Пока я переваривала услышанное, мы выехали из переулков на центральную улицу Сельгарда. Она пересекала город стрелой, упираясь в императорский дворец. Теперь его было видно со всеми башнями и шпилями.
Но мы остановились раньше. С левой стороны стоял мрачный трехэтажный дом из серого камня. Внутри я, по счастью, никогда не была, но много о нем слышала.
Главное здание Специальной Инквизиции Его Величества. Говорят, по ночам даже с улицы можно услышать крики людей, которых истязали в подвалах.
Резиденция Реннголда располагалась напротив. Солидный особняк, спрятанный за каменной стеной и рядами цветущих деревьев. Выглядел он даже мило, обычный дом зажиточного человека, если бы я не знала, чей он на самом деле.
Мы проехали через ворота к крыльцу. Здесь к нам подбежали слуги, роившиеся, как пчелы у цветка. Инквизитор спешился первым и, обхватив меня за талию, поставил на землю. Исцарапанные стопы болезненно кольнуло, и я поморщилась.
Реннголд посмотрел на мои ноги и, не спрашивая разрешения, подхватил на руки. Я ахнула.
Он понес меня вверх по ступенькам. Легко, не напрягаясь. Но я сочла нужным сказать:
– Монсеньор, я могу идти сама.
– Шеф, – поправил он меня, и на мягких губах мелькнула улыбка.
Занеся в ближайшую комнату, инквизитор усадил меня на диванчик и отошел. Стянул плащ, определив его на стул, а затем маску.
Я уставилась на мужчину во все глаза.
Великий инквизитор всегда представлялся мне страшным и уродливым. С изрезанными шрамами лицом и жестокой ухмылкой. Я бы не удивилась, расти у него рога.
Но Реннголд оказался куда моложе, чем я думала. Не старше тридцати. А еще неожиданно красив, с четкой линией челюсти, о которую разве что не порежешься, безупречной кожей и аккуратными бровями. А темные, как бездна, глаза обрамляли неприлично длинные ресницы. Не знаю, похищал ли он девушек прямо с улицы, но многие пошли бы и добровольно.
Я не сразу поняла, что смотрю на мужчину слишком долго. Прямо таращусь, как на какое-то чудо на ярмарке.
– Простите, – пробормотала, отводя взгляд.
Инквизитор опустился на диван рядом со мной и властно скомандовал:
– Давай ноги.
Я растерянно заморгала. Что? И тут же себя отругала: он решит, что я совсем глупая!
Не дожидаясь, пока я приду в себя, мужчина схватил меня за лодыжку и, развернув, уложил раненые стопы себе на колени. Пышная юбка задралась, обнажая ноги, и меня бросило в жар.
Какой стыд! Впрочем, и возразить я бы не посмела.
Реннголд молча накрыл одну из моих стоп здоровенной ладонью. Моя ножка в ней помещалась едва ли не целиком. Вокруг его длинных пальцев образовались темные вихри.
Магия разрушения.
Я задрожала и инстинктивно потянула ногу на себя, но он удержал.
– Сиди смирно, – велел вполголоса.
И я замерла.
Мои стопы защекотало, и я почувствовала, как будто их вяжет. Кожа словно стягивалась, и боль сходила на нет.
– Не думала, что магия разрушения способна лечить, – прошептала я и прикрыла рот ладонью. Неужели я ляпнула это вслух?
– Только простые царапины, которые видно и можно отменить, – пояснил Реннголд и принялся за вторую ногу.
– Спасибо, – сказала я, когда раны затянулись.
Оставив мои ноги, инквизитор встал. А я сразу поправила юбку. От облегчения позволила себе выдохнуть. Обошлось.
– Откуда ты знаешь ферийский язык? – огорошил новым вопросом инквизитор и впился внимательным взглядом.
В животе затянулся узел. Если я скажу правду, он меня убьет. А если солгу, то наверняка догадается или проверит и тоже убьет.
– Я родилась в Шартоне. Моя семья… – Я глубоко вдохнула. – Моя семья поддерживала короля. После переворота мы были вынуждены бежать.
Я замолчала, подняв на инквизитора робкий взгляд.
– Не каждый в таком признается, – заметил он. – Я ценю честность, Леа. И смелость.
Я улыбнулась, чтобы скрыть нервозность. Я сказала лишь половину правды. А о самом жутком и вовсе умолчала.
– В твои обязанности будет входить в основном работа с письмами и документами. Я поставлю тебе стол в смежном кабинете. В приемные дни будешь встречать посетителей и иногда варить мне кофе, – продолжил инквизитор. – Но, если понадобится поехать в Шартон или куда-то еще, будешь меня сопровождать и присутствовать на переговорах. Жить предлагаю у меня. Это и безопаснее, и всегда будешь под рукой. Жалованьем не обижу, но еще обговорим отдельно. Пока все понятно?
– Да, мон… шеф, – поправилась я.
Реннголд окинул меня изучающим взглядом.
– Вопросы?
– Только один. Почему я?
Ставить под сомнения решения великого инквизитора – чудовищная наглость. Когда он приказывал, другие исполняли. Без колебаний и возражений. И однако ж мне показалось, что мой вопрос был уместным. В конце концов, он предлагал полностью изменить мою жизнь.
Впрочем, предлагал – громко сказано. Моего согласия прибыть к нему в особняк Реннголд спросить забыл.
– Если бы я объявил отбор на должность помощника, мою приемную наводнили бы карьеристы и шпионы, – пояснил инквизитор. – Мне нужен человек, которому я могу доверять. Поэтому пришлось использовать Линдена как посредника. Но даже так я сомневался, и мне не нравились кандидаты. А ты идеальна.
То, как он это сказал, заставило меня задрожать. Но не от страха, а как-то иначе.
Тетя Маргарет вечно была мной недовольна. Говорила, что у меня «руки-крюки» и доверять мне работу – только переводить дорогостоящие материалы. Сама она работала портнихой, причем довольно ловкой. А в свободное время пекла торты на заказ. И то и другое у меня получалось одинаково плохо.
Дядя как-то предложил помочь ему в гончарной мастерской. Но и там от меня не было толка.
Так что доверяли мне лишь убирать дома, а еще – разносить заказы покупателям. Последнее, правда, тоже выходило так себе.
Маргарет настаивала, чтобы я флиртовала с мужчинами ради лишней монеты, но у меня не получалось.
«Такая хорошенькая, – качала головой тетя, глядя на меня. – И такая бесполезная. Здесь тебе не Шартон, Илеана, пора бы хоть чему-нибудь научиться».
И я честно старалась, но все выходило не то. Я была от идеала еще дальше, чем мои мечты о счастье.
– Благодарю вас, монсеньор. – Я склонила голову. – Но у меня нет опыта подобной работы, и я боюсь вас подвести.
Реннголд сощурился:
– Ты сомневаешься в моем выборе? – И вдруг улыбнулся. – Не каждая невеста, которую насильно выдают замуж, решится на побег. Твое отчаяние и храбрость говорят о тебе многое. И я скажу это один раз. Ты можешь отказаться и уйти. Прямо сейчас покинуть мой особняк. Никто не остановит.
Я молча поджала губы. Он меня проверял? Или я правда могла уйти? Но ведь великому инквизитору не отказывают!
– Вы не заставите меня выйти замуж за Джоссема? – спросила я, теребя край юбки.
– Но ты же этого не хочешь, – неожиданно просто заметил Реннголд.
– А как же закон? Жених заплатил за невесту выкуп.
– Как долго тебе до совершеннолетия?
– Сорок семь дней.
– Значит, тебе нужно продержаться полтора месяца. – Он снова улыбнулся, и его выточенное лицо стало еще красивее.
На мгновение мне показалось, что передо мной совсем другой человек. Не облеченный властью карать и миловать. Не правая рука всемогущего императора. А просто человек. Такой же, как я.
Но нет. Мы никогда не будем равны. Переворот в Шартоне, гражданская война и превращение моей страны в колонию – всего этого не случилось бы, если б не инквизитор.
Тогда в шатре он сказал, что его помощь стоит дорого. Это проверка. Он меня не отпустит. Разумнее усыпить его бдительность, а уже потом думать о побеге. Да и сорок семь дней безопаснее провести в его тени.
– Я согласна, – выговорила я, поднимая на инквизитора глаза. – Я буду на вас работать.
Эх, видела бы меня моя мама… Надеюсь, она поняла бы.
Глаза Реннголда блеснули.
– Отлично! Только сначала надо бы освободить тебя от этого платья.
Он скользнул по мне взглядом, и я ощутила неловкость. Словно он собирался раздевать меня лично и прямо здесь. А что, кто ему запретит?
Я обхватила себя за плечи. А инквизитор между тем выглянул в коридор и позвал:
– Агата!
К нам в комнату вошла полноватая женщина в строгом темно-зеленом платье и белом переднике.
– Это Илеана, – представил меня Реннголд. – Она будет моей помощницей. Ее необходимо устроить в особняке и помочь с одеждой. Леа, подготовь список, что тебе понадобится. Если нужно, Агата пошлет кого-нибудь за вещами к тебе домой.
О том, что мне не стоит покидать его резиденцию, инквизитор не сказал. Но это читалось между строк.
Мы с Агатой поклонились почти синхронно. Реннголд оставил нас одних, и служанка предложила следовать за ней. Она была немногословна, и как ни хотелось ее расспросить, я не давала себе волю. Лучше пока осмотреться. Да и она лишних вопросов тоже не задавала.
Мы поднялись на второй этаж, и здесь Агата показала несколько спален. Они были декорированы в разных тонах: от светло-зеленого до густо-синего, и в каждой нашлось что-то, что мне понравилось. Вряд ли инквизитор обставлял комнаты лично, но даже если принимал готовую работу, все равно стоило отметить – вкус у него был.
«И деньги», – добавила я мысленно. При его положении странно не покупать дорогую мебель, картины и ковры. Впрочем, Джоссем тоже был не бедным. Не на том уровне, конечно, но все равно куда состоятельнее тети Маргарет. А вот вкуса у торговца не было совсем. Он, как сорока, тащил в гнездо все самое блестящее и аляповатое.
Я представила, что сейчас могла бы сидеть в его гостиной или хуже того – спальне, и меня передернуло. И я не сразу услышала вопрос Агаты:
– Какую выбираете?
Я решила, что светло-зеленая будет лучше всего. Просторная, с большими окнами и при этом скромнее остальных. И уже потом подумала, а не проверка ли это. Вдруг инквизитору интересно, предпочту ли я что-то побогаче? Впрочем, вряд ли ему есть дело до таких мелочей. Настоящая проверка начнется на работе!
От мысли, что я не справлюсь, внутри похолодело, но я постаралась об этом не думать. По крайней мере, сейчас.
Утвердив комнату, я принялась составлять для Агаты список. Я привыкла жить скромно, и вещей у меня было мало. Но дома у тети Маргарет осталась не только пара неплохих платьев, но и несколько памятных мелочей из Шартона. А еще была черная краска для волос. Я боялась, что, если включу ее в список покупок, это привлечет внимание, и Агата доложит инквизитору. А если я просто укажу сундучок с женскими принадлежностями, то на одну из баночек никто не обратит внимания.
Записав все на лист бумаги, я вручила список служанке. Агата пробежала по нему глазами и кивнула.
– Если захотите помыться, ванная вон там, – сообщила она напоследок, указывая на ведущую из спальни дверь. – Там есть полотенца и халат для гостей. Понадобится помощь – зовите.
– Благодарю вас.
Агата разговаривала так сдержанно, что на ее лице невозможно было ничего прочесть. Первая ли я такая кандидатка? Или инквизитор уже приводил кого-то? А может, слово «помощница» означает нечто совсем другое? Может, тех самых девушек забирали с улицы именно под таким предлогом?
Ну нет. Тогда бы он не спрашивал про ферийский язык. И не стал бы говорить про рабочие обязанности. Впрочем, я совершенно не разбиралась ни в мужчинах, ни в любовных утехах, чтобы судить наверняка.
В голову полезли глупые мысли одна мрачнее другой. Под стать славе великого инквизитора.
«Пока он мне ничего плохого не сделал», – ответила я сама себе.
«Это пока».
Чтобы не продолжать бессмысленный диалог в голове, я и вправду решила помыться. И заодно выбраться-таки из плотного и удушливого свадебного платья.
После ванны мне стало легче и показалось, что жизнь заиграла новыми красками. Я жива, здорова и хотя бы временно избавилась от противного Джоссема. Пока буду радоваться тому, что есть, и не загадывать.
В дверь спальни постучали. На пороге появилась Агата. И не одна.
– Девочка моя! – воскликнула тетя Маргарет и ринулась ко мне, простирая руки.
Я чуть вжала голову в плечи. Она сейчас начнет отчитывать меня за побег из-под венца. Чего доброго, потребует, чтобы немедленно вернулась домой. Но вместо этого тетя крепко меня обняла.
Таких нежностей она не проявляла с тех пор, как мне было лет двенадцать.
– Агата, вы нас не оставите? – пролепетала она. – Ненадолго.
Служанка ретировалась, а я настороженно покосилась на тетю.
– Ты не злишься? – спросила шепотом.
– Ну что ты! – Она продолжала меня обнимать. – Как можно?! Ты же моя умничка! – И даже запечатлела на лбу короткий поцелуй.
Я осторожно вывернулась, а Маргарет продолжила изливаться сахарным сиропом:
– Это было рискованно, но я всегда знала, что наша девочка далеко пойдет! К хаосу Джоссема, он тебя не стоил. А вот Его Милосердие – лучший выбор! Настоящий мужчина. Если будешь себя правильно вести, он тебя осыплет золотом.
– Но… – Я открыла было рот, но тетю было не остановить.
– Только помни, хорошая моя, что мужчине нельзя сразу давать сладкое. Пусть ходит голодным как можно дольше.
Я моргнула.
– Ты о чем?
Маргарет склонилась ко мне и зашептала:
– Попросит раздвинуть ноги – говори, что невинна и боишься…
– Я и так невинна, – напомнила я.
– Оттягивай под любым предлогом. Пусть желает тебя больше, чем воду в пустыне. А когда уж больше не выдержит – радуй его всеми силами. Делай все, что попросит, а особенно то, о чем не скажет. Все поняла?
В глазах Маргарет был нездоровый блеск.
– Ничего не поняла. – Я мотнула головой и решила, что пора менять тему: – Ты не принесла мои вещи?
– Принесла, принесла. Но Агата сказала, что ты можешь заказать новые наряды. Я тебе таких платьев пошью, все его любовницы обзавидуются!
Я нахмурилась. Какие любовницы?
– Она хотела привести модистку с пятой улицы, – тараторила без остановки Маргарет. – Но кто ж лучше меня знает родную кровинку? Мне и мерки с тебя снимать не надо. Недавно вон свадебное платье шили. А теперь тебе и весь гардероб будет!
Я шумно выдохнула.
Так. Из сумбурной речи тети я поняла, что она записала меня в женщины инквизитора. Пока не любовницы, но за последним, по ее мнению, дело не станет. И эта гипотеза так ее обрадовала, что теперь она готовилась пошить для меня не меньше десятка платьев и нарядов. И это та же самая тетя, которой всегда было жалко лишнего куска ткани. Потому что дорогая, а я все равно не оценю. Впрочем, платить же за это буду не я, а Реннголд. Так что чему удивляться?
– Вот тут подхватим под грудью, – бормотала себе под нос Маргарет. – И оставим открытым декольте. Пусть у Его Милосердия глаз радуется.
– Нет, – ответила я, но тетя не услышала, и пришлось повысить голос. – Никакого декольте. Мне нужно строгое платье. Для работы.
– Ой! – Маргарет махнула рукой. – Что ты стесняешься? Будешь склоняться над бумажками, а заодно и красоту показывать. Чего прятаться-то?
– Тетя… – проговорила я как можно жестче, и она наконец посмотрела мне в глаза. – Ты же помнишь про мое происхождение…
– Поэтому и даю тебе совет, – ответила она, понизив голос. – Если уж ты здесь, то прячься в центре бури. Очаруй его. Заставь влюбиться. И там, как знать, может, он тебя помилует…
Последнее предложение она произнесла совсем тихо. Так, что стало не по себе.
– А если нет? – все же спросила я.
– Тогда тебе уже никто не поможет.
В комнате на мгновение стало тихо.
В дверь постучали. Носильщики внесли плетеный сундук с моими вещами, а еще рулоны ткани, которые привезла с собой Маргарет.
– Без декольте, – повторила я упрямо, когда мы снова остались одни. – Или я попрошу прислать другую портниху.
Лицо тети приняло страдальческое выражение. С возгласом «Да за что мне это!» она заломила руки, но, поняв, что не подействовало, сменила подход на деловой. Поставила меня перед напольным зеркалом и принялась оборачивать в ткань да обкалывать булавками.
Агата вернулась и принесла нам чай. Она осталась в комнате, и больше с тетей мы о личном не разговаривали.
Я смотрела на себя в зеркало и думала, что совсем недавно Маргарет вот так же шила мне свадебное платье и восторгалась Джоссемом. А теперь я готовилась стать помощницей великого инквизитора. И неизвестно, какая из двух участей окажется страшнее.