– Начались неприятности, – сообщил Диего. Он пробегал мимо конюшни и заглянул в открытый загон. Шел тихий дождь.
– В чем дело? – спросила его мать, быстро обернулась через плечо и встала.
– Не знаю. Много людей.
– Где Фернан?
– Отправился им навстречу, взял с собой еще несколько человек. Я ему уже сказал. – Сообщив то, что считал необходимым, Диего повернулся, чтобы уйти.
– Постой! – крикнула ему вслед мать. – Где твой отец?
Лицо Диего помрачнело.
– Откуда мне знать? Наверное, направляется в Эстерен, если еще не там. Должно быть, они уже получили дань.
Его мать почувствовала себя глупо и поэтому впала в раздражение.
– Не надо говорить со мной таким тоном, Диего. Ты ведь иногда действительно знаешь.
– Когда знаю, я тебе говорю, – ответил он. – Мне надо бежать, мама. Я нужен Фернану. Он велел запереть ворота и вывести всех на стены.
Улыбнувшись быстрой, убийственной улыбкой, от которой мать стала почти беспомощной – улыбкой отца, – Диего убежал.
«Теперь мне отдают приказы собственные сыновья», – подумала Миранда Бельмонте д’Альведа. Еще одна перемена в жизни, еще одна примета течения времени. Это было странно; она не чувствовала себя такой уж старой. Миранда оглянулась на испуганного конюха, который помогал ей управляться с кобылой.
– Я закончу здесь. Ты слышал, что он сказал. Передай Дарио, чтобы вывел всех на стену. И женщин тоже. Возьмите все оружие, какое сможете найти. Разожгите огонь на кухне: если нас будут атаковать, нам понадобится кипящая вода. – Старый конюх тревожно закивал и ушел, двигаясь настолько быстро, насколько позволяла больная нога.
Миранда провела тыльной стороной испачканной ладони по лбу, оставив на нем полоску грязи. Она снова повернулась к рожающей кобыле в стойле и что-то ей зашептала. Рождение жеребенка на ранчо Вальедо было событием, которым нельзя пренебречь. Это было краеугольным камнем их состояния и их жизни, и даже всего их общества. Их недаром называли всадниками Джада. Через мгновение женщина, которая слыла первой красавицей Вальедо, снова стояла на коленях на соломе, положив ладони на живот кобылы, и помогала появиться на свет очередному жеребцу породы Бельмонте.
Однако она была рассеянна и встревожена. И неудивительно. Диего редко ошибался в своих прогнозах и почти никогда не ошибался, если его предсказания касались грозящей дому беды. С течением лет они в этом убедились.
Когда он был еще маленьким ребенком и начались эти предвидения, даже ему самому было сложно отличить их от ночных кошмаров или детских страхов.
Однажды он проснулся с криком среди ночи: он кричал, что его отцу грозит ужасная опасность, что его подстерегает засада. Родриго в тот год сражался в Руэнде, на этой злосчастной войне между братьями, и никто на ранчо той долгой ночью так и не уснул. Они смотрели на дрожащего мальчика с пустыми глазами и ждали, какие еще видения его посетят. Перед самым рассветом лицо Диего прояснилось.
– Я ошибся, – сказал он, глядя на мать. – Они еще не дерутся. С ним все в порядке. Наверное, это был сон. Извини. – И тут же крепко уснул.
Такие случаи больше не повторялись. Когда Диего сообщал об увиденном, они принимали его слова за абсолютную истину. Годы жизни вместе с мальчиком, к которому прикоснулся бог, прогонят любой скептицизм. Они не имели понятия, как появлялись его видения, и никогда не говорили о них вне семьи или за пределами ранчо. Ни родители, ни брат не испытывали ничего похожего. Что это было? Дар или бремя? Миранда по сей день так и не решила.
О таких людях ходили легенды. Иберо, семейный священник, отправлявший службы в новой часовне, которую Родриго построил еще до того, как обновил и расширил дом на ранчо, слышал о них. «Идущие сквозь время» – так он называл обладающих подобным даром. Он говорил, что Диего благословлен Джадом, но родители мальчика знали, что в другое время и в других местах таких ясновидцев сжигали или распинали живыми на крестах, как колдунов.
Миранда пыталась сосредоточиться на кобыле, но некоторое время ее слова утешения состояли из красочных, многократно повторяемых проклятий в адрес отсутствующего мужа. Она понятия не имела, что он натворил на этот раз, чем навлек беду на ранчо, да еще в то время, когда его отряд стоит в Эстерене, а лучшие солдаты отправились с ним на юг, в Аль-Рассан.
«Мальчики способны справиться с неприятностями», – весело писал он в последнем письме, после пересказа своего прощального разговора с графом де Радой. Ни слова о том, чтобы послать ей солдат в качестве подкрепления. Конечно, нет. Миранда, которую в первые годы после свадьбы учил Иберо, гордилась тем, что умеет читать без посторонней помощи. Еще она умела ругаться, как солдат. И ругалась, читая письмо, к смущению гонца. Она ругалась и сейчас, но более сдержанно, чтобы не потревожить кобылу.
Ее мальчики все еще были мальчиками, а их жизнерадостный, беззаботный отец и его люди находились далеко.
По милости Джада вскоре родился здоровый жеребенок. Миранда подождала, чтобы посмотреть, примет ли его кобыла, а затем вышла из стойла, схватила старое копье, прислоненное в углу конюшни, и поспешно шагнула под дождь, чтобы присоединиться к женщинам и полудюжине работников ранчо на стенах, за деревянной баррикадой.
Как выяснилось, там были только женщины, священник Иберо и старый хромой конюх Ребеньо. Фернан уже увел работников ранчо с собой за ограду. Чтобы устроить засаду, как неуверенно объяснила одна из служанок. Миранда, поскольку поблизости не было драгоценных лошадей, позволила себе разразиться потоком совершенно разнузданной ругани. Потом снова вытерла лоб и поднялась по мокрым ступенькам к верхней дорожке вдоль западной стены, чтобы наблюдать и ждать. Кто-то дал ей шляпу, чтобы дождь не заливал глаза.
Через некоторое время она решила, что копье сейчас не самое подходящее оружие, и сменила его на лук и полный колчан стрел, которые нашлись в одном из шести укрытий для сторожей, расположенных вдоль стены. В этих укрытиях никого не было. Все солдаты находились в Эстерене или с Родриго.
«Мальчики справятся с неприятностями», – написал он. Весело.
Она представила себе, как именно в этот момент ее муж возвращается домой, выезжает из-за деревьев на широкое, покрытое травой пространство перед стенами. Представила себе, как стреляет в него, когда он подъезжает ближе.
Местность вокруг ранчо Бельмонте была ровной и открытой во всех направлениях, кроме западного и юго-западного, где отец Родриго, а до него дед оставили нетронутыми дубы и кедры. Родриго тоже не тронул деревья, правда, по другой причине.
Этот лес и озеро посреди него считались священными, но юный Фернан Бельмонте узнал от отца много лет назад, когда впервые научился скакать на настоящем коне, что этот лес полезен и для обороны.
– Подумай, – вспомнил он отцовские слова. – Если бы ты захотел напасть на наше ранчо незамеченным, с какой стороны ты бы к нему приближался?
Фернан оглядел простирающиеся во все стороны открытые луга.
– Чтобы подобраться близко, надо пройти через лес, – сказал он. Это был очевидный ответ.
– Значит, мы можем быть почти уверены, что любое нападение произойдет отсюда, потому что в противном случае, если наши дозорные не спят, мы сможем вовремя заметить приближение любого человека, не так ли?
– Или если Диего что-нибудь увидит, – прибавил Фернан. – Даже если они придут через лес.
– Это правда, – коротко подтвердил отец, хотя и без особой радости.
В те давние дни его отец и мать все еще старались примириться с тем, что умеет видеть и делать Диего. У Фернана таких проблем не было, но он, конечно, знал Диего лучше всех.
Прошло несколько лет, и вот они лежат под теплым утренним дождем – он, двое друзей и шесть работников ранчо – в канавах по обеим сторонам от естественного выхода из леса. Сами канавы, конечно, естественными не были. Солдаты Родриго выкопали их на поросшей травой равнине, чтобы создать место, где можно лежать и незаметно наблюдать за всеми, кто появится из рощи.
Фернан разместил еще четверых парней с луками на полпути между строениями ранчо и южными пастбищами, где этим утром находились кобылы с жеребятами. С ними было двое гонцов, чтобы прислать сообщение, если кто-то появится с юга. Последний всадник в одиночестве расположился к востоку от ранчо, на всякий случай.
Диего, только что прискакавший во весь опор, задыхаясь, сообщил, что передал распоряжения матери, которая будет находиться на стене вместе с другими женщинами. Она знает, что делать. Они готовы, насколько это в их силах. Фернан поднял воротник и спрятал лицо от дождя под широкими полями шляпы. И стал ждать.
Существовало две возможности. Если кто-то приближается к ранчо Бельмонте с дурными намерениями, их целью может быть само ранчо и люди за стенами, или, что более вероятно, они явились сюда за лошадьми. «Или за тем и за другим», – поправил себя Фернан. Но это означало бы наличие большого числа людей, и в этом случае им действительно могли грозить неприятности. Но он так не думал. И не слишком волновался. Ему было тринадцать лет.
– Я их поймал, – тихо произнес его брат. – Они только что въехали под деревья. Я знаю, кто это.
– Де Рада? – хладнокровно спросил Фернан. – Младший?
Диего кивнул. Они оба прочли последнее письмо отца. Фернан выругался.
– Это значит, мы не можем его убить.
– Не понимаю, почему, – безразличным голосом заметил Диего.
– Кровожадный ребенок, – ухмыльнулся Фернан. Совершенно такая же ухмылка на таком же лице появилась в ответ сквозь тихо падающий дождь. Фернан был на пятнадцать минут старше. Он любил напоминать Диего об этом. Только Диего было трудно дразнить. Его почти ничем нельзя было пронять.
– Человек двадцать, – сказал он. – Они сейчас на лесной тропе.
– Конечно, – ответил Фернан. – Для этого тропа и существует.
Гарсия де Рада где-то потерял шляпу, а во время перехода на север один его сапог лопнул у каблука. Из-за этого он промок с головы до ног, пока ехал сквозь рощу к западу от ранчо Бельмонте. Заросшая тропа вилась между деревьями; достаточно широкая, чтобы прошли кони.
Несмотря на неудобства, он был в восторге, его охватила пронзительная, неудержимая радость, которая затмила тяготы долгого пути. Его покойный, не оплаканный никем родственник Паразор был свиньей и шутом и слишком часто торопился высказать свое мнение по разным вопросам. Это мнение сплошь и рядом не совпадало с мнением Гарсии. Тем не менее, возвращаясь на север из Аль-Рассана, Гарсия испытывал благодарность к своему погибшему родичу. Смерть Паразора от руки вшивого крестьянского мальчишки-ашарита в деревне возле Фезаны стала тем событием, которое отдаст Миранду Бельмонте д’Альведа в руки Гарсии. И не только в его руки.
Безрассудно приказав крестьянскому мальчишке казнить одного из членов знатной семьи де Рада, вопреки всем кодексам поведения благородных людей в трех джадитских королевствах Эспераньи, Родриго Бельмонте подставил себя и свою семью. Такое оскорбление можно было смыть только кровью.
Король не сможет и не захочет ничего сделать – Гарсия был в этом уверен, – если представители семьи де Рада осуществят справедливую месть за содеянное Родриго. Меру этого справедливого мщения было легко подсчитать: лошади взамен их собственных отобранных лошадей и одна женщина, взятая другим способом, в отместку за казнь одного из де Рада после того, как тот пообещал выкуп. Это было совершенно справедливо. Собственно говоря, в истории Эспераньи случались расплаты и пострашнее.
Гарсия обдумал свои действия еще когда шел, спотыкаясь в темноте, на север после набега на Орвилью. Кровь сочилась из его рассеченной щеки, и он заставлял себя шагать, рисуя в воображении обнаженное тело Миранды Бельмонте, извивающееся под ним, пока ее детей принуждают смотреть на поругание матери. Гарсия живо представлял себе подобные сцены.
Двадцать четыре его солдата уцелели после Орвильи, они были вооружены дюжиной ножей и другим мелким оружием. В конце следующего дня они захватили в другой деревне шесть мулов и еще клячу с кривой спиной у крестьянина, который имел неосторожность поселиться в отдалении от остальных. Гарсия взял себе лошадь, какой бы жалкой она ни была. Он оставил крестьянина-ашарита, его жену и дочь спутникам. Его мысли были уже далеко на севере и на востоке, за границей Вальедо, на землях между истоком реки Дюрик и подножием гор Халоньи.
Там простирались богатые, обширные луга, по которым столетиями носились стада диких коней Эспераньи, пока не пришли первые владельцы ранчо и не начали их укрощать, разводить и приучать к седлу. Среди таких владельцев ранчо самыми горделивыми, хотя и далеко не самыми богатыми, были Бельмонте. Гарсия точно знал, куда он направляется. Он также узнал от своего брата, что войска Капитана этим летом расквартированы в Эсперанье, далеко от ранчо.
Бельмонте мог не слишком опасаться, оставляя свой дом без охраны. Ашариты не совершали набегов на север вот уже двадцать пять лет, со времен последнего недолгого расцвета Халифата. Армия короля Бермудо из Халоньи была отброшена за горы вальедцами три года назад и до сих пор зализывала раны. И никаким разбойникам, сколь бы отчаянными и безрассудными они ни были, не могло прийти в голову вызвать гнев прославленного Капитана Вальедо.
Ранчо абсолютно ничего не угрожало за его деревянным частоколом, пусть даже его охраняли мальчишки, у которых еще не сломался голос, и горстка рабочих, которых сочли слишком старыми или немощными для службы в боевом отряде. С другой стороны, Родриго Бельмонте не следовало приказывать убить родственника де Рады. Ему не следовало бить хлыстом брата министра. Такие вещи меняют положение дел.
Когда Гарсия и его люди наконец добрались до Лобара, первой из крепостей на землях тагры, он потребовал и получил коней и оружие, хотя их дали оскорбительно неохотно. Потеющий командир гарнизона нашел какой-то нелепый предлог: дескать, он сам остается без достаточного количества оружия и лошадей для выполнения своих обязанностей и для собственной безопасности, но Гарсия не стал его слушать. Министр Вальедо, беззаботно пообещал он, пришлет мечи и лучших коней, чем те жалкие животные, которых им дали. У него не было настроения спорить с солдатом из пограничной крепости.
– На это может уйти много времени, – упрямо пробормотал командир. – До Эстерена так далеко.
– Действительно может, – холодно ответил Гарсия. – И что с того?
Командир прикусил губу и больше не возражал. Что он мог сказать? Он имел дело с де Радой, братом министра королевства.
Гарнизонный лекарь, уродливый мужлан с хриплым голосом и отвратительным нарывом на шее, осмотрел рану де Рады и тихо присвистнул.
– Хлыст? – спросил он. – Вам повезло, господин мой, или кто-то очень искусный хотел лишь оставить вам отметину. Рана чистая и далеко от глаза. Кто это сделал? – Гарсия лишь злобно посмотрел на него и ничего не ответил. Нет смысла разговаривать с некоторыми людьми.
Этот человек дал ему мазь с гадким запахом, которая жалила, будто оса, но через несколько дней опухоль на лице Гарсии действительно спала. Именно тогда, когда Гарсия в первый раз посмотрел на себя в зеркало, он решил, что достойная месть требует смерти детей Бельмонте. После того как их заставят полюбоваться на его забавы с их матерью.
Сладкое предвкушение возмездия погнало его из крепости в тагре дальше, после одного лишь дня отдыха. Он послал четырех человек на север, в Эстерен, чтобы доложить обо всем брату и подать официальную жалобу королю. Это было важно. Если он хотел получить официальную санкцию на то, что задумал сделать, ему следовало подать жалобу на Родриго. Гарсия собирался обставить все как надо.
Через два дня после того как четыре гонца отделились от основной группы, он вспомнил, что забыл распорядиться, чтобы они послали оружие и коней гарнизону в Лобаре. Он даже подумал, не отправить ли еще двоих людей на север, но вспомнил дерзость командира крепости и решил не суетиться. Он успеет отдать такое распоряжение, когда сам вернется в Эстерен. Этим избалованным солдатам будет полезно на время столкнуться с нехваткой оружия и коней. Возможно, у кого-нибудь из них тоже порвется сапог.
Прошло десять дней. В лесу на землях ранчо Бельмонте шел дождь. Чулок Гарсии промок насквозь из-за трещины в сапоге, так же как его волосы и колючая щетина на подбородке. Он начал отращивать бороду после Орвильи. Он уже успел понять, что вынужден будет носить ее всю оставшуюся жизнь, если не хочет выглядеть заклейменным вором. Бельмонте намеренно сделал это, Гарсия был в этом уверен.
Насколько он помнил, Миранда Бельмонте была очень красива; все женщины д’Альведа красивы. Родриго, этот пошлый наемник, женился гораздо удачнее, чем заслуживал. Гарсия собирался поступить с ним именно так, как он заслужил.
Предвкушение заставило сердце Гарсии забиться быстрее. Теперь уже скоро. Это ранчо охраняют мальчишки и конюхи. Родриго Бельмонте – всего лишь выскочка-солдат, которого поставили на должное место после восшествия на престол короля Рамиро. Он уже потерял пост министра, уступив его брату Гарсии. Это только начало. Теперь он узнает цену вражды с де Рада. Он узнает, что бывает, когда оставляешь клеймо на лице Гарсии де Рады, словно это обычный разбойник. Гарсия потрогал щеку. Он продолжал наносить мазь, как ему было велено. Пахла она ужасно, но опухоль спала, и рана была чистой.
Во всем лесу деревья росли очень близко друг к другу, но до странности ровная тропа легко петляла между ними и местами была настолько широкой, что три всадника могли ехать в ряд. Они миновали озерцо справа. День был серым, дождь мягко сыпал сквозь листья, капли создавали рябь на спокойной поверхности воды. Неизвестно почему говорили, что это священное место. Некоторые из его людей, проезжая мимо, сделали священный знак солнечного диска.
Когда первый конь упал и остался лежать на земле со сломанной ногой, страшно крича, это выглядело несчастным случаем. После еще двух подобных инцидентов, во время одного из которых всадник вывихнул плечо, они уже не были так в этом уверены.
Тропа поворачивала к северу, сквозь промокшие, капающие деревья, а потом, еще дальше, снова сворачивала на восток. Гарсии показалось, что в бледно-серой дали виднеется опушка леса.
Он почувствовал, что падает, не покидая седла.
Он успел метнуть изумленный взгляд вверх и увидеть животы двух лошадей, секунду назад шагавших по обе стороны от него. Потом его конь рухнул на дно ямы, скрытой в центре тропы, и Гарсия де Рада заметался, пытаясь увернуться от бьющих копыт изувеченного, перепуганного животного. Один из солдат, быстрее других соображавший, упал на землю, перегнулся через край ямы и протянул руку. Гарсия схватился за нее и вылез на тропу.
Они несколько мгновений смотрели вниз на бьющего копытами коня, потом лучник выпустил две стрелы, и копыта замерли.
– Это не естественная тропа, – сказал лучник через секунду.
– Какой ты умный, – ответил Гарсия. Он прошел мимо солдата, увязая сапогами в грязи.
Еще две лошади стали жертвами проволоки-ловушки, а один сброшенный ими всадник раскроил себе череп. Третий жеребец провалился в яму, прежде чем солдаты достигли восточного конца леса. Тем не менее они его достигли, а во время рейдов такого сорта следует ожидать некоторого количества жертв.
Перед ними лежал открытый луг. Посередине они видели деревянную стену, которая окружала постройки ранчо. Она была высокой, но недостаточно высокой, как заметил Гарсия. Хороший наездник, стоя на спине коня, мог перепрыгнуть через нее. То же мог сделать и пеший солдат, если его подсадит второй. Только подходящий гарнизон мог бы оборонять ранчо от атаки умелых людей. Когда они остановились на опушке, дождь прекратился. Гарсия улыбнулся, наслаждаясь этим мгновением.
– Как насчет того, чтобы принять это за знамение божье? – спросил он, ни к кому не обращаясь.
Он в упор посмотрел на всадника, стоявшего рядом с ним. Через несколько секунд тот понял его взгляд и спешился. Гарсия вскочил на коня.
– Скачем прямо к ранчо, – приказал он. – Кто первым преодолеет стену, получит право выбирать женщин, а уж потом заберем их лошадей. Они должны нам нечто большее, чем конина.
А затем, подобно своим грозным героическим предкам, Гарсия де Рада выхватил взятый взаймы меч, высоко поднял его над головой, пришпорил коня из Лобара и пустил его в галоп. За его спиной раздался боевой клич, и его люди вырвались из леса в серый послеполуденный сумрак.
Шестеро умерли от первого залпа стрел, а четверо от второго. До самого Гарсии стрелы не долетели, но к тому времени, когда он проскакал полпути до стены ранчо, с ним осталось лишь пять всадников, и пятеро пеших отчаянно бежали по мокрому открытому лугу.
Такое отрезвляющее развитие событий заставило его задуматься, стоит ли так безрассудно мчаться галопом по направлению к стенам ранчо, далеко обогнав остальных. Гарсия придержал коня, а затем, увидев, как в грудь одного из бегущих людей вонзилась стрела, натянул поводья и остановился, слишком ошеломленный, чтобы вслух выразить ярость, бушующую в его душе.
Теперь справа от него появились шесть всадников. Они скакали быстро. Он снова оглянулся и увидел, как еще несколько человек поднялись, словно призраки, из двух углублений, которых он не заметил на плоской равнине. Эти люди, вооруженные луками и мечами, не спеша зашагали к нему. На стене ранчо он увидел еще около дюжины людей, также вооруженных.
Самое время было вложить меч в ножны. Четверо оставшихся в живых всадников поспешно проделали то же самое. Уцелевшие пешие подбежали, спотыкаясь; один держался за раненое плечо.
Лучники из окопов окружили их, и тут подъехали шестеро всадников. Гарсия с отвращением понял, что почти все они просто мальчишки. Это вызвало у него проблеск надежды.
– Слезай с коня, – приказал хорошо сложенный темноволосый мальчик.
– Только после того как ты мне ответишь, почему вы только что убили гостей без всякого повода, – постарался выиграть время Гарсия. В его голосе звучал суровый укор. – Что это за манеры?
Мальчик, к которому он обращался, замигал, словно от удивления. Потом коротко кивнул. Три лучника убили коня под Гарсией. Выдернув ноги из стремян, де Рада спрыгнул как раз вовремя, чтобы не быть придавленным падающим животным. Он упал на одно колено в мокрую траву.
– Мне не нравится, когда приходится убивать лошадей, – хладнокровно произнес мальчик. – Но я не припомню, когда в последний раз гости приезжали к нам без предупреждения, скача во весь опор с обнаженными мечами. – Он помолчал, потом скупо улыбнулся. Улыбка была странно знакомой. – Что это за манеры?
Гарсия де Рада ничего не мог придумать в ответ. Он оглянулся. Над ними одержали верх дети и конюхи, причем без всякого боя.
Мальчик, который явно был вожаком, взглянул на всадников Гарсии. С неподобающей поспешностью они побросали свое оружие и спрыгнули с коней.
– Пошли, – сказал второй мальчик.
Гарсия взглянул на него, потом быстро перевел взгляд на первого. Такое же лицо, в точности. И теперь он понял, где видел эту улыбку раньше.
– Вы сыновья Бельмонте? – спросил он, пытаясь справиться с голосом.
– Я бы на твоем месте не задавал вопросов, – сказал второй мальчик. – Я бы потратил время на подготовку ответов. Моя мать захочет поговорить с тобой.
Конечно, это и был ответ на его вопрос, но Гарсия решил, что неразумно указывать им на это. Кто-то мечом показал путь вперед, и Гарсия зашагал к ранчо. Подойдя ближе, он понял, что люди на стене, держащие луки и копья, были женщинами. Одна из них, одетая в мужской камзол и штаны, с грязными пятнами на щеках и на лбу, прошла по стене и остановилась над ними, глядя вниз. Под ее кожаной шляпой скрывались длинные каштановые волосы. Она держала натянутый лук со стрелой.
– Фернан, скажи мне, пожалуйста, кто этот жалкий тип. – Ее голос резко прозвучал в серой тишине.
– Да, мама. Я полагаю, что это сэр Гарсия де Рада. Брат министра. – Это произнес первый мальчик, вожак.
– Неужели? – холодно переспросила женщина. – Если он действительно человек знатный, я соглашусь с ним поговорить. – И она посмотрела прямо на Гарсию.
Это была та женщина, которую он представлял себе обнаженной, распростертой на земле под ним, с тех самых пор как его отряд покинул Орвилью. Он стоял в мокрой траве, смотрел на нее снизу вверх, и вода просачивалась в его порванный сапог. Он сглотнул. Женщина действительно была очень красива, даже в мужской одежде, испачканной грязью. Но сейчас это волновало его меньше всего.
– Сэр Гарсия, объясните свое поведение, – приказала она ему. – В нескольких словах и как можно точнее.
Ее самомнение раздражало, язвило, как свежая рана. Гарсия де Рада, однако, всегда быстро соображал, и еще он не был трусом. Ситуация сложилась плохая, но не хуже, чем в Орвилье, и теперь он находится в Вальедо, среди цивилизованных людей.
– Я обижен на вашего мужа, – ровным голосом ответил он. – В Аль-Рассане он отнял коней, принадлежащих моим людям и мне. Мы приехали, чтобы поквитаться.
– Что вы делали в Аль-Рассане? – спросила она. Этого он не ожидал.
Он прочистил горло.
– Совершал набег. На неверных.
– Если вы встретили Родриго, значит, вы были возле Фезаны.
Откуда женщине знать подобные вещи?
– Где-то неподалеку, – согласился Гарсия. Он несколько забеспокоился.
– В таком случае Родриго действовал в качестве королевского офицера, отвечающего за безопасность этой территории в обмен на уплату дани. На каком основании вы собирались украсть наших лошадей?
На мгновение Гарсия потерял дар речи.
– Далее, если вас взяли в плен и отпустили пешими, значит, вы пообещали ему выкуп, который будет определен герольдами при дворе. Не так ли?
Он бы с удовольствием отрицал это, но смог лишь кивнуть.
– Значит, вы нарушили данную вами клятву, явившись сюда? – Голос женщины звучал ровно, взгляд был безжалостен.
Это становилось смешным. Гарсия потерял терпение.
– Твой муж приказал убить моего родственника уже после того, как мы сдались и пообещали выкуп!
– Вот как. Значит, дело не только в конях и оружии. – Женщина на стене мрачно усмехнулась. – Разве это не право короля – решать, превысил ли его офицер свои полномочия, сэр Гарсия? – Ее официальный тон в этих обстоятельствах звучал как насмешка. С ним никогда в жизни так не разговаривала ни одна женщина.
– Человек, который убил одного из де Рада, должен за это ответить, – проговорил он самым ледяным тоном, злобно глядя на нее снизу вверх.
– Понимаю, – невозмутимо произнесла женщина. – Значит, вы явились сюда, чтобы заставить его за это ответить. Каким образом?
Он заколебался.
– Лошади, – наконец ответил он.
– Только лошади? – И внезапно он понял, куда ведет этот допрос. – Тогда почему вы ехали к этим стенам, сэр Гарсия? Лошади пасутся к югу от нас, их легко увидеть.
– Мне надоело отвечать на вопросы, – сказал Гарсия де Рада со всем достоинством, на которое был способен. – Я уже сдался и мои люди тоже. Я согласен, чтобы королевские герольды в Эстерене определили справедливую сумму выкупа.
– Вы уже договорились об этом в Аль-Рассане с Родриго, и все же вы здесь, с обнаженными мечами и дурными намерениями. К сожалению, я не могу поверить вашему слову. И, надоело вам или нет, вы ответите на мой вопрос. Зачем вы направлялись к этим стенам, молодой человек?
Это было намеренное оскорбление. Униженный, кипящий от ярости, Гарсия де Рада посмотрел снизу вверх на женщину на стене и ответил:
– Твой муж должен узнать, что за некоторые поступки надо платить определенную цену.
Среди мальчиков и работников ранчо раздался ропот. Потом воцарилось молчание. Женщина лишь кивнула, словно именно это она и ожидала услышать.
– И получить эту плату должны были вы? – спокойно спросила она.
Гарсия ничего не ответил.
– Могу ли я высказать дальнейшее предположение? Эту цену должны были заплатить я и мои сыновья?
У стены воцарилась тишина. Над их головами облака начали рассеиваться, поднялся ветер.
– Его необходимо было проучить, – мрачно сказал Гарсия де Рада.
И тогда она пустила в него стрелу. Плавно подняла мужской лук, одним движением, очень грациозно натянула и отпустила тетиву. Стрела вонзилась ему в горло.
– Его необходимо было проучить, – задумчиво произнесла Миранда Бельмонте д’Альведа, глядя вниз со стены на убитого ею человека.
– Остальные могут уйти, – прибавила она через несколько мгновений. – Шагайте. Вам не причинят вреда. Можете доложить в Эстерене, что я казнила клятвопреступника и обыкновенного разбойника, который угрожал женщине Вальедо и ее детям. Я отвечу непосредственно перед королем, если он пожелает. Скажите это в Эстерене. Диего, Фернан, соберите их коней и оружие. Некоторые кони на вид вполне сносны.
– Я не думаю, что отец пожелал бы, чтобы ты убила этого человека, – неуверенно рискнул высказаться Фернан.
– Молчи. Когда мне понадобится мнение моих детей, я его спрошу, – ледяным тоном ответила мать. – А твой отец пусть считает, что ему повезло, если я не выпущу такую же стрелу в него, когда он рискнет вернуться. Теперь делайте то, что я вам сказала.
– Да, мама, – в один голос ответили двое ее сыновей. Когда мальчики и работники ранчо поспешили выполнить ее указания, а уцелевшие спутники Гарсии де Рады, спотыкаясь, зашагали на запад, послеполуденное солнце прорвалось сквозь облака, и зеленая трава, мокрая от дождя, засверкала под его лучами.
Эстерен попал в катастрофическое положение из-за каменотесов, плотников, каменщиков и чернорабочих. Улицы стали почти непроходимыми, а для лошадей особенно. По дворцу и площади перед ним разносилось эхо стука молотков, визга пил и резцов, громких проклятий и раздраженных окриков. Сложные, опасные на вид приспособления раскачивались над головами или перемещались взад и вперед. Говорили, что уже пять рабочих погибли этим летом. И даже не слишком наблюдательные люди заметили, что по крайней мере половина распорядителей работ – это ашариты, за большие деньги выписанные на север из Аль-Рассана для этого предприятия.
Король Рамиро расширял свою столицу и свой дворец.
Было время, и, по правде сказать, не очень давно, когда недолговечные короли Эспераньи – единой страны или раздробленной, как сейчас, – правили, что называется, из седла. Города были всего лишь поселками; дворцы можно было назвать дворцами только в насмешку. Кони, мулы и тяжелые телеги на лучше всего сохранившихся древних дорогах служили неотъемлемыми атрибутами монархии, так как королевский двор перемещался из города в город, из замка в замок круглый год. Во-первых, королям постоянно приходилось гасить вспышки мятежей или поспешно отражать хищнические набеги Аль-Рассана. Во-вторых, скудные ресурсы нищих королевств джадитов в славные годы Халифата Силвенеса не позволяли монархам прокормить себя и свою свиту в столицах, и им приходилось возлагать бремя своего присутствия на разные города.
За двадцать лет многое изменилось. Было очевидно, что многое продолжает меняться здесь, в Вальедо, самом богатом и плодородном из трех королевств, выкроенных из Эспераньи Санчо Толстым для своих сыновей. Нынешняя строительная лихорадка в королевском городе была лишь частью перемен, питаемых получаемой данью и, что не менее важно, отсутствием набегов с юга. Казалось, король Рамиро пытается внедрить совершенно новый взгляд на монархию. Прежде всего в этот последний год он дал понять, что ожидает от всех крупных вельмож и священнослужителей появления в Эстерене дважды в год на ассизах – судебных разбирательствах, где должны определяться политика и приниматься законы. По мере роста городских стен стало ясно, что Эстерен будет не просто наиболее часто используемой резиденцией королевского двора.
И эти ассизы – иностранное слово, очевидно, валесское – всех страшно раздражали. Без постоянной армии Рамиро вряд ли смог бы заставить вельмож из поместий являться на них. Но армия существовала, хорошо оплаченная и хорошо обученная, и в это лето почти все важные фигуры Вальедо предпочли проявить благоразумие и прибыть в Эстерен.
Помимо всего прочего, людей могло подвигнуть на путешествие любопытство. В той же мере, как обещание вина и еды при дворе и продажных женщин в становящемся все более цивилизованным Эстерене. Приходилось платить за это свою цену – терпеть шум, пыль и символическую публичную покорность воле Рамиро. Учитывая бурное и, как правило, краткое правление королей Эспераньи, имелись основания полагать, что амбиции самого непростого из сыновей Санчо не будут слишком долго тревожить этот мир.
В то же время все соглашались, что он устраивает очень неплохие развлечения. В этот день Рамиро и его двор, а также приехавшие из сельской местности вельможи охотились в королевском лесу к юго-западу от Эстерена, неподалеку от Варгасских гор. Завтра они все должны были присутствовать на ассизах в суде Рамиро. А сегодня скакали по летним полям и лесам, убивая ради развлечения оленей и кабанов.
Можно утверждать, что знать Эспераньи ни от чего, за исключением настоящей войны, не получала такого удовольствия, как от доброй охоты в погожий денек. Нельзя также не заметить, что король, несмотря на все его новомодные, вызывающие беспокойство идеи, был одним из лучших наездников в этой блестящей компании.
«В конце концов, он сын Санчо, – шептали друг другу люди, стоя под утренним солнцем. – Это очевидно, не так ли?»
Когда король Рамиро спрыгнул с коня и первым вонзил копье в самого крупного за сегодня кабана, едва тот выскочил из кустов, куда его загнали, даже самые независимо настроенные и недовольные сельские вельможи одобрительно застучали мечами и копьями.
Покончив с вепрем, король Вальедо поднял взгляд и оглядел всех собравшихся. И улыбнулся, забрызганный кровью.
– Раз уж мы все здесь собрались, – сказал он, – есть одно небольшое дело, которое мы можем рассмотреть сейчас, а не завтра в суде.
Его придворные и сельские лорды замолчали, искоса поглядывая друг на друга. Как это похоже на Рамиро – идти вот таким окольным путем. Он даже не может оставить охоту просто охотой. Оглядываясь вокруг, некоторые с опозданием поняли, что эта поляна тщательно выбрана, что это не первое попавшееся место, где настигли дикого зверя. Здесь могли разместиться все, и даже имелось упавшее дерево, к которому теперь шагал король, снимая испачканные кровью кожаные перчатки. Он небрежно присел на него, будто это был трон. Загонщики начали оттаскивать кабана в сторону, оставляя размазанный кровавый след на примятой траве.
– Прошу подойти ко мне графа Гонзалеса де Раду и сэра Родриго Бельмонте. – Произнося эти слова, король Рамиро прибег к официальному языку верховного суда, а не к языку охоты в поле, и этим изменил настроение и атмосферу утра.
Оба названных спешились. Никто из них ни малейшей переменой в лице не выдал, предвидел ли он подобное развитие событий или для него оно стало такой же неожиданностью, как для остальных.
– У нас есть все необходимые свидетели, – тихим голосом продолжал король, – и мне очень неприятно подвергать таких людей, как вы, судебному разбирательству во дворце. Мне показалось удобным разобраться с этим делом здесь. Есть возражения? Если да, я готов их выслушать.
Пока он говорил, два судебных чиновника подошли к стволу дерева, на котором сидел король. Они принесли сумки, достали из них пергаменты и свитки и разложили их возле Рамиро.
– Никаких возражений, мой повелитель, – сказал граф Гонзалес де Рада. Его плавный, красивый голос заполнил поляну. По ней двигались слуги, разливая вино из фляг в кубки, сделанные, по-видимому, из настоящего серебра. Охотники снова переглянулись. Что бы там о нем ни говорили, Рамиро проявлял щедрость, подобающую венценосному хозяину. Некоторые спешились и отдали поводья грумам. Другие предпочли остаться в седле и пить свое вино прямо на конях.
– Я не могу не согласиться с предложением короля, после того как столько королевских слуг провели такую огромную подготовку, – сказал Родриго Бельмонте. В его голосе звучала насмешка, но это случалось часто, поэтому ничего не значило.
– Обвинения весьма тяжкие, – сказал король Вальедо, не обращая внимания на тон Родриго.
Теперь на лице Рамиро, высокого, широкоплечего, преждевременно поседевшего, появилось выражение, подобающее монарху перед лицом смертельной вражды между двумя самыми значительными людьми его королевства. Веселое, бесшабашное настроение утра исчезло. Собравшаяся аристократия, постепенно примирившаяся с происходящим, была заинтригована. Такой, возможно грозящий кому-то гибелью конфликт был лучшим в мире развлечением.
На открытом пространстве перед поваленным деревом, где сидел король, стояли рядом Бельмонте и де Рада. Бывший министр королевства и его преемник после воцарения Рамиро. Оба они держались на почтительном расстоянии друг от друга. Никто из них не снизошел до того, чтобы взглянуть на противника. Учитывая то, что было известно о событиях в начале этого лета, вероятность кровопролития была велика, какие бы усилия ни приложил король, чтобы его избежать.
Большинство присутствующих, особенно те, кто явился из сельской местности, надеялись, что королю Рамиро не удастся его попытка уладить все мирным путем. Вот если решить спор поединком, тогда это собрание запомнится надолго. «Возможно, – с надеждой думали некоторые, – именно поэтому разбирательство и устроено вне городских стен».
– Едва ли нужно говорить, что сэр Родриго отвечает по закону за действия своих жены и детей, поскольку они не имеют правового статуса и правоспособности, – торжественно произнес король. – В то же время из клятвенного заявления сэра Родриго ясно, что министр был официально предупрежден здесь, в Эстерене, о том, что его брату не будет позволено наносить ущерб тем землям, которые платят нам дань. Делая это предупреждение, – прибавил король, – сэр Родриго поступил правильно, как подобает нашему офицеру.
Большинство владельцев ранчо и баронов, собравшихся на лесной поляне, сочли эту речь чересчур законнической на свой вкус. «Почему бы, – думали они, – Рамиро просто не дать им сразиться здесь, под солнцем Джада, на открытом месте, как подобает мужчинам, вместо того чтобы произносить эти пыльные, сухие словеса?»
Но такая приятная возможность становилась с каждой минутой все менее вероятной. На это указывали самодовольные лица троих облаченных в желтые одежды священнослужителей, которые подошли и встали за спиной короля. Говорили, что Рамиро не поддерживает тесных отношений со служителями Джада, однако эти трое выглядели вполне удовлетворенными.
«Вот что бывает, – подумали многие вельможи Вальедо, – когда король становится слишком самоуверенным, когда он начинает что-то менять. Даже этот новый тронный зал во дворце, где колонны из мрамора с прожилками: разве он не похож больше на зал развратного двора в Аль-Рассане, чем на зал воина-джадита? Что происходит в Вальедо? Вопрос становится все более острым…»
– Рассмотрев показания обеих сторон и представленные письменные свидетельства, в том числе показания ашаритского торговца шелком Хусари ибн Мусы из Фезаны, мы вынесли следующее решение.
Выражение лица короля соответствовало его суровым словам. Ясно было, что, если Бельмонте и де Рада продолжат свою кровную вражду, Вальедо, скорее всего, будет расколот на сторонников одного и другого, и перемены, задуманные Рамиро, провалятся с треском.
– Мы решили, что Гарсия де Рада – да упокоится его душа в свете Джада – нарушил и наши законы, и свои обязательства, предприняв нападение на деревню Орвилья неподалеку от Фезаны. Сэр Родриго поступил совершенно правильно, помешав этому нападению. Это был его долг, учитывая то, что нам платят дань за охрану этих земель. Мы также считаем, что приказ казнить Паразора де Раду был разумной, хоть и печальной необходимостью, поскольку возникла потребность продемонстрировать нашу власть и справедливость в Фезане. Все это не вменяется в вину сэру Родриго и не заслуживает порицания.
Граф Гонзалес беспокойно шевельнулся, но снова замер под пристальным взглядом короля. Солнечные лучи лились на поляну сквозь деревья, покрывая ее полосами света и тени.
– В то же время, – продолжал король Рамиро, – сэр Родриго не имел права наносить рану Гарсии де Раде после того, как принял его капитуляцию. Такой поступок не подобает облеченному властью человеку. – Король заколебался и слегка поерзал на стволе дерева. Родриго Бельмонте смотрел прямо на него, в ожидании. Рамиро встретился с ним взглядом. – Далее, – произнес он голосом тихим, но очень четким, – то публичное обвинение, которое он, как мне доложили, выдвинул относительно смерти моего незабвенного брата, короля Раймундо, является наветом, недостойным дворянина и офицера короля.
При этих словах многие на лесной поляне затаили дыхание. Этот опасный вопрос касался самого факта пребывания Рамиро на троне. Слишком внезапная смерть его брата так и не получила удовлетворительного объяснения.
Сэр Родриго после этого высказывания не шевельнулся и не произнес ни слова. В косых солнечных лучах выражение его лица оставалось непроницаемым, только сосредоточенная морщинка прорезала лоб. Рамиро взял со ствола рядом с собой лист пергамента.
– Теперь остается рассмотреть нападение на женщин и детей на ранчо Бельмонте, а потом убийство человека, который уже вложил меч в ножны. – Король Рамиро несколько мгновений смотрел на пергамент, потом снова поднял взгляд. – Гарсия де Рада официально сдался в Орвилье и согласился с условиями выкупа, который предстояло назначить. После этой клятвы он обязан был вернуться прямо в Эстерен и ждать решения королевских герольдов. Вместо этого он безрассудно обобрал наших защитников на землях тагры, чтобы лично атаковать ранчо Бельмонте. За это, – произнес король Вальедо, теперь медленно и тщательно выговаривая слова, – я бы приказал публично казнить его.
Между деревьев пронесся быстро нарастающий ропот протеста. Это было нечто новое, поразительная демонстрация королевской власти.
Рамиро невозмутимо продолжал:
– Донна Миранда Бельмонте д’Альведа – хрупкая женщина, оставшаяся без мужской охраны, во время нападения вооруженных солдат опасалась за жизнь своих малолетних детей. – Король поднял со ствола дерева еще один документ и взглянул на него. – Мы принимаем на веру показания священника Иберо, который свидетельствует, что сэр Гарсия особо подчеркнул в разговоре с донной Мирандой свое намерение обрушить месть на нее саму и на ее сыновей, а не только увести лошадей с ранчо Бельмонте.
– Этот человек – слуга Бельмонте! – резко произнес министр. Его красивый голос повиновался ему чуть хуже, чем прежде.
Король посмотрел на него, и присутствующие, заметившие этот взгляд, внезапно вспомнили, что Рамиро действительно воин, когда он того пожелает. Мужчины задумчиво поднесли к губам бокалы и выпили.
– Вам не давали слова, граф Гонзалес. Мы хотим подчеркнуть, что ни один из уцелевших людей вашего брата не опроверг этих показаний. Собственно говоря, они их подтвердили. Мы также отмечаем, что, по всем показаниям, нападение было совершено на само ранчо, а не на пастбище, где находились лошади. Мы в состоянии сделать выводы, особенно если они подкреплены клятвой слуги господа. Учитывая то, что ваш брат уже нарушил свое слово, напав на ранчо, мы считаем, что донна Миранда, испуганная, беззащитная женщина, не заслуживает порицания за то, что убила его и защитила детей и собственность своего супруга.
– Этим вы опозорите нас, – горько ответил министр.
Когда Рамиро Вальедский гневался, его лицо бледнело. И сейчас это произошло. Он встал. Он был выше почти всех мужчин на поляне. Лежавшие рядом с ним бумаги разлетелись, и один из священников поспешно стал их собирать.
– Это твой брат опозорил тебя, – ледяным голосом произнес король, – отказавшись повиноваться твоим собственным приказам, как и нашим. Мы всего лишь исходим из его поступков. Послушай, Гонзалес. – Никакого титула, осознали слушатели, и бокалы с вином снова опустились по всей поляне. – Кровной мести не будет. Мы запрещаем. В присутствии знатных граждан Вальедо мы выносим следующий вердикт: граф Гонзалес де Рада, наш министр, собственной жизнью отвечает за жизнь и безопасность семьи сэра Родриго Бельмонте в течение ближайших двух лет. Если за это время любого из них настигнет смерть или им будет причинен серьезный ущерб, все равно кем, ты будешь казнен.
Снова поднялся ропот и на этот раз не стих. Ничего подобного здесь раньше не слышали.
– Почему в течение двух лет?
Это заговорил Родриго. Капитан подал голос впервые с начала разбирательства. Лучи солнца падали уже под другим углом, и его лицо находилось в тени. После этого вопроса воцарилось молчание, а взгляд короля обратился к Бельмонте.
– Потому что ты не сможешь их защищать, – ровным голосом ответил Рамиро, все еще стоя. – Офицеры короля несут ответственность как за свое оружие, так и за свои слова. Ты дважды подвел нас. То, что ты сделал с сэром Гарсией, и то, что ты ему сказал, стало непосредственной причиной его гибели и привело к тяжелым последствиям для королевства. Родриго Бельмонте, ты приговариваешься к высылке из Вальедо сроком на два года. В конце этого срока ты можешь предстать перед нами, и мы примем дальнейшее решение.
– Я полагаю, он уедет один? – Это быстро среагировал граф Гонзалес. – Без своего отряда?
Все слушатели понимали, как это важно. Отряд Родриго Бельмонте насчитывал сто пятьдесят лучших бойцов на полуострове.
Родриго громко рассмеялся, и звук его смеха шокировал всех. На поляне повисло напряженное молчание.
– Попробуйте не позволить им следовать за мной, – сказал он.
Король Рамиро качал головой.
– Я этого не сделаю. Твои люди принадлежат тебе, и они ни в чем не виноваты. Они могут уехать или остаться, как пожелают. Я только попрошу тебя об одном одолжении, Родриго.
– Отправляя меня в ссылку? – Вопрос прозвучал резко. Лицо Родриго по-прежнему оставалось в тени.
– Даже так. – Интересно, как спокоен был король. Несколько человек одновременно пришли к одному и тому же выводу: Рамиро предвидел почти каждый поворот этого разговора. – Не думаю, что ты сможешь всерьез оспорить наше решение, сэр Родриго. Забирай свой отряд, если хочешь. Мы только просим, чтобы твои воины не участвовали в военных действиях против нас.
Снова повисло молчание, каждый старался взвесить последствия. Все видели, что Родриго Бельмонте уставился вниз, на лесную подстилку, задумчиво нахмурив лоб. Король смотрел на него и ждал.
Когда Родриго поднял глаза, его лицо прояснилось. Он поднял правую руку над головой и сложил пальцы в солнечный круг – знак бога.
– Клянусь святым Джадом, – официально произнес он, – что никогда не поведу свой отряд воевать на земле Вальедо.
Это было почти то, о чем просил король. Почти, но не совсем, и Рамиро это знал.
– А если ты встретишь армию Вальедо за пределами наших границ? – спросил он.
– Я не могу дать такую клятву, – тихо ответил Родриго. – Это было бы нечестно. Ведь я буду вынужден поступить на службу к кому-то другому, чтобы прокормить себя и своих людей. Мой государь, – прибавил он, глядя королю прямо в глаза, – я уезжаю не по собственному выбору.
Последовало долгое молчание.
– Не поступай на службу к Картаде, – наконец произнес король очень тихо.
Родриго стоял неподвижно, явно размышляя.
– В самом деле, мой повелитель? Вы начнете так скоро? В течение двух лет? – загадочно спросил он.
– Может быть, – не менее туманно ответил Рамиро.
Окружающие старались осмыслить происходящее, но эти двое, казалось, вели свою беседу. Родриго медленно кивнул.
– Наверное, мне будет жаль оказаться в другом месте, если это случится. – Он помолчал. – Я не стану служить Альмалику Картадскому. Мне не нравится то, что он устроил в Фезане. Я не буду служить ему ни там, ни в другом месте.
Фезана.
При упоминании этого города несколько человек закивали головами, глядя на своего высокого, гордого короля. Они начали улавливать смысл того, о чем шла речь, словно лучи солнечного света упали на поляну. В конце концов Рамиро не был священником или законником, и в будущем их могло ждать кое-что поинтересней охоты.
– Я принимаю твою клятву, – спокойно произнес король Вальедо. – Мы никогда не подозревали тебя в недостатке чести, сэр Родриго. И не видим оснований сомневаться сейчас.
– Что ж, за это я вам благодарен, – ответил Капитан. Невозможно было определить, звучала ли в его голосе издевка. Он шагнул вперед и теперь стоял на свету. – У меня тоже есть просьба.
– Какая?
– Я хочу, чтобы граф Гонзалес поклялся перед богом охранять мою семью и владения, как свои собственные, пока я буду в отъезде. Этого мне достаточно. Я не требую, чтобы он отвечал своей жизнью. Мир – опасное место, а грядущие времена могут сделать его еще более опасным. Если с одним из Бельмонте случится беда, Вальедо не может позволить себе потерять еще и министра. Я удовлетворюсь данной им клятвой, если король не возражает.
Он смотрел на министра, произнося эти слова. Видно было, что де Раду они застали врасплох.
– Почему? – тихо спросил он; очень личный вопрос при большом скоплении людей. В первый раз они стояли лицом к лицу.
– Кажется, я только что объяснил, – ответил Родриго. – Это не так сложно. У Вальедо враги со всех сторон. Если на кон будет поставлена твоя жизнь, кто-нибудь может нанести удар по королевству через мою семью. Я бы не хотел, чтобы король приговорил тебя к смерти в этом случае. Думаю, это сделало бы их положение более, а не менее рискованным. Чтобы доверять твоему слову, де Рада, мне необязательно тебя любить.
– Несмотря на моего брата?
Капитан пожал плечами.
– Его теперь судит Джад.
Это не было ответом, но это был ответ. После непродолжительного молчания, во время которого хорошо было слышно пение птиц на деревьях, министр поднял правую руку, повторяя жест Родриго.
– Перед Джадом и перед моим повелителем, королем Вальедо, и перед всеми собравшимися здесь даю клятву, что буду относиться к семье Родриго Бельмонте, как к своей собственной, отныне и до его возвращения из ссылки. Клянусь своей честью и честью моих предков. – Его звучный голос заполнил лесную поляну.
Оба снова повернулись к королю. Он стоял, выпрямившись во весь рост, и без улыбки смотрел на них.
– Я не привык, чтобы мои указы отменялись спорящими сторонами, – пробормотал он.
– Только вы можете это сделать, – ответил Родриго. – Мы просто предлагаем вариант, и во власти короля принять или отвергнуть его.
И теперь все увидели, как Рамиро улыбнулся человеку, которого только что отправил в ссылку.
– Да будет так, – сказал он. – Мы принимаем ваши клятвы.
Оба поклонились. Родриго выпрямился и произнес:
– Тогда, с вашего позволения, мой государь, я начну немедленно готовиться к отъезду, как бы мне ни хотелось продолжить с вами охоту.
– Одну минуту, – возразил король. – Куда ты все же отправишься? – В его голосе впервые промелькнула тень сомнения.
Улыбка Родриго Бельмонте, озаренная солнечным светом, была широкой и без сомнения искренней.
– Не имею ни малейшего представления, – ответил он. – Хотя по пути туда, куда я поеду, мне сперва придется заехать домой и поговорить с хрупкой и испуганной женщиной. – Его улыбка померкла. – Вы все можете молиться за меня, – сказал Капитан из Вальедо.
С этими словами он повернулся, взял у конюха поводья своего коня, вскочил в седло и уехал в одиночестве с поляны по той же лесной дороге, по которой они недавно прискакали.
Инес, королева Вальедо, сжимала в руке изрядно потертый солнечный диск и, благочестиво закрыв глаза, слушала, как ее любимый священник читает вслух из Книги сыновей Джада – то был отрывок о конце света, – когда явился посыльный от ее мужа и доложил, что король сейчас ее навестит.
Извиняющимся тоном она велела своему религиозному наставнику прервать чтение. Тот уже привык к подобным вещам. Он сделал отметку и отложил книгу в сторону. Вздохнул, бросил укоризненный взгляд на королеву и с поклоном удалился из комнаты через внутреннюю дверь. Все знали, что король Рамиро не слишком одобряет религиозное рвение, и все усилия королевы в течение многих лет не смогли изменить этого неприятного обстоятельства.
Все дело в том, давно уже решила Инес, что он слишком долго прожил среди неверных. Каждый из троих строптивых, честолюбивых сыновей короля Санчо провел некоторое время в ссылке среди ашаритов, но только Рамиро вернулся обратно, приобщившись к обычаям Аль-Рассана и проявляя подозрительную мягкость в вопросах веры. По иронии судьбы – а может быть, и нет, – отец устроил ему брак с благочестивой юной дочерью короля Фериереса, чьи владения находились за горами, на востоке.
Инес, которая с детства мечтала попасть в число дочерей Джада в одном из крупных монастырей, согласилась на этот брак лишь по совету своих духовных наставников, в том числе верховных священников Фериереса. Они сказали ей, что это замечательная возможность послужить одновременно богу и своей стране. Молодой человек, за которого она выйдет замуж, весьма вероятно, когда-нибудь станет правителем по крайней мере части Эспераньи, и Инес может использовать свое положение для укрепления веры в этой неспокойной стране.
Священники оказались пророками, и Рамиро был назначен правителем высокогорной Халоньи по завещанию отца о разделе страны на три части. А потом приобрел еще бо́льшую власть: после загадочной смерти брата Раймундо ее муж быстро двинулся на запад и предъявил права на престол Вальедо. Он не смог удержать оба королевства – во всяком случае пока, – так как его дядя Бермудо быстро поднял мятеж в Халонье и захватил трон, но Вальедо, как всем известно, был гораздо более крупным призом.
Только священники не сказали ей, поскольку и сами не знали, что молодой человек, за которого она выходит замуж, отличается острым умом, честолюбием, большой изобретательностью в плотских утехах и таким прагматизмом в подходе к непреложным доктринам святой веры, словно он сам неверный.
Будто в ответ на эти тревожные мысли, король появился у нее на пороге. Его волосы и одежда были влажными – еще одно свидетельство в пользу ее последней мысли: какой уважающий себя мужчина купается так часто, как король Рамиро? Даже ашариты в своих далеких восточных землях этого не делают. Роскошные ритуалы купания были характерны только для сибаритских дворов Аль-Рассана, обитатели которых не соблюдали аскетических ограничений собственной веры. «Слишком долго он пробыл при дворах правителей юга, – снова подумала королева Инес, – и к тому же в таком возрасте, когда был еще молод и внушаем». Она искоса взглянула на супруга, не желая поощрять его более откровенным восхищением. Невозможно было отрицать: на пороге ее комнаты стоял очень красивый мужчина. Высокий, хорошо сложенный, с квадратным подбородком. Пусть его волосы рано поседели, но усы оставались черными как смоль, и ничто не говорило об утрате им способностей или остроты ума в военных и политических делах.
И в делах более интимных тоже.
Коротким, хоть и весьма учтивым жестом король отпустил ее служанок и рабов, а также двух стражников у дверей. Рамиро подождал, пока все они выйдут, потом прошел по новому ковру и остановился перед низким креслом Инес. Он улыбался. Она хорошо знала эту улыбку.
– Иди сюда, жена, – сказал он. – События этого утра навеяли мне любовное томление.
Инес не желала смотреть ему в глаза. Она уже знала, что почти все навевает ему любовное томление. Сжимая свой солнечный диск, как маленький щит, она пробормотала: