Львиное Сердце

Глава 1 Король, что тыщу лет назад над нами правил…

— Нет, так по-дурацки слить финал мог только полный обалдуй! — заявил Ланс. — Подумать только, мы читали семь томов этой тягомотины и все только для того, чтобы прийти вот к этому! — Он сердито хлопнул по лежащей на столе инкунабуле.

— Можно подумать, тебя кто-то принуждал читать, — буркнул Гавейн. — И вообще, если не платишь деньги, держи свое мнение при себе. Я так считаю.

Это была старая свара. Отец Гавейна считался крупнейшим в Стране Логр держателем электронных библиотек, а Ланса все подозревали в том, что он является крупнейшим сетевым пиратом. Доказательств, разумеется, не было, но в глазах Гавейна даже тот факт, что обсуждаемый сейчас семитомник Ланс скачал бесплатно, в рамках благотворительной кампании «Научи читать серва», и заставлял самых хорошеньких служанок читать его себе вслух, был исчерпывающим свидетельством падения нравов в роде дю Лаков.

— А я считаю, что уж кому-кому, а сыну торговца стоит помалкивать в благородном собрании, — заявил Ланс.

Гавейн задохнулся от возмущения, покраснел, вскочил и щелкнул пальцами. Верный серв, сразу догадавшийся, что нужно господину, подбежал, упал на одно колено и уже готов был протянуть хозяину перчатку, но замер, буквально пригвожденный к месту взглядом Артура.

— Прекратите спор, добрые сэры, — потребовал Артур спокойно и внушительно. — Кровь уместнее проливать в боях с врагами, а не в разногласиях с друзьями. И уж тем более не здесь — за Круглым Столом. Извинитесь, сэр Ланселот, и вы, сэр Гавейн. Не забывайте, мы все здесь равны, а если мы начнем перечислять грехи своих отцов, боюсь, мы просидим до следующего утра. Сэр Утер, например, вчера снова отказался увеличить мне годовое содержание и сказал, что я должен оплачивать ремонт аэрокара из собственного кармана.

Интимное признание разрядило обстановку — все заулыбались. Это было так в духе Артура — подтрунивать над собственной молодостью и несамостоятельностью! Другой бы стыдился своего зависимого положения, но юному Пендрагону подобное, кажется, не приходило в голову — он был уверен, что друзья ценят его таким, каков он есть. А поскольку друзьям было за что его ценить, столь явное смирение всегда их обезоруживало.

Не дожидаясь приказа, вышколенные сервы Пендрагонов наполнили кубки, и рыцарь Галахад провозгласил тост:

— За дружбу и наши львиные сердца!

Лишь Артур остался серьезным. Он не притронулся к вину и не спускал со спорщиков пристального взгляда, пока те не пожали друг другу руки. Лишь тогда он поднялся и сказал:

— За дружбу и бескровную победу!

Все выпили, и король продолжал как ни в чем не бывало:

— Честно говоря, я тоже разочарован окончанием «Темной башни». Такое ощущение, что Кинг за много лет не удосужился подумать как следует, куда и к чему он ведет своих героев. Я, право, не знаю, стоит ли нам принимать его трактовку в рамках нашего проекта.

— Да из этого Кинга машина последние мозги выбила! — фыркнул Ланс.

— Мне кажется, зря он не обратился к первоисточникам, — робко сказала Элейна Корбеник, не сводя с Ланселота влюбленных глаз.

— Да кому это… — начал было славный рыцарь, но Артур перебил его.

— Ты имеешь в виду поэму Браунинга? — спросил он мягко.

— Нет… не совсем, — Элейна смутилась, но Артур улыбнулся ей так ласково, что она продолжала уже более уверенно: — Браунинг сам вторичен. Он писал свою поэму «Чайльд Роланд к Темной башне пришел» по мотивам древней кельтской легенды о Юном Роланде. Отсюда и «Чайльд». Но в сказке Роланд отправляется к башне не просто так — сказки не знают мистических исканий и философских путешествий. Он идет, чтобы найти сестру, унесенную королем эльфов. Однако старый мудрец, который рассказывает ему, как пройти к башне, предупреждает, что он должен убить любое существо, которое встретит на пути.

— Хм! — Артур поднял бровь. — А это интересный поворот. Что ты думаешь, Гвен?

Гвиневера по своему обыкновению ничего не ответила. Она откинула за спину волну шелковых каштановых с рыжиной волос и набросала маркером в воздухе желтые дюны, высохший шар перекати-поля на переднем плане и черный силуэт башни, уходившей прямо в знойную синеву ослепительного яростного неба. Как всегда, в картине не было ничего особенного, если бы не краски, не линии и не то буквально электрическое напряжение, которое она безотчетно вызывала у всякого, кто смотрел на нее. Гвен дала картине повисеть в воздухе несколько секунд, потом старательно заштриховала ее темно-синим и, нажав на кончик маркера, приказала краскам раствориться в воздухе.

Артур в очередной раз спросил себя: «Неужели она таким и видит мир? Каждое мгновение, каждую секунду бытия? И если это действительно так, то просто чудо, что она еще не свихнулась».

— Это очень красиво, Гвен, — сказал он. — По-моему, Гвен хочет сказать, что каждый из нас должен сделать свой проект концовки истории «Темной башни» и принести на нашу следующую встречу. Тогда у нас будет хороший материал для мозгового штурма. Никто не против?

— Это просто чудо, как ты читаешь ее мысли! — Ланселот улыбнулся. — Хотел бы я так уметь.

По положению его правого локтя Артур догадался, что юный дю Лак положил под столом руку на колено Гвен. Девушка вздрогнула, но не отстранилась. Артур стиснул зубы, но второй раз за вечер делать замечание не стал. Подонок этого и добивается. Еще он, разумеется, добивается Гвен, если уже не добился. Но и с этим Артур ничего не мог поделать. Едва ли Гвен понимает, какой дерьмовый выбор сделала. Хотя что значит дерьмовый? Для меня — безусловно дерьмовый. А для нее? Может, ей легче с Лансом, который хочет лишь ее тело, но никогда не будет лезть в душу? Ее душа слишком хрупка и ранима, чтобы открываться посторонним. А может, ей просто смертельно скучно со мной, со всеми моими терзаниями и проблемами, и весело с ним… Почему бы нет? В конце концов раз в него влюблены почти все девчонки Логра, значит, в нем что-то есть. Все мы говорим: «Я хочу, чтобы меня ценили по достоинству», подразумевая при этом: «Я хочу чтобы меня ценили так же, как я ценю себя сам», поскольку чужое «по достоинству» может оказаться непереносимым для нашей гордости.

— Ну что ж, так и поступим, — сказал Артур вслух. — Да, кстати, никто не знает, где Ивэйн? Его нет уже на втором заседании.

— Я пытался с ним связаться, — сказал Галахад. — Но его связи заблокированы, а расспрашивать родителей и сервов я не решился.

— И правильно! Скорее всего, это обычное разгильдяйство. Вот если он не явится еще и на следующее заседание, тогда будем его искать. А пока — до встречи через неделю! Жду от вас интересных проектов.

Рыцари и дамы разлетелись. Артур по своему обыкновению проводил их глазами, стоя у стрельчатого окна библиотеки. Когда огни десяти аэрокаров одновременно вспыхнули в ночном небе, ему показалось, что взошло новое созвездие. Странно, но именно в этот момент он особенно остро ощущал их единство. Здесь, в библиотеке, за Круглым Столом, они все были такими разными, но вместе могли сложить прекрасный узор — будь то узор из огней аэрокаров в небесах или хитросплетение программ в зависимых мирах.

— Брось ты ее, — раздался за спиной хриплый голос. — Нет в ней ничего, кроме рожи и кожи. Ты все сам придумал.

— Сам брось, Мордка, — ответил Артур, не оборачиваясь. — Не пытайся казаться циничнее, чем ты есть на самом деле — все равно не поверю. Гвен — чудная и талантливая девушка, я рад знакомству с ней, даже если она не обращает на меня внимания. А ты добрый и чуткий, мой лучший друг. Поэтому не надо обижать меня.

— Думаешь, от того, что ты будешь говорить обо всех хорошо, кто-нибудь станет лучше? — усмехнулся Мордред. — Ох, Арти, Арти… Умная твоя голова да дураку досталась. Погоди, наплачешься еще.

Мордред приходился Артуру двоюродным братом, а его мать была позором семьи Пендрагонов. Еще в шестнадцать лет Моргана убежала из дома и с тех пор путалась с кем ни попадя. Никто не знал, от кого она родила Мордреда и почему, протаскав мальчишку тринадцать лет по всем злачным местам Страны Логров, в один прекрасный день просто бросила на улице, дав ему несколько монет и адрес главного офиса Пендрагонов.

Когда Утер Пендрагон узнал о существовании племянника непонятных кровей, да еще и неказистого и хромоногого, то хотел попросту сослать его в одну из колоний на хлопковые плантации. Но в тот день он как на грех привел в главный офис своего десятилетнего сына и наследника — мальчик был умненьким, сообразительным, и Пендрагон-старший начал необычно рано вводить его в курс дел. Юный Арти быстро потолковал со своим новым братом (тот отвечал в основном: «Вот еще!» и «Да пошел ты!»), после чего заявил отцу, что если тот избавится от Мордреда, об этом рано или поздно все узнают, и скандала не избежать. Гораздо выгоднее для семейной репутации будет, если они пристроят родственника к делу, дадут ему какое-никакое образование, а позже, когда он, Артур, подрастет, то возьмет его к себе в свиту. Вот тогда все увидят, что Пендрагоны вовсе не те бездушные традиционалисты, которыми их считают, они просто стоят за семейные ценности и крепкую мораль. Утер выслушал Артура, поднял бровь и… поступил именно так, как советовал мальчик. До девятнадцати лет Мордред прожил при одной из энергостанций Утера, расположенных в сельской местности — поближе к земле и подальше от лишних глаз. А позже шестнадцатилетний Артур, как и обещал, взял его в свиту и приблизил к себе.

— Ты будешь моей Подозрительностью, Мордка, — сказал он. — Будешь находить мои ошибки и указывать мне на них.

Подозрительность далеко не сразу стала доверять своему брату и сюзерену. Но сейчас, четыре года спустя, они были не разлей вода. Правда, Мордред часто сетовал, что Артур хоть и любит с ним советоваться, но следует советам очень редко. Вот и сейчас, пожелай брат, и он привел бы эту рыжую вертихвостку к нему в постель на три счета. Она так-то девица ничего, ладная, и, судя по всему, горячая. Чокнутая, правда, но зато молчит. Хотя если бы говорила, Артур, наверное, так не терзался бы, потому что сразу стало бы видно, что она, как и все девки, думает только о нарядах и парнях.

— Арти, аутизм — не гарантия гениальности, — попытался он еще раз образумить брата. — Среди аутистов глупых людей ничуть не меньше, чем среди нормальных.

Но Артур снова лишь отмахнулся.

— Оставь, Мордка. У меня к тебе серьезный разговор, а ты все о бабах.

Мордред усмехнулся: вот за что он любил Арти, так это за то, что с ним никогда не знаешь, чего ждать. То зюзя-зюзей, ну просто принц Гамлет, а то как отбреет…

— Что случилось? — спросил он.

— Стрелка убили, — отозвался Артур.

— Что?!

Артур так и не повернулся, стоял у книжного шкафа, поглаживал бурый корешок с золотым тиснением. В этом тоже проявлялся традиционализм Пендрагонов — они собирали бумажные книги. Артур говорил, что это очень разумно: пока книга существует в ограниченном количестве экземпляров, ты всегда можешь проконтролировать, кто ее читает. А знание — сила, оно требует контроля. Многие беды нашего мира, говорил он, происходят именно от того, что никто не следит толком за распространением знаний.

— Кто его убил? — спросил Мордред изумленно. — Кто-то из наших? Ивэйн?

— Не думаю, — ответил Артур. — Ивэйна я как раз послал проследить за работой Стрелка. И четко приказал ему ничего не предпринимать, не посоветовавшись со мной. Да он и сам не стал бы, ты же знаешь Ивэйна…

Мордред кивнул. Ивэйн был четвертым сыном одного из младших вассалов дома Пендрагонов — одним из тех, кого Артур превратил из ничего во что-то, и одним из тех, кто был предан Артуру всецело. Кроме того, Ивэйн не мог изменить Артуру еще и по другой причине — у него просто не хватило бы ума.

— Я думаю, это кто-то из местных, — продолжал Артур. — Технически вполне возможно.

— И что? Будем перезапускать?

— Подождем. Ты же знаешь, мне этот план никогда не нравился. Но Ланс был так убедителен со своей доктриной штурма и натиска. Раз-раз, устроили блицкриг, победа будет за нами. Слишком просто.

— Но за Столом ты этого не сказал.

— Да… Не хотелось. Мне кажется, Ланс ждет чего-то такого. Сейчас никто уже не вспомнит, чья это была идея насчет нового запуска Стрелка. Решение принимали все, а отвечать, как обычно, буду я. И получится, что я в полной заднице. О-Сознание потерял, Громил упустил, теперь и блицкриг продул. Да еще и у Саркофага прорезалась архианомалия, про которую я ни сном, ни духом. Получается, что я абсолютно не контролирую ситуацию. Ланс запросто этим воспользуется, чтобы снять меня с руководства проектом.

— Тебе придется его убить, — тихо сказал Мордред.

Артур отпрянул.

— Мордка, ты чего?! Как это… убить?

— Ну не самому, естественно. Он тебя старше и выше на целую голову. Но я без труда найду людей, которые решат эту маленькую проблему.

— Мордред, ты очумел? Ланс, конечно, порядочный говнюк. Но он один из нас. И… и… это же только игра!

— Арти, это ты ничего не понимаешь. Проект — не просто игра. В Логре не бывает просто игр. Здесь все — продолжение политики другими средствами. Ты — Пендрагон, Ланс — дю Лак, и раньше или позже тебе придется его убить. Можешь хоть у отца своего спросить, он подтвердит. И лучше сделать это раньше — до того, как он попытается убить тебя.

— Но Утер Пендрагон не убил Бана дю Лака.

— И очень об этом жалеет. Спорим на все, что хочешь?

— Ладно. Неважно. Никого убивать я не буду. Ни своими руками, ни чужими. Поступим проще. Я войду в Зону и сам все поправлю. Если обернусь быстро, никто ничего не узнает, и проблема снимется сама собой как несуществующая.

— Как планируешь это сделать?

— Очень просто. Ну то есть в теории просто. Если не получается удержать в провинции своего наместника, возьми вождя из местных, приподними его и поручи поддерживать порядок.

— И кого ты возьмешь?

— Ну выбор невелик. Роте или Гоголя. Они сегодня в авторитете.

— Оба — психи.

— И хорошо! Я скажу волшебное слово «Солнцестояние», и они пойдут за мной, как за Дудочником. А кто придет первым, тот получит приз.

— Какое «Солнцестояние»? Гвиневрина разработка? Но ведь…

— Да, но зависимые этого не знают. У них уже свой фольклор возник на сей счет. Вот на нем мы и сыграем.

— Ох, Арти, твоя близость с народом до добра не доведет. Он, оказывается, фольклор изучает в зависимых мирах. Фольклорист!

— Между прочим, моя, как ты говоришь, близость пока нам на пользу. Ну и кроме того, разве не затем мы делали игру, чтобы как следует оттянуться?

— Ты делал, наивная ты душа. За других не поручусь.

— Ладно. Поступим так. Завтра я уеду в Авлон. А ты пройдись по селениям сервов, найди мне какую-нибудь рыжулю посимпатичнее. Чтобы на Гвенни смахивала хотя бы издали.

— Арти!

— А что такое? Всем можно, а мне нельзя?

— Нет, что ты… просто… Не ожидал…

Даже Мордред был шокирован. Не его, конечно дело, да и сам он относился к женщинам с предельным прагматизмом: сунул, вынул и пошел, будь ты хоть сервка, хоть герцогиня. Но он-то полагал, что у друга Великая и Чистая Любовь. А Арти… Вот стервец!

— Ладно. Значит привезешь ее в Авлон и подержишь там до моего возвращения. Дня три, наверное. Можешь с ней немного поиграть, чтобы не так скучно было.

— В шашки? — улыбнулся Мордред.

— Если получится, то и в шашки. Короче, создадите мне прикрытие. А я уж постараюсь разобраться. И Ивэйна поищу заодно. Что-то он слишком заигрался…

— Ты там… поосторожнее все же.

— Да ладно, братец. Дело житейское. Перезагрузку никто не отменял.

— Учти, это очень больно.

— Ничего. Пока ты со мной, я ничего не боюсь. Со всем справимся.

Когда Мордред ушел, Артур снял с полки тяжелый атлас in folio «Труды и дни святого Теслы» и разложил на столе. Он мог бы не смотреть в текст — давно знал его наизусть, но знакомые запах, тяжесть и ощущение страниц под пальцами успокаивали. Чего точно никогда не сможет дать электронная инкунабула, так это подобного иррационального чувства стабильности. Она словно кувшин — какое вино в него нальешь, то и выпьешь. Сегодня — сладкое, завтра — кислое. А книга — словно источник, к нему приходишь день за днем, и вода в нем все так же прохладна, чиста и свежа.

Даже Мордреду он не стал признаваться, что его беспокоит на самом деле. Равнодушие Гвен, интриги дю Лака — это все, если вдуматься, сущая ерунда. Рябь на воде. Меж тем, если он не ошибается в своих подозрениях, зреет буря, которая может перевернуть весь их мир. И об этом ни с кем не посоветуешься. Именно потому, что в Логре все — продолжение политики другими средствами. Придется разбираться самому.

История известного мира началась давным-давно — аж в 1558 году, когда английская королева Мария I почувствовала себя «в тягости».

До этого ей пришлось пережить сильное потрясение — беременность 1556 года оказалась ложной. Мария мечтала о наследнике: он был необходим ей для того, чтобы сохранить любовь мужа — испанского короля Филиппа II. Мария была на десять лет его старше и нехороша собой, но прекрасно знала, что муж равнодушен к женской красоте — его снедает любовь к власти. Первая его жена — несчастная инфанта Мария Мануэла Португальская, умершая на четвертый день после рождения сына — подарила мужу права на португальский престол. Мария знала, что Филипп вступил во второй брак, чтобы присоединить к своей империи Англию, и что он недоволен своим положением принца-консорта. Провозгласить его Королем Английским она никак не могла — этого не потерпело бы английское дворянство. Однако в ее силах было сделать его отцом будущего короля, если на то будет воля Божья.

Не менее важным было рождение здорового наследника и для самой Англии. Отец Марии — знаменитый Генрих VIII Синяя Борода — в свое время немало накуролесил и запутал вопрос с наследованием престола до невозможности. Мария была дочерью от его первого брака — вполне традиционного и почтенного католического брака с испанской принцессой Екатериной Арагонской, дочерью покровителей Колумба Фердинанда и Изабеллы. Однако Екатерина, несмотря на многочисленные беременности, так и не смогла родить Генриху сына. Виной тому был, возможно, застарелый сифилис супруга, но, как водится, во всем обвинили королеву. Генрих отправил ее в один их отдаленных замков и приблизил к себе ловкую английскую дворяночку — Анну Болейн. Поскольку папа Римский не давал согласия на развод Генриха и Екатерины, Генрих, по наущению Анны, отторг английскую церковь от католической и объявил главой английской церкви себя самого. После этого ему не составило труда развести себя самого с опостылевшей супругой и женить себя самого на беременной уже Анне Болейн. В угоду ей он объявил свой брак с Екатериной незаконным, а свою дочь Марию — бастардом. Анна, однако, подвела короля и родила ему девочку Елизавету. Король счел такой поступок государственной изменой и, чтобы не мучиться больше с разводами, отрубил Анне голову, объявил уже Елизавету бастардом, после чего сразу же женился на Джейн Сеймур, которая наконец и родила ему вожделенного принца Эдуарда. Король не остановился и на этом, женился еще три раза, но поскольку браки остались бездетными, о них сейчас помнили только самые дотошные историки.

Эдуард процарствовал недолго и успел разве что стать героем романа Марка Твена «Принц и нищий». После него на трон претендовали три девушки — ситуация, до той поры неслыханная в Англии. Мария — дочь Генриха и Екатерины. Елизавета — дочь Генриха и Анны. И Джейн Грей — внучка сестры Генриха, прекрасной Розы Тюдоров. Хотя Джейн и не была дочерью короля, у нее было одно неоспоримое преимущество перед Марией и Елизаветой — законность брака ее родителей никогда не ставилась под сомнение, и Джейн никто никогда не объявлял бастардом. Кроме того, у нее был очень расторопный свекр — Джон Дадли, фактический правитель Англии при малолетнем Эдуарде. Вероятно, именно под его влиянием Эдуард обошел сестер и перед смертью завещал корону Джейн Грей. Когда Мария узнала об этом, она немедленно двинулась в Лондон. На ее сторону перешли армия и флот. Был собран тайный совет, который провозгласил ее королевой. 19 июля 1553 года Джейн была низложена и отправилась в Тауэр, вместе с Джоном Дадли, принцессой Елизаветой, которая демонстративно исповедовала протестантизм, и с ее возлюбленным Робертом Дадли — сыном Джона. Джону Дадли отрубили голову тут же. Что до остальных — Мария, не любившая кровопролитий, планировала их пощадить, но ложная беременность навела на мысль, что Господь решил наказать ее за недостаточную твердость в деле восстановления католицизма в Англии. Да к тому же до королевы дошли слухи, что супруг давно списал ее со счета и за ее спиной добивается благосклонности Елизаветы — вероятной наследницы престола, если Мария умрет бездетной. Это оказалось слишком даже для кроткой католической королевы. В ней взыграла кровь отца, и Елизавета отправилась на плаху вместе с Робертом Дадли и Джейн Грей, а неверного супруга Мария без колебаний отправила в тот же замок, в котором находилась в заточении ее мать. Все это самым благотворным образом сказалось на ее воле к жизни, и королева вскоре разрешилась от бремени здоровым младенцем мужского пола, нареченным Карлом-Филиппом I. Рождение наследника Мария сочла добрым предзнаменованием и с тех пор трудилась, не покладая рук, пока не извела заразу протестантизма в своей стране и не скончалась в преклонном возрасте, оставив сыну величайшую католическую державу, объединившую Англию, Испанию, Португалию, и большую часть Северной и Южной Америк.

Укрепив свои позиции в трех частях света, католическая церковь никоим образом не утратила свирепости и периодически устраивала в собственных владениях показательные охоты на инакомыслящих. Так, в конце XVIII века она всей своей мощью обрушилась на «Лунное общество» — компанию инженеров и промышленников, людей нового класса, спешивших объединиться. Среди них были: фабрикант железных изделий Джон Уилкинсон, страстно влюбленный в свое железо и завещавший похоронить себя в железном гробу; один из первых эволюционистов Эразм Дарвин; изобретатель газовых фонарей Уильям Мердок, друг и помощник шотландца Джемса Уатта, работавшего над созданием паровой машины; фабрикант пуговиц Мэтью Болтон; несостоявшийся священник Джозеф Пристли — химик, открывший кислород, автор «Истории электричества», натурфилософ и почетный иностранный член Петербургской академии наук.

«Лунное общество» едва не погубили идеи Эразма Дарвина, а спасли знакомства Джозефа Пристли и сообразительность Мэтью Болтона. Письмо, посланное российской императрице Екатерине II — весьма образованной даме, не упускавшей случай поставить палку в колеса католической машины, произвело большое впечатление. А особенно приписка Мэтью Болтона: «Мадам, я продаю то, что нужно всему миру — энергию». И вот уже ученые, чудом избежавшие плахи, отправляются в далекую заснеженную, но прогрессивную Россию.

Позже к ним присоединился Бенджамин Франклин, основавший в Санкт-Петербурге публичную библиотеку, заложивший основы теории электричества и много лет безуспешно боровшийся за отмену крепостного права. Среди друзей «Лунного общества», сменивших место жительства, был и доктор Ребук — медик, химик-фабрикант, основатель первого крупного железоделательного завода «Карон Уоркс». Инженерное мышление Уатта плюс предпринимательская жилка Болтона плюс ресурсы металлургического завода Ребука позволили паровым машинам внедриться сначала в горнорудную промышленность, а затем — в тяжелую промышленность и транспорт.

В конце XIX века Россия благополучно пережила и паровую, и электрическую революции и стала одной из лидирующих мировых держав. Однако при этом она так и не сумела отказаться от традиций крепостного права, а потому заводы и фабрики были зачастую вынуждены выписывать рабочих из Германии и Восточной Европы, что значительно удорожало производство. Одним из таких работников, приехавших по контракту, был восемнадцатилетний венгр Николай Тесла. Отработав несколько лет в электрической компании Яблочкова, Тесла получил от своего руководителя стипендию, поступил в Петербургский технологический университет, где буквально затерроризировал преподавателей своими сумасбродными идеями относительно «новой энергетики». В качестве дипломной работы он представил ученому совету проект вечного двигателя. Это оказалось уже слишком — Тесла был изгнан без диплома и без традиционного баронского титула, который присваивался всем иностранцам, окончившим университетский курс. Тем не менее «физическая аномалия», созданная Тесла, успешно вырабатывала энергию еще полвека, прежде чем профессора Технологического университета барон Нильс Бор и барон Эрнест Резерфорд сумели разгадать принцип ее действия.

Машина Теслы «перекачивала» энергию между параллельными мирами. Позже аспиранты университета — барон Вернер Гейзенберг, барон Альберт Айнштайн и князь Мстислав Келдыш внесли важное уточнение — машина не просто создавала прокол между разными уровнями реальности, она формировала вероятность, при которой этот прокол уже существовал, был заложен в ткань миров еще на заре мироздания. Это открытие повлекло за собой важные последствия, из которых создание новой физики было, пожалуй, самым незначительным. Во-первых, благодаря доступу к неограниченным количествам даровой энергии Россия с успехом выиграла три мировые войны и распространила свою власть на весь мир. Во-вторых, наука, подхлестнутая новым промышленным бумом, обеспечила рост качества и продолжительности жизни. Одним словом, на планете наступил Золотой Век.

Артур впервые увидел Великий Вариационный Движитель в десять лет — как раз в тот день, когда впервые встретился с Мордредом. Тогда отец неслучайно привез наследника к себе в контору: вариационной разведке удалось «поймать» очень перспективный мир-отражение в момент уникального события — выплеска огромного букета вероятностей.

Артуру уже приходилось видеть маленькие вариационные движители — и в машине отца, и дома на распределительном щитке, и даже в собственных игрушках. Миниатюрные колбочки с крохотными искристыми шариками, перемещающимися внутри стеклянного пузыря в причудливом танце, завораживали его. Однажды Артур попытался отколупать такую колбочку и подарить ее девочке, которая ему нравилась. Но мисс Дженни, его нянька, застав мальчика на месте преступления, пришла в ужас. «Что ты, милый! Это же страшная тайна. Знаешь, как папаша рассердится! Обещай мне, что больше не будешь! — Она сжала Артура в объятиях. — Обещай, милый. И никому не рассказывай». Артур видел, что прелестное, такое румяное и улыбчивое лицо мисс Дженни стало белым, как полотно, на глазах выступили слезы. Он тоже разрыдался и поклялся сквозь слезы, что никогда-никогда-никогда никому не откроет эту тайну.

В детстве он мог часами разглядывать подобный движитель, закрепленный под капотом любимой машинки. Самым замечательным в шариках было то, что их движения оставались совершенно непредсказуемыми. Они то замирали, то начинали метаться по колбе, то поднимались вверх по спирали, то падали отвесно на самое дно, то закладывали мертвую петлю. Артуру казалось, что шарики живые — может быть, это плененный эльф или чья-то неприкаянная душа, которую так странно наказали. Он спросил об этом у няньки. Та всплеснула руками: «Где ж мне знать, милый?! Твой папа только знает». Артур спросил у отца. Тот нахмурился. «Какие еще эльфы, глупыш? Это электрический разряд, шаровая молния. Надо сказать няньке, чтобы прекратила морочить тебе голову дурацкими сказками, если не хочет прокатиться обратно в свою Англию». Артуру стало жалко мисс Дженни, и он соврал, что про эльфов ему рассказывал священник — отец Амбросий. Пендрагон-старший Амбросия не прогнал (хотя Пендрагон-младший на это тайно надеялся), а вместо этого сказал: «Отныне два часа в день перед обедом будешь проводить в библиотеке. Стилус выдаст тебе любую книгу, какую ты попросишь. Пора уже учиться доходить до всего своим умом». Так Артур познакомился с житием святого Теслы.

Нельзя сказать, что он сразу все понял. Больше того, ему показалось, что и сам биограф Теслы едва ли разбирался в сущности изобретений своего героя. Неделя понадобилась Артуру на то, чтобы смирить свою гордость, но потом он все же попросил у библиотекаря Стилуса «что-нибудь об электричестве для детей». Было невыносимо унизительно признаваться в своей глупости серву, но Стилус, не моргнув глазом, принес «Занимательную электродинамику» барона Перельмана — Артур зачитался и пропал. Два часа в библиотеке скоро превратились в три — мисс Дженни тщетно выманивала Артура на прогулку, потом у нее вошло в привычку пить чай со Стилусом, пока Артур читал и ставил эксперименты. Потом Стилус и Дженни поженились, и Артур выговорил себе право запускать на их свадьбе фейерверк. Все закончилось пожаром и приездом пожарной команды — то есть, с точки зрения Артура, как нельзя лучше. Отец, правда, так не считал и пригласил для мальчика «настоящего» учителя — педанта и зануду, которого Артур изобретательно и неустанно доводил до белого каления на протяжении последующих нескольких лет.

Впрочем, это не мешало ему учиться. «Ты не дурак, — говорил отец. — Но твоей заслуги тут нет, ты таким родился. Если растратишь то, что тебе было дано от рождения, на ерунду, я тебя уважать перестану». Артур молча с ним согласился — уважать такого обалдуя и правда будет не за что. Но раз отец взял его с собой на работу, значит был доволен его успехами. И десятилетний Артур воспринимал поездку как заслуженную награду.

Они летели на новом папином аэрокаре и увидели Великий Движитель издалека — над девятиэтажным зданием, построенным в форме кольца, вздувался огромный пузырь, а внутри него плясали разряды — десятки, если не сотни шаровых молний бесшумно сталкивались, взрывались, сливались, уклонялись, преследовали друг друга.

На посадочной площадке для аэрокаров их ждал князь Жан-Жак Алферов — главный инженер отца. Пока двое мужчин обменивались приветствиями и обсуждали подробности предстоящего приема Артур, не сводивший глаз с волшебного купола, шаг за шагом подбирался к нему. Но тут на его плечо легла рука.

— Осторожно, малыш! — сказал князь Алферов. — Там электромагнитное поле высокой напряженности. Это опасно.

Артур вывернулся из-под его руки и насупился: даже если ты князь и главный инженер, это еще не повод называть других «малышами».

— Смотри, Артур! — окликнул его отец. — Этот человек, — он указал на Алферова, — разбирается в движителях Теслы лучше всех, кого я знаю. Ты можешь задать ему свои вопросы.

Но Артур только упрямо стиснул зубы.

— Мне кажется, ему нужно время, чтобы освоиться, — сказал князь с улыбкой. — Вы же помните, я сам онемел, когда в первый раз увидел Великий Движитель. Давайте спустимся вниз. Сможем посмотреть, как готовят к запуску коллайдер.

Они вошли в прозрачную кабину лифта, и она пришла в движение — унося их вниз вдоль огромной колбы Движителя. Одна особо любопытная молния взялась было их преследовать, но потом попала в гроздь из пяти товарок и с треском взорвалась, озарив на мгновение купол ослепительно-синим светом. Тут уж Артур не выдержал.

— У них есть воля? — спросил он.

— Что? — удивился Алферов.

— Я хочу знать, как они решают, куда полететь и где остановиться.

— А-а-а… — Князь у улыбкой посмотрел на отца. — Это очень интересный вопрос. Видишь ли, малыш, неодушевленные предметы обычно начинают двигаться по какой-то внешней причине. Когда ты бросаешь мячик, ты являешься причиной его движения. Причиной движения этого лифта является сила тяжести…

— Я знаю второй закон Ньютона, — перебил его Артур. — И про броуновское движение я тоже слышал. Но это — ни то, ни другое. Они… эти заряды движутся так, словно у них есть разум и воля.

— Пендрагон, вы не предупреждали меня, что я говорю с коллегой! — воскликнул Алферов. — То, о чем вы говорите, Артур, очень интересный феномен, но скорее психологический, чем физический. На самом деле движение зарядов внутри Великого Движителя представляет собой хаос в чистом виде — хаос еще больший, чем броуновское движение. Молекулы материальны — их амплитуда движений зависит от температуры среды, траектории — от соударений. Молнии же Теслы абсолютно свободны и ни от чего не зависят. А так как абсолютная свобода не вообразима для человеческого рассудка, мы невольно очеловечиваем их, приписываем им волю и целеполагание… Не смущайтесь, коллега, многие великие физики совершали подобную ошибку.

Тем временем лифт достиг основания колбы и остановился. Мужчины и Артур вышли и оказались в темном коридоре, освещенном лишь цепью тусклых зеленых ламп под потолком.

— Свет ярче, — сказал Пендрагон.

И тут же лампы загорелись в полную силу, и Артур увидел, что коридор состоит из тонких медных блестящих пластинок, плотно пригнанных друг к другу. Он осторожно погладил одну из пластинок и понял, что она покрыта тончайшими витками медной проволоки.

— Магнитные катушки? — спросил мальчик.

— Совершенно верно, коллега, — отозвался князь Алферов. — Понадобился труд миллиона сервов, чтобы намотать их. И таких катушек у нас — два кольца по двадцать семь километров. Кроме того, у нас тут более полутора тысяч больших дипольных магнитов. Разумеется, этот коридор не имеет никакого отношения к коллайдеру — мы его построили специально, чтобы у гостей могло сложиться представление о нашей системе.

— И вы разгоняете заряженные частицы? — снова спросил Артур.

— Правильно, коллега. Два пучка протонов разгоняются в двух кольцевых тоннелях. В нескольких точках два кольца пересекаются — именно там происходят столкновения встречных частиц, результаты которых изучаются расположенными тут же детекторами. Когда энергия частиц в коллайдере достигает девяти тераэлектронвольт, частицы, получившиеся при столкновении, начинают проскакивать в иные измерения. При энергиях порядка четырнадцати тераэлектронвольт начинается активный обмен энергиями с зависимыми мирами, и мы с лихвой восполняем ресурсы, потраченные на разгон частиц.

Они вошли в большой зал, где в спешке накрывались банкетные столы, и князь подвел Пендрагонов к стене, которая, казалось, сплошь состоит из больших мониторов. В геометрическом центре стены, между мониторами, был укреплен старомодный циферблат с симпатичной красной стрелкой. На экранах Артур увидел изображения сервов, который копошились в грудах оборудования.

— Что они делают? — поинтересовался он.

— Проверяют контакты между дипольными магнитами, электрическую проводку, работу систем охлаждения, систему поддержания вакуума в тоннелях, системы слежения за перепадом напряжения в реальном времени. Мы не можем допустить сбоев. И не допустим их.

— А этот циферблат — для чего он?

— О, это тоже Потемкинская деревня, коллега, как и тоннель, по которому мы пришли. Для пущей наглядности мы решили выводить сюда данные о получаемой нами эффективной мощности. При пробном запуске удалось выработать десять мегаватт. Посмотрим, удастся ли сегодня получить больше.

— Это все и открыл Тесла? — Артур теперь не боялся задавать вопросы, и они как будто сами выскакивали из него.

— О нет! Коллайдер — наша обычная физика. Физика Теслы — вариационная. Забавно, кстати, но Тесла считал людей своего рода автоматами, которые действуют по заданным извне программам.

— Заданным кем?

— Очевидно, Всевышним. — Алферов перекрестился.

— Но я не чувствую себя автоматом…

— В этом-то, по мнению Теслы, и заключалось коварство мироздания. — Князь улыбнулся. — Точнее, он считал это своего рода вынужденной мерой со стороны Создателя. Судите сами: любое событие может существовать в десятках различных вариантов. Мария Английская могла родить не мальчика, а девочку, могла погибнуть в родах вместе с ребенком, наконец, ее мать могла зачать не в том месяце, а в следующем, и не девочку, а мальчика, и тогда Марии вообще не существовало бы на свете, и вся история человечества пошла бы другими, неведомыми нам путями. И так с каждым поступком любого человека. Принцесса Елизавета могла успеть сбежать из Англии. Тесла мог поехать учиться не в Россию, а в Латинские Штаты. Я мог в детстве увлечься игрой на скрипке, и тогда мы с вами не познакомились бы сегодня. Тесла спросил себя: полагать, что Господь сотворил одну-единственную безальтернативную версию реальности, не значит ли умалять Его всемогущество? И предположил, что все эти вариации по воле Всевышнего существуют.

— Одновременно?

— Что значит «одновременно»? Вполне вероятно, что время в разных мирах течет по-разному — на эту тему есть отличная работа барона Айнштайна, я ее вам горячо рекомендую. Мы не можем спросить у Господа, какими часами Он пользуется, и узнать, как Он рассматривает существование вероятностей: одновременно или последовательно. А если бы и могли, то, боюсь, не поняли бы Его ответа.

— Но каким образом это противоречит свободе воли?

— Будь у людей возможность принимать решения по-настоящему свободно, наша жизнь напоминала бы существование шаровых молний в Движителе Теслы. Впрочем, чтобы понять невозможность существования свободы воли, нам нет необходимости углубляться в физику. Вот вы, например, оказались здесь по своей воле?

— Ну разумеется! — воскликнул Артур, но тут же осекся. — Хотя… нет… Ведь это отец пригласил меня сюда. — Мальчик оглянулся на Пендрагона-старшего. — А если бы я, предположим, родился в другой семье, то и мечтать бы не мог… Точнее, мне бы, конечно, хотелось… Хотя, может быть, и нет… у меня были бы другие интересы…

— Вот видите! Концепция свободной воли противоречит нашему представлению о себе как о стабильной личности, обладающей уникальной предысторией, своими особенностями и предпочтениями. Поэтому Тесла и заключил, что мы все оловянные солдатики Господа. Что однако не избавляет нас от необходимости принимать правильные решения, поскольку в противном случае может оказаться, что Господь предназначил нам не самый приятный из вероятных вариантов… Позвольте, кстати, выразить вам свое искреннее восхищение — вы, оказывается, не только физик, но и философ… Однако вернемся к физике! Говоря упрощенно, Движитель Теслы движется в слоях реальности, выбирая те миры и те события в мирах, которые приводят к максимальному выплеску вероятностей. Идеально было бы попасть в Большой Взрыв, создавший Вселенную, но пока не с нашими энергиями. Пока мы очень рады нашей небольшой находке и надеемся, что на ближайшие пять-шесть лет она обеспечит энергией всю Страну Логров.

— А что за событие произошло? — поинтересовался Артур.

— К сожалению, мы можем судить о характере событий в других мирах лишь по косвенным признакам. Но я предположил бы, что в мире-отражении произошел взрыв местного примитивного источника ядерной энергии.

— А как вы…

— Достаточно, Артур, — вмешался Утер. — Господину Алферову нужно встречать других гостей. Теперь веди себя тихо и смотри внимательно. Позже мы еще с тобой поговорим…

Запуск коллайдера прошел успешно. Красная стрелка добралась до числа «15» и публика приветствовала это достижение аплодисментами. Даже инцидент с Мордредом не нарушил праздника — все удалось уладить по-тихому. Позже, когда Мордред в очередной раз благодарил Артура за проявленную доброту, тот всегда смущался. Это была не доброта, а страх. Под влиянием разговора с князем мальчик живо вообразил себе, как в каком-нибудь из альтернативных миров именно он, Артур, в драной одежде и дырявых башмаках ходит побираться под окнами у своей тетки и с завистью смотрит на Мордреда в бархатном пиджачке, уплетающего бутерброд с икрой.

Однако из той экскурсии Пендрагон-младший вынес и еще кое-что — интерес к зависимым мирам, к мирам-отражениям, если пользоваться терминологией взрослых. Как и все дети Страны Логров, Артур зачитывался воспоминаниями отважных российских путешественников: Джона Франклина, Роберта Скотта, Соломона Андрэ, Владимира Русанова и жалел о том, что вся Земля открыта и изучена. И вот теперь горизонты раздвинулись: кроме привычного мира, существовало еще множество вселенных, и все они ждали своих исследователей и первооткрывателей. Оставалось решить одну крохотную проблему — найти способ попасть в эти миры.

Артур приналег на теорию и быстро убедился, что проникнуть в мир-отражение в материальном теле не удастся — перенос материи требовал колоссальных энергий, и никто, даже сам Тесла, не смог бы поручиться, что эта операция будет безопасна для отважного путешественника. Артур растерялся, но его замешательство длилось недолго. Через князя Алферова ему удалось познакомиться с молодым талантливым студентом Уильямом-Мерлином Гейтсом, помешанным на новейших информационных технологиях. Артур охотно разделил это помешательство. Сидя в гараже на заднем дворе дома Гейтса-старшего, двое юношей буквально на коленках набросали проект специального костюма, снимающего «информационный слепок» с тела, и устройства, с помощью которого можно было управлять поведением этого информационного слепка в мире-отражении.

Тут перед юными энтузиастами встало новое, более классическое препятствие — отсутствие денег. Артур был несовершеннолетним и имел в своем распоряжении лишь незначительную сумму на карманные расходы, а Гейтсы были попросту бедны. Найти спонсоров, желающих выложить кругленькую сумму за путешествие неизвестно куда с неизвестно каким исходом оказалось трудно. Но тут Уильяма-Мерлина посетила идея.

— Что люди любят больше всего? — спросил он, тыча указательным пальцем в Артура, словно тот был ответственным за весь людской род.

— Деньги? Секс? — предположил Артур.

— Ерунда! — сурово возразил Гейтс. — Мелко мыслишь, Пендрагон. Ты в корень зри! Деньги и секс — это всего лишь игрушки. Больше всего на свете люди обожают играть. Мы предложим им игру, и они нам заплатят.

Так на свет родился проект, первоначально названный «Зона Мира», но быстро перекрещенный кровожадным Гейтсом в «Мир Зоны».

— Ты, Пендрагон, совсем как ребенок. Кто же будет играть в мирные игры? Людям нужны кровь и насилие. Давай проектировать игровое оружие.

Гейтс оказался прав. Золотая молодежь валом повалила в «Мир Зоны».

Сначала это была просто игра для телевизионной приставки с линейным сюжетом: войти в Зону, обмануть ловушки, пострелять чудовищ, пособирать «предметы силы» и ящики с сокровищами. Но даже в таком виде она разошлась по миру десятками миллионов копий, принеся Гейтсу, за которым был закреплен патент на игру, баснословное состояние. Партнер Артура мог бы успокоиться и почивать на лаврах, но он тоже горел идеей использовать сделанное в юности открытие для более масштабной цели. Практически все полученные от игроков деньги молодой гений потратил на создание научного центра, в котором информационные технологии чудесным образом сплавлялись с наукой управления вероятностями. К работе на этот центр подключились ведущие физики мира, включая князя Алферова, барона Хокинга и епископа Пенроуза. Понадобилось всего три года на то, чтобы создать первый «пузырь Хокинга-Пенроуза» — миниатюрную искусственную вселенную с заданными физическими свойствами. К тому времени у Гейтса уже были наготове костюм для путешествий в «пузыри» и новая, куда более толковая, версия игры, над которой трудилась целая команда увлеченных студентов.

Ясно, что между телевизионной приставкой и реальными ощущениями дистанция огромного размера, и, очевидно, многие из поклонников «Мира Зоны» хотели бы поучаствовать в баталиях внутри «пузыря», но стоимость участия возросла на порядки, отсекая простолюдинов. Зато в проект потянулась золотая молодежь, внутри которой членство в игровом клубе, основанном Артуром, стало необычайно престижным.

Но и это пока не устраивало Пендрагона-младшего. Он хотел не просто создавать искусственные миры для развлечения скучающих снобов, а добраться до настоящего альтернативного мира, познать чужую культуру и может быть найти там самого себя — иного, с другой судьбой, с другими воспоминаниями, с другими жизненными приоритетами… Зачем ему это было нужно? Иногда Артур задавался подобным вопросом, но не мог найти ответ.

— Арти, ты просто не уверен в себе, — сказал Мордред, когда брат решился поделиться с ним своими сомнениями. — Ты уже вышел из возраста, когда зовут острова и океаны, но еще не стал достаточно мудрым, чтобы довольствоваться тем, что есть. Тебя смутно беспокоит положение в обществе, которое ты занимаешь, но ты не видишь альтернативы и хочешь найти ее в других мирах. На твоем месте я купил бы кругосветное путешествие с экстримом. Уверяю, отлично прочищает мозги.

Вроде бы, Мордред сказал все правильно, но Артур никак не мог согласиться с такой упрощенной точкой зрения на его душевные движения. Все-таки первооткрывателем быть не просто почетно — расширяя границы известного мира, обретаешь возможность контролировать свое и чужое будущее. Кем мы были бы сегодня, если бы члены «Лунного общества» довольствовались тем, что есть? А уж их-то точно никто не обвинит в недостатке мудрости…

Так или иначе, но работы в центре Гейтса продолжались. Еще через два года физики научились генерировать целые гроздья «пузырей Хокинга-Пенроуза», соединенных друг с другом через систему порталов подобно тому, как отдельные бусины соединяются в бусы. И тут князь Алферов сделал удивительное открытие: «пузыри» не формировались в многомерном пространстве случайным образом — они самопроизвольно выстраивались в «направлении» мира-отражения, из которого новый комплекс Пендрагонов, соединивший в себе на вершине прогресса движители Теслы и адронный коллайдер, выкачивал чистую энергию. Происходило это «выстраивание» за счет незначительного изменения физических условий внутри «пузырей», которые всегда на самую чуточку отличались от заданных. Создавался своего рода «коридор» между мирами — его можно было представить как систему изолированных камер с постепенным изменением температуры: сначала нормальная, затем на градус процентов выше, в следующей камере еще выше и так далее. Когда переходишь из одной камеры в другую, разница незаметна, но с какого-то момента температура поднимется до такой степени, что внутри камеры будет опасно находиться — сваришься заживо. Действуя целенаправленно, «коридор» вполне возможно было завершить проникновением в мир-отражение.

Верный Гейтс, ставший наконец-то бароном, взял кредит и выделил дополнительное финансирование на реализацию новой идеи князя. И уже через год он вместе с Артуром впервые ступил в чужой мир, осуществив мечту юности. Увиденное потрясло их — пустая земля, умирающие города, ржавеющая техника, брошенные энергоблоки. В мире-отражении произошла катастрофа. Именно о ней говорил много лет назад проницательный князь Алферов. Выходило, что из всех возможных вероятностей этому миру выпала одна из самых негативных.

Так или иначе, но в то время Артур не решился пустить в мир-отражение членов игрового клуба «Мир Зоны», хотя и понимал, что пространство, возникшее естественным путем, куда богаче на ощущения, чем самый изощренный из сконструированных «пузырей». Вместо этого он лично изучал мир-отражение, составлял карты, общался с аборигенами, изобразив иностранного специалиста, и даже сумел получить доступ к местным информационным сетям, хотя это стоило ему отдельной головной боли.

Планомерное изучение альтернативной реальности могло продолжаться сколь угодно долго, но тут обстоятельства изменились. Когда Артуру исполнилось двадцать пять, Пендрагон-старший начал вводить наследника в курс дел: дескать, хватит играться, пора послужить роду и состоянию. И дал ему в подчинение самое скучное из подразделений «Пендрагон-консорциума» — Управление статистики. Артур приступил к работе без особого энтузиазма, но исследовательская жилка и тут дала себя знать. Где-то через полгода он с удивлением обнаружил, что суммарная мощность производимой консорциумом энергии снижается. При этом общее потребление растет, и с какого-то момента дефицит станет очевидным. Нет, в отчетах все было просто великолепно, но Артур недаром был сыном своего отца — он умел читать отчеты между строк и в случае нужды не ленился проделать необходимые вычисления вручную. Посему уловив тенденцию и понаблюдав за ней некоторое время, Артур вызвал князя Алферова на откровенный разговор. Князь не стал отпираться — все именно так и было.

— В каком-то смысле это вполне логично и согласуется с теорией, — сказал он. — Дело в том, что вероятность — штука энергоемкая, причем вероятности, повышающие уровень сложности и упорядоченности системы, поглощают энергию, а снижающие — выделяют. Ничего нового, второе начало термодинамики даже в физике Теслы соблюдается. Мы уже почти целый век пользуемся вариационными движителями — это не могло пройти незамеченным. Хотя Тесла полагал, что изобрел вечный двигатель, но на самом деле и его машина имеет ресурс. Мы постепенно вычерпываем вероятности нашего мира. Катастрофа произойдет очень нескоро, но она неизбежна, ведь потребление всегда растет. Один из путей — развитие альтернативных видов энергетики, но все они малоэффективны и неизбежно приведут к загрязнению окружающей среды: воздух и вода будут отравлены, придется отказаться от привычного комфорта. Это станет концом современной цивилизации. Вот почему, коллега, нам понадобился Великий Движитель. Мы надеялись восполнить дефицит за счет миров-отражений. Но мы не учли, что вероятностные взрывы — довольно редкая штука во всех мирах. Положение в том мире стабилизируется, система обретает устойчивость, исключающую многовариантность. Нам удалось выйти на шесть петаватт, но, по моим прогнозам, через два года мы сможем получить только пять петаватт, а еще через десять лет Великий Движитель можно будет выкинуть на металлолом. Если мы не найдем в ближайшем будущем новый вероятностный взрыв, наш мир ждет энергетический коллапс…

Артур обдумал эту перспективу и принял меры. Изучение мира-отражения, до сих пор имевшее чисто умозрительный смысл, вдруг обрело практическое значение. Прежде всего Пендрагон-младший основал Орден Рыцарей Круглого Стола и Львиного Сердца — вроде бы еще один сверхэлитный клуб внутри элитного клуба, а на самом деле — незаметный механизм управления игроками. Узкому кругу избранных Артур открыл тайну существования мира-отражения, в который можно проникнуть с помощью костюма, созданного бароном Гейтсом. Чтобы контролировать своих рыцарей, Артур придумал систему доступа: попасть в мир-отражение можно было, только получив из его рук специальный ключ — кольцо с изображением льва и сердца. Да и вести себя в том мире следовало не абы как, а соблюдая определенный кодекс.

Следующим шагом Артура, нацеленным на провоцирование вероятностного взрыва, стала организация группы О-Сознание из числа аборигенов. Изучая историю и культуру мира-отражения, Пендрагон-младший с удивлением обнаружил, что среди местных жителей есть люди с фантастическими «пси-способностями», коими были совершенно обделены его соотечественники. Получалось, что в той вселенной живут настоящие волшебники, в то время как здесь они остались лишь в легендах. При этом аборигены почему-то совсем не ценили людей с даром управлять вероятностями, никак не отмечали и не возвышали их. Артур не сомневался, что в его мире они стали бы элитой из элит, высшими правителями. Ошибку аборигенов грех было не использовать, и Пендрагон-младший вступил в контакт с самыми влиятельными из «волшебников», пообещав им практически божественное могущество, если они возьмутся проводить в Зоне выгодную ему политику. Обещание он подкрепил технологиями из своего мира, в один момент обогатив тех, кто принял его предложение всерьез. Шестеренки завертелись, а все остальное аборигены сделали сами. Зона отчуждения вокруг разрушенной электростанции превратилась в территорию постоянной вероятностной нестабильности, питающей Великий Движитель. Это был не взрыв, но пожар, который целенаправленно раздували.

Артур не учел только одну маленькую деталь — реальный мир всегда сложнее и многограннее любой самой изощренной схемы, придуманной человеком. Даже в компании верных рыцарей он физически не успевал реагировать на все проблемы и угрозы. Аборигены обладали сильнейшей тягой к познанию и, несмотря на все защиты от несанкционированного проникновения в Зону, придуманные рыцарями за Круглым Столом, несмотря на потери, страх, боль и смерть, сумели ударить в самое сердце — по О-Сознанию. Конец любимому изобретению Артура положил Стрелок — то ли чрезвычайно ушлый абориген, то ли креатура интригана Ланса. В результате аборигены получили доступ в самые дальние уголки Зоны и даже предпринимали попытки проникнуть в Истинный мир. Разумеется, без костюмов барона Гейтса и коллайдера князя Алферова это было попросту невозможно, но сама тенденция выглядела пугающей.

Последней каплей стали Громилы — двое ушлых ребят, которые каким-то чудом сумели заполучить архив О-Сознания, а значит, вплотную приблизились к тайне рождения Зоны. Артур предпринял отчаянную попытку сорвать встречу Громил с теми, кто мог использовать архив по назначению. В охоту включились его агенты в Зоне и несколько рыцарей во главе с Лансом, который проводил там много времени под личиной сталкера по прозвищу Еж и, что называется, держал руку на пульсе. Но Громилы вывернулись и ушли. Мордред и Ланс «погибли» в схватках, после чего, естественно, оказались на госпитальных койках — болевой шок передавался от «информационного слепка» в чистом виде: барону Гейтсу пока не удалось разработать приличный фильтр, который не снижал бы управляемость.

Когда герои поправились, Артур собрал рыцарей в полном составе и предложил высказываться по поводу будущего Зоны. Никто за Круглым Столом, кроме него и Мордреда, не знал, разумеется, что от сохранения аномальных территорий в мире-отражении напрямую зависит судьба Страны Логров и, если смотреть шире, Истинного мира. Однако рыцари не собирались уступать свое «турнирное поле» аборигенам и проголосовали за наиболее радикальное решение вопроса: зачистить Зону, восстановить былые порядки, взять под контроль так называемых Хозяев Зоны, сформировать из их числа новое О-Сознание. Встал вопрос, кому поручить это ответственное, но кровавое дело. Тут добровольцев не нашлось — никому не хотелось выглядеть потом в глазах остальных маньяком, устроившим мясорубку. И тогда Артур предложил использовать Стрелка — тот однажды пришел к Монолиту и загадал желание, а это значит, что с него был снят полный информационный слепок, который теперь хранился в банках данных Гейтса. Ловкий сталкер, сумевший дважды преодолеть все ловушки Зоны, беспощадно уничтожить «монолитовцев», каждый из которых стоил полка, и добраться до О-Сознания, был безупречной кандидатурой. А главное — теперь его можно было контролировать. Если Стрелок выкинет какой-нибудь фортель, Артур всегда успеет опустить рубильник и в буквальном смысле стереть сталкера в зависимом мире.

Казалось, план не даст осечку. Однако аборигены опять проявили смекалку — Стрелок был убит, атака наскоро подготовленных тварей из низших «пузырей» захлебнулась. И это еще полбеды. Пока Артур прикидывал, стоит ли восстановить Стрелка для продолжения зачистки или попробовать другой вариант, позвонил князь Алферов и, волнуясь, сообщил, что эффективная мощность Великого Движителя внезапно упала до пяти петаватт и продолжает быстро снижаться. Когда она упадет до четырех, в Стране Логров начнутся веерные отключения электроэнергии — впервые за семьдесят лет. А для того, чтобы понять, что это означает в перспективе, достаточно заглянуть в любой учебник истории: войны, мятежи, восстания сервов, голод и эпидемии.

И сейчас Артур, глядя на то, как гаснут ночные огни родного города, спрашивал себя: зажгутся ли они снова?

Глава 2 Лихой азарт игры без правил…

— Алина!

Девушка вздрогнула и обернулась. И тут же узнала того, кто ее окликнул — доцент Мышкин из лаборатории Серебрякова. Он-то как здесь очутился?

— Ой, Семен Семеныч! — Она спрыгнула с бронетранспортера и обняла смущенного доцента. — Вы-то здесь какими судьбами?

— Да так, не думал, не гадал, нечаянно попал. А ты? Ты же, вроде, в Москве была?

— Алина! — на этот раз ее звал Никита. — Идем скорее, генерал Роте хочет в вами поговорить.

Девушка в растерянности заозиралась.

— Идите Алиночка. — Мышкин похлопал ее по плечу. — Поговорите с генералом и приходите ко мне в гости. Я тут недалеко обосновался: проспект Ленина, дом пять, квартира четырнадцать. Жду вас и ваших спутников сегодня вечером. Заодно и переночуете.

— Ой, спасибо, Семен Семеныч. Буду непременно.

И Алина побежала к ожидавшим ее Никите и Артуру.

Давид Роте обосновался в бывшем актовом зале. На стене все еще висел старый выцветший плакат «Мир! Труд! Май!», на котором могучий мускулистый рабочий, улыбаясь своей светловолосой ширококостной подруге, нес на плечах мальчишку в коротких штанишках и с красным флажком в руках. Рядом с плакатом кто-то из подчиненных генерала повесил большую карту Припяти и понатыкал в нее разноцветные канцелярские кнопки. Похоже, трехмерные интерактивные голокарты здесь были не в ходу.

Сидевший в старомодном кресле за столом, накрытом красной скатертью, Роте напоминал секретаря райкома из старинных советских фильмов. Вот только легкая камуфляжная куртка несколько выбивалась из образа.

— Зитцен зи зихь, камраден! — с приветливой улыбкой обратился генерал к гостям и тут же обернулся к денщику: — Сережа, сооруди ребятам что-нибудь поесть. Ну и мне заодно.

— Яволь, херр командер! — отозвался Сережа.

— Гее шнелль, ду, потцназе! — Роте фыркнул и снова посмотрел на вошедших. — Ну, орлы, рассказывайте, как добрались.

— Добрались-то нормально… — Никита с печалью вздохнул. — Только тех ребят, что в машине, монстры порешили… Кто там был?

— Олег Штырь и Слава Горелый. Сами вызвались за тобой на Свалку ехать. — Роте наклонился и достал из ящика стола бутылку «Сидоровки» и четыре алюминиевые стопки, поднялся на ноги. — Надо выпить, ребята. За упокой души славных бойцов «Долга».

— Выпьем, — согласился Никита. — Хорошие были ребята. Спасибо им. Жаль, что так обернулось…

— Все там будем, — подытожил Роте.

Выпили.

Пришли трое «долговцев» с подносами. В жестяных мисках плескался жирный, темно-красный, вкусно пахнущий чесноком борщ. Рядом с каждой миской была навалена горка хлеба, лежали несколько ломтиков копченого сала. Роте достал еще три стопки.

— Помянем, ребята, наших товарищей, ушедших в вечную зарницу.

Выпили снова.

Долговцы ушли. Гости навалились на борщ — водка разбудила аппетит.

— Я потом покажу на карте, где спрятал тела, — сказал Никита, отставляя тарелку. — Голов, правда, нет. Ума не приложу, как это получилось. Как будто оторвали.

Роте помрачнел.

— Знаю, — сказал он. — Видел.

Никита изумился:

— Как так?

Роте скривил губы.

— А ты разве не знаешь, что мне сверху видно все? Не Славу с Олегом я видел, конечно, а других таких же… Много вчера парней полегло — и наших, и из «Свободы». Новые мутанты в Зоне появились, вроде огромной обезьяны. С ходу головы отрывают, хребты ломают. Ты же говорил с этим… который называет себя Стрелком. Так скажи нам, что творится, Никита? Откуда пришла напасть?

Никита потупился.

— Ну разговором это трудно назвать вообще-то. Он в основном приказы отдавал. Велел вам позвонить. Потом звал с собой. Вроде как он Зону собирается зачистить.

— Ясно. Ну спасибо ему, что предупредил. Ничего, утрется. Мы и не таких обламывали… — Роте переключился на Артура с Алиной. — А вы, молодые люди, как сюда попали?

— Мы с вами виделись полгода назад, генерал, — ответила Алина. — Я была в экспедиции Серебрякова. Но вспомнить меня вам будет трудно — мы почти не разговаривали, меня только мельком представили.

— А я был с Виктором Свинцовым, — добавил Артур. — В его команде. Меня вам вообще не представляли…

— Ну вот… — продолжила Алина, — а два дня назад мы приехали в Толстый Лес по поручению профессора Серебрякова. До него дошли слухи, что у одного из торговцев в продаже появился «Светляк». Это оказалась деза. Мы уже хотели возвращаться, но тут началась неразбериха с карантином. А потом к нам привязался какой-то маньяк и чуть не прирезал прямо на вокзале. Пришлось от него сбегать. Я решила пробиваться к вам — вы мне еще тогда, полгода назад, показались самым надежным человеком в Зоне.

— Польщен.

Роте не улыбнулся — наверное, не поверил в искренность Алины, сочтя ее слова грубой лестью.

— Мы прошли через периметр у Западного кордона, обошли Янтарь с юга, переночевали в Мастерских и сегодня утром пришли на Базу, где и встретили Никиту. Но знаете, что самое странное? Этого маньяка, который за нами гонялся, я сегодня видела в Припяти. Прямо здесь! На площади! Он в «долговском» комбинезоне, как и остальные ваши люди. Но с мечом. Может, знаете?

— С мечом? — изумился Роте. — У нас таких не водится. Это на «Свободу» больше похоже. Они любят всяким экзотическим железом обвешиваться… А костюм «Долга», так его у любого барыги можно купить — прямо в Зоне или за Периметром. Ладно, ребята, отдохните пока. Я пришлю вам художника, составим ориентировку, объявим вашего врага-меченосца в розыск… А пока… куда бы вас пристроить?

— Если вы не против, — быстро сказала Алина, — я хотела бы в пятый дом по проспекту Ленина. Там живет Семен Семеныч Мышкин — физик из лаборатории Серебрякова. Мы разговаривали сегодня на площади. Я хорошо знаю Семен Семеныча и хотела бы держаться поближе к нему.

Роте кивнул.

— Разумно. Так, а что у нас в пятом доме? — Он заглянул в какой-то список. — Ага, там у нас разместились члены научной экспедиции, которую Ханкилдеев снял с Саркофага. Уровень боеготовности — четыре… Неплохо. Значит, в экспедиции не только яйцеголовые. Ну что ж, никаких возражений. А ты, Никита, иди доложись своему непосредственному командиру. Твой взвод здесь, в правом крыле. Ну а дальше посмотрим, что мы можем сделать.

— Большое спасибо, генерал, — тепло поблагодарила Алина.

Едва дверь за молодыми людьми закрылась, денщик доложил Роте, что из разведывательной вылазки только что прибыл сотник Ханкилдеев.

— Отлично! Вундербар! Давай его сюда! — вскричал Роте, давно ожидавший свежих новостей.

Только когда Ханкилдеев был уже в дверях, генерал спохватился: он так и не убрал со стола «Сидоровку». Но суетиться, мельтешить и прятать водку в стол на глазах у подчиненного было несолидно. Поэтому Роте сделал приглашающий жест:

— Садись, сотник. Выпей с дороги. Устал, небось, и жажда мучает?

Ханкилдеев оценил приглашение по достоинству и отказываться не стал.

Выпили.

— Ну рассказывай, сотник, что там творится, — велел Роте.

— Ерунда всякая творится, господин генерал, — доложил Ханкилдеев. — Все холмы к северу заняты мутантами. Очевидно, стаи прошли через Лиманск. Заходили к нам в тыл. Псы, ракопауки, носороги и обезьяны. Но какой-то организации, как при нападении на Базу, я не заметил. Сидят, ждут. Я приказал снайперу снять парочку обезьян с дальнего расстояния. Получилось. Я предполагал, что после этого мутанты попробуют нас атаковать, но они только отползли из простреливаемого квадрата.

— Занятно, занятно, — пробормотал Роте. — Ну что же, поскольку мы не знаем, как долго эта благодать продлится, будем действовать быстро. Поднимаем ребят, выходим на простор. Боевая задача — истребить как можно больше уродов, пока они не опомнились. Ферштейн? Ну прими еще на посошок, и за дело!

«Пожалуй, с водкой я переборщил, — подумал генерал, проводив Ханкилдеева. — Вроде, и выпил немного: две стопки с ребятами, две — с Вараном. Но в ушах уже звенит и настроение расслабленное — делать ничего не хочется. Тем более переться на холмы и командовать… Похоже, старым становлюсь. Нет, все, баста, надо заканчивать эту… э-э-э… бодягу. Тяжко в Припяти — сразу видно, нехорошее место… Хоть на свежем воздухе оклемаюсь…»

В высокие окна актового зала внезапно брызнуло солнце — редкий случай в Зоне. В золотых лучах заплясали сотни пылинок, а на генерала внезапно напал чих — он чихал и чихал, не меньше дюжины раз подряд, пока наконец не смог остановиться и утереть слезы.

«Scheisse! Was ist loss? — подумал он и тут же мысленно перевел сам себя на русский: — Вот дерьмо! Что за притча?»

И тут услышал у себя за спиной песню. Звонкий молодой голос беззаботно выводил:

Роте выхватил пистолет из кобуры, резко повернулся на голос, но солнечный свет ударил ему в глаза, и сквозь слезную пелену он лишь с большим трудом смог разглядеть щуплую темную фигуру у окна. Пришелец терпеливо дождался, когда генерал прочихается и проморгается, и только потом заговорил:

— Guten Tag, David! Die Sonnenwende grusst dich!

— Здравствуй, белая горячка! — отозвался Давид по-русски, пытаясь скрыть замешательство. — Интересно, что такое Сидорович в водку подмешивает, если с четырех стопок так вставляет?

Пришелец рассмеялся и ответил тоже по-русски:

— Ну зачем вы так, Давид Маркович? Сидорович — честный человек и порядочный торговец. А я вовсе не белая горячка. Я действительно пришел к вам от «Солнцестояния» с очень интересным предложением. Просто решил обставить свое появление поэффектнее, чтобы меня не выгнали с порога. Ну что, вам ведь теперь не хочется меня прогонять?

— Не знаю еще, — проворчал Роте, пряча пистолет. — Я вообще-то шуток не люблю, а шутников — тем более. Но садись, раз пришел. Выпить хочешь?

— Нет, благодарю. — Пришелец улыбнулся.

Теперь Давид мог спокойно рассмотреть его. Посланник «Солнцестояния» выглядел совсем юным, однако элитный комбинезон с экзоскелетом подтверждал — перед генералом стоял не рядовой сталкер. Темноволосый и темноглазый с тонкими чертами лица визитер неожиданно напомнил Давиду его собственные детские фотографии.

«Обрабатывают, — догадался генерал. — Ловчат. В доверие втираются. Что ж, посмотрим, кто из нас ловчее будет».

— Не пьешь? Правильно. Я сейчас тоже эту допью и брошу, — процитировал он старинный советский фильм для поднятия боевого духа. — Ну раз не пьешь, говори, зачем пришел.

О «Солнцестоянии» Роте слышал всего пару раз, но не придавал большого значения: еще одна религия в Зоне, эка невидаль. Здесь, где смерть приходит неожиданно и часто, люди готовы пенькам молится.

Давид у себя в «Долге» суеверий не поощрял, но и не препятствовал. Главное ведь что? Чтобы на человека можно было положиться. А ведет ли он себя порядочно, потому что присягу давал или потому что верит, будто правильные сталкеры после смерти уходят в «Солнцестояние» — это уже дело десятое. Хлопчику в экзоскелете, кстати, Давид не поверил ни на грош. И не отказался от мысли, что в водку что-то подсыпано — грибочки сушеные или травка. Пусть и не Сидор это сделал — значит, здесь уже кто-то постарался. У Гоголя есть такие умельцы-химики… Ладно, послушаем, что этот светлый вестник вещать будет.

— Мы наблюдали за вами, Давид, — начал «хлопчик». — И пришли к выводу, что вы человек жесткий и волевой. Придерживаетесь твердых убеждений. За короткий срок сколотили одну из самых сильных и дисциплинированных группировок в Зоне. Кроме того, вы умны, расчетливы и, что самое удивительное, кристально честны. Такие люди нужны Зоне, как воздух.

«Я сейчас расплачусь от умиления, — подумал Роте сердито. — Если я такой весь из себя умный, то зачем вы мне так глупо льстите?»

— Мы решили сделать ставку на вас, — продолжал хлопчик. — Мы вас поддержим, а вы с нашей помощью установите контроль над Зоной. Полный контроль. Как вам такое предложение?

«Не надо меня поддерживать, я сам хожу», — генерал распалял в себе злость, потому что слова посланника все же нашли тропинку к его душе. Ведь все верно. Кто как не он потратил массу времени на розыски архива О-Сознания, мечтая понять механизмы управления Зоной, стать ее настоящим хозяином и навести наконец порядок? Кто как не он планировал взять жестокие чудеса под контроль и обратить их на пользу людям? И вот теперь мечту подносят не блюдечке… Но это-то и подозрительно, одернул себя Роте. Во-первых, скорее всего, ему обещают то, чего не могут дать, во-вторых, неизвестно чего потребуют взамен, а в-третьих, более вероятно, что никакого «Солнцестояния» не существует, а просто старый друг Гоголь, солнце нашей поэзии, решил выставить своего конкурента полным идиотом.

— И в чем же будет заключаться ваша поддержка? — полюбопытствовал Роте, не подавая виду, что раскусил планы собеседника. — Что вы можете мне предложить?

— А чего вы хотите? — улыбнулся «хлопчик». — Наши возможности не безграничны, но, уверяю вас, весьма впечатляющи. Хотите контроль над погодой? Куда бы вы ни пошли, вам всегда будет сопутствовать Солнце. Представляете, какое впечатление это будет производить на всех крадущихся? Хотите, дадим возможность повелевать мутантами? Хотите, усилим ваши естественные пси-способности до уровня О-Сознания? А хотите… — тут он понизил голос. — Хотите, мы вернем вам родителей?

Роте поднялся на ноги и смерил незваного гостя тяжелым взглядом.

— Молодой человек, сожалею, но ваши папа с мамой не научили вас вести себя. Потрудитесь покинуть помещение.

— Экий вы, Давид Маркович, вспыльчивый. — На юнца в экзоскелете резкий ответ Роте не произвел, кажется, никакого впечатления. — Вспыльчивый и недоверчивый. Везде подвох видите. А мы ведь вам не враги. Марк и Ксения Роте входил и в число немецких туристов, которые путешествовали по Зоне отчуждения в день Первого Выброса. У обоих были выявлены латентные пси-способности уровня прима, и О-Сознание забрало их, чтобы сохранить информационные слепки личностей в банке данных. Сделано это было в рамках проекта развития О-Сознания. Предполагалось, что со временем О-Сознание будет управлять всем миром, изменит историю человеческой цивилизации. Для этого, как вы понимаете, нужны кадры. Этого не случилось, но записи хранятся и по сей день — их можно восстановить. К сожалению, мы не всемогущи, и ваши родители после воскрешения не смогут выйти за пределы Зоны. Но мы можем гарантировать им долгую и спокойную жизнь. Или долгую и интересную, если они предпочтут именно этот вариант. Теперь что скажете, Давид Маркович?

— Скажу, что мой отец плюнул бы мне в лицо, если бы узнал, что я заключил подобную сделку: его жизнь в обмен на его и мою свободу, — ответил Роте со спокойным достоинством. — Проваливай, ублюдок, пока я пистолет не достал. Достану, буду стрелять без разговоров.

— Как пожелаете, Давид Маркович, — искуситель совсем по-детски надул губы. — Но помните: такое предложение «Солнцестояние» делает только один раз.

«Обиделся, паскуда!» — удовлетворенно отметил Роте.

— Оставьте меня в покое, — процедил он вслух.

«Хлопчик» пожал плечами и вышел из зала, не прощаясь.

Давид упал в кресло, глубоко подышал и налил себе еще одну рюмку — грибы там или травка, а нервы нужно срочно в порядок привести.

«Вот Rotzjunge! — думал он. — Пристрелил бы сопляка. Да с Гоголем потом тереть над тушкой неохота. Сами палят друг в друга по поводу и без, а стоит кого-нибудь из них поучить уму-разуму, тут же начинают биться в истерике. Ну, Николай Васильевич, солнце вы нашей поэзии, ты мне за это ответишь! Дай только с мутантами разобраться, и я тебе покажу, как шутки шутить. Я тебя так вздрючу, что тебе до конца жизни ни шутить, ни смеяться не захочется. Ты у меня снова вторую часть „Мертвых душ“ напишешь, классик хренов!»

Координатор Гоголь тщательно запер дверь, зажег ароматическую свечу — сандал с можжевельником, — сел на кровать, сложил руки на животе и закрыл глаза.

Когда ты уже пять лет — сначала простым стражем, а затем членом Совета Координаторов — пытаешься удержать в рамках такую в высшей степени жидкую и кипучую субстанцию, как группировка «Свобода», без периодической разрядки не обойтись. Замшелые «долговцы» по старинке снимают стресс алкоголем, многие «свободовцы» экспериментируют с наркотиками, но Гоголь полагал, что ясную голову терять не следует. Поэтому практиковал медитацию.

Прежде всего нужно успокоить дыхание. Когда человек дышит глубоко и медленно, его кровь насыщается кислородом, а мозг начинает работать лучше.

Медленный глубокий вдох и выыыыыдох.

Голову и шею держим прямо, чтобы не нарушать кровоснабжение мозга.

Вдох и выыыыдох.

Выдыхаем все заботы и тревоги дня, все мелочное, сиюминутное, не стоящее траты нервов. Все недостойное того сокровенного теплого лучистого света, который живет в каждой душе. Все, о чем лучше забыть и не вспоминать.

Вдох и выыыыдох.

Теперь нужно спросить: «Кто я?»

Я — обиженный человек. Нет, не так. Я — обида. Я обижен на Давида Роте, который так легко переиграл меня, прогнул под себя, заставил подчиниться. Я обижен на себя — за то, что так легко дал себя переиграть, за то, что так легко подчинился.

Вдох и выыыыдох. Улетай, обида.

Кто я?

Я — обиженный мальчик. Мальчик, которого все считали чудаком: учителя, родители, сверстники. Потому что много читает, потому что много думает, потому что хочет странного. Хочет, чтобы все вокруг было по-другому, а как по-другому, не знает. Не обыденно. Не карьера-дом-семья. А что-то особенное, настоящее, не зависящее от чужих оценок. Чтобы было такое ощущение — когда попадаешь в точку. Когда видишь истину и чувствуешь ее. Без всяких социальных танцев и манипуляций. Как в игре «жарко — холодно». Хочет обжечься.

Вдох и выыыыдох. Улетай, одиночество.

Кто я?

Я — человек мечты. Я хочу найти истину там, где все словно соткано из обмана, иллюзий и противоречий. Я пытаюсь помочь людям понять себя, понять, чего они хотят на самом деле. Я пытаюсь показать им, что им не обязательно уродовать себя, чтобы жить в ладу с другими и не обязательно воевать против всех, чтобы сохранить себя. Я человек, который дарит другим свободу, даже если они поначалу не знают, как ею распорядиться. Я — человек, который помогает другим найти свой путь.

Вдох и выыыыдох. Улетай, отчаяние.

Кто я?

Я — человек Зоны. Я живу здесь, в причудливом мире. Я принял его прихотливые законы. Я согласен, что игра всегда будет нечестной. Я надеюсь, что мне удастся достичь истины, сколь бы нечеловеческой она ни была. Я готов заплатить, готов отказаться от всего, собственно я ничем и не дорожу.

Вдох и выыыыдох. Улетай, усталость.

Кто я?

Я — человек света. Я не притушил тот внутренний свет, что дан каждому от рождения. Я не затоптал его, не дал затоптать другим. Я верю, что мой внутренний свет питается Истиной. И я готов беречь его. Есть у нас в Зоне одно странное предание. Будто где-то там, за Саркофагом, за Третьим и Вторым энергоблоками, поселилась еще одна группировка — «Солнцестояние», заключившая союз с Сердцем Зоны. И будто в те минуты, когда тучи над Зоной расходятся и светит солнце, к Избранным приходят агенты «Солнцестояния», и если их попросить, они исполнят твое желание. Роте в это не верит. Говорит, сказочки вроде эльфов. Но тут ты ошибаешься, господин генерал. Именно что вроде эльфов. Спроси у любого ирландца: верит ли он в эльфов? Он тебя сразу обругает и к черту пошлет, именно потому что верит. И считает, что лишний раз о них говорить — беду накликать. Потому что не след говорить о них нашим человеческим языком. Вот и «Солнцестояние» есть. Потому что если в Зоне столько тьмы, то под этой тьмой должен скрываться свет. И когда-нибудь они поймут, что я достоин, что я Избранный. Они придут ко мне и спросят, чего я хочу. И я скажу: «Возьмите меня с собой. Дайте мне увидеть истинный свет».

Вдох и вы-ы-ыдох. Улетай, тьма.

Кто я?..

И тут комнату залил яркий солнечный свет. Гоголь с внутренним трепетом, но без удивления смотрел, как из лучей соткался светящийся силуэт.

— Здравствуйте, Александр Сергеевич, — сказал незнакомец. — Я пришел к вам от «Солнцестояния».

Глава 3 Играть заставил всех графей и герцогей, вальтей и дамов в потрясающий крокей…

— А теперь идите ко мне, — позвал незнакомый сталкер. — Только осторожно. Постарайтесь не намочить ноги. Не стоит этого делать без крайней необходимости. А особенно — если еще не знаешь, на что идешь. Лучше всего просто перескочить ручеек. Помните, как было у Алисы в Зазеркалье? Перескочил ручеек, и ты уже на другой горизонтали. Из пешки — в ферзи.

Виктор и Ким недоуменно переглянулись, но ручеек послушно перескочили.

— Вот и молодцы, — обрадовался сталкер. — Теперь пошли со мной. Я вас, как Баба-Яга, накормлю-напою. В баньке, правда, не попарю — времени нет. Но умыться дам.

— Вы его знаете? — тихо спросила Ким, пока они поднимались по склону.

— Нет. — Плюмбум неуверенно покачал головой.

— Тогда почему он сказал: «Я уж думал, вы до меня никогда не доберетесь»? — допытывалась въедливая шведская профессорша.

— А разве он это не вам сказал? — попытался выкрутиться Виктор.

— Нет. Я точно знаю, что никогда его не видела. А вот в вас не уверена.

— Я не знаю… Что-то было вроде… Очень давно… Не помню толком. Еще утром я сказал бы: точно ничего не было. А теперь не уверен…

— О, мужчины! Вечно у вас ни два, ни полтора! В последний раз я слышала этот лепет от своего бывшего, когда он отказывался сдать тест на отцовство…

Жилище, куда привел их загадочный сталкер, и в самом деле напоминало избушку на курьих ножках. Это был маленький добротно срубленный домик с узкими полутемными сенями.

— Обувь тут снимайте, — велел сталкер. — Надевайте тапочки и идите к умывальнику. Воду я вам нагрел.

Тапочки оказались сплетенными из березовой коры лаптями без задников. Вода была в умывальнике с носиком, висевшем здесь же, в сенях. По носику нужно было бить ладонью.

— У нас такой на даче был, — мечтательно сообщила Ким.

После этого Плюмбум ждал по меньшей мере вышитого рушника, но полотенце выпадало из темы — обычное белое вафельное, с полустертым синим штампом «Медпункт» в углу.

Большую часть единственной комнаты занимала русская печь. Также здесь красовался деревянный темный стол, вдоль стены вытянулись лавки. Из печи сталкер достал ухватом горячий горшок с грибной похлебкой, разлил в деревянные миски, выдал гостям деревянные ложки, положил на стол каравай хлеба, поставил солонку. Плюмбум попробовал с опаской: кто его знает, что за грибы? Но сильный голод победил благоразумие. Да и то сказать — хотел бы хозяин их убить, пристрелил бы еще у ручья, тепленькими. А на маньяка, который заманивает к себе прохожих, кормит их мухоморами, а потом любуется мучениями, он явно не похож. А на кого похож? Тьфу ты пропасть, сказано ведь: не знаю! Похож на хохошь, а хохошь на кого хошь… Так бабушка говорила, когда в настроении была. Вот что значит антураж — ассоциации пошли какие-то совсем уже дикие, деревенские…

Тем временем сталкер извлек три граненых стакана и открыл висевший на стене резной шкафчик, где стояли в ряд разноцветные бутыли.

— Я же раньше фельдшером был на Третьем энергоблоке, — ответил он на незаданный вопрос. — У нас спирта было хоть залейся. Ну а после Выброса я и приноровился от нечего делать настойки ставить. Только вот угощать, к сожалению, редко кого приходится… А может, и хорошо, что редко… Вам сейчас, пожалуй, лучше всего вот эта пойдет. — Он достал темно-зеленую бутылку. — Здесь зверобой, душица и чабрец. Отлично усталость снимает. Ну что, за встречу?

Настойка в самом деле пошла хорошо. Рот мгновенно наполнился терпким травяным ароматом, спирт обжег горло, а усталость и тревоги словно отступили. Плюмбум расстегнул поясной ремень и сбросил его со всей амуницией на пол. Снял шлем, положил на лавку, приспустил центральную молнию. Ким последовала его примеру, а еще стянула резинку с волос, и все ее маленькие косички упали на плечи.

В комнату грациозно вошла черная кошка, за ней — три котенка. Не глядя на гостей, семейство устроилось на половике и занялось умыванием.

— Ути, пусечки! — умилилась Ким, совсем как девчонка.

И тут же, почти не меняя интонации, спросила:

— А вы о каком выбросе говорили?

— Выброс был только один, — наставительно сказал сталкер. — Все остальное — афтершоки.

Ким взглянула на него пристально.

— Тогда получается, что вы… один из Хозяев Зоны? Иначе как объяснить, что вы работали здесь до Первого Большого Выброса, а выглядите моложе нас?

— А никак иначе и не объяснишь, — легко согласился сталкер. — Умница, девочка. Я наделся, Виктор, ты сам вспомнишь, а смотри, Ким тебя обскакала. И не в первый раз, между прочим.

— Что я должен вспомнить? — поинтересовался Плюмбум, игнорируя подначку.

— А много чего, — ответил сталкер безмятежно. — У тебя богатый выбор. Давай так, ты расскажешь, что помнишь, а я расскажу, что ты забыл.

— Да ничего я не помню толком… Вроде, мы виделись уже, но как, когда и зачем — не припоминаю.

— Эк оно как тебя… — задумчиво протянул сталкер. — А скажи-ка мне: помнишь, как полгода назад вы вышли к Стоунхенджу?

— А это тут при чем? — удивился Плюмбум. — Тебя ведь там не было.

— Верно, не было. — Сталкер широко улыбнулся, показав ровные ряды белоснежных зубов. — Хоть это вспомнил, спасибо. А тебе тогда не показалось странным, что твой приятель Александр Пыхало, которого вы все называете Приваловым, ткнул кольцом в ячейку транспортного пульта и чуть не загнулся, а тебе — хоть бы хны и даже поумнее малость стал?

— Ну я же, ясен пень, Избранный, — неловко сострил Плюмбум.

— Боже, Виктор, ну что ты несешь? — Сталкер поморщился. — Уж от тебя я этой пошлости никак не ожидал. Думал, взрослый человек, серьезный… Все проще, друг, у тебя уже вроде как прививка была. Мозг под информационный поток был отформатирован. Вот и пошло легче. Как по намазанному.

— Прививка? Мозг отформатирован? Какой-то бред…

— Да, вижу, крепко тебя приложило. Такое случается, если только человек что-то важное забыть хочет. Даже не важное, а самое главное для него. Редко случается… Тогда придется мне рассказать… Тогда слушай… Случилось это в те времена, когда девки были краше, водка крепче, а артефакты кудрявее…

Если быть точнее, случилось это холодным летом две тысячи восьмого года. Не было еще ни «Долга», ни «Свободы», ни военсталов, ни наемников — только «вольные» сталкеры да «крышующие» их бандиты. Зато всего остального хватало с избытком — почти как теперь. Аномалии, мутанты, зомби, Выжигатель мозгов, выбросы и байки о всемогущем Монолите за Саркофагом.

Плюмбум тогда был еще совсем «зеленый» — Зону благодаря природному дару чувствовал неплохо, алгоритмы ходки отработал до автоматизма, опыта поднабрался, но иногда мог совершить ошибку глупее не придумаешь. И одна такая ошибка обернулась большой бедой.

Будучи человеком не чуждым науке, Виктор редко отказывал исследователям с ученой степенью. Богатый турист, коллекционер или перекупщик всегда мог заплатить больше, но когда приходилось выбирать, Плюмбум отдавал предпочтение «яйцеголовым». Первые два года после Большого Выброса систематические исследования Зоны не проводились — академический мир пребывал в шоке от того, как резко и необратимо изменилась Зона отчуждения. Поэтому в растущие на окраинах Чернобыля сталкерские поселки приезжали в основном самые нетерпеливые энтузиасты. Поначалу им хватало для счастья пары простых артефактов, туши свежеподстреленного мутанта или видеокассеты с записью действия примитивной «жарки». Потом аппетиты начали расти. Ученые захотели все увидеть своими глазами, обнюхать, измерить, запротоколировать, и на Южном Кордоне, еще не перекрытом миротворческим батальоном, возник научный лагерь «Бастион» — два десятка палаток, полевая кухня, клетки для мутантов, три трейлера с измерительным оборудованием и спутниковой связью. Сюда наведывались и совсем юные студенты, и седовласые профессора, и бородатые доценты с гитарами, и симпатичные аспирантки. Жили весело, интересно, по ночам собирались у костра, чтобы попить горячего чая с огня и попеть Окуджаву и Высоцкого, Щербакова и Медведева, Цоя и Шевчука.

Плюмбум стал в «Бастионе» постоянным гостем — общество бичей и мародеров, из которых в то время состояло племя крадущихся, тяготило его. Разумеется, и яйцеголовые проявляли к нему повышенный интерес, а узнав, что он некогда трудился в Институте медико-биологических проблем, называли не иначе, как «коллегой». Расспрашивали о сталкерских уловках, о наиболее популярных маршрутах, о повадках мутантов в естественной среде обитания, требовали пересказывать самые нелепые легенды, старательно все это записывали, задавали уточняющие вопросы. Виктор помнил, конечно, одно из главных правил сталкера: поменьше говорить, побольше слушать — но ученые обезоруживали своей детской непосредственностью, житейской наивностью и неиссякаемой жаждой новых знаний. Позднее он встречал и других ученых — скучных и уставших, отрабатывающих часы за грант, склочных, вредных и интригующих на пустом месте. Но те, самые первые, были настоящими фанатиками, и Плюмбум искренне уважал их за преданность делу.

Однажды физик Ветров из Донецка привез в лагерь карту, которую купил через Интернет за две тысячи долларов. Цена сумасшедшая, но ученый был уверен, что это хорошее вложение средств, которое быстро окупится. Карту изготовили вручную, и масштаб на ней был, мягко говоря, не выдержан. Тем не менее указанные объекты имели приписки, и разобраться, что на ней к чему было вполне возможно. Карту показали Плюмбуму. Тот критически изучил ее и дал пренебрежительный отзыв: дескать, многие рисуют и «лохов» на это дело ловят. На карте изображен маршрут по западной границе Зоны с проходом к Третьему энергоблоку. Никто никогда туда не ходил из-за высокой аномальной активности, значит карта липовая. И еще — что это за головастик в конце маршрута нарисован? И что означает приписка: «ЛЕТА»?..

Но Ветров буквально сгорал от энтузиазма и объяснил Виктору, что это, коллега, открытие века, что в Зоне образовался естественный информационный накопитель, а «Летой» его прозвали остряки-самоучки в честь реки забвения, протекающей, согласно древнегреческой мифологии, в подземном царстве Аида. Точнее ее было бы, конечно, назвать «Мнемозиной» — рекой всезнания, которая протекает рядом с Летой, но откуда этим двоечникам знать мифологию? Нахватались по верхушкам… Но скажите, коллега, на карте обозначены реальные ориентиры? Ах, все-таки реальные? Тогда почему вы сомневаетесь в ее достоверности?

Скептицизм Плюмбума физику перебить не удалось, но десяток аспирантов из Москвы, Санкт-Петербурга и Киева он уболтал собраться в экспедицию. Причем планировал идти к своей Лете-Мнемозине согласуясь с драгоценной картой и не прибегая к услугам опытных крадущихся. Хорошо хоть отказал двум симферопольским студенткам, которые тоже рвались в опасное путешествие — сообразил, видно, что они будут приманкой для бандитов и прочих озабоченных.

Виктор наблюдал за сборами со смешанным чувством. С одной стороны, он не хотел показать, что поверил «липовой» карте. С другой, понимал, что без проводника ребята пропадут не за грош. Некоторые аномалии были на карте обозначены и среди них даже какие-то хитрые, о которых Плюмбум никогда не слышал. Что, например, такое «мясорубка»? Но Виктор прекрасно знал, что все аномалии обозначить невозможно: Зона постоянно меняется, какие-то аномалии рассасываются без следа, поблизости нарождаются новые — вляпается кто-нибудь из десятки в «карусель», а остальные ведь его не бросят, скопом полезут выручать, так и накроются по-товарищески одним медным тазом. В отдельных случаях ученые — исключительные дураки.

Плюмбум походил-походил, подумал-подумал и все-таки наступил на горло собственной песне, вызвавшись помочь. Как и следовало ожидать, Ветров несказанно обрадовался, долго тряс Свинцову руку и говорил извиняющимся тоном, что денег дать не может, все на выкуп карты потратил, но зато обязательно включит «коллегу» в число соавторов, когда дело дойдет до научных публикаций.

Виктор решил про себя, что сможет на месте доказать физику свою правоту — для этого будет достаточно убедиться, что аномалии на реальной местности не соответствуют обозначенным на карте. В этом содержалась уловка, но Плюмбум был готов принять грех на душу ради того, чтобы все вернулись домой целыми и невредимыми. К сожалению, он не знал, что Ветров уже проконсультировался по поводу карты с другими сталкерами из ближайшего поселка, иначе лег бы грудью на пути экспедиции, но не выпустил ученых за пределы «Бастиона».

Их перехватили сразу за Корогодом. Вышли из леса пятеро небритых сумрачных субъектов в кожаных куртках, надетых поверх спортивных костюмов, показали оружие — два обреза и АКМы — и ученые сразу подняли лапки кверху. Бандиты были из дагестанской группировки и на апелляции Плюмбума к местным авторитетам не отреагировали. Дали пару раз по зубам, отобрали карту. Старший спросил, сильно коверкая русский язык: «Плюмбим зывать? Ты Лету нам давай?» Виктор сообразил, что экспедицию «заложили», но ничего уже не мог изменить. Он попробовал сыграть в дурачка, но его повалили на траву и хорошенько отпинали. Потом старший из дагестанцев приставил ствол обреза к голове трясущегося Ветрова и сказал: «Стрилять буду чиловека. Лету давай!»

Свинцов уговаривал бандитов отпустить ученых: дескать, они будут только мешать, замедлят продвижение по Зоне — но старшему, похоже, было знакомо понятие «отмычки», и он оставался непреклонен: «Лету давай! Всие пусть идут. Стрилять буду».

Так они и пошли — под конвоем. Ученые некоторое время не осознавали серьезность положения и даже спорили с бандитами. Но тут один из питерских аспирантов надумал сбежать — его прошили очередью, а затем, ползущего и орущего, добили, демонстративно перерезав горло. Ученые были подавлены сценой жестокой расправы, притихли и больше за свободу научного поиска не агитировали.

Старший дагестанец оказался весьма сообразительным типом — он понимал, что без Плюмбума в Зоне не пройти и ста метров, а Ветров нужен для того, чтобы разобраться с Летой, поэтому берег обоих, используя остальных в качестве расходного материала.

Ходка превратилась в сплошной многочасовой кошмар. У границы Зоны на группу напали кабаны и, пока бандиты пристреливались, успели запороть двух аспирантов. Потом пошли поля аномалий. И хотя Плюмбум старался изо всех сил, разбрасывая щедро гайки, прикидывая, вычисляя, сверяясь с самопальной картой, которая вдруг стала для него не липой, нарисованной на коленке безвестным мошенником, а самым надежным указателем, — участники экспедиции продолжали гибнуть: одного затянуло в «карусель», в другого разрядилась «электра», третий нашел свой конец в «кислотном тумане». Ученые больше не переговаривались и даже не смотрели по сторонам — смерть товарищей и предощущение собственной скорой смерти сделали их безучастными к происходящему. И эта обреченность в потухших глазах больше остального пугала Плюмбума.

У старого кладбища на группу напала толпа зомби из семи особей — к счастью, это были не бывшие военные или бандиты, а попавшая под пси-излучение семья самоселов. С такими было справиться куда легче, но и они доставили проблем, затоптав еще одного аспиранта. Ветров при виде ходячих мертвецов окончательно рехнулся, бросился прямо на них, но старший дагестанец ловко подсек физика, оттащил его за волосы в сторону и несколько раз ударил прикладом, чтобы образумить. Ветров завыл, расцарапывая себе лицо ногтями, и сам сделался похож на зомби. Плюмбум подумал: не жилец. И еще подумал, что, как и физик, не смог бы пережить друзей, которые приняли мучительную смерть из-за его глупости и самонадеянности.

У бандитов оставалось еще три «отмычки», и они не сомневались в успехе своего предприятия. Однако уже через несколько минут и к ним пришло понимание, что в Зоне не может быть «волков» и «овец», что здесь все — агнцы перед лицом могущественных и беспощадных сил. После того как удалось отбиться от зомби и заставить Ветрова встать и идти, группа двинулась по заросшей тропинке, петляющей по кладбищу, между покосившихся крестов и заросших обелисков со звездочками. Когда до поваленной ограды оставалось шагов десять, одно из богатых мраморных надгробий вдруг взлетело, подброшенное чудовищным ударом. Из пахнувшей затхлостью ямы вызмеились длинные желтые стебли, ухватили за ноги одного из бандитов и поволокли. Произошло это так быстро, что дагестанец не успел даже вскрикнуть и скрылся за краем. Его соплеменники гортанно запричитали, бросились к яме и открыли шквальный огонь по тому, что пряталось там, расходуя последние патроны. Это им не помогло — стебли-щупальца поднялись еще раз и утащили второго. Тут уже стало не до клановой солидарности — уцелевшие дагестанцы предпочли ретироваться от аномальной могилы и, помогая себе прикладами и тумаками, погнали горстку пленников вперед. Тех осталось всего четверо — в суматохе схватки с подземным монстром очередной молодой ученый вдруг вышел из ступора, сорвался и побежал, петляя, как заяц. «Стой!» — хотел крикнуть Плюмбум, но слова застряли в пересохшей глотке. Аспирант с разбегу попал в сильный «трамплин» — его подбросило на высоту девятиэтажного дома, и, падая, он исчез за деревьями.

Четверо против троих — не так уж и плохо, но Виктор понимал, что преимущества на самом деле нет. У бандитов оставались пистолеты, ножи и умение убивать, у него — только вымотанная и напуганная команда задохликов. Впрочем, потери в рядах дагестанцев внушали надежду, что все еще может перемениться. Плюмбум начал пристальнее оглядываться вокруг. Раньше он не придавал значения аномалиям, которые лежали вне направления движения, но теперь сознательно искал их, надеясь использовать плохое знание Зоны, присущее всем бандитам. В итоге проморгал парочку «амеб», прятавшихся на пустоши за кладбищем — вокруг идущего впереди аспиранта вздулся кислотный купол. Молодой ученый закричал протяжно, но сумел выскочить из зоны действия аномалии — чтобы тут же попасть под удар ее товарки. Теперь он не смог удержаться на ногах, рухнул, задергался в конвульсиях, притих. Суммарное срабатывание двух «амеб» привело к взрывному эффекту — над аномалиями образовалось быстро расширяющееся кислотное облако, в один момент поглотившее оставшихся аспирантов и одного бандита. Уцелевшим пришлось быстро сдать назад, и некоторое время они зачарованно наблюдали, как под воздействием едкой кислоты груда тел на земле тает, превращаясь в плотный кровавый туман.

Бандиты начали ругаться на своем языке — громко и эмоционально. В конце концов старший укрепил авторитет, шагнув к молодому и отвесив ему затрещину. Тот заткнулся, но выглядел злым. Едва ворочая языком, Плюмбум сказал, что идти дальше бессмысленно, впереди еще много ловушек, а карта оказалась барахлом, надо возвращаться. Но старший был непреклонен: «Лету давай!» — и навел на сталкера пистолет. Виктор тяжко вздохнул и принялся разбрасывать гайки. Он уже задавался вопросом, почему бандиты проявляют такое упорство в достижении цели. Зачем шли ученые, было понятно: научное любопытство, «открытие века», «нобели-шнобели» — а этим-то что у Леты намазали? Когда остановились передохнуть, Плюмбум подсел к Ветрову и тихо спросил: «Что такое Лета?». Физик был погружен в себя и казалось, что не ответит. Но после длинной паузы все-таки сказал: «Естественный информационный накопитель». Плюмбум вскинулся: «Эту тарабарщину я слышал! Что там нужно бандитам?» И снова пришлось подождать ответа. «В Лету стекается информация, — сказал Ветров. — О Зоне, о ее самых тайных уголках, о всех, кто здесь когда-то бывал и еще только собирается побывать. Никто пока не может объяснить, как это происходит. Я собирался выяснить и объяснить. Ведь это просто — надо саму Лету спросить об этом… А что такое информация? Информация — это власть. К власти бандиты и рвутся, коллега… И лучше бы нам не дойти…»

Дагестанцы перекусили и покурили, после чего старший опять поднял пленников на ноги. По карте до головастика с припиской «ЛЕТА» оставалось меньше километра, но прямую дорогу к вожделенной цели перекрывал крестик «мясорубки» — возможно, самый опасный участок, ведь Плюмбум даже не подозревал о существовании аномалии с таким зловещим названием.

Понимал это и старший дагестанец. Он колебался, ведь и сталкер, и ученый представляли для него теперь большую ценность. И все-таки сделал выбор: вперед пойдет Ветров. Услышав о решении, физик вдруг счастливо улыбнулся, словно только что сбылась его самая сокровенная мечта. После чего, гордо выпрямившись, зашагал по пожухлой траве.

В месте, обозначенном на карте крестиком «мясорубки», они увидели лощину между холмами — там ржавела огромная бронированная машина, в которой Плюмбум без труда опознал «пожарный танк» ГПМ-54. Вершины холмов казались чистыми, и сталкер решил обойти «танк» справа. Он побросал в том направлении гайки, убедился, что летят они нормально, и велел Ветрову взбираться по склону. Плюмбум тогда еще не знал, что «мясорубки» селятся в старой технике, но сфера их действия находится не в месте залегания, а в десятке метров от него.

Очевидно, физик ничего не успел понять. Невидимая сила подхватила его, скрутила тело так, что мгновенно спичками сломались хребет и кости, и потащила к машине. Оторванная рука упала рядом с Плюмбумом. И это подействовало на него оглушающее — забыв о страхе смерти, о том, что некоторые аномалии способны поглотить сразу несколько человек, он бросился вперед, вскарабкался на броню «пожарного танка», спрыгнул с той стороны и бежал-бежал-бежал, пока не выдохся. Тогда он упал на землю и некоторое время не видел ничего, кроме комков засохшей грязи перед глазами.

Виктор провалялся около часа. Потом сел, оглянулся — бандиты не решились последовать за ним. И, наверное, повернули назад…

В любом случае возвращаться сейчас тем же путем было опасно, а до Леты — рукой подать. Поэтому сталкер решил все-таки дойти и взглянуть на то, ради чего погибли четырнадцать человек.

Впереди высились глыбы энергоблоков, торчали знакомые градирни — скоро должна была начаться промышленная зона, но на ее границе пролегал широкий овраг, и Плюмбум вынужденно остановился на его краю. Он увидел водопроводную трубу большого диаметра, из которой вытекал грязный ручей. На дне ручья валялись какие шестеренки, поблескивали шприцы, обрастал грязью доисторический «шмайссер». Из оврага несло смесью отвратных запахов: ржавчина, мазут, канализационная вонь.

«Это и есть Лета?» — спросил себя Плюмбум.

Было горько признавать, что молодые жизни энтузиастов прервались из-за гнилой помойки. Что в ней особенного? Плюмбум швырнул вниз последнюю оставшуюся у него гайку, она упала в темную воду, подняв небольшой фонтанчик брызг.

Соврала карта… Нет здесь никакой аномалии…

И все-таки Плюмбум спустился вниз. Брезгливо обходя мелкие лужи, накопившиеся вокруг русла, подошел к трубе, заглянул внутрь. И отшатнулся. Внутри лежали люди в самых причудливых защитных комбинезонах — десяток, а может, и больше. Они не шевелились, но было видно, что это не мертвецы: кожа на неприкрытых руках и лицах выглядела грязноватой, но здоровой.

«Постарайся не намочить ноги», — услышал Виктор громкий звонкий голос и едва не свалился в воду от неожиданности.

«Кто?! Что?!»

Плюмбум поднял взгляд, и обнаружил, что с той стороны ручья, на краю оврага, стоит молодой человек в камуфляжном костюме.

«Ты еще не готов вступить в Лету, Виктор», — сказал человек.

«Мы… знакомы?»

«Нет, но я знаю всех, кто приходит к Лете… И всех, кто еще придет…»

«Но откуда? Как?»

«Лета рассказывает мне».

«Так это она и есть?» — Плюмбум сделал широкий жест.

«Да. Выглядит непритязательно, но в Зоне мало что выглядит притязательно. Одни называют ее Летой, другие — Мнемозиной, третьи — Стиксом. На самом же деле она и одно, и второе, и третье. Все реки загробного мира сливаются здесь. И каждый может выбрать воду по вкусу».

«Что это означает?»

«Ты ведь все равно войдешь в реку, Виктор, не так ли? Тебя очень волнует, что друзья погибли зря. И ты войдешь, чтобы эта потеря обрела хоть какой-то смысл. А дальше все зависит от тебя, и даже Лета не скажет, воды какой реки ты выберешь. Если захочешь что-то забыть, это будут воды Леты. Если захочешь что-то узнать, это будут воды Мнемозины. Если захочешь узнавать и забывать вечно, это будут воды Стикса…»

«Как… те?..» — Плюмбум указал на трубу.

«Да, они выбрали третий вариант…»

«А откуда карта? Как они узнали о вашем существовании?..»

«Карту нарисовал я», — сказал человек со странной усмешкой.

Плюмбума передернуло.

«Но зачем?! Столько людей погибло! Ты убийца!»

«Я не убийца. Я — лодочник. Харон. И я не могу иначе…»

— Вот такая история с тобой приключилась, Виктор, — закончил Харон свой рассказ. — Ты тогда, видать, крепко испугался и выбрал Лету. Другого объяснения не вижу. Но прививка осталась. Это тебя у Стоунхенджа и спасло, когда ты напрямую к транспортному пульту иномирян подключился. Такой поток информации никто из наших не выдержит. Не приучены, переклинит сразу.

— Поэтому вы нам и запретили в ручье ноги мочить? — уточнила Ким.

— Умница, снова все правильно поняла, — откликнулся Харон.

— А как она появилась?.. И как появились… вы?

— Лета — аномалия. И я аномалия. Как появляются аномалии?

— Но если вы такой всезнающий, такой всеведущий, — в голосе профессорши прорезалось ехидство, — то для вас не составит большого труда объяснить нам, как образуются аномалии.

— Я могу объяснить, — сказал Харон с тяжким вздохом. — Только мне слов человеческих не хватит… Если только совсем упрощенно. — Он снова вздохнул. — Представьте себе корову… Хотя нет, наоборот… Представьте себе, что вы никогда не видели коровы, а знаете о ее существовании только по вымени. Вы научились дергать за соски, получаете молоко, но не знаете на самом деле, откуда оно берется. Не знаете, что молоко вырабатывает большой и сложно устроенный организм: пищеварительная система, кровеносная система, нервная система, эндокринная система, иммунная система, сердце, мышцы, скелет. Не знаете, что ему нужна свежая трава, бык и теленок. Но по большому счету вам это и не нужно знать — вы умеете добывать молоко, просто дергая за соски… Зона — такая же корова. Она живой и сложно устроенный организм, о котором и люди, и пришельцы из других миров имеют лишь смутное представление. Зато преотлично научились использовать даваемое молоко… Иномиряне — вообще клинический случай. Они всерьез полагают, что создали Зону, что контролируют ее, что знают все секреты. Если вернуться к нашей аналогии, то можно сказать: иномиряне решили, будто бы повелевают Зоной только потому, что тычут иголками в вымя и слышат далекое обиженное мычание. Но на самом деле они в отличие от людей даже не могут выйти за измерения своего мира — сожгли в топках благоприятные вероятности…

— Вот как? — перебила Ким Райка, возбужденно блестя глазами. — Вы хотите сказать, что… э-э-э… иномиряне не присутствуют здесь физически?

— Да, — подтвердил Харон. — Именно это я и сказал. Фактически иномирянин — это манекен, управляемый дистанционно. Если между мирами перетекает энергия, значит, передается информация. А энергию с помощью информации и при наличии соответствующих технологий можно преобразовать в материю. Именно так работает транспортная система пришельцев.

— А мы, выходит, можем путешествовать в субпространствах физически?

— Все правильно, Ким. Ты просто молодец, — похвалил Харон. — Учись, Виктор!

— Хм, — сказал Плюмбум. — Госпожа Райка, а откуда вы знаете о существовании альтов? Раз уж пошел такой откровенный разговор…

— Я многое знаю, — ответила Ким небрежно. — Алексей Румянцев и Борис Витицкий считают себя очень хитрыми и ловкими, но деньги они берут у нас. А у нас есть способ получать за свои деньги исчерпывающую информацию.

Плюмбум даже не удивился. И как он мог поверить, что компания «GSC World: Thunder» — самостоятельная организация? Всего-то и надо было серьезно обдумать ситуацию и понять, что Алекс Гроза и Боря Молния много лет находятся под колпаком. Оставался еще один важный вопрос.

— У кого у «нас»? У «Норд Ривер»?

Ким засмеялась.

— «Норд Ривер» — пустышка, прикрытие. Я представляю куда более серьезных людей, Виктор. Впрочем, даже если я назову их, вам эти имена ничего не скажут. Могу только намекнуть, что мои пси-способности и даже пси-способности моей матери — сущая ерунда по сравнению с тем, что умеют они. И они ведут наблюдение за альтами с момента их проникновения в наш мир. Кстати, это случилось еще в восемьдесят шестом, с тех самых пор и ведут.

— Потрясающе! — произнес Плюмбум, но таким тоном, что можно было подумать: он сильно разочарован.

— Вернемся к нашей корове, — предложил Харон. — Вы спрашивали, что такое Лета? Можно сказать, что она нечто вроде той части мозга коровы, которая отвечает за память. Но это не просто накопленные впечатления, это и анализ, это и систематизация. Лета разумна, но иначе, чем человек. А еще она умеет видеть будущее — угадывает последствия, просчитывает вероятности. И она знает, Виктор, зачем ты пришел в Зону.

Плюмбум подобрал ноги. Он понимал, что ничего не сможет сделать одному из Хозяев Зоны, но попытаться должен.

— Расслабься, — сказал Харон. — Вероятность благоприятного для тебя события уже установлена. И она высока. Зона — все-таки не корова, для нее любые варианты равноценны. В том числе и твой. По идее, именно я должен остановить тебя. Но… я не буду этого делать.

— По… — голос Плюмбума сорвался. — Почему?

— Мне просто надоело быть здесь. Зона лишила меня свободы, но право на выбор я ей не отдам.

Кошка, словно обидевшись, что на нее не обращают внимания, встала, выгнула спину и принялась точить когти о половик.

— Не дери ковер, Надя, — сказал Харон и улыбнулся.

— Откуда она у тебя? — спросила Ким, почувствовав, видимо, что ее спутник и Хозяин Зоны затронули очень опасную тему, и решив немного разрядить обстановку.

— Приблудилась уже давно, сразу после Первого Выброса. Из Припяти, наверное. Тоже не стареет… Да ей не привыкать — у нее и так девять жизней. Котов себе где-то находит, котят носит регулярно. В общем, самостоятельная животина…

Минуты две они молча смотрели на кошку. Потом Плюмбум поднялся из-за стола и начал одеваться.

— Я пойду, — сказал он, подпоясываясь. — Я знаю, о чем хочу спросить Мнемозину, и уверен, что захочу сохранить ответ.

Харон поглядел на него испытующе.

— Иди, сталкер, — сказал он. — Я в тебя верю.

— Я тоже пойду, пожалуй, — добавила Ким. — Только не в речку вашу, а назад, к Саркофагу. Там у меня имущество кое-какое осталось — за ним присмотреть надо.

— Конечно, иди, — отозвался Харон. — Жаль, клубочка дать в дорогу не могу. Такая вот я Баба-Яга, непутевая. Но точно могу сказать, что доберешься без приключений.

— И на том спасибо. — Ким тряхнула головой. — Справлюсь. Не первый день в Зоне.

— Это точно, — подтвердил Харон. — И еще одно, Ким. В дороге ты встретишь попутчика. Не бойся быть с ним откровенной.

— Я должна буду что-то ему рассказать? — поинтересовалась Ким. — Или что-то спросить?

И то, и другое. — Харон загадочно улыбнулся. — И можно без хлеба. Просто будь искренней. И все получится именно так, как надо…

Первое, что Плюмбум увидел, были звезды. Огромные, близкие, разноцветные. Они сияли под ногами россыпью драгоценных камней. Виктор по давней привычке нашел ковш Большой Медведицы, от него провел мысленно линию к Полярной звезде, а дальше замялся — очертания Малой Медведицы были как-то странно искажены. И это помогло ему понять, что на самом деле он стоит на высоком холме, точнее на гребне возвышенности, и смотрит на город, раскинувшийся внизу и погруженный в ночь.

Сталкер поднес к глазам бинокль и увидел, что светятся большие шары, расположенные на крышах, точнее на шпилях небоскребов города. В шарах искрились пойманные молнии, освещая крыши синими всполохами. Воздух был невероятно чистым, наполненным влагой и запахом цветов. Очевидно, больших белых цветов, что гроздьями усыпали ближайшие деревья.

Плюмбум решил пока не спускаться в город, а осторожно пошел по гребню, стараясь держаться в тени деревьев, присматриваясь, прислушиваясь и принюхиваясь. Могут ли быть здесь аномалии? Вряд ли… Никто не станет жить рядом с аномалиями…

Негромкие голоса заставили его остановиться.

Впереди на разложенном ковре сидели двое — девушка с распущенными светлыми волосами, одетая в белое платье, и мужчина в темном костюме. Девушка что-то сказала, но Плюмбум не разобрал ее слов — из-за леса раздался шум винтов и низко, над самыми деревьями, пролетел серебристый дирижабль, заставив их кроны отчаянно качаться и сбрасывать на землю дождь из цветочных лепестков. Девушка засмеялась. Мужчина протянул руку, чтобы освободить лепестки, запутавшиеся в ее в волосах. Она отстранилась.

Тогда мужчина с укором произнес:

Очевидно, Плюмбум неловко пошевелился, и ветка хрустнула под ногой. Девушка вскрикнула. Мужчина немедленно вскочил на ноги и обернулся к нему.

— Ты чей, серв? — он говорил спокойно, но в голосе звучал скрытый гнев.

Плюмбум его понимал. Он обломал мужику весь кайф. Правда, не нарочно. Но кого это интересует?

— Извините, — сказал он смиренно. — Я не хотел вам помешать. Я сейчас уйду.

— Я спросил, чей ты серв? — повторил мужчина уже громче.

— Я… я ничей. Я издалека.

Мужчина распахнул куртку, и в руку ему словно сам собой прыгнул револьвер. Он навел оружие на Виктора, но остановился. Присмотрелся к защитному костюму Плюмбума, потом к лицу.

— Сталкер?.. Я тебя знаю?..

«Мордред, — сказал четкий дикторский голос в голове Плюмбума. — Двоюродный брат и правая рука Артура. Ты встречался с ним в апреле, когда он пытался остановить твою экспедицию на дальних подступах к Зоне. Ты завладел его кольцом».

Виктор еще не привык к общению с Летой-Мнемозиной, а потому невольно вздрогнул. Но это общение приносило ощутимую пользу. Чтобы пройти в мир альтов, Плюмбуму не понадобилось искать специальную «воронку» и настраивать «Звезду Полынь» — Лета-Мнемозина фактически все сделала сама.

— Ты меня знаешь, Мордред, — сказал Плюмбум вслух, вызвав замешательство у альта. — Очень хорошо знаешь. Однажды ты мне сказал: «Какая разница, Свинцов, кто тебя убьет?»

— Свинцов?! Но… этого не может быть… Ты… ты… не можешь здесь находиться…

— Но я здесь. Пожалуй, тебе предстоит пересмотреть свои убеждения, Мордред.

Альт зло ощерился.

— Вранье! — заявил он. — Все это интриги Ланса. Нанял актеришку, обрядил в костюм. Тебе и ему придется поплатиться за обман. Умри, паяц!

Мордред снова поднял револьвер, но Плюмбум не стал дожидаться выстрела. Отпрыгнул, поскользнулся на траве и покатился на животе вниз по склону. Вслед ему летели пули.

«Вот черт! — подумал Плюмбум. — Лета-Мнемозина, с меня достаточно! Я возвращаюсь назад».

Он докатился до конца склона и угодил в невидимую в темноте речку. В приоткрытый рот хлынула ржавая вода.

Уф! Пендрагон-младший едва отдышался.

Да, засиделся он в кресле. Давно не передвигался на своих двоих, давно не общался с аборигенами. Будем честны — он с ними никогда толком не общался. Не видел в этом особого смысла, предпочитая работать с информационными сетями и средствами связи. Сейчас, говоря по правде, он его тоже не видел. Жители зависимого мира такие душные! Словца не скажут в простоте, даром что ничего в жизни не понимают. В «Солнцестояние» верят!

Артур усмехнулся. «Солнцестояние» было проектом Гвиневеры — бессмысленным и прекрасным, как все ее идеи. Он разместился на «уровне химер» — в одном из низших побочных «пузырей», используемых как коллектор вариаций, захваченных в основном потоке, но позже признанных деструктивными и отфильтрованных. Формально доступ из этого мира в Зону был закрыт, но слишком близко они были расположены, в некоторых местах мембрана между мирами истончалась и периодически случались спонтанные прорывы. В одном из таких мест Гвиневера воздвигла алтарь из белого мрамора и устроила вокруг него пляску горячих воздушных струй, огненных языков и гравитационных жгутов. Постоянный восходящий поток теплого воздуха надежно разгонял облака и над алтарем всегда светило Солнце. Получилось солнцестояние — архианомалия столь же таинственная и притягательная, сколь и губительная. А вот каким образом эта архианомалия превратилась в фольклоре в таинственную группировку, заправляющую в Зоне, Артур не знал, но, пообщавшись немного с аборигенами, уже начинал догадываться. Люди мира-отражения склонны слышать и видеть только то, что их устраивает. Они просто жить не могут, если не будут знать, кто за все в ответе. И никогда в жизни не возьмут лишнюю ответственность на себя. Конечно, куда проще и безболезненней проклинать мифическое «Солнцестояние»… Или молиться на него.

Сегодня он общался с двумя лидерами. Людьми, которым доверяют свои жизни члены группировок. И что? Душераздирающее зрелище! С Роте все просто — тупой солдафон, он боится высунуть нос за пределы знакомого мирка. А жаль, потенциал у него есть, как ни странно. В отличие от Гоголя. У того-то амбиций выше крыши. И полный ноль по пси-способностям. Абсолютно не обучаем. Итак, две пустышки. Вечно так с аборигенами… Однако что прикажете делать дальше? Возвращаться? Ну уж нет! Мы пойдем другим путем. Мы пойдем к новой архианомалии у Саркофага и по дороге подумаем, что еще можем сделать…

Артур привычно определил направление и зашагал к дальним холмам.

К сожалению, открытое пространство быстро закончилось. Пошли кусты, перелески, под ногами зачавкало. Артур понял, что нужно смотреть под ноги, чтобы не завязнуть в трясине. Постепенно он нащупал дорогу, но заметил, что приходится отклоняться к западу.

— Ладно, — сказал сам себе Артур. — Не заплутаем. Спешить некуда.

И тут за его спиной послышался шорох. Артур обернулся, вскинул автомат, но никого не увидел. Впрочем, и ветра не было. Пендрагон-младший пожал плечами, и двинулся дальше, стараясь ступать потише и при этом внимательно прислушиваясь к тому, что происходит за спиной. Он обернулся снова — резко и неожиданно — и сумел различить в кустах какое-то движение: мелькнули быстрые тени. Артур больше не раздумывал. Он осмотрелся, заметил старую осину с покрытым наростами стволом и толстой веткой, отходившей от него на высоте трех метров. Подойдет… И тут же, без предупреждения, с места в карьер рванул вперед. Шорох сзади мгновенно превратился в топот. Артур не оглядывался: не так уж важно, кто там сзади. Вряд ли они гонятся за ним для того, чтобы поприветствовать или угостить чаем. Он — в Зоне, а здесь все неожиданности неприятные.

Артур почти успел. Почти добежал до осины, когда из-за ее ствола выскользнул псевдопес, тут же раззявивший жуткую пасть. Артур замер. Навел автомат на мутанта. Пес не спешил нападать. Он двинулся полукругом, медленно приближаясь к жертве. Артур разворачивался вслед за ним и краем глаза замечал, что псевдопес не один, а справа и слева на границе видимости еще два темных пятна совершали тот же маневр. Трое. Стая. Плохо.

Пес аккуратно переступал лапами, стараясь не показывать Артуру бок. Знал, паскуда, что чем меньше мишень, тем труднее в нее попасть. И одновременно зыркал глазами направо-налево — похоже, не доверял своим подельникам. Это рассредоточение внимания его и погубило. Он засмотрелся на правого собрата, который, кажется, начал забегать вперед, выбиваться из общего ритма, сердито рыкнул, обнажая клыки и… подставился.

Артур тут же выстрелил. Псевдопес припал на задние лапы и жалобно заскулил. Артур немедленно развернулся — он был уверен, что двое оставшихся сейчас бросятся на него, и понимал, что должен хотя бы одного снять в прыжке. Но две серые молнии проскользнули мимо и впились в брюхо подранку. Артур не стал ломать голову над этой биологической загадкой — он одним махом добежал до осины и буквально взлетел, спасибо экзоскелету, на выбранный сук. Заняв таким образом господствующую высоту, Пендрагон-младший обозрел поле боя и… едва не свалился вниз от изумления. Псы уже прикончили незадачливого товарища и теперь грызлись друг с другом. А в сторонке сидела, кокетливо косясь, здоровенная химера!

Не будь Артур в почти безвыходном положении, он с интересом понаблюдал бы за «любовными» играми этого странного трио. Однако сейчас его больше всего занимал вопрос, как бы слезть с дерева, не привлекая внимания хищников, и безопасно продолжить свой путь. Конечно, сейчас тварюги были донельзя увлечены решением извечного мужского вопроса «Кто круче?», но даму сбрасывать со счетов было нельзя. Ждать тут наверху, пока зверушки сами не успокоятся? Так кто ж его знает, что им в голову взбредет, когда они успокоятся? Химера и на дерево залезть способна… Можно, конечно, не мудрствуя лукаво, пустить себе пулю в лоб, но только это страшная потеря времени — дня три, как минимум, в себя приходить будешь. И возвращаться, ничего толком не уладив, совсем нехорошо — князь Алферов там совсем с ума сойдет. Ладно, помереть мы всегда успеем, а пока посмотрим, что будет дальше и не представится ли шанса сбежать.

Между тем события внизу развивались своим чередом. Схватка продлилась недолго. Побежденный, скуля и поджав хвост, убежал на болота. Победитель, заложив уши, и вытянувшись в струнку так, что его фигура даже обрела некую стройность стал бочком-бочком подкатываться к прекрасной даме. Видно было, что он ее побаивается, но охота пуще неволи.

Химера встала. Потянулась в три приема: сначала вытянула передние лапы, потом выгнула спину, потом шагнула вперед и потянула задние лапы. Псевдопес подскочил к ней сзади и ласково куснул за круп. Она развернулась и коротким ударом свалила незадачливого ухажера с ног, но когда тот поднялся и повторил подход, встретила его уже приветливей — припала на передние лапы, выставила задницу и томно завела:

— Уау-уау-уау!

Псевдопес попытался пристроиться, но оказалось, что он короче, чем нужно — ему никак не удавалось ухватить пассию за загривок, а приступать к делу, не зафиксировав как следует подружку, он побаивался.

— Уау-уау-уау! — подвывала в нетерпении химера.

Пес вытянулся, как резинка от штанов, и уже было достиг зубами заветного загривка, но тут грянул выстрел, химера подскочила вверх метра на два, а ее ухажер свалился на траву и заскреб лапами в агонии.

Глянув вниз, Артур увидел стрелка. Тот лежал в траве за деревом всего лишь в десяти шагах от влюбленной парочки. Как ему удалось подобраться так близко? Мужик, судя по мощным плечам и заднице, был не из мелких, и все же хищники не заметили его. Пока не грянуло. Интересно, что этот чудак теперь будет делать? Ну псевдопса он завалил, молодец. Но химеру с одного выстрела не уложишь. А она вряд ли довольна, что песня осталась недопетой. Вон как к земле припала и зыркает в четыре глаза.

Химера и впрямь изготовилась к прыжку, словно кошка, заприметившая мышь. Но при этом ее разрывали два противоречивых инстинкта. То она начинала клацать зубами в предвкушении добычи, то принималась горестно завывать об издыхающем ухажере:

— Уау-уау-уау! Щелк-щелк-щелк! Уау-уау-уау! Щелк-щелк-щелк!

«Сверху-то смотреть на это смешно! — подумал Артур. — А на месте стрелка от страха обделаться можно».

Мужик ткнулся лицом в землю и замер, прикидываясь мертвым. А дальше — Артур не поверил своим глазам — химера перескочила через него, как через бревно, и убежала в заросли, продолжая подвывать на ходу.

Мужик встал, сунул пистолет в кобуру и крикнул Артуру:

— Слезай быстро! Пора ноги уносить!

Спустившись на землю, Артур обнаружил две интересные вещи. Во-первых, мужик оказался бабой. Могучей и увесистой, с короной из множества светлых тонких косичек на голове. А во-вторых, детектор, зашитый в комбинезон напротив сердца, начал ощутимо нагреваться. От бабы «фонило», как от Четвертого энергоблока после взрыва. Но не радиацией, естественно, а вариациями. Баба была ходячим движителем Теслы, то есть, на местном жаргоне, обладала пси-способностями. Причем не такими скромными, как жлоб Роте, а гораздо более сильными.

Топая за ней по тропинке, вьющейся между сплошного бурелома, Артур прикидывал, что бы это могло значить и каким образом он сможет это использовать. Собственно, любой человек был источником мини-вариативности, поскольку обладает какой-никакой, а свободой воли. Захотел — повернул направо, захотел — налево. Захотел — развернулся и пошел назад. Захотел — остался на месте. Пожалуйста — четыре альтернативных линии будущего. Фокус в том, что все эти вариации обычно локальны и быстро затихают. Людей много, их выборы легко уравновешивают друг друга. Если один свернул направо, всегда найдется тот, кто свернет налево. Будущее, конечно, изменится, но, скорее всего, незначительно: если рассматривать ткань вероятностей при нормальном увеличении, две эти нити будут практически неразличимы. Но есть люди, обладающие возможностью влиять на отбор вариаций более или менее сознательно. Они могут, входя в транс, рассматривать вариации и выбирать среди них те, что будут наиболее благоприятными. Почему-то они рождаются только здесь. Артур порой думал, что это своего рода компенсация: в Истинном мире нет людей с пси-способностями, но именно там смогли поострить движители Теслы. Наверное, два вариационных движителя — естественный и искусственный — слишком большая нагрузка для ткани мира… Впрочем, сейчас это не так важно. Главное — ему здорово повезло! Он наткнулся на человека, способного разрешить все его проблемы. Остается найти правильный подход. Но это и самое трудное! Артур уже убедился, что аборигены зачастую совершенно непредсказуемы. А ошибиться в таком деле нельзя. С чего же начать?..

— Тебя как зовут, сталкер? — неожиданно спросила его спутница.

— Артур, — быстро ответил юноша.

— И куда же ты, Артур, направляешься?

— Я… э-э-э… я… в глубокий рейд.

Женщина усмехнулась.

— Понятно. Молодежь в мелкие рейды не ходит. Это ниже их достоинства, так ведь? А меня зовут Ким.

— Рад знакомству. А вы куда идете?

— К Саркофагу.

— Значит, нам по пути.

— Вот как? — Ким посмотрела на него с интересом. — И что ж ты там забыл?

— Я… э-э-э… — Внезапно Артура осенило. — Я ищу «Солнцестояние»!

— Неужели? — в голосе Ким прозвучало недоверие. — И зачем оно тебе сдалось?

— Ну… вы же знаете, что творится сейчас. Мутанты новые, нападения. База «Долга» разгромлена. Вот я и подумал: нужно звать на помощь. Нужно чтобы кто-то навел порядок и как можно скорее.

— Интересная мысль, — с непонятной интонацией заметила Ким.

— А?.. Так вы со мной не согласны?

— Не то чтобы не согласна. — Ким вздохнула. — Но что будет, если ты свое «Солнцестояние» так и не найдешь?

— Не знаю… — Артур изобразил растерянность.

— Вот то-то и оно.

Некоторое время они шли молча. Артуру было досадно, что такой многообещающий разговор прервался, и он гадал, как бы ненавязчиво его возобновить.

— Просто расскажи что-нибудь, — посоветовала Ким.

Артур в ошеломлении уставился на нее.

— Нет, мысли я не читаю, — покачала головой женщина. — Только эмоции. Сейчас я чувствую любопытство и смущение. И еще неуверенность. Ты не привык разговаривать свободно — все время думаешь, как бы не сказать что-то не так. Но фокус в том, что ты тоже можешь читать эмоции, если захочешь.

Артур изумился еще больше. Может быть, она уловила побочное излучение оборудования, которое поддерживало его существование в зависимом мире и приняла его за проявление пси-способностей? Тогда на этом можно попробовать сыграть.

— Что вы говорите? — переспросил он. — Я не понимаю.

— У тебя в голове сейчас стоит шум. Ты все время думаешь: а если я скажу это? Что она ответит? А если я скажу то? Что тогда она? Если бы ты на этом не сосредотачивался, а обращал внимание на меня, тебе легче было бы понять, какое у меня настроение и как я отреагирую, если ты сделаешь то или это.

— Звучит интересно, — признал Артур. — Но это трудно.

— На самом деле нет, если потренируешься. Я тренировалась в школе. Частенько не учила уроки и сидела, напуская на себя самый уверенный вид. И учитель меня не спрашивал.

— Я занимался вдвоем с учителем, — возразил Артур. — Он так и так меня спросил бы.

— Ого, а ты похоже не из простой семьи. А они знают, что ты здесь?

— Нет.

Артур был рад, что ему снова удалось ответить честно. Кто ее знает, эту даму — вдруг она и правду от лжи по глазам отличить может.

— Решил попробовать, на что ты способен? Молодец, уважаю.

Они наконец вышли из леса на равнину и увидели впереди темное здание Саркофага.

— Я слышал, там раньше было О-Сознание, — сказал Артур, решивший исполнить совет Ким и подать тему для дальнейшего разговора. — Оно управляло Зоной. И сюда никого не пускали — на Радаре стоял Выжигатель мозгов. А теперь его нет, но есть «Солнцестояние». И к нему может придти каждый.

Он взглянул на свою спутницу и заметил, что ее лицо помрачнело.

— Все почти так и было, — сказала она тихо. — Это был эксперимент профессора Добрынина. Он работал в Академгородке под Новосибирском, был специалистом по информационным полям и биоэнергетике. Его лаборатория проходила в секретных документах под кодовым названием «Отделение № 8». Сначала она размещалась в НИИ «Агропром», потом ученые перебрались на Четвертый энергоблок. Добрынин считал Зону отчуждения проявлением сбоя в ноосфере и собрал семь человек с пси-способностями, надеясь, что они сумеют этот сбой устранить или по крайней мере компенсировать. Эти семеро заплатили дорогую цену — отказались от своей прежней жизни, от своих семей, от любимых и превратились в единую живую машину — они стали единым разумом, контролировавшим Зону…

— А потом? — осторожно спросил Артур.

— Людям не нравится, когда их контролируют, даже если им говорят, что это для их же блага. — Ким грустно усмехнулась. — Люди много лет искали способ победить О-Сознание и нашли его. Именно поэтому я и не верю в «Солнцестояние». Создавать подобные группировки — это все равно, что строить плотину из песка. Вода разрушит плотину и найдет себе путь. Никто не может управлять Зоной сколько-нибудь продолжительное время. Слишком много собралось здесь людей и слишком разнообразны их интересы… Ну что? Пойдешь дальше — искать свое «Солнцестояние» или повернешь назад? Потому что я уже, считай, пришла.

За разговором Артур не заметил, как они поднялись на очередной холм, и перед ними открылся широкий вид на Четвертый энергоблок. Перед блоком, на относительно ровной площадке, стояли несколько брошенных машин, валялись в беспорядке ящики и распотрошенные рюкзаки.

Артур извлек «указку», прикрыл ее рукой в перчатке, чтобы аборигенка не увидела прибор из другого мира. Архианомалия должна быть где-то рядом… Прямо здесь… Он должен ее видеть! Артур поводил прибором, ловя сигнал. Хм, похоже он идет от того фургона. Точнее, от контейнера в фургоне.

Пендрагон-младший сделал «указкой» снимки и передал их Мордреду. Тот откликнулся тут же: на миниатюрном вертикальном экране появились условные значки и цифры. Чем больше на них смотрел Артур, тем больший ужас его охватывал. Это была не архианомалия. В фургоне пряталась сконцентрированная область нулевой вероятности — абсолютный антипод Великого Движителя, «черная дыра» вариативности. Сейчас она неактивна, однако если ее запустить, она без труда поглотит не только Зону, не только это отражение и прочие зависимые миры, но и коснется Истинного мира. Святой Тесла! Проклятые аборигены хуже сотни Лансов! Как, каким образом им удалось создать такого монстра?!

— Ким, что это? — прошептал Пендрагон-младший в ужасе. — Вы знаете, что это такое?

— Меня просили быть откровенной с тобой, — ответила Ким, с иронией разглядывая Артура. — Да, я знаю, что это такое…

Глава 4 Названье крокея от слова круши, кряхти, и крепись, и кроши…

Сталкеры устроились в захваченной Припяти по-походному. Очистили несколько квартир, преимущественно на первых этажах, выкопали во дворах выгребные ямы, поставив над ними палатки. Еду готовили тут же во дворе — на кострах. В ход пошла чудом сохранившаяся мебель из квартир и поваленные деревья. Труднее всего было с водой, но, к счастью, в городе осталось несколько примитивных водозаборных колонок, которые удалось починить силами специалистов из команды Роте. Радиационный фон в городе оставался повышенным, но это как раз было наименьшей проблемой — от опасного облучения защищали стандартизованные артефакты и специальные лекарственные препараты, которые генерал приказал выдать без ограничений из собственных запасов.

Артур и Алина смогли с горем пополам помыться, перекусили тушенкой и устроились в спальниках прямо на бетонном полу. Алина еще раз пересказала историю своих «бедствий» Мышкину и потребовала, чтобы тот рассказал, как очутился здесь.

— У меня все проще и скучнее, — ответил Семен Семеныч. — Некая фирма «Норд Ривер» — шведская, кажется — организовала экспедицию к Саркофагу. Хотели изучать сейсмическую активность в этом районе. Дело хорошее, нужное. Просили предоставить консультанта из нашей лаборатории. Я и поехал. Однако мы, собственно, успели только добраться до энергоблока и развернуть лагерь. Потом пришел этот сотник из «Долга», сказал, что вокруг полно каких-то страшных мутантов, и согнал нас сюда. Теперь, из вашего рассказа, я вижу, что он не врал.

— Он не врал, Семен Семеныч, там действительно черти что творится. Я думаю, как только будет возможность, Роте отправит нас за Периметр. Зачем ему в городе десяток дармоедов?

— Уверен, Алиночка, так все и будет. А вы спите, у вас уже глаза слипаются. Да, кстати, в экспедиции с нами был Виктор Свинцов. Вы ведь, кажется, знакомы?

— Дядя Витя? — Алина попыталась сесть прямо в спальнике. — Он здесь?

— Нет, его с нами не было, когда нас забирали. Но, думаю, с ним все в порядке. Он выглядел человеком, очень опытным и уверенным в себе. Сразу видно, что не в первый раз в Зоне.

— Ага, тогда ладно, — Алина снова улеглась на пол и почувствовала, что уходит-уплывает в сон.

Мышкин накрыл ее одеялом.

— Спите, Алиночка, спите. Все будет хорошо.

А вот Артуру не спалось. Он успел покемарить в бронетранспортере, а теперь был слишком возбужден, чтобы заснуть. К тому же болела голова. Поэтому он сидел на подоконнике, рядом с пластмассовой глазастой куклой, оставшейся здесь еще с советских времен и пережившей все «нашествия двунадесять языков» вместе с Припятью. На кукле было белое платье, припорошенное пылью, а глаза без ресниц равнодушно смотрели на новых хозяев квартиры.

«Вы пришли и уйдете, — казалось, говорила она. — А я останусь».

В соседней комнате гомонили пьяные «свободовцы». Пытались петь, но все время забывали слова, сбивались и замолкали, а потом начинали снова — так же нестройно и не в лад.

Артур любовался лицом спящей Алины. Интересно, помнит ли она их поцелуй? Или для нее это был лишь мимолетный каприз, о котором она тут же забыла? Может быть, она его и привлекает именно тем, что он никак не может разобраться в ее характере, понять, какая она на самом деле и что ей нужно? В ней словно уживаются две женщины. Одна — настоящая боевая подруга, хороший товарищ, который всегда выручит, всегда прикроет спину. Другая — кокетка: вздорная, заводная, очаровательная и, кажется, бессердечная. Но на самом деле есть еще третья Алина. Та, что увлечена наукой, амбициозна и превыше всего ценит истину и справедливость. Но сейчас он видел перед собой четвертую Алину — девочку, которая спит, положив руку под щеку и приоткрыв рот. Маленькая, усталая девочка, которой многое пришлось пережить… Которую невозможно не любить…

Алина пошевелилась во сне, и Артур поспешно отвернулся к окну. Вот дурак! Что уставился, в самом деле? А ну как разбудишь!

И замер. В опустевшем дворе под деревом рядом с потухающим костром стоял тот самый головорез, который гнался за ними от Толстого Леса. Артур нахмурился. Нет, с этим пора кончать. Надо выйти и поговорить с уродом по-мужски. Только один вопрос: где взять оружие?.. Хм… Кажется, в прихожей висели несколько поясов с пистолетами. Фримены предпочитали держать оружие при себе, но не прямо под рукой, особенно когда выпивали — иначе любая пьянка заканчивалась бы выносом трупов. Когда нет внешнего контроля, люди либо учатся контролировать себя сами, либо отправляются прямиком на небеса. И в этом смысле Артур фрименов даже уважал — за счет таких вот небольших, но важных ритуалов они умудрялись не перебить друг друга, оставаясь абсолютно асоциальными типами. Кроме того, сейчас их привычки были ему на руку.

Во время прошлого путешествия в числе прочего случился неприятный казус, когда Артур не смог попасть в человека, хотя целился почти в упор. Позже оказалось, что оно и к лучшему, но осадок остался. С тех пор молодой физик немало времени проводил в тире и сейчас стрелял довольно прилично. А как известно всем, доброе слово и револьвер действуют гораздо убедительнее, чем просто доброе слово. Поэтому Артур, выйдя из комнаты, прихватил незаметно «Компакт» одного из фрименов, передернул затвор уже на лестнице и вышел во двор навстречу преследователю.

Увидев Артура, псих рванул к нему с такой резвостью, что молодой человек оторопел и даже не успел навести пистолет.

— Мой король! — закричал меченосец радостно. — Артур! Ну наконец-то! Я уже измучился совсем! Я прошу прощения, наверное, это не ко времени, но я влип. Если вы не поможете, мне каюк. А я вам тоже помогу, чем смогу. Любой ваш приказ исполню. И здесь, и там. Ладно?

— Ладно, ладно, — выдавил из себя Артур. — Дай дух перевести.

Молодой физик не знал, что и думать. Кажется, этот придурок его просто с кем-то перепутал. Но почему тогда он называет правильное имя?.. Чтобы потянуть время, Артур присел на бревно у костра и принялся ворошить палкой остывающие угли.

Странно, очень странно. Если там, на Периметре, меченосец мог просто не разглядеть лица, то сейчас они достаточно близко друг от друга, чтобы, несмотря на сумрак, понять, с кем разговариваешь. Значит, другой Артур очень похож на него? Или это такая причудливая игра, чтобы втереться в доверие? Но зачем?.. О'кей, попробуем сыграть и послушаем, что он скажет.

— Садись, — предложил физик. — И рассказывай, где ты там накосячил.

Но меченосец остался стоять. Он только набрал в грудь побольше воздуха и выпалил разом:

— Мой король, я потерял кольцо!

— Кольцо?..

Молодой физик не сумел сдержать удивления, но его собеседник решил, очевидно, что Артур так возмущен, что не может найти слов, и зачастил:

— Я дурак, мой король. Я круглый дурак. Эта проклятая девка стянула его у меня, пока я спал. Я гнался за ней — до самого Предзонника. Но кольца у нее уже не было. Видимо, успела его продать. Я… мой король… Я искуплю! Я кровью искуплю! Я за вас глотку порву кому хотите! Только не надо, чтобы за Круглым Столом узнали, ладно? Они там и так надо мной смеются, особенно дю Лак. А теперь совсем со свету сживут… А я… вы же знаете… Что я всегда за вас был! Всегда на вашей стороне. А они… А она…

— Погоди, погоди, успокойся.

Артуру казалось, что его мозги сейчас закипят. Но если отбросить лепет, получалось следующее. Похоже, кольцо, которое они купили у Флибусты, принадлежало этому типу. Флибуста его украла. Он погнался за ней, убил, но кольца не нашел. А оно ему позарез нужно. Иначе за круглым столом все узнают, и какой-то дю Лак будет смеяться. Стоп. «Дю Лак» — это ведь по-французски? Означает то ли «у озера», то ли «из озера». Эх, вот никогда бы не догадался, что школьный французский пригодится. Знал бы — учил бы лучше… Короче, что-то там связанное с озером. Озерный… Озерный край? Нет, это не край, это человек. Стой! Ну конечно. Не круглый стол, а Круглый Стол… Ланселот Озерный! Ланселот дю Лак! А Артур — король Артур? Неужели? У них тут ролевая игра такая? Вот ведь психи! Мутантов с аномалиями им не хватает!

Сердце у Артура колотилось где-то под горлом, мешая дышать, желудок скрутился в тугой жгут. Однако ни в коем случае нельзя было подавать виду, что волнуешься и боишься. Король должен держаться по-королевски.

— Так, — выдохнул он. — Теперь слушай меня. Первое — никто в Камелоте не должен знать, что я здесь.

Про Камелот был выстрел наугад. Просто Артур предположил, что если уж эти психи отыграли Круглый Стол, то и Камелот — легендарную столицу короля Артура — они обязаны отыграть. И не ошибся. Меченосец кивнул с важностью, как будто так и надо.

— Второе — больше сюда ни шагу. Держись в стороне. Проблему я твою решу сам.

Меченосец снова кивнул, и в глазах его загорелась надежда.

«Так, кажется, ты обещал за меня кому угодно глотку порвать, — подумал Артур. — Пока нам это без надобности, но… чем черт не шутит!»

— Третье — дай мне свой адрес, чтобы я мог с тобой связаться при необходимости.

— Мой король, у вас же он есть!

— Дома есть. Но не с собой, — тут же нашелся Артур с ответом. — Я-то помню, что в Зоне любую вещь могут увести, в том числе и ПДА.

Меченосец заметно покраснел.

— Простите, мой король.

— Ладно, не тушуйся. Как говорят, за одного битого двух небитых дают… Напомни адрес.

— Ивэйн-один-ноль.

— Хорошо, Ивэйн. А теперь сгинь с глаз моих и не показывайся, пока не позову.

Меченосец послушно растворился в темноте.

Некоторое время Артур сидел у потухшего костра, потом встал и пошел в здание. При ходьбе он чувствовал, как у него трясутся поджилки.

Они стучали в дверь.

— Координатор! Выходи! Разговор есть! — Гоголь вышел, сладко зевая.

— Что орете, фримены? Ночь на дворе.

На самом деле он быстро оценил обстановку. Здесь были Ванька Пес, Сеня Бешеный, Толик Сверло и Игореша Глазастик. Все четверо — отъявленные смутьяны и скандалисты. Пришли права качать. Не остановятся ни перед чем.

«С четверыми мне не справиться, — подумал Гоголь. — И они это знают. Ладно, попробуем решить дело миром».

— Что вам угодно господа? — спросил он, посерьезнев.

— Нам угодно знать, с каких пор Совет Координаторов лижет задницу «Долгу» и как долго он намерен это делать? — сурово отвечал Ванька.

— А вы где-то здесь видите Совет Координаторов? — вежливо поинтересовался Гоголь. — Боюсь, я его не вижу.

— Вот именно! — поддакнул Сеня. — Вот мы и спрашиваем, с какой стати ты принимаешь решения за весь Совет?

— С той стати, что я — единственный, кто может сейчас принимать решения, — спокойно отвечал Гоголь. — Остальные координаторы находятся вне действия прямой связи и не могут присоединиться к нам. Произошло ли это в результате стечения обстоятельств или по собственной воле Координаторов, мне не ведомо. Если у вас есть претензии к моим решениям, оспаривайте их, но по протоколу, а не явившись мне под окна среди ночи, как обыкновенные гопники.

— У нас есть претензии. — Ванька не собирался сдаваться просто так. — Нам не нравятся твои решения. «Долг» уже пошел машины у нас отбирать. Ты — предатель, Координатор. Ты продался «Долгу». Ты будешь низложен. Можешь защищать свою честь в поединке, можешь бежать. Но больше ты не один из нас.

— Клянусь, мне тошно разговаривать с вами, — ответил Гоголь, усмехаясь. — У вас нет ни рассудка, ни памяти. Удивляюсь, как это ваши мамаши отпустили вас в море! В море! Это вы-то джентльмены удачи? Уж лучше бы вы стали портными…

Заговорщики переглянулись.

— Он бредит? — боязливо спросил Сеня. — Может, пьяный? Или грибочков переел?

— По-моему, я это где-то слышал, — высказал предположение Игорек. — Или читал. В какой-то книжке…

— О, среди нас есть юные книголюбы! — продолжал потешаться Гоголь. — Приятно слышать. Ты прав, мальчик. Это «Остров сокровищ». Великая книга! Припоминаешь, о чем там речь? Ну, не трудись. Я тебе расскажу. Компания… э-э-э… честных пиратов хочет найти клад капитана Флинта. Но карта клада в руках у жадного сквайра Трелони и циничного доктора Ливси. Что делать? Предводитель пиратов — отважный и одноногий Сильвер, один из бывших соратников капитана Флинта — придумывает хитрый план. Пираты нанимаются матросами на корабль, который купили Трелони и Ливси, и таким образом попадают на остров, где зарыт клад.

— Ты нам, Гоголь, зубы не заговаривай, — проворчал Ванька. — И не намекай, какой ты весь из себя культурный перед нами. Есть что сказать, говори прямо, не юли.

— Что вы, что вы, никаких намеков! — Гоголь лучезарно улыбнулся. — Я просто пытаюсь обосновать свою позицию литературными примерами. Погоняло обязывает, знаете ли.

— Да пусть болтает, — вступил в разговор Сеня. — Интересно же, че?

— О, я рад, что заронил в ваши души интерес к великой литературе. И обещаю вам, скоро вы поймете, что эта история поисков золота имеет к нам непосредственное отношение… Итак, корабль прибывает на остров. Пираты поднимают мятеж. Но сразу одолеть команду им не удается, и после ряда приключений они находят укрытие в старом форте на холме. Они берут в плен одного из подручных сквайра — юнгу Джима. Пираты хотят убить его. Но Сильвер вступается за мальчика. Пираты недовольны — им кажется, что Сильвер предал их интересы. И они посылают ему черную метку в знак того, что он низложен. Сильвер требует, чтобы ему сказали, чем он так не угодил. И вот что он услышал в ответ. — Гоголь потер лоб, вспоминая слова, и начал говорить, как будто читал стоявшую перед ним книгу: — «Не бойся, обычаев мы не нарушим. Мы хотим действовать честно. Вот тебе наши обвинения. Во-первых, ты провалил все дело. У тебя не хватит дерзости возражать против этого. Во-вторых, ты позволил нашим врагам уйти, хотя здесь они были в настоящей ловушке. Зачем они хотели уйти? Не знаю. Но ясно, что они зачем-то хотели уйти. В-третьих, ты запретил нам преследовать их. О, мы тебя видим насквозь, Джон Сильвер! Ты ведешь двойную игру. В-четвертых, ты заступился за этого мальчишку…»

— Вот именно, координатор, — мрачно сказал Ванька. — Все так и есть. Ты сам перечислил свои преступления. И тебе, и твоему Сильверу не удастся выкрутиться!

— Но Сильвер и не пытается выкрутиться, — возразил Гоголь. — Он отвечает им честь по чести. «Теперь послушайте, что я отвечу на эти четыре пункта. Я буду отвечать по порядку. Вы говорите, что я провалил все дело? Но ведь вы знаете, чего я хотел. Если бы вы послушались меня, мы все теперь находились бы на „Испаньоле“, целые и невредимые, и золото лежало бы в трюме, клянусь громом! А кто мне помешал? Кто меня торопил и подталкивал — меня, вашего законного капитана? Кто прислал мне черную метку в первый же день нашего прибытия на остров и начал всю эту дьявольскую пляску? Прекрасная пляска — я пляшу вместе с вами, — в ней такие же коленца, какие выкидывают те плясуны, что болтаются в лондонской петле. А кто все начал? Эндерсон, Хендс и ты, Джордж Мерри. Из этих смутьянов ты один остался в живых. И у тебя хватает наглости лезть в капитаны! У тебя, погубившего чуть не всю нашу шайку! Нет, из этого не выйдет ни черта!.. Это пункт первый! Остальные тоже хороши. Вы говорите, что наше дело пропащее. Клянусь громом, вы даже не подозреваете, как оно плохо! Мы так близко от виселицы, что шея моя уже коченеет от петли. Так и вижу, как болтаемся мы в железных оковах, а над нами кружат вороны. Моряки показывают на нас пальцами во время прилива. „Кто это?“ — спрашивает один. „Это Джон Сильвер. Я хорошо его знал“, — отвечает другой. Ветер качает повешенных и разносит звон цепей. Вот что грозит каждому из нас из-за Джорджа Мерри, Хендса, Эндерсона и других идиотов! Затем, черт подери, вас интересует пункт четвертый — вот этот мальчишка. Да ведь он заложник, понимаете? Неужели мы должны уничтожить заложника? Он, быть может, последняя наша надежда. Убить этого мальчишку? Нет, мои милые, не стану его убивать. Впрочем, я еще не ответил по третьему пункту. Отлично, извольте, отвечу. Может быть, вы ни во что не ставите ежедневные визиты доктора, доктора, окончившего колледж? Твоему продырявленному черепу, Джон, уже не надобен доктор? А ты, Джордж Мерри, которого каждые шесть часов трясет лихорадка, у которого глаза желтые, как лимон, ты не хочешь лечиться у доктора? Быть может, вы не знаете, что сюда скоро должен прийти второй корабль на помощь? Однако он скоро придет. Вот когда вам пригодится заложник. Затем пункт второй: вы обвиняете меня в том, что я заключил договор. Да ведь вы сами на коленях умоляли меня заключить его. Вы ползали на коленях, вы малодушничали, вы боялись умереть с голоду… Но все это пустяки. Поглядите — вот ради чего я заключил договор!» И Сильвер бросил на пол карту, на которой было указано место с сокровищами…

— Похоже, это и впрямь хорошая книга, Координатор, — произнес Ванька с издевкой. — Но ты обещал сказать, какое отношение все эти красивые словеса имеют к нам. И поторопись, мое терпение на исходе.

— Мне грустно слышать это, Иван, — ответил Гоголь. — Терпение — важнейшее качество для охотника и вообще для человека, который хочет чего-то добиться в жизни. Но раз твое терпение еще так несовершенно, я не стану больше его испытывать. Итак! Когда я заключал договор, мы были в безнадежном положении — разрозненны и фактически беспомощны перед лицом наступающих монстров. Разве я виноват, что вас хватило только на то, чтобы расползтись по укрытиям и отстреливаться, в то время как люди Роте оказались способны на организованное сопротивление? Или я должен был дождаться, пока у вас кончатся патроны, и монстры доберутся до вас? Это больше пристало бы Координатору? Нет, в сложившихся обстоятельствах союз с «Долгом» был лучшей — нет, единственной! — возможностью спасти фрименов от полного истребления… Дальше — что мы получили в результате этого союза?.. Мы получили Припять, причем «долговцы» помогают нам ее обустроить. Я слышал, они собираются запустить водонапорную станцию. Кто из вас против, чтобы из крана вода лилась сама собой и ее не приходилось таскать ведрами?

— Но они отобрали у нас машины, — напомнил Сеня. — Сказали, что завтра отправляются на север…

— Так это же отлично! — произнес Гоголь. — Они сами дают нам повод разорвать договор. Теперь слушайте меня! Сейчас вы обойдете всех фрименов и скажете, что завтра мы берем власть в свои руки. Как только они увидят, что тучи разошлись и засияло Солнце, пусть арестуют оставшихся в городе «долговцев». А мы с вами наведаемся в Дворец культуры и арестуем сотника Ханкилдеева. Генерал наверняка оставит его за главного.

— Хм! — Ванька сразу понизил тон. — А ведь Координатор дело говорит, мужики! Только что это за сигнал «когда тучи разошлись»? Они по твоему приказу разойдутся, что ли?

— А вот это самое главное, — Гоголь перешел на доверительный шепот. — Дело в том, ребята, что сегодня я имел разговор с человеком из «Солнцестояния». Ну тихо, тихо, — он сделал упреждающий знак фрименам, которые удивленно загомонили. — Можете мне не верить, но завтра сами убедитесь. И как только Припять будет наша, мы отравимся на сходку — заключать союз с «Солнцестоянием»… Теперь все удовлетворены? Претензий больше нет?

— Смотри, Координатор, обманешь, лучше сам застрелись, — посулил на прощение Ванька.

— «Милый друг, придется тебе подождать до другого случая, — ответил ему Гоголь. — Счастье твое, что я не помню худого. Сердце у меня отходчивое».

Когда дверь за заговорщиками закрылась, Координатор «Свободы» вздохнул, потянулся и печально произнес заключительные слова той самой главы «Острова сокровищ», которую столь обильно цитировал:

— «Я долго не мог сомкнуть глаз. Я думал о человеке, которого убил, о своем опасном положении и прежде всего о той замечательной игре, которую вел Сильвер, одной рукой удерживавший шайку разбойников, а другой хватавшийся за всякое возможное и невозможное средство, чтобы спасти свою ничтожную жизнь. Он мирно спал и громко храпел. И все же сердце у меня сжималось от жалости, когда я глядел на него и думал, какими опасностями он окружен и какая позорная смерть ожидает его…»

— Есть! Боря, есть сигнал! Боря! — Алексей Румянцев завопил так, что Борис Витицкий подскочил в кресле.

Впрочем, бывший сталкер по прозвищу Молния тут же поднялся на ноги и перешел к компьютеру, за которым сидел друг.

— Есть! — Алекс ерзал от возбуждения. — Ясно и четко! Это на севере!

— Локализуй скорее! Что сидишь?

— Пошла, родная! — Алекс заколотил по сенсорной доске. — Ого! Приоритетный допуск! Идет обмен данными. Перехватываю.

— Выводи на экран!

По монитору поплыли столбики формул. Друзья в изумлении уставились на них.

— Ну это ж ни фига ж себе! — произнес наконец Алекс. — Неактивная вероятностная бомба. Прямо под Саркофагом.

— Неудивительно, что альты всполошились, — произнес Борис мрачно. — А мы с тобой два идиота.

— Это еще почему?

— Потому что это наша экспедиция, черт бы ее побрал. Проклятущая «Норд Ривер»! Так нас подставить…

— Передача закончилась, — подытожил Алекс мрачно. — Теперь альты все знают. Нужно связаться с Плюмбумом.

— Уже! — Боря сидел за соседним компьютером и отстукивал:

«Виктор, ты где?»

«В пути», — пришел лаконичный ответ.

«У нас новости», — отстучал Боря.

«???»

«Мы только что перехватили передачу альта от Саркофага. Крупный альт. Шишка. Передача шла с приоритетным доступом. И знаешь, что он там нашел?»

«???»

«Л-бомбу!»

«???»

«Т. наз. бомба Ллойда. Задает единственный вектор при изменении энергетического состояния континуума».

«???»

«Короче, это писец для альт. мира».

«Да, спасибо, я знаю».

«???»

«Старые друзья подсказали».

«???»

«Спасибо за информацию. Сейчас посмотрим, с чем едят крупного альта».

«Будь осторожен!»

Но Плюмбум уже отключился.

Глава 5 Даешь королевский крокей!

Мелкий, холодный осенний дождичек сыпался из низких серых облаков. Золотая осень в Зоне мгновенно сменилась поздней. Впрочем, Давид Роте был этим доволен — охотничьи отряды доносили, что реакции ракопауков замедлились, и даже, кажется, их панцири немного размягчились, по крайней мере пули теперь их брали без проблем. Отличная новость!

Для самого Роте охота выглядела как разновидность компьютерной игры — он сидел в кабине грузовика с унибуком на коленях и наблюдал, как по карте выбранной локации перемещаются разноцветные огоньки — значки отрядов. Костя Связист, сидевший рядом с ним, принимал донесения и быстро вносил соответствующие изменения на карту. Со стороны они выглядели, вероятно, как два обрюзгших и седых подростка, схлестнувшиеся в сетевой баталии.

— Зверобой-четыре! — кричал кто-то в наушниках у Кости. — Две рогатки на пять часов. Уходят.

— Зверобой-главный — Зверобою-три, — тут же реагировал Роте. — К вам идут две рогатки. Смотрите на одиннадцать часов.

— Зверобой-три — Зверобою-главному, — откликались наушники. — Есть, господин генерал! Не ушли. Обоих в лепешку.

— Зверобой-два на связи! — снова вызывали Костю. — У нас две макаки и дюжина бобиков. Требуется подкрепление.

— Зверобой-шесть! — отдавал приказ Роте. — Выдвигайтесь на двенадцать часов. Расстояние — пятьсот. Так… вторые попали в заваруху.

— Зверобой шесть — Зверобою-главному! Вас понял, господин генерал. Поехали.

— Зверобой-главный! Это Зверобой-пять! На вас идет макака! Движется с юга на шесть часов. Будет у вас через две минуты. Как слышите? Прием!

— Зверобой-пять! Вас понял!

— Держитесь, господин генерал! Скоро будем!

Роте сунул Косте свой унибук и вытолкнул связиста из грузовика. Сам выпрыгнул следом.

— Прячься в кусты и сиди тихо!

— А? Что такое, господин генерал? — Костя, похоже, был поглощен виртуальным сражением настолько, что утратил связь с реальностью.

— Сюда ломится Кинг-Конг, — объяснил Роте. — Пятые его спугнули. Ты спасай унибуки, а я прикрою.

Деревья в ближайшей роще заходили ходуном, и Костя сразу все понял. Зажав тактические компьютеры под мышкой, он бросился к кустам.

Роте вытащил из кабины снайперскую винтовку «Рысь» и повернулся навстречу Кинг-Конгу. Гигантская обезьяна явно была напугана. Она бежала, вернее ковыляла, раскачиваясь из сторону, как пьяный моряк, по временам опиралась на руки и делала большой скачок. Давид выстрелил несколько раз, пули скользнули по бокам твари, оставив только глубокие царапины. Обезьяна остановилась, поднялась на задние лапы и яростно заревела. Давид выстрелил снова — целясь в сердце. Пуля разорвалась, оставив на груди неглубокий кратер. Обезьяна заозиралась, наконец заметила своего обидчика и припустила к нему галопом. Давид ждал, не сходя с места. Когда расстояние сократилось до десяти метров, он быстро вскинул винтовку и поймал в оптический прицел черный глаз твари. И уже собирался спустить курок, как обезьяна внезапно остановилась. Она повернула голову на север, словно услыхала какой-то зов, после чего грузно повернулась и уковыляла прочь. Роте опустил винтовку, проводил чудовище взглядом.

— Вылезай, Костя, — крикнул он. — Работа не ждет!

— Господин генерал! — связист подбежал, протягивая Роте рацию. — Ханкилдеев вызывает.

— Слушаю, сотник! — Роте взял рацию. — Что случилось?.. Что?! Вот паскуда!.. А я-то старый дурак… Ладно, Николай Васильевич, покажу я тебе страшную месть.

— Что случилось, господин генерал? — с опаской спросил Костя.

— Гоголь захватил власть в Припяти, — мрачно ответил Роте. — Подлая такая натура, не мог в спину не ударить. Передавай всем отрядам: операцию сворачиваем, двигаемся на север. Тварей надо добить. А потом уже будем думать, как «Свободе» фитиль в задницу вставить. Есть у меня пара идей на этот счет…

Алина проснулась раньше всех. Взяла ведра и пошла за водой к колонке. Она ожидала, что там соберется много народу, ведь на весь город работало всего несколько колонок, и можно будет узнать новости. Однако очереди не было. Когда она возвращалась назад, ее окликнули:

— О, баба с ведрами! Это к удаче!

Алина взглянула — кричал молодой «свободовец», который шел по другой стороне улицы в компании товарищей. Что-то в этой группе показалось Алине странным. Она присмотрелась внимательнее и оторопела — шестеро «свободовцев» конвоировали трех «долговцев», у которых были связаны за спиной руки. Алине очень хотелось спросить, что происходит, но она прикусила язык и заторопилась назад — к Артуру и Мышкину.

На лестнице девушка едва не столкнулась с таким же отрядом. На этот раз двое вели одного. И снова у «долговца» руки оказались связаны. Алина прижалась к стене, пропуская спускающихся людей, и увидела, как один из фрименов беззлобно, но ощутимо толкнул «долговца» с спину и сказал:

— Шагай, шагай! Кончилось ваше время.

Алина опрометью бросилась в квартиру, едва не разлив всю воду, которую несла.

Мужчинам ее наблюдения и выводы тоже очень не понравились.

— Нужно пойти и прямо спросить, что происходит, — сказал Артур.

Он уже поднялся на ноги, но Мышкин остановил его:

— Вам, юноша, лучше остаться здесь и охранять Алину. Пойду я. Я безобидный — мне больше расскажут.

Его не было так долго, что Алина вся извелась от дурных предчувствий. Однако Семен Семенович вернулся — целый и невредимый, но очень мрачный.

— Насколько я понял, сегодня утром «Свобода» захватила власть в Припяти, пользуясь тем, что основные силы «Долга» сейчас на севере отстреливают мутантов. Поэтому, боюсь, оставаться здесь для нас теперь небезопасно. Конечно, фримены против нас конкретно ничего не имеют, но они сами не знают, какая вожжа им под хвост в следующую минуту попадет. Предлагаю уходить сейчас, пока мы еще можем свободно перемещаться по городу.

— А куда пойдем? — спросил Артур.

— Вернемся в наш лагерь при Саркофаге. Там возьмем костюмы высшей защиты, оружие и попробуем вернуться по мосту на большую землю. Сдадимся на Северном Кордоне миротворцам. Если «Долг» расчистил дорогу к Саркофагу, то это самый безопасный маршрут на сегодня. Согласны?

— Согласны, Семен Семеныч, — ответила Алина за двоих. — Не люблю военных, но уж лучше общаться с ними, чем со «Свободой».

— Вот и умница, — улыбнулся Мышкин. — Берите с собой минимум — только то, что сможете унести в карманах. Если мы будем шляться по улицам с рюкзаками, это привлечет внимание.

Тут Артуру пришла в голову идея.

— Семен Семеныч, можно мне перемолвится с Алиной парой слов наедине.

— Конечно, конечно, молодые люди. — Мышкин улыбнулся. — Сколько угодно, но помните, что у нас мало времени!

— Разумеется, мы помним.

— О'кей. Пойду тогда собираться, не буду вам мешать…

— Алина, пожалуйста, выслушай меня до конца и не перебивай, — попросил Артур. — Договорились?

Алина удивилась, но выразила согласие:

— Как хочешь. Но к чему такие церемонии?

— Дело в том, что вчера я видел под окном того типа, который преследовал нас прямо от Толстого Леса.

— Вот скотина! — ругнулась девушка. — Ой, не ты, а этот псих!.. Выследил-таки! Ладно, мы все равно уходим отсюда. Заодно, надеюсь, и от него оторвемся.

— Подожди. Я вышел и поговорил с ним.

— Что?! Да ты с ума сошел! Он бы тебя на колбасу порезал!

— Подожди, — повторил Артур. — Вот он я — видишь? Живой и невредимый, на колбасу ничуть не похож. А главное — кажется, разобрался, что ему от нас надо.

— Я бы на это не рассчитывала. Душа у маньяка — потемки. Кровавые.

— Да не маньяк он. Не маньяк, а… ролевик… У них такая ролевая игра, понимаешь? Они рыцари Круглого Стола. И у всех кольца вроде того, что ты у Флибусты купила. Это было его кольцо — Флибуста его стырила. И теперь он за кольцо готов душу продать.

— И ты пообещал ему? Кольцо от Стоунхенджа?!

— Нет, нет, ну что ты. Он даже не знает, что оно у нас. Я просто пообещал ему… помочь.

— И он тебе, конечно, поверил!

— А вот тут самое невероятное, Алин. Смотри, раз они играют в Круглый Стол, они все рыцари, так? Нашего рыцаря, кстати, зовут Ивэйном.

Алина нахмурилась, вспоминая:

— Вроде… был такой.

— Да, вроде. Конечно, это не его настоящее имя. Игровой псевдоним. А главный у них, разумеется, король Артур. Так вот этот Ивэйн считает, что их Артур — это я. Видимо, мы похожи.

— Странно все это… — Алина взглянула на Артура с подозрением. — Очень странно… Ну да ладно, отбрехался и хорошо. Сейчас-то ты что хочешь мне сказать?

— Я хочу его вызвать, чтобы он нас охранял. Семен Семеныч — отличный мужик, но не боец. А этот, ты сама видела, качок. Он и от десятка «свободовцев» запросто отмахается.

— Ты точно спятил! А нас от него кто охранять будет?

Артур вздохнул. Так и знал, что Алина упрется.

— Послушай, для нас он безопасен. Он считает меня своим королем. И он мне благодарен за понимание. Если вы мне немного подыграете, все будет нормально. А сильный защитник нам нужен. Кто знает, может, Роте не освободил дорогу от тварей.

— По-моему, тут больше риска, чем пользы. Я против.

— Алина!

— Я против. Если хочешь, можешь вызвать его. Но тогда пойдете отдельно. Я доверяю Семену Семенычу, но не доверяю типу, который дважды пытался меня убить.

— А мне?

— Что?

— Мне ты доверяешь?

— Не надо задавать таких вопросов, — медленно сказала Алина. — Особенно сейчас. Потому что тебе может не понравиться ответ.

— Что? — Артур ошеломленно уставился на нее. — Ты это… серьезно?

— Да. И с каждой секундой я доверяю тебе все меньше, — отчеканила Алина. — И чем дольше будет продолжаться этот разговор, тем меньше доверия у меня останется. Поэтому давай замнем!

— Алина!

— Замнем. Семен Семеныч, мы готовы!

— Отлично, Алиночка, выдвигаемся.

Алина испытующе взглянула на Артура:

— Ну? Ты идешь?

— Иду, — понуро сказал молодой физик. — Но ты не права.

Девушка пожала плечами.

— Только не коси под мою маму! Тебе это не идет. Пошли! Или будем до вечера здесь препираться?

Когда они спустились во двор, Артур достал ПДА — якобы для того, чтобы свериться с картой «Длани». На самом деле он быстро набил послание Ивэйну. «Ухожу из города на север по проспекту Строителей. Со мной девушка и пожилой мужчина. Они не знают, кто я. Постарайся следовать за нами незаметно и обеспечить безопасный отход. Артур».

Семен Семеныч предложил двигаться не по главной улице, а срезать путь дворами. В Припяти это было удобно — дома здесь стояли свободно, и когда обваливались, всегда оставалось место, чтобы пройти. Артур было забеспокоился — как их найдет Ивэйн? — потом решил положиться на судьбу.

Они обошли с востока главную площадь, увидели издалека причалы, полузатонувший дебаркадер и пустой «скелет» знаменитого кафе на берегу реки Припяти. Потом свернули к северу. Шли быстро, не разговаривая, старались поменьше озираться по сторонам и вообще держаться как можно неприметнее.

И поначалу им все удавалось. Без приключений прошли мимо Дома допризывников и спорткомплекса, пересекли улицу Гидропроектовскую, миновали бывшую «Пирожковую», которую можно было узнать по покосившейся вывеске, школу и детский сад. Периодически на пути им попадались «свободовцы», но все они были заняты своими делами и на путников не обращали внимания. Однако на проспекте Строителей счастье путешественникам изменило. Их задержал патруль.

— Простите, с кем имею честь? Позвольте ваши документы, граждане, — командир патруля с нашивкой стража «Свободы» на груди комбинезона явно пытался подражать Гоголю.

Алина, Артур и Мышкин по очереди представились.

— Так, так… Замечательно… И что мы тут делаем?

— Мы ученые из группы, которая исследовала Саркофаг, — смиренно ответил Мышкин. — Там, у Саркофага, наш лагерь. Нас насильно перевезли сюда бойцы «Долга». Теперь мы возвращаемся в свой лагерь, чтобы забрать оборудование.

— Очень жаль, но вынужден вам это запретить. Припять на военном положении.

— Именно потому что город на военном положении, мы и хотим уйти, — настаивал Мышкин. — Мы не участвуем в вашей войне.

— И все же у меня есть приказ — задерживать всех, кто пытается покинуть город.

— Но на каком основании? Мы не представляем опасности для «Свободы», мы не собираемся примкнуть к «Долгу». Мы просто хотим вернуться в свой лагерь.

Двое патрульных переминались с ноги на ногу. На их лицах читалось, как в открытой книге: «Кончай тянуть резину, командир. Брось этих шизиков. Пускай проваливают».

— Это для вашей же безопасности! — воззвал «свободовец».

— Не могу с вами согласиться, — возразил Мышкин. — Мы взрослые люди и способны сами отвечать за свою безопасность.

Командир засомневался, но, видимо, ему не хотелось потерять лицо перед подчиненными.

— Ладно, — грубо сказал он. — Хватит мне зубы заговаривать. Давай в штаб, там разберемся.

И вдруг один из «свободовцев» охнул, схватившись за грудь, и осел на асфальт. За его спиной стоял Ивэйн и вытаскивал из тела убитого свой меч.

Второй патрульный повернулся, вскинул автомат, но Ивэйн почти без замаха полоснул его лезвием по горлу.

— Бегите, мой король! — закричал он. — Я задержу их!

Как развивались события дальше Артур, Алина и Мышкин не увидели — они бросились бежать в ближайшую подворотню. Сзади застучали автоматы. Потом, убедившись, что их не преследуют, ученые перешли на шаг.

— Ну ты упрямый осел! — Алина в ярости стукнула Артура кулаком в плечо. — Я же тебе говорила: не делай. Или делай, но без меня. Я что, по-твоему, с воздухом разговаривала?!

— Не кричи, пожалуйста, — Артур обиделся. — Я же был прав. Все кончилось хорошо.

— Ничего еще не кончилось! — буркнула Алина.

— Вы правы, Алиночка, — мягко сказал Мышкин. — Ничего еще не кончилось. Поэтому не надо ссориться. Успеете наверстать потом, за Периметром. Если забудете, на чем остановились, я, так уж и быть, напомню…

Тут из ближайшего переулка с грохотом вырулил БТР и затормозил прямо перед оторопевшими путешественниками. Передний люк открылся, и из кабины вынырнул «долговец» Грач.

— Карета подана! — воскликнул он с улыбкой. — Никто не хочет прокатиться?

— Ой, Никита, — возликовала Алина. — Ты просто рыцарь на белом коне!

— Да я сразу о вас подумал, когда все это началось, — ответил смущенный юноша. — Поехал к вам, смотрю: а вас нет. Решил, что будете уходить из Припяти. Ну и догнал.

— Мой король! — из-за поворота показался Ивэйн с окровавленным мечом в руке.

Добежал, встал чуть поодаль, переводя дыхание.

— Все в порядке, мой король! Погони нет.

— Спасибо, — искренне сказал Артур. — Никита, найдется у тебя еще одно место?

— Да ты что! — возмутилась Алина. — И думать не смей!

— Дура! — сорвался Артур. — Я же его сам позвал! Что же мне его теперь — бросать?!

— Оставайся с ним, раз сам позвал!

— Да поместитесь вы все, — миролюбиво сказал Грач. — Никого не бросим. Всех увезем! Залезайте быстрее.

Алина демонстративно уселась на переднее сиденье рядом с Никитой. Трое мужчин уместились сзади.

— Теперь держитесь крепче, — посоветовал «долговец». — Попробуем сходу проскочить блокпост.

Однако выбраться из города им удалось без особого труда. «Свободовцы» даже не удосужились завалить мешками трассу. Только опустили шлагбаум, который бронетранспортер сбил одним ударом. Охранявшие блокпост свободовцы выскочили на дорогу с автоматами, постреляли вслед, но пули не причинили беглецам ни малейшего вреда.

Давид Роте встретился в Ханкилдеевым и теми немногими бойцами, которым удалось избежать ареста. Быстро выслушал донесения, велел обустраиваться и поднялся на холм с биноклем, чтобы оценить обстановку. Верный сотник последовал за ним.

Генерал взглянул на юг, в сторону Припяти, на восток — тихо. Ни души. Даже тварей не видно, куда-то попрятались. Посмотрел на север — в сторону Саркофага и заметил в брошенном лагере ученых двух человек. Повернул рычажок электронного увеличения — картинка скачком приблизилась. И замер, перестав дышать. Эти заплетенные во множество косичек светлые волосы он узнал сразу, хоть и не видел их больше десяти лет.

— Даже прическу не поменяла, — пробормотал он. — Вот растяпа, все ей нипочем.

И вдруг широко улыбнулся и под взглядом изумленного сотника продекламировал:

Потом лицо генерала затвердело. Он оторвался от бинокля и крикнул:

— Ханкилдеев!

— Слушаю, господин генерал!

— Ты вот что, сотник, — Роте потер подбородок. — Собирай командиров отрядов. Мы выступаем к Саркофагу. Новый лагерь будет там…

Лета-Мнемозина была отличной помощницей. Одного она не могла сделать — мгновенно перенести его на пять километров над Зоной, к Саркофагу. Этот путь Плюмбум должен был проделать на своих двоих. В любом случае со знаниями, накопленными Летой-Мнемозиной, в голове бежать было куда легче и проще, чем с картами «Длани» на ПДА, детекторами аномалий на поясе и мешком гаек в руке. Река загробного мира действительно давала невероятную власть — хотя бы над аномальными территориями…

Когда Плюмбум шагнул в ржавый ручей, снял перчатку и зачерпнул воду в ладонь, он опасался, что его захлестнет каскадом образов, как тогда у Стоунхенджа. Но ничего подобного не произошло. Голова враз опустела и стало почему-то очень стыдно. А потом он услышал голос — серьезный мужской баритон, который то начинал говорить очень быстро, сглатывая окончания слов, то, наоборот, приобретал торжественную медлительность диктора Гостелерадио, сообщающего населению об очередных победах над урожаем. Сначала Плюмбум не мог проникнуть в смысл слов, словно невидимая пленка мешала, но затем она порвалась, и он обнаружил, что голос пересказывает подробности его собственной биографии, причем не забывает упомянуть самые интимные и самые нелицеприятные моменты.

«Стой!» — мысленно крикнул Плюмбум.

Голос затих.

«Ты… ты… Лета?.. То есть Мнемозина?..»

«Я — это ты, — отозвался внутренний собеседник. — Виктор Николаевич Свинцов».

«Но как же?..»

Плюмбум остановился. Он понял, что это самый верный ответ. Лета-Мнемозина отдала ему накопленные знания, но распорядиться ими он должен был сам, без помощи архианомалии. И он сам должен был задавать вопросы и сам отвечать на них. И Плюмбум начал учиться общению с самим собой — более мудрым, более опытным, более проницательным.

Проще всего было облекать это общение в форму диалога: вопрос-ответ, вопрос-ответ, вопрос-ответ. Но очень быстро Плюмбум убедился, что четко формулировать вопросы совсем не обязательно. Лета-Мнемозина — он продолжал называть свою вторую личность именно так — понимала его с полуслова, даже подхватывала и развивала мысль. А иногда отвечала на невысказанный вопрос. Правда, в последнем случае она не упускала возможность подтрунить над Виктором. Или же сделать какое-нибудь умозаключение, подвести черту.

У Плюмбума накопилось столько вопросов к мирозданию, что он даже не мог с ходу определить, какие из них важные, а какие второстепенные. Поэтому решил задавать их по мере необходимости, ведь время поджимало, в Зоне творилось черт знает что, альты вышли на тропу войны, а остановить их было некому. Но сначала он выяснил, где Алина. Откликнулся «диктор»:

«Алина Пыхало находится в Припяти, на территории временной дислокации группировок „Долг“ и „Свобода“».

«Все-таки сорвалась в Зону, паршивая девчонка!»

«Диктора» мгновенно сменил «болтун»:

«Зона для нее — жизнь, Плюмбум. Как, впрочем, и для тебя. Стоит ли удивляться такому совпадению интересов?»

«Зачем она пришла в Зону?»

«За кольцом альтов. Ей тоже хочется проникнуть на другие уровни Зоны. Многим бы захотелось. Только цели у вас разные».

Да, альты были главной проблемой дня, и Плюмбум попросил свое второе «я» помочь проникнуть в их мир. Он полагал, что это займет у него много времени, но на самом деле волшебная река располагала подробной информацией и о том, как работает система субпространств, созданная альтами. То, что сотрудники лаборатории Серебрякова определяли на ощупь, Лета-Мнемозина знала наверняка. Проникнуть в ближайшие субпространства можно было через любую достаточно мощную аномалию, имея под рукой определенный набор артефактов. А уж собрать нужные артефакты с таким помощником не составило особого труда.

Плюмбум провел во вселенной альтов всего несколько минут. Но и этих минут ему хватило, чтобы понять: с ними не удастся договориться. Альты живут в чудесном мире, в котором чудовища истреблены, болезни побеждены, войны ушли в прошлое. Мечта! Утопия! Но это был и страшный мир, потому что альты не понимали, что сами они — больные воинственные чудовища. Лета-Мнемозина согласилась с Виктором голосом «болтуна»:

«Альты думают, что свободны. Но у них есть сервы-рабы. Выходит, свобода — абстракция, смысла которой они не осознают. И на самом деле все еще хуже. Они сжигают в движителях Тесла вероятности. А ведь только вероятности и дают нам возможность выбора. Незаметно для самих себя альты превращаются в сервов, жизнь которых предопределена, а свобода выбора — лишь иллюзия. Они уже обречены, но готовы оттянуть неизбежный конец, высасывая соки из других миров — из нашего мира, Плюмбум…»

Виктор вернулся в Зону, когда уже рассвело. Упал на траву, открыл шлем защитного костюма. Ярко светило солнце, что было большой редкостью — на него даже больно было смотреть. Вокруг было необычайно тихо, словно и не аномальные территории вокруг, а обычный лес где-нибудь под Рузой.

Тут пришло сообщение на ПДА. Плюмбум посмотрел на экран. Борис Витицкий писал: «Виктор, где ты?». Плюмбум подумал и ответил уклончиво: «В пути». Тогда Боря рассказал ему о Л-бомбе.

«Что такое Л-бомба?» — спросил Плюмбум.

«Бомба Ллойда, — отозвалась Лета-Мнемозина голосом „диктора“. — Передовая разработка Калифорнийского института пси-исследований имени Эдгара Кейси. Назначение бомбы — приведение вариационного пучка к исходному состоянию. В основу действия положен эффект Сета Ллойда. Профессор Сет Ллойд из Массачусетского технологического института поставил в 2011 году мысленный эксперимент. Представьте, писал он, что вам нужно передать неизвестное квантовое состояние между двумя сторонами, используя пару запутанных частиц, переправку классической информации и унитарное преобразование на стороне…»

«Стой! — крикнул мысленно Плюмбум. — Ты можешь объяснить проще?»

Лета-Мнемозина переключилась на голос «болтуна»:

«Ллойд разрешил временные парадоксы и показал, что природа Вселенной не дает нарушить причинно-следственные связи. Приведем упрощенный гипотетический пример. Допустим, некто, имеющий доступ к машине времени, решает отправить в прошлое доказательство теоремы Ферма. Он берет его из учебника, записывает и отправляет математику, живущему до того момента, когда теорема Ферма была доказана. Математик публикует доказательство, и оно попадает в учебник, из которого его и позаимствовали для отправки в прошлое. Внимание, вопрос! Откуда взялось доказательство теоремы Ферма?»

«Откуда взялось доказательство?»

«Ллойд нашел ответ. Все возможные доказательства теоремы Ферма содержатся в этой посылке через время. Какое из них станет единственным, не может сказать ни отправитель, ни получатель. Представь себе натянутую струну. Ее коснулись пальцем — она дрожит, занимая самые разные положения, колеблется вокруг состояния равновесия. Вариационный пучок подобен этой струне. Мир колеблется вокруг точки равновесия, занимая разные положения в многомерном пространстве вероятностей. А потом кто-то останавливает струну».

«Кто?»

«Наш выбор, Плюмбум. Он останавливает струну. Ежедневно, ежечасно, ежеминутно, ежесекундно. А бомба Ллойда позволяет сделать новый выбор».

«И что это дает? В чем ее опасность?»

«Бомба Ллойда рассчитана на одного человека — оператора. За начало и конец отсчета берется вся его жизнь. Рождение и смерть оператора — это точки, в которых закреплена струна, а бомба Ллойда восстанавливает весь вариационным пучок, все возможные варианты его жизней. И позволяет сделать выбор — остановить дрожание в другом месте. Но человек не живет в безвоздушном пространстве. Если изменится его жизнь, изменится и окружающая его реальность. История пойдет другим путем».

«Значит, можно будет выбрать реальность без Чернобыльской катастрофы? Без Зоны отчуждения? Без О-Сознания? Без вторжения альтов?»

«Совершенно верно».

«Так вот какую штуку приволокла в Зону Райка! Но зачем?»

«Л-Бомбу можно инициировать без оператора. Но тогда поблизости нужен объект, историю которого бомба изменит. Ким Райка привезла бомбу для того, чтобы шантажировать альтов. Они стали слишком активно вмешиваться в жизнь Зоны, и было решено положить этому конец».

«Альт… тот, который сейчас у Саркофага… Он знает о Л-бомбе и ее назначении?»

«Знает».

«Что он предпримет?»

«Он говорит, что желает договориться. Но сделает все, чтобы уничтожить Л-бомбу».

«Его можно остановить?»

«Можно, Плюмбум. Но тебе следует поторопиться. Скоро придет армия мутантов».

Виктор вскочил на ноги, расстегнул и сбросил пояс с контейнерами, потом снял баллон с воздушной смесью и шлем, оставил их на траве. Все это больше не понадобится.

«Я готов», — зачем-то сообщил он Лете-Мнемозине.

И побежал.

Когда до научного лагеря «Норд Ривер» оставалось двести метров, Виктор перешел на шаг. Небо быстро затягивали тучи, и пейзаж рядом с Саркофагом снова приобрел мрачный апокалипсический вид.

Еще издали сталкер увидел, что у фургона с «Омегой»… Л-Бомбой находятся двое — Ким Райка и некто в костюме с экзоскелетом. Ясно, что второй — это «шишка» альтов.

«Кто он?» — спросил Плюмбум.

«Артур», — ответила Лета-Мнемозина.

«Артур?!»

«Наследник энергетической империи Пендрагонов из Страны Логр, основатель игрового клуба „Мир Зоны“, глава Круглого Стола».

«О чем они говорят?»

«Информации нет. Требуется обновление».

«Так… Но о чем они могут говорить? Ты же предсказываешь, анализируешь…»

«Артур будет утверждать, что деятельность альтов в мире-отражении носит исключительно гуманитарный характер, способствует прогрессу и процветанию всех народов Земли…»

«Слова, знакомые до боли! Что такое мир-отражение?»

«Они считают нашу Вселенную зависимым миром, а свою — истинным…»

«Это не так?»

«Миры равноценны. Но наш богаче вариациями».

Плюмбум подумал, что знает, чем прошибить альта.

— Ким! — громко позвал он, приближаясь к лагерю. — Не слушайте этого негодяя. Он не считает нас за людей, мы для него отражения…

Двое прервали разговор и повернулись на голос. Плюмбум взглянул на альта и споткнулся на ровном месте. Узнавание пришло мгновенно. Артур! Подонок! Мразь! Предатель! Ты всегда был рядом, клеил Алину, мы тебе доверяли, а ты, оказывается, с самого начала был на стороне врагов… Но как ты мог ошибиться, Плюмбум? Как умудрился не разглядеть мерзавца под маской благопристойности? Старый, что ли, стал? Нюх потерял?..

У Плюмбума не было оружия. И у него оставался единственный шанс — прыгнуть, повалить, втоптать. Он шагнул вперед, но Артур словно прочитал его мысли, вскинул автомат и сделал всего один выстрел.

Пуля ударила в грудь и швырнула сталкера на землю. Боль захлестнула, сознание помутилось. Из раны тут же потекла кровь. И все же Плюмбум упорно пытался встать, скреб руками землю, подгибал ноги.

Артур медленно двинулся к нему, чтобы посмотреть, кто бросил вызов Пендрагону. И, конечно, выпустил из виду Ким. За что немедленно поплатился — с изяществом бизона шведская профессорша подсекла его, повалила, вырвала из рук и отбросила в сторону автомат. А следующим движением вытащила «ЗИГ-Зауэр», приставила холодный ствол ко лбу Артура и произнесла сквозь зубы:

— Договаривающиеся стороны к взаимопониманию не пришли.

К лагерю на огромной скорости подлетел бронетранспортер. Остановился. Наружу полезли люди. И Ким с огромным изумлением увидела, что прямо к ней бежит еще один Артур — правда, одетый не в экзоскелет, а в обычный джинсовый костюм, в каких ходит половина молодежи на Большой земле. За ним следовала светловолосая девушка, которая сразу наклонилась к Плюмбуму.

— Дядя Витя! — закричала она. — Ты ранен!

На этот раз альт воспользовался замешательством Ким. Он ухватил ее за запястье и начал выворачивать его. Может быть, при прочих равных он не смог бы заставить шведку отдать пистолет, но искусственные мышцы экзоскелета значительно усиливали хватку. Райка застонала и выпустила оружие. Артур ударил ее ногой, перевернулся и снова овладел своим автоматом. Подняв ствол в зенит, дал три выстрела подряд. Все застыли.

Артур огляделся. Рядом, чуть отпрянув, сидела Ким Райка — смотрела со смесью презрения и ненависти. На земле корчился сталкер, который сорвал ему переговоры. Над ним стояли трое — девица, какой-то парень из местных и…

— Ивэйн! — позвал Артур обрадовано. — Ты ли это, мой рыцарь?

Ивэйн явно растерялся. Он посмотрел на Артура, потом на местного парня, на Артура и снова на парня.

— Подойди же, Ивэйн! Мне нужна твоя помощь.

Рыцарь неуверенно приблизился.

— Король? — спросил он.

— Ты не узнал меня, Ивэйн. Это же я, Артур, твой благодетель. Извини, что приходится напоминать тебе об этом, но мы должны действовать заодно.

— А кто тогда он? — Ивэйн ткнул в местного парня.

Артур вгляделся и почувствовал, как комок подкатил к горлу.

— Ивэйн, прошу тебя, подержи эту бабу! Я должен разобраться…

— Будет исполнено, мой король.

Тут со стороны бронетранспортера появился еще один сталкер — в черном комбинезоне «Долга».

— Эй, что у вас происходит?! — громко и требовательно спросил он.

Артур выстрелил в его сторону. Сталкер отшатнулся, отбежал за свою машину.

— Оставайся там, боец! — крикнул Пендрагон-младший. — Иначе я здесь всех положу!

Он приблизился к хмурому парню.

— Принц и нищий, — раздумчиво произнес Артур. — Какая драма! Ты тоже Артур?.. Мое отражение. Когда-то я мечтал встретиться с тобой, Артур. Но это было давно. Как тебе здесь живется?

— Нормально, — буркнул двойник, насупившись. — Не жалуюсь.

— Ты обманул Ивэйна… — Пендрагон-младший покачал головой. — Это нехорошо, неприлично. А приличия надо соблюдать…

Раненый сталкер на земле выплюнул кровавый сгусток и с трудом, тяжело дыша, произнес:

— Ты никогда не соблюдал приличия, Артур… Вся твоя жизнь соткана… из обмана… Ты ведь не сказал… своим соратникам… зачем нужен «Мир Зоны»?

Артуру показалось, что мир покачнулся. Неизвестный сталкер ударил его по больному месту. Пендрагон-младший нацелил на него автомат.

— Кто ты такой, чтобы бросать мне обвинение?

— Я? — сталкер раздвинул губы в подобии усмешки и сразу стал похож на скалящегося мертвеца. — Я всего лишь абориген. Местный. Для тебя — ничтожная величина. Но я тот… кто побывал в Стране Логров. И я знаю, что игра придумана… чтобы Великий Движитель… продолжал работать…

— Ты лжешь! — закричал Артур. — Местные не могут приходить в Страну Логров. Вы… вы… зависимый мир!

— Все относительно, Артур… Так учил нас… барон Айнштайн… Жители Луны тоже могут… считать, что… Земля вращается вокруг них… Что Луна — истинный мир… а Земля — зависимый… ведь именно Луна вызывает приливы… Но Луна — спутник Земли… и только спутник Земли…

— На Луне нет жителей… — пробормотал Артур растерянно.

Он уже понял, что «ничтожная величина» говорит правду. Этот сталкер побывал в Истинном мире. Иначе откуда он знает столько подробностей? И тогда… Что тогда?.. Тогда получается, что мир Зоны равноценен, что аборигены могут больше, чем любой из рыцарей Круглого Стола… больше чем он, Пендрагон-младший…

— Мой король? — окликнул его Ивэйн, подойдя и встав рядом.

— Я что тебе приказал? — зарычал на него Артур. — Держи бабу. Она больно прыткая, но нам еще пригодится…

— Мой король, этот сталкер… Он, похоже, и впрямь побывал в Стране Логров.

— Побывал! И что? — огрызнулся Артур, в панике чувствуя, что утрачивает последний контроль над ситуацией.

— Но вы говорили, что это игра… Что эти люди не существуют… Что они — проект… Как монстры на уровнях Зоны… Как аномалии…

— Никогда я тебе такого не говорил! Ты сам все придумал. Ивэйн, слушайся ме…

Рассекая воздух, коротко свистнул меч.

— Повинен смерти! — четко произнес Ивэйн.

Хлынул дождь — тяжелые капли застучали по успевшей подсохнуть земле, вдали заворчал гром. Но никто не сдвинулся с места. Все зачарованно смотрели, как катится голова Артура.

— И что… толку? — спросил Плюмбум хриплым голосом. — Он оживет у вас… там… в Стране Логров…

— Пусть, — непреклонно сказал Ивэйн. — Артур обманул меня. Я убивал людей… Я убивал свободных… Я не могу простить ему этого… Я и себе не прощу…

Рыцарь выронил окровавленный меч и отошел к трейлерам.

На юге вдруг завыли тысячи глоток. И тут же застрекотали автоматы, бухнул взрыв, еще один. Все, кроме Плюмбума, посмотрели туда. Но сталкеру и не надо было видеть глазами.

«Что там происходит?» — спросил он Лету-Мнемозину.

«Информации недостаточно. Требуется обновление».

«Что там может происходить?»

«Армия мутантов из субпространств Зоны атаковала отряды „Долга“ на марше. Генерал Давид Роте и его подчиненные ведут бой. Управляет армией мутантов Ланселот. Рыцарь Круглого Стола. Бретер и интриган. Много времени проводит в Зоне. Мечтает о низложении Артура. Ты знаешь его как сталкера по прозвищу Еж».

«Сколько „Долг“ продержится?»

«Около получаса. Но Ланселот уже послал отряд мутантов к лагерю „Норд Ривер“. Они идут сюда…»

— Они идут сюда! — крикнул Никита Грач. — Нам нужно уходить, Алина! Бросаем все…

— Нет! — сказал Плюмбум.

— Дядя Витя, — девушка снова наклонилась над ним. — Как ты? Тебе плохо? Давай, я тебе помогу.

Артур встал на колени рядом с Виктором и вместе с Алиной им удалось приподнять Плюмбума за плечи и посадить его. От толчков у сталкера поплыло все перед глазами. Он видел, как его кровь стекает по защитной ткани комбинезона, смешиваясь с дождевой водой.

— У кого-нибудь есть лечащие артефакты? — спросила Алина. — Ну? Что вы стоите, как истуканы? Он умирает…

— Я не умираю, дочка. Еще поживу… Ким! — позвал он.

— Райка уже была рядом.

— Слушаю, Виктор.

— Открывайте контейнер. Мы должны взорвать бомбу Ллойда. Это наш единственный шанс.

Шведка закусила губу и отступила на шаг.

— Я не могу этого сделать!

— Черт вас побери! На холмах Давид Роте… дерется с мутантами… Но ему не выстоять. Еще несколько минут, и «Долг» будет разгромлен. Ваш друг… погибнет… А потом погибнете вы… Все умрут сегодня… Потому что альты не остановятся, пока не очистят Зону. Если вам дорог Роте… Если вам дорог сын… вы откроете контейнер…

— Но кто будет оператором?

— Я… Открывайте контейнер.

— Поздно! — крикнул Никита Грач. — Мы отрезаны от моста. Занимаем оборону!

Земля задрожала от топота множества ног. Вой, шипение, чириканье, потявкивание и басовитый рев слились в одну безумную оглушительную какофонию, которую приходилось перекрикивать.

Ким приняла решение, тряхнула косичками и полезла в фургон. Она колдовала над замком всего несколько секунд, потом высунулась:

— Готово!

— Дядя Витя, что происходит? — с ужасом спросила Алина.

— Помогите мне встать. Быстрее!

Алина и Артур с двух сторон подхватили его под мышки, подняли на ноги, поволокли к фургону. В фургоне стоял большой стальной куб, увитый кабелями. В одной из сторон куба был прорезан овальный люк — словно вход в космический корабль или глубоководную субмарину. Внутри находилось кресло, над которым на подвижном кронштейне был закреплен шлем. Оно живо напомнило Плюмбуму вирт-кресла, в которых молодежь из обеспеченных семей любит «бегать» по виртуальным мирам.

— Дядя Витя, я не понимаю… — пролепетала Алина.

— Неважно… Ким, как это работает?

— Нужно сесть в кресло, опустить шлем на голову, подумать о том эпизоде жизни, который вам хотелось бы изменить. Подумать о том, как вам его хотелось бы изменить. Произнести пароль.

— Какой пароль?

Шведка помедлила, но все-таки сказала:

— A Sound of Thunder…

— Что это значит?

«И грянул гром, — услужливо перевела Лета-Мнемозина голосом „диктора“. — Так называется знаменитый рассказ Рэя Брэдбери, посвященный вопросам изменения вариантов реальности и временным парадоксам. Считается, что это самый переиздаваемый научно-фантастический рассказ в истории современной литературы».

— О'кей. Я все понял. Сажайте меня.

Ким отступила, и Артур с Алиной подтащили Плюмбума к креслу. Где-то совсем близко застрочил автомат. Никита Грач принял на себя первую волну тварей, подобравшихся к лагерю. Медлить было нельзя. И в этот момент Плюмбум вдруг понял, что не знает, какой вариант истории выбрать. Ведь это не Монолит, который, по легендам, исполнял личные желания. Эта штука предназначена совсем для другого. Она вертит мирами, как патронами в барабане револьвера, и каждый выбранный мир — как выстрел, который убьет миллионы людей.

«Что мне выбрать?»

«Вспомни, о чем ты мечтал», — посоветовала Лета-Мнемозина голосом «болтуна».

«Я мечтал уничтожить Зону. Она разрушает наш мир. Она уродлива… Бессмысленная жестокость… Но вся моя жизни связана с Зоной. Алина… дочка… мы с Ларой зачали ее здесь… И если Зоны не будет…»

«Алина — не твоя дочь».

«Что?!»

«Алина — биологическая дочь Михаила Шагаева и приемная дочь Александра Пыхало. Ты тут ни при чем».

«Но как? Зачем? Лариса…»

«Ты знал это, Плюмбум. Давно знал. Когда в первый раз пришел к Харону, ты спросил, кем приходится тебе Алина. И получил исчерпывающий ответ. Но не захотел принять его. И выбрал воду Леты…»

Плюмбум понял, что это правда. Лета-Мнемозина не умела лгать.

«Но у меня ничего нет, кроме Зоны… и Алины. Я не могу…»

«Есть, Плюмбум. Вспомни, зачем ты пришел в Зону».

Виктор попытался вспомнить.

Детские годы… «Могильник» за городом. Слепой пес… Нет, не то… Юность… Бандиты… Драки… Тоже не то… Армия… Полигон Пембой… Вымерший поселок Хальмер-Ю… Стопка журналов «Техника — молодежи» с прекрасными картинками… Иные миры под чужими солнцами… Люди в скафандрах, бредущие по красным пескам… Изящные силуэты звездолетов будущего… И потом… после армии… Марсианская программа… Счастливые годы в Институте медико-биологических проблем… Самые счастливые годы в жизни…

Ты просто хотел увидеть иные миры, Виктор… Ты создан, чтобы плыть между звезд… Но Зона заменила их для тебя… Она сожрала мечту… Убила надежду… Проклятая мимикрирующая тварь!

«Я пришел не в Зону. Я пришел за мечтой. Но она отобрала ее у меня. Я хочу уничтожить Зону…»

«Сделай это, Плюмбум», — голос Леты-Мнемозины вдруг изменился: стал очень тихим, едва слышным, и очень усталым.

«Но Алина?..»

«Она не дочь тебе, Плюмбум. Признай наконец. Она — мираж. Мечта о спокойной старости. Ты придумал Алину, чтобы верить: у тебя есть за что зацепиться в этом мире. Чтобы крикнуть будущему: „Я жил!“ Но это пустой крик. У тебя не было дочери, Плюмбум. И нет…»

«Я не могу так… Я люблю ее! Я люблю Лару и ее… Пусть даже она не дочь…»

«Когда молодой лев становится главой прайда, он убивает всех львят, оставшихся от предыдущего вожака. Только так он обеспечивает свое будущее. И это закон. Что бы ты ни выбрал, Плюмбум, ты убьешь многих. Не только Алину. Но других вернешь к жизни. Тех, кто не хотел умирать. Тех, кого ты тоже любил. Если у тебя львиное сердце, Плюмбум, ты сделаешь правильный выбор…»

Виктор стиснул кулаки.

«Я не хочу выбирать, будьте вы все прокляты!»

В дверном проеме фургона мелькнула быстрая тень. Потом дневной свет померк. Раздалось громкое чириканье.

— Отец! — крикнула Алина. — Они здесь!

«А Привалова она называет папой», — подумал Плюмбум.

Чтобы не передумать, он быстрым движением опустил шлем на голову, прижался спиной к креслу, будто в ожидании катапультирования, и тихонько произнес по-английски:

— И грянул гром!..