей последнему серьезному мужику в лагере.
Однако, усугублять ситуацию он не стал, сразу поняв, что не тянет против меня никак. Если пропущенная тычка снесла даже его с ног и привела в чувство, что уж тут ждать от молодой девчушки?
— Успокоился? Придержи ее, пока я вашего последнего защитника лечить буду, — говорю я и подношу руку к карману, где у меня лежат оба камня.
Все вокруг замирают, не зная, что от меня ожидать. В одной руке у меня копье, в другой пока нет ничего, поэтому все ждут, что я достану из внутреннего кармана, то есть, из-за пазухи.
Хорошо еще, что моя одежда немного похожа фактурой на местные вещи и цветом, и формой. Шуршащая синтетика точно еще сильнее возбудила бы местных жителей на сопротивление новому теперь уже хозяину стоянки.
Кричали бы про демона в человеческом обличье и крестились по-местному не переставая.
— Так, нужны настоящие чудеса. Видно, что одного удара маной по раненому недостаточно.
Я подхожу к Криму, достаю камень для наружных ран, вспоминая, что давно уже его не использовал. Прижимаю руку к окровавленной повязке, через которую быстро проступают новые обильные пятна крови. Да, зря парень полез на рожон, точно умрет без моей помощи после моего же удара. Первым делом нужно рану затянуть и кровь остановить, пока он не истек до смерти.
Пускаю два процента маны и меняю камень на другой, уже для внутренних повреждений. Еще один процент и все, хватит ему пока. Тут еще куча раненых, которых мне желательно поставить в строй.
— Все, будет жить. Рана его затянулась, — я отхожу в сторону и даю собравшемуся народу в количестве уже шести крестьянок снять повязку с его тела.
Потом подхожу сам, услышав удивленные голоса, что рана и правда сомкнула края. Девчушка хлопочет впереди всех, нож у нее кузнец отобрал, теперь сам пропихивается вперед, чтобы удостовериться в только что случившемся чуде.
Ну, целых три процента моей высоко чудесной магии вернули парня с того света, однако, не излечили полностью. Тут бы еще три процента для внутренних повреждений, только, совсем перейти в статус реинкарнации местного Бога я не спешу. Который может тоже лечить наложением рук, что я и повторил у всех на виду.
Побуду просто его посланцем и мессией на этой грешной земле.
Ну, это будет немного вызывающе для пришельца, если парень сразу же выздоровеет полностью.
Да и маны лечение сожрет немеряно, лучше немного сэкономлю. Учитывая, что дорога до Храма займет от обжитых мест три дня, значит, не так просто до него добраться, как в Черноземье. За пару дней обернуться туда-обратно не получится, минимум семь дней с процедурами в Храме займет.
Ну, если идти без груза и целыми днями по уже знакомой дороге, тогда за пару дней можно до подножия гор добраться.
Вот поправить здоровье и вытащить с того света парня — это мне сейчас необходимо, чтобы заявить о себе, как владельце лечащей магии. Тем более, она льется на защитников поселения.
— Показывай остальных раненых, кузнец! — говорю я и вижу, что Крим уже пришел в себя.
Смотрит на свою голую грудь затуманенным взглядом, замечая потрясенные взгляды окруживших его лежащее на голой земле полуголое тело баб.
И потом переводит недоверчивый взгляд на меня, стоящего совсем рядом с ним.
Ну и ладно, кузнец теперь бежит впереди, раздвигая хлынувший на крики о чуде народ в стороны.
— Здеся у нас лазарет, — он как-то по своему называет место, где лежат раненые, — Ваша милость Ольг!
Добавляет он на всякий случай.
— Не милость я. Такой же, как и ты. Только, мне дано многое Богом нашим, — туманно говорю я, не зная даже, как зовут-величают местного громовержца и вершителя судеб.
Точно ли это тот самый Святой Сиал, про которого говорил кузнец — мне еще неведомо.
Ничего, буду напирать, что его посланник и значит сила моя — самая светлая и добрая. А кто в это не поверит — душа из того вон!
Раненых и точно, ровно десяток и дела у всех плохие. То есть, все уже одной ногой на том свете, раны от стрел глубокие, с воспалением и сепсисом, воинам остается только умереть в мучениях.
— Кто самый плохой? — спрашиваю я местную медсестру, дородную бабу с передником, перемазанным в крови.
Она еще не в курсе, что случилось с Кромом, хлопотала в это время над пациентами, поэтому с удивлением смотрит на кузнеца, ожидая от него разъяснения.
— Кто отходит, Малафья? Рот закрой, мухи залетят! Давай быстро! — получает в ответ от воспрявшего духом мужика.
— Так это, Ахельм. Двое вот-вот могут! Приман и Колькун, у них стрелы в живот вошли и почти с той стороны вышли!
— Показывай, — и вскоре я склоняюсь над умирающими.
Почерневшие лица, запавшие глаза и лихорадочное дыхание говорят о том, что лекарка не врет, осталось им по часу-два жизни из-за обширного загноения в брюшной полости.
Тут внешнюю рану затягивать нельзя, гной должен еще долго выходить, если мне удастся побороть заразу внутри.
Да и Крома я со зрителями поторопился затянувшимися концами раны порадовать, кто его знает, что у него там внутри осталось. Придется его полностью долечить, живой и здоровый помощник из воинов мне теперь очень будет нужен.
Он всяко здорово больше крестьян в жизни баронства разбирается, еще и мне расскажет про своего хозяина.
Трачу на пораженные места по три процента маны, потом обхожу остальных раненых, большинство из них так же без сознания. Тут отделываюсь парой процентов, чтобы остановить приближающуюся смерть в телах и дать возможность раненым прийти в себя.
— Все, им станет лучше, однако, ворочать никого пока нельзя. Вечером я еще раз всех полечу, тогда уже можно будет вставать. Сейчас устал очень, — я даже сделал вид, что пошатнулся от изнеможения сил, потраченных на лечение.
Цена такого чуда немалая, как и сила, потраченная мной на его свершение — это все зрители исцеления должны понимать.
— Что нужно, ваша милость? — кузнец не хочет отказываться от привычного ему именования непростого человека.
Да, я явно не простой обыватель по всем понятиям.
— Жратвы побольше! С мясом! И место для сна мне, чтобы никто не мешал отдохнуть, — мой корли на глазах становится лучше, — Поставь кого-нибудь охранять мой сон!
Вскоре я сижу на местной кухне, ем с маленького, постеленного на земле ковра из большой плошки какую-то кашу с мясом. В общем, все как всегда в этом средневековье, одно и тоже блюдо при выезде на пикники. Хорошо, что мяса много и оно очень вкусное, поэтому я съедаю пару очень больших мисок и растягиваюсь под одной из телег.
Пора отдохнуть и переварить солидный объем пищи, принятый мной, чтобы соответствовать своей легенде.
Засыпаю с удовольствием, сплю несколько часов, никто ко мне не лезет. Я слышу время от времени, как кузнец гоняет баб, чтобы утихомирили неугомонную малышню.
Детям такой выезд в лес и стоянка около страшного по рассказам взрослых болота — самое настоящее приключение. Все мои вещи поставлены рядышком, об этом тот же кузнец позаботился.
Открыв глаза, я наблюдаю стоящего в стороне Крома и понимаю, что его поставили искупать свою вину, охраняя отдых великого Лекаря. Который вернул его с того света у всех на глазах.
Вылезаю из-под телеги, делаю разминку и растираю лицо, помятое подложенным под него кулаком. Не скоро я доберусь до пуховых перин и подушек, ох, не скоро. Хотя, как знать?
Потом смотрю на парня, теперь у него в руке копье, однако, по его лицу видно, что его продолжает мучить сильная боль.
— Подойди сюда, — зову я его и вскоре он уже стоит напротив меня, боясь поднять глаза.
— Посмотри на меня. Не бойся, не укушу. Что чувствуешь?
Парень мнется, потом тихим голосом говорит, что боль в груди сначала успокоилась, а теперь становится все сильнее.
— Прямо всю грудь распирает.
Понятно, оставшаяся инфекция продолжает свое губительное воздействие.
Рядом появляется та же девчушка, похоже, присматривает за парнем постоянно.
— Понятно. Я тебе края раны затянул, а внутри не полностью вылечил. Силы берег на твоих друзей, сам должен понимать. Теперь поел и отдохнул, могу дальше тебя долечить. Встань здесь и положи копье, — командую я ему.
Парень нагибается, чтобы положить копье и ему становится совсем худо от этого.
— Не переживай, силы у меня хватит на полное исцеление, — и я прикладываю ему камень к груди.
Маны приходится потратить еще с пяток процентов, на него одного ушло восемь процентов в общей сложности. Значит, и у него дело тоже шло к фатальному концу, раз столько маны на него одного потратил. Из последних сил парень лагерь охранял, понимая, что ему не выжить. Чувство долга хорошо развито у служивого.
— Теперь здоров полностью. Назначь кого-то из парней в охрану и ложись сам. Тебе нужно усвоить мою силу до темноты лежа. Ночью будешь нести дежурство, присмотр вокруг нашего лагеря на тебе. Все, иди!
Команды мои уже выполняются как положено, парень сразу же исчезает под другой подводой с еще не верящим в свое спасение лицом. Девчушка бросается следом за ним, тоже лезет под телегу.
После этого я посетил наш лазарет и раздал еще по паре процентов маны каждому раненому. Даже немного подлечил продолжающего держаться за грудь Ахельма, на того ушел один процент. Получается, у него тоже не простой ушиб грудной клетки вышел, ребра сломаны оказались. Половину своего общего запаса маны потратил, не так и мало, только, спас три жизни сразу и еще восемь в перспективе. Раны у всех уже старые, загнившие, сложный очень вариант — убрать расползшуюся заразу внутри тела человеческого.
Если сразу свежие раны обрабатывать, можно и парой процентов обойтись, как мне кажется, направить на излечение без больших усилий.
После лечения уже долго расспрашивал кузнеца, что за беда загнала их в лес и почему столько раненых прячут именно здесь.
Как я уже узнал, тут проблема — нашествие степных ургов, как называют здесь этих существ.
— Много их в степи расплодилось, десятки тысяч составляют огромное войско. Теперь все в округе деревни разорены, многие тысячи жителей королевства увели в полон в свои степи. Города осадили сильными отрядами, замки баронские тоже, так что помощи ждать неоткуда. Барон наш, Мельхиор, чтобы божье благословение просияло над ним и его семьей, — заученно повторил кузнец, — Барон засел в замке с остатками своей дружины.
— А почему с остатками? — интересуюсь я.
— Попробовал было напасть на проходящий мимо отряд ургов, так они боя не приняли честного, только стрелами издалека засыпали и уходили от честной рубки.
— О, знакомая тактика, — вспоминаю я про себя.
Зачем нужно рубиться в лоб, когда можно издалека врага стрелами закидать?
А барон, значит, не удержался, выскочил в открытое поле и нахватал гостинцев от степняков.
Смелый и глупый поступок, теперь не с кем замок защищать.
— Было у Барона сорок воинов. Двадцать уже погибло, хорошо, что отряд ургов небольшой был, смогли его все же порубать здорово. Теперь один десяток воинов здесь пытается выжить, один с бароном в замке и еще он тридцать мужиков из села забрал для обороны своего замка. А мы тут с бабами и детьми прячемся в лесу, надеясь на божью помощь и милость. Урги привели несколько сотен воинов, теперь держат замок в осаде. Они всегда за своих мстят жестоко, всех пленников через пытки страшные проведут перед смертью.
Тоже знакомая история.
— Как думаешь, выстоит замок? — интересует меня.
Кузнец тяжко вздыхает и грустно смотрит на меня, не говоря ни слова.
Понятная ситуация для меня, не зря местный владетель забрал с собой в осаду всех мужиков. С десятком стражи замок оборонять вполне можно против своих соседей, однако, стрелы ургов быстро проредят защитников на стенах, если их там несколько сотен набралось.
Что я могу сделать — помочь барону с обороной?
Нет в этом особого для меня смысла, чтобы помогать местному хозяину земель, рек и огородов. Лучше, чтобы он доблестно и геройски погиб при обороне замка и освободил территорию под мою власть. Тогда я уже смогу беспрепятственно занять его место по свежезавоеванному статусу посланника с чудесами и такому же положению среди оставшихся в живых воинов.
Понемногу узнаю все, что знает кузнец про жизнь вокруг, про соседний материк, про то государство, которое расположено за горами и которое называют Святой Землей.
— Враги они наши, серьезные и сильные! Все фанатики веры своей и нас хотят заставить, чтобы приняли ее, а от своей отреклись! — с чувством говорит кузнец.
— А велико ли различие между вашими верами? — осторожно спрашиваю кузнеца.
— Невелико, только, они волю церковных иерархов ставят превыше власти короля, — объясняет мне Ахельм.
Еще два дня провожу с ранеными, а на третий день мы все покидаем лагерь, чтобы добраться до опушки леса.
Раненые все уже на ногах, так что у меня есть свой личный десяток охраны из настоящих воинов. Правда, оружия у них мало и защиты тоже почти никакой. Все, что на них и при них было уже сняли мужики, уходящие в замок и сложившие их на телеги перед отправкой в лесной тыл.
Урги точно в лес не полезут, не любят они воевать на чужой территории в окружении деревьев, где стрелу уверенно не пустишь.