Люди крыш. Пройти по краю

ГЛАВА 2

В ванной капала вода. Она капала, сколько Женька себя помнила. В их доме никогда не было мужчины, чтобы починить текущий кран, а нанимать специально обученных людей мама не хотела. Денег и так в обрез. Поэтому в двухкомнатной квартире с тонкими перегородками всегда жил звук ударов водяных шариков о желтоватую эмаль ванны.

После встречи с Мартой Женьку наполняла странная легкость. Ожидание чего-то необыкновенного. Она открыла кран и сунула руки под холодную струю. Горячей воды днем, как всегда, не было.

Кусок мыла лениво закрутился в ладонях — с рук побежал серый поток смытой грязи, и Женька случайно скользнула взглядом по зеркалу над раковиной.

Только край ванны не дал ей грохнуться на пол. Из-за стекла на нее смотрела звериная морда. Серая. С блюдцами желтых глаз и белыми кустиками бровей.

Это продолжалось всего полсекунды. Может, даже четверть. Женька моргнула, и морда исчезла. Вместо нее в зеркале вновь отразилась бледная девочка-подросток с острым подбородком.

Она подождала, пока сердце чуть сбавит темп, глубоко вздохнула и вышла из ванной. В коридоре ее ждала мама. Поджатые губы и покрасневший нос не оставляли сомнений — ей уже позвонили из школы.

— Женя, зачем ты это сделала? — всхлипнула она, снимая очки.

Знакомство с Мартой волшебным образом вытеснило из Женькиной головы мысли о предстоящем разговоре с матерью. Ничего хорошего от него ждать не приходилось. Мама до истерик не любила ходить в школу. Она и на родительские собрания-то шла через силу — все равно дочь будут только ругать. А уж если ее вызывала к себе учительница, и тем более директор, то причитаниям не было конца. К тому же, в последнее время такое случалось все чаще и чаще.

— Я ничего не делала! — Женька скрестила на груди руки и уставилась в пол.

— Ну, сколько можно! Я день и ночь работаю! Сижу, вычитываю тексты, порчу глаза, и все ради чего? Ради того, чтобы мне из школы звонили? Рассказывали, что у меня дочь рецидивистка?

— Мама, ты слышишь меня? ЭТО НЕ Я!

— А кто? Опять Альбина? Я же говорила тебе — не лезь на рожон! Не ссорься с этой девочкой. Ты знаешь, кто у нее отец? Подружись с ней. Дружат же остальные.

— Остальные ей задницу лижут! — Женькино терпение таяло быстрее, чем комок снега на раскаленной плите.

— Что ты такое говоришь! Как грубо! — всплеснула руками мать. — Тебе нужно быть хитрее, научиться подстраиваться под них! Посмотри на себя — в чем ты ходишь! На мальчишку похожа! Поэтому с тобой никто и не общается.

Сколько раз Женька слышала эти слова! Она даже считать перестала. Ее мать больше всего на свете боялась оказаться в центре внимания. Высунуться. Опозориться. Всю свою жизнь она вела политику невмешательства. Если Женьке приходило в голову пожаловаться, что над ней издеваются в классе — засовывают в унитаз тетрадки и ставят подножки, — то в ответ она слышала: «А ты отойди! Не становись с ними на один уровень! Мы же интеллигентные люди!»

Да, Женькина мама — Елена Александровна Смородина — была очень интеллигентным человеком. Наверное, поэтому она так никогда и не вышла замуж. Целыми днями, а иногда и ночами, Елена Александровна вычитывала статьи в научных журналах. Она работала корректором. Из дому выходила только для того, чтобы взять в редакции распечатки новых текстов и отвезти уже исправленные.

Женька никогда не видела ее накрашенной. Из одежды она предпочитала мешковатую серую кофту и вельветовые штаны, повидавшие в своей длинной жизни больше, чем великий путешественник Васко да Гама.

— Лучше на себя посмотри! — огрызнулась Женька. — Ты-то на кого похожа!

— Что? Что ты сказала? — Подбородок матери задрожал, а вместе с ним жиденький хвостик на затылке, перетянутый детской резинкой.

Нужно было остановиться, пожалеть ее и попросить прощения, но лешего в Женькиной голове опять потянуло на подвиги.

— То и сказала! Если бы ты сама выглядела, как женщина, отец бы нас не бросил! Хоть бы алименты платил!

Пощечина заставила Женьку замолчать.

— Разбирайся со своими проблемами сама! — тихо сказала мать и вышла из комнаты.

Через минуту квартиру наполнили гипнотические звуки музыки Вагнера. Теперь она весь день будет слушать оперу «Тристан и Изольда». Работать, рыдать и пить кофе без сахара, но с лимоном.

На душе у Женьки стало гадко. Так гадко, что она схватила валявшийся в прихожей рюкзак со снаряжением для граффити и выбежала из дому.

Ну, зачем? Зачем нужно было напоминать про отца? Бить по больному? Женьке ведь было плевать на него! Бросил и бросил! Что с того? Одни проживем.

Раньше, лет пять назад, она пыталась узнать у мамы, кем был ее отец. Но та только отмалчивалась или принималась плакать, закрывшись в своей комнате. Тогда Женька решила: раз ушел, значит, этот человек не стоит того, чтобы о нем думать. И думать перестала.

Только иногда, когда Алька и ее дружки становились совсем уж невыносимыми, Женька жалела, что за нее некому заступиться. Некому взять приятелей Стекольниковой за шиворот: Косолапова в одну руку, Горячева — в другую и встряхнуть как следует. Или лбами друг о друга стукнуть. Вот вам за рисунок, вот вам за дрожжи в унитазах…

Размышляя, Женька до темноты бродила по улицам. Смотрела, как запускают после зимы фонтан. Ела горячий лаваш. Кормила крошками голубей и мечтала о тарелке супа. Когда же город затопили фиолетовые чернила и долговязые фонари заморгали глазами, заливая тротуары дрожащим светом, она отправилась на стройку. Ей хотелось избавиться от хаоса в душе, выплеснув его на стену серой громадины.

Тогда у нее не возникло ни малейшего предчувствия, чем закончится эта прогулка.

Вам когда-нибудь приходилось падать с крыши семиэтажного дома? Хорошо — трехэтажного? Нет? А с крыши гаража? В сугроб?

Первые мгновения, когда теряешь опору и проваливаешься в пустоту, внутри образуется невесомость. Возникает ощущение лифта, уходящего в шахту. Только вместо радости оно приносит ужас. Дикий ужас с запахом аммиака. Вы знаете, как пахнет аммиак? Очень скверно.

За доли секунды между двумя ударами сердца Женька успела подумать о десятке важных и не очень вещей. Кто позвонит маме, когда ее найдут? Что скажет Стекольникова и директриса? Повесят ли в школьном вестибюле Женькину фотографию в траурной рамке? А умирать — это долго? Сколько придется лежать там внизу, чувствуя невыносимую боль?

И вдруг все изменилось. Аммиак выветрился из легких. Земля показалась близкой и нестрашной. Воздух стал упругим, словно спортивный батут. Он замедлил падение, дав сгруппироваться, согнуть ноги в коленях и приготовиться к приземлению.

Кто сказал, что седьмой этаж — это высоко?

Почему упасть с него — значит разбиться насмерть?

Мягкий удар, и она на твердой почве. Стоит на четвереньках, упираясь руками в усеянную весенним мусором землю.

С минуту Женька тупо разглядывала комочек розовой жвачки. Он лежал на земле, среди мелких обломков бетонных плит. Потом появилась боль. Осколок бутылочного стекла впился в подушечку большого пальца. Эта боль и заставила ее прийти в себя. Она подняла голову в тот момент, когда рядом легко приземлились темные тени преследователей.

Все-таки их было четверо.

Ей хотелось вскочить и бежать — удачное приземление, казалось, утроило силы. Но бежать было некуда. Женька находилась точно в центре квадрата, образованного серыми силуэтами.

— Цела? — голос показался знакомым. — Я — Марта. Помнишь меня?

— Марта?

От облегчения у Женьки перед глазами заплясали белые светлячки. Вместо жуткого оборотня или, на худой конец, оборотня в погонах, перед ней стояла ее недавняя знакомая. Шелковое платье сменил черный костюм, напоминавший экипировку японских ниндзя. На ногах замшевые полусапожки без каблука, ухоженные руки спрятаны в кожаные перчатки с отрезанными пальцами. На плече серебристая эмблема — заключенная в круг ломаная линия, напоминающая одновременно кошачий профиль и силуэт крыла летучей мыши — тускло поблескивает в темноте.

— Ну, тихо, тихо! — Марта притянула ее к себе и обняла. — Испугалась? Все хорошо. Ты молодец.

Тугой шарик, росший в груди весь день, неожиданно лопнул. Внутри стало горячо. Из глаз хлынули слезы. Она ревела. Ревела, как последняя малолетка. Громко, со всхлипами и завыванием.

— Я же говорила, не надо ее пугать! — услышала Женька сквозь собственные рыдания голос, принадлежавший очень недовольной девушке. — Зачем ты полез за ней на лестницу?! Еще и за штаны схватил?

— А что, нужно было на танец пригласить? — огрызнулся невидимый парень за спиной. Ровесник. Или немного старше.

— Стоп разборки! — скомандовал мужской голос. — Нам пора уходить. Скоро здесь будет охрана.

— Ты как? — Марта взяла Женьку за плечи. Заглянула в ее мокрое лицо. Ласково отодвинула челку со лба. — Ничего не болит? Руки? Ноги?

Тело гудело после падения, но боли не было. Даже порез на пальце не давал о себе знать. Женька замотала головой и украдкой огляделась.

По правую руку от нее стояла девушка лет пятнадцати. Как Марта и оба ее спутника, она была одета в черное трико и куртку с эмблемой на левом плече. Первое, что поразило в ней Женьку, — это волосы. Сплошной темный поток до пояса. В свете фонарей, наблюдавших за происходящим из-за высокой ограды, он отливал синевой.

А еще лицо. В нем было что-то от восточной принцессы. Сияющая кожа, темные глаза и чуть приплюснутый профиль. Он совсем не портил девушку. Наоборот, добавлял ей экзотики. Поставь рядом с ней блондинку Альку, и та потеряется, поблекнет, словно безвкусная Барби на фоне коллекционной куклы.

— Я в порядке! — всхлипнула Женька в последний раз.

— Тогда идем! — пригласила ее Марта.

— Куда?

— Увидишь.

Сопротивляться не хотелось. Падение изменило Женьку. Необходимость идти туда не знаю куда, казалась вполне логичной. Ну не к маме же! С ее нытьем и Вагнером!

— Ник, командуй! — сказала Марта поджарому мужчине лет сорока. Женя не успела его толком рассмотреть. Заметила только шапку прошитых сединой волос и глубоко запавшие глаза.

— Идем северо-западной тропой, — отозвался он глухо. — Я первый. Тим за мной. Потом Марта с Женей. Дина замыкает.

— Почему она, а не я? — возмутился четвертый член группы.

Он казался на пару лет старше Женьки. Невысокий, худой, с узким лицом и упрямой нижней губой. Непослушные волосы торчали, как перья, в разные стороны. Парень напоминал взъерошенного воробья. Задиристого и злого.

А злился он, похоже, на Женьку. Это ему она съездила кроссовкой по физиономии. Вон как зыркает. И все время прикладывает наручные часы к щеке. Вместо льда.

— Почему? — Марта посмотрела на Тима, изогнув одну бровь. — Потому что приказы старших не обсуждаются, дорогой! Вперед!

Вопреки ожиданиям, они не пошли к освещенному проспекту, а вернулись на крышу недостроенного корпуса. Второго по счету. От него до ближайшего дома было всего ничего — метров двадцать. Кто-то решил этим воспользоваться и соединил два здания висячим мостом. Хлипкая деревянная конструкция покачивалась над землей на высоте пятого этажа. Ее противоположный конец выходил на крышу магазина, пристроенного к жилой многоэтажке.

Ник, не снижая темпа, шагнул на скрипучую ленту с веревочными перилами и заскользил по ней, словно ртутный шарик по полу. Тим пошел следом. У Женьки похолодело внутри, как будто в живот проскочил нерастаявший кусок мороженого.

— Не бойся! — Марта почувствовала ее состояние. — Я буду рядом.

Старые доски повизгивали под ногами, мост ходил ходуном. Хорошо, что Женьку никогда по-настоящему не пугала высота, а то ползла бы сейчас на четвереньках.

Но вот деревянная лента осталась позади. Они поднялись по пожарной лестнице на крышу жилого дома, пересекли ее и очутились возле еще одного моста. Это сооружение выглядело надежнее предыдущего — решетка из железных прутьев с приваренными к ней перилами, — зато находилось гораздо выше. Кажется, в домах, которые оно соединяло, было по двенадцать этажей. Плюс чердак. Жене стало не по себе. Но она безжалостно раздавила росток страха и шагнула следом за Ником.

«Семь шагов по облакам — семь шагов над бездной», — вспомнилась строчка из старой песни. Ладони стали влажными, в животе противно засосало. Она оторвала взгляд от решетки под своими ногами и едва не полетела вниз. Второй раз за вечер.

Ее испугали два черных пятна, несущихся мимо. Они приземлились на противоположной крыше, кувыркнулись и оказались Диной с Тимом. Между домами было метров десять. А то и все пятнадцать. Эти двое вполне могли рассчитывать на место в олимпийской сборной по прыжкам в длину.

— Пижон! — фыркнула Дина, взмахнув черной гривой.

— Дура! — отпарировал Тим.

— Прыгаешь, как сопляк!

— На себя посмотри.

— Вернитесь на свои места! Немедленно! — От Марты повеяло холодом, как из распахнутой форточки. — Детский сад!

Любители сумасшедших прыжков, тихо переругиваясь, выполнили приказ. А Женька почувствовала запоздалый прилив паники. Кто они — эти люди? Почему прыгают с крыши на крышу не хуже Бэтмана? Что за эмблемы у них на одежде? И откуда взялись загадочные мосты?

— Это — Дорога, — кажется, Марта умела читать мысли. — Одна из самых длинных в городе. Она соединяет больше сорока домов и заканчивается Башней — убежищем для таких, как мы.

— Как мы?

— Как ты и я. Как Тим, Дина и Ник.

— Я не…

— Тсс. Поговорим позже. Нам надо спешить. Эта Дорога — не самый безопасный из наших маршрутов.

Ник постепенно увеличивал темп. В движениях Женькиных спутников появилась странная, нечеловеческая плавность, которая так испугала ее на стройке. Казалось, они не шли, а летели над крышами, минуя один мост за другим.

Дина с Тимом под строгим взглядом Марты держались каждый своего места в цепочке. Но из чувства противоречия не пользовались мостами — перемахивали через пропасти между высотками, словно герои китайских боевиков.

Наблюдая за ними, Женька ощущала, как где-то внутри растет дикое желание повторить этот трюк. Разбежаться и взлететь над разноцветными огнями спящего города.

Что за глупость! Если повезет, она долетит как раз до середины дистанции. А потом — не жди меня, мама, безумную дочку. Соскребите девочку с асфальта и пошлите домой по почте! Откуда же взялась эта бесшабашная уверенность, что она сможет? Нужно только представить себя на той стороне. Как будто пропасть уже за спиной, как будто ее вообще нет…

И, выбрав подходящий момент, Женька прыгнула.

— Куда! Еще рано! — услышала за спиной встревоженный голос Марты.

Крыша противоположного дома безжалостно ударила по ногам. Женька не устояла и покатилась кубарем по колючему рубероиду. Зацепилась ногой за трубу и замерла, лежа на спине. По небу, задевая белую тарелку луны, неслись лоскутья облаков. Надо же, сегодня полнолуние.

— Вставай, сумасшедшая, — Женька не разобрала, чего было больше в голосе Марты, — недовольства или уважения. — Пришли.

— Уже?

— На сегодня хватит полетов. Ты нам нужна в собранном виде.

— Зачем?

— Для экспериментов.

Женька села, в испуге уставившись на Марту.

— Правда?

— Шучу. Давай руку.

Похоже, ночному путешествию и впрямь пришел конец. Они стояли на краю крыши — дальше пути не было.

Перед ними возвышалась гигантская башня не так давно построенного офисного центра. Громадина переливалась ночными огнями, отраженными в ее стеклянной поверхности. Женька попыталась сосчитать этажи, но почти сразу забросила это занятие — слишком много. Она смутно помнила: в новостях говорили — то ли тридцать, то ли сорок. Самое высокое здание в городе. Воплощение мечты иллюстраторов фантастических романов.

— Нам сюда, — сказала Марта и подтолкнула Женю к чердачному окну за ее спиной.

С тоской ребенка, которого согнали с карусели, она покинула крышу и спустилась на пахнущий свежей штукатуркой чердак. Прошла следом за Тимом через решетчатые двери, сбежала по лестнице и очутилась на верхнем этаже какого-то учреждения. В обе стороны тянулся широкий коридор с одинаковыми дверями.

В груди шевельнулось беспокойство. А вдруг из-за поворота вырулит сердитый охранник и спросит, какого дьявола они тут делают ночью? Инстинкты Мисс Тик завопили об опасности.

И охранник появился. Вернее, охранники. Трое плечистых мужиков в черной униформе. Они преградили им путь, демонстративно поправляя кобуру на поясах. Сейчас достанут пистолеты, объявят тревогу и вызовут милицию! Даже если Марта, Ник и Дина с Тимом, включая Женьку, навалятся на них — перевес все равно будет на стороне вооруженной охраны.

Женя сжалась. Зажмурилась.

— Доброй ночи! Что-то вы сегодня рано? — услышала она заискивающий голос.

— По-разному бывает, — небрежно бросил Ник.

Охранники проводили их взглядом, почтительно встав в шеренгу вдоль стены. Грубые физиономии расплылись в счастливых улыбках, которые возникают только при виде ну очень большого начальства. Такого большого, что его нет смысла бояться — оно никогда не снизойдет до того, чтобы испортить жизнь маленьким человечкам. Его можно только обожать. Искренне и беззаветно.

Проходя мимо их подобранных животов, Женьке ужасно захотелось скорчить рожу. Но она сдержалась. Большое начальство так себя не ведет.

Женя не заметила, как оказалась в широкой застекленной галерее. Судя по виду из окон, она привела их к Башне. Ник толкнул дверь, и вся процессия вошла в лифт. Его кабина тускло сияла хромированными поверхностями и мелодично оповещала о прибытии на нужный этаж. Не лифт, а космический корабль. Вот только на панели управления оказалось всего четыре кнопки. Марта нажала самую верхнюю.

Меньше всего Женя ожидала очутиться в таком месте. Огромное пространство под прозрачным куполом, через который можно разглядеть белую луну в рваном ореоле майских туч. Лифт привез их на крышу офисного центра. Ее поверхность устилал шелковистый травяной ковер.

Женька опустилась на корточки и сорвала стебелек. Живой. Пахнет весной.

Пространство не освещалось ничем, кроме нескольких костров. Один, самый большой, метался беспокойным пленником в железном бочонке. Вокруг него на узорчатых коврах и подушках лежали люди. Они тихо переговаривались, глядя на пламя, пили что-то из тонких бокалов и ели крошечные бутерброды, сложенные рядом на низком столике.

Стоило вновь прибывшим шагнуть в оранжевый круг, как все разом заговорили:

— Доброй дороги, Марта!

— Лунной ночи, Ник!

— Как прошла инициация?

— Где она?

Женьке почудилось свое имя. Оно металось эхом среди незнакомых ей людей. Его повторяли красивые женщины с блестящими волосами и сложными татуировками на спинах и плечах. Его передавали друг другу крепкие мужчины с узкими, как у Ника, лицами. Его шептали стоявшие тут же подростки в надежде поймать Женькин взгляд.

Ей стало неловко за свою невзрачную и уже порядком испачканную одежду. Она попыталась спрятаться за спинами спутников, но Марта взяла ее за плечи и подвела почти вплотную к дышащему жаром бочонку. Только тут Женя заметила, что женщина переоделась. Когда? Они же не расставались ни на секунду — все вместе шли от лифта.

На Марте снова было шелковое платье. На этот раз — длинное, шоколадное, открывающее руки и плечи.

— Дорогие мои, — она говорила не громко, но каждое ее слово разносилось по залу, словно усиленное спрятанным в одежде микрофоном, — наконец-то случилось то, чего мы так ждали все эти месяцы. Наша сестра с нами. Она уже прошла первую часть инициации, и я не могу вспомнить случая, чтобы кому-нибудь из нас с ходу удавалось достичь столько, сколько смогла Женя. Ее способности развиваются с удивительной скоростью. Пройдет совсем немного времени, и наш народ будет гордиться одной из самых сильных своих дочерей!

Услышанное не желало укладываться в голове. Какой народ? Что за инициация? Чего такого она добилась? Это какая-то глупость! Розыгрыш!

Но люди вокруг улыбались, ловили ее растерянный взгляд и шептали что-то ободряющее. Впервые в жизни она чувствовала себя среди своих. И молчаливый Ник, и красавица Дина, и вон тот старик у огня, похожий на пожилого хиппи, и маленькая девочка с нарисованным на щеке полумесяцем, и высокие женщины в искристых, словно рыбья чешуя, платьях, и даже противный Тим были сейчас ближе, чем все одноклассники, вместе взятые.

Ее усадили на подушку рядом с Мартой. Сунули под нос тарелку с бутербродами, налили легкого вина, больше похожего на душистый компот с кусочками фруктов.

— За вставшую на Лунную дорогу! — прозвучал первый тост.

— За мудрость Лунной кошки, вернувшую нам ее! — подхватили остальные. — За Женю! За ее будущее!

Женя сделала глоток и почувствовала, как по телу вместо тепла разливается холодный страх. А что, если все эти люди ошибаются? Ничья она не дочь. Самая обыкновенная ученица средней школы. Мишень для насмешек! Чучело! Смородина-уродина!

— Марта, мне нужно тебя… вас спросить.

— Тебя, моя милая. Мы все здесь равны, поэтому обращаемся друг к другу только на «ты». Конечно, можно. Спрашивай.

Неожиданно они остались одни у огня. Все остальные тактично исчезли. Почувствовали, что у новоиспеченной дочери накопилось много вопросов для разговора с глазу на глаз.

— Что все это значит? — Женя испугалась резкости своих слов.

— Только то, что я сказала. Ты — одна из людей крыш.

— Люди крыш? Кто это?

Марта помолчала, ища понятные слова, а Женька залюбовалась ее кошачьим профилем. Пожалуй, стоит вплести его в один из своих скетчей, а фоном дать ночной город…

— Мы другие. Не похожие на тех, кто ходит по земле. Наш мир — это крыши. Сотни маршрутов, опутывающих города планеты. Наше время — это ночь. — Марта отхлебнула вина. — Мы рассказываем своим детям легенду, что наш народ произошел от Лунной кошки. Она спустилась ненадолго на Землю и оставила на ее поверхности следы. После первого дождя эти следы превратились в людей, которым нравилось ходить по крышам.

— Это правда?

— Настолько же, насколько обычные люди произошли от Адама и Евы. Все зависит от того, во что ты веришь.

— А что могут люди крыш?

— Например, спрыгнуть с седьмого этажа и не получить ни одного перелома. Я уже не говорю о синяках. — Марта позволила себе лукавую улыбку. — Мы имеем очень прочный скелет и повышенную регенерацию тканей. Вспомни, у тебя ведь никогда не было серьезных травм. Так?

— Так. — Перед Женькиным взором возникла картинка полугодовой давности. После неудачного прыжка с крыши она, доковыляв до дома, стаскивает пропитанную кровью кроссовку. Ошарашено смотрит на ногу, которую десять минут назад проткнул ржавый гвоздь. Ничего. Только сизое пятнышко. К утру не осталось и его.

— Но это не все. Особое устройство мышечной системы даже без физической подготовки позволяет нам прыгать на фантастические для обычных людей расстояния. А еще мы двигаемся в десятки раз быстрее, слышим не хуже кошек, видим в темноте…

— Марта, но я же ничего этого не умею!

— Научишься. Ты только-только прошла инициацию.

— Когда?

— Сегодня. Падая с крыши. Угроза жизни разбудила твои способности.

— А если ты ошибаешься? Если все это случайность? Ну, вываливаются же из окон алкоголики. И ни царапины.

— Алкоголики, говоришь? — Марта залилась низким смехом. — Посмотри на меня. Ничего необычного не видишь?

Ее глаза были цвета темного меда. Каштанового. Такой хранился у них с мамой в шкафу, над холодильником. Если поднести баночку к лампе, то в золотистой жиже вспыхивали искорки. Совсем как в глазах Марты в свете догорающего огня. Но было в них еще что-то. Тревожное. Неправильное.

Зрачки!

Женька судорожно сглотнула. Они оказались вертикальными. Как у кошки. Или змеи.

— Увидела? А теперь смотри, — в руках женщины очутилось миниатюрное зеркальце со знакомой эмблемой на крышке. Она поднесла его к Женькиному лицу, и та прикусила язык, чтобы не закричать. В наступившей темноте ее собственные глаза пересекали узкие щели вертикальных зрачков.

Точно таких же, как у Марты.