Любимые дети его (СИ)

Глава 4. Плеть

Дверь открылась, и Тейрис съёжился от обдавшего его холода. Лэйр быстро зашёл, захлопнул за собой дверь и прислонился к ней спиной.

— Живым здесь не место, — убеждённо сказал он.

— Скажи это лорду Фордрингу, — отозвался Тейрис.

Лэйр скинул меховые перчатки и плащ и сел перед походной печкой, протянув ладони к огню.

Ветер бил в натянутое между досками крепкое полотно палатки, которое вряд ли хорошо бы защищало от холода, если бы по самые небольшие окошки не было завалено сугробами.

Это был Нордскол. Начало кампании воинства Света в священном походе против воинства тьмы.

Когда Тейрис очнулся после ранения в стычке с Амани, почти всё уже было кончено. Он был в своём госпитале, уцелевшем благодаря близости к территории троллей. Амани отступили на защиту собственных земель и Зул Амана, а Плеть опустошала земли восточнее.

Змей, Ловчий, Рин, полковник — все были живы. Змей рассказал, что Лэйр притащил его и ещё нескольких раненых практически на себе, едва живой от истощения, и сам рухнул на пороге. Ловчий продержал его сутки под капельницами, и продержал бы дольше, но Лэйр наорал на них, что он сам хил, поднялся и принялся помогать. Так и ходил по операционной, волоча за собой стойку с капельницей.

— Он практически совершил чудо, — говорил Змей. — Я знаю, как выжил ты, потому что мы с Ловчим простояли над тобой почти шесть часов, но вот как выжил он — для меня загадка.

— Где он? — слабо спросил Тейрис, и Змей смочил ему пересохшие губы.

— На фронте, — ответил он. — Хотел дождаться, пока ты очнёшься, но не смог. Плеть пришла в тот же день, когда тебя ранили.

В следующие недели творился полный хаос. В первых боях выживших не было вообще — пограничные гарнизоны Плеть снесла за считанные часы. А потом госпиталь работал на пределе своих сил. К ним и в немногие другие госпитали, расположенные далеко от основного пути Плети и потому устоявшие, раненых доставляли беспрерывно. Хирурги спали по три-четыре часа в сутки, спасая всех, кого могли. Бесконечные списки погибших и выживших приходили вместе с ранеными, противореча друг другу. Когда сообщение немного наладилось и информация стала детально сопоставляться, Тейрис одного за другим похоронил большинство тех, кого знал по паладинским лагерям. Потом — большинство тех, кого вообще знал. С каждым днём, с каждой новой сводкой весь чудовищный кошмар этой короткой войны, весь немыслимый масштаб разрушений и потерь становились всё яснее, и чем яснее — тем невозможней для того, чтобы осознать. Госпиталь продолжал работу, помогали даже раненые, те, кто уже мог держаться на ногах. Не только потому что не хватало рук, но и потому что так можно было пережить этот ужас, отодвинуть его, задержать, отложить на потом. Не думать, не говорить. Не дать себе признать то, что уже понимали все: это больше не война. Это бойня, к концу которой от их народа, возможно, не останется никого.

Тейрис видел, как эльфы сходят с ума, и не был уверен, что сам ещё сохраняет разум. Слышал, как однажды дико и страшно выл отчаявшийся и не спавший больше двух суток Змей, колотя кулаками в стену предоперационной. Ловчий с Рином кинулись к нему, Рин что-то говорил, а Ловчий с силой хватал Змея за руки и орал: они нужны тебе, чтобы оперировать!

— А я не хочу больше оперировать! — надрывно орал Змей в ответ, пытаясь вырвать у Ловчего руки. — Какой смысл? Какой смысл в этом всём, Ловчий, скажи? Я спасаю их, спасаю каждого дай Свет третьего, и привозят новых, и им нет конца, они все в конце концов будут здесь, и они все умрут, и мы умрём, ты мертвец, Ловчий, ты что, не ощущаешь этого? Давай, проткни себя скальпелем, вот увидишь, кровь не потечёт!

Пришёл полковник, негромко велел Ловчему держать Змея крепче и без лишних слов вколол тому успокоительное. Змей умоляюще бормотал себе под нос “я больше не могу, я не хочу больше”, а через несколько секунд обмяк, и Ловчий с Рином отнесли его в палатку. Тейрис заглянул к ним перед сном. Змей лежал на своей койке, а Ловчий спал рядом, полусидя и прижавшись лбом к его плечу — прикрывал его одеялом, да так и отключился.

На следующий день Змей был в операционной и делал своё дело, как будто ничего не произошло.

Ловчий держался лучше всех, а потом в одну из ночей запустил самогонный аппарат на полную и надрался своим смертельным пойлом так, что уже Змей орал, зовя на помощь, когда Ловчий забился в судорогах и почти перестал дышать.

Как только у него перестали дрожать руки, он вернулся в операционную, и даже полковник не сказал ни слова.

Рин не кричал и не пил — Рин молился. Один раз, ночью, Тейрис видел, как он тихо плакал, уткнувшись лицом в койку у головы только что умершего вскоре после операции пациента. А потом поднял голову, мгновение подержал ладонь на лбу мертвеца, что-то прошептал и твёрдым голосом позвал санитара.

Тейрису казалось, что сам он проводит большую часть времени в каком-то полубреду. Он помогал доставать раненых из повозок, сортировал, оказывал первую помощь, ассистировал в операционной, следил за прооперированными в палатах, носил медикаменты, искал какие-то травы в лесу неподалёку, потому что лекарств не хватало и в ход шло всё. Потом падал и спал, сколько удавалось. Потом просыпался и смотрел свежие сводки. И снова привозили раненых, и он помогал, сортировал, операционная, палаты, бинты, настойки, травы… И Змей был прав — они не заканчивались, они никогда не заканчивались, и они умирали, и все умрут здесь, но надо просто делать своё дело, пока мы все не умрём.

В каждой сводке он искал имена тех, кого ещё не было в предыдущих. И среди них — Лэйра.

Но Лэйр выжил.

Он прошёл весь путь до самого взятия Солнечного Колодца. Он помогал с эвакуацией, налаженной незадолго до того, как Плеть подошла к столице. Видел, как умирали его друзья и учителя у стен города, который никто не был способен спасти, как он не был способен спасти их. Видел, как падали и снова вставали те, кто защищал Леса Вечной Песни, и продолжали свой путь с войском Плети. Видел рыцарей смерти, от одного взгляда которых кровь стыла в жилах. Видел, как под натиском Плети пало всё, что было ему дорого, и был среди первых, кто осознал всю безнадёжность своей борьбы. И всё-таки вместе с другими такими же отчаявшимися дрался за каждый шаг, отделявший Плеть от Колодца, и отступил только когда командир, оставшийся с несколькими добровольцами, прокричал:

— Уходите, это приказ! Всё кончено! Выживите! Это тоже приказ! Жить!

И Лэйр выжил, не потому что хотел, а потому что рядом с ним были те, кому он мог помочь выжить и кто погиб бы без его помощи. Командир прикрыл их отход, а Лэйр довёз всех раненых до госпиталя живыми. Потому что это был приказ.

Они с Тейрисом встретились, когда всё уже было кончено — Луносвет и Солнечный Колодец пали, а принц Артас покинул эти земли, оставив часть своего мёртвого войска опустошать их дальше. Тейрис шёл по лагерю после смены, едва живой, думая только о том, как бы хоть немного поспать, и увидел Лэйра. Он стоял в грязных и помятых доспехах, сняв шлем, со спутанными волосами и размазанной по щеке кровью, и молча смотрел на него. Тейрис сделал пару неуверенных шагов ему навстречу, а потом побежал, и Лэйр раскинул руки и обнял его так крепко, что Тейрис чуть не задохнулся, но он был не против и только сам сильнее прижал Лэйра к себе.

— Ты жив! — сказал он. — Я каждый день…

— Я знаю, — ответил Лэйр, — я тоже. Я так боялся, что ты так и не пришёл в себя.

— Свет всемогущий, как же я счастлив, — выдохнул Тейрис.

Лэйр улыбнулся, а потом вдруг вздрогнул, уткнулся Тейрису в плечо и разрыдался, безудержно и отчаянно, как не рыдал с первого дня войны, словно все слёзы, что он сдерживал всё это время, хлынули наружу. Тейрис прижал его голову к себе и шмыгнул носом, пытаясь удержаться, а потом разревелся тоже. Так они и стояли посреди лагеря, и никто не обращал на них внимания, потому что в этом не было ничего необычного. А потом из операционной вышел Рин, бросился к ним, обнял обоих и тоже разревелся.

Много чего было потом. Всего и не упомнить, а половину и вспоминать не хотелось. Жизнь Тейриса разделилась на то, что было до прихода Плети, и то, что было после него. Как и для всех. А после для многих из них и это стало прошлым, потому что началась третья жизнь — жизнь, казавшаяся теперь бесконечной, той, что была всегда, жизнь, кроме которой никогда не было ничего.

После был Нордскол.

Лэйр потёр согревшиеся ладони, взял у Тейриса из рук кружку с горячим чаем, сдобренным бренди, и сел на прикрытую шкурой койку.

— Интересно, надолго мы здесь? — спросил Тейрис.

— Навсегда, — со вздохом ответил Лэйр.

Тейрис хмыкнул, а Лэйр выпил залпом полкружки, поставил её на стол рядом с печкой, снова вздохнул, упал на койку и закрыл глаза.

— Я серьёзно вообще-то, — весело сказал Тейрис. — Я подумываю о том, чтобы научиться сам вязать носки.

— Я тоже серьёзно, — глухо отозвался Лэйр.

Тейрис осёкся, но через пару секунд Лэйр приоткрыл глаза и слабо улыбнулся.

— Учись, — сказал он уже мягче. — Бесценный навык в этой заднице, заработаешь состояние.

Тейрис с облегчением рассмеялся, а Лэйр снова закрыл глаза и через минуту уже спал.

Это была первая неделя в Нордсколе, а через два месяца Тейрис действительно научился вязать носки. Кривые, косые, из грубой и колючей шерсти, но зато толщиной с валенок — и тепло в них было на морозе аж целых первых часа полтора.