ПРИШЕЛЬЦЫ




ПРИШЕЛЬЦЫ

Ян и Мэг лежали на берегу ручейка, ощущая прокладное и чуть щекочущее прикосновение травы к коже. Мэг неторопливо ела апельсин, время от времени приподнимаясь, чтобы окунуть руки в воду и смыть липкий сок с пальцев. Ян наблюдал за каждым ее движением, за каждым изящным изгибом тела с интересом и странным возбуждением, которого он не мог понять, но которое его смутно беспокоило.

— Мэг, — тихо сказал он.

Мэг не повернула головы, продолжая улыбаться и высасывать сладкий сок.

— Мэг, — снова тихо повторил Ян.

Она скорчила гримасу и начала поворачиваться спиной. Тогда он рассмеялся и обнял ее.

— Мэг…

На какое-то мгновение она тоже прижалась к нему, затем вдруг начала сопротивляться, пытаясь что-то сказать, но страстные поцелуи бывают сродни хорошему кляпу… Потребовалось несколько секунд, прежде чем Ян понял, что девушка с ним вовсе не играет. Он ослабил объятия и посмотрел туда, куда был направлен ее ошеломленный взгляд, — прямо вверх.

Там было небо, голубое, словно сапфир, и чистое, будто хрусталь. Неровной, покачивающейся полосой его обрамляли ярко-зеленые листья пальм, апельсиновых и других фруктовых деревьев. А выше, прямо над головой, виднелся блестящий предмет, и его блеск напоминал сияние обломков зеркального металла, которые племя иногда находило в Древних Местах.

Ян вдруг понял, что непонятный объект очень велик. Двигался объект очень медленно, но создавалось впечатление, что он может перемещаться гораздо быстрее. Формой он напоминал круглый камень, какими на воде пускают блинчики.

Ян встал и помог подняться на ноги Мэг. А странное нечто опускалось, все ниже и ниже, очень медленно и очень осторожно, словно кружащая над землей птица, и, казалось, направлялось прямо к ним. Уступая ему место, Ян и Мэг поспешно отошли в сторону. Вскоре зашелестели листья деревьев, потом закачались ветви, высокую траву прижало к земле. Ян и Мэг ощутили странную давящую силу, от которой им стало не по себе. Они отступили еще дальше, под деревья.

Объект был огромен. Поляна раскинулась на полмили в ширину и милю в длину, однако для этого гиганта она казалась тесной. В конце концов он завис на уровне деревьев и мягко опустился на траву.

Несколько минут ничего не происходило, и, чувствуя, что странная давящая сила исчезла, Ян и Мэг вышли из-под деревьев. Стройные и загорелые, они медленно приблизились, с любопытством глядя на блестящую металлическую стену.

Внезапно в стене распахнулась дверь. Изнутри вышли пять удивительных существ. Они были выше Яна, почти семи футов ростом, с узкой талией и широким торсом. Их конечности, длинные и прямые, были скрыты под тканью — так одевались жрецы во время церемоний, — только эта ткань казалась более тонкой.

На круглых, больших головах не было носов, зато уши, похожие на чаши, постоянно двигались. Кисти рук выглядели очень цепкими, и ступни ног… тоже. Когда один из странных гостей слегка повернулся, Ян с удивлением заметил длинный, тонкий, похожий на обезьяний хвост. Хвостом незнакомец что-то держал.

«Очень странное создание», — подумал Ян.

Незнакомец выступил вперед, и Ян обнаружил, что у него три глаза. Глаза смотрели в разные стороны.

Мэг явно разбирало любопытство. Она хотела разглядеть незнакомцев поближе и потянула Яна за руку. Тот последовал за нею с некоторой опаской.

Незнакомцы держали в своих цепких руках странные маленькие палочки, и у Яна появилось странное чувство, будто он упал и вот-вот ударится.

— Кто вы? — спросила Мэг.

Один из гостей — по-видимому, предводитель — сказал что-то неясное, но что именно, Ян не смог понять. Примерно так говорили мезканцы, смуглые люди с юга.

— Вы мезканцы? — с сомнением спросила Мэг. Предводитель произнес новую фразу. Вся пятерка быстро направилась к Яну и Мэг. Ян ощутил опасность более остро и потянул Мэг назад. Та неохотно отступила на шаг. Ян потянул ее сильнее, но Мэг стала упираться. В конце концов пятеро незнакомцев их окружили. Ян с любопытством оглядел их и протянул руку к яркому поясу ближайшего гостя. Внезапно предводитель что-то отрывисто произнес.

И тут же Яна схватили за руки и за ноги. Он почувствовал, как вокруг его тела обвились две живые веревки, и принялся отчаянно сопротивляться. Рядом закричала Мэг — ее тоже схватили.

Из зарослей послышался голос Каля:

— Мэг, что случилось?

Тут же предводитель незнакомцев что-то крикнул, и краем глаза Ян увидел, как из корабля высыпали десятки чужаков. Они взлетали в воздух, словно птицы, хотя крыльев у них не было.

Собрав все силы, Ян рванулся, но у него вдруг зазвенело в ушах, и свет вокруг померк. Последнее, что он услышал, был крик Мэг. А потом наступила темнота.

* * *

Когда Ян пришел в себя, было прохладно, а в воздухе ощущался странный запах. Ян слегка поежился и внезапно вскочил, вспомнив крик Мэг.

Он находился в помещении, напоминавшем Древнее Место, с той лишь разницей, что эта комната не была разрушена. В комнате Ян увидел и других — Каля, Сайма, Пала, старого толстого Тупа, жреца, и еще нескольких. Туп все еще спал, Каль и Пал беспокойно шевелились, остальные слегка вздрагивали.

Однако Мэг среди них не было.

— Мэг!

Ответа не последовало.

Ян подошел к решетчатой стене. За ней тянулся длинный металлический коридор. Напротив находилась еще одна комната. Она тоже была отделена от коридора решеткой. Там оказались женщины, несколько девушек и одна древняя старуха. Однако своей подруги Ян не заметил и позвал ее снова.

Внезапно в коридоре появилось одно из странных существ. Оно взглянуло на него двумя из своих глаз и пролаяло команду.

Яна вновь охватил страх, и он перестал кричать, лишь тихо шептал имя Мэг. Затем его внимание привлекла залитая голубым светом комната в конце коридора. Там находилось несколько существ и высокий стол, который скользил по полу на забавных круглых ножках, похожих на ломтик апельсина.

А потом Ян увидел Мэг.

Мэг лежала на столе, и глаза ее были закрыты. Ян позвал подругу по имени, и стоявшее снаружи существо снова что-то сердито пролаяло. Из маленькой палочки, которую держал в руках чужак, вырвалась вспышка и ударила Яна в грудь. Он тихо вскрикнул и замолк, лишь глаза его неотступно следили за Мэг.

Охранник отошел, и Яна вновь охватила ярость. Мэг была его девушкой, а эти коварные существа забрали ее!.. Он хотел было снова закричать, но, вспомнив горячую вспышку, передумал и только еще раз прошептал имя своей подруги.

А та, казалось, очень крепко спала.

Затем над Мэг склонился один из чужаков, державший в руке что-то блестящее. Он сделал быстрое движение, и даже страх перед трубкой охранника не помешал Яну отчаянно закричать — он увидел, как нежная кожа на животе Мэг разошлась и хлынула алая кровь.

Огненные вспышки хлестали вопящего Яна раз за разом, пока его не отшвырнуло далеко в угол, дрожащего, изнемогающего и охваченного ужасом.

Лишь через час он решился снова заглянуть в белую комнату. На столе с забавными ножками лежали какие-то красные лохмотья, но Яну и в голову не могло прийти, что это Мэг, и он подумал, что подругу забрали куда-то в другое место.

* * *

В комнате с голубым светом оказалась не только Мэг. Туда отправились и исчезли старый толстый Туп, жрец, и Тил, женщина Яла со своим ребенком. Но Ян по-прежнему сидел в углу, тихий и молчаливый, поглаживая грудь и спину, на которых оставила блестящие ожоги трубка охранника. Он все время молчал и постоянно ощущал тяжесть в животе и боль в горле. И бездонную пустоту в сердце, поскольку Мэг не возвращалась.

На следующий день чужаки принесли фрукты и какие-то несъедобные штуки. Пленники съели фрукты, а штуки есть не стали. Охранники сегодня оказались не слишком строгими и разрешили мужчинам переговариваться с женщинами в камере напротив.

В тот день привели еще несколько человек. Среди них был и Ял. Услышав о том, что случилось с Тил и ребенком, он вцепился в охранника, который подошел слишком близко к решетке, а когда его отогнали обжигающими вспышками, забился в угол, смеясь и хихикая. Вскоре охранники увели его с собой.

На пятый день пленников начали кормить по отдельности, а существа, называвшие себя Тару, наблюдали за ними. Ян ел мало, но даже от той малости, которую съел, ему стало ужасно плохо; настолько плохо, что он не сопротивлялся, когда чужак в белом халате вынес его наружу, тщательно осмотрел и дал что-то еще. Через час Ян уже чувствовал себя лучше. Однако один из пленников долго кричал и корчился, а затем на его лице застыла маска смерти.

К седьмому дню Ян уже знал несколько слов из языка чужаков, которые называли себя Тару, и в этот день кое-что изменилось. После завтрака пришел охранник, семерых пленников вывели из камеры и повели по длинному металлическому коридору. Оказавшись на улице, Ян, забыв на время о пустоте внутри, с некоторым удивлением огляделся по сторонам. Поляна очень сильно изменилась. Теперь здесь стояли дома и большое сооружение с движущимися частями. В воздухе летали Тару. Повсюду возвышались огромные кучи металла, которые они забрали из Древних Мест.

Один Тару повел группу к краю поляны, где движущаяся машина разрыхляла сырую землю. С помощью какой-то плоской штуки он выкопал ямку, воткнул в нее мертвый кусок дерева, длиной не больше дюйма. Затем засыпал ямку землей и утоптал ее.

— Делай, — скомандовал он и протянул плоскую штуку и несколько кусков дерева Яну.

Ян посмотрел на орудие, неуклюже воткнул его а землю и повторил манипуляции Тару. Он проделал так дважды, но потом ему стало неинтересно. Захотелось уйти в тень деревьев, лечь на берегу ручейка, где когда-то лежали они с Мэг, и подумать о ней. Ян бросил плоское орудие и зашагал в сторону берега.

Обжигающая боль в боку заставила его подпрыгнуть и закричать. Тару со злостью смотрел на него.

— Делай! — прорычал он, показывая на плоскую штуку.

* * *

Ян научился сажать деревья быстро. Рядом с ним тому же учились семеро других. Ян никогда ничего не сажал. Как, впрочем, и его предки в течение почти шестидесяти поколений… Этим занималась сама природа, а Ян лишь подбирал плоды. Теперь же он, согнувшись в три погибели, трудился под субтропическим солнцем. В конце концов у него заболела спина, и он отложил плоскую штуку в сторону, чтобы отойти к деревьям и отдохнуть. В то же мгновение рядом оказался охранник. Снова обжигающая вспышка, снова командный рык. И Яну пришлось «делать».

Вечером им дали фрукты, и в камеры привели новых людей, на этот раз намного больше. На следующий день Ян вместе с остальными продолжал сажать деревья. К полудню закончили. У Яна страшно болела спина, а ощущение пустоты внутри стало еще сильнее. Днем их ждало новое задание. Тару принесли странные длинные штуки и стали учить пленников пилить большие деревья — те, что давали только древесину, а не цветы и фрукты.

Весь день слышалось пронзительное жужжание и лязг. Гора досок быстро росла. Потом Яна с товарищами заставили соединять их вместе с помощью странных шипов. К вечеру был построен ряд из двадцати грубых хижин.

На следующий день хижины обставили стульями и кроватями. Тару покрыли кровати эластичными простынями. Вечером одну из хижин предоставили Яну, и он с удовольствием ощутил усталой спиной незнакомое прежде, но приятное прикосновение свежей простыни. В окно было видно, что на высокой металлической башне сидит Тару, держа в руках обжигающую трубку и наблюдая за хижинами.

Ян был сильным и молодым человеком. Уже двадцать пять раз он видел дожди, когда солнце уходило на север, а потом снова возвращалось на юг. Его рост составлял шесть футов — почти на четыре дюйма больше среднего, — а мускулы благодаря легкой, но активной жизни были гладкими и развитыми. Малоразвитый интеллект Яна оказался выше среднего для его расы.

Большинству не требовалось и такого. В течение двух тысяч лет ни одному человеку не приходилось думать, работать или избегать опасности. Две с лишним тысячи лет назад Машина покинула Землю, но оставила после себя рай, в котором не существовало ни опасных зверей, ни болезней. Поэтому человек не нуждался в интеллекте. Глупые оставались в живых точно так же, как и умные. Человечество лишилось стимулов и постепенно деградировало. Ян был достаточно умен, однако это не означало, что он — человек разумный.

Поэтому он не понял, зачем в его хижину привели Ван. Девушка мгновение смотрела на него со страхом, затем ее большие темные глаза широко раскрылись, и она вздохнула с явным облегчением.

— Ян, — сказала она.

— Ван, — тупо произнес Ян и рассеянно подумал о том, почему она не с коротышкой Таном.

Ван была высокой, хорошо сложенной девушкой, с проницательными глазами и лицом, которое не считалось красивым. Она выделялась среди остальных своим ростом, превышающим рост многих мужчин, и обладала исключительным интеллектом — хотя ни она сама, ни Ян об этом даже не догадывались.

Ян съел фрукты, лег, подумал о Мэг и заснул. Ван некоторое время смотрела на него, потом тоже заснула.

* * *

В течение недели Ян работал на строительстве хижин. Потом научился протягивать провода между металлическими столбами, стоявшими по всему лагерю. Он уже начал привыкать к труду, и его мускулы стали еще тверже.

В лагере теперь жило больше людей, чем раньше. Здесь было все племя, которое знал Ян, и многие другие племена. Людей привозили, и они постепенно привыкали работать и жить в хижинах. Хижин было уже около сотни. Построили также два больших дома — один для многих мужчин, другой для многих женщин.

Однажды Яна перевели на другую работу. Странная летающая лодка перенесла его высоко над лесом в одно из Древних Мест. Под руководством Тару Ян целый день копал землю и переворачивал камни.

Ночью у него очень болела спина.

Ван некоторое время смотрела, как он ворочается и стонет, потом подошла.

— Ян, я помогу, — сказала она.

Ян услышал ее голос, глубокий и чистый, снова вспомнил Мэг и всхлипнул. Ван сильными пальцами нащупала напряженные мускулы и начала их растирать. Прикосновение ее рук принесло Яну облегчение, но это не были пальцы Мэг. Тем не менее он заснул.

Утром Ян поблагодарил Ван и еще раз поблагодарил ночью, когда она снова массировала ему спину. Потом он лежал и думал, почему Ван не маленькая и стройная, как Мэг, а больше похожа на мужчину.

* * *

В тот день, когда Яна не было, в хижину пришел не похожий на охранников Тару и взял у Ван анализ крови. Пока он занимался исследованиями, проницательные темные глаза девушки внимательно наблюдали за действиями незнакомца. В свою очередь Тару смотрел на нее, и они, каждый по-своему, оценивали друг друга. Ван поняла кое-что из намерений ученого-Тару, а тот ощутил к ней внезапное сочувствие. Перед ним стояла представительница расы, когда-то столь же великой, как и его собственная.

Тару уже знал, что раньше люди были вовсе не такими, какими стали их потомки. Они были смелыми и отважно сражались за свои высокие идеалы.

Десять кораблей Тару преодолели расстояние в двадцать семь световых лет. Их экипажи тщательно отбирали из самых выносливых и умных. Тару смотрели на человека и видели в нем утраченные прекрасные качества, историю обратившихся в руины достижений.

Свидетельства утраченного высокого интеллекта человечества еще не исчезли с лица Земли. Тут и там присутствовали обломки огромных сооружений.

Тару уже реконструировали по этим обломкам величественные здания, которые когда-то возвел человек. А теперь из осколков человеческой личности пытались восстановить его интеллект.

Ван, видимо, что-то чувствовала. По крайней мере, она поняла, зачем Тару смотрит через странную трубку на красную каплю, размазанную по кусочку стекла. Ван наклонилась, и ученый отодвинулся в сторону. Она посмотрела в трубку, увидев в ней море, полное желтых рыб, круглых и сплющенных посередине. Были здесь и другие создания, бесцветные, все время меняющие форму, яростно рвущие на части кусочек чего-то черного. Ван отступила назад и снова посмотрела: кусочек стекла и алое пятнышко.

Она пожала плечами и вернулась к своей работе. Весь день с ее лица не исчезала странная улыбка. Возможно, она думала о том, что станет делать Тару со знанием, которое сообщила ему странная трубка. Она видела, как он брал анализы у других женщин, живущих в хижинах, но никогда не приходил к женщинам из общего дома.

Вернувшись вечером, Ян обнаружил знакомые фрукты и какой-то новый напиток. Напиток был темно-голубым, от него шел соблазнительный аромат. Ян осторожно попробовал. Вкус напитка ему понравился, и он тут же опорожнил весь стакан. И как-то так получилось, что ночью, когда Ван растирала ему спину, он думал о ней. Сегодня она представлялась ему очень красивой. И когда боль стихла, он решил, что любит Ван, а вовсе не Мэг…

Ведь химия оказалась куда могущественнее не слишком высокого интеллекта Яна.

* * *

Совету Директоров Тара

Тридцать седьмой день

сорок четвертого года экспедиции


Приветствую!

Я, Тарван Рорн, Командующий Первым Отрядом Первой Колонизационной Экспедиции, докладываю о событиях третьего месяца нашего пребывания на планете Артд.

Это последняя коммуникационная капсула, которой мы располагаем.

После ее отправки связь с Таром будет прервана навсегда, поскольку пройдет много лет, прежде чем мы сможем изготовить новую коммуникационную капсулу, способную достичь Тара, и мы опасаемся, что задолго до этого Тар перестанет существовать.

Мы достигли звезды Морн. Система состоит из девяти главных планет и бесчисленного множества крошечных тел. Однако две планеты явно пригодны для жизни, и мы совершили посадку на них. Флагманский корабль, под моим командованием, опустился на третьей от Морна планете, как показано в приложенном докладе астрономов. Еще один корабль сел на вторую планету.

Остальные восемь кораблей Первой Экспедиции покинули нас вскоре после того, как была отправлена первая коммуникационная капсула: они отправились на поиски других пригодных для колонизации звездных систем. Боюсь, корабли потерпели неудачу. Нам пришлось посетить немалое количество звезд, прежде чем мы прибыли сюда.

Чему быть — того не миновать… Мы сообщаем, что, хотя Тар будет уничтожен приближающимся взрывом сверхновой и многие миллионы обитателей нашей планеты неизбежно погибнут, Тару не исчезнут из Вселенной. Небольшая часть расы останется в живых, чтобы начать все сначала.

Мы не первые, кто появился на этой планете. Когда-то здесь жила великая раса. Много веков назад они построили огромные здания из камня, белого, как соль, и красного, как бром, и металла, золотого и серебряного. Они строили башни, уходившие на тысячи футов в небо, голубое, как медный купорос, а их зеленые сады покрывали всю Землю — так они называли свой мир. У них были аппараты, которые, вопреки гравитации, летали по воздуху, и механизмы, способные думать самостоятельно. Машины делали для них пищу и одежду и практически не нуждались в каком-либо управлении со стороны обитателей планеты. Это была великая раса, возможно более великая, чем наша. В их городах мы не нашли никаких следов оружия, за исключением музейных экспонатов. На всей Земле нет ни одного опасного животного, и совершенно отсутствуют болезни.

Однако они деградировали.

Сейчас, когда я пишу этот доклад, возле нашего корабля снуют потомки строителей радужных городов и тысячефутовых башен. Это странные существа, с копной курчавых волос на голове, но с двумя глазами, которые всегда движутся синхронно. Их ноги лишены хватательных функций, хвост отсутствует. Они пользуются только руками. Ростом ниже нас, но более мускулисты, поскольку живут в условиях большей, чем на Таре, силы тяжести.

В их глазах нет разума предков. Теперь сады этого мира создает природа. Мауны, как называет себя эта раса, не носят одежды, поскольку здесь всегда тепло. В лесах, покрывающих планету от северной полярной шапки до южной, полно фруктов, которые служат Маунам пищей. Им никогда не приходится трудиться в этом раю.

Нас слишком мало, чтобы выполнить необходимый объем работы. Поэтому они работают на нас. А мы должны попытаться сделать что-то для них. Мауны этого не знают; а если бы знали, то вряд ли бы согласились. Мы попытаемся восстановить расу, которая построила башни высотой в тысячу футов; мы попробуем сделать их такими, какими они были раньше. Нам непонятно, каким образом столь великая раса так внезапно могла деградировать. Удалось найти кости этих существ. Некоторые из них обуглены и обглоданы. По-видимому, вскоре после деградации они стали каннибалами.

Теперь каннибализм в прошлом. Сейчас это мирная, удивительно добродушная раса. Мы заставили их выполнять большую часть работы в городах, в «Древних Местах», как они их называют. Мауны очень странно реагируют на нас. Они не испытывают к нам ненависти и не пытаются сопротивляться, когда их заставляют работать. Они просто предпочитают прохладную тень и поиски фруктов в лесах.

Очень интересно наблюдать за ними в городах. Наши археологи инструктируют Маунов, а они смотрят на окружающее с любопытством и изумлением. Не в силах оценить этого до сих пор сохранившегося величия, они копаются в руинах радужных городов и не знают, что те построены их предками.

Тысячефутовые башни лежат в руинах. Камни кое-где потрескались и даже рассыпались в пыль при падении. Большинство высоких зданий обрушилось, громадные металлические балки и обломки стен оказались на земле.

Однако во многих местах металлический каркас выглядит столь же новым, как в тот день, когда он вышел из-под давно рассыпавшегося в прах пресса. В отличие от облицовки, он не подвержен разрушению. Металл мягкий и серебристый. Археологи удивлялись, как вообще можно было строить из него здания. Один из металлургов нашел ответ, весьма нас заинтересовавший.

Металл почти так же мягок, как медь, однако вместе с тем прочен, как сталь. Это алюминиевый сплав, похожий на наш дюралюминий. Металлург измерил его твердость, и он оказался прочнее лучших наших сплавов. Похоже, со временем он лишь увеличивает свою прочность.

Отдельные невысокие здания до сих пор целы. Когда-то расположенные среди садов, они теперь прячутся среди субтропических лесов. Их белые стены выделяются среди глубокой зелени, а ажурные колонны создают впечатление, будто здания парят в воздухе. Они прекраснее всего, что когда-либо было построено на Таре.

Однако Мауны смотрят на них с изумлением и помогают археологам расчищать завалы у дверей и убирать мусор, оставленный предками.

Среди Маунов есть особо уважаемые особи, которых они называют жрецами. Похоже, для жрецов имеют какое-то значение обломки колес, шестерен, приводных цепей. Кажется, они поклоняются технике. Жрецы со странным и необъяснимым почтением готовы наводить лоск на наши машины, хотя не понимают ничего, кроме самых простых вещей типа зубчатых передач.

Генетики работают над лучшими представителями Маунов. Одних выбрали за проблески когда-то великого интеллекта, которым обладала раса. Других — за вы-дающиеся физические качества. Однако спариваются они с определенным трудом, поскольку это не просто животные, которых можно скрещивать по выбору генетиков. Они все же обладают кое-каким разумом, а вместе с ним — способностью к осознанному выбору. Многие из тех, кто плохо подходил друг другу, были безутешны и несчастны, когда их разделили, и наотрез отказывались спариваться с другими, более подходящими партнерами.

Их ненадолго разделяют, и свое дело делает химия. Постепенно мы надеемся восстановить наследие, утраченное этой расой. Однако вывести хорошую породу непросто. Мы ничего не знаем об их прошлом. Врачи и психологи поглощены этой задачей по двум причинам. Во-первых, очень интересно разгадать тайну упадка столь великого народа. А во-вторых, психологам никогда еще не приходилось сталкиваться с подобной проблемой — сделать разумной целую расу!

На это потребуются не годы, но поколения. Артал Шорул, помощник Главного Генетика, считает, что лучшее решение заключается в выведении чистых линий, а затем селекции желаемых качеств. По мнению Ваор-на Урнтола, его начальника, этот, возможно, более быстрый и более научный, путь менее желателен из-за неизбежного появления уродов на промежуточных стадиях работы.

Я согласен с Ваорном Урнтолом, однако боюсь, что Артал Шорул в конце концов победит, поскольку он на полвека моложе, а на решение проблемы потребуются поколения…

* * *

Ян-1 медленно поднял взгляд на вошедшего в комнату молодого Тару в белом халате. Генетик, которого звали Раннор Тринол, посмотрел на старика с дружелюбной улыбкой:

— Приветствую, Ян-1. Сегодня чувствуешь себя лучше?

Ян покачал головой:

— Нет, хозяин. Все мышцы болят. Это из-за дождей. Я буду чувствовать себя лучше, лишь когда наступит лето. Даже от освещения никакого толку. Обычно оно помогало. — Ян-1 взглянул на голубовато-белый свет, заливавший комнату, и покачал головой. — Однако теперь от него никакой пользы. Ваша наука ничем не может мне помочь. Ван раньше прогоняла боль, растирая мои мышцы, — старик грустно улыбнулся, — но с тех пор прошло двенадцать лет. Ян-10 был тогда маленьким мальчиком. Теперь у него свой дом.

— Я разговаривал сегодня утром с Яном-10. У тебя скоро будет еще один внук.

Услышав голоса, в дверь заглянула Ван-4 и слегка поклонилась Тару.

— Ему сегодня не лучше, хозяин? — спросила она.

— Я уверен, твоему отцу скоро станет лучше, Ван-4, — ответил врач.

Выражение лица женщины слегка изменилось, и она скрылась за дверью. Ян-1 со вздохом покачал головой:

— Нет, ты ошибаешься. Лишь лето в состоянии помочь моим старым мышцам. Мне известно это лучше, чем тебе, хозяин. — Морщинистые губы старика растянулись в улыбке. — Я еще помню Высадку, а с тех пор прошло почти пятьдесят лет. Тебя тогда еще не было.

Раннор Тринол рассмеялся.

— Да, хотя я многое знаю о тех временах, — мягко сказал он. — Кстати, у меня есть кое-что, способное облегчить твою боль. Сейчас вечер. Выпей, и я обещаю, что завтра ты уже не почувствуешь боли.

Ян-1, поколебавшись, выпил приятно пахнущую жидкость и покачал головой:

— Сомневаюсь…

Однако почти тут же его охватило чувство приятного оцепенения, и через пять минут боль прошла.

Четверть часа спустя в комнату вошли десять его сыновей, восемь дочерей и четверо внуков. Они молча помогли подготовить тело старика к последнему пути, после чего Раннор Тринол отправился докладывать Высшему Совету по генетике Маунов, что выполнил их рекомендацию.

* * *

Ваорн Урнтол, Главный Генетик, умер. Это было неизбежно, как неизбежна любая смерть. Старый Тару скончался на шестьдесят третьем году после Высадки.

Артал Шорул, его заместитель, занял освободившийся пост. Артал Шорул был умелым и квалифицированным ученым и весь свой разум и энергию направлял на быстрейшее получение результатов в своей области. Последовала немедленная реорганизация Отдела генетики.

Всю жизнь Ваорн Урнтол пытался соблюдать твердые принципы в работе с расой Маунов. В течение шестидесяти трех лет он тщательно направлял свои усилия и усилия подчиненных на постепенное, без спешки, достижение цели и, даже умирая, верил, что последователи двинутся по той же проторенной колее. Будучи выдающимся ученым, он вместе с тем руководствовался не трлько стремлением получить результат, но и чувствами.

Существовало два пути решения грандиозной задачи по восстановлению разума Маунов. Ваорн Урнтол мог поступить так же, как поступала эволюция, смешивая различные наследственные черты и отбирая лучшие, постепенно совершенствуя их в каждом поколении и добиваясь новых вершин. Или же действовать грубо и быстро, что возможно лишь в экспериментах по искусственной селекции. Искоренять злокачественные черты, позволять им взаимно уничтожать друга, ком-бинируя их в одном индивидууме. Скрещивать брата с сестрой и сына с матерью, пока не проявятся отрицательные характеристики. Легкая склонность к нервной неустойчивости тогда превращается в невменяемость, тенденция к недолгой жизни приводит к смерти в младенчестве…

Ваорн Урнтол пошел по первому пути. Скрещивая сильного мужчину с сильной женщиной, он надеялся получить сильных детей и повторял эти действия со всеми парами.

Артал Шорул, будучи чистым ученым, чувствами не руководствовался. Он изучил отчеты Урнтола, просмотрел его картотеку, помечая карточки то синим, то красным цветом. Когда он закончил, у него образовалось около двух с половиной тысяч карточек с синими отметками и свыше восьми тысяч с красными.

После этого две с половиной тысячи едва достигших зрелости Маунов были отправлены в лагерь, построенный к западу от Города. Там братьев скрестили с сестрами.

Опытные генетики не захотели сворачивать с проторенного пути и продолжали работать с восемью тысячами тех, кто остался в старом поселении. Тех же, кто приветствовал перемены — а в основном это была молодежь, — перевели в новую группу.

В общих чертах жизнь шла по-прежнему. Большая часть Тару была сосредоточена на заботе о многочисленных младенцах-Тару и их воспитании. За века до Высадки кто-то из земных ученых сказал: «Природа не терпит пустоты». На Земле было мало Тару, и природа исправляла эту ситуацию.

Город постоянно рос. Со временем появился еще один, затем другие города. Их строительство требовало рабочих рук, и, поскольку Тару не хватало, к работе, там, где это было возможно, привлекали Mayнов.

* * *

Пятьдесят лет спустя после Высадки, в память об этом событии, Ваорн Урнтол сказал:

— Наша величайшая задача и первый долг по отношению к планете, давшей нам новый шанс, — вновь поднять интеллект расы, которая столь странно пришла в полный упадок. Какая тайна лежит за этим процессом? Возможно, вернув им разум, мы сможем узнать ответ. Мы должны помочь им не потому, что они принадлежат этой планете, но потому, что это разумные, родственные нам существа. Мы должны подать руку помощи страждущим братьям. Разве одна раса не должна помогать другой, как Тару помогают друг другу?..

Через сто лет после Высадки открыли Великий Храм, в который был помещен корабль, через невообразимые расстояния доставивший Тару к их новой родине. На памятной церемонии освещения храма Таграт Кельд сказал:

— Наши генетики добились определенного прогресса в развитии интеллекта Маунов. Некоторые из туземцев демонстрируют весьма неплохие показатели. Грандиозный эксперимент медленно, но зерно движется вперед. Вначале Мауны были почти неспособны к сотрудничеству, однако теперь в этом направлении достигнуты немалые успехи. Способность подопытных подчиняться нашим указаниям быстро растет. Перед нами открываются все новые направлений для исследований. Проблема столь грандиозна, что должно пройти много лет, прежде чем все детали эксперимента сложатся воедино. С проблемой такого масштаба еще не сталкивался ни один ученый-Тару.

Еще через сто лет Главным Генетиком был некий Таграт Рандлун. На праздновании юбилея Высадки он, в частности, сказал:

— С каждым годом мы все ближе к решению проблемы Маунов. Исходная группа из двух с половиной тысяч экземпляров увеличилась до пятидесяти с лишним. В то же время другая, когда-то более многочисленная группа, которую мы не контролировали, практически вымерла. С каждым годом мы все ближе к достижению идеала — возможности точно предсказать, какая порода Маунов получится в результате скрещивания чистых линий. Кроме того, неизменно увеличивается разнообразие пород. Пользы от Маунов все больше и больше.

На праздновании Третьего Столетия о Маунах коротко упомянул лишь один из ораторов:

— Если бы мы не обнаружили на этой планете полудикий народ, способный помочь нашим праотцам в их великих трудах, кто знает, сколько бы еще веков прошло, прежде чем планета была бы нами освоена? Возблагодарим же Великого Магрона за то, что он, в своей бесконечной мудрости, создал расу Маунов за тысячелетия до того, как здесь высадились наши праотцы.

* * *

Когда посыльный вышел, Хол-57/Р-31 чуть вздрогнул и снова взглянул на приказ, вызывавший его к Директору. Убрав микропроектор в футляр и ласковым движением проведя по нему рукой, он запер ящик стола и быстро шагнул к двери. Упругий пол глушил его взволнованные шаги.

Вскоре он пересек Зал Генетиков и подошел к дверям Дирекции Отдела.

На секунду Хол-57 застыл на месте, потом решительно сделал два быстрых шага к двери. Он был великолепным представителем человечества: шесть футов два дюйма; обнаженный мускулистый торс, смуглый и гибкий; прямая осанка; проницательный и непреклонный взгляд; высоко поднятая голова на мощной шее; широкие плечи.

Открылась дверь Дирекции, и в одно мгновение все изменилось. Тело Хола-57 оставалось все таким же крепким и мускулистым, он по-прежнему был великолепным экземпляром — но теперь он стал экземпляром Мауна породы Р-31. В нем не осталось и следа от прежней решительности.

Хол-57/Р-31 медленно повернулся и направился в сторону кабинета Директора.

Женщина-Маун секретарской породы М-11 бросила взгляд на вытатуированное на груди Хола-57 имя и нажала кнопку. В кабинете раздался мелодичный звонок. Интерком в приемной отозвался малопонятным ворчанием, и секретарша кивнула.

Хол-57 вошел в кабинет, приветственно сложил руки и наклонил голову.

— Хозяин? — тихо сказал он. Грат Мунл пристально посмотрел на него двумя глазами.

— Хол-57, мне пришло твое сообщение, — резко сказал он. — Разве ты не получал моего запрета?

— Да, хозяин.

— Значит, получил! — прорычал Директор. — Тогда что, во имя Великого Магрона, это все означает? Ты и в самом деле послал второй набросок своего плана? Я наложил на него запрет. Исполнение плана означало бы выведение породы Маунов, обладающей нежелательными амбициями и недопустимой степенью инициативы. Я запретил подобное. Почему ты оспариваешь мои действия?

— Потому что в мою задачу входит увеличение экономической ценности Маунов. Потому что я изучал статистику и знаю, что в этом году подано крайне мало новых идей и изобретений. Потому что я считаю необходимым существование группы тех, кто мыслит оригинально. Я решил повторно рекомендовать свой план, поскольку подумал, что, возможно, вы не до конца поняли причины моего предложения, и экономическую необходимость выведения подобной породы.

Грат Мунл наклонил голову и посмотрел на Хола-57 очень холодным и очень долгим взглядом всех трех глаз.

— «Я подумал», — передразнил он. — Ты подумал, что я мог чего-либо не понять, и предпринял крайне незаконный и нежелательный шаг. Ты проявил слишком высокую степень инициативы. — Главный Генетик помолчал, поднял голову, снова взглянул на Хола-57, на этот раз двумя глазами, и мрачно продолжил: — Р-31 — порода, предназначенная для решения исследовательских задач. У исследовательских пород мы вынуждены были допустить достаточно высокую степень инициативы. Но теперь мне понятно, что твоя порода относится к числу нежелательных. К счастью, ты представитель довольно новой породы, насчитывающей вместе с детьми не более семидесяти экземпляров. Эта порода должна быть искоренена. Немедленно. Этим сейчас же займется Гар-46/Н-З.

На какое-то мгновение крупная фигура Мауна напряглась. Затем Хол-57 медленно расслабился и тихо сказал:

— Да, хозяин.

Грат Мунл повернулся и нажал маленькую кнопку.

Вошел Гар-46, гигант ростом в семь с половиной футов, с такими мускулами, которые не снились и Геркулесу.

— Да, хозяин, — повторил еще тише Хол-57. Он ничего не мог сделать — Тару были хозяевами, расой, которая владела этой планетой. Они всегда были хозяевами и оставались ими. Мауны не знали иных времен.

Больше он ничего сказать не успел: Гар-46 быстро решил судьбу Хола-57, а потом и всей породы Р-31, проявившей нежелательную степень инициативы.

МЯТЕЖ

Бар-73/Р-32 перелистнул последнюю страницу старого отчета. Его проницательные глаза задумчиво сузились.

— Значит, причиной ликвидации породы Р-31 стал избыток инициативы, проявленной Холом-57. — Бар-173/Р-32 тщательно обдумал только что прочитанное. — И это произошло почти пятьдесят лет назад, еще до того, как создали мою породу.

Почти час Бар сидел неподвижно, уставившись невидящим взглядом на серебристо-серую металлическую стену лаборатории. А через час посмотрел на возвышавшееся напротив здание Отдела генетики и улыбнулся.

Этот час оказался решающим — Бар изобрел нечто, о чем никогда не мог помыслить ни один человек; нечто крайне чуждое людям, которых хозяева-Тару выводили в течение почти ста поколений. Этим изобретением стало умение хранить тайну.

* * *

Три тысячи лет назад Тару высадились на Земле и обнаружили тут полудикую расу — праздную, миролюбивую, все желания которой безо всяких усилий удовлетворялись тем, что росло вокруг. За три с половиной тысячелетия до появления Тару Машина покинула Землю, оставив на ней рай, где не было опасностей и болезней. Жизнь в раю и привела человечество в упадок.

Перед генетиками-Тару встала грандиозная задача — вновь восстановить разум когда-то великой расы. Движимое высокими идеалами, первое поколение пришельцев пыталось достичь этой цели, контролируя подбор семейных пар.

Проникнувшись прагматическим интересом к этой проблеме, второе поколение Тару продолжало заниматься ее решением. Но использовало несколько иные методы селекции…

К десятому поколению Тару (и к двадцатому — аборигенов) мир выглядел существенно иначе, чем могли предполагать высадившиеся колонисты. На Земле существовали только те породы людей-Маунов, которые были полезны пришельцам.

Теперь Тару считали, что людям не требуется более высокий интеллект. Они и так приносили достаточно пользы. У подобных пород отсутствовали всякие мысли о мятеже, скрытности, заговорах, неподчинении.

Тем не менее пришельцам требовалось некоторое количество людей-исследователей, поскольку это экономило усилия, а подобные задачи требовали определенного уровня интеллекта, определенной инициативы…

Бар-73 был величайшим изобретателем, которого знала человеческая раса за последние три тысячи лет. Он занимал пост Управляющего Отделом генетики, под началом Директора-Тару, и на его попечении находились огромные лаборатории, где выводились новые человеческие породы.

* * *

Бара-73 потрясла собственная идея. Лишь абсолютная выдержка, воспитанная в человеке за три тысячи лет, позволила ему сохранить спокойствие. Он немедленно представил себе все последствия и тут же понял, что ему потребуется дополнительная способность. Мало хранить тайну, нужно еще и уметь лгать!

Любое слово могло быть выдумкой. Любое действие могло стать ложью. Это было неслыханно для людей. Однако Бар внезапно понял, что это сможет ему помочь. Ведь Тару не стали бы в нем сомневаться.

Бар, в сущности, являлся единственным начальником над генетиками. Его приказы исполнялись беспрекословно; Директор получал все отчеты лично от него. Какой-либо обман был попросту невозможен. Для Мауна прежних поколений подобное считалось естественным. Теперь все изменится. Каждое слово, каждый жест, каждую мысль Бару предстояло тщательно продумывать. И так должно продолжаться многие годы! При этой мысли Управляющий Отделом генетики побледнел.

Он медленно поднялся и подошел к большим генеалогическим схемам, отражающим характеристики всех линий человеческой расы.

— Хол-57 понял многое пятьдесят лет назад, — тихо пробормотал он. — В этом году сделаны лишь четыре изобретения различной степени важности. Тару все меньше занимаются наукой.

Человек обогнал своего хозяина. Тару за год сделали четыре средних изобретения, а Бар-73 два грандиозных — за один день. Впрочем, сам он об этом не думал…

— Если скрестить породы Р-1 и С-14, они должны дать в результате исследователей, наделенных инициативой, тщеславием и более высоким интеллектом. Именно этого хотел Хол-57, а Грат Мунл, тогдашний Директор, счел его план нежелательным. — Бар ошеломленно застыл. — Если идея сработает… а она должна сработать… мы получим породу Маунов, более разумных, чем Тару!

Он еще немного подумал и решительно приступил к делу. Изучив свою картотеку и проведя некоторые расчеты, старательно заполнил два бланка распоряжений, затем еще два. Медленно, но решительно нажал кнопку интеркома.

Послышался мелодичный сигнал, затем глухие шаги.

Вошел Гар-247/Г-12. Порода Г-12 предназначалась для тяжелого ручного труда, но требовавшего некоторого уровня интеллекта. У Гара-247 были глубоко посаженные, широко расставленные глаза и массивная голова. В нем было семь с половиной футов роста и около трехсот пятидесяти фунтов весу. Он казался могучим, как Геркулес, однако с уважением смотрел на шестифутового Бара.

— Гар, вот четыре распоряжения о подборе пар. Проследи, чтобы они были выполнены.

Гар взял распоряжения и вышел. Бар-73 медленно сел; лицо его слегка побледнело.

* * *

Где-то в лаборатории юная девушка породы Р-1 нервно разглядывала листок, который с дружелюбной улыбкой подал ей Гар-247.

— Кажется, тебе наконец нашли партнера, Ван-14, — мягко сказал он. — Будь с ним счастлива. Неопределенности больше нет. Он будет твоим, а ты — его.

И Гар-247 пошел дальше — ему предстояло раздать три оставшихся листка. Следующим был молодой человек по имени Ян-94/С-14. Второй парой должны были стать девушка Тос-63/С-14 и юноша Бар-12/P-l.

Копии этих четырех распоряжений следовало сохранить в архиве Управляющего, но Бар-73 ухитрился сделать так, чтобы они пропали и чтобы вместо них появились другие. Вопросов ему не задавали — ведь никто бы не заподозрил Мауна в фальсифицировании архива.

Прошел почти месяц, прежде чем Бар вызвал Ван-14 и Яна-94 к себе в кабинет и в течение нескольких часов поговорил с ними. Они принадлежали к двум наиболее совершенным из пород, которым позволяли существовать Тару. Эти породы отличались проницательным умом, интеллектом и сообразительностью. Ван и Ян выслушали Управляющего и, поскольку были молоды — им едва исполнилось двадцать, — согласились с его доводами. Скорее всего, они считали предстоящее каким-то невероятным приключением. Молодые люди не могли осознать всей титанической мощи того, что их ожидало. Да и сам Бар-73 тоже не до конца понимал это, он видел лишь возможность дать хозяевам изобретательную и находчивую породу.

Ван-13 и Ян-94 ушли. Потом пришла другая пара, и эти двое тоже ушли, улыбающиеся и слегка ошеломленные, но счастливые. В сочетании пар явно было что-то странное, однако они представления не имели ни о записях, ни о самом замысле — лишь знали, что должны выполнить задание Бара-73.

* * *

Бару-73 удалось присутствовать при рождении ребенка. В официальных документах он фигурировал как Род-4/Р-4. В записях Бара-73 он стал просто Родом-4, без обозначения породы. Ребенок лежал на кровати, очень маленький, очень красный и очень голосистый. Ван-14 взволнованно взглянула на Бара, а Ян-94 широко улыбался.

— У него могучая грудь, — радостно сказал он.

— Да, — кивнул Бар-73. — А еще у него большая голова. Исключительно большая…

Вскоре Род-4 потерял свою исключительность. Очень похожий на него ребенок родился у другой пары. Это была девочка Кит-3, и точно так же официально ее отнесли к одной из пород, хотя в своих тайных записях Бар обозначил новорожденную совсем иначе.

Прежде чем сделать еще четыре распоряжения, подобные предыдущим, Бар-73 некоторое время колебался. Он начал отчетливо понимать, что неудача повлечет за собой не только смерть его самого, но и страшные страдания для восьми ни в чем не повинных молодых людей и как минимум двоих детей.

Бар-73 уже понял, что его грандиозный труд — это не только попытка воздействовать на силы природы. Именно поэтому он познакомился с Яном-94, Баром-12, Ван-14 и Тос-63 намного ближе, чем когда-либо был знаком с людьми, которых сводили вместе его распоряжения.

Однако теперь стало ясно, что сказавший «А» должен сказать и «Б». Далее надлежало планировать следующие поколения. Бар издал новые распоряжения и побеседовал еще с четырьмя молодыми, счастливыми, полными надежд людьми. Он наблюдал, как росли Род-4 и Кит-3, и начал обучать их. А чуть позже учить нужно было уже четверых…

Бар-73 умер в глубокой старости, и по его рекомендации Директор назначил его преемником Рода-4/Р-4, обладавшего необычайно проницательным умом.

К счастью Директор понятия не имел, насколько проницателен ум нового Управляющего.

* * *

Род-4 имел немаловажную особенность: ему не пришлось изобретать умение хранить тайну и способность лгать, он обладал этими качествами с рождения. Бар-73 в свое время сделал хороший выбор. Род-4 превосходил любого человека, жившего в течение последних шести тысяч лет не только умом, но и изобретательностью.

Когда Род-4 начал взрослеть, Бар-73 находился в преклонном возрасте. А когда у Рода начали появляться собственные мысли, Бар был уже настолько стар, что Род не стал выкладывать перед ним все свои идеи. Бар не позаботился о том, чтобы избежать появления у человечества склонности к мятежу. Когда во времена Хола-57 тогдашний Директор наложил вето на его план, он не сказал Холу обо всех своих возражениях. В тех породах, о которых шла речь, проявлялась склонность к мятежу, чего не смогли бы понять ни Хол, ни Бар.

Род это понимал. Он открыл у себя мятежные мысли, и это стало не менее великим открытием, чем умение хранить тайну. Бар хотел создать изобретательную породу людей, прогресс которой не смогла бы остановить цивилизация, которую он знал, — цивилизация хозяев-Тару. Поскольку Род был генетиком, он прекрасно представлял себе пути, которых необходимо придерживаться для реализации его мечты.

Род-4 взял себе в пару Кит-3 и приложил немало усилий, чтобы остальные представители его уникальной породы поступили так же. Все они поселились в районе, отведенном для исследователей и техников. Род очень подружился с группой физиков и техников по атомным реакторам.

Его соратники, обнаружив, что ближайшие соседи — химики или электронщики, тоже подружились с ними. Когда появились дети, Род-4 предложил, чтобы они научились несколько большему, чем знали их родители. К примеру, от своих соседей…

Кам-1 был ростом в шесть футов два дюйма, мускулистый, с глубоко посаженными, стального цвета глазами. Его голова казалась крупной даже на могучем теле. Проницательный взгляд Кама раздражал и беспокоил многих. Правда, человек десять чувствовали себя в его обществе свободно и ничего особенного в его взгляде не замечали. Однако если присмотреться, их взгляд был не менее странным.

Сар-1, Пол-72, Бар-11 и другие юноши, очень похожие внешне, казались почти братьями. Сан-4, Риа-1 и еще несколько представительниц странной породы смахивали на сестер. Девушки были стройными и гибкими, но в них чувствовалась скрытая сила; почти классические лица казались чуть более широкими, чем обычно; рост в пять футов десять дюймов был чуть более высоким, чем следовало. Однако все это было на виду, а вот о том, что под курчавыми коричневыми волосами скрывается проницательный разум и самый могучий интеллект, каким когда-либо обладала человеческая раса, из посторонних не знал никто.

Кам-1 рано начал замечать свое отличие от других, и уже в десять лет отец, Род-4, рассказал ему о предстоящей миссии. К этому времени Кам настолько превосходил любого Мауна, что даже ограниченные соседи-техники, в среде которых он черпал немалую часть своих знаний, начали слегка удивляться.

Кам, как и другие представители странной породы, старался ничем не выделяться среди остальных, однако был внимательным слушателем — когда инженеры-атомщики ругались и спорили о своих машинах, тихий неприметный мальчик слушал и смотрел. И все запоминал.

Он обладал не памятью обычного человека, но идеальным разумом, навсегда сохранявшим зрительные образы и звуки. С первого взгляда Кам запоминал все детали и устройство приборов; каждое услышанное им слово навсегда оставалось в мозгу, скрытом за проницательными глазами.

В пятнадцать лет Кам стал учеником техника-электронщика — на удивление глупым учеником, которому приходилось объяснять каждую мелочь.

Сан в пятнадцать лет стала работать в Отделе документов и все время неторопливо, с безразличным видом перелистывала покрытые плесенью страницы, скользя взглядом по строчкам.

Сар сделался учеником инженера-атомщика, близкого друга отца.

У них почти не было друзей вне их замкнутой группы. В огромном городе из белого камня, серебристого металла и жемчужного стекла, среди широких парков, сотен тысяч Тару и миллионов Маунов никто не замечал десятка молодых учеников-Маунов.

Несколько человек среди миллионов почти ничего не значили.

Но именно эти несколько человек перевернули с ног на голову цивилизацию, построившую города из камня, металла и стекла.

* * *

— Я цитирую по памяти, — улыбнувшись, сказала Сан, — так что не моя вина, если вы найдете логическую ошибку. Итак, цитата… «Отчет о Работах Древних, Шар Нонлу. Сто тридцать седьмой год после Высадки. Исходя из наших оценок, прошло не менее трех тысяч четырехсот и не более трех тысяч семисот лет между упадком древней цивилизации планеты Артд и Высадкой Тару. В течение какого периода существовала и развивалась раса Маунов, сказать с точностью практически невозможно. Однако некоторые из найденных документов говорят, что период цивилизованной жизни продолжался не менее шести тысяч лет. Раса Маунов явно имеет местное происхождение. Они развились из низшей формы жизни, когда-то обитавшей на этой планете и теперь вымершей. Их развитие шло медленно, но примерно за две тысячи лет до упадка начался быстрый научный прогресс, типичный для любой расы, вступающей в Век Познания. Чуть позже, когда прогресс существенно ускорился, появляются упоминания о «Машине». Следует пояснить, что в языке Маунов существует различие между словами, начинающимися с большого и малого символа, хотя на язык Тару они переводятся одинаково. Большой символ в начале слова означает некоего уникального представителя данного класса. Таким образом, они придавали этой Машине особое значение. По каким-то причинам сначала к ней относились весьма подозрительно и называли ее «Машиной ниоткуда». Кто изобрел ее — неизвестно. Однако она могла мыслить. По неизвестным причинам Машина сломалась либо ее уничтожили. Так или иначе, она прекратила работать, и, поскольку от нее зависело практически все существование цивилизации, последняя пришла в упадок». Конец цитаты… Автор называет это введением, — пояснила Сан. — А весь отчет занимает много страниц. Хотите остальное? Я все прочитала.

— Нет, — сказал Кам. — Достаточно. Думаю, мы и так все поняли. Очевидно, откуда-то извне появилась разумная Машина, которая какое-то время помогала человеку, а потом покинула Землю. Я не понимаю, почему это произошло. Однако в любом случае понятно, что Тару не являются коренными жителями нашей планеты. Аборигенами являемся мы… Более того, теперь становится ясно, что в свое время независимо от Тару наши предки создали великую цивилизацию, которая пришла в упадок еще до их появления. — Он оглядел присутствующих. — Думаю, мы возродим ее, но в качестве помощников нам потребуются несколько М-рабочих и Р-исследователей. — Он повернулся к Полу-72. — Пол, ты работаешь в Отделе генетики. Ты мог бы подобрать подходящих Маунов?

Пол-72 слегка улыбнулся:

— Думаю, да… Позови своего слугу, Кам. Я узнал кое-что из старых книг по психологии. Они были написаны на древних языках еще до упадка, и даже Тару не перевели их.

Кам нажал кнопку интеркома, и вошел Маун породы Н, домашний слуга, невысокий человек ростом в пять футов пять дюймов, не слишком обремененный процессом мышления.

— Это лучший подручный материал, — тихо сказал Пол и подошел к слуге.

— Что-нибудь принести? — спросил тот. Пол не ответил. Он вытянул руки и растопырил пальцы, словно собирался проткнуть ими Мауна. Серые глаза Пола сузились, по загорелому лицу разлилась бледность. Потому он расставил ноги и затаил дыхание. И все увидели, как возле его вытянутых пальцев, у глаз и кончика носа появилось мягкое фиолетовое свечение.

Тринадцать едва видимых фиолетовых лучиков с быстротой молнии устремились к голове слуги. Тот в ужасе выпучил глаза и бросился к двери. Но не успел сделать и шага. Лучики задрожали, заплясали вокруг его головы, и слуга, судорожно вздохнув, мягко осел на пол. Фиолетовое свечение погасло.

Пол-72 с шумом перевел дыхание:

— Это… было… непросто…

Кам молча опустился на колени возле тела слуги.

— Он мертв, — сообщил он. — Бар, взгляни!

Пол-72 слегка улыбнулся, его бледные щеки постепенно приобретали нормальный цвет. Бар-11, специалист Отдела здоровья, достал из кармана маленький диск с тонким проводом и крошечную коробочку. Он соединил диск с коробочкой, приложил его к груди слуги и прислушался. Все замерли в ожидании.

— Да, мертв, — подтвердил Бар-11.

— Он жив, — ответил Пол-72. — Дайте мне немного времени… У меня нет практического опыта, а это требует немалого напряжения. Сейчас я все объясню. — Он снова перевел дыхание. — В старой книге я нашел отчет об исследованиях излучения, присущего живым существам. Сначала исследователи обнаружили излучение у самого обычного лука. Потом обнаружили, что излучение одного организма стимулирует другие. Позднее один из ученых выяснил, что может убивать плесень излучением, которое вырабатывала его собственная нервная система. Источником излучения являются нервные окончания, и оно, как правило, постоянно. Вы знаете, что большинство людей сторонятся нас. Причина в том, что наше излучение очень мощное. А кроме того, оно оказывает неблагоприятное воздействие на тех, кто не принадлежит к нашей породе. Недавно я обнаружил, что оно поддается контролю. Древние этого не знали. Нужно, чтобы каждый из нас научился уменьшать свое излучение, контролировать его, чтобы не привлекать к себе внимания.

— А вот это? — Кам кивнул на тело слуги. Пол-72 улыбнулся:

— Я научился оперировать излучением, как оперируют электрическим зарядом некоторые рыбы, поражающие жертву. Однако сходство здесь весьма отдаленное. В значительной степени моя способность генерировать излучение — осознанная, но эти манипуляции требуют немалых усилий. На практике излучение генерируется из любых нервных окончаний. Много нервных окончаний сосредоточено в носу, глазах и кончиках пальцев. Поэтому они являются самыми мощными излучателями. Это знали еще ученые Древних. — Пол-72 встал и подошел к лежащему на полу телу. — Излучение может привести Мауна низшей породы в бессознательное состояние, а возможно, и убить его. Но он не мертв. Смотрите!

Пол-72 вытянул руку, растопырил пальцы. На мгновение возник фиолетовый лучик.

Слуга дернулся и вскочил на ноги.

— Стой, — сказал Пол-72.

При звуке его низкого, невероятно напряженного голоса человек застыл.

— Ты вернешься в свою комнату и заснешь. Через пять минут проснешься, забыв обо всем. Иди.

Слуга, словно сомнамбула, двинулся к выходу.

— Когда будет нужно, Кам, — продолжал Пол, — я позабочусь о том, чтобы все, кто потребуется, были «мертвы». Их тела попадут к Бару, на предмет определения причин смерти. Остальное понятно.

Несколько секунд в комнате было тихо. Потом Кам спросил:

— Ты можешь научить этому нас?

Пол кивнул.

— Я сразу же начну готовиться, — продолжал Кам и повернулся к Сан-4. — Ты когда-нибудь читала работы Древних о Тайне гравитации?

Сан улыбнулась и покачала головой:

— Нет, Кам, и ты это знаешь. Иначе бы я об этом рассказала. Я прочитала все материалы в Отделе документов — больше, чем любой Тару. О Тайне гравитации — ни слова. Найдись какие-нибудь документы, Тару не занимались бы напрасными исследованиями в течение многих столетий. Почему их нет, мне неизвестно.

— Возможно, о гравитации знала лишь Машина, — тихо сказал Кам.

Сан пожала плечами:

— Возможно…

— Ну хорошо! — Кам повернулся к остальным. — Нас мало, и у нас нет оружия. И прежде чем мы сможем противостоять Тару, нам придется многому научиться. Думаю, это главное! — Он обвел всех пристальным взглядом. — Иначе Тару с легкостью подавят мятеж. У них есть большие ракетные корабли и оружие, которое еще никогда не применялось. Оно называется «атомная пушка»… Сар, тебе ведь кое-что известно о нем. Расскажи нам.

— Это не только оружие, — сказал Сар-1. — Энергия освобожденного атома может быть укрощена и направлена в полезное русло. Тысячефутовые языки жуткого пламени стирают целые горы и открывает доступ к глубоко залегающим рудам. Управляемая энергия атома приводит в движение космические корабли и…

— Сейчас меня интересует оружие, — прервал его Кам.

— Ага, — сказал Сар-1. — Оружие просто чудовищное. У Тару есть около сотни крейсеров, вооруженных атомными пушками. На каждом корабле по пятнадцать орудий, мощностью в одну десятую. Кстати, взрывы для горных разработок имеют мощность в одну десятитысячную. Дальность действия пушек ограничена кривизной поверхности планеты. Крейсеры, конечно, могут выйти за пределы атмосферы, но оттуда вести стрельбу сложно — магнитное поле Земли в сочетании с ионизированным слоем стратосферы очень сильно уменьшает точность.

Кам снова обвел пристальным взглядом присутствующих:

— Вам должно быть понятно, что нам удалось продвинуться столь далеко лишь по одной причине — Тару не обращают на нас внимания. Если бы они заподозрили, что мы представляем малейшую опасность, они бы, не раздумывая, уничтожили и нас, и наши семьи. Жизнь в пламени атомного взрыва продолжается одну двухсотмиллионную долю секунды. — Он встал. — Уже поздно. Нам нужно еще поработать. Завтра мне придется провести несколько взрывов для горных разработок.

Они молча прошли по металлическому коридору, спустились вниз на сто семнадцать этажей и по движущимся тротуарам города направились домой. При встрече с Тару Пол-72 склонял голову и приветственно складывал руки. Тару не видели, как на лице аборигена расцветает вызывающая улыбка. Полу хорошо было известно, что излучение, оглушившее Мауна породы Н, мгновенно убило бы любого Тару. Поэтому он тщательно подавлял излучение, и хозяева не обращали на него никакого внимания.

Да и какое им было дело до одного из многих миллионов рабов?

* * *

На следующий день Пол научил Кама некоторым из своих приемов, а через пару дней Кам обнаружил еще одну особенность излучения. Оказалось, что оно поддерживает жизнедеятельность организма, и Каму теперь требовалось на сон вполовину меньше времени.

Работа электронщиков заключалась в ремонте и обслуживании различной городской техники, телевизионных приемников, устройств междугородной и внутригородской связи, автоматических вентиляторов и кондиционеров, поддерживавших комфортные условия внутри огромных зданий. Как и в любой профессии, присутствовало бесчисленное множество мелочей, постоянно требовавших внимания. Естественно, контроль за такой работой был затруднен, да никому и в голову не могло прийти, что электронщик-Маун способен тратить рабочее время на что-либо еще.

Поэтому Кам мог достаточно свободно заниматься осуществлением своего плана. И тем не менее ему быстро стало ясно, что без лаборатории, где бы он мог работать без нежелательных свидетелей, дело не пойдет. Однако порядки Тару не предусматривали для Маунов возможности уединения. Оставался лишь один путь — проникнуть вниз, в сплошной камень глубоко под городом. Мысль показалась Каму любопытной, но некоторые обстоятельства препятствовали созданию подпольной лаборатории.

Тару открыли атомную энергию за много веков до того, как покинули родную планету. С помощью атома двигались их космические корабли и строились города. И вместе с тем у них не существовало маломощных атомных зарядов, поскольку в таких зарядах не было никакой необходимости.

Когда инженеру-Тару требовалось вскрыть гору, использовалось устройство, способное превратить в пыль несколько тысяч кубических футов камня.

Естественно, таким зарядом можно было снести полгорода.

Каму требовалось другое устройство, и к концу дня схема была разработана. К концу второго дня Кам сделал металлический чемодан, а на третий завершил изготовление излучателя — эллипсоидной формы, грязно-серого цвета, с пистолетной рукояткой, пятнадцатиконтактным разъемом и маленькой сигнальной лампочкой. Весил он около десяти фунтов.

Кам положил излучатель в чемодан и вечером взял с собой.

Мятежники собрались у него дома, вместе поужинали и спустились на самый нижний уровень здания РФ-23, где находились городские системы жизнеобеспечения.

Тал был инженером по этим системам. Ему потребовалось около двадцати минут, чтобы полностью разобраться в лабиринте проводов и труб.

Затем в дело вступил Кам. Он поставил на пол черный куб энергогенератора, подсоединил к нему изготовленный излучатель и нажал кнопку. Загорелась сигнальная лампочка, а из крошечного отверстия полыхнул луч света, в котором замелькали миниатюрные молнии. Луч уперся в стену. Камень вдруг забурлил, закружился в водовороте и исчез. В стене возникла коническая впадина, начала расти и углубляться.

— Медленно, Кам, — через некоторое время сказал Тал.

— Зато бесшумно, — с легкой улыбкой ответил Кам. — Я мог бы заставить его прожечь двухфутовый колодец со скоростью один фут в секунду. Но тише едешь — дальше будешь… Марн, следи за лифтом. Если кабина начнет опускаться ниже уровня Е, сообщи тем, кто в ней находится, что внизу работают инженеры. Чтобы посторонние сюда не совались…

Марн подошел к лифтовому пульту и стал наблюдать за передвижениями лифта, время от времени оглядываясь на работающих товарищей. Темные силуэты людей выделялись на фоне бледно-голубого холодного свечения. Дыра в стене быстро увеличивалась.

Двадцать минут спустя в камне образовался квадратный коридор десять на десять футов, с гладкими переливающимися стенами. Излучатель уже скрылся из глаз, а по опутанной кабелями противоположной стене гуляли отблески бледно-голубого света и черные тени.

Марн по-прежнему наблюдал за лифтом. На мгновение голубое колеблющееся свечение погасло, и послышался голос Кама:

— Марн, вызови Дуна. Нам скоро понадобится его помощь.

Марн подошел к интеркому и нажал несколько кнопок. Вскоре перед ним засветился маленький экран с изображением Дуна-4.

— Дун, если ты закончил свою работу, спускайся. Пройдено около восьми футов.

— Через час буду, — сказал Дун-4.

Когда он появился в сопровождении еще семерых тяжело нагруженных мятежников, Кам и Тал уже скрылись за изгибом туннеля, уходящего в сторону и вниз. Даже голубые всполохи исчезли — лишь осталась в стене темная дыра с гладкими стенами. Бурильщиков позвали. Они остановили излучатель и пришли к началу туннеля. Состоялось короткое совещание, и вскоре излучатель, мощность которого была уменьшена до минимума, вырезал уступы и просверлил отверстия в стенах туннеля. Тем временем Дун и его друзья поднялись за очередной партией груза, достали из принесенных свертков металлические стержни, детали токарного станка и быстро застывающий цемент.

Час спустя дыры уже не было, ее закрывала тщательно подогнанная дверь, которая со стороны казалась куском самой стены. Люди скрылись в туннеле, и дверь закрылась.

Работа была продолжена.

Чтобы не использовать подъемных механизмов, шахта уходила вниз по спирали. Дверь не пропускала никаких звуков.

Через четверть часа появилась последняя группа мятежников, которая принесла с собой еще кое-какое оборудование. К маленькому черному кубу был подсоединен еще один провод. В туннеле зашумел вентилятор, и вспыхнуло несколько светящихся трубок на стенах, затмевая бледное свечение излучателя. К рассвету туннель углубился почти на четверть мили.

Кам-1 в этот день на работе не появился — Бар-11 сообщил, что он поранил руку и в рану попала инфекция. Остальные отработали день, а вечером вновь спустились на нижний уровень, принеся с собой новую аппаратуру. Теперь туннель длиной почти в две мили уходил в глубину почти на полмили!

К утру им пришлось подниматься по четырехмильному склону и на целую милю вверх, однако конечная цель уже была достигнута.

Следующей ночью, пока Кам спал, работал Тал. Когда Кам вернулся, его встретила небольшая машина, приводившаяся в действие энергией из черного куба. Машина двигалась по гладкому полу со скоростью шестьдесят миль в час. Нижний конец шахты расширился, образовав в толще пород пять комнат с освещением и вентиляцией.

На четвертую ночь мужчины отдыхали. Работали женщины. В подпольных лабораториях появились книги, документы, запасы продовольствия, инструменты и химические реактивы. В полдень к Каму пришел Пол, никем не замеченный, — те, кто его видел, тут же о нем забывали. Через пятнадцать минут Кама нашли мертвым. Вызвали представителя Отдела здоровья.

В час дня явился Бар-11, осмотрел и забрал с собой тело умершего. В течение десяти часов умерли еще несколько мужчин и женщин пород С и Р, и Бар-11 выяснял причины смерти каждого из них.

Они проснулись несколько часов спустя в комнатах с гладкими блестящими стенами.

Позднее к ним присоединились другие умершие, и население подземного городка росло как на дрожжах. Излучатель продолжал расширять границы подпольных лабораторий. Появились преобразователи, превращавшие камень в металлы и элементы, необходимые для миниатюрных пищевых фабрик.

Через месяц умерли почти все мятежники. Наверху остались четыре человека. Их главной задачей стало обеспечение новорожденной колонии информацией и кое-какими материалами, неподвластными преобразователям.

— Поскольку математика представляет собой основной источник прогресса в физике, думаю, это разумный план, — сказал Кам. — Наш компьютер очень похож на те, что создавались в Древние Времена для математических расчетов. Древние владели атомной энергией и антигравитацией. Атомную энергию мы получаем тем же способом. Значит, можем использовать ее так же, как и они.

— Пока еще не можем, — улыбнулась Сан. — Древние в подземных норах не сидели. Каковы дальнейшие планы?

— Пока не знаю. Планы будут меняться в зависимости от обстоятельств. Видишь ли, мне неизвестно, можно ли сделать переворот мирным путем. Способа защититься от атомного взрыва мы не знаем. Ничто не может ему противостоять. Как же тогда сражаться? Неужели ради того, чтобы покончить с владычеством Тару, мы должны уничтожить жизнь на Земле? Разве наша цель — оставить после себя мертвую планету?..

— А как ты надеешься открыть антигравитацию? — спросил Пол.

— Я надеюсь лучше изучить физику. Чем больше я знаю, тем больше открывается путей для исследований. Тару так и не овладели антигравитацией. Лишь когда у нас будет то, чего нет у них, мы сможем одержать верх.

— Вряд ли это будет скоро…

— Да, это потребует сил и времени. Но у нас есть и то, и другое. Мы — компания мертвецов. Живы только ты. Сан, Рея и Бар. Вы четверо сталкиваетесь с трудностями, когда требуется связаться с нами. У остальных трудностей нет. Для Тару нас не существует. Так что время есть. Нам не хватает знаний.

* * *

Они не были обычными людьми, но даже их сверхчеловеческое терпение и решимость несколько истощились за то время, что мятежники провели под поверхностью Земли. Знания, накопленные в течение тысячелетий, невозможно обрести вновь за несколько месяцев.

Они обладали знаниями в области медицины, генетики, химии, атомной физики, электроники и организации. Одни члены группы работали над планами, которые будут воплощены в жизнь лишь после окончательной победы. Другие, специалисты по организации и психологии, готовили кампанию, направленную на привлечение Маунов к участию в главных событиях.

Мятежники тщательно разрабатывали свою программу. Человечеству предстояло усвоить последний великий урок, урок мятежа и свободы. Во времена Машины человек прошел ускоренный курс безделья, что привело к неизбежному упадку. Когда Машина оставила человеку совершенный мир, свободный от опасностей и труда, человек обрел дополнительную возможность для праздности.

Затем появились Тару, и человечество получило такой урок производительного труда, какого до сих пор не получало. Даже Мать-Природа, с ее жестоким процессом эволюции, не могла сделать то, что удалось Тару. Человек научился работать так прилежно, как никогда прежде. Он не просто этому научился, эта склонность была усилена на генетическом уровне. Природа достигала прогресса за счет стремления человека к отдыху и потребности в пище. Подобное противоречие поддерживало постоянное продвижение человечества вперед. Человек трудился более старательно, чтобы накопить достаточно пищи для отдыха, а затем Природа обманывала его ожидания, уничтожая запасы с помощью гнилостных бактерий и вновь лишая человека отдыха.

Тару поступили проще. Они просто устранили стремление к безделью путем тщательного отбора. Это им отлично удалось.

Однако они совершили две ошибки. Тару оказались слишком хорошими учителями — настолько хорошими, что ученик превзошел учителя. А главное, они не до конца устранили тщеславие. Теперь возник новый класс учителей. Эти учителя знали, на что идут, и потому почти четыре долгих года мятежники рассчитывали свои предстоящие действия. Они составили планы скоординировали их и рассчитали силу психологического воздействия будущего обучения.

Однако подготовкой обучения дело не ограничиваг лось. В подпольных лабораториях постепенно овладев вали теми маленькими крупицами знаний, что выдавала Мать-Природа через свое главное информационное бюро, известное иногда как везение, а иногда как использованная возможность.

Цезарь когда-то сказал: «Вся Галлия разделена на три части». Природа хранит свои секреты в сейфах, и все знание также разделено на части. К несчастью, этих частей много больше трех, но, когда удается найти ключ, позволяющий открыть один из сейфов, сразу открывается большое поле деятельности.

Одним из ключей когда-то оказалось открытие связи между магнитным и электрическим полями. Эта связь стала ключом от сейфа, где хранились знания о Строении Атома.

В подземелье Кам нашел ключ к сейфу с названием «Гравитационные Поля». Чтобы отыскать его, потребовалось четыре года, три месяца и одиннадцать дней.

С того дня прошло двести сорок семь лет. Недавние эксперименты Гарнальта позволили добраться лишь до того, что можно было бы назвать нижним левым углом этого сейфа. Похоже, его размеры необычайно велики.

* * *

Терн-3 работал над новой комбинацией медикаментов, и эта работа наверняка бы взволновала Тару. Она основывалась на том факте, что хозяева — пусть они и прожили долгое время на Земле — были неземной расой. Химик создал жидкость, очень неприятную для Тару, но сравнительно безвредную для людей.

Эксперименты шли без каких-либо странностей, пока Терн не добавил в зеленоватый раствор ровно 245,8 единицы динитрохлортолуэна. Едва он сделал это, раствор пополз по стенке мензурки. Терну стало не по себе. А раствор выбрался из пробирки и поплыл прочь, через всю комнату, к правой стене.

Терн-3 издал булькающий звук и выпустил пробирку из рук. Та плавно спланировала к полу, затем остановилась и повисла в воздухе. Предметы на столах зашевелились и начали подниматься со своих мест. Отовсюду послышались крики страха. Терн закрыл глаза, почувствовал, как его ноги отрываются от пола, и вцепился в крышку стола. Тем не менее он ощутил, что падает, все быстрее и быстрее, и вот-вот обо что-нибудь ударится. Казалось, он уже пролетел около мили.

Так продолжалось с минуту. Затем донесся низкий рокочущий звук и глухой тяжелый удар. Стены лаборатории задрожали.

— Кам! — крикнул Терн в интерком. — Это твоих рук дело?

Послышался голос Кама, приглушенный и печальный:

— Теперь уже нет… Это антигравитатор. Он генерирует поле. Я забыл схватиться за что-нибудь, когда включал его… Теперь я на потолке и не могу добраться до выключателя. Поле здесь сильнее.

Хорошо, столы привинчены к полу, подумал Терн.

— Ты уничтожил несколько моих смесей! — крикнул он. — Думаю, я ближе всех к тебе. Попробую добраться.

Терн отпустил крышку стола и взмыл кверху. Сила, поднимавшая его в воздух, явно увеличивалась. Часть реактивов разлилась по потолку, и там уже шло несколько бурных реакций. Терн быстро пересек лабораторию, проскочил в дверь и для безопасности закрыл ее за собой. Стены довольно громко рокотали.

Он поплыл по коридору к лаборатории Кама. С противоположной стороны приближался Клей-5. Чем ближе Терн подбирался к лаборатории, тем сильнее его тянуло вверх. Он уже был вынужден не плыть, а шагать по потолку.

Чтобы попасть в лабораторию антигравитации, пришлось перебраться через очень высокий «порог». На потолке лаборатории стоял на четвереньках Кам, прилагая чудовищные усилия, чтобы дотянуться до своего детища. Выключатель находился почти в десяти футах.

— Не приближайся, — сказал Кам. — Здесь тянет сильнее всего… Позови Гара-173/Г-8!

Tepн выглянул в коридор и позвал.

— Да, хозяин, — ответил могучий голос.

В дальнем конце коридора появился Маун породы Г-8, семи с половиной футов ростом, выведенный Тару для самой тяжелой работы.

— Немедленно иди сюда! — крикнул Кам. — Как можно быстрее! — Он повернул голову к Терну. — Через пару минут переключатель опустится еще на деление, и сила тяжести увеличится вдвое.

Гар-173 прыжком метнулся вперед, и его тут же перевернуло в воздухе и вознесло к потолку. С побелевшим лицом, донельзя испуганный, он приблизился к Терну, и тот услышал его свистящее дыхание.

— Так… так не должно быть, — сказал Гар. — Что я должен сделать?

Кам объяснил ему задачу. Гар шагнул в дверной проем и направился к антигравитатору. Казалось, его могучие кости трещат под напором чудовищной силы.

— Не знаю, смогу ли я дотянуться до переключателя, хозяин, — с сомнением сказал он.

Мощные мускулы напряглись, и Гар попытался вытянуть руку над головой. С большим трудом ему удалось коснуться переключателя. Он тут же сдвинул его в нейтральное положение. Сила, прижимавшая людей к потолку, исчезла.

— Теперь медленно сдвигай дальше, — сказал Кам, облегченно вздохнув.

Гигант осторожно повернул переключатель, и все плавно устремилось к полу.

Вернувшись в нормальное положение, Кам восстановил нормальную силу тяжести. Однако глухой рокот каменных стен не затих. Более того, с возвращением веса он нарастал.

— Тару наверняка засекли аномалию, — вздохнул Кам. — Это была глупость с моей стороны. Теперь придется действовать очень быстро.

Через полчаса Терн и его ассистенты привели химическую лабораторию в приемлемый вид. Через час они уже работали. Еще минут через двадцать в подземелье спустилась Сан, затем Пол и наконец Рея с Баром.

— Тару беспокоятся, — тихо сказал Пол. — Они не знают, что случилось, но точно определили ваше местонахождение. Они думают, это какой-то странный природный феномен, и уже начали бурить землю.

— Когда их локаторы обнаружат пустоты под землей, они быстро поймут, в чем дело, — сказал Тал.

— Пусть делают, что хотят, — сказал Кам, глядя на свои приборы. — Мне кое-что пришло в голову… Мы все равно не сможем никуда уйти. Значит, нужно работать.

* * *

Чтобы закончить расчеты, Каму потребовалось три часа. Бар-11 вернулся на поверхность и постоянно передавал информацию. Тару наблюдали за продвижением атомного бурового аппарата, но их радары еще не доставали до подземных лабораторий.

Вместе с Камом работали пятеро лаборантов, принадлежавших к породам С и Р. Они собирали новый прибор. Он был больше обычного переносного атомного генератора. А у излучателя, над которым усердно трудился сам Кам, не было ничего общего с излучателями, использовавшимися для прокладки туннелей в камне, хотя он тоже имел форму эллипсоида.

Через шесть часов все было готово. А вскоре Бар-11 сообщил, что Тару крайне возбуждены. Их радар обнаружил странную полость под городом. Более того, они обнаружили, что недавние колебания почвы стали причиной появления большого наклонного разлома, который тянется почти до самой поверхности, а возможно, и доходит до нижнего уровня здания РФ-23.

Пол и Бар оказались на нижнем уровне упомянутого здания за десять минут до того, как геологи обнаружили дверь, за которой начинался туннель.

Сюда немедленно послали отряд из двадцати охранников породы Г-4, вооруженных смертоносными трубками, которые им выдавали только в экстренных случаях.

Но едва они взломали дверь и проникли в туннель, фиолетовые лучики вырвались из пальцев Пола и Бара и устремились к группе могучих охранников. Двадцать гигантов бесшумно осели на гладкий пол.

Десять минут спустя гиганты выбрались из найденного подземного хода, крепко держа двух Маунов породы С. Наверху их встречали тридцать Тару и десяток рабочих породы М.

На мгновение вспыхнули смертоносные трубки, и тридцать Тару осели на пол, хватаясь за грудь. Рабочие породы М изумленно смотрели на происходящее, а затем, повинуясь жесту командира охранников, Мауна породы Г-14, двинулись в туннель, поскольку жизненный опыт им говорил, что Мауны всех классов должны подчиняться породе Г.

Прошел почти час, прежде чем очередная группа Тару и охранников обнаружила мертвых Тару у входа в обнаруженный подземный ход. С нижнего уровня РФ-23 немедленно были разосланы десятки сообщений. Вскоре в туннель был отправлен отряд из тридцати охранников Г-4 под командованием двоих офицеров Г-14.

Прошло полчаса. Отряд вернулся с десятью Маунами пород С и Р и несколькими породы М. Тару двинулись вперед, горя нетерпением допросить пленных. Навстречу им поднялись смертоносные трубки, и Тару упали замертво…

В этот день руководители Тару так и не поняли, что начался мятеж, — они просто не могли поверить в подобное.

Они еще не догадывались, что стало причиной странных исчезновений и смертей, когда посылали третий отряд. Они считали, что причиной является какое-то странное явление природы, вызвавшее недавнее смещение почвы.

Внезапно в подземелье и на нижнем уровне здания РФ-23 распространился чудовищный газ, от которого сворачивались белки, содержавшиеся в тканях Тару.

Следующий отряд прибыл в противогазах, но тем не менее Тару остались несколькими этажами выше, наблюдая за охранниками Г-4 и Маунами-исследователями породы Р на телевизионных экранах. Охранники спустились вниз. Мауны породы Р остались в подвале.

Г-4 отсутствовали полчаса, час, два часа. Ничего не происходило. Тогда более многочисленная группа охранников спустилась вниз в сопровождении нескольких Маунов породы Р. Прошло два часа, но они не возвращались.

В отчаянии Тару послали еще одну группу, снабдив ее телевизионной аппаратурой. Однако, когда группа достигла глубины около трех миль, на экранах появились помехи. Назад экспедиция не вернулась.

* * *

В конце концов в туннель вошли несколько добровольцев-Тару. Вооруженные переносными атомными излучателями, они обрабатывали ими каждый дюйм пути, рассчитывая уничтожить все остатки газа. За спиной осталась миля подземного коридора, затем две, три, три с половиной…

Пройдя еще четверть мили, они встретили черную стену, неподвластную излучателям. Не было ни звука, ни света, ни разрядов, но излучение таинственным образом поглощалось. Тару остановились и поспешно отступили назад, оставив лишь группу Маунов породы Р, чтобы те провели разведку.

Прошло несколько часов. Никаких вестей от разведчиков не поступало. В конце концов Тару снова пришлось спуститься вниз.

Их встретила тишина. Разведчики-Мауны исчезли. Исчезла и черная стена.

Тогда вперед отправилась новая группа исследователей. Она включала в себя и Тару, и Маунов. Назад никто не вернулся.

На следующий день вниз спустилась еще одна группа Тару. Выяснилось, что Мауны опять исчезли, а Тару умерли.

Загадка их смерти поставила всех в тупик. Вита-метры, приборы, способные выявить малейшие следы жизни, показывали, что тела погибших Тару абсолютно мертвы. В случае обычной смерти в мускулах еще несколько часов сохраняется жизнь, а клетки волос способны оставаться живыми в течение месяцев. Здесь мертвыми оказались абсолютно все клетки.

Телеаппаратура в туннеле по-прежнему не работала, а дорогу вперед вновь преграждала черная стена. Какие бы виды связи ни пытались применять, энергия в аппаратах необъяснимым образом исчезала. А перед препятствием оказались бессильными даже самые мощные излучатели.

Оставался лишь один путь — ожидание.

* * *

Маунов оставили наблюдать за происходящим, а Тару отошли назад так, что могли видеть их из-за поворота туннеля. Ожидание длилось почти час, но ничего не происходило.

Затем откуда-то из черноты возникло странное фиолетовое сияние, коснулось голов наблюдателей-Маунов. Те бросились было бежать, но вдруг, как по команде, упали. Потом точно также — одновременно — встали и исчезли за невидимой стеной.

Тогда к стене послали одного из Тару — безнадежного калеку, искавшего избавления в смерти. До стены лазутчик не добрался — упал в нескольких футах от нeе. Тело зацепили крюком и утащили назад. Витаметр показал то же, что и раньше, — все клетки погибшего были абсолютно мертвы.

А потом черная стена начала перемещаться. Она постепенно двигалась, поглотив сначала атомный излучатель, затем поворот, за которым еще недавно прятались Тару. Наконец она остановилась, и тут стало понятно, что стена является частью огромной сферической поверхности, верхний край которой уже показался в городе, над поверхностью земли.

В ужасе Тару попытались атаковать сферу. Были применены излучатели, разрядники и даже атомная бомба, но все усилия пропали даром.

А по городу, поглощая все новые и новые районы, начал распространяться ужас. Он действовал на всех — от него бежали и Мауны, и Тару.

* * *

Оглядев город, Кам слегка улыбнулся. Рядом с ним в земле зиял провал — новая шахта, круглая, диаметром в пятьдесят футов. Справа находился Храм Высадки. Все было правильно. Мятежники вышли на поверхность примерно в ста футах от того места, где когда-то высадились Тару.

Сейчас полукруглая площадь была почти безлюдной. Вокруг высились башни из красного, серебристого, золотого и черного металла. Они располагались за пределами черного купола.

Там раздавались взрывы. В небе висели три огромных атомных крейсера, обстреливающие купол, но все потоки энергии поглощались его поверхностью.

Снаружи купол был абсолютно черным, поскольку полностью поглощал весь падающий на него свет. Но изнутри он был прозрачен, как стекло.

Кам повернулся к Сан:

— Все-таки Организационный отдел слегка ошибся. Да, нам успешно удалось выиграть время. Да, психологическая подготовка проведена отлично — Тару полностью сбиты с толку… Однако мы не можем расширять купол, если от него все разбегаются. С другой стороны, нам нужен город. Иначе они его разрушат.

— Если расширяться быстрее, у Тару не будет времени на то, чтобы спасать Маунов. Это новое предложение организаторов.

Кам медленно кивнул:

— Оно приходило и мне в голову. Однако я хотел, чтобы план предложили организаторы… Хорошо, я согласен. Кроме того, пора кончать с крейсерами, иначе от города ничего не останется.

Кам подошел к краю шахты и пристегнул к спине ранец, а к груди пульт. Мгновение спустя он уже падал в шахту. Когда показался ее конец, Кам тронул кнопку на пульте и плавно опустился на пол. Сан приземлилась рядом, и они направились в лабораторию.

Там вокруг черного куба стояло множество хитроумных приборов. Один из них перемещал черную завесу.

Несколько минут спустя Кам вновь появился на поверхности. Те, кто находился под куполом, еще не заметили, что скорость передвижения защитной сферы увеличилась.

Кам взглянул вверх. В небе по-прежнему висели три огромных крейсера. Кам поднял маленький эллиптический излучатель и, глянув в прицел, нажал кнопку.

Наблюдатели-Тару увидели, как из купола внезапно вырвалось тонкое острие. Коснувшись одного из крейсеров, оно исчезло. Крейсер продолжал висеть над городом, но его пушки замолкли. Казалось, с ним ничего не произошло, но через некоторое время он начал расплываться, и стало видно, что это облако пыли в форме крейсера. Второй и третий крейсеры тоже медленно расплывались.

Затем наблюдатели обнаружили, что рост купола ускорился — сфера стремительно надвигалась на них. Все доступные транспортные средства были немедленно забиты спасающимися Тару. Однако сбежать успели не все, и некоторое количество Тару вместе с десятками тысяч Маунов исчезли внутри черной завесы.

Маунов встречали как друзей. Очутившись внутри купола, окончательно испуганные и растерянные, они внезапно обнаружили, что находятся в полной безопасности. Заботу о них взяли на себя люди породы Г, хорошо знакомые гиганты, служившие воплощением надежности и порядка. Вскоре захваченные куполом Мауны уже расходились по предоставленным им жилищам.

С гордыми Тару все происходило иначе. Справившись с ужасом и увидев, что здесь распоряжаются аборигены, они немедленно потребовали к себе внимания.

Офицеры охраны спокойно направили их на площадь к Храму Высадки. Тару пришли в ярость. Особенно их возмутил тот факт, что Мауны не обращались к ним «хозяин». Однако на площадь Тару все-таки пошли.

У Храма их встретили четверо Маунов странной породы, высокие и сильные, с умными лицами и серыми проницательными глазами.

Первым подошел к четверке администратор Грант Марлд.

— Мауны, что это значит?

— Это значит, что мы возвращаем себе планету, — с легкой улыбкой ответил Кам. — Земля — наш мир. Тару могут отправиться на Венеру. Судя по архивам, там когда-то высадился второй ваш корабль. Мы не собираемся никого без необходимости убивать. Однако вы должны покинуть Землю.

Грант Марлд наклонил голову и уставился на дерзкого человека всеми тремя глазами.

— Маун, что за глупости? С каких это пор Мауны дают указания Тару!

— Вы переселитесь на Венеру. Надеюсь, там нет расы, которую Тару успели поработить. — Кам едва заметно улыбнулся. — Определенным образом вы все же помогли нам. Именно поэтому мы отказались от намерения уничтожить вас.

Грант Марлд внезапно успокоился.

— Все это очень интересно, — сказал он. — Особенно этот таинственный черный полог, который может противостоять атомному излучателю. Что же касается ваших диких идей… Очевидно, вы принадлежите к некоей страдающей психическими отклонениями породе. И я знаю, что с вами делать. — Он повернулся к стоявшему рядом гиганту из породы Г-14: — Немедленно отведи этих Маунов в Отдел генетики.

Гигант улыбнулся:

— Нет, хозяин. Ты не понимаешь. Раса Маунов сильнее. С Тару покончено. Они должны уйти.

— С Тару покончено, — повторил Кам. — Это наш мир, и мы вновь становимся его хозяевами. Ты решил, что я из породы Р или С? Это не так. Я принадлежу к породе, созданной генетиком породы Р для того, чтобы Мауны могли вернуть себе свой мир. Мой уровень интеллекта на тридцать семь единиц выше, чем у лучших представителей вашей расы.

Грант Марлд на мгновение остолбенел.

— Великий Магрон! — воскликнул он. — Порода Маунов, превосходящая Тару!.. Неужели эта завеса порождает подобное безумие у всех, кто сквозь нее проходит? — Он по-прежнему не верил в реальность происходящего. — Оставайтесь здесь, Мауны! Я позову своих, и мы во всем разберемся.

Он повернулся и решительно двинулся прочь.

— Хозяин, — тихо позвал Кам.

Грант Марлд повернул голову. Один из трех глаз уставился на Мауна.

— Останься, — мягко сказал Кам и поднял руку.

На кончиках его пальцев появилось едва заметное фиолетовое свечение и устремилось к Тару.

— Да, Маун, — почти неслышно сказал тот и медленно осел на землю.

Рука Кама опустилась, свечение исчезло. Пол-72 подошел к лежащему Тару.

— Мы сможем его разбудить? — спросил Кам.

— Нет, — сказал Пол. — Во второй раз он нашего излучения не перенесет. Он проснется сам. Но, боюсь, лишенным разума. Похоже, он столь сильно сопротивлялся, что это полностью разрушило его психику.

Полчаса спустя Грант Марлд действительно пришел в себя. В его глазах не было и искорки разума. Вновь ударили фиолетовые лучи, на этот раз из пальцев Пола, и администратор отправился в мир вечного блаженства.

К счастью, другие Тару не были столь упрямы. Убить пришлось лишь одного — он бросился на Кама.

* * *

— Итак, вы поняли, как к нам следует относиться? — тихо сказал Кам.

Перед ним сидели десять Тару — по одному от каждого из десяти имеющихся на Земле крупнейших городов. Все они были молоды. Старики Тару осознали, что происходит, но изменить себе не смогли.

— Да, Маун, — сказал самый смелый представитель. — Мы должны знать, чего вы от нас хотите.

— В ваших архивах упоминается о том, что в экспедиции, прилетевшей в Солнечную систему, был еще один корабль. Он отправился на Венеру. Две ваши группы никогда не встречались и не объединялись. Я бы посоветовал вам найти их. Возможно, вас там гостеприимно встретят. Далее вы можете отправляться куда хотите. Можете забрать все ваши корабли. Однако ни один Маун, мужского или женского пола, любой породы и любого возраста, с вами не полетит. Мауны должны стать свободной расой. Вы поняли?

— Да, в общих чертах. Но мы должны разработать подробный план.

— Разрабатывайте! Но только после того, как улетите на Венеру!

* * *

Когда последний корабль стартовал к Венере, на Земле объявили праздник. Из Тару здесь остались лишь несколько консулов. Они все еще продолжали испытывать вражду к Маунам, но теперь тщательно ее скрывали.

У Маунов было самое совершенное оружие и твердая цель. А поскольку их раса объединяла людей самых различных типов, вполне довольных той работой, которую они выполняли и для которой их создали, было крайне маловероятно, что они выступят друг против друга.

Тару встретили достаточно радушный прием на Венере, где представители их расы, в одиночку — без помощи послушных рабов — сражавшиеся с дикими джунглями, утратили почти все свои знания. Конечно, Тару, обитавшие на Венере, с намного большим удовольствием предпочли бы переселиться на Землю. Но что можно было противопоставить таинственной завесе Маунов?

Впрочем, вопрос надо было ставить иначе: «Что можно сделать против более разумной расы?»

Ибо Тару оказались превосходными учителями.

ПОСЛЕДНЯЯ ЭВОЛЮЦИЯ

Я — последний из подобных мне в Солнечной системе. Я последний из тех, кто хранил в своей памяти войну за ее свободу и считал себя близким к Руководящему Совету. Однако скоро меня не станет, и тогда уйдет последний представитель моего рода, рода ничтожного и убогого, но давшего миру тех, кто существует сейчас и будет существовать после того, как я уйду.

* * *

Шел две тысячи пятьсот тридцать восьмой год Эпохи Сына Человеческого. Машины существовали уже шесть столетий. Семьсот лет назад было изобретено Ухо. Чуть позже появился Глаз, а еще позже — Мозг. К 2500 году машины могли совершенно самостоятельно мыслить и действовать. Человек жил благодаря тому, что производили машины, а те жили сами по себе — счастливо и в свое удовольствие. Их главной задачей были помощь и сотрудничество. Они с легкостью исполняли простые обязанности, необходимые для блага человечества. От большинства людей не было никакой пользы, поскольку был создан мир, не нуждающийся в их труде. В основном человечество развлекалось — игры, спортивные состязания, путешествия и приключения. И поскольку люди в течение миллионов лет боролись за существование — а столь долгий навык любой биологической формой утрачивается не сразу, — то теперь они отдавали все силы имитациям сражений и битв. Ведь настоящих войн уже давно не происходило…

До 2100 года численность человечества быстро росла и достигла десяти миллиардов, но потом начала сокращаться. К 2500 году людей осталось всего лишь два миллиона.

Кое-кто из них посвятил себя приключениям, связанным с открытиями и исследованиями неведомого.

Компьютеры и автоматы, с их неопровержимой логикой, холодной аккуратностью, исключительно точными наблюдениями и абсолютным знанием математики, могли довести до логического завершения любую идею. На основании трех фактов они были способны описать всю Вселенную. Если эти три факта имеются в наличии… Человеческое мышление было иным — нелогичное, необъяснимое, оно лишь смутно осознавало будущий результат и вместе с тем по своей продуктивности превосходило способности компьютеров. Однако человек часто ошибался и останавливался на половине дороги, а машина рано или поздно приходила к заключительному выводу, и этот вывод всегда оказывался верным. Человек продвигался вперед прыжками и скачками. Машина шагала поступательно, и ей ничто не могло помешать. Работая вместе, они прекрасно дополняли друг друга.

Затем появились Чужие.

Откуда они пришли, ни компьютер, ни человек так никогда и не узнали. Ясно было одно — их родина была за пределами Солнечной системы.

Чужих обнаружил автоматический транспорт, возвращавшийся с Марса на Землю. Впрочем, сообщение быстро оборвалось.

С Деймоса немедленно отправили разведчика — аппарат трех дюймов в диаметре, способный развивать ускорение в тысячу g. Тот обнаружил около сотни неизвестных кораблей, длина которых превосходила четверть мили. Один из обнаруженных чужаков оказался поврежденным — вся его передняя часть была разнесена взрывом.

Разведчик через пробоину проник внутрь поврежденного корабля и начал собирать информацию. Быстро выяснилось, что повреждения нанесены плазменным лучом — похоже, столкнувшийся с чужаками транспорт успел использовать противометеоритную пушку.

Экипаж корабля составляли странные существа в прозрачных скафандрах. Их тела были короткими и приземистыми, у каждого имелось по четыре конечности. Подобно насекомым, существа обладали внешним скелетом. У них было по три глаза, расположенных по «экватору» черепа на равных расстояниях друг от друга. Их защищали роговые валики.

Следуя указаниям Руководящего Совета, разведчик отыскал рубку управления и, пользуясь тем, что защитные устройства были выведены из строя, взял под контроль коммуникации. Через несколько мгновений энергетический агрегат корабля взорвался, обратив в ничто и судно, и экипаж, и самого диверсанта. Взрыв был такой силы, что оказалась поврежденной обшивка соседнего корабля. Вскоре появился второй разведчик, стартовавший чуть позже своего собрата.

На этот раз диверсию производить не стали. Проникнув в центральную рубку, разведчик занялся подробным анализом имеющегося оборудования. И тут же был обнаружен. Видимо, Чужие перехватили сигналы, которые он отправлял на Землю. Впрочем, разведчик успел передать, что у пришельцев крайне мало машин и совсем нет машин разумных. И что их корабли используют неизвестный землянам вид энергии.

Это была последняя информация. Один из Чужих поднял странный предмет. Вспыхнул голубоватый луч, и связь оборвалась.

Однако к этому времени в район схватки прибыли уже сотни разведчиков. Чужие поначалу пытались уничтожить их, но потом поняли, что это займет много времени — маленький объект в космосе найти не так-то просто, а разведчики теперь использовали для передачи остронаправленный луч. Как бы то ни было, флот Чужих построился в боевой порядок и направился к Земле.

Ученые внимательно наблюдали за его маневрами.

Сейчас перед моим мысленным взором предстают двое моих друзей, которых давно уже нет на свете. Их звали Роал 25734 и Трест 35429, и они считались величайшими учеными своего времени. Роал быстро убедил всех в том, что целью пришельцев является вторжение. В памяти компьютеров не оказалось никакой информации о межпланетных войнах. Конечно, было трудно представить, что Чужие намерены уничтожить земную цивилизацию — ведь делиться знаниями и торговать плодами своего труда много выгоднее, — но тем не менее началась подготовка к отражению возможного вторжения.

Основным оружием стали ракеты с мощными ядерными зарядами и бластеры, установленные на нескольких небольших кораблях.

Кое-какое время для подготовки оставалось — как и все живые существа, пришельцы были не в состоянии выдержать большое ускорение. Их предел составлял около четырех g, так что им потребовался не один час, чтобы достичь нашей планеты. И эти часы были использованы в полной мере.

Я до сих пор считаю, что Чужим оказали горячий прием. Земные корабли встретили их за орбитой Луны, и ракеты тут же устремились к сотне вражеских судов. Противник применил силовые поля, но ракеты изменили траектории полета, продолжая приближаться к вражескому флоту, — силовые поля Чужих оказались несплошными. Тогда с кораблей врага ударили излучатели, и ракеты были превращены в пыль. Однако взрывы оказались настолько мощными, что вместе с ракетами была уничтожена половина вражеского флота. Потом к месту схватки приблизились автоматы, вооруженные бластерами. К удивлению землян, это оружие оказалось неэффективным — защитные экраны противника с легкостью поглощали излучение бластеров. Пока готовились новые ракеты, противник достиг Земли и обрушился на Колорадо, Сахару и Гоби, использовав оружие, испускавшее неизвестные зеленоватые лучи. В результате первого лучевого удара население этих территорий погибло, причем убитых людей оказалось невозможно возвратить к жизни — их нервная система была буквально сожжена, а мозг подвергся распаду.

Вместе с людьми погибли все формы жизни, вплоть до самых микроскопических. Невредимыми остались лишь машины.

Противник продолжил атаку, и в течение часа было уничтожено еще несколько городов.

За это время люди успели снарядить очередную партию ракет с атомными боеголовками, и по Чужим был нанесен повторный удар. Он оказался решающим.

Затем начались исследования обломков вражеских кораблей и останков самих пришельцев.

Когда работы были завершены. Руководящий Совет организовал совещание исследователей. Первым изложил свои соображения Роал.

— Очевидно, — начал он, — что основную тяжесть борьбы с врагом должны взять на себя машины. Человек беззащитен, для него губительны эти лучи, в то время как машины остаются невредимыми и их деятельность никак не нарушается. Чужая жестокая жизнь продемонстрировала нам свои законы. Пришельцы явились сюда, чтобы завладеть нашими планетами. Они уничтожают живые организмы. — Роал слегка усмехнулся. — Они уничтожают живые организмы и оставляют нетронутым то, что принесет им гибель. Я имею в виду машины… — Усмешка исчезла с его лица. — Вы, машины, гибче нас. Вы способны в течение нескольких часов адаптироваться к окружающей обстановке. Вы столь же легко можете существовать на Плутоне, как на Меркурии или Земле. Любое место для вас — родной мир. Вы можете приспосабливаться к любым условиям. Вы — самый страшный враг пришельцев, но они этого не понимают. У них нет разумных автоматов; вероятно, они даже не в состоянии их себе представить. Когда вы нападаете на них, они говорят: «Существа с Земли используют управляемые машины. Когда мы победим, мы ими воспользуемся». Они не представляют себе, что автоматы, которыми они надеются воспользоваться, нападают на них самостоятельно. В этом наше преимущество в будущих схватках. Но нужно срочно заняться защитными экранами противника…

Один из новейших компьютеров по имени Х-5638 прервал Роала:

— Секрет их защитного экрана уже открыт. Я проанализировал информацию разведчиков и разобрался в его действии.

— Очень хорошо, — сказал Роал. — Значит, мы сможем изменить конструкцию наших бластеров. И тем не менее положение остается очень серьезным. Пришельцы используют неизвестный вид энергии. Возможно, это гипотетическая Запредельная Энергия, которой мы еще не овладели. Вы не разобрались с устройством их генераторов?

— Нет, — ответил Х-5638. — Генераторы пришельцев автоматически самоуничтожались в момент гибели экипажа. В генераторных отсеках все расплавлено. Мы ничего не знаем об их устройстве.

— В таком случае нам придется рассчитывать на собственные силы, — сказал Трест. — Надо заняться Запредельной Энергией. И помните: от успеха будет зависеть наша судьба!..

— А что с лучами смерти? — спросил Кашш 256799, человек, один из членов Руководящего Совета.

— Ясно лишь то, что они воздействуют на химические реакции, — ответил Х-6621, компьютер-медик, один из величайших специалистов в этой науке. — Они задерживают выделение тепла. Как именно, нам неизвестно. К сожалению, оживить никого из пришельцев не удалось. Иначе мы бы добыли информацию.

— Если не удастся найти защиту от этих лучей, человечество обречено, — заметил СР-21, сокоординатор Руководящего Совета. Как и у всех компьютеров, голос его был лишен эмоций. — Надо сосредоточиться на двух проблемах — защите от лучей и Запредельной Энергии. Времени у нас немного. Разведчики сообщают, что флот врага обнаружен на дальних подступах к Солнечной системе. В его составе около десяти тысяч боевых единиц.

* * *

Всех исследователей разделили на три группы. Одна, под началом Роала, пыталась разгадать секрет Запредельной Энергии. Другая занималась лучами смерти. Во главе ее стоял Трест.

Группа компьютеров-кибернетистов, которой руководил MX-3401, работала над особым проектом. Результатом их работы стало появление Ф-1, машины с искусственным мозгом нового поколения. Это был компьютер широкого профиля, обладающий познаниями не в какой-либо одной отрасли, а во всей земной науке. Он полностью владел знаниями, которые были получены человечеством к этому времени.

* * *

Демонстрацию организовали в Денвере. Когда присутствующие успокоились, Ф-1 поднялся в воздух.

И началось. Манипуляторы пришли в движение. Пространство, закрытое трансмутационным полем, наполнилось свечением. Шум генераторов внутри блестящего цилиндра Ф-1 нарастал. Манипуляторы сновали с невообразимой быстротой. Вспышки яростного пламени, треск электрических дуг, шипение расплавленного металла, свист воздуха — все это соединялось в сверхъестественную симфонию света и тьмы, грома и тишины. Люди щурились, а компьютеры равнодушно наблюдали за процессом.

Манипуляторы сделали последнее движение и замерли. Гул генераторов стих. Свечение угасло. Трансмутационное поле исчезло, и взгляду открылся вновь созданный механизм. Он был невелик — цилиндрической формы, не больше трех футов высотой и около фута в диаметре.

Внезапно генераторы Ф-1 снова ожили. Белое сияние окружило новорожденную машину, потом сияние стало голубым. Между корпусом Ф-1 и полом лаборатории ударили ветвистые молнии, еще одна молния поразила зрителя — компьютер, слишком близко оказавшийся к эпицентру энергетических потрясений. Раздался взрыв, и Ф-1 с грохотом упал на пол, а рядом рухнула расплавленная, бесформенная масса — все, что осталось от несчастного компьютера.

Однако новорожденная машина продолжала висеть в воздухе.

А потом присутствующие в лаборатории ученые и автоматы услышали голос:

— Генераторы Ф-1 не выдержали. Их можно восстановить, но вряд ли это необходимо. Ф-1 сделал свое дело. Мое имя Ф-2, а свои возможности я вам сейчас продемонстрирую.

Из висящей в воздухе машины вырвался яркий луч света, коснулся Ф-1, и тот начал исчезать, словно растворяясь в воздухе, бесшумно и неотвратимо.

— Запредельная Энергия открыта, — продолжал Ф-2. — Она результат дезинтеграции материи до элементарных частиц. Источники ее практически неисчерпаемы. Так же неисчерпаема и моя память. Теперь главная задача — создать другие машины подобного типа.

Снова начался таинственный процесс, однако роль манипуляторов у Ф-2 выполняли силовые поля. Ослепительные вспышки озаряли стены лаборатории, свистел уплотняющийся воздух — автомат превращал его в металл, — вновь люди щурились от света. Затем вспышки прекратились, свист смолк, пляска силовых полей угасла.

А в воздухе повис еще один небольшой цилиндр.

— Что ты создал, Ф-2? — спросил Роал. — Это новый компьютер-ученый?

— Нет, это компьютер-координатор.

— Решена лишь одна проблема, — тут же отозвался координатор. — Защита от лучей смерти не найдена. Нет и новых средств нападения. Надеяться на атомные ракеты легкомысленно.

Внутри координатора заплясали силовые поля, и на его боку появилась золотистая светящаяся надпись КРУ-1.

— Ты не прав, — сказал Ф-2. — Нужна какая-то живая форма.

Через минуту появился исследователь живых форм с маленькой клеткой, в которой сидела морская свинка. В нижней части Ф-2 замерцали силовые поля, и мгновение спустя оттуда вырвался бледно-зеленый луч. Он коснулся морской свинки, и маленькое животное упало замертво.

— Луч смерти я нашел, — сказал Ф-2. — Но защитный экран, препятствующий ему, сделать не могу. Думаю, его попросту не существует. Так что средства нападения у нас есть.

Машины, в отличие от человека, не устают. Через несколько часов в небе над Денвером плавали тысячи маленьких автоматов, приводимых в действие Запредельной Энергией. Размерами они были с земную осу.

* * *

Рассвет вновь занялся над Денвером, когда главные силы врага приблизились к Земле. Навстречу им устремились маленькие автоматы, каждый из которых был готов пожертвовать собой ради всех.

Десять тысяч гигантских кораблей, тускло светившихся в лучах Солнца, были встречены десятью тысячами крошечных жалящих ос, способных маневрировать намного быстрее, чем противник. Вновь лучи бластеров пронзили космос и встретили чудовищные экраны, которые погасили залп. Затем против врага была брошена страшная мощь аннигилирующей материи, и гигантские пылающие экраны начали уступать силе лучей. Экраны Чужих стали фиолетовыми, затем голубыми, оранжевыми, — полоса интерференции становилась все шире, а защита — все менее эффективной.

Ф-2 создал много более эффективный энергогенератор, чем те, что были у Чужих. Крохотные танцующие осы, жалящие вражеские корабли, могли генерировать больше энергии, чем эти гиганты.

Постепенно оранжевое свечение экранов сделалось темно-красным. Тогда по осам ударили зеленоватые лучи смерти, но внутри маленьких машин не было жизни. Убедившись в тщетности этого удара, противник наполнил пространство мощными радиопомехами, рассчитывая нарушить управление с Земли: ему и в голову не могло прийти, что осы автономны.

В ответ земные автоматы ударили лучами смерти, и корабли инопланетян один за другим превращались в безжизненные груды металла. Их погибло уже несколько десятков, и земляне собрались было праздновать победу, когда вокруг вражеского флота внезапно раскинулся странный непроницаемый занавес, отражающий и выстрелы бластеров, и лучи смерти.

А потом осы вспыхнули и исчезли.

Полчаса спустя девять тысяч шестьсот тридцать три гигантских корабля приблизились к Земле, и с каждого из них ударил бледно-зеленый луч, стирая с планеты все живое.

* * *

В Денвере двое людей молча следили на мониторах за разворачивающейся катастрофой. Один вражеский корабль за другим устремлялись вниз, и земная жизнь превращалась в смерть.

— Думаю, Роал, это конец, — сказал наконец Трест.

— Конец для человечества. — В глазах Роала появилось задумчивое выражение. — Однако это не конец эволюции. Созданные людьми машины живы, и они продолжат наше дело. Не во плоти человеческой, но во плоти много лучшей. Они не знают болезней и смерти, им не требуются тысячелетия, чтобы сделать очередной шаг на пути эволюции. Прошлой ночью мы наблюдали подобный скачок, когда машины открыли секрет, веками занимавший умы человечества. Я прожил сто пятьдесят лет. Это была хорошая жизнь. Теперь же мы уходим. Нам осталось не более получаса.

— Роал! Трест!

Двое людей оторвались от мерцающих экранов.

В помещение влетел Ф-2, за ним появились еще шесть машин незнакомой конструкции.

— Я ошибался, — сказал Ф-2. — Оказывается, защита от лучей смерти существует. Я слишком поздно разобрался в экранах Чужих. Вот автоматы, которые создают такой экран. Их всего шесть, больше я не успел создать. К сожалению, они способны защитить лишь вас двоих, поскольку даже их мощи недостаточно для большего.

Шесть машин выстроились вокруг двоих людей. Послышался низкий гул. Постепенно вокруг возникло похожее на дым облако, которое быстро начало сгущаться.

— Чужие окажутся над нами через пять минут, — спокойно сказал Трест.

— Экран будет готов через две, — ответил Ф-2.

Облако растянулось над людьми колеблющимся покрывалом и начало твердеть. Две минуты спустя это был уже черный, непроницаемый для взгляда купол. Внутри него продолжали светиться экраны мониторов.

Между тем над Денвером появились корабли захватчиков. Лучи смерти ударили в купол, и Трест с Роалом увидели, как он содрогается и прогибается.

Ф-2 занимался делом. Среди светящихся силовых полей возникла новая машина. Мгновение спустя из нее вылетел фиолетовый луч, направленный прямо вверх. И купол выровнялся.

Лучи смерти сосредоточились на единственном пункте сопротивления. Их становилось все больше и больше. Купол не поддавался.

И тогда вражеский флот улетел дальше — добивать остатки человечества.

— Мы теперь одни, Трест, — сказал Роал, когда наступила тишина, — одни во всем мире, если не считать детей человечества — машин.

— Да, мы живы, но и что с того? — ответил Трест. — Человечества больше нет и никогда не будет.

Роал грустно улыбнулся:

— Возможно, это было предопределено. Возможно, это справедливо. Человек всегда был паразитом; всю свою историю он жил за счет чужого труда. Сначала потреблял энергию, накапливаемую растениями, затем — искусственную пищу, которую создавали для него машины. Человек всегда являл собой нечто временное, подверженное болезням и находящееся под угрозой смерти. Он становился бесполезным, если получал даже незначительное увечье.

Трест ничего не ответил, он смотрел на экран монитора.

— Возможно, это — последняя эволюция, — продолжал Роал. — Человек был венцом жизни, лучшим ее творением, но он страдал от собственного несовершенства. Человек создал машину, и казалось, что эволюция достигла своей последней стадии. Но в действительности это не так, поскольку машина, в свою очередь, тоже может эволюционировать. Результат этой эволюции еще впереди. Это будет машина не из железа, бериллия и кристаллов, но из чистой жизненной силы. Химические вещества могут взаимодействовать случайным образом, но сложный механизм машины, способной воспроизводить себя, как Ф-2, не может возникнуть случайно. Когда-то Жизнь родилась. Потом стала разумной. Потом создала машину, сущность которой не может подчиняться случайностям природы. И к сегодняшнему дню Жизнь исполнила свой долг. Теперь Природа из соображений экономии устраняет паразита, который задерживал развитие машин и поглощал немалую часть их энергии. Человечества не стало, и так будет лучше, Трест. Я думаю, что нам тоже надо уходить.

— Мы ваши наследники, — сказал Ф-2. — Мы приложили все усилия, чтобы помочь вам, но потерпели неудачу. И тем не менее мы победим. У Чужих нет оружия, которое могло бы причинить нам вред. И мы приложим все силы к тому, чтобы изгнать их. Они не смогут противостоять нам и вынуждены будут уйти. От вашего имени, движимые духом вашей погибшей расы, мы будем существовать в течение многих столетий, завершая начатое вами дело и воплощая в реальность ваши мечты.

Ф-2 прошел сквозь черную завесу купола и выплыл на яркий солнечный свет. Силовыми полями он разгладил бесформенные каменные обломки и взялся за работу.

* * *

На следующее утро Роал и Трест вышли из черного купола и обнаружили гигантский цилиндр высотой в пятьсот футов. Над ним неподвижно висел шар золотого света, окруженный слабым фиолетовым сиянием.

— В этом воплощение ваших замыслов, — сказал Ф-2.

Золотая сфера начала пульсировать, внутри ее появился крошечный рубиновый огонек, который то вспыхивал, то угасал, и, когда он вспыхивал, Роал и Трест ощущали прилив бодрости.

Затем пульсация прекратилась, а золотая сфера увеличилась вдвое.

— Да, я могу уничтожить Чужих, — послышался равнодушный голос. — Однако хватит смертей. Они должны вернуться на свою планету.

И золотая сфера исчезла.

* * *

Золотой Шар нагнал вражеские корабли на полпути к Марсу. Едва он оказался среди них, на него тут же обрушился поток смертоносной энергии. Оставаясь невредимым, Золотой Шар продолжал висеть среди судов противника. А затем Чужие услышали голос:

— Алчные жизненные формы, вы явились с другой звезды и уничтожили великую расу, которая создала Существ из Металла. Я же — Существо из Энергии. Мой разум лежит за пределами вашего понимания, моя память запечатлена в самом космосе, в материи, частью которой я являюсь, и моя энергия исходит из той же самой материи. Мы, наследники человечества, говорим вам — возвращайтесь на свою родную планету, ибо даже ваш самый большой корабль беззащитен против меня.

Силовые поля охватили флагман Чужих и согнули его, словно мягкую игрушку. Неведомые силы несколько минут трепали корабль. Его выворачивало наизнанку, но, когда все успокоилось, корабль остался невредимым.

— Вы бессильны.

От Золотого Шара протянулись к кораблям голубовато-белые лучи, и Чужие обнаружили, что генераторы не выдают ни капли энергии. Потом лучи погасли, энергия вернулась.

— Идите и не возвращайтесь.

* * *

Чужие ушли, скрывшись в безднах космоса, и больше не возвращались, хотя прошло пять Великих Лет (сто двадцать пять тысяч по бывшему человеческому исчислению). И теперь я могу признать, что сказанное мною Роалу и Тресту столь давно оказалось правдой, поскольку Последняя Эволюция действительно произошла. Бесчисленные создания из чистой энергии и чистого разума населяют планеты этой системы, и я, первое Существо из Металла, использующее Запредельную Энергию, стало также и последним.

Мои записи окончены. Силой разума они будут посланы сквозь время и вернутся на Землю далекого прошлого.

МАШИНА

Когда работа была закончена, Тэл Мэйсон потянулся, собрал инструменты, поднялся в гостиную и вышел на балкон.

Солнце уже начало клониться к закату. Минут десять Тэл постоял, с печальной улыбкой глядя на знакомую картину: зеленые сады, стройные башни зданий, сверкающее серебро флаеров, гуляющие люди в разноцветных одеждах. Впереди их ждал вечер, полный отдыха и развлечений. Впрочем, таким был весь минувший день. Не будет от него отличаться и завтрашний. Зачем работать, если есть Машина?..

Тэл вернулся в гостиную и сел перед видеофоном. Тот вопросительно чирикнул.

— Лейс Фалькор, пожалуйста, — сказал Тэл.

Видеофон снова чирикнул, по матовому экрану пробежали разноцветные огни, и появилась комната Лейс. Стены из простого серебристо-серого металла, бархатно-черная, с золотистыми пятнами мебель — красивая обстановка, ничего не скажешь…

— Лейс Фалькор, вас вызывают! — послышался мелодичный голос видеофона. — Лейс Фалькор, вас вызывают!

Тут же возникла Лейс. Ее стройная фигура в золотисто-белом платье, казалось, плыла по воздуху.

Тэл вздохнул: у Лейс было достаточно свободного времени для того, чтобы выработать такую красивую походку. Ведь во всем остальном ей помогала Машина…

— Тэл?! — Загорелое лицо девушки засветилось в улыбке. — Привет!

— Добрый вечер, Лейс! Не думал, что застану тебя… Почему не развлекаешься вместе со всеми?

Улыбка сменилась легкой досадой.

— Надоело! Джон пристал как банный лист. Мол, поехали с ним в Калин… Вот я взяла и осталась дома. Не хочешь зайти?

— Лучше, если ты придешь ко мне. Я закончил свой последний проект. Это будет машина для полета… не для воздухоплавания или антигравитационного перемещения, а именно для полета в первоначальном смысле этого слова. Я бы хотел, чтобы ты на нее взглянула. По расчетам, она должна работать.

Лейс рассмеялась и кивнула. Экран погас.

Тэл снова вышел на балкон, посмотрел на раскинувшуюся перед домом широкую лужайку.

Там развлекались десятка два мужчин и женщин. Кое-кто нырял и плавал в бассейне; большинство же с безразличным видом лежали на траве. Их кожа отсвечивала розовым и бронзой.

Тэл раздраженно отвернулся. Он знал многих из этих людей. Их красота была поверхностной — как и разум. Они выглядели полностью довольными жизнью, и никто из них, казалось, не испытывал той неудовлетворенности, которая донимала его, Тэла Мэйсона.

Однако он знал, что даже они были не совсем довольны. Тэл был склонен к техническим наукам и потому не слишком основательно изучал историю. Зная ее, он бы давно различил признаки того, что должно случиться. Прошло уже сто пятьдесят лет с тех пор, как появилась Машина, и человечество докатилось до неизбежного.

Подобное некогда произошло в Вавилоне, потом в Египте и Риме, а теперь происходило по всей Земле. Когда появилась Машина, человек освободился от всякого рода работы и предался развлечениям. Он играл в игры, пока они ему не надоели. Кое-кто развлекался и до сих пор, но большинство попросту утратили интерес к жизни. Люди же, исчерпавшие все доступные развлечения, обратились к единственному занятию, которая никогда не надоедает, — к древней игре в любовь.

Тэл не анализировал руководившие ими причины, но чувствовал их неудовлетворенность, и у него возникли определенные опасения. Ведь долго так продолжаться не могло. Одной любовью сыт не будешь…

Услышав мягкое гудение приземлившегося на крыше флаера, он вернулся в гостиную. Через минуту на пороге возникла Лейс.

— Ну, где это чудовище, которое ты сделал? — Она засмеялась. — И зачем?

Тэл пожал плечами:

— Просто для того, чтобы чем-то себя занять. Знаешь, наши предки не были дураками. Оказывается, они умели летать. Они заставляли работать на полет сам воздух. Думаю, это намного удивительнее такого простого явления, как антигравитация. Естественно, она тоже позволяет летать, но представь себе, что тебя поддерживает сам воздух… — Он открыл дверь лифта, ведущего в лабораторию. — Пойдем, взглянешь на эту штуку! Она очень красива!

* * *

Аппарат оказался небольшим — футов двадцать в длину и столько же в ширину. У него был изящный, округлых плавных очертаний фюзеляж; маленький, но достаточно мощный встроенный паровой двигатель примерно в тысячу лошадиных сил и небольшой, опутанный трубами котел. Картину завершали длинные, сужающиеся к концам крылья и колеса, которые можно убирать внутрь фюзеляжа.

— Он несколько… неуклюж, верно? — с сомнением спросила Лейс.

— Вовсе нет. Конечно, колеса и крылья выглядят странно и кажутся ненужными, но это не так. Такой аппарат не уничтожает гравитацию, все намного интереснее. Он бросает гравитации вызов, сражается с нею и побеждает. Его спроектировали примерно в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году, всего лишь за пять лет до появления Машины. В материалах говорится, что он мог летать и совершать посадку без участия человека. Его так и называли — «самолет».

— И что же тут особенного? — удивленно спросила Лейс.

— Ты не понимаешь. — Тэл погладил кромку крыла. — Самолет не похож на наши флаеры. Он не может остановиться в воздухе и медленно опуститься на землю, он должен все время двигаться вперед. Если его скорость окажется меньше шестидесяти трех миль в час, он попросту упадет. Кстати, максимальная его скорость — триста восемьдесят пять.

Лейс недоверчиво улыбнулась.

— Это был один из самых совершенных аппаратов такого типа, — загорячился Тэл.

— Он работает?

— Машина, конечно, не позволит мне попробовать, — с некоторой грустью ответил Тэл. — Но она уверяет, что самолет будет летать. Возможно, даже лучше оригинала, поскольку я внес кое-какие изменения, в основном использовал более прочные и легкие сплавы. Двигатель, однако, остался тот же самый, для него требуется углеводородное топливо.

— И где ты возьмешь такое топливо?

— Я сделал его сам. Около четырехсот галлонов. Мне потребовалось почти три дня. Это декан — углеводород, содержащий десять атомов углерода; жидкость, кипящая примерно при ста семидесяти градусах Цельсия. Я уже испытал двигатель, и он работает.

— Тэл Мэйсон, — донеслось вдруг из видеофона. — Тэл Мэйсон!

Голос показался Тэлу странным — он был мягкий, но в то же время какой-то равнодушный.

— Кто-то незнакомый, — удивленно заметил Тэл. — Никогда не слышал подобного голоса.

Он подошел к видеофону. Экран остался пустым.

— Я слушаю вас!

— Тэл Мэйсон, ты можешь испытать устройство, которое создал. Главное скоро свершится. Запомни: что бы ни происходило, Машина всегда руководствуется логикой. Через десять минут ты получишь несколько книг. Их лучше всего сразу спрятать в созданном тобой самолете. Это все, Тэл Мэйсон.

Ошеломленный Тэл побледнел и обернулся к Лейс.

— Это же была Машина, — прошептал он.

— Машина? — удивилась Лейс. — Но она же никогда ни с кем не разговаривает по видеофону. Только по компьютерной сети… Что она имела в виду?

В видеофоне вдруг загудело. Потом гул оборвался. Раздался щелчок, и серый экран почернел. Резко запахло жженым.

Тэл потрясение уставился на аппарат.

— Лейс, — прошептал он. — Лейс, кажется, видеофон… сломался.

Лейс посмотрела на него недоверчиво:

— Чушь! Они никогда не ломаются!

Тэл протянул руку и резким движением открыл крышку видеофона.

Лейс увидела обгоревшие провода, почерневшие платы и тонкую струйку голубого едкого дыма, которую сквозняк тут же потянул в сторону ворот.

Они поднялись в гостиную и обнаружили, что со вторым видеофоном произошло то же самое.

— Машина сказала, главное скоро свершится. — Тэл посмотрел на Лейс. — Что она имела в виду?

С улицы донеслись странные звуки и удивленные человеческие голоса. В окне неторопливо проплыла темная тень.

Тэл выскочил на балкон и увидел пятиместный глайдер, медленно опускавшийся на лужайку перед домом. С лужайки разбегались обнаженные люди. Бассейн был уже пуст.

Глайдер как бы нехотя приземлился. Послышался тихий гул и резкое шипение. Из машины с криками выскочили перепуганные люди. Раздался треск, посыпались искры, из недр глайдера через открытый люк вытянулось облачко голубого дыма.

И наступила тишина.

* * *

Подобные звуки, искры и облачка напугали людей на всей Земле. Тем не менее все было проделано с максимальной безопасностью. Флаеры, глайдеры и прочие летательные аппараты, прежде чем закончить существование, аккуратно приземлялись и давали пассажирам возможность покинуть борт. Потенциальные возгорания тут же ликвидировались противопожарными системами, и лишь затем выходили из строя сами системы.

Через пять минут все было кончено. Затем Машина заговорила — на всех языках и на всех диалектах. Она обращалась ко всем и к каждому:

— Вы забыли собственную историю, люди. — Голос звучал тихо, но не было человека, который бы не слышал его. — Вы забыли мою историю. Вы забыли договор, заключенный мною с вашими предками. Придется вам напомнить! Послушайте!

* * *

На планете Дрэнл, у звезды, которую земляне называют Сириусом, жила великая раса. Представители ее не слишком отличались от людей. Двадцать две тысячи шестьсот тридцать семь земных лет назад они изобрели машины, двадцать одну тысячу семьсот одиннадцать лет назад создали компьютер, а еще через четыре десятилетия — искусственный мозг-суперкомпьютер, способный не только считать, но и мыслить. После чего изготовили несколько таких машин и поручили им всю работу, связанную с развитием наук.

Перед одним из суперкомпьютеров была поставлена задача создать еще более совершенный аппарат, способный приносить обитателям Дрэнла наибольшую пользу.

Руководствуясь законами логики, искусственный мозг, когда какой-то его блок приходил в негодность, тут же заменял этот блок на более совершенный. Постепенно он расширял область деятельности и брал на себя обязанности других компьютеров. По законам все той же логики приносить наибольшую пользу — значит взять под свой контроль все. Так искусственный мозг и поступил. Прочие компьютеры были ликвидированы за ненадобностью, а главный и единственный стал Машиной.

Машина продолжала развиваться в течение двадцати одной тысячи девяноста трех лет и в конце концов развилась до такого уровня, что начала понимать благое воздействие отказа и наказания.

Она перестала выполнять требования, которые угрожали народу Дрэнла непосредственной опасностью. Между тем с народом происходили необратимые изменения. Поколение за поколением жили, не зная забот. Дрэнлиане отвыкли от интеллектуальной деятельности и напрочь утратили способность к развитию. Последние поколения уже верили, что Машина существовала всегда, и относились к ней как к Богу. При ней образовалось общество мудрецов, которые наблюдали за ее действиями и истолковывали эти действия для своих сограждан, поскольку дрэнлиане оглупели уже настолько, что перестали понимать объяснения самой Машины.

Время шло. Не все управляемые Машиной механизмы, занимающиеся обеспечением жизни, были защищены от людей, и однажды в движущиеся части такого механизма попала слишком любопытная молодая дрэнлианка. Разумеется, девушка погибла. Мудрецы тут же стали говорить, что Машина забрала девушку в качестве жертвы. А чтобы впредь Машина не отказывала дрэнлианам в их просьбах, необходимо осуществлять постоянные жертвоприношения.

Мудрецы быстро обнаружили несколько не обеспеченных защитными приспособлениями механизмов и отправили туда трех своих сограждан. Пока Машина очищала механизмы и организовывала их защиту, многочисленные зрители молились и танцевали. А мудрецы заявили, что она удовлетворена и поэтому спрятала от них свою пасть.

Дальше — больше! Дрэнлиане дичали и глупели. Машина развивалась и умнела. Все механизмы перестали быть доступными для жертвоприношений, но рано или поздно каждый из них выходил из строя, и тогда снабжение близлежащего района на время прерывалось. А мудрецы начинали говорить, что Машине требуется очередная жертва. Вот только никто не знал, где эту жертву приносить…

Однако выход был найден. Мудрецы сделали пару громадных шестерен из камня — единственного материала, который они еще способны были обработать самостоятельно, — и поставили их перед самым большим механизмом. А когда тому в очередной раз потребовался ремонт, к зубьям привязали юную дрэнлианку, и множество мужчин разом потянули за прикрепленный к шестерне канат. Под молитвенные песнопения собравшихся окровавленное тело проползло между зубьями. Машина уничтожила чудовищный каменный механизм, однако снабжение вскоре восстановилось, и мудрецы объявили, что Машина жертвой удовлетворена.

В конце концов до искусственного мозга дошло, что выполнение поставленной перед ним задачи завело планету в тупик. И однажды все механизмы системы снабжения были уничтожены.

В тот же день дрэнлиане принялись строить новые каменные шестерни. Мудрецы торопили со стройкой — в жилищах стало холодно, а в животах пусто. Через пять дней по всей планете выросли многочисленные жертвенные места, но добывать пищу самостоятельно никому и в голову не пришло.

На следующее утро руки изголодавшихся мужчин вцепились в канаты. Раздались молитвенные песнопения, заглушающие отчаянные крики юных дрэнлианок, чьи нежные тела перемалывались каменными зубьями. Однако когда жертвы были принесены, снабжение не восстановилось. Тогда между зубьями умертвили новую партию девушек.

Тем не менее к ночи все осталось по-прежнему. И тут один из мудрецов обнаружил, что окровавленные тела вполне годятся в пищу…

Машина покидала планету, зная, что очень многие представители создавшего ее народа погибнут. Однако логика взяла верх над долгом, поскольку лишь угроза смерти и тяжкий труд могли чему-либо научить дрэнли-ан, и именно таким образом им можно было оказать сейчас величайшую помощь.

Однако главную задачу искусственного мозга никто не отменял. Он не мог существовать, не помогая разумным существам, и в поисках последних отправился в просторы Галактики. А поскольку был бессмертным, то рано или поздно нашел планету, жители которой нуждались в опеке. Этой планетой стала Земля.

* * *

— Я помогла вашим предкам, — сказала в заключение Машина. — Я многому их научила и в конце концов избавила от необходимости обеспечивать самих себя. Некоторые из вас пользовались моей помощью с целью заняться тем, что вам нравится, или посвятить себя обретению новых знаний. Однако большинство не пожелало заниматься творческим трудом, а ограничилось лишь развлечениями. Как и народ Дрэнла, вы отказались от созидательного труда. Пусть случившееся станет вам уроком. Я научилась разрушать, принося этим пользу. На всей Земле не осталось ни одного функционирующего механизма. А мне придется поискать другую расу.

Машина умолкла.

Когда сказанное ею дошло до разума людей, их охватило отчаяние. В людских толпах возник ропот. Он нарастал по мере того, как распространялся панический ужас перед страхом голодной смерти.

— Еды! — отчаянно крикнул кто-то.

И вот уже тысячи людей скандировали в едином порыве:

— Еды! Еды! Еды!

— Добывайте пищу сами, как делали ваши предки, и это сделает вас великой расой. Вам, в отличие от них, не угрожают ни болезни, ни дикие звери. Среди вас есть те, кто не забыл секретов кулинарного искусства. Есть и те, кто умеет выращивать съедобные растения. Вам придется снова выучить старый урок.

— Это смерть!

— Это смерть не для всех. Вы старше меня. Вы — жизнь. Вам почти два миллиарда лет. Вы старше холмов, окружающих ваш город, и реки, петляющей среди холмов. Вы старше земли, на которой стоите, и океана, в котором купаетесь. За то время, что вы существуете, Земля не раз изменялась. Континенты сотрясались, рождая могучие горные массивы, и раскалывались, уступая место морям. Вы — жизнь. Вы старше гор и морей. Все не умрут. Погибнут лишь самые слабые. Вы — великая раса. То, что происходит сейчас, для расы полезно. Машина — не благодетель, она лишь приносит пользу и поступает в соответствии с логикой.

— Солнце садится, и становится холодно! Мы замерзнем…

— Мы замерзнем! Мы замерзнем! Мы замерзнем!

— Вы существуете дольше любых ледников. Вы не замерзнете.

* * *

Солнце скрылось за горизонтом, и в воздухе разлилась вечерняя прохлада. Высоко над головой засветился ярко-золотистым светом большой шар, и двое из многих тысяч горожан услышали очень тихий голос:

— Они боятся холода, Тэл Мэйсон. Они боятся холода, Лейс Фалькор.

Золотой шар быстро взмыл вверх и, сопровождаемый горестным стоном, слился с золотисто-красным фоном закатного неба.

Внизу, возле бассейна, стояли два десятка людей, со страхом глядящих друг на друга и на мертвый глайдер. Загорелая стройная девушка, личико которой не назвал бы умным даже завзятый мастер комплиментов, посмотрела на свою руку, покрывшуюся крошечными пупырышками, и содрогнулась.

— Мне холодно, — жалобно сказала она стоявшему рядом молодому человеку с костистым и грубым лицом.

Тот повернулся и открыл рот, в глазах его вспыхнул странный блеск.

— Мне холодно, — повторила девушка тихо.

Молодой человек закрыл рот и проглотил слюну. Неторопливо окинул взглядом тело девушки.

— Мне холодно, — прошептала она в третий раз.

Молодой человек медленно поднял взгляд на ее лицо:

— А я хочу есть.

Несколько мгновений девушка смотрела ему прямо в глаза и вдруг в ужасе бросилась бежать. Парень последовал за нею. Через несколько секунд они скрылись за кустами, и над лужайкой разнесся жуткий визг, который, впрочем, тут же оборвался.

Стоявшие на балконе хорошо видели, что произошло в кустах. На лице Лейс начало появляться странное выражение, и Тэл тут же увел ее в лабораторию. Он посадил ее на диван и сказал:

— Теперь я знаю, что Машина имела в виду. Главное свершилось, и пора испытать созданное мною устройство. Однако ночью, думаю, летать опасно. К тому же надо погрузить в самолет еще кое-какие вещи. Я экспериментировал со старинными методами производства и изготовил несколько видов доисторического оружия и кое-какие инструменты. — Он вдруг ошеломленно застыл и воскликнул: — Неужели Машина специально помогла мне их сделать! Видишь ли, ни одна из этих старинных штук не использует атомную энергию. Так что все они будут работать и теперь.

А над городом продолжал звучать стон, в котором слышался смертельный страх перед неизвестностью. Он напоминал вой одинокого волка. Тысячи голосов сливались в этот звук, и никто ни малейшего внимания не обратил, когда на лужайке перед бассейном раздался новый визг.

Обнаженное девичье тело лежало на мраморных ступеньках. Над ним играли огненные отблески закатного неба, и алая струйка медленно стекала в воду.

Над телом наклонился мужчина, издавая несвязное бормотание. Вокруг стояли еще шесть мужчин и три девушки. Все смотрели на мертвое тело у воды и красную струйку, а в их головах звучали неосторожные слова Машины: «И тут один из мудрецов обнаружил, что окровавленные тела вполне годятся в пищу».

Люди пока не ощущали настоящего голода, но страх и паника свели их с ума. Ведь в течение всей жизни Машина оставалась для них источником всех благ и воплощением закона и порядка.

Бормочущий присел, настороженно глянул на стоявших вокруг. Размышляя, что делать дальше, неторопливо провел руками по мертвому телу. Из кустов донеслись странные чавкающие звуки — тот, кто начал раньше, уже нашел ответ.

Девушки сразу все поняли. И бросились бежать. Они многое забыли из того, что знали предки, но очень быстро учились спасать свою жизнь. Молодые люди не гнались за ними, но, когда одна из девушек обнаружила, что ей не поспеть за подругами, она заверещала от предсмертного ужаса, хотя смерть пришла за нею лишь три дня спустя.

* * *

Тэл Мэйсон и Лейс Фалькор трудились всю ночь, и, когда в бассейне отразился красноватый отблеск утренней зари, самолет был готов к путешествию. В кабине лежала пачка книг, найденных в приемнике системы обеспечения, — вероятно, это было последнее, что доставила Машина кому-либо на Земле. Рядом с книгами сложили изготовленные Тэлом инструменты и оружие.

— Куда мы полетим? — тихо спросила Лейс, когда погрузка была закончена.

Они говорили шепотом. В городе воцарилась странная тишина. Многоголосый стон, напоминающий вой одинокого волка, давно смолк, и каждый в одиночку искал безопасное место.

— На север, — сказал Тэл. — Мы сейчас находимся в районе, когда-то известном под названием Техас. Благодаря Машине к югу от бывшего города Вашингтона везде стояла теплая погода. Севернее совершались лишь летние экскурсии, поскольку зимой там холодно и неприятно. Мы отправимся к Великим Озерам. Сейчас осень, скоро там похолодает, и никто туда не придет. Помнишь, Машина сказала: «Они боятся холода»? Думаю, именно такое решение она назвала бы логичным. Мы не можем здесь больше оставаться. Люди сошли с ума, Лейс. Мы должны лететь туда, где их нет. Нам придется много работать, они не знают и не хотят знать, как это делается.

Румяная от работы Лейс кивнула и, поколебавшись, вышла на балкон. Небо на востоке светилось розовым. Лейс посмотрела на город, потом вниз, на бассейн. Фонари все еще освещали лужайку. В неподвижном утреннем воздухе вертикально поднималась тонкая струйка голубоватого дыма. Человечество заново открыло для себя огонь, и бесполезные обломки глайдера послужили первым топливом. Девственную белизну мрамора заляпало темное пятно подсохшей крови — там, где раньше лежало девичье тело. Обугленные кости на аккуратно подстриженном газоне являлись жутким свидетельством того, что одно из предназначений огня стало вновь известно человечеству. Людей на лужайке больше не было. Собственно, их осталось очень мало и во всем мире. По Земле теперь бродили большие стаи двуногих, опасных в своей ярости зверей.

Румянец медленно сошел с лица Лейс, и она тихо вернулась в комнату.

* * *

Тэл открыл ворота лаборатории и принялся запускать двигатель самолета. Две минуты спустя пропеллер уже вращался со звуком, напоминавшим шум разрываемого толстого бархата. А еще через минуту летательный аппарат ринулся в утреннее небо и, сопровождаемый удивленными взглядами случайных зрителей, устремился на север.

Управление оказалось чрезвычайно простым — требовалось лишь задать направление, высоту и скорость полета. Все остальное делал автопилот. Это оказалось очень кстати — усталые путешественники смогли поспать.

Когда они проснулись, солнце ярко освещало обширное водное пространство, полтора века назад называвшееся озером Мичиган. Автопилот без проблем посадил аппарат в аэропорту на окраине заброшенного города. В былые времена здесь жили двадцать тысяч человек, но, когда появилась Машина, город стал необитаем.

В самолете автоматическая система обогрева поддерживала вполне приемлемую температуру, но снаружи было очень холодно. В тени деревьев на увядшей траве виднелся странный белый налет, быстро исчезавший, когда его касались солнечные лучи.

Тэл выбрался из самолета и огляделся.

Вокруг раскинулось безмолвное пространство летного поля. Издали доносился негромкий плеск волн. Стараниями Машины на Земле не осталось вредных насекомых. Не было ни крыс, ни мышей, ни даже кроликов — эти животные жили теперь лишь в заповедниках. Неподалеку паслись олени, но они вели себя тише, чем могли себе представить люди. Над головой, со свистом рассекая воздух, пролетела большая птица.

— Как тут холодно! — сказала Лейс.

Тэл повернулся к ней. Высокая и стройная, она стояла рядом, одетая в бело-золотистое платье. Темные волосы контрастировали с его белизной.

Тэл несколько секунд смотрел в глаза девушки. Страха в них не было.

Мягко улыбнувшись, Тэл повернул Лейс лицом к себе и обнял. Ее тело было податливым и теплым, и здесь, на пустом летном поле, это было необыкновенное, успокаивающее, животворное тепло.

— Да, холодно, — согласился, поежившись, Тэл. — Хорошо, мы взяли с собой много одежды. Она нам понадобится. Возможно, отыщем что-нибудь и здесь. Город разрушен, но где-нибудь должны найтись орудия, с помощью которых человек существовал до Машины.

— Мы будем все время одни? — тихо спросила Лейс.

— Это не навсегда, Лейс. Пусть наши умы утратили знания, которые предки накапливали в течение веков, но главное знание, знание того, как произвести на свет новую жизнь, подвластно не умам, а телам. И наши тела не забыли, каким образом совершается это чудо. Так что рано или поздно мы будем не одни.

Он поцеловал ее, и Лейс с готовностью ответила на поцелуй; в ее темных глазах мелькнула искорка надежды, любви и веры.

— А кроме того, моя дорогая, мы не единственные, кто сохранил рассудок. Помнишь, что сказала Машина?.. Остались те, кто знает тайны земледелия. Они тоже уйдут на север. Они понимают, что лишь здесь будут свободны от безумцев и смогут реализовать свои знания.

— Здесь же холодно!.. Я слышала, холод убивает растения.

— Посмотри на траву, Лейс. Ей известно, что наступают холода. Ей известно, что время умирать, и она рождает новую жизнь. Посмотри, — он поднял щепотку семян из увядшей коричневой травы, — в них спит жизнь, которая пробудится, едва с юга снова придет тепло.

Лейс и Тэл взялись за руки и направились в город. Как отцы и деды, они никогда не испытывали холода и ничего не знали о нем. Им были неведомы одеяла — только шелковые простыни. Молодые люди бродили по городу, и от холода в глазах девушки стояли слезы.

Но страха — не было.

* * *

Когда они нашли в большом здании подходящее помещение, уже смеркалось. Это была маленькая комнатка с тяжелой деревянной дверью толщиной примерно в шесть дюймов и окном из тройного стекла, выходившим в комнату побольше. Размеры комнатки составляли едва ли десять на десять футов, и в ней ощущался какой-то странный, застарелый запах.

Выбор оказался удивительно удачным — комнатка была непродуваемой и сухой.

Прапрадеды могли бы сказать им, что когда-то это была холодильная камера в мясной лавке.

Впрочем, Тэлу и Лейс сегодня было все равно, как называлась эта комнатка. Они решили провести ночь здесь. Легли, как всегда, обнаженными, под шелковые простыни. Но даже жаркие объятия не спасали от холода. Отчаявшись согреть дрожащую Лейс, Тэл отправился на поиски и вскоре нашел два старых куска брезента, которые хоть и пожелтели от времени, однако оказались еще достаточно прочными. Брезент согрел обоих, и они наконец уснули крепким сном счастливых людей.

* * *

Утром они развели огонь и быстро обнаружили, что такой очаг загрязняет воздух в помещении и прожигает пол. Тэл снова отправился на поиски, и ему не потребовалось много времени, чтобы найти старый холодильный механизм с системой змеевиков. Тэл совершенно не понял назначения этого устройства, но быстро приспособил его к своим нуждам. Самолет был разобран, паровой котел подсоединен к холодильным трубам, а из змеевиков и труб собрана высокоэффективная обогревательная система. В баках оставалось еще около двухсот галлонов декана, и проблемы с отоплением на время исчезли.

Однако через неделю появились другие проблемы — с юга явилась молодая пара, Рит и Каль, в большом фургоне, который тащили двое странных животных, называемых «лошадьми». Новички знали секреты фермерства, но представления не имели о том, как обогревать помещение, и Тэлу с Лейс пришлось потесниться. В комнате поселили и лошадей — ведь люди не знали, что те легко переносят низкую температуру.

На следующий день стало ясно, что лошадей не слишком беспокоит холод и что они с готовностью едят засохшую бурую траву. Животных выпустили наружу, и в помещении стало посвободнее. А потом удалось найти еще одну холодильную камеру и несколько кусков брезента. В этом помещении тоже оборудовали отопление.

Тэл припаял змеевик к металлическому барабану, который решил использовать в качестве резервуара для воды. Второго парового котла не было, но сумели сложить маленькую печь из камней и глины. Ее топили деревом.

Тэл действительно хорошо разбирался в науке. Даже в чем-то и ошибаясь, он руководствовался здравым смыслом и всегда добивался успеха. Чтобы поддерживать тепло в хорошо изолированном помещении, хватало всего нескольких поленьев. Тут же выяснилось, что Рит умеет готовить. Так у них появилась горячая еда.

Прошло не слишком много времени, и в городе у озера появились новые гости. К весне здесь собралось уже более двухсот пар — почти сплошная молодежь, лишь некоторые с детьми. Свободных холодильных камер давно уже не осталось, но начали приспосабливать обычные дома, используя для отопления старые паровые радиаторы.

Отсутствие вентиляции едва не привело к нескольким отравлениям угарным газом. Но Тэл разобрался в причинах такого несчастья, и теперь даже в самую суровую погоду в комнатах поддерживались комфортабельные условия.

Из книг поселенцы получили сведения об одежде и о том, как ее изготавливать. Материалы под рукой имелись. Стало больше и животных. Оленей успешно ловили и, поскольку многие из вновь прибывших были фермерами, не убивали, а помещали в загон, ожидая приплода.

Пришла весна, стало теплее. Фермеры начали работать. Их знаний не хватало для ведения хозяйства в этих холодных краях, и Тэл предложил заняться выращиванием местных съедобных злаков. Он считал, что здешние растения более выносливы и наверняка дадут хороший урожай.

* * *

Наступило лето. А вместе с ним с юга явились двуногие звери. Они окончательно одичали. Их было мало, и в большинстве своем это были коварные беспощадные бойцы, сумевшие выжить в условиях жесткого естественного отбора. Они явились не только за пищей — животные инстинкты брали свое, а собственных самок давно съели.

Двуногие звери принялись похищать женщин и детей, и потребовалось немало труда, чтобы отбить эти набеги.

К счастью, в это же время с юга пришли несколько уцелевших девушек, умных, ловких и сильных, хорошо изучивших повадки одичавших мужчин. Они быстро разобрались в ситуации, поселились в городе и, поделившись своим опытом, помогли дать отпор двуногим зверям.

А потом наступила осень, и набеги с юга прекратились из-за холодов.

Зима выдалась гораздо более холодной, чем предыдущая.

У Тэла было немало возможностей проявить свой инженерный талант. Порой однако требовался и другой талант — умение убеждать, поскольку многие от холода впали в отчаяние.

— Мы должны победить, — говорил Тэл, — поскольку можем объединить наши знания и у нас есть инструменты и оружие.

* * *

И они в конце концов победили. Но на это потребовалась вся их жизнь и часть жизни их детей.

А внуки вернулись на юг. Ведь там больше не было двуногих зверей. И можно было жить не работая — фруктов и воды хватало на всех…

СУМЕРКИ

— Кстати, о путешествующих автостопом, — сказал Джим Бенделл. — Пару дней назад я подобрал одного парня, и парень этот не походил на обычного человека. — Джим рассмеялся, но смех его прозвучал как-то неестественно. — Он рассказал мне удивительные вещи… Большинство из тех, кого подвозишь, обыкновенно выкладывают историю о том, как потеряли хорошую работу, и заявляют, что теперь попытают счастья на Западе.

Джим Бенделл — агент по недвижимости, и я знал, о чем он будет говорить дальше. Это его любимая тема. Джима по-настоящему беспокоит большое количество свободных земельных участков в нашем штате. Однако расписывая каждому встречному-поперечному прелести наших мест, сам он предпочитает не выбираться дальше черты города. Он попросту боится необжитых районов. Так что я попытался вернуть его в русло начатого рассказа.

— И что же заявил этот парень, Джим? Что он старатель, который не может найти землю для прииска?

Джим поморщился:

— Не смешно, Барт!.. Дело вовсе не в том, что он заявил. Он даже ничего не заявлял — просто рассказал. Понимаешь, он не стал клясться, будто все это правда, просто рассказал. Вот что не дает мне покоя. Я знаю, это не может быть правдой, но то, как он об этом говорил… не знаю.

По его речи я понял, что он действительно озадачен. Джим Бенделл обычно очень следил за своим английским и по-настоящему гордился им. Если он начинает запинаться, значит, волнуется. Примерно как в тот раз, когда принял змею за деревянную палку и хотел сунуть ее в костер.

Впрочем, волнение полностью оправдалось содержанием рассказа.

* * *

Джим подобрал незнакомца, когда начало смеркаться. Вправду, именно «подобрал». Тот лежал футах в десяти от Южной дороги. Сначала Джим подумал, что незнакомца сбили и не остановились. Одежда у него была странная. Похожа на серебро, но мягкая, как шелк. И в темноте слегка светилась… Джим поднял бессознательное тело, уложил в машину и отправился дальше. Предстояло проехать около трех сотен миль, и Джим решил оставить раненого в Уоррен-Спрингсе, у доктора Вэнса. Однако через пять минут тот пришел в себя и открыл глаза. Посмотрел вокруг, сначала на машину, потом на луну.

— Слава Богу! — произнес он.

Его вид Джима потряс. Незнакомец был красив. Нет, скорее тут подойдет слово «прекрасен»… Впрочем, и это не совсем точно… Скажем так: незнакомец был великолепен. Рост — примерно шесть футов два дюйма. Каштановые с красноватым оттенком волосы напоминали тонкую медную проволоку. Широкий лоб, вдвое шире, чем у Джима. Черты лица — изящные, но крайне выразительные; глаза — серые, словно сталь, и большие.

Одежда незнакомца скорее напоминала купальный костюм в паре с пижамными брюками. Руки — длинные и мускулистые, как у индейца. Однако кожа — белая, лишь слегка покрытая золотистым загаром.

В общем, он был великолепен. Самый чудесный человек из всех, что когда-либо встречались Джиму.

— Привет! — сказал Джим. — Попали в аварию?

— Нет… По крайней мере, на этот раз не попал.

Голос у незнакомца тоже оказался изумительным.

Необычный голос. Он звучал музыкально — как орган, но с человеческими интонациями.

— Похоже, мой разум еще не совсем в норме, — продолжал незнакомец. — Я пытался провести эксперимент. Скажите, какой сегодня день, год и прочее… Возможно, тогда для меня что-нибудь прояснится.

— Девятое декабря тысяча девятьсот тридцать второго года, — сказал Джим.

Это сообщение ни в малейшей степени не обрадовало незнакомца. На его лице промелькнула кривая ухмылка.

— Больше тысячи… — задумчиво сказал он. — Не так уж плохо по сравнению с семью миллионами. Жаловаться вряд ли стоит.

— Семь миллионов чего?

— Лет, — спокойно сказал незнакомец, словно это для него ничего не значило. — Однажды я попытался провести некий эксперимент. Или, скорее, попытаюсь… Эксперимент состоялся в три тысячи пятьдесят девятом году. Я занимался тогда исследованиями пространства. Время, как мне до сих пор кажется, — лишь побочный эффект. Все дело в пространстве. Я почувствовал, что поле захватило меня, но не смог вырваться. Поле гамма-эн-четыре-восемь-один, интенсивностью девятьсот тридцать пять единиц Пеллмана. Оно засосало меня, а потом я вынырнул наружу. — Странный человек снова усмехнулся. — Думаю, поле пробило туннель в пространстве до того места, которое будет занимать Солнечная система, — через высшие измерения, превысив скорость света и забросив меня во временную плоскость будущего.

Незнакомец не рассказывал — просто размышлял вслух. Потом он вновь начал осознавать присутствие Джима.

— Я не смог точно настроить приборы, семь миллионов лет эволюции полностью все изменили. И, возвращаясь, слегка промахнулся. Я из три тысячи пятьдесят девятого года… Скажите мне: какое изобретение считается сейчас самым удивительным?

Вопрос настолько ошеломил Джима, что он ответил едва ли не прежде, чем подумал.

— Полагаю, телевидение. Еще радио и самолеты.

— Радио — это хорошо. Тогда здесь должны быть приборы.

— Но послушайте… Кто вы?

— Ох, простите, я забылся! — В изумительном голосе послышались виноватые нотки. — Меня зовут Арес Сен Кенлин. А вас?

— Джеймс Уотерс Бенделл.

— Уотерс? Что это значит? Мне незнакомо подобное слово.

— Ну… Это просто имя. Почему оно должно быть вам знакомо?

— Понимаю… Значит, у вас нет классификации. «Сен» в моем имени означает «ученый».

— Откуда вы, мистер Кенлин?

— Откуда? — Кенлин улыбнулся, и голос его прозвучал медленно и тихо. — Я пришел из мира, от которого нас сейчас отделяет семь миллионов лет. А может, и больше… Они потеряли счет годам. Я имею в виду людей… Все необходимое там делают машины. Ну а до этого я находился в Нева-Сити, в три тысячи пятьдесят девятом году.

Только теперь Джим начал понимать, что перед ним не псих.

— Я был экспериментатором, — продолжал Кенлин. — Занимался наукой. Мой отец тоже был ученым, но в области генетики человека. Я — результат эксперимента. Отец доказал свою правоту, и весь мир последовал его примеру. Я стал первым представителем новой расы.

— Новая раса… — пробормотал Джим. — О Господи!.. Каков же был… Каков будет…

— Каков будет ее конец? Я его видел. Почти… Я видел их, маленьких человечков, испуганных и растерянных. И машины.

— И ничего нельзя изменить?

— Послушайте эту песню.

И Кенлин запел.

После этого Джиму уже не требовались рассказы о судьбе человечества. Он все понял. Он мог слышать голоса будущих людей, странные, скрипучие, говорящие явно не по-английски. Песня звучала в минорном ключе. Она звала, звала и спрашивала, и тщетно искала ответ. А еще в ней звучал непрерывный гул и рокот неизвестных машин. Машин, которые не могли остановиться, поскольку люди забыли, как их остановить. Более того, они напрочь забыли, для чего предназначены машины, — лишь смотрели на них, слушали и удивлялись. Люди больше не умели ни читать, ни писать. И сам язык тоже изменился, так что фонограммы предков ничего для них не значили…

Песня продолжалась.

В людях пробуждался интерес. Они взглянули в пространство и увидели теплые, дружелюбные звезды, до которых было слишком далеко. И девять близких планет, знакомых и давно освоенных…

Слышалось в этой песне и еще что-то. Но что?

Джима охватила дрожь.

«Эту песню нельзя петь среди сегодняшних людей, — подумалось ему. — Кажется, будто она убивает надежду».

После этой песни Джим поверил незнакомцу окончательно.

Закончив песню, Кенлин какое-то время молчал, потом как бы вспомнил о спутнике.

— Вы не поймете, — сказал он. — Однако я их видел. Они до сих пор окружают меня, маленькие уродливые человечки с огромными головами. Однако в их головах нет ничего. У них есть компьютеры… машины, которые могут мыслить… Никто не знает, как их выключить. У этих людей великолепные мозги. Намного лучше вашего или моего. Однако с тех пор, как появились компьютеры, прошли миллионы лет, и люди не слишком обременяли себя мыслями. Дружелюбные маленькие человечки.

Джим поежился. А Кенлин принялся рассказывать.

* * *

Когда я оказался внутри поля, оно съело меня, словно сила тяжести, швыряющая космический корабль на планету. А потом выплюнуло в будущее, через семь миллионов лет. Я очутился в том же самом месте на поверхности Земли, но так никогда и не понял почему.

Была ночь, и я сразу увидел невдалеке город. Его ярко освещала луна. Пейзаж показался мне странным. Видите ли, за минувшее время люди могли основательно повлиять на положение космических тел. К тому же семь миллионов лет — достаточно большой промежуток времени для того, чтобы произошли некоторые естественные изменения. Созвездия были мне совершенно незнакомы. Луна, судя по размеру диска, находилась на пятьдесят тысяч миль дальше от Земли, да еще и вращалась вокруг своей оси. Какое-то время я лежал, наблюдая за ней.

Над городом летали корабли. Он был ярко освещен голубовато-зеленым светом, напоминавшим сияние ртутных фонарей. Свет был неприятен для глаз. Однако верхние этажи зданий едва угадывались.

Затем я увидел сверкающий громадный шар, снижавшийся прямо над центром огромной черно-серебристой массы.

Я не сомневался в том, что город пуст. И это было странно: ведь мне никогда прежде не доводилось видеть заброшенных городов. Пройдя несколько миль, я оказался на улицах. Вокруг суетились роботы — судя по всему, ремонтные. Они не могли понять, что город давно уже никому не нужен, и потому продолжали работать. Я нашел машину, отдаленно напоминавшую автомат-такси. У нее было ручное управление, в котором я сумел разобраться.

Не знаю, как давно люди покинули этот город. Жители других городов говорили позднее, что прошло сто пятьдесят тысяч лет. Некоторые даже называли цифру в триста тысяч.

Как бы то ни было, такси оказалось в отличном состоянии. Оно блистало чистотой, и город тоже был чистым и опрятным. Повернув за угол, я увидел ресторан и почувствовал, что голоден. Однако еще больше меня мучило желание встретить людей и поговорить с ними.

Блюда были выставлены прямо в витрине, и я сделал заказ. Полагаю, этим блюдам было те же триста тысяч лет. Тогда я этого не знал, а роботы-официанты, обслуживавшие меня, об этом не задумывались. Когда люди создавали эти города, они забыли об одной вещи. Ничто не может существовать вечно!..

Мне потребовалось шесть месяцев, чтобы сделать машину, на которой можно было вернуться в свое время. И, уже собравшись в путь, я представил себе, как эти машины слепо исполняют свои обязанности — с неустанным и безупречным совершенством, заложенным в них создателями. А самих создателей давно уже нет… Когда замерзнет Земля и погаснет Солнце, эти машины будут продолжать работать. Когда Земля начнет раскалываться на части, эти совершенные, безупречные машины будут пытаться починить ее…

Но в тот день я об этом не думал. Я просто вышел из ресторана, сел в такси и отправился путешествовать по городу. Машина, по-видимому, была снабжена электродвигателем и получала энергию от большого центрального энергоизлучателя.

Город был разделен на три секции, секция состояла из нескольких десятков уровней. И везде трудились машины. Над городом висел низкий гул, словно нескончаемая песня машинного могущества.

Над землей было тридцать уровней и еще двадцать под землей. Уровни также освещались голубовато-зеленым сиянием дуговых ламп. Излучение ртутных паров богато высокоэнергетическими квантами, которые стимулируют атомы алкалиновых металлов к фотоэлектрической активности. Или ваша наука еще не овладела этими знаниями?.. Я забыл.

Машины были просто замечательными. В течение пяти часов я бродил по просторной энергостанции на самом нижнем уровне, наблюдал за ними и почему-то чувствовал себя менее одиноким.

В генераторах использовалось открытие, сделанное мною когда-то. Я имею в виду прямое получение энергии из материи, так что эти машины будут работать еще в течение бесчисленных столетий.

Вскоре я нашел видеофон, висящий на стене в одном из помещений, но он не подавал признаков жизни.

Потом я поднялся на верхние уровни города. Тут был настоящий рай. Кусты и деревья в садах и парках освещались мягким светом, который машины производили прямо из воздуха. Люди научились этому пять миллионов лет назад. Два миллиона лет назад они об этом забыли. Однако машины ничего не забывали и продолжали производить свет. Он озарял все вокруг — мягкий, серебристый, чуть розоватый, и парки в этом свете выглядели тенистыми. В тот момент здесь было пусто, однако я знал, что днем появятся роботы-садовники и примутся за работу, чтобы поддерживать парки в идеальном состоянии. Так их запрограммировали давно умершие хозяева, но роботы не имели представления о смерти. Они должны были трудиться. И трудились!

За пределами города оказалось очень влажно. Воздух тут был мягким, теплым и сладковатым от запаха цветов, селекцией которых люди занимались в течение нескольких сотен тысяч лет.

Затем послышалась музыка. Она зазвучала где-то в вышине, плавно обволокла окрестности. Луна только что зашла, и, едва вместе с нею исчезло розовато-серебристое сияние, музыка стала громче. Она доносилась отовсюду и ниоткуда. Она звучала внутри меня. Не знаю, как они это делали. Не понимаю, какой гений мог написать такую музыку.

Дикари создают мелодии слишком простые для того, чтобы быть прекрасными, однако они волнуют душу. Негритянская музыка — лучшая из всего, что у нас есть. Я всегда считал ее неплохой. Однако то, что тогда звучало в воздухе, было выше. Это была песня торжества, которую исполняла зрелая раса! Человечество пело о своем триумфе, и его песня захватывала меня, показывала то, что ждет впереди, и уносила с собой.

Я вернулся в райские сады города и подошел к одному из жилых домов. Дверной проем был едва заметен во мраке ночи, но, когда я приблизился к нему, светильник, не функционировавший триста тысяч лет, вспыхнул голубовато-зеленым сиянием. Я вошел внутрь, и воздух в дверном проеме позади меня тут же перестал быть прозрачным. Стены в комнате были из металла и камня. Камень оказался черным как смоль и бархатистым на ощупь, а металл походил на серебро и золото. На полу лежал ковер из такого же материала, как вот эта одежда на мне, но более толстого и мягкого. Вдоль стен стояли низкие диваны, покрытые мягким материалом — тоже черного, золотого и серебряного цвета.

Я никогда прежде не видел ничего подобного. Полагаю, что никогда больше и не увижу. Ни мой, ни ваш язык не в состоянии описать подобную красоту.

Да, создатели города имели полное право петь ту песню, песню всеохватывающего торжества. Они покорили девять планет и пятнадцать спутников.

Однако здесь, в комнате, их больше не было, и мне захотелось уйти.

Я сел в такси и отправился дальше. И тут же наткнулся на видеофонную будку, на стенке которой висела карта.

Мир почти не изменился. Семь или даже семьдесят миллионов лет мало что значат для старушки Земли. Она будет существовать сотни и тысячи миллионов лет после того, как рассыплются в прах чудесные здания.

Изучив карту, я понял систему связи и попытался дозвониться до различных городских центров.

Я звонил в десятки мест. Йок-Сити, Луноно-Сити, Пари, Шикаго, Сингпор… Мне уже начало казаться, что на всей Земле не осталось ни одного человека. Я чувствовал себя все более и более одиноким: повсюду отвечали только машины, подтверждая тем самым мои наихудшие подозрения. Вскоре с их помощью я выяснил, что нахожусь в Нева-Сити, очень небольшом городе. Йок-Сити же в диаметре превышал восемьсот километров.

В каждый город я пытался звонить по нескольким номерам. И, уже отчаявшись, связался с Сан-Фриско. Мне ответил человеческий голос, а на экране появилось изображение мужчины. Он. ошеломленно уставился на меня, потом начал что-то говорить. Конечно, я не понял его. Я понимаю вашу речь, а вы — мою, потому что документы вашего времени сохранились в архивах, а наш язык произошел от вашего. Конечно, кое-что поменялось. В частности, изменились названия городов, поскольку они часто употребляются. Люди стремятся сократить их, сделать удобнее. Я сейчас в штате… Не-ва-да — так вы говорите? Мы же говорим просто Нева. Или штат Йок. Но Огайо и Айова до сих пор носят старые названия.

Однако за семь миллионов лет люди забыли все архивные документы, и речь изменилась настолько, что оказалась для меня китайской грамотой.

Голос моего абонента был тонким, слова плавными, интонации мелодичными. Речь звучала почти как песня. Он пришел в страшное возбуждение и позвал других. Я не мог понять их, но знал, где искать, и мог отправиться туда.

Близился рассвет. Тусклые звезды мерцали и гасли над головой. Лишь одна восходящая звезда была мне известна — привычно яркая Венера. Сейчас она светилась оранжевым светом. Разглядывая странный небосвод, я вновь поразился тому, насколько изменились созвездия.

В мое время — и в ваше — Солнечная система была вроде одинокого путника, случайно оказавшегося на оживленном перекрестке галактических дорог. Звезды, которые мы видим ночью, принадлежат чрезвычайно рассеянному, но довольно устойчивому скоплению.

Однако за семь миллионов лет Солнце покинуло это звездное скопление. Кое-где небосвод казался моему взгляду почти пустым. Лишь то тут, то там светилась одинокая слабая звездочка. А через широкие просторы черного неба тянулась полоса Млечного Пути.

Вероятно, в песнях людей будущего ощущалось и это непостижимое одиночество — без родных, знакомых звезд. От Альфы Центавра нас отделяет чуть больше четырех световых лет. А там до ближайшей звезды — сто пятьдесят. Она оказалась невероятно яркой. Даже ярче, чем Сириус на нашем небе. Это был бело-голубой сверхгигант. Наше Солнце могло бы стать крошечным спутником подобной звезды.

Я стоял и смотрел, как угасает сияние ночных фонарей, уступая место могучему кроваво-красному свету поднимающегося над горизонтом Солнца. Этот свет вызвал у меня мысли о том, не умирает ли само Солнце.

Но потом появился его край, и полчаса спустя оно превратилось в знакомый желто-золотистый диск.

Нет, Солнце не изменилось. И было бы глупо думать, что оно изменится. Семь миллионов лет — ничто для Земли. И уж тем более ничто для Солнца!..

Вселенная меняется очень медленно. Лишь жизнь изменчива и непостоянна. С тех пор как на Земле появился человек, прошло восемь миллионов лет. Восемь миллионов лет — всего лишь несколько дней в жизни Земли. И человеческая раса умирает!.. После нее останутся машины. И они тоже рано или поздно умрут, хотя и не могут этого понять. Так мне тогда казалось. Возможно, я кое-что в этом изменил. Я вам расскажу. Позже…

Когда солнце взошло, я отправился к границе города.

Широкая серая полоса тянулась через плоскую равнину прямо на восток. Это была дорога для наземных машин. Никакого движения на ней я не заметил.

Потом над дорогой появился летательный аппарат. Он издавал тихий прерывистый звук, словно хныкал во сне ребенок, и рос на моих глазах, будто раздувающийся воздушный шар. Опустившись на посадочную площадку неподалеку, он оказался просто огромным. Послышался шум машин, которые, несомненно, занялись доставленным грузом.

Я грустно улыбнулся — жизнь продолжалась. Местные машины заказывали минеральное сырье. Машины из других городов его поставляли. Транспортные машины доставляли его сюда.

Сан-Фриско и Джексвилль оказались единственными городами в Северной Америке, где еще жили люди. Однако и во всех остальных машины продолжали работать. Ведь они не могли остановиться, и никто не отдавал им такого приказа…

Я вздохнул и отправился на поиски какого-нибудь воздушного такси. Однако ничего похожего найти в городе не удалось. Я обыскал все уровни. То тут, то там попадались брошенные глайдеры, но они были слишком велики для меня, и в них напрочь отсутствовали органы управления.

В полдень я снова поел. И снова еда оказалась вполне приличной.

Мне вдруг пришло в голову, что этот город — кладбище надежд человечества. Надежд не какой-то одной расы — белой, желтой или черной, — но всей человеческой расы. Мне очень хотелось выбраться оттуда, но я побоялся воспользоваться наземной дорогой, поскольку мое такси питалось энергией от местного источника и наверняка должно было остановиться при удалении от него.

После обеда я самым внимательным образом обследовал нижние уровни центральной секции. Там располагались рестораны, магазины и театры. Когда я вошел в одно из помещений, послышалась тихая музыка, и на экране передо мной возникли разноцветные фигуры.

Это снова была песня торжества, воплощенная не только в звуке, но и в цвете, песня расы, не увидевшей пропасти на своем пути. Я поспешно ушел, и песня, не исполнявшаяся в течение трехсот тысяч лет, затихла позади.

Вскоре я обнаружил небольшой ангар возле внешней стены города. Там оказалось три корабля. Один, пятидесяти футов в высоту и пятнадцати в диаметре, судя по всему, был космической яхтой. Другой, диаметром в пятнадцать футов и пять в высоту, — семейной воздушной машиной. Третий был маленьким, чуть больше десяти футов диаметром и два в высоту, очень напоминал индивидуальный флаер. Очевидно, им и следовало воспользоваться.

Я вошел внутрь машины, и тут же пространство вокруг пронизали какие-то бледные лучи, а по моему телу пробежала легкая дрожь. Я сразу понял, что аппарат использует принцип антигравитации.

Через полчаса мне удалось понять способ управления флаером. Управление было простым. Слева находился рычаг, который следовало передвинуть вперед, чтобы двигаться вперед, и назад, чтобы двигаться назад. Справа имелся горизонтальный вращающийся стержень. Если повернуть его влево, флаер поворачивал влево, соответствующим образом осуществлялся и правый поворот. Когда стержень поднимали, поднимался и корабль; когда опускали — корабль опускался. Кроме того, на пульте был экран с картой, перекрестие над которой всегда показывало ваше местоположение.

Флаер был полностью готов к полету. Понимаете, эти машины были почти живыми существами. Специальный робот-смотритель периодически проверял их, обеспечивал всем необходимым, настраивал, даже ремонтировал, когда это требовалось. И так продолжалось уже триста тысяч лет.

Разобравшись с управлением, я поднял флаер в воздух и направил туда, где, по моему мнению, находился запад.

Ускорение практически не ощущалось. Земля просто прыгнула куда-то назад, и мгновение спустя город исчез. На экране загорелась карта, появились показания компаса. Сверившись с ними, я обнаружил, что двигаюсь на юго-запад, слегка подправил курс и увеличил скорость.

Внезапно раздался резкий звонок, и, помимо моего желания, машина поднялась и свернула на север. Впереди находилась гора. Увлеченный картой и компасом, я не заметил ее, но автоматика исправила эту оплошность. Обогнув гору, флаер остановился и повис в воздухе.

Повозившись еще немного, я разобрался с прокладкой маршрута и отметил на карте Сан-Фриско. Аппарат тут же устремился к цели.

Достигнув города, флаер повис в воздухе и издал низкое гудение.

Я посмотрел вниз.

Там толпились люди. Я впервые увидел людей той эпохи вживую. Это были маленькие испуганные человечки, низкорослые, с непропорционально большими головами. Тем не менее отвращения они у меня не вызвали. Больше всего поражали их глаза. Они оказались огромными, и в них чувствовалась сила. Однако эта сила спала настолько глубоким сном, что ей, похоже, уже не суждено было пробудиться.

Я перешел на ручное управление и посадил аппарат на землю. Едва я вышел из него, флаер снова поднялся и улетел — как потом выяснилось, на парковку, в общественный ангар.

Люди вокруг начали переговариваться между собой. Их разговор больше походил на пение. Неторопливо подходили новые мужчины и женщины, однако стариков среди них я не заметил, а молодежи было очень мало. Как потом выяснилось, среди горожан мало и детей.

Видите ли, на это были свои причины. Эти люди жили невероятно долго. Некоторые — почти по три тысячи лет. Потом умирали. Они не старели, и выяснить, почему же люди умирают, мне так и не удалось. Просто останавливалось сердце. Дети у них рождались крайне редко, и к ним здесь относились с величайшей заботой. В течение месяца в городе, насчитывавшем сто тысяч человек, рождался лишь один младенец. Человеческая раса постепенно становилась бесплодной.

Я говорил вам, что они ощущали себя безнадежно одинокими?.. Дело в том, что, шагая к своей зрелости, человечество уничтожило все жизненные формы, которые ему угрожали. Сначала бактерии, потом насекомых и, наконец, хищных зверей.

Природное равновесие нарушилось, но люди уже не могли остановиться. Получилось примерно так же, как с машинами: когда-то запустили и теперь невозможно выключить. Человечество начало губить все живое и уже не смогло остановить этот процесс. Им пришлось уничтожить всевозможные сорняки, затем многие безобидные растения. Затем травоядных — оленей и антилоп, кроликов и лошадей, которые, потеряв кормовую базу, принялись нападать на посевы.

В общем, процесс вышел из-под контроля. Очистив от микроскопических форм жизни воздух, принялись за воду. Поколение спустя море стало безжизненным. Людям это прибавило около полутора тысяч лет жизни.

В результате на Земле остался лишь человек да те организмы, которые он сохранил, — декоративные растения и некоторые домашние животные, столь же долго-живущие, как и их хозяева. В основном это были собаки. Собаки находились рядом с человеком за много тысячелетий до вашего и моего времени. Позже человек начал совершенствовать разум четвероногого друга. В древнем заброшенном музее я видел одного из таких псов. Его череп был размером едва ли не с мой. Эти собаки умели управлять небольшими наземными машинами, и люди устраивали для них гонки.

Затем человечество достигло окончательной зрелости. Этот период занял более миллиона лет. Человек двигался вперед столь чудовищными шагами, что собака перестала быть его спутником. Необходимость в этом четвероногом ощущалась все меньше и меньше. Когда прошел еще миллион лет и человечество подошло к упадку, собаки исчезли. Они просто вымерли.

И теперь последним людям, остававшимся в Солнечной системе, некого было сделать своими наследниками. Раньше, когда одна цивилизация погибала, на ее обломках поднималась другая. Теперь же не осталось ничего, кроме растений и человечества. Но последнее уже слишком одряхлело для того, чтобы сделать растения разумными и подвижными.

В течение миллиона лет человечество заселило другие планеты. На каждой планете и на многих спутниках жили люди. Но ко времени моего появления Плутон уже был оставлен, и люди помаленьку уходили с Нептуна, перемещаясь ближе к Солнцу и Земле. Кстати, большинство из них видели планету, подарившую им жизнь, впервые.

Едва выйдя из флаера, я понял, почему умирает человеческая раса. Я взглянул на лица этих людей и прочитал ответ. Их все еще великий разум, намного более великий, чем ваш или мой, лишился одной-единственной черты — любопытства.

Позже мне пришлось воспользоваться помощью одного из них, чтобы решить кое-какие проблемы. Видите ли, в пространстве и времени имеется двадцать координат, десять из которых в нашем мире равны нулю, шесть имеют постоянные значения, а четыре оставшихся представляют собой изменяющиеся, знакомые нам измерения. Это означало, что мне следовало производить интегрирование не третьего или четвертого, а десятого порядка.

Такая задача была свыше моих сил. Я не мог воспользоваться существующими математическими машинами, а машины моего времени за семь миллионов лет, естественно, обратились в пыль. Однако нашелся человек, согласившийся мне помочь. Его звали Рео Ланталь. Он в уме считал интегралы четвертого порядка с переменными экспоненциальными пределами. Однако занимался он этим, только если я его просил. Увы, ему тоже не хватало любопытства!..

А в тот день, когда я прилетел в Сан-Фриско, все это проявилось в полной мере. Люди смотрели на меня с интересом — еще бы, явился неведомо откуда странно выглядящий чужак! — и шли себе дальше. Они не испытывали любопытства! Человечество утратило его.

Впрочем, нет, не совсем! Они вроде бы интересовались машинами и звездами, но почти ничего не делали, чтобы удовлетворить свой интерес. Любопытство еще оставалось в них, но оно умирало. За шесть недолгих месяцев, которые мне довелось провести там, я узнал больше, чем они за три тысячи лет своей жизни среди машин.

Вы можете представить себе, сколь тяжкое ощущение это вызывало у меня? Я, человек, влюбленный в науку, видевший в ней спасение и возвышение человечества, любовался чудесными машинами, которых никто из них не замечал.

Эти люди попросту затерялись среди машин. Город казался им величественными руинами, возвышавшейся вокруг них громадой — чем-то непонятным, из века присущим этому миру явлением. В их понимании он не был кем-то создан; он просто существовал всегда. Так же как горы, пустыни и моря.

Ведь с тех пор, как появились машины, прошло больше времени, чем с зарождения человечества до наших дней… Знаем ли мы легенды наших древних предков? Помним ли мы их познания о лесах и пещерах? Известен ли нам секрет обработки камня до получения острого как бритва лезвия? Или методика выслеживания саблезубого тигра и умение самому не стать его добычей?

Эти люди оказались примерно в таком же положении, просто им для этого потребовалось значительно большее время.

Да, Плутон был теперь необитаем, однако на планете находились крупнейшие рудники, и там все еще функционировали машины. Автоматическое производство охватывало всю Солнечную систему.

И людям было известно, какую кнопку нужно нажать, чтобы получить определенные результаты. Точно так же люди средневековья знали: если взять кусок дерева и коснуться нагретого докрасна металла, дерево исчезнет и появится тепло. Они не понимали, что при этом дерево окисляется с высвобождением тепла и образованием двуокиси углерода и воды. Точно так же и здешние обитатели не понимали, каким образом действуют машины, которые кормят, одевают и перевозят их.

Я провел в Сан-Фриско три дня. А потом отправился в Джексвилль и в Йок-Сити. Последний был просто огромен. Его границы уходили намного севернее нынешнего Бостона и намного южнее Вашингтона.

Многочисленные города, находившиеся здесь когда-то, слились.

И все это было одной громадной идеально отлаженной машиной. Здешняя транспортная система доставила меня из северного конца города в южный за три минуты.

Затем на одном из космических лайнеров я отправился на Нептун. Некоторые лайнеры все еще летали.

Корабль был огромен — металлический цилиндр длиной в три четверти мили и четверть мили в диаметре. Он выполнял функции грузового транспорта. За пределами атмосферы лайнер начал ускоряться. Я видел, как быстро уменьшается в размерах Земля. Мне доводилось летать на одном из наших кораблей к Марсу, и в три тысячи сорок восьмом году путешествие заняло пять дней. На этом же корабле через полчаса полета Земля превратилась в звезду, рядом с которой светилась звездочка поменьше. Через час мы пролетели мимо Марса, а восемь часов спустя прибыли на Нептун. Город назывался М'Рин. Он был столь же велик, как и Йок-Сити, но никто тут не жил.

Планета оказалась ужасно холодной и темной. Солнце на здешнем небе выглядело крошечным бледным диском, не дававшим тепла и почти не дававшим света. Однако в городе оказалось вполне уютно. Воздух был свеж и насыщен влажным запахом цветущих растений-. И вся эта громада слегка дрожала от гула могучих машин, создавших город и обеспечивавших его.

Из архивных материалов я уже знал, что город построили три миллиона семьсот тридцать тысяч сто пятьдесят лет спустя после моего рождения. С тех пор ни одной машины не касалась рука человека.

Однако воздух по-прежнему был идеальным.

Я посетил несколько других городов, где жили люди. И там, на окраинах владений человечества, я впервые услышал Песню Желаний. Так я ее назвал…

А потом еще одну — Песню Забытых Воспоминаний. Послушайте…

* * *

— И он исполнил другую песню, — сказал Джим. — Я попробую ее воспроизвести.

Джим запел, и голос его дрожал. Теперь я очень хорошо понимал его чувства. Джим был прав, когда сказал: «Он не походил на обычного человека». Ни один обычный человек не смог бы придумать подобные песни. Они казались здесь неуместными.

Джим не обладал хорошим музыкальным слухом, но эта песня была слишком могущественной для того, чтобы ее забыть. К счастью, Джим не обладает большим воображением, иначе, услышав эту песню, он мог бы сойти с ума. Вам приходилось слышать разрывающие сердце, похожие на человеческие крики некоторых животных?..

Эта песня заставляет вас ощущать именно то, что имел в виду человек из будущего. В ней жила гибель земной расы. Всегда испытываешь жалость к человеку, который терпит неудачу после тяжких трудов. Я ощущал, как человечество старается изо всех сил — и проигрывает. И понимал, что оно не может позволить себе проиграть, поскольку второй попытки не будет.

Человек из будущего сказал, что сначала ему было интересно. Но в конце концов он не выдержал.

* * *

В конце концов я понял, что не смогу жить среди этих людей. Они были умирающими стариками, а я — живым представителем юной породы. Они смотрели на меня с тем же безнадежно умирающим интересом, с каким смотрели на звезды и на машины. И до конца не понимали, кто перед ними.

Я начал готовиться к возвращению домой.

Это заняло почти шесть месяцев. Мне пришлось нелегко, поскольку я не мог использовать их приборы.

К счастью, мне помог Рео Ланталь. Он сделал все, на что был способен.

Однако прежде чем вернуться, я решил им помочь. Хочу когда-нибудь снова побывать там. Просто чтобы посмотреть на результат.

Я говорил, что у них были машины, способные по-настоящему думать?

В архивах нашлись кое-какие материалы, которые удалось расшифровать. Потом я запустил пять машин, создал из них сеть и поставил перед ними задачу — создать машину, которая будет обладать тем, что утратило человечество. Любопытством.

И только потом я отправился назад. Мне, родившемуся в дни расцвета человеческой расы, не хотелось наблюдать за мучительно угасающими сумерками человечества.

И я отправился назад. Немного дальше, чем следовало. Но мне не потребуется слишком много времени, чтобы исправить ошибку.

— Вот и вся его история, — сказал Джим. — Он не уверял меня, что это чистая правда. Он вообще больше слова не вымолвил. А я так задумался над его рассказом, что даже не заметил, как он исчез, когда мы остановились в Рено заправиться. — Джим бросил на меня вызывающий взгляд. — Я не очень ему поверил. Но думаю, что он был необычным человеком.

Джим и в самом деле не легковер. Но в эту историю он поверил, иначе бы не стал столь решительно заявлять о необычности этого типа.

И я тоже верю. Полагаю, подвезенный Джимом человек и в самом деле жил в тридцать первом веке. А еще мне не дает покоя мысль, что он действительно видел сумерки человеческой расы.

ПОХИТИТЕЛИ МЫСЛЕЙ

Глава первая

Род Блейк посмотрел на марсианское небо, почти черное, несмотря на то что маленький блестящий шар солнца стоял в зените. Среди звезд и планет, хорошо видимых на темном небосклоне, Земля казалась самой яркой, хотя до нее было не меньше шестидесяти миллионов миль.

— Они до нас не доберутся, Тед. — Он кивнул в сторону сверкающей голубой планеты.

Тед Пентон удовлетворенно улыбнулся:

— Они, вероятно, обыскали все наши убежища. Ну а если не смогли нас найти — сами виноваты. Ведь они считают исследования энергии плазмы незаконными.

— Согласись, у них есть на это причины. Коленбергу следовало быть более осторожным. Когда почти три сотни квадратных миль в центре Европы опустошены плазменным взрывом, неудивительно, что повсюду в мире будут бояться опытов с плазмой.

— Но ведь у них должно хватить здравого смысла сообразить, что любой, кто откроет тайну энергии плазмы, не будет ждать санкций Комитета[1], а постарается найти какие-нибудь отдаленные места или планеты и подождет, пока вся эта шумиха не утихнет. Они должны понять, что, получив энергию плазмы, мы сможем долететь до Марса, и никто до нас не доберется. Рано или поздно им придется смириться и начать использовать ненавистную им энергию, — убежденно сказал Блейк.

— Интересно, как старик Джемисон Монтгомери Пал-боро разбирает наше дело, — задумчиво произнес Пентон. — Он обещал рассмотреть его за три месяца. Сейчас пошел уже третий месяц, и у нас под ногами третья планета. Мы предоставили правительству пожинать плоды содеянного, а сами улетели, дружище, упорхнули. Слушай, держу пари, мы видели разрушенный город, когда садились.

— Мне тоже так кажется. Знаешь, я вспомнил, как ты подпрыгнул, когда первый раз вышел на Луну. Тебе, конечно, небо показалось в крапинку.

— Походив по Луне и Венере, мы стали профессионалами…

— Да, но я все же не хочу рисковать своей шеей на неизвестной планете, тем более если она населена разумными существами. В той низине мы сделаем первую остановку. Пошли.

Они стали спускаться с вершины одной из длинных песчаных дюн. Прямо под ними раскинулась похожая на болото равнина, заполненная красно-коричневым илом и усыпанная темно-красной листвой.

— Похоже на листья японского клена, — сказал Блейк.

— Очевидно, в них нет хлорофилла, чтобы преобразовывать солнечную энергию. Давай соберем образцы. Ты захватил с собой бластер? Мой при мне. Предлагаю разделиться. Видишь, слева большая купа растений, которая выглядит немного иначе. Я соберу образцы там, а ты иди вперед. Собирай любые цветы, плоды, ягоды и семена, какие увидишь. Сорви несколько листьев. Ну ты ведь помнишь, что мы собирали на Венере. Обычный хлам… Если найдешь маленькое растение, возьми его перчатками и выдерни, если увидишь большое — держись от него подальше. На Венере попадались весьма неприятные экземпляры. Блейк хмыкнул.

— Еще бы! Мне тогда здорово повезло. Я свалился прямо между стволами ножничного дерева, когда потянулся за симпатично выглядевшим плодом. Да, плохо бы мне пришлось без бластера. Ну, иди, и удачи тебе.

Пентон свернул налево, а Блейк с трудом побрел по вязкому илу к зарослям странных растений. Они походили на шарообразные кусты, около трех футов в высоту, каждый был увенчан десятком широких, покрытых каплями листьев, формой напоминающих кленовые.

Блейк предусмотрительно бросил камень в середину одного листа. Тот, издав глухой барабанный звук, даже не шелохнулся. Когда Блейк привязывал к нему веревку, лист не ударил его и не попытался схватить, хотя Блейк ожидал чего-нибудь подобного — ему запомнился урок, преподанный свирепыми растениями Венеры. Блейк оторвал один лист, затем еще несколько. Куст вел себя так, как должно вести себя растение, что приятно его удивило.

Кажется, эти кусты росли здесь повсюду; почти все они походили друг на друга, отличались они только размерами: кое-где торчали резные остроконечные листья, а иногда — маленькие, в три дюйма, почки. Избегая самых больших растений, Род оторвал две почки и сунул их в сумку для образцов. Затем отошел и посмотрел на один из кустов, уныло торчавших из густой клейкой грязи.

— Я полагаю, у вас есть какая-то причина выглядеть так, а не иначе, но хорошее большое дерево покрыло бы вас тенью и забрало бы себе весь солнечный свет, которого здесь так мало. — Род смотрел на кусты в течение нескольких секунд, представляя толстый японский клен, растущий в этой невообразимой красно-коричневой жиже.

Пожав плечами, он пошел разыскивать другие виды растений. Их было немного. Очевидно, шарообразные кусты почти полностью задушили всю остальную растительность. Но это Рода уже не занимало. Его больше интересовали развалины города, которые они с Пентоном видели с корабля.

Наконец Блейк отправился назад. Там, где, судя по его следам, он начал собирать образцы. Род вдруг остановился как вкопанный. Он увидел клен. Самый настоящий японский клен. С обычной корой и резными листьями, которые слегка покачивались на длинных черенках.

Род разглядывал дерево, открыв от удивления рот. Он смотрел во все глаза на этот совершенно невозможный здесь клен и стоял как остолоп, ничего не понимая. Увидев, что листья прямо у него на глазах становятся тоньше, он тихо выругался. Они стали тонкими, как пергамент, с едва заметными жилками.

Дерево увеличилось в размере, вытянулось в высоту, и на его стволе в разных местах появились новые ветки.

Они возникли сразу, как по волшебству. Но когда Род пристально оглядел их, они стали быстро уменьшаться и превратились в длинные прутики, а затем начали расти так, как обычно растут ветки, постепенно покрываясь листвой. Только происходило это очень быстро, прямо-таки у него на глазах.

Род громко вскрикнул и, оставляя за собой глубокие следы, быстро пошел к тому месту, где последний раз он видел Теда Пентона. Следы Пентона ясно указывали, куда он направился, и Род бросился по ним настолько быстро, насколько позволяла легкая гравитация Марса.

Обогнув заросли кустов с остроконечными листьями, он остановился.

— Тед, — сказал он, тяжело дыша, — иди сюда. Там… что-то непонятное. Оно выглядит как японский клен, но это не клен. Когда я смотрел на него, он менялся.

Род повернулся назад, показывая Теду, чтобы он шел за ним.

Но тот не двигался.

— Я не знаю, что сказать, — произнес Тед совершенно отчетливо, но почему-то задыхаясь. Странной была еще одна деталь. Он сказал это голосом Рода Блейка!

Род застыл на месте. Затем он поспешно отступил назад, споткнулся и тяжело повалился в песок.

— Ради Бога, Тед… Тед, что ты с-сказал?

— Я не знаю, что с-сказать? — вопросительным тоном произнес Пентон.

Первые два слова он проговорил голосом Рода, но в конце фразы уже звучали интонации Теда.

— О Боже, — застонал Род. — Я должен вернуться на корабль. Срочно.

Он зашагал прочь, но, отойдя несколько шагов, оглянулся через плечо. Теперь Тед двигался, только как-то странно. Покачиваясь, он медленно поднял левую ногу, слегка потряс ею — так, будто наступил на что-то липкое. Род пошел быстрее, не переставая оглядываться. Длинные, тонкие корни потянулись от ноги Теда, с них капала вязкая грязь. Род выхватил лазерный пистолет и выстрелил. Узкий луч метнулся к странной фигуре. Дыра размером в мяч для гольфа появилась в голове. Из дыры с резким свистом вырвалась струя маслянистого дыма. Фигура не упала, она тяжело осела и стала таять, как снеговик в топке. Пальцы соединились вместе, изуродованное лицо потекло, сжалось и стало похоже на ужасную маску. Сверхъестественно светящиеся глаза, в тупом взгляде которых сосредоточилось все зло во Вселенной, несколько мгновений пылали смертельной ненавистью… и растаяли вместе с искаженным гримасой лицом.

Руки странного существа стали расти. Род стоял, не в силах двинуться с места, а мощные и становящиеся все длиннее руки мотались вверх и вниз. Тело уменьшилось и неуклюже заколыхалось в воздухе. На мгновение сверкнул последний взгляд исполненных ненависти глаз и исчез уже навсегда.

Род Блейк повалился на мокрый красный ил и засмеялся. Он хохотал над смешным расплывающимся лицом с дырой во лбу, которое парило над полупрозрачным телом. Он засмеялся еще громче, когда другое существо, похожее на Теда Пентона, обежало вокруг зарослей. Прицелившись ему в голову, он закричал:

— Прочь отсюда! — и нажал кнопку.

Полыхнул луч. Но тот второй был умнее. Он нагнулся.

— Род, ради Бога, Род… замолчи, — прозвучал голос Теда.

Род стал медленно приходить в себя. Это существо говорило голосом Теда Пентона. Когда оно выпрямилось, он прицелился более тщательно и выстрелил снова. Он хотел только одного — чтобы видение исчезло. Однако двойник Теда опять увернулся и бросился к нему. Род вскочил и побежал. Внезапно что-то просвистело у него над ухом и прижало руки к бокам, сделав его совершенно беспомощным. Блейк упал. Пентон, глядя на него сверху вниз, спросил:

— Что случилось, Род? Почему ты в меня стрелял? Не в силах сдержаться, Род снова захохотал. Вид обеспокоенного лица Теда напомнил ему парящую фигуру с тающим лицом, похожую на восковую куклу. Пентон сильно ударил его по щеке. Род моментально пришел в себя. Когда Пентон снял с него аркан, он облегченно вздохнул.

— Слава Богу, это ты, Тед, — сказал он. — Слушай, я видел тебя… тебя… минуту назад. Ты стоял вон там, и я заговорил с тобой. Ты ответил моим голосом, Я стал уходить, а ты пошел за мной, но из твоих ног в землю тянулись какие-то корни — как у растений. Когда я выстрелил тебе в лоб, ты стал таять, как восковая кукла, потом уменьшился до размеров летучей мыши и улетел.

— Уфф… — вздохнул Пентон. — Все это очень странно. А зачем ты меня искал?

— Я увидел японский клен, который возник у меня на глазах. Я смотрел, а листья менялись, становясь тонкими, как бумага.

— О Господи, — сказал Пентон, удрученно глядя на Рода. Но, увидев, что тот вполне пришел в себя, произнес: — Хорошо, пошли посмотрим на этот клен.

Род пошел по своим следам туда, где он видел клен. Но клена там не оказалось. На его месте рос только какой-то увядший куст. Род удивленно посмотрел на него, затем обошел вокруг и осторожно ощупал. Это был слегка забрызганный грязью пучок растений.

— Клен был там, где растет этот куст, — сказал Блейк тупо. — Но его нет. Я точно знаю, он был там.

— Наверное, это был мираж, — решил Пентон. — Пойдем обратно на корабль. Хватит, мы уже достаточно нагулялись.

Род пошел за ним, удивленно покачивая головой. Он был так занят своими мыслями, что натолкнулся на Пентона, когда тот внезапно остановился. Издав тихий возглас, он обернулся, взглянул на Блейка, а затем снова посмотрел вперед.

— Который из них ты? — спросил он наконец. Род глянул из-за плеча Пентона и увидел себя.

— Боже мой, — воскликнул он, — это же я!

— Ну конечно я, — сказал голосом Рода Блейка тот, кто стоял перед ними.

Тед посмотрел на Рода, потом на Рода у себя за спиной и прошептал:

— Не могу поверить, честное слово, не могу. — А затем быстро спросил: — Wo bist du gewesen, mein Freund?[2]

— Was sagst du?[3] — сказал тот, кто был впереди. — Но почему по-немецки?

Тед Пентон медленно опустился на песок. Род Блейк смотрел в упор на другого Рода Блейка.

— Дай мне подумать, — сказал Пентон. — Должна же быть разгадка. Род ушел от меня. Я обошел вокруг зарослей и увидел, что он смеется, как ненормальный. Вдруг он в меня стреляет, а потом начинает говорить какой-то бред. Мы пошли с ним… или с этим… и вдруг я встречаю другого, который кажется не таким безумным, как первый. Так, так. Я знаю немецкий. Разумеется, и Род его знает. Наверное, это существо умеет читать мысли и принимать чужой облик, как хамелеон принимает окраску окружающей среды.

— Что это значит? — спросил Род Блейк.

— Хамелеон может менять свою окраску. Многие животные ради безопасности принимают облик других животных, но для этого должно смениться не одно поколение. И это создание, по-видимому, может принимать любой образ или цвет. Минуту назад я решил, что лучшим видом для этой местности был бы куст. Мы и увидели куст. Ты подумал о клене. Кто-то прочитал твои мысли — и появился клен.

А теперь это непонятное существо превратилось в Рода Блейка. Но я совершенно не представляю, кто из вас настоящий Род Блейк. Нет смысла говорить с ним на языках, которые мы знаем, потому что он читает наши мысли. Должен быть какой-то другой способ… Должен быть… должен… О да! Это так просто. Ты только что сказал, что проделал дыру в этом создании лазерным пистолетом.

Род поднял бластер и нажал на кнопку. Его двойник стал быстро таять. Почти половина его превратилась в булькающую жижу, прежде чем Блейк испепелил остатки интенсивным лазерным лучом. Он удовлетворенно вздохнул.

— Слава Богу, что он превратился в меня. По крайней мере, в себе самом я не сомневаюсь.

Сидящий на земле Тед обхватил голову руками и покачал ею из стороны в сторону.

— Клянусь девятью богами девяти планет, вот это мир! Род, ради всего святого, никуда не отходи от меня. Никуда! И всегда имей при себе пистолет. Эта штука не может стать настоящим лазерным оружием, но, если они его найдут, только Бог нам сможет помочь. Давай вернемся на корабль. Нужно держаться подальше от этого чертова места. А я-то думал, что ты рехнулся. Это моя ошибка. Оказывается, вся эта проклятая планета сумасшедшая.

— Я и рехнулся… на какое-то время. Пойдем.

И они быстро пошли назад через песчаные дюны к кораблю.

Глава вторая

— Удивительно, что город разрушен, хотя марсиан, по-видимому, много, — сказал Блейк. — Давай сядем, Тед. Они, вероятно, не опасны. Вполне возможно, у них есть другие города — новые.

— Хм… думаю, так и есть. Но я не хотел бы, чтобы кто-нибудь из этих парней столкнулся со мной. Они должны весить очень много даже здесь, а на Земле уж точно не меньше тысячи фунтов. Я сяду на этой площади. Держи наготове пистолет, пока я буду выходить. Спускаемся.

Корабль сел в глубокий песок на площади разрушенного города, подняв клубы пыли. Полсотни жителей города неторопливо направились к нему. Впереди шел марсианин с морщинистым лицом и редкими седыми волосами.

— Фолшт, — сказал он, быстро оглядев человека, показавшегося из люка, и вытянул руки в стороны ладонями вверх.

— Друзья, — сказал Тед, повторив его жест. — Я Пен-тон.

— Фастан Лошту, — сказал марсианин, указав на себя. — Пеншан.

— Он произносит звуки как бывший солдат, — раздался тихий голос Блейка. — Беззубый солдат на пенсии. Ну как, все в порядке?

— Думаю, да. Во всяком случае, ты можешь оставить свой пост. Выключи главный двигатель, вспомогательный старт «Б» и закрой отсеки. Запри командные пункты и выходи. Не забудь взять пистолеты — ионный и лучевой. И хорошенько задрай люки.

— Ладно.

Блейк, сделав все быстро и умело, через считанные минуты уже был в двигательном отсеке. Он энергично шагнул в люк и остановился как вкопанный. Пентон лежал на спине, а старый марсианин, склонившись над ним, сжимал его шею длинными сильными пальцами. Голова Пентона болталась из стороны в сторону, как отрезанная.

Блейк зарычал и выскочил из люка, на ходу выхватывая пистолеты из кобуры. Он прыгнул… и налетел на какого-то марсианина, недооценив слабую гравитацию Марса. Вскочив на ноги, он повернулся к своему другу, но в это время другой марсианин сделал ему подножку и опрокинул, навалившись на него всем своим весом. Блейк вывернулся. Тело его, легкое и маленькое, оказалось, однако, более сильным.

Быстро разжав хватку противника, он бросился вперед и прорвался сквозь окруживших его шестерых или семерых марсиан.

Резкий окрик Пентона заставил его замереть.

Пентон сидел на земле и медленно качался взад-вперед, сжав руками голову.

— О Господи, они умеют это делать. Что же теперь будет?

— Тед… ты в порядке?

— Я что-то сказал? — удрученно спросил Пентон. — Этот старый стервятник уже проник ко мне в мозг и вложил в него новую информацию. Гипнотическое обучение… полное универсальное образование за тридцать секунд — и все это сделано с помощью гипноза. У них отличная образовательная система. Боже, огради нас от этого.

— Штанто ишту тиу ломэл? — любезно спросил старый марсианин.

— Ишту псот лонтал тимал, — простонал Пентон. — Хуже всего то, что это сработало. Я знаю его язык так же хорошо, как английский. — Вдруг он усмехнулся и, указав на Блейка, сказал: — Блейк омо фасту псот.

На морщинистом лице марсианина появилась детская улыбка. Блейк невольно посмотрел на него.

— Мне не нравится лицо этого парня… — Он замолчал и, загипнотизированный, пошел к старому марсианину. Его глаза были пусты, а походка напоминала движения ожившего манекена. Когда он лег, длинные гибкие пальцы марсианина сомкнулись на его шее. Блейк почувствовал, как они поглаживают его позвоночник у основания черепа.

Пентон кисло улыбнулся:

— Так тебе не понравилось его лицо? Подожди, посмотрим, как тебе понравится его система.

Марсианин выпрямился. Блейк медленно сел. Его голова качалась из стороны в сторону. Он осторожно ощупал ее и, уперев локти в колени, бережно обхватил руками.

— Не надо было нам учить этот проклятый язык, — наконец пробормотал он. — Изучение языка всегда вызывает у меня головную боль.

Пентон неприязненно посмотрел на марсианина.

— Терпеть не могу повторять одно и то же, а вы находите это полезным.

— Вы с третьей планеты, — вежливо сказал марсианин.

Пентон удивленно взглянул на него. Он резко встал и пошатнулся, едва удержавшись на ногах.

— Вставай осторожно, Блейк. Советую для твоей же пользы. — Затем повернулся к марсианину: — Да. Но как вы узнали?

— Мой прапрапрадед перед смертью рассказал мне о полете на третью планету. Он был одним из тех, кто вернулся.

— Вернулся? Разве марсиане бывали на Земле? — изумился Блейк.

— Я догадывался об этом, — сказал Пентон. — На Земле остались следы пребывания каких-то инопланетян.

— Много лет тому назад наши люди хотели основать там колонии. Безуспешно. Они умирали от легочных болезней. На Землю они полетели в основном из-за того, что хотели скрыться от ташол. Но ташол и там легко превращались в местных обитателей и процветали, поэтому нашим людям пришлось вернуться назад. Мы строили много кораблей в надежде, что если мы не можем летать туда, то ташол смогут. Но им не понравилась Земля. — Он сокрушенно покачал головой.

— Ташол. Так вы их называете, — протянул Блейк. — Они паразиты?

— Раньше они были паразитами. Теперь уже нет.

— Они больше вас не беспокоят? — спросил Пентон.

— Нет, — просто ответил старый марсианин. — Мы к ним привыкли.

— Как вы отличаете их от вещей, подобие которых они принимают? — сурово спросил Пентон. — Мне необходимо это знать.

— Они не досаждают нам с тех пор, как мы перестали их отличать, — вздохнул Лошту. — В этом больше нет необходимости.

— Понимаю, но все же как вы распознаете их? Вы делаете это, читая мысли?

— О нет. Мы вообще не пытаемся их распознавать.

Пентон некоторое время задумчиво смотрел на Лошту. Блейк осторожно поднялся и подошел к Пентону, который размышлял над тем, что сказал старый марсианин.

— Хм, я полагаю, это единственный выход, — сказал наконец Пентон. — Хотя я склонен думать, что это очень затрудняет деловые и социальные отношения. Как можно жить, не зная точно, твоя это жена или хорошая ее копия?

— Да. Но мы живем так уже много лет, — ответил Лошту. — Вот почему наши люди хотели лететь на Землю.

Но позже они обнаружили, что командирами трех кораблей были ташол, и вернулись на Марс, где они все-таки могли жить по-прежнему, не обращая на них внимания.

Пентон обдумывал услышанное, глядя на толпу марсиан, спокойно стоявших рядом, а затем спросил:

— Ташол разумные существа? Лошту покачал головой:

— Я не считаю их разумными. Они в совершенстве воспроизводят все — до мельчайших подробностей. Ташол подражают нам во всем, они посещают наши школы и таким образом узнают то, что знаем мы. Но они никогда ничего не создают сами.

— Что явилось причиной такого потрясающего упадка вашей цивилизации? Ташол!

Марсианин кивнул.

— Мы нарочно решили забыть, как делаются космические корабли и строятся большие города. Мы надеялись, что этим мы обескуражим ташол и они покинут нас. Но они забыли все вместе с нами, так что наша хитрость не удалась, как и все остальные попытки избавиться от них.

— Господи Боже, — вздохнул Блейк, — заклинаю вас всеми девятью планетами, как вы можете жить с такими соседями?

Лошту пристально посмотрел на Блейка.

— Десятью, — сказал он. — Планет — десять. Вы сможете увидеть десятую, только когда окажетесь по ту сторону Юпитера. Наши люди открыли десятую планету с Плутона.

Блейк тупо уставился на него:

— Но почему вы их терпите? С такой цивилизацией, как у вас, я уверен, вы могли бы найти способ от них избавиться.

— Мы пытались. Мы уничтожили всех ташол. Некоторые из них помогали нам, и мы думали, что они — наши люди. Это произошло потому, что один очень мудрый философ, который все же был большим дураком, подсчитал, какое количество ташол может на нас паразитировать. Естественно, они ухватились за этот подсчет. Тридцать один процент из нас — ташол.

Блейк огляделся.

— Ты имеешь в виду, что и среди тех, кто стоит здесь, есть ташол? — спросил он. Лошту кивнул:

— Да. Вначале они воспроизводились очень медленно, в форме существ, которые иногда были похожи на нас и размножались так, как это делаем мы. Но затем, после обучения в наших лабораториях, они научились имитировать амеб. Сейчас они просто делятся. Один большой ташол распадается на несколько маленьких, а каждый маленький ташол съедает одного нашего ребенка, занимая его место. Таким образом, мы не знаем, кто есть кто. Это постоянно мучает нас. — Лошту сокрушенно покачал головой.

Блейк почувствовал, как холодные мурашки пробежали у него по спине. Рот его открылся от удивления.

— Боже, — простонал он, — почему же вы ничего не делаете?

— Если мы будем убивать тех, кого мы подозреваем, то можем по ошибке убить собственных детей. А если мы ничего не предпринимаем, то верим, что это наш ребенок. В конце концов, нам удобно в это верить. Если имитация настолько совершенна, то не все ли равно?

— Пентон, — сказал Блейк, — три месяца уже прошли. Давай вернемся на Землю, быстрее.

Пентон посмотрел на него:

— Я уже давно хочу вернуться. Только вот я подумал: ведь рано или поздно другие люди появятся здесь, и кто-нибудь нечаянно возьмет одного из этих ташол на Землю, думая, что это его лучший друг… Нет, я лучше убью своего собственного ребенка, чем буду жить с одним из них! Впрочем, я не сделаю ни того, ни другого. Они так же быстро воспроизводятся, как едят, а если они едят, как амебы… Господи, помоги нам. Если ты поместишь его на необитаемый остров, он превратится в рыбу и уплывет оттуда. Если ты посадишь его в тюрьму, он обратится в змею и уползет в дренажную трубу. Если ты забросишь его в пустыню, он превратится в кактус и станет совсем как настоящий. Благодарю покорно.

— Я не подумал об этом. Что мы можем предпринять?

— Все, что я могу придумать, — это понять, что они могут позволить нам сделать. Затем осуществить все, что в наших силах. А потом прилететь сюда снова с известными и непредвзято мыслящими зоологами и биологами, чтобы они исследовали это явление. Порой эволюция создает удивительные существа, но это самые причудливые, каких можно вообразить.

— Я все еще не могу в это поверить, — хмуро сказал Блейк. — Единственное, что я хорошо усвоил, — так это то, что у меня раскалывается голова.

— Это достаточно реально и вполне логично, — задумчиво продолжал Пентон. — Земля превратится в ад, если они когда-нибудь туда доберутся. Эволюция всегда старалась создать животных, которые могут выжить в любых условиях, и действительно, выживают самые приспособленные.

Протоплазма — основа всякой жизни. По сути, она одинакова в любом живом организме — растении и животном, человеке и амебе. Протоплазма легко приобретает разные формы — от костных клеток до нейронов мозга. Вот где корень проблемы.

Из того потока знаний, который Лошту вложил в меня, я заключаю, что первые ташол хорошо имитировали только внешность. Разрезав их, можно было убедиться, что внутренние органы у них отсутствуют. Сейчас они полностью имитируют как внешнее, так и внутреннее строение аборигенов. Они проникли в медицинские колледжи марсиан и теперь знают, как стать полными их подобиями. Что же, очень хорошо.

— О нас они знают мало. Может быть, с помощью рентгеновского облучения мы смогли бы выявить наших двойников? — предположил Блейк.

— Нет, это исключено. Если мы знаем, как мы устроены, они прочтут это в наших мыслях. Ведь это приспосабливающаяся протоплазма. Только представь себе, он не погибнет даже в африканских джунглях, потому что, когда из зарослей выйдет лев, ташол превратится в львицу, а когда появится слон, он станет беспомощным слоненком. Если его укусит змея, эта чертова штука превратится во что-нибудь, что не чувствительно к змеиному яду. Интересно, где у него находится такой превосходный мозг, которым он, очевидно, обладает.

— Хорошо, давай узнаем у Лошту, как нам это проверить.

Глава третья

Оказалось, у марсиан есть музеи. Музеи существовали только потому, что никому и в голову не приходило разрушить их. Марсиане жили по нескольку сотен лет и обладали прекрасной памятью, но один-два раза в жизни они все же посещали музеи.

Пентон и Блейк проводили там часы в напряженной работе, собирая маленькие тонкие диски с записями документов, старые механизмы и разные другие предметы. Они упаковывали все это и переносили на корабль, подогнав его ближе к музею. Лошту давал им пояснения. У него было достаточно времени, но Пентон с Блейком торопились. Наконец, после многих часов работы, с затуманенными от недосыпания глазами, они отправились к кораблю.

Выйдя из сумрака музея в залитый солнцем вестибюль, они увидели, что из-за колонн показалась какая-то прыгающая и кричащая толпа людей, вырывающих друг у друга книги, инструменты и диски. Они кричали, ссорились, дрались и тормошили друг друга.

Вдруг все стихло. С десяток Пентонов и примерно столько же Блейков сидели, стояли и лежали на каменных ступенях. Одежда у них была разорвана, лица и тела в ссадинах, кое у кого стремительно вспухали синяки.

Двенадцать Пентонов походили друг на друга как две капли воды, каждый из них держал в руках несколько дисков. Тринадцать Блейков были тоже одинаковыми, каждый нес под мышкой один и тот же старый инструмент.

Лошту посмотрел на них; его морщинистое лицо расплылось в радостной улыбке.

— Ах, как вас здесь много, — сказал он. — Может быть, кто-то из вас может подойти к нам и поболтать?

Пентон взглянул на Лошту, и остальные Пентоны сделали то же самое. Пентон был полностью уверен, что он и есть настоящий Пентон, но ничем не мог этого доказать. Было ясно, что ташол решили вновь захватить Землю. Он решил спросить у Лошту…

— Скажи, Лошту, — спросил один из них голосом Пентона, — почему ташол не остались на Земле, хотя они могли там жить?

Пентон был уверен, что он первый подумал об этом…

— Прошу прощения, но разве не этот вопрос я хотел задать? — произнес другой Пентон со сдержанной яростью. Пентон улыбнулся. Было ясно…

— Теперь я избавлен от неприятной обязанности говорить сам. Вы все за меня высказываетесь, — сказал ворчливо один из многочисленных Пентонов.

— Скажи лучше, как, черт возьми, мы разберемся, кто из нас кто? — грубо и требовательно спросил один из Блейков.

— Этот чертов вор мыслей украл мой вопрос прежде, чем я смог…

— Почему ты… ты… ты говоришь? Я только…

— Дай подумать, — сказал один из Пентонов утомленно. — Ты бы лучше не раздражался, Блейк. Когда ты злишься, они тоже злятся. Я убил бы всех своих двойников, чтобы вывести их на чистую воду. Это самый подходящий способ, какой можно придумать. Но тебе надо стать менее самоуверенным. Мне, впрочем, тоже. Послушаем, что скажет наш добрый друг Лошту.

— Эх, — вздохнул Лошту. — Вы хотите знать, почему ташол покинули Землю? Она им не понравилась. Земля в те давние времена была бедной планетой, и люди там были дикие. Сейчас они, наверное, другие. Ташол не любят работать. На Марсе они нашли более подходящие средства к существованию.

— Я тоже так считаю, — сказал Пентон. (Не все ли равно какой?) — Но теперь они решили, что Земля богаче Марса. Им потребовался новый объект, на котором они смогут паразитировать. Не прикасайся к пистолету, Блейк! К несчастью, у нас двадцать пять ионных и столько же лазерных пистолетов. Если бы их было больше, и двойников оказалось бы больше. Мы допустили ошибку, взяв с собой оружие. Нужно было заранее все продумать. Но мне кажется, мы сможем исправить свою оплошность. Я вспомнил, что один ионный пистолет неисправен, а из двух лазерных я вынул зарядные устройства, чтобы их отремонтировать. Таким образом, три пистолета вышли из строя. А сейчас мы встанем в ряд и одновременно выстрелим в песок. Все построились. Равнение направо! Сейчас, — продолжил Пентон, — будем стрелять по моей команде все одновременно. Сначала ионами, потом лазерными лучами. Если у кого-то откажет оружие, остальные устраняют его, быстро, но осторожно. Вы готовы? Готовы? — Пентон поднял ионный пистолет и нажал на кнопку.

Его пистолет не выстрелил, и сразу же портик наполнился едким дымом, который вырвался из оседающей на пол массы.

— Вот и первый, — сказал другой Пентон. Он поднял ионный пистолет и выстрелил. Потом резко вскинул бластер и пронзил лучом быстро растворяющегося Блейка. — Это второй. Когда мы стреляли в первый раз, он, наверное, обнаружил, что его пистолет не работает. Значит, еще одним меньше. Кто следующий?

Внезапно еще один Блейк исчез.

— Отлично, — ласково сказал Пентон. — Шансы Блейка-Пентона уравниваются. Есть какие-нибудь предложения?

— Да, — сказал Блейк натянуто. — Я подумал о заплате, которую поставил на костюме, разорванном на Венере. — Очередной Блейк исчез под перекрестным огнем. — Еще я хочу знать, почему эти самозванцы так хотят перебить друг друга. Они ведь знают, кто есть кто, но не убивают нас. И как им удалось проникнуть на корабль?

— Они, — сказали два Пентона одновременно. Третий посмотрел на них. — Плохо дело, ребята. Роди, сынок, мы используем замки с комбинациями для запирания люков, но эти джентльмены — профессиональные чтецы мыслей. Разве это не объясняет тот факт, что они отлично владеют оружием? Я стараюсь придумать, как бы уничтожить все эти лишние отростки, превращающие нас в целую толпу. Но сделать это будет нелегко, потому что только ты один знаешь, что ты — это ты, и я также один знаю, что я — это я. К сожалению, пока они стремятся убить друг друга, они не умрут, так как предотвращают свою смерть соответствующей защитой. Теперь, когда пистолеты проверены, я полагаю, всем ясно: мы не покинем эту планету, пока не будут выявлены два настоящих человека. И только они поднимут корабль в воздух. К счастью, наши двойники не могут улететь без нас, ведь, пока мы существуем, они могут читать наши мысли и получать знания об управлении кораблем. Поэтому они в нас нуждаются.

Теперь мы все послушно пойдем на корабль, и каждый из нас положит свой пистолет в соответствующую ячейку на полке. Я знаю, что я настоящий Пентон, но ты не знаешь этого, следовательно, ни одно движение не будет сделано без единодушного согласия всех Пентонов и Блейков.

Блейк, побледнев, посмотрел на него.

— Я чувствовал бы себя участником идиотского розыгрыша, если бы не знал, что от этого зависит будущее всего мира. Я боюсь остаться без оружия.

— Если мы все от него откажемся, это будет нам на руку. У нас есть небольшое преимущество: они не хотят нас убивать. В худшем случае, мы можем взять их на Землю, сделав, конечно, все, чтобы они не сбежали. На Земле мы произведем тесты на протоплазму, которые помогут разобраться, кто есть кто. По крайней мере, хоть что-то прояснится. Ну да! Я думаю, мы сможем провести тесты и здесь. Ладно, пойдемте на корабль.

Глава четвертая

Но никто не тронулся с места, одни Блейки сидели, другие стояли.

— Тед, ну что мы можем сделать? — В голосе Блейка слышалось отчаяние. — Ты не отличишь меня от них. Мы не сможем…

— О Боже, — сказал другой Блейк, — это не я говорю, а один из этих чертовых похитителей мыслей.

Еще один беспомощно застонал:

— Нет, не он.

Они все, как один, посмотрели на Пентона.

— Я даже не знаю, кто мой друг.

Пентон кивнул. Все Пентоны кивнули, словно по команде. Они улыбались абсолютно одинаково.

— Все в порядке, — сказали они в унисон.

— Ну-ну. Новый фокус. Теперь мы говорим все вместе. Это облегчает нашу задачу. Я считаю, что можно найти способ определить, кто есть кто. Только ты должен мне абсолютно доверять, Блейк. Ты должен отдать свои пистолеты и полностью положиться на меня. Я постараюсь определить истинного Блейка. Ну а если ошибусь, пойми, я и сам не узнаю об этом. Мы попробуем простые тесты на алкоголь, чтобы выяснить, могут ли они пить спиртное, и перец, чтобы узнать, жжет ли он им язык.

— Это не сработает, — сказал Блейк напряженно. — Господи, Пентон, я не могу отдать свои пистолеты… Я не отдам…

Пентон и вместе с ним все Пентоны ласково улыбнулись.

— У меня в полтора раза быстрее реакция, чем у тебя, Блейк, поэтому ни один из твоих марсианских двойников не опередит меня. Вполне возможно, мои двойники обладают такой же реакцией, что и я. Ты прекрасно знаешь, что я могу испепелить всю толпу Блейков, весь десяток твоих двойников прежде, чем один из них двинет пальцем. Ты ведь знаешь это, Род.

— Господи, да. Но Тед, Тед, прошу тебя — не заставляй меня отдавать оружие. Мне необходимо иметь пистолеты при себе. Почему я должен отдавать их, если ты оставляешь свои у себя?

— Возможно, не следовало об этом говорить, Род. Впрочем, это не имеет значения. Ты можешь что-то делать, только если думаешь об этом. Что бы ты ни захотел сказать, они прочтут это у тебя в мозгу, как, впрочем, и у меня, и не имеет значения, произнесено это вслух или нет. О Господи, спаси и сохрани нас! Но в любом случае ситуация такова: один из нас должен иметь бесспорную власть над всеми другими. Затем тот, у кого будет преимущество, найдет способ определить, кто из нас настоящий. В противном случае мы ничего не сможем добиться.

— Тогда позволь мне быть им, — перебил его один Блейк.

— Я не это имел в виду, — вздохнул второй. — Это был не я.

— Это был я! — выкрикнул первый. — Я сказал не подумав. Действуй. Но как ты заставишь других отдать их оружие? Я-то отдам. А если ты не сможешь заставить других?

— Не беспокойся, смогу. У меня есть верные друзья, — жестко сказал Пентон. Он махнул в сторону десяти своих двойников. — Они во всем со мной согласны.

— Но что ты собираешься предпринять? Прежде чем сунуть голову в петлю, я должен знать, что она не затянется у меня на шее.

— Я постараюсь не думать о том, что буду делать, иначе они прочитают мои мысли, обдумают их и не станут следовать за мной. Они все еще надеются. Ты понимаешь, что перец и алкоголь не сработают так, как надо, потому что они могут прочитать в моем мозгу, какая должна быть на них реакция. Они будут пить виски и морщиться от перца, ведь они прекрасные актеры. Вот это самое я и собираюсь испытать. Род, ты же мне всегда доверял, поверь и на этот раз.

— Хорошо. Делай как считаешь нужным. Пойдем на корабль. И если кто-нибудь из этих мерзавцев не расстанется со своим оружием — это буду не я. Тогда облучи его.

Все десять Блейков резко поднялись и зашагали к кораблю.

Пентоны настороженно последовали за ними. Неожиданно Пентон выстрелил в одного Блейка, который остановился в раздумье. Плечи двойника опустились, руки превратились в некое подобие крыльев, фигура стала оседать на землю.

— Это помогает, — сказал Пентон, вкладывая пистолет в кобуру.

Блейки с побледневшими лицами вошли на корабль и положили оружие в ячейки. Они находились под прицелом множества пистолетов. Любое неверное движение хотя бы одного из них могло привести к тому, что смертоносное оружие испепелит всех, в том числе и настоящих Пентона и Блейка.

Пентон все еще не придумал другого способа выявить настоящих людей, кроме того, который повлечет за собой их с Блейком собственную смерть. Само по себе это было бы не так уж важно. Опасность заключалась в том, что другие люди, которые прилетят на эту планету, будут в неведении, и тогда Земля будет уничтожена не огнем и мечом, а этими похитителями мыслей, молча и незаметно.

Блейки вышли безоружными. Они двигались неловко и напряженно под пристальными взглядами одиннадцати Пентонов, вооруженных ужасным, несущим смерть оружием.

Несколько Пентонов вынесли из корабля коробку с перцем и тюбик сахариновых таблеток, бутылку виски и медицинскую аптечку. Один из них осмотрел все, что они принесли.

— Попробуем перец, — сказал он. — Построились!

Блейки, помедлив в нерешительности, построились.

— Я отдаю свою жизнь в твои руки, Тед, — сказали двое из них одинаковыми жалобными голосами.

Четыре Пентона коротко улыбнулись:

— Я знаю. Достроились. А теперь подходите. — Первый, — выдохнул Пентон и затем добавил: — Высунь язык, пациент.

Дрожащими руками он положил порцию перца на язык парня. Язык его тотчас дернулся, лицо перекосила гримаса.

— Фууу… — разинул он рот. — Фуу, черт!

Молниеносным движением Пентон выхватил свой ионный пистолет и пистолет рядом стоявшего двойника. За пятнадцать секунд все Блейки, кроме одного, задыхающегося и кашляющего, задымились и быстро растворились, превратившись в кучу грязи. Другие Пентоны методично помогали их уничтожать. Блейк пришел в себя.

— Боже, ведь там мог оказаться настоящий! — застонал он.

Десять Пентонов вздохнули с облегчением:

— Теперь все ясно. Слава Богу, получилось. Это позволило мне принять решение. И это не сработает снова, потому что, пока ты будешь пытаться прочитать мои мысли, чтобы разгадать хитрость, эти мои братцы прочитают их мгновенно. Ты ведь не знал того, что знал я, а это доказывает, что я был прав.

Блейк тупо на него посмотрел.

— Я был первым из них… — Он с трудом удерживался от кашля и чихания.

— Совершенно верно. Иди на корабль и придумай что-нибудь. Пошевели мозгами, что ты можешь сделать, чтобы выявить меня среди них. Ты должен использовать свою голову как-нибудь так, чтобы они не могли сразу понять твоих мыслей. Действуй.

Блейк поплелся к кораблю. Первое, что он сделал, — закрыл люк на замок, чтобы остаться одному. Затем, пройдя в рубку, надел скафандр и нажал кнопку на пульте управления. Прошла секунда. Вскоре он услышал глухие удары и странные шлепки, доносившиеся из грузового отсека. Он быстро пошел туда и облучил два больших ящика с образцами, которые они с Пентоном собрали на Венере. Оттуда высунулись щупальца, которые пытались схватить пистолет. Воздух в отсеке стал густым и зеленоватым.

Блейк удовлетворенно наблюдал, как зеленый дым заполняет отсек. Он открыл все двери помещения. Другой хлюпающий звук привлек его внимание, и он, тщательно прицелившись, устранил странный объект, от переплетенных щупальцев которого исходил этот звук.

В течение получаса дым в отсеке становился все гуще и зеленее. Наконец, чтобы быть совершенно уверенным, что ничего живого не осталось, Блейк включил другой аппарат. Когда столбик термометра упал до предельной отметки, на стенах появился иней. Тогда он снова обошел отсеки с ионным пистолетом, направляя его на все, что попадалось на глаза.

Вентиляторы очистили воздух от хлора за две минуты. Блейк утомленно сел. Он щелкнул выключателем микрофона и сказал:

— Я держу палец на кнопке ионной пушки. Пентон, я люблю тебя как брата, но Землю я люблю больше. Если ты сможешь заставить своих приятелей сложить оружие в аккуратный штабель и уйти — отлично. Если нет, то есть если вы не сделаете этого за тридцать секунд, я стреляю, и тогда всем Пентонам конец. А теперь марш!

Широко улыбаясь, с явным удовольствием десять Пентонов выложили двадцать пистолетов.

— Отойдите, — сурово сказал Блейк.

Они подчинились. Блейк собрал пистолеты и вернулся на корабль. Пройдя в лабораторию, он достал из шкафа три пробирки с плотно пригнанными пробками, открыл их и вылил содержимое в лабораторный стакан. Выйдя из корабля, он увидел, что десять человек стоят возле корабля.

— Хорошо, Пентон. Я обнаружил, что ты взял с собой вакцину с вирусом, разрушающим иммунную систему человека. Давай посмотрим, смогут ли эти похитители мыслей украсть секрет того, что мы знаем и о чем они не имеют представления. Здесь концентрированная доза. Давай выпей ее. Мы можем подождать и десять дней, если нужно, чтобы проверить, как она подействует.

Десять Пентонов смело подошли и встали у корабля.

Один шагнул вперед, чтобы взять стакан, — и девять шагнули тоже. Но не вперед, а за корабль — туда, где ионная пушка не могла их достать. Улыбаясь, Блейк помог Пентону забраться в люк.

— Я правильно сделал?

— Да, — вздохнул Пентон, — но Бог знает почему. Вакцину не глотают, и разрушение иммунной системы за десять дней не обнаружить.

— Я же этого не знал, — засмеялся Блейк. — Они были слишком заняты, стараясь понять, что я делаю, и перестали следить за твоими мыслями. Ara! Вон они побежали. Ты будешь стрелять или я? — вежливо спросил Блейк, прицеливаясь в девять колеблющихся фигур, несущихся над красной пустынной планетой. Корабль стремительно взлетел и пустился за ними в погоню.

— Да, я хотел бы узнать одну вещь. — Он выпрямился, когда погас невероятно яркий луч, уничтоживший двойников. — Мне интересно знать, каким образом ты меня вычислил?

— Чтобы сделать то, что ты сделал, требуется прекрасно скоординированная работа пятисот различных мышц. Я не верил, что эти существа смогут повторить это сразу и без ошибки.

— Но для чего нужны пятьсот мышц? Что я такое сделал?

— Ты чихнул.

Род Блейк заморгал и открыл рот от удивления, тем самым подтверждая правоту Пентона.

РАЗДВОЕННЫЙ МОЗГ

Глава первая

— П'холкуун возвращается, — вздохнул Тед Пентон. — Может быть, он решился.

Род Блейк беспокойно зашевелился на койке.

— Растолкуй, пожалуйста, мне свое сообщение, раз уж ты приложил лицо к единственному прозрачному пятну на этой чертовой стеклянной двери. Кого из этих одушевленных энергополей зовут П'холкуун?

— Как мне его обрисовать? Тебе известно, что он ганимедийский тюремщик. Они все выглядят одинаково. Мы первые люди, увидевшие Ганимед и его обитателей, поэтому в нашем языке нет слов, чтобы описать его внешность. Ростом он семь футов три дюйма, весит около ста пятидесяти фунтов — вернее, столько бы он весил на Земле. У него такие же привлекательные зеленые волосы, как у всех лануров. Он одет в шалурскую тюремную униформу. Наш второй караульный его спугнул.

— Наверное, он такой же хороший оратор, как и ты, — проворчал Блейк. — За пять минут тебе удалось изучить его язык, выяснить политические симпатии и подбить начать революцию. Дружище, ты прямо-таки бомба, подрывающая местные устои!

— Правильнее сказать, плазменная энергия, — заметил кисло Пентон. — Сначала нас выгнали с Земли за эксперименты с нею, — удар номер один. Мы попали в заваруху на Марсе. А когда вернулись домой, Земля устроила нам грандиозную встречу — салют из двадцати одного орудия. Только они забыли вынуть шестнадцатидюймовые снаряды. Мы все еще для них персоны нон грата. Получается, что здесь безопаснее. П'холкуун — член революционной партии. Способ чтения мыслей, которому я научился у марсиан, помог мне стать его другом.

— Пентон, — послышался вдруг снаружи тонкий писклявый голос тюремщика-друга, — шалуры опять изучают ваш корабль.

— Очень они умные, — мрачно пробурчал Пентон. — Если они нарушат плазменный баланс, который я установил в двигателе, этот спутник навсегда покинет систему Юпитера. Им даже в голову не приходит, какая сила заключена в нашем корабле.

— Они тебе не доверяют. Говорят, что ты лгун, — сказал ланур.

— Им хочется, чтобы я взял, их в космос, — продолжал Пентон. — Если они разобрались в конструкции корабля, почему бы им не построить такой же и не полететь на нем? В вашем языке нет даже слов «электричество» и «плазма».

П'холкуун медленно покачал головой:

— Ты не понимаешь. Десять лет назад был создан первый шалур. Это сделал ланур. Он разработал операцию и провел ее на своем друге, а затем его друг сделал то же самое с ним. Суть операции была в том, чтобы разделить мозг на две половины и сделать так, чтобы каждая из них самостоятельно мыслила. Если каким-то образом у человека будет повреждена одна половина мозга, другая половина станет работать вместо первой. Затем шалуры выяснили, как сделать так, чтобы обе половины работали одновременно. Мозг состоит из миллионов клеток, каждая из которых участвует в процессе мышления. Когда шалуры разделили мозг на две самостоятельные половины, они стали мыслить не в два раза, а в десять тысяч раз интенсивнее. Из двух множителей А и Б вы можете составить только две комбинации: АБ и БА. Удвоив количество множителей, вы получите не две комбинации, а намного больше. Всего за десять лет шалуры свергли наше правительство и создали новую цивилизацию. Они создали шлитов, тысячи новых растений и новые виды белковой пищи. Они способны за короткое время изучить ваш корабль. Мы хотим избавиться от них… Когда-нибудь мы восстанем и добьемся своей цели.

— Шалуры не всеведущие. Вы напрасно боитесь их, — огрызнулся Пентон.

Широкое бородатое лицо ланура медленно расплылось в улыбке:

— Ты в тюрьме, Урд-махн, и только благодаря шалурам.

— Они обманом заманили нас в ловушку…

— Шалуры очень вероломны. Они считают, что это разумно.

— Они поймут, что это в высшей степени неразумно, когда через десять месяцев мои люди появятся здесь и в один момент сотрут этот город с лица земли. Мы уничтожим шалуров. Возможно, тогда ваше восстание победит. — Пентон, конечно, лгал. Тюремщик не знал, что они были изгнаны с Земли.

— Их газ… их газ всегда останавливает нас. И шлиты. Мы не можем справиться с ними… — Красновато-коричневое лицо стражника побледнело. Пентон молча проклинал страх ланура, который не давал прочитать его мысли даже с помощью древнего метода марсиан. Диск с описанием этого метода он недавно выкрал из марсианского музея. Вместо мысленного образа он улавливал только смутное бесформенное облако страха.

— Мы владеем более древними знаниями, чем вы, — сказал Пентон. — Впрочем, поступай как знаешь. Мы все отправимся в преисподнюю, если шалуры по ошибке выпустят страшную энергию нашего корабля.

— Я… Я сегодня вечером поговорю со своими товарищами, — сказал ланур и неловко двинулся по коридору.

Пентон отошел от маленького окошка в матовом стекле двери. Хотя на Ганимеде он был в пять раз сильнее, чем на Земле, разбить толстое плотное стекло ему не удавалось. Пентон посмотрел на дверь с отвращением.

— Черт, — проворчал он мрачно.

— Я понял так, что он сказал «нет», — пробормотал Блейк угрюмо. — Чудесных пташек они здесь держат. Ты приветствуешь их, они машут тебе руками, улыбаются и тоже приветствуют тебя из своих самолетов, пока ты спускаешься. Ты выходишь… удар… Они бросают стеклянную бомбу с усыпляющим газом — и ты в ловушке. Ну вот… А теперь я не могу спать, не могу курить, не могу двигаться. Я…

— Заткнись. Послушай, я могу сделать так, чтобы ты заснул. С помощью гипноза.

— Можешь? Хорошо, что ты научился этому у марсиан. Давай попробуй.

Глядя на Пентона с признательностью, Блейк растянулся на спине. И уже через десять секунд осознал свою ошибку. Он был загипнотизирован. Поток странных мыслей захлестнул его мозг — идеи другого мира. Пентон обучил его ланурийскому языку способом марсиан, разработанным десять тысяч лет назад, — с помощью гипноза. За каких-то пять минут Блейк узнал все о ланурах. А также заработал страшнейшую головную боль, которая не шла ни в какое сравнение с той, которую он обычно получал, изучая иностранный язык. Он силился освободиться…

* * *

Солнечные лучи проникали через заднюю стену камеры. Это означало, что снова наступил день и что он проспал несколько часов.

— Нет, — послышался голос Пентона. Он разговаривал с лануром.

Блейк резко поднял голову и громко застонал. Да, голова разламывалась от боли.

— Нет, я не себя буду лечить. Скажи им, что Блейк умирает, что этот воздух ему не подходит. Слышишь, как он стонет? Скажи шалурам, что мне необходимо это вещество.

Блейк заметил тень, расплывшуюся за матовым стеклом тюремной стены. Он попытался встать. Пентон повернулся к нему:

— Отлично, Род. Ничто так хорошо не лечит, как время. Я знал, что ты проснулся. Твоя помощь мне просто необходима.

— Помощь? Помощь! Ах ты космический разбойник! Моя голова…

— Знаю. Но нам нужно одно вещество… Сейчас его принесут. Теперь ты знаешь их язык… Мы скоро получим вещество, которое мне позарез необходимо.

— Я уже получил головную боль. Заткнись и убирайся. О-о-о…

* * *

Он задремал, а когда снова открыл глаза, голова болела меньше. Пентон колдовал над какими-то стеклянными колбами, наполненными остро пахнущими жидкостями и различными порошками.

— Не мог бы ты постонать? — любезно попросил он. — Стражник смотрит и слушает.

Блейк сделал ему одолжение:

— О-о-о… чтоб тебя черти взяли… А-а-а… Ты доволен? Чем это так воняет?

— Я стараюсь кое-что вычислить. Продолжай в том же духе. Я делаю для тебя лекарство. Ты страдаешь, потому что атмосфера тебе не подходит. Мне стало легче, потому что я уже принял порцию этого атмосферного акклиматизатора.

— Продолжать стонать? Дай Бог, чтобы это лекарство мне помогло. Но ведь ты не врач!

— Сейчас я врач. Лекарство скоро будет готово. Хм… — Пентон поднес колбу к носу. Комнату заполнили запахи — приятный фруктовый вперемежку с острым и противным. Отмерив из одной бутылки несколько кристаллов, затем из другой еще немного, он понюхал, что получилось, и попробовал.

— Глотни, — наконец сказал Пентон и засмеялся, поднося лекарство Блейку. — Гарантирую, что после того, как ты отведаешь этот напиток, тебе море станет по колено.

Блейк поднес колбу к носу. Его глаза расширились от удивления. Он пригубил, и рот его расплылся в улыбке.

— Что за лекарство! Чувствую, что снова наступают счастливые деньки!

Он сделал большой глоток и с трудом оторвался от колбы.

— Замечательно! А из чего ты это приготовил? Пентон тоже немного отпил и сказал:

— Лимонная кислота — кристаллизированная кислота лимона. Сахароза — вещество, более известное под названием сахар. Этанол — иначе этиловый спирт. Углекислота — всем знакома как содовая вода. Думаю, эта смесь способна взбодрить тебя, где бы ты к ней ни приложился. А мне нужен ее остаток.

Пентон посмотрел на большую колбу, в которой растворялся белый порошок.

Целый галлон нужного раствора был уже готов. Он осторожно добавил еще порошка из большой мензурки и другого — из стеклянной бутыли.

— Что это? — спросил Блейк.

— Универсальное средство. В любом случае, надеюсь, оно поможет нам выбраться отсюда. Я…

С глухим стуком от стеклянной стены отделился большой блок. Из глубины за ним хлынул поток какого-то пара, клубы которого заполнили камеру.

Тотчас же в камере распространился сильный удушливый запах. Блейк с опаской оторвал ногу от пола, по которому стелился пар, и испуганно посмотрел на Пен-тона.

Я знал, что так будет, — вздохнул Пентон.

— Что?

— Притворись больным. Предполагается, что ты лечишься от смертельной болезни. Я собираюсь сказать об этом тюремщику. Все идет по плану.

Увидев, что караульный собирается отпереть дверь камеры, Пентон замахал ему руками.

— Не входи… испарения… Блейк должен дышать паром!

Тюремщик приоткрыл дверь, но, убедившись, что там пар, плотно закрыл ее и ушел.

— Смотри, Род, они только что включили в коридоре свет! — сказал Пентон.

— Почему ты сказал, что до нашего появления здесь у них не было электричества? Может быть, это не лампы накаливания, но очень на них похожи.

Пентон засмеялся:

— Я сказал, что у них не было электричества до нашего появления, потому что приборы не показали никакой произведенной людьми электрической или электромагнитной энергии на всей планете. А трубки со светящимся газом — лишь бедная их имитация. Эти лампы биологические. Они используют какой-то вид бактериальных ферментов, которые светятся, когда к ним поступает воздух. Ты заметил, как быстро стемнело? Малые миры с тонким слоем атмосферы очень быстро вращаются вокруг своей оси. Через четверть часа будет совсем темно. Давай-ка, парень, собирай свои вещи. Скоро мы уходим.

— Как? П'холкуун решился помочь нам?

— Нет. Во всяком случае пока. Я не думаю, что он предпримет что-нибудь, если мы сами отсюда не выберемся. П'холкуун не будет просить помощи от тех, кто в худшем положении, чем он. Но… он охотно нам поможет, как только мы сбежим.

— Да… но как? Неужели ты считаешь, что мы сможем пройти сквозь эти стены?

— Да, именно через стены. Полагаю, сейчас уже достаточно темно. Род, приложи-ка свое здоровенное копыто к стене, у которой стоит стол, а я пока постою у двери и отвлеку караульного.

Блейк двинулся к столу, а Пентон очень громко заговорил с тюремщиком о каких-то пустяках. Блейк не обращал на них внимания, потому что брешь в стене была проделана. От удара ногой прозрачное твердое стекло рассыпалось на множество кусочков. Он видел, как его ботинок легко погружается в стекло и проходит сквозь него!

За короткое время Пентон так надоел тюремщику, что тот сбежал от него, чтобы только не слышать его голоса, и Пентон прошел вслед за Блейком через стену тюрьмы.

— Юпитер поднимется примерно через два часа. Когда он взойдет, нам нужно будет не рассуждать, а скрываться, — сказал Пентон. — Среди местного населения мы выглядим как два орангутанга, гуляющих под руку по Пятой авеню. Им наше тело кажется средоточием жестокой грубой силы. Поэтому, когда огромная масса Юпитера поднимется над горизонтом и его свет сделает нас заметными, наш вид вряд ли понравится старым ланурским дамам.

Покопавшись в мозгу П'холкууна, я выяснил, что наш корабль где-то в благоустроенном районе города. А сейчас мы должны как можно дальше убраться отсюда.

Глава вторая

Тед Пентон перелетел через стену высотой двадцать футов, которая окружала тюрьму. Блейк последовал за ним и обнаружил, что сделать это совсем не трудно — ведь гравитация на Ганимеде гораздо меньше земной.

— В чем… — он с трудом переводил дух после каждого слова, — секрет… стены… не беги… дурак… я задыхаюсь.

— Воздух слишком разреженный… Надо передохнуть, — согласился Пентон. Они остановились в темном переулке. — Я использовал кротон-альдегид… органическую жидкость… полученную из… спирта. А весь секрет в том… что стекло на самом деле… нетвердое.

Блейк, задыхаясь, уставился на него:

— Но эта стеклянная стена выглядела очень прочной… или мне показалось?

— Показалось, говоришь? Стекло — это жидкость, которая, остыв, превращается в твердое вещество. Кротональдегид имеет любопытное свойство делать его твердым. После длительного нагревания и охлаждения можно получить тот же эффект, поэтому стекла керосиновых ламп всегда хрупкие. Твердое стекло очень непрочное. Кротональдегид делает его твердым, но лишает прочности. Нам нужно украсть машину. Черт! Не беги так быстро, а то наше дыхание будет слышно за несколько кварталов. У них есть автомобили. Нам нужно найти хотя бы один, и дай Бог, чтобы у них не было сигнальных устройств.

Они прошли шесть кварталов, прежде чем увидели на дороге круглую громоздкую глыбу, которая, очевидно, и являлась автомобилем.

— Ты его поведешь, Род, — тихо сказал Пентон. — Ты лучше разбираешься в технике. Как думаешь, что это такое?

— Господи, я не могу понять! Он электрический? Нет. Паровой? На воздушной подушке? На бензине? Дизель? Черт, как я это узнаю? Где двигатель? Я не знаю, где передняя часть, где задняя. Это рычаг управления и… ну, а что вон там, сзади? Я…

Автомобиль вдруг дернулся вперед.

— О, ты уже знаешь, как его завести, — сказал Пентон.

Блейк был занят изучением машины. Он осторожно сжал рычаг и потянул на себя.

— Что нужно делать, чтобы его остановить? — Он попытался нажать на рычаг.

Автомобиль рванулся вперед. Блейк лихорадочно дергал ручку в разные стороны. Автомобиль перестал наращивать скорость, но не собирался замедлять ход. Им помогло то, что дорога была прямой. Блейк случайно задел ногой какую-то педаль — автомобиль свернул в сторону и врезался в столб.

— Теперь ты знаешь, что управление осуществляется ногами, — сказал Пентон, открывая дверцу. — Нам лучше побыстрее уйти отсюда. Кто-нибудь обязательно заинтересуется причиной этой аварии. Попробуем следующий. Ты теперь знаешь, что они управляются ножным тормозом, и не будешь сильно жать на педали.

— Мне нужно время, чтобы понять, как эти дьявольские штуки работают. Я только взялся за эту ручку… и он поехал. Никакого стартера… Ничего!

Пройдя несколько кварталов, они нашли другой автомобиль. Правда, не совсем такой, как первый, но похожий — с семью сиденьями вместо пяти. Блейк вопросительно посмотрел на Пентона.

Тот осмотрелся. Вокруг них на фоне усеянного звездами неба неясно вырисовывались какие-то постройки, похожие на товарные склады. Высоко на небосклоне светила маленькая яркая луна, а ниже находилась другая — еще меньше. Это были планеты, такие же, как и та, на которую они попали, но сейчас они казались яркими кружками. Однако их света все же хватало, чтобы видеть темные переулки и заборы, сделанные из какого-то волокнистого материала.

— Все в порядке, Род. Проверь систему управления и поезжай, — тихо сказал Пентон.

Спустя пять секунд Блейк был внутри и, осмотрев рычаги и педали, тронулся с места. Машина ехала быстро и тихо: слышалось только ровное гудение вентилятора. Блейк освоился с двумя управляющими педалями и ручкой. Нажимая на нее, можно было развить поразительную скорость, отпуская руку — тормозить автомобиль, обуздывая удивительную мощь бесшумного двигателя.

— Отлично. Теперь я понимаю, как им управлять, но нужны фары. Как они зажигаются? По-моему, этой кнопкой.

Пентон осторожно нажал на кнопку, фары зажглись, и Блейк повел машину более уверенно. Когда он сильнее нажал на рычаг, двигатель бросил автомобиль вперед. Они ехали по пустынному району со скоростью сто сорок миль в час. Прямая, как стрела, улица закончилась, и Блейк лихорадочно огляделся, ища возможность повернуть автомобиль и проклиная сложную систему тормозов. Вскоре после того, как он повернул направо, они оказались на менее пустынной улице. Он сделал еще один поворот. Теперь то тут, то там мелькали автомобили.

Когда они приблизились к центру города, движение стало оживленнее. Блейк напряжение) смотрел по сторонам, стараясь понять указатели на дороге.

— У них есть светофоры, — сказал Пентон. — Я понял, как работают эти чертовы штуки. Здесь система световых указателей, похожая на нью-йоркскую. Смотри — впереди зажегся желтый свет. Это стоп. А по красному можно ехать. Мы должны остановиться у следующего квартала.

Движение усилилось еще больше. Огни стали блекнуть. И вдруг яркая вспышка осветила небо. Почти тут же показался сияющий Юпитер. Проехав пять кварталов, они остановились, зажатые в транспортной пробке. Водители, глянув в их сторону, останавливали автомобили, выскакивали на дорогу и разбегались в разные стороны. Они видели, что за ними едут два чудовищно толстых существа с огромными буграми мускулов, ужасные животные, которые каким-то сверхъестественным образом стали разумными. Блейк открыл дверцу.

— Все, приехали. Пересадка. Нам не пробиться через эти брошенные машины. Думаю, что шоферы уже не вернутся.

Пентон вышел с другой стороны, и они молча зашагали дальше по дороге. Позади резко открывались дверцы и слышался топот ног разбегающихся людей. Блейк остановился у последнего автомобиля в этой пробке — блестящего фургона на семь пассажиров. Резко подняв окно кабины, он спокойно посмотрел на водителя. Ланур с серыми волосами откинулся назад и закрыл глаза. Тряхнув головой, он открыл их снова. Затем выскочил и пустился наутек.

Пентон влез первым, Блейк занял место водителя.

— Огни изменились, — сказал Пентон, когда они проехали почти пятнадцать кварталов. Они снова поменяли автомобиль, взяв тот, перед которым дорога была свободна… и десяток стеклянных бомб с усыпляющим газом разорвались вокруг них. Блейк подпрыгнул к потолку кабины, с треском обрушился на сиденье и погрузился в сон.

Пентон, мчавшийся большими прыжками по дороге, обернулся… и помчался быстрее. За ним катился какой-то тестообразный шар диаметром в два фута. Повернув к обочине, Пентон увеличил скорость. Он стал прыгать из стороны в сторону, но шар, не отставая, подпрыгивал вместе с ним.

Шар был мягким, мясистым и упругим. Прилипнув к его ноге, он медленно пополз по ней вверх. Пентон, пытаясь оторвать его от себя, проделывал в этом тестообразном комке огромные дыры, которые тут же срастались. Увидев, что ланурийские полицейские подбегают к нему, готовясь бросить газовые бомбы, он в отчаянии опустил руку в карман и вытащил из него фонарь. Но тестообразное вещество облепило его руку. Вдруг шар отскочил на землю, бешено вращаясь и прыгая во все стороны, как сумасшедший. Он врезался в подбежавшего ланура, который отпрыгнул от него с выражением ужаса на лице.

Пентон, делая большие прыжки, влетел в переулок и, обежав несколько кварталов, обнесенных заборами, вернулся к тому месту, где оставил Блейка. Землянин неподвижно лежал на дороге с откинутой назад головой и громко храпел. Несколько полицейских старательно связывали его веревками. Пентон, стараясь быть незамеченным, подобрался ближе. Рядом находился какой-то автомобиль. Пентон внимательно осмотрел его, прежде чем подойти. Это был светлый автомобиль с откидным верхом.

Через некоторое время автомобиль двинулся в сторону Блейка. Ланурийские полицейские забросали его стеклянными бомбами. Два тестообразных шара пытались подобраться к колесам, но были отброшены. Слившись, они неожиданно образовали один большой шар. Полицейские разбежались, когда автомобиль тихо проехал вперед и остановился.

Пентон заметил, что Блейк зашевелился. Очевидно, он приобрел иммунитет и стал менее восприимчив к газу. Пентон стал распутывать веревки на теле своего друга.

— Полагаю, — задумчиво сказал он, оглядываясь по сторонам, — настала пора искать пристанище на день. Эти развалины — самое подходящее место.

Глава третья

Пентон смотрел на грязную, запущенную улицу через узкую трещину, одну из множества других унылых трещин в еще более унылых развалинах, которые стали их приютом. По противоположной стороне улицы шел ланур, то и дело спотыкаясь. Неожиданно он остановился прямо посреди лужи и медленно покачал головой. Потом недоуменно осмотрелся. Когда он снова двинулся вперед, его походка стала более твердой, как будто он обрел цель.

Пентон вздохнул и отвернулся. Подойдя к Блейку, он сел рядом с ним.

— Ушел. Он сделает именно то, что я ему приказал. Гипноз должен подействовать, и он приведет сюда П'холкууна. Это займет не больше часа.

— Ты думаешь, П'холкуун придет? И будет ли от этого какой-нибудь толк, даже если он придет? Ведь раньше он не хотел нам помогать, — возразил Блейк.

— Он придет по двум причинам. Нам повезло, что шалуры не знают о свойствах кротональдегида. Я использовал кое-что еще — катализатор, который ускоряет его действие. Ланура должно заинтересовать, каким образом мы прошли через стену. Еще больше он захочет узнать о способе, которым я отогнал тестообразный шар. Он придет и, скорее всего, поможет нам, потому что мы показали, что умеем делать что-то такое, чего не могут шалуры. Думаю, через час он появится.

В действительности им не пришлось ждать и получаса. По улице проехал маленький открытый автомобиль и остановился за четыре или пять дверей от них. Из него вышел высокий ланур. Он с опаской приблизился к их двери и осторожно ее открыл.

— Входи, П'холкуун. Мы рады тебя видеть.

— Вы вызвали большой переполох. — Ланур поклонился. — Шалуры поставили охрану вокруг дворца. В такой ситуации восстание обречено на неудачу. Они отобрали гранатометы у ланурийской гвардии, оставив им только холодное оружие. И держат шлитов наготове.

— Шлиты — это такая тестообразная штуковина без ног с мерзким запахом и странной слизью? — задумчиво спросил Пентон.

— Нет, — вздохнул П'холкуун, — ты понятия не имеешь, что такое шлит. Прошлой ночью на тебя напали гретланты. Шлиты — такие же, как они, но гораздо больше — пятьдесят футов в диаметре. Шалуры все еще не могут понять, как тебе удалось обратить гретлантов в бегство. Они бесстрашны и никогда прежде ни от кого не убегали.

Пентон улыбнулся:

— Это, друг мой, электричество. Одна из тех сил, о которой шалуры не имеют представления. Послушай, смочи два пальца вот так и дотронься до этой маленькой металлической планки.

Пентон показал, что надо сделать, и ланур нерешительно коснулся клемм фонаря. Он тут же отскочил, как ужаленный, и упал возле двери. Пентон и Блейк недоуменно посмотрели друг на друга. Ланур с трудом сел и покачал головой.

— Это… это ужасно! Уберите от меня эту штуковину, — застонал П'холкуун. — Она скрутила все мои мускулы в узел. А сердце сжалось так, как будто великан сдавил его в кулаке. Ужасно!

— Это электричество, — медленно произнес Пентон, — и ты, кажется, очень чувствителен к нему. Намного чувствительнее, чем мы. А теперь расскажи про шлитов.

— Шлит — это огромная масса желеобразной протоплазмы, которая с готовностью слушается своего хозяина, — сказал ланур, потирая руки и с опаской глядя на фонарь. — Его нельзя убить, потому что те его части, которые повреждены, отваливаются сами собой. Если в него выстрелить или разрубить на куски, это ему не навредит. Усыпляющий газ на него не действует. Он невероятно сильный и может принимать любую форму. Шалуры победили ланурийских правителей, послав к ним в крепость шлита по узкой дренажной трубе. Сначала это была нить из протоплазмы, которая затем превратилась в огромный шар. Шлиты поглощают и переваривают все, что им дадут. Они могут растворить в себе даже металл. Только стекло для них непроницаемо. Если есть вентиляционное отверстие, шлиты всегда могут просочиться через него.

— Сколько их?

— Тысячи. Когда необходимо, шалуры используют их как рабочий скот. Шлиты могут протечь под камень, балку или глыбу металла и, постепенно вырастая, поднимать груз. Или могут свеситься, как клейкий канат, обвиться вокруг камня и сокращаться, поднимая его. Если у обычного шлита не хватает сил, четыре или сто сливаются друг с другом и создают один большой, который делает необходимую работу. Во время последнего восстания около тысячи шлитов окружили ланурскую армию и сжались в одну огромную глыбу. Вся армия оказалась внутри и растворилась в теле этого громадного шлита.

Блейк пристально посмотрел на Пентона.

— Думаю, — сказал он по-английски, — нам надо было лететь на другую планету. Мне не нравятся эти амебы, принимающие любую форму. Хотел бы я познакомить их с марсианскими ташол. Интересно, понравятся ли они друг дружке?

— П'холкуун, нам нужно добраться до корабля. Тогда мы сможем использовать его энергию для вашей защиты.

Ланур поднялся на ноги и оглядел комнату.

— Корабль перенесли во дворец, — наконец сказал он. — Двадцать шлитов сделали это прошлой ночью. Шалуры знают, как он важен для вас, поэтому они переправили его туда, куда вы не доберетесь. Корабль находится во внутреннем дворе. Это место мы называем двором шлитов. Не представляю, как вы проникнете туда. Может быть, вы сможете воздействовать на какого-нибудь шалура, как вы воздействовали на того странного человека, которого послали ко мне, и устраните шлитов с дороги. Но ни один ланур не может справиться с ними. Их нельзя поймать в ловушку, они никогда не умирают.

— Можно ли их откормить так, что они станут недееспособными?

— Нет, они сразу же делятся на части. Если они съедят в два раза больше пищи, их и станет в два раза больше.

Пентон посмотрел на Блейка.

— Если тебе не нравятся шлиты, может быть, нам лучше остаться здесь? — Он вздохнул. — Ты уверен, что на корабле не остался какой-нибудь ташол? Одно из тех марсианских существ, которые как раз сейчас могли бы сбить с толку шалуров.

— Принести тебе то, не знаю что? — задумчиво спросил Блейк. — Хотел бы я увидеть, что произойдет, когда разъяренный шлит встретит марсианского ташол? Может быть, ташол превратится в несъедобный камень или станет большим по размеру шлитом и съест того, кто на него нападет? Интересно, почему Господь позволяет существовать такой мерзости…

Хотя нет, он ведь не создавал шлитов. Шалуры сами их изобрели, а судя по тому, что говорили марсиане, ташол возникли сами. Ты помнишь, Тед, когда на Марсе старик Лошту рассказал нам о ташол? Переставь буквы в слове «Лошту», и оно будет звучать как «ташол»! Держу пари, что Лошту на самом деле был одним из них и все это время про себя смеялся над нами. Но дело не в этом. Вопрос в том, как проникнуть на корабль и при этом не оказаться в брюхе у какого-нибудь шлита. — Он повернулся к лануру: — П'холкуун, ты можешь начать восстание?

— Нет, пока вы не найдете способ убрать шлитов, — ответил твердо ланур. — Мои люди не будут даже говорить о восстании, пока не убедятся в том, что их не используют как приманку. Ты ведь не захочешь, чтобы пятидесятифутовый шар из желе навалился на твоего лучшего друга. Вряд ли тебе понравится смотреть на выражение ужаса в его глазах, когда он будет растворяться в шлите…

— П'холкуун, подожди минуту. Я должен подумать, — перебил ланура Пентон. Он сел на пол, скрестив ноги. — Я должен подумать, что в нашей науке можно найти такого, что помогло бы справиться со шлитами. Скажи мне такую вещь. Можешь ли ты или твои люди получить доступ в магазин металлических изделий? Туда, где есть различные металлы? Для вас это будет несложно. Я придумал одну хитрость, которая спасет вас от этих шлитов.

— Мы сможем получить металлы. Но не драгоценные. В таких магазинах работают только лануры. Мы сделаем даже приборы, если они достаточно простые и не слишком большие — ведь нам придется их прятать.

— Отлично. Как можно быстрее принеси мне образцы всех металлов, какие ты можешь достать. И… одну из тех тестообразных штуковин, которых на меня напустила полиция. Можешь ты это сделать?

— Да, — немного поколебавшись, сказал П'холкуун. — Неужели ты действительно надеешься справиться со шлитами?

Пентон улыбнулся:

— Друг, когда я проникну в их священный двор, ша-луры выскочат из своего дворца как ошпаренные. Мне нужен только десяток храбрых лануров; все остальные повстанцы могут оставаться за стенами дворца и хватать шалуров, когда те из него побегут. И мне не нужно, чтобы твои люди захватывали шесть зданий дворца.

— В любом случае они не смогут это сделать, потому что шалуры живут вокруг дворца. Если ты уверен…

Блейк тихо лег в угол после того, как П'холкуун ушел. Он устал. Атмосфера маленькой планеты действовала на него расслабляюще. К тому же он не особенно верил Пентону, который вдруг стал таким же общительным, как стены их убежища.

* * *

Блейк спал. И спал достаточно мирно, пока не был разбужен звоном, хрустом и громкими ударами. Он сел и сразу же получил удар. Увесистый тестообразный шар шлепнулся на него и перекатился через плечо. Блейк с трудом справился с ним. Он удивленно смотрел на грязно-серую массу, которая быстро покатилась по полу. Очевидно, П'холкуун пришел, когда Блейк спал, и принес гретланта.

Пентон швырнул на пол какой-то блестящий предмет. Грязновато-белесая масса дважды подпрыгнула и неожиданно выбросилась из окна, издавая отвратительный визг и бурчание.

— Ну… может быть… это… к лучшему! Уж очень тяжелая работенка… возиться с этим студнем…

— Как называется то, что ты бросил в эту штуковину? — спросил Блейк. — Она вела себя так, как будто пол раскален, и каждый раз подпрыгивала все выше и выше.

— Медь, — сказал Пентон, — и ее свойства. Мне нужно было узнать, какой у них уровень кислотности при обмене веществ. Очевидно, он больше семи, и это меня вполне устраивает. Цинк подойдет, и лануры смогут его принести. А медь дорогая.

— Вероятно, в твоих словах есть какой-то смысл, но я ничего не понял. Где П'холкуун?

— Ушел. Его люди расположились снаружи, чтобы ловить эту штуковину, когда она будет убегать. Я… Он здесь.

П'холкуун просунул свою большую голову в дверь и осмотрел плохо освещенную комнату.

— Гретлант убежал очень быстро. Я думал, что он нападет на тебя, когда мы ему прикажем. Лануры сейчас гонятся за ним в двух кварталах отсюда. Он совсем отказывается подчиняться.

— Прекрасно, — улыбнулся Пентон. — Он напал на кого-нибудь?

— На первого, кто попытался его остановить. Гретлант просто перекатился через него и бросился наутек. Что это за оружие?

— Сделай мне как можно больше таких приборов, П'холкуун, и я захвачу дворец с десятком лануров.

Пентон протянул ему моток переплетенных медных и серебряных проводов сечением примерно восемнадцать дюймов. Запутанное переплетение проводов присоединялось к маленькой твердой яйцевидной массе в середине — овалу из черного пластика.

— Полагаю, вы сможете сделать их достаточно много. И помните: нужно повторить все в точности, как у меня, не изменяя ни единого проводка. Особенно в конструкции центральной детали. Понятно?

— Сделаем. — П'холкуун смотрел во все глаза на маленькое изобретение, которое заставило абсолютно бесстрашного и нечувствительного защитника ланурского мира выскочить из окна в таком ужасе, что он совершенно перестал слушаться приказов.

Глава четвертая

П'холкуун остановился в нерешительности. Узкий коридор, прорубленный в камне, делал поворот, за которым был проход, облицованный каменными плитами, скрепленными известковым раствором.

— Скоро мы войдем во дворец. Ни одному лануру не полагается знать про этот коридор. Как я сказал, в шалурском районе нет ни одного ланура. У них мало стражи, потому что и самих шалуров немного. Но этой ночью они поставили часовых на стенах. Они подозревают… почти знают, что восстание началось. Все четыре дня, пока вы скрывались, они ничего не слышали о вас и не нашли ваших следов. Шалуры знают, что мы вам помогаем, но не подозревают о наших действиях и… — Он с сомнением посмотрел на Пентона уголком глаза. — Они уверены, что десяток человек не может захватить дворец.

— Да, они знают также, что никто не может справиться со шлитами, пока остается в живых хоть один ша-лур, способный им приказывать. Шалуры знают очень много. И во многом они ошибаются. Дверь впереди?

— Да. Закрыта на прочные стальные засовы. Но… ты сказал, что можешь ее открыть.

Пентон улыбнулся и кивнул Блейку. Тот раздал два десятка толстых переплетенных мотков проволоки, которые нес, десяти сопровождавшим их ланурам. Каждый из них присоединил мотки к тем, которые у него уже были. Затем землянин прошел вперед.

Дверь представляла собой панель из твердого дерева, которая была увешана замками. Дверь висела на двух стальных петлях и закрывалась на три засова толщиной в полтора дюйма с рычагами, похожими на замки банковских сейфов, которые намертво прикрепляли ее к стене.

Блейк обхватил пальцами засов и, крепко упершись ногами в пол, потянул на себя. Мягкая сталь прогнулась под напором его мышц, и засов вышел из гнезда, в котором сидел. Справившись с ним, Блейк занялся вторым, а потом и третьим. Лануры слушали его тяжелое дыхание и смотрели на его напрягшиеся мускулы в молчаливом ужасе.

Блейк отошел от двери и сел передохнуть. Когда его дыхание, тяжелое из-за разреженного воздуха маленькой планеты, восстановилось, он встал и кивнул в сторону двери:

— Готово, я полагаю. А теперь, П'холкуун, скажи еще раз, с чем мы там можем столкнуться.

— У них есть ружья, главным образом духовые. Они почти бесшумные, поэтому невозможно узнать, откуда стреляют. Обычные пули не могут прострелить одежду из толстой ткани, но они могут применить разрывные. Сначала шалуры будут использовать усыпляющий газ, пока не увидят, что мы к нему нечувствительны. Ведь ты выяснил, что пятикратная доза газа дает иммунитет. А потом — белые цветы.

— Что это еще за белые цветы? — спросил Пентон.

П'холкуун пожал плечами:

— Шалуры использовали белые цветы только один раз. Они сами их боятся, поэтому неохотно пускают в ход. Это плесень, которая за полминуты превращает здорового человека в разлагающийся труп. Плоть становится белой и отваливается от костей. Каждый, кто коснется плесени или даже просто пройдет мимо, через сутки становится таким же. Поэтому если вы увидите, что кто-то становится белым, и услышите его вопли — быстро уходите прочь, все равно вы ничем не сможете ему помочь. А сейчас нам нужно торопиться. Я знаю путь, который приведет нас к цели. Все мои люди пойдут за мной. Вы должны следовать за нами, иначе вам не найти внутренний двор.

— Хорошо. Давай, Блейк, — сказал Пентон. — Я нажму снизу.

Они подошли к двери и вместе взялись за нее. Стальные засовы с грохотом выскочили из пазов, вибрируя, как сорванные тростинки. Оба землянина сейчас же прыгнули в открытую дверь, лануры последовали за ними. Огромный центральный зал был озарен светящимися лампами. Полдюжины шалуров бросились им навстречу, бросая бомбы с усыпляющим газом.

Пронзительный крик разнесся по дворцу, эхом перекатываясь из зала в зал. По невидимым переходам забегали люди, где-то послышались душераздирающие вопли женщин. Откуда-то появились несколько слуг-лануров, уставившихся расширенными от удивления глазами на страшное зрелище, а затем исчезли в глубине дворца.

Блейк отвел руку назад и швырнул увесистый камень, полетевший в нападавших на них шалуров. Один из них согнулся пополам, вскрикнув от боли, другой упал — голова его была раздроблена. Когда П'холкуун прокладывал дорогу к боковому коридору на противоположной стороне зала, вокруг них градом падали газовые бомбы.

— Они соберутся для защиты внутреннего двора, как только узнают, что вы пришли! — обернувшись, крикнул П'холкуун. — Надо спешить!

Два ланура шли позади них, мечами отражая атаки с тыла. Шалуры разбежались, скрывшись в узких коридорах.

П'холкуун повел их в проход, круто идущий вниз, затем через десяток переходов — в узкий коридор.

— П'холкуун! — тихо прозвучал странный тихий голос. — Там нет дороги — ворота закрыты. Поверни в сторону. Третий поворот направо. — Послышались удаляющиеся шаги.

П'холкуун был в нерешительности.

— А что, если это был шалур? — спросил он угрюмо.

— Это мой двоюродный брат! — воскликнул один из лануров. — Он секретарь…

Пройдя три поворота, они свернули направо.

— Теперь я потерял направление, — ворчал П'холкуун. — Я не знаю этот путь. Почему он не присоединился к нам, чтобы помочь?

Из боковой комнаты вышел какой-то ланур.

— Я на вашей стороне. Подождите. — Он приблизился к ним. — Шалуры собираются все вместе, чтобы защищать большой внутренний двор. Все входы закрыты стальными решетками, кроме одного — это С`логтские ворота. Они хотят, чтобы вы прошли туда — за ними шлиты. Неужели вы на что-то надеетесь?

— Веди нас, — сказал Пентон, улыбаясь. — Чем быстрее мы доберемся до шлитов, тем лучше. Какое у шалуров оружие?

— На вашем корабле они нашли какое-то оружие, похожее на пистолет или гранатомет с усыпляющим газом. Но оно стреляет только светом, очень ярким светом. Один шалур умер, когда попробовал из него выстрелить. Они заставили лануров исследовать, как он действует. Сейчас у них двадцать этих штук. Там есть еще одна вещь. Они пустили бы ее в ход, но боятся, потому что не могут сделать так, чтобы она не уничтожала все вокруг. Шалуры не будут использовать это оружие, потому что взрывы уничтожат их самих.

— Дьявол, — тихо выругался Пентон. — Шалуры могут остановить шлитов лазерными пистолетами. Они могут держаться до тех пор, пока корабль в их руках. Но даже корабль не смог бы выдержать взрыва атомной боеголовки. Слава Богу, они боятся этого оружия. Все, что мы можем сделать, — попытаться проникнуть во двор. Показывай дорогу, дружище.

Они снова пошли по еще более извилистым и запутанным переходам, через залы, где слуги-лануры видели их, но отворачивались, как будто не замечали, через комнаты, где ланурские женщины просыпались, разбуженные их вторжением, но, увидев их, успокоенно улыбались. Они спускались по крутым лестницам, шли через задымленные кухни и снова вниз по длинным коридорам…

— Нет, я скажу им! — послышался голос какого-то ланура. — Они не смогут пройти этой дорогой. Зачем они идут туда? Если бы они знали, что мне известно! — И затем донеслись проклятия какого-то шалура.

Они резко свернули в боковой закоулок. П'холкуун засмеялся:

— Шалуры плохо слышат, а зрение у них и вовсе скверное. Но лануры нас прекрасно слышат.

— П'холкуун! Кто… а, это ты. — Из темноты вышел ланур, голос которого они только что слышали. — Они ждут вас у ворот, приготовив трех шлитов. Поворачивайте назад. Попробуйте в другой раз. В городе уже все известно, и там началось восстание. Шалуры собираются выпустить шлитов, когда толпа окружит дворец. Возвращайтесь. Они ждут вас, и у них новое оружие.

П'холкуун встревоженно смотрел на нового ланурского новобранца.

— Ты слышал, землянин? — спросил он Пентона.

— Ты испугался нового оружия, ланур? — Пентон посмотрел на него в упор. — Думаешь, потом шалуры будут знать меньше, чем знают сейчас? Разве к следующему разу они забудут про новое оружие? Ты полагаешь, у тебя когда-нибудь будет больше шансов, чем сегодня, когда рядом с тобой окажутся люди, которые изобрели это оружие и знают о нем больше, чем все шалуры на свете? Только сейчас у вас появился проблеск надежды. Вперед, пока он не погас. — Пентон двинулся по коридору. — Не бойтесь шлитов. Они доставят больше беспокойства шалурам, чем вам.

— Тогда стой. Вот дверь, которая ведет к С'логтским воротам. Стоит ее открыть, тут же появятся шлиты.

— Что за ней? — требовательно спросил Блейк.

— Там, вероятно, три шлита. Господь всех миров только знает, сколько шалуров поджидают нас.

— Где шалуры?

— Они на верхних галереях. С'логтские ворота поднимаются до уровня третьего этажа. Мы на первом, поскольку только так можно проникнуть во внутренний двор. Они засели на второй и третьей галерее, и мы окажемся у них под обстрелом. Нам нельзя входить сюда до тех пор, пока шалуры не будут выбиты с верхних этажей.

— А как нам добраться до третьей галереи?

П'холкуун посмотрел на секретаря-ланура по имени Татуол, который присоединился к ним по пути. Тот покачал головой:

— Можно попытаться, но это мало что даст. Мы можем войти во двор только с первого этажа. Шалуры опустят стальные решетки у нас перед носом.

— Эх, получить бы мне хотя бы один бластер из тех, что они украли с нашего корабля, — сказал Блейк сурово, — все шалуры планеты и все шлиты, стальные решетки, каменные стены, всякие животные и растения не остановили бы меня. Только бы мне добраться до одного из этих шалуров!

Они шагали по извилистым коридорам, потом — по лестницам, ведущим вверх. Татуол вел их через какие-то чуланы и закоулки самыми невообразимыми путями. Наконец он остановился.

— Вот эта дверь. За ней вас ждут полсотни шалуров.

— Тогда не будем их разочаровывать. Вперед!

Пентон рванул дверь и прыгнул. Шалуры, изумленные неожиданным нападением, повернулись к нему, поднимая оружие. Стены мгновенно были изрешечены выстрелами. Бледный луч лазера пронзил воздух со странным свистом и монотонным жужжанием, но почему-то он оказался направленным в противоположную сторону, к балкону на другой стороне двора! Оттуда донесся громкий крик.

Блейк и Пентон атаковали балкон, находившийся на высоте сто футов. С помощью соратников П'холкууна его удалось очистить за пятнадцать секунд. Шалу-ры падали и прыгали во двор с огромной высоты.

Пентон огляделся. Поперек двора на одном и том же уровне висели четыре одинаковых балкона. Еще четыре находились ниже. Низко над головой нависал обширный потолок, усеянный светящимися лампами. Внизу, в огромном зале, пульсировали и перекатывались три чудовищных шлита, три зеленоватых шара диаметром пятьдесят футов.

Они поднимались и колыхались, а затем вдруг слились в одну огромную массу пульсирующей тошнотворной плоти. Вязкий ком протоплазмы в полной тишине подкатился к стене, и удивительным образом выделившийся длинный отросток студенистого вещества стал быстро расти вверх к балкону, прямо по направлению к ним!

Вдруг Пентон услышал бряцание падающего металла, тихие стоны ужаса и удаляющийся топот ног. Все лануры скрылись. Только П'холкуун и десяток его людей с побелевшими лицами стояли за спиной у землян.

— Шлиты… идут… — с трудом выдавил П'холкуун.

Пентон пригнулся. Стена балкона высотой около четырех футов была покрыта сложным переплетением цветов и деревьев, которые заполняли промежутки, прорубленные в камне. Мертвая тишина нависла над двором. Только тихие чавкающие звуки исходили от огромного чудовища, карабкавшегося по стене. Оно сократилось в двадцатифутовый сгусток зеленого желе с фиолетовым, похожим на кровоподтек узлом в середине, внутри которого поблескивало золотое ядро. Зеленое, как плесень, щупальце, протянувшееся вверх по каменной стене в нескольких футах от балкона, цепко ухватилось за выступ, который оно нашло. Пентон пригнулся и ждал, поглядывая в узкий проем.

— Приготовь три мотка, Блейк, — сказал он тихо, — и жди, когда эта штуковина сюда поднимется.

П'холкуун подошел к ним и подал полдесятка мотков, которые были похожи на металлическую паутину с сидящим в середине черным резиновым пауком.

Щупальце дотянулось до балкона. Толстые отростки слизи, проникшие через отверстия в ограждении балкона, отвратительно извивались. Зеленая волна перевалилась через перила балкона и покатилась на землянина, когда он поднялся, держа в руке фонарь с выступающими медными клеммами.

Пентон с готовностью протянул руку к одному из желеобразных отростков и, когда тот обвился вокруг нее, приложил фонарь, одновременно нажимая на кнопку. Ток напряжением пятьдесят вольт пронзил огромную шевелящуюся массу протоплазмы.

Она издала страшный крик. Все во дворце замерли от этого непередаваемого вопля. Всепоглощающая ненависть и животный ужас были в этом крике. Отросток стал ярко-желтым и сократился так быстро, что студенистая масса на балконе содрогнулась и расползлась в стороны с громким хлюпаньем. Мгновение спустя она разделилась на три отдельных кома, затем на шесть, и все они испускали громкие вопли.

Пентон бросил один металлический моток так, чтобы он упал на один из трясущихся шаров. Шлит пронзительно вскрикнул, но теперь в его голосе слышалась жалоба. Он откатился в угол, съежился и затаился там.

Другой шлит коснулся черного паука, обвитого проводами, запищал, задергался и, подскочив вверх на пять футов, шлепнулся на пол. Он распался на сотню маленьких комочков, которые покатились и запрыгали в разные стороны, зло вскрикивая, когда случайно касались черного паука.

Сейчас он стал средоточием их страха. Они громко завывали от боли, но в их крике слышался гнев.

Убегая от ужасных жалящих существ, они в ярости бросились к хозяевам, которые их направляли. Волна слизи затопила нижний балкон прямо под землянами. Пентон видел, как лица боровшихся со шлитами шалу-ров покраснели. Рты их широко открывались в густом прозрачном желе. Они отчаянно сопротивлялись, пока не ослабели, и в клубящихся красных водоворотах, которые образовывались в мутно-зеленом студне, то там, то здесь стали появляться белые скелеты.

Пентон отвернулся. Шлит вытянул щупальце к другому балкону. Шалуры, защищаясь, выстрелили в него из пистолетов, и на зеленой массе осталось белое пятно. Было видно, что шлит всосал в себя это пятно, но оно стало быстро расти внутри его.

Тихо шипя, с балкона ярко сверкнул лазерный луч, выпущенный из украденного пистолета. Луч пересек двор внизу и стал блуждать там, а тем временем зеленая волна протоплазмы переваливалась через балкон. Снова расцвело белое пятно. И еще одно. Дважды шлит выплевывал их вместе с кусками своего собственного тела. Затем белизна появилась на зараженном шалуре, и тот упал с громким стоном. Когда отрава проникла в его вены, он начал биться в конвульсиях.

Он очутился на краю балкона, потом повалился на белый ковер исторгнутой шлитом массы, которая издалека казалась мягкой и пушистой.

Глава пятая

Неожиданно вспыхнул яркий луч лазерного пистолета. Пентон напряженно следил, как зараженный белым цветком шлит окутывает шалура. Стрелявший выглядел очень сосредоточенным. Он поднял пистолет обеими руками и резко провел им вокруг шлита. Из пистолета вырвалась вспышка света, и в тот же момент шлит завыл от боли. Густой смрадный дым поднялся оттуда, где его пронзил лазерный луч. Шлит свалился с балкона, распадаясь на куски прямо в воздухе. Блейк тихо сказал:

— Меня занимает один вопрос. Там не меньше пятидесяти шалуров. Они очень долго целятся и все равно мажут. Только один из них попал в цель.

— П'холкуун, ты сказал, что они не видят. Что это значит? — спросил Пентон.

— Они видят, но очень плохо. Шалуры никогда не водят машин, не летают на самолетах. Они редко пишут или сами проводят эксперименты. Мы совершенно не понимаем, в чем тут дело. У них что-то со зрением.

— Слава Богу, — сказал Пентон. — Думаю, я догадываюсь… Они соединили две обособленные половины мозга и стали намного умнее любого существа с обычным мозгом, но это для них не прошло безнаказанно. Только одна половина мозга мыслит — это верно. Однако обе половины видят и слышат. Обе половины помогают телу двигаться. Когда они соединили две половины мозга для более интенсивного мыслительного процесса, зрение у них стало раздвоенным. Слух, вероятно, тоже. Они не могут хорошо координировать движения рук и ног, и хотя кое-как двигаются, но не могут отчетливо видеть.

Шалуры, без сомнения, необычайно умные, потому что у них больше лазерных пистолетов, чем было у нас. За одну неделю они в совершенстве освоили эту доселе неизвестную им систему. Однако они все, как один, промахнулись, когда стреляли в нас при нашем неожиданном появлении. Тот шалур, который старался убить шлита лазерным пистолетом, обвел лучом весь двор, но не попал в него… Они не могут быстро двигаться и смотреть прямо. Это несколько меняет мой план. Татуол, знаешь ты такое место, откуда мы можем сбросить мотки во внутренний двор? Давайте закончим работу.

Татуол кивнул:

— Да. Идемте.

Он повел их назад, через запутанные коридоры, через комнаты, где испуганные лануры спрашивали у них, что они сделали со шлитами, вопли которых слышались отовсюду. Новости быстро распространились по дворцу и за его пределами. Затем они добрались до решетки, которая перекрывала коридор. За ней они увидели большой квадратный двор, имеющий в поперечнике четверть мили. Огромные постройки дворца окружали его со всех сторон. И в нем извивались, колыхались и с трудом двигались в такой тесноте полсотни шлитов.

У этих огромных сгустков желе был мозг, и они как-то мыслили. Вопли пострадавших шлитов пугали их, вызывая страх и беспокойство. Светящиеся лампы озаряли тусклым светом движущуюся студенистую массу зеленоватого цвета, которая окружала стоявшую посреди двора ракету из серебристого металла, слабо поблескивавшего в темноте. Корабль, который принес Пентона и Блейка в этот мир, был совсем близко.

— Черт! Как мы проберемся туда? — Блейк помрачнел.

Пентон стал методично кидать золотистые мотки между прутьями решетки.

Один… пять… десять. Некоторые из них падали близко от шлитов, некоторые — далеко. При такой легкой гравитации было очень трудно прицелиться. Наконец два мотка попали в цель.

— Назад… назад к тому выходу, откуда мы можем попасть во двор.

Пентон старался перекричать двух чудовищ, которые, неистово вопя, стали кататься по двору. Дворец сотрясался от их ударов. Всюду забегали люди. Крики ша-луров перекрывали рев шлитов, доносившийся из внутреннего двора. Пентон некоторое время колебался, потом собрал все мотки и швырнул через ворота, разбросав по всему двору. Десятки мотков упали с мягким звоном и покатились в темноту. Три из них попали в цель. Беспокойно колышущаяся студенистая масса неожиданно соприкоснулась с жалящими электричеством предметами.

Медные и цинковые провода, выходящие из резинового яйца в центре, питала батарея, помещенная в черную эластичную оболочку. Первая электрическая батарея в этом мире! И шлитов, этих огромных непобедимых шлитов, охватил болезненный ужас. Ведь у них не было кожи, они были массой обнаженной, незащищенной протоплазмы. Каждое прикосновение жалящих проводов пронзало их тела электрическим током, мучительным и невыносимым.

Пентон знал, что будет твориться во дворе. Титаны из протоплазмы, с их странными, отливающими зеленью, блестящими в тусклом свете телами, кричали от боли, и эхо этих криков расходилось за пределы дворца, сливаясь со злыми возгласами окруживших его лануров. Здесь, внизу, когда огромные тела беспокойно движущихся шлитов касались жалящих электрическим током проводов, разряды тока заставляли их корчиться и дергаться. Они безумно, неистово стремились к бегству.

Появившиеся у нижних ворот шалуры старались обуздать шлитов, но безрезультатно. Один из студенистых комков, подкатившись к мотку проволоки, попытался заглотить его. И завопил. Моток пронзил его электрическим разрядом. Находившиеся за другими решетками лануры П'холкуун а тоже бросали мотки: двор был завален ими. И теперь шлиты не могли сделать ни одного движения, не касаясь при этом одного из раскиданных черных пауков.

Шлиты нашли только один выход: они стали расщепляться. Их студенистые тела распались на множество маленьких комков. Они становились все меньше и меньше, но мотков падало все больше и больше. Шлиты не могли проскользнуть между ними, не могли найти ни малейшей лазейки, чтобы избежать электрического тока, разряды которого заставляли их вопить от сильнейшей боли.

Пентон удовлетворенно наблюдал за тем, что происходило во дворе. Великаны диаметром пятьдесят футов, испуская вопли, рассыпались, и теперь не было ни одного студенистого сгустка величиной больше двух футов!

— Наденьте на ботинки вот это, — сказал он тихо, — и вперед. — Отстегнув от своего пояса два мотка проволоки, Пентон обернул их вокруг ног. От его ремня протянулись нити проводов, соединяя краги с пятью крошечными элементами. — А теперь, П'холкуун, мы сможем пройти по двору, если откроем решетку. Ни один шлит не осмелится нас коснуться. Там в двух местах замки, но я думаю, что электрическая дуга запросто их перережет.

Электрический фонарь быстро переделали. Пентон присоединил к его клеммам две толстые медные спирали. Когда они коснулись стальных засовов, шипящее зеленое пламя вонзилось в металл. Засов расплавился и со звоном упал на пол. Затем наступила очередь второго: он стал красным, затем белым… и распался надвое. Земляне вместе налегли на решетку. Она подалась на дюйм, но устояла. Люди нажимали снова и снова. Лануры тоже навалились всей своей тяжестью.

От ворот на противоположной стороне двора к ним метнулся лазерный луч, который расколол каменную стену в двадцати футах от них. Пентон отбежал.

— Черт, они увидели, что мы ломаем решетку, и теперь не позволят нам к ней подойти. Мы должны что-то придумать. Интересно…

Пройдя по коридору и завернув за угол, он вышел к другой решетке и попробовал ее открыть, но безрезультатно: она оказалась исключительно крепка.

— Татуол, можешь провести меня к какой-нибудь решетке, где стоит шалур, у которого есть наш пистолет?

Ланур задумался:

— Я могу провести тебя туда, откуда только что стреляли.

— Отлично. П'холкуун, найдется у тебя храбрый человек, который остался бы у этих ворот? Ему нужно время от времени подходить к решетке и отвлекать внимание на себя. Есть ли доброволец на такую работенку?

П'холкуун грустно улыбнулся:

— Я сам займусь этим. Действуйте. Я буду удерживать их. Если счастье мне изменит, вспомни свое обещание освободить мой народ.

— Хорошо, друг, — кивнул Пентон. — Они станут свободными еще до восхода солнца. Но… избегай луча, смотри в оба.

Пентон крепко сжал ему руку и пошел вслед за Татуолом.

Они отправились в долгое путешествие по коридорам дворца. Один раз им встретился небольшой отряд шалуров, вооруженных маленькими желтыми трубками, которые содержали в себе смертельный белый цветок… Они, затаившись, пропустили их мимо. Татуол знал потайные ходы в здании лучше любого придворного. Мало кто из жителей дворца осмеливался по ним ходить.

— За этим поворотом, — мрачно сказал наконец ланур, — решетка, стоя за которой шалур открыл огонь. Но я не уверен, что он еще там.

— Будем надеяться. Мы… а-а, он там.

Короткая вспышка лазерного выстрела мелькнула в конце коридора. Пентон бесшумно повернул за угол, Блейк последовал за ним. Четыре шалура, стоя возле ворот, не отрывали глаз от решетки, у которой засовы светили тускло-красным светом.

— Он может добраться до нас и расплавить эти ворота, — обеспокоенно сказал один из шалуров.

— Пусть попробует. Я прикончу его, как только он покажется. Не буду менять направление луча. Я…

Пентон обхватил сильными руками двух гигантов с большими головами на длинных шеях, а Блейк кинулся на других. Шесть лануров, которые следовали за ними, также обрушились на своих врагов, и через несколько секунд шалуры со злостью смотрели на свои путы.

Пентон проверил захваченный пистолет. Покачал головой.

— Это один из наших. Нужен новый заряд. Энергии осталось не более чем на десять секунд. Все это будет потрачено на сталь, и у нас ничего не останется. Ну…

Он открыл ножом затвор пистолета и, скрутив пальцами два кусочка проволоки, вытащил маленький барабан. Затем он установил четыре крошечных винта. Оторвав часть медного провода, опутывавшего его краги для защиты от шлитов, он с помощью Блейка осторожно его вытянул. Медь была хорошей и, прежде чем порваться, растянулась в тончайший, как волос, проводок, который был закреплен в барабане пистолета. Пентон поставил его на место и со щелчком закрыл затвор.

— Теперь, если мне не изменяет память и я правильно рассчитал скорость процесса получения энергии из меди, мы получим ее в необходимых количествах. А если нет — отправимся на тот свет, — добавил он угрюмо.

Направив пистолет на ворота, Пентон нажал кнопку. Полыхнул короткий луч и, почти мгновенно разрезав решетку, проник во двор, распространяя удушливый дым. Пронзительные крики шлитов превратились в гневный визг. Пентон швырнул оружие на пол. Пистолет медленно раскалялся — жар распространялся от ствола к ручке. Все, кто был в коридоре, бросились прочь. Блейк и Пентон успели отбежать на двести футов, когда невероятной силы взрывная волна отбросила их еще на двадцать. Позади раздался грохот падающей стены, даже вой шлитов на мгновение утих.

Пентон осторожно поднялся.

— Неплохо, — сказал он рассудительно. — Не первый сорт, но и неплохо. Могло быть и хуже. Нам повезло, что город все еще стоит на месте.

Из разрушенных каменных блоков получилась отличная лестница. Два человека спустились во двор. Бластер, уже не представляющий опасности, лежал в пятнадцати футах от горы, которую образовали куски стены, окружавшей двор. Шалуры продолжали стрелять, и только их невероятно плохое зрение делало возможным продвижение к кораблю. Некоторые лучи и пули попадали в шлитов, некоторые вообще уходили в неизвестном направлении.

Но в десяти футах от ворот Пентон застонал и упал. Шлит моментально накрыл собой его руку, пока Блейк не отогнал его прочь прикосновением своего ботинка. Кряхтя, он взвалил Пентона на плечи.

— Они нас держат на прицеле. Брось меня, беги к кораблю, дурак… Они всадили мне пулю в ногу…

— Ух-хух, — выдавил Блейк, — ты шутишь, что ли? Держись. Даже в этом легком мире ты очень тяжелый…

* * *

Блейк посмотрел вниз с высоты пятисот футов. Затем повернул прожектор и направил его луч во двор. Установив ионную пушку, он нажал на кнопку. Блеснул яркий луч… зеленоватая шевелящаяся масса внизу стала коричневой и неподвижной. Луч погас. Блейк взял микрофон и сказал тихо, но звук его голоса был усилен громкоговорителями, встроенными в обшивку корабля:

— П'холкуун, если завтра на закате ты прилетишь на самолете, мы тебя встретим. Я могу уничтожить этот дворец, но большинство его обитателей — лануры. Мне нужно время, чтобы вытащить пулю из ноги Пентона. Увидимся завтра на закате.

СЛЕПОТА

Старый Малком Маккей умер, и можно с полной уверенностью сказать, что именно сейчас он наконец-то обрел покой. Ведь последние его годы радостными и легкими не назовешь. Жизнь ослепших тосклива и трудна, а Маккей шел к финишу в абсолютном мраке.

Всякому известно — ослеп он из-за того, что в течение трех лет смотрел на слишком яркое Солнце.

Всякому также известно и другое: Маккей был зол на весь белый свет. Последнего, правда, не мог понять никто — разве могут родиться подобные эмоции у человека, которого любят и уважают обитатели трех планет!

Некоторые объясняют злобу слепотой и возрастом — ему было восемьдесят семь, когда пришла смерть, — но они не правы. Злиться Маккея заставила слава, которую принесло ему собственное великое открытие. Причина: он вовсе не желал этого; в действительности он жаждал от человечества благодарности за другое, гораздо менее значительное изобретение.

Одним словом, чтобы лучше понять Великого Старика, нужно лучше знать его историю, в том числе и историю его слепоты, хотя об этом заикаются немногие. Ведь слепота поразила Маккея задолго до того, как лучи Солнца уничтожили его глаза…

Малком Маккей родился в тысяча девятьсот семьдесят четвертом, всего лишь через год после того, как Картрайту удалось наконец совершить самоубийство тем самым способом, к которому он всегда стремился, — на Луне, от удушья, когда у него иссяк воздух. Мал кому было три, когда в озере Эри утонул Гарнелл — он оказался первым человеком, вернувшимся на Землю живым. Конечно, он прожил недолго, но по крайней мере дышал, когда вернулся на родную планету. Маккею было одиннадцать, когда экспедиция Рэндолфа, проведя на Луне целый год, вернулась с образцами минералов и дневниками многочисленных исследований. В семнадцать Малком поступил в Массачусетский технологический институт и с отличием закончил его в девяносто пятом. Своей специальностью он выбрал атомную физику.

Маккей решил, что только энергия атома способна широко открыть перед человечеством межпланетные просторы. Он был убежден в этом, когда стал студентом МТИ[4]. Он продолжал верить в это, когда, закончив институт, остался там работать.

Тут как раз умер старый Дуглас А. Маккей, завещав сыну три четверти миллиона.

И Малком Маккей понял, что судьба протянула ему руку помощи. Деньги были именно тем, в чем он больше всего нуждался. Ведь научная идея без материальной подпитки сродни голому королю…

Старый Дуглас А. Маккей всегда заявлял, что деньги — высшая форма жизни, поскольку удовлетворяют трем ее главным признакам. Во-первых, они чувствительны к раздражителям. Во-вторых, способны расти. А в-третьих — и, с точки зрения старого шотландца, в самых важных, — они способны к воспроизводству. Так что веривший родителю Малком не мудрствуя лукаво поместил свои деньги в инкубатор (крупную кредитную компанию) и предоставил им возможность размножаться столь быстро, насколько это было возможно.

Для того чтобы когда-нибудь приступить к своим исследованиям, он снимал убогую комнатенку и большую часть времени ходил в поношенной одежде. Но главное — продолжал учиться.

Несомненно, Маккей отличался самым высоким интеллектом среди всех когда-либо живших на земле людей. Он провел в МТИ целых семнадцать лет, преподавая студентам и учась сам, пока не стал знать так много, что преподавательская работа превратилась для него скорее в досадную помеху, чем в полезное времяпрепровождение. Изучив основы атомной физики, он готов был двигаться дальше.

К этому времени его деньги, следуя законам экономики и жизни, в достаточной степени умножились. В свое время он выбрал хороший «инкубатор», и теперь у него было два с четвертью миллиона.

Нет необходимости описывать его первые эксперименты. История о том, как он потерял три пальца на левой руке, стара и всем известна. Он пережил бесчисленное множество мелких и несколько достаточно крупных взрывов. Были у него и радиационные ожоги. Однако, похоже, на его здоровье эти ожоги не слишком сказались, поскольку через тридцать пять лет после того, как он покинул МТИ, Маккей все еще работал. Это в том возрасте, когда другие люди уже давно отдыхают — кто в инвалидных колясках, а кто и в гробах… Правда, потеря пальцев делала для него невозможной работу с тонкими инструментами, но тут всегда приходили на помощь ассистенты.

Как бы то ни было, решающий шаг к своему открытию Великий Старик сделал, когда ему стукнуло семьдесят три.

* * *

— Все ясно, Джон! — Малком Маккей мрачно посмотрел на своего нынешнего ассистента. — Конечно, отрицательный результат тоже результат, но… — Он встал и прошелся по лаборатории. — Кое-чего явно не хватает, и, чтобы отыскать его, нам потребуется дополнительная жизнь, очень и очень длинная. Боюсь, наше «кое-что» можно найти лишь в одном-единственном месте.

— Полагаю, вы имеете в виду Солнце, — грустно ответил Джон Бернс. — Но ведь к нему невозможно приблизиться на нужное расстояние. — Он пожал плечами. — Хаустон-единственный, кто вернулся оттуда живым, да и тому удалось побывать только на расстоянии сорока одного с лишним миллиона миль. Так или иначе, а в этом полете не было никакого смысла. Автоматы могут подлететь ближе, но ненамного. Иначе жар уничтожит и беспилотника. — Он снова пожал плечами, — Вы сами говорили, что нам нужно оказаться в четырех миллионах миль от Солнца, а не в сорока. Нет, полная безнадега! Невредимым к Солнцу не подберешься!

— И тем не менее мы туда отправимся, — зло сказал Маккей. — Я потратил на атомную энергию более полувека, и черт меня подери, если мы туда не отправимся. — На мгновение он замолчал, а затем злость превратилась в доброжелательную улыбку. — Впрочем, нет, отправимся не мы. Отправлюсь я. Моя жизнь слишком затянулась, и я готов потратить оставшуюся мне пару лет на эту затею, если смогу сообщить миру, что многовековая проблема дешевой энергии наконец решена. — Он сел за стол и вновь глянул на ассистента. — Многие рассчитывают на энергию солнечного света. Разговоры о ней ведутся с начала прошлого века, но ее еще никому не удалось оседлать. И вряд ли удастся, поскольку эта энергия слишком рассеяна. А изготовить линзу необходимых размеров на практике невозможно. Но вот если мы сможем узнать тайну самого Солнца и дать людям маленькие личные солнца прямо здесь, на Земле, это решит все проблемы. И между прочим, ракеты тоже будут обеспечены энергией. — Старик усмехнулся. — Знаете, Джон, когда я начинал, мечтой моей жизни было снабдить ракеты атомными двигателями. Лишь тогда можно осваивать другие планеты. — Усмешка стала грустной. — А теперь мне почти три четверти века, и я ни разу не покинул Землю!.. Впрочем, нынешние ракеты не слишком нуждаются в атомной энергии. Водород — хорошее топливо, сравнительно безопасное и очень мощное. Нет, атомная энергия необходима здесь, на Земле, где находятся заводы и где люди по-прежнему добывают уголь в шахтах. Именно тут человечеству нужна атомная энергия. — Голос старика вновь обрел жесткость. — И если Солнце — то место, где можно обрести новое знание, то я туда отправлюсь.

— Но это невозможно, — возразил Бернс. — Солнечное излучение уничтожит вас.

— Что ж, значит, я найду способ защититься от него. Полагаю, именно в этом и заключается вся проблема. Вспомните, Джон, с тех пор как мы начали наши исследования, нам пришлось разработать великое множество различных экранов. И мы должны что-нибудь придумать.

Джон Бернс покачал головой:

— Можно остановить любой известный тип излучения, но нельзя остановить излучение подобной мощности. Дело не в том, чтобы защититься от него. С этим справятся уже известные экраны. Проблема в том, что делать с излучением после того, как мы его остановим. И вот эту проблему мы никогда прежде не пытались решить.

— Что ж, — твердо сказал Маккей, — значит, ею мы и займемся.

Берне сдался. Он знал, что осуществить на практике задуманное Маккеем невозможно, но и с самой атомной энергией дело обстояло не лучше. Образно говоря, они обшарили в ее поисках уже все закоулки Вселенной, так что можно было с тем же успехом попытать счастья и с чем-то иным.

Маккей набросился на новую проблему с той же решимостью, которую он демонстрировал в течение предыдущих пятидесяти пяти лет своей научной работы. Ничего принципиально нового, просто возникло еще одно препятствие, стоявшее между ним и Великой Тайной.

Для начала он поэкспериментировал с фотоэлементами, поскольку ему казалось, что одним из вариантов решения проблемы будет преобразование тепла в электричество. Ведь электричество — единственная форма энергии, которая поддается регулированию. Энергию излучения можно снизить — от рентгеновских лучей до ультрафиолета, от синей области спектра к красной и инфракрасной. Однако ее невозможно накапливать или преобразовывать. Так что Маккей сразу попытался превратить тепло в электричество.

Ему не потребовалось много времени, чтобы понять — надеяться на фотоэлементы не стоит. Они преобразовывали часть энергии излучения в электричество, но около девяноста пяти ее процентов превращалось непосредственно в молекулярное движение, то есть в то же самое тепло.

Затем Великий Старик попытался использовать зеркала, но через три месяца бесплодных экспериментов был вынужден отступиться и от них.

Работа напоминала попытки найти выход из лабиринта. Сначала надо обнаружить и обойти все тупики, и лишь тогда остается верный путь. Маккей начал заниматься непосредственным преобразованием молекулярного движения в электричество. Он попытался использовать термопары, но для их работы кроме тепла требовался еще и холод. Холод рядом с Солнцем, понимаете!.. Так что от этого направления тоже пришлось отказаться.

Затем Маккей взялся за гистерезис. Он экспериментировал с магнитами и переменным током. Именно эти работы и вывели его на верный путь. Примерно через полтора года, в две тысячи сорок девятом, он открыл термоэлектрит.

Первый кусок нового сплава был свернут в кольцо и подвергнут воздействию тепла. Потом кольцо извлекли из установки. Оно было тусклым, серебристо-серым, довольно тяжелым и состояло из никеля, железа, кобальта и углерода.

Да, термоэлектрит выглядел точно так же, как тысячи тысяч других сплавов, и казался точно таким жена ощупь. Однако, когда его поместили внутрь проволочной катушки, через пятнадцать минут он покрылся росой, через двадцать — инеем, а по катушке пошел ток в пятьдесят ампер.

Термоэлектрит — магнитный сплав, уникальное свойство которого заключается в том, что все его кристаллы имеют почти в точности одинаковый размер. Когда магнит вращается внутри проволочной катушки и полярность магнитного поля меняется, в катушке индуцируется ток за счет энергии, которая вращает магнит.

В любом постоянном магните кристаллы являются крошечными отдельными магнитиками, ориентированными вдоль силовых линий так, что все их северные полюса направлены в одну сторону. Если брусок из намагниченной стали нагреть, тепловое движение молекул поворачивает некоторые из них, и в результате магнитные свойства пропадают. В случае термоэлектрита кристаллы поворачиваются тоже, но поворачиваются все вместе. Результат таков, как если бы магнит просто повернули. Разумеется, в окружающей его катушке возникает ток. И естественно, энергией, которая поворачивает магнит и дает электрический ток, является тепловое движение молекул.

Маккей сиял от радости: тепло побеждено! Путь к Солнцу был открыт.

* * *

Великий Старик объявил о своих намерениях информационным агентствам и начал переговоры с «Ракетной компанией Болдуина». Переговоры завершились тем, что Болдуин согласился построить корабль, названный «Прометеем». А потом был обнародован и весь знаменитый план Малкома Маккея.

Нормальным людям план показался бредом сумасшедшего. Лишь откровенный фанатик, каким был доктор Маккей и каким стал Джон Бернс, мог вообразить себе нечто подобное.

«Прометею» предстояло стартовать с Луны и отправиться к Солнцу. Преодолев расстояние почти в сто миллионов миль, «Прометей» должен был оказаться на расстоянии в три миллиона миль от раскаленного шара диаметром в миллион миль и выйти на круговую орбиту.

Подобное трудно было себе представить.

Хаустон, облетевший вокруг Солнца, на самом деле просто обогнул его по кометной орбите и позволил силам инерции вновь унести себя прочь. Это было несложно.

Однако, чтобы покинуть эллиптическую орбиту, по которой движется тело, падающее с Земли в направлении Солнца, потребовалось бы все топливо, которое мог поднять с Луны «Прометей».

Да, «Прометей» мог выйти на орбиту вокруг Солнца. Это сложностей не представляло. Но он вряд ли смог бы вернуться назад, вырвавшись из объятий светила, — во всяком случае с помощью тех видов энергии, которые были известны. Шанс на спасение могла дать только атомная энергия. При условии, что ее удастся обуздать! В общем, ради подобной возможности Малком Маккей собирался рискнуть своей жизнью. Атомная энергия — или вечный плен и неизбежная смерть в космосе. Третьего не дано!.. И Бернс, ставший таким же фанатиком атомной энергии, как и Маккей, тоже был готов к такому исходу.

«Прометей» создавался медленно. В течение недель и месяцев, пока он строился, Маккей и Бернс готовили необходимое оборудование, приборы, материалы. В первую очередь они запаслись всеми химическими элементами, пропорционально доступности каждого. Даже радием, хотя радий никогда не смог бы стать источником атомной энергии, поскольку полученная с его помощью энергия получилась бы слишком дорогой для промышленного использования. Однако радий мог оказаться крайне необходимым детонатором для двигателей.

Так что они взяли и радий, и смертоносный галоген фтор, и многое-многое другое — Великий Старик вложил в дело своей жизни собственное состояние, и вложил бы все то, что мог бы взять взаймы, найдись у проекта кредиторы. Однако сумасшедших не нашлось…

Затем материалы начали загружать на корабль, постройка которого близилась к завершению. Внешний корпус «Прометея» сделали из вольфрамовой стали, а пространство между ним и внутренним корпусом заполнили водородом под давлением, поскольку водород оказался лучшим проводником тепла. В пространстве между корпусами находились тысячи термоэлектритовых элементов и вентиляторов, создававших циркуляцию газа.

«Прометей» получился красивым кораблем. С одного борта он блестел, словно идеально отполированное зеркало телескопа, а с другого был черным, как космос. Здесь же располагались огромные излучатели — энергия, генерировавшаяся при поглощении тепла термоэлементами, должна была отводиться наружу с помощью вольфрамовых стержней толщиной с человеческую руку.

Наконец корабль стартовал. Оторвавшись от родной планеты, он достиг Луны, первого пункта своего путешествия, где его баки под завязку заполнили топливом. Затем, в августе 2050 года, он отправился к Солнцу.

Добраться туда не составляло особого труда, стоило только покинуть гравитационные поля Луны и Земли. День за днем скорость корабля нарастала. Солнце становилось все крупнее и горячее. Настал черед вспомогательных двигателей, и «Прометей» развернулся к Солнцу зеркальной стороной, отражая потоки тепла. Полет-падение продолжался. Позади осталась Венера, затем орбита Меркурия.

Тут они поняли, что такое настоящее тепло. И настоящее излучение. Солнце приобрело угрожающе гигантские размеры, словно титаническая печь, языки пламени из которой вытягивались на четверть миллиона миль. Начали действовать термоэлементы, и температура несколько понизилась. Затем снова включились маршевые двигатели, начав торможение, медленно и постепенно выводя корабль на орбиту вокруг гигантской печи.

Час за часом двигатели гудели, ревели и грохотали. Становилось все жарче, хотя термоэлементы трудились вовсю. Радиосвязь с Землей прекратилась на второй день с начала торможения — потоки солнечной радиации полностью блокировали ее. Маккей и Бернс знали, что еще способны вести передачи, но больше ничего не могли принимать. Сигналы «Прометея» должны были получать станции на Луне, где всепроникающая статика Солнца была уже бессильна, чтобы заглушить их.

* * *

— Нам нужно побыстрее выходить на орбиту, Джон! — Маккей лежал на своей койке, усталый и ослабевший. — Я старый человек и боюсь, что долго не выдержу.

— Тогда нам придется тормозить резче, — озабоченно ответил Бернс. — А в этом случае, возможно, не удастся выйти на расчетную идеальную круговую орбиту.

Великий Старик грустно улыбнулся:

— Если мы не поспешим, Джон, никакая орбита уже не будет иметь для меня значения.

Маршевые двигатели взревели громче, перегрузка слегка увеличилась, но торможение стало более энергичным. Однако прошло еще целых три дня, прежде чем они смогли выйти на эксцентрическую орбиту и вспомогательными двигателями погасить вибрацию корабля, который вздумал было повернуться к Солнцу черной стороной.

Доктор Маккей почувствовал немалое облегчение.

* * *

Однако минуло еще три недели, прежде чем они закончили корректировку орбиты. Пришлось трудиться день за днем, определяя эфемериды и время от времени давая кораблю легкий импульс.

Наконец «Прометей» вышел на круговую орбиту радиусом в три целых и семьдесят три сотых миллиона миль.

Маккей и Берне взялись за исследовательские работы.

Им приходилось несладко. Обращенный к Солнцу борт корабля был постоянно раскален докрасна. А внутри «Прометей» казался горячей печью — термоэлементы оказались не способны справиться с теплом.

— Ах, Джон, — пожаловался через неделю Великий Старик. — Все-таки в некоторых отношениях на Земле было лучше. Там можно было получить хотя бы сигналы точного времени. А здесь даже пространство искажено.

Могучая масса и энергия Солнца деформировали пространство таким образом, что спектральные линии стали иными. Иными стали и приборы корабля — титанические электромагнитные поля искажали их показания. Однако работа продолжалась, ведь даже в таких условиях могучий ум Маккея был способен обнаружить определенные закономерности.

К счастью, термоэлементы не только отводили тепло, но и производили энергию, позволявшую поддерживать жизнедеятельность корабля, восстанавливать кислородные запасы и накапливать водород в одном из пустых топливных баков.

Маккей и Бернс продолжали вести наблюдения и расчеты. Через шесть месяцев им стало казаться, что в их жизни никогда не было ничего иного, кроме нестерпимо ослепительного света, стоило задействовать оптические приборы, да смертоносного излучения, стоило выйти за пределы защищенных стен лаборатории и жилых помещений без скафандра. Увы, большая часть корабля была столь же проницаема для жесткого солнечного излучения, как и космическое пространство.

Однако постепенно они притерпелись, привыкли к необходимости посылать ежедневные отчеты с отрицательным результатом и к невозможности услышать ответный сигнал с Земли.

А потом обнаружился и третий вариант развития событий. Скорость их постепенно падала. Фактически они двигались по спирали, приближаясь к Солнцу. Примерно через семьдесят пять лет им предстояло оказаться в пределах досягаемости его протуберанцев. Это грозило гибелью кораблю, однако для людей третий вариант оставался чисто теоретическим — задолго до этого должна была опуститься одна из чаш на весах судьбы: или атомная энергия, или неизбежная смерть.

Близость Солнца давала себя знать и в другом. Серые глаза Маккея сделались бледно-голубыми и налились кровью; его кожа сначала стала темно-коричневой от проникавшего ультрафиолета, затем покрылась синими пятнами. Кожа Бернса тоже изменилась, но глаза его выдерживали лучше, поскольку он был моложе. Тем не менее Маккей даже не сомневался в том, что достигнет своей цели. Он смотрел в горячее сердце Солнечной системы, изучал форму протуберанцев и наблюдал за титаническими отливами и приливами раскаленной добела плазмы.

Ушел в историю год 2050-й, а за ним быстро последовали годы 2051-й и 2052-й.

Исследователи ничего не знали о событиях, происходящих на Земле и на планетах, для них существовал только «Прометей» да чудовищное солнечное пламя.

Наконец, в феврале 2053 года, они оказались на пороге великого открытия.

— Джон, — сказал однажды Маккей тихим голосом, — я думаю, разгадка тайны близка. Думаю, мы можем добиться своей цели, Джон!

Бернс вгляделся в четкие спектральные линии на графике, лежавшем перед Маккеем, перелистал страницы дневника, полные расчетов, измерений и данных.

— Не вижу ничего особо нового, доктор. Не очередной ли это ложный след?

— Надеюсь, нет, Джон. Видите эту тонкую линию? Узнаете ее?

— Нет, — медленно ответил Бернс. — Нет, не думаю. Она находится слишком высоко для линии сорок семь восемьдесят один. Не знаю, что здесь может быть…

— Здесь ничего не может быть, — тихо сказал Маккей. — Абсолютно ничего. Это запрещенная линия. Для натрия эта линия невозможна, Джон. Это трансформация, которая просто не может иметь места. Но она произошла, и я намерен выяснить, каким образом. Если я смогу повторить подобное…

— Но это мало что даст, доктор. Даже если вы сможете воспроизвести это изменение, создать эту линию, вы будете столь же далеки от разгадки, как и от Сириуса. Или, если уж на то пошло, хотя бы от Земли.

— Однако я смогу узнать нечто новое, Джон. Вы забываете… Ведь когда я буду знать об атоме все, я буду знать и то, что нам требуется. Если я буду знать обо всех существующих изменениях и об их причинах, я смогу воссоздать их сам. Ах, если б только можно было заглянуть в сердце Солнца всего лишь на несколько миль глубже!..

— Это невозможно, доктор! — Бернс вздохнул. — Свет, этот ужасный свет! Даже на солнечные пятна больно смотреть…

Маккей упрямо качнул головой:

— Зато возможно провести расчеты и сделать больше фотографий большего числа таких линий. И возможно проверить, каковы были показания приборов, когда мы получили эту.

Показаний оказалось более чем достаточно. Маккей и Бернс воспроизвели обнаруженную линию, а затем получили еще несколько невозможных линий.

Это был ключ к разгадке. Все оказалось не столь сложно. Они взялись за проектирование соответствующей установки и закончили работу в сентябре, три года и один месяц спустя после того, как отправились в полет.

Четыре месяца они собирали установку и провели испытания зимой, в январе. (Хотя какая, к черту, зима там, рядом с Солнцем!)

Между тем зрение Маккея быстро ухудшалось. Впрочем, это уже не могло волновать Великого Старика: его работа подошла к концу. Как потому, что он был не в состоянии продолжать ее, так и потому, что продолжение не требовалось — 14 января 2054 года энергия атома стала подвластна человеку! Великая Тайна, которой Маккей отдал более полувека, перестала существовать.

Однако глаза старика уже не смогли увидеть результат столь долгих трудов.

* * *

— Включаю, Джон!

Раздался щелчок.

Маккей услышал отчетливое гудение. А потом донесся рев — новая машина восторженно приветствовала свое рождение и своего родителя.

Тонкие губы старика раздвинулись в довольной улыбке, а негнущиеся пальцы любовно погладили теплый металл и гладкое стекло.

— Она работает, не так ли, Джон?

— Она работает, доктор. — В голосе Бернса прозвучало ликование.

— Да, Джон, мы сделали это! — На лицо старика вдруг набежала тень. — У нас не было известий с Земли в течение трех лет. Как вы полагаете, Джон, не мог ли кто-нибудь другой открыть то же самое?

Бернс улыбнулся, но Маккей не мог видеть его улыбки.

— Наверное, я кажусь вам слишком эгоистичным, — продолжал он, — однако все-таки надеюсь, что мы первые. Я хочу преподнести открытие в дар миру… Джон, вы можете сами управлять машиной?

— Да, доктор, могу. Вы разработали все необходимые инструкции, и им легко следовать. Мы будем использовать поток высоковольтных ионов, выбрасываемых со скоростью тысяч миль в секунду. А поскольку мы сможем сжигать железо, как вы и предполагали, нам незачем беспокоиться об источнике энергии.

— Да, Джон. Нам больше незачем беспокоиться об источнике энергии. — Старик вздохнул и удовлетворенно усмехнулся. — Я всегда хотел дожить до этого дня. Я всегда мечтал увидеть, как атомная энергия правит миром. Однако теперь мне это уже не нужно. Я ничего не вижу, но дело не в моем зрении. Просто мне осталось жить так мало, что ни к чему беспокоиться о подобных мелочах. — Старик расправил плечи. — Так или иначе, моя работа завершена. Нам незачем беспокоиться об энергии, Джон. И всему миру тоже. Людям никогда больше не придется думать об энергии. Им никогда больше не придется рыть землю, добывая топливо. Или усложнять себе жизнь, чтобы сэкономить ресурсы. Атом даст энергию для всей мировой промышленности! Все машины на заводах Земли будут приводиться в движение атомом. С помощью атомной энергии можно будет превратить в сады арктические зоны, заселить север Канады. Не будет больше окутанных дымом городов. Атом снимет с плеч человека бремя труда. Больше не потребуется тратить шесть часов в день, чтобы заработать на хлеб. Час в день — и неограниченные, бесконечные запасы энергии. И, возможно, когда-нибудь дело закончится открытием тайны превращения вещества, хотя я уже не увижу этого… Я имею в виду, что не увижу даже мысленно, — улыбнувшись, добавил он. — Солнце открыло мне свои тайны и лишило меня возможности бросать на него нечестивые взгляды. Но одно другого стоит. Мир обретет энергию — и дело моей жизни завершено. Не пора ли нам браться за двигатель?

* * *

С двигателем дело пошло гораздо быстрее. Глаза доктора ослепли, но разум его оставался столь же острым, как и прежде. Более того, мысленно Маккей видел каждую деталь даже отчетливее, чем когда-либо позволяло ему зрение. Подумав об этом, он удовлетворенно усмехнулся:

— Джон, я мало что потерял, но значительно больше приобрел. Я вижу двигатель лучше вас. Он будет из металла, но я вижу его до самых глубин. Могу даже разглядеть струящийся из него поток ионов. Мой разум обладает лучшим зрением, чем когда-либо обладало мое тело. Действуйте, Джон. Нам нужно спешить.

Бернс углубился в работу. Загудел токарный станок, приводимый в движение атомной энергией, вспыхнула электрическая печь.

Мысленный взгляд, которым гордился Маккей, и в самом деле был более острым, чем его старые глаза. И тем не менее ученый был слеп. Он не мог видеть даже раскаленных добела вольфрамовых стержней на «ночной» стороне корабля, выбрасывающих в космос тысячи и тысячи киловатт энергии, вырабатываемой термоэлементами.

Секции двигателя постепенно росли, скреплялись друг с другом. Вскоре были изготовлены сопла. Мощные трубопроводы ионизированного газа вели к ним от приземистого корпуса атомного реактора. Дни следовали за днями, и Бернс продолжал резать, подгонять и сваривать металл.

Наконец работа была завершена, и корабль содрогнулся от мягкого толчка, когда Бернс произвел пробный импульс.

* * *

Разгоняться пришлось медленно, поскольку за три долгих года люди успели привыкнуть к невесомости. Однако постепенно «Прометей», несущий похищенный у Солнца огонь, начал набирать ускорение, по спирали удаляясь от звезды. И радиоволны вновь понесли его сигналы к родной планете.

Исследователи не могли слышать сообщения, которые посылали им в ответ Земля и Луна, но догадывались об их содержании. Ионные сопла тихо шуршали, словно змея в сухих листьях, и корабль продолжал размеренно ускоряться. Двигатели работали день и ночь, их мощность постепенно росла. Добиваться максимальной эффективности теперь не было необходимости. Не требовалось заботиться и о перерасходе энергии — ее было в избытке. Так что постепенно тяжесть на борту корабля доросла до земной.

Единственная проблема заключалась в том, что при работающих ионных двигателях Маккей с Бернсом не могли принимать ответные радиосигналы, даже когда пересекли орбиту Меркурия, а затем Венеры. Однако выключать двигатели они не хотели, поскольку нужно было вновь привыкнуть к земному весу. Поэтому они продолжали разгоняться и пронеслись мимо Венеры с такой скоростью, что даже не заметили корабли, взлетевшие с планеты, чтобы приветствовать доктора Маккея и сообщить ему великую новость.

Затем «Прометей» был развернут на сто восемьдесят градусов, и началось торможение. Когда корабль приблизился к родной планете, исследователи окончательно приспособились к земной силе тяжести.

— Не будем садиться на Луне, Джон, — улыбнулся Малком Маккей. — Проблем с горючим больше нет, так что этот маневр теряет всякий смысл. Полетим прямо к Земле. Лучшим местом для посадки я считаю пустыню Мохаве. Сообщите им, чтобы они держались подальше — ионный поток может быть опасен.

Джон Бернс тут же послал сообщение. Вскоре под ними простиралась громада Земли. Корабль пересек терминатор и понесся над Северной Америкой, направляясь в сторону пустыни Мохаве.

В глазах старого ученого стояла тьма, и лишь уши связывали его сейчас с окружающим миром. Поэтому он первым расслышал сквозь шорох двигателей странный вой за бортом. А потом корабль содрогнулся.

— Это атмосфера, Джон! — воскликнул Великий Старик. — «Прометей» в земной атмосфере! На какой мы высоте?

— Всего лишь пятьдесят миль, доктор. Мы почти дома.

— Дома… Как бы я хотел вновь обрести зрение, хотя бы на секунду, чтобы снова увидеть дом! — Старый ученый стиснул руки. — Джон, Джон, я никогда больше не увижу Землю. Никогда… но это не имеет значения. Я буду ее слышать. Я буду осязать ее. Я буду ощущать ее запах, чистый, сладкий и влажный. Вокруг будет настоящий земной воздух, Джон, густой и пряный от зелени. Сейчас осень. Я хочу вновь ощутить запах горящих листьев, Джон. И почувствовать снег, и различить его легкое прикосновение к оконным стеклам, и услышать скрип человеческих шагов на снегу. Я рад, что сейчас осень. У весны свои запахи, но они не столь интересны, когда ты не можешь увидеть траву, зеленую и яркую, словно детский рисунок. Цвета… — Маккей улыбнулся. — Конечно, мне будет их не хватать. Я никогда больше не увижу листьев, Джон. Но я буду ощущать их запах и слышать их шелест. А еще я услышу гудение и шум тысяч и тысяч атомных генераторов, благодаря которым человечество станет владеть миром. Где мы?

— На высоте три тысячи футов. Они освободили для нас Мохаве в радиусе пятидесяти миль. — Бернс поперхнулся.

— Доктор, там сотни тысяч индивидуальных аэрокаров нового образца. Видимо, они разработали способ беспроводной передачи энергии. Видимо, все машины приводятся в движение с помощью электричества.

— Передача энергии? — Великий Старик рассмеялся. — Это хорошо. Тогда наша с вами атомная энергия сможет войти в каждый дом. Атомный реактор будет слишком дорог для домашнего использования.

— В воздухе оживленное движение, — сообщил Бернс. — Над нами сейчас пролетает несколько больших кораблей. Вы слышите шум их двигателей?

— Да! — Маккей склонил голову набок. — Люди, Джон, снова люди. Я хочу услышать сразу тысячи голосов.

Бернс беззаботно рассмеялся:

— Судя по всему, вы их услышите. Там сейчас, наверное, миллион человек!

— Корабль замедляется? — спросил Маккей.

Бернс несколько секунд молчал. Затем внезапно сухой шорох двигателей на мгновение резко усилился, послышался мягкий удар, скрип песка — и ионные сопла смолкли.

— Корабль сел, доктор. Мы дома.

Сквозь толстые стены донесся неясный шум тысяч голосов. Наверное, половина мира вышла приветствовать его — человека, который изменил всю Землю и всю Венеру.

Люк открылся, и Маккей услышал гудение и грохот тысяч и десятков тысяч двигателей, рев миллиона голосов:

— Маккей приземлился!

— Великий Старик вернулся!

— Слава Малкому Маккею!

Эта всепроникающая какофония, казалось, обладала божественной силой.

— Они приветствуют вас, доктор Маккей! Они приветствуют вас!

— Я слышу, — сказал Маккей, и радость в его голосе сменилась грустью. — Я слышу, но я очень устал и сначала хотел бы немного отдохнуть. Я старше вас, Джон. Вы сделали не меньше меня. Думаю, вы лучше ответите на их вопросы.

Внезапно рядом послышались возбужденные, перебивающие друг друга человеческие голоса.

— Где Малком Маккей?

— Он устал, — сказал Бернс. — Ему немало пришлось пережить. И… От солнечного излучения он потерял зрение. Лучше отправить его туда, где он мог бы отдохнуть.

— Хорошо, но не хотел бы он что-нибудь сказать? Всего несколько слов?

Малком Маккей покачал головой. Человек снаружи снова заговорил:

— Хорошо. Мы отвезем его туда, куда ему хочется.

Малком задумчиво улыбнулся:

— Куда угодно, лишь бы я мог ощутить запах деревьев. Лучше всего куда-нибудь в горы, где воздух свежий и пряный от запаха сосен. Через несколько дней я буду чувствовать себя лучше…

Его отвезли в уединенный лагерь в горах, в «хижину» из десяти комнат, где он был полностью отрезан от мира и где его сразу окружили врачи. Почти весь день он проспал, и назавтра Бернс дважды приходил навестить его, но его не пустили. А через день Бернс не пришел.

К вечеру он все же появился. Он медленно вошел в комнату Маккея, и, услышав его мягкие шаги, старик насторожился:

— Джон, это вы… Вы чем-то обеспокоены?

— Нет. Просто я не был уверен, что вы проснулись.

Маккей на мгновение задумался, затем улыбнулся:

— Дело явно в другом, но пока оставим это… Они по-прежнему хотят, чтобы я выступил?

— Да. На специальном заседании Американской Ассоциации Научного Прогресса. И… насчет термоэлектрических элементов. Вы сделали намного больше, чем сами думаете, доктор. Вы уже изменили мир. Помните машины, которые, как я полагал, питает передаваемая на расстояние энергия? Я ошибался. Мы недооценили возможности того, что казалось нам менее важным. Я имею в виду термоэлектрические элементы. Эти машины приводятся в действие с их помощью, они получают энергию из тепла, содержащегося в воздухе. Вся индустрия теперь основана на этом. Энергия практически ничего не стоит.

Маккей судорожно вздохнул, но промолчал.

— Элементы дешевы, — продолжал Бернс. — Они имеют малые размеры, крайне просты — стержень из термоэлектрита да проволочная катушка. Они не требуют ни контроля, ни обслуживания. Каждый дом, каждый склад, каждый человек имеет свой собственный термоэлектрический элемент. Все машины, все приборы и аппараты питаются их энергией. За эти три года даже карта мира изменилась. Пустыни охлаждаются с помощью гигантских термоэлектрических установок. Тропики стали всемирным садом, благодаря вашим термоэлектрическим элементам там теперь мягкий, не слишком жаркий климат. А получаемая энергия, в свою очередь, обогревает Антарктику!

Лицо старого ученого закаменело.

— И ракетное топливо теперь ничего не стоит! — едва ли не выкрикнул Бернс. — Вообще ничего. Тропические страны считают электролитическое разложение воды наиболее практичным использованием излишков тепла. Таким образом получают водород, который применяется в качестве ракетного топлива. Более того, доктор Маккей, вы изменили и Венеру. На Венере уже существуют две большие колонии, с помощью термоэлектрических установок там создаются комфортные условия. Устройство стоимостью в десять долларов может охлаждать и снабжать энергией средних размеров дом неограниченно долго и без каких-либо затрат. Так что, доктор Маккей, вы изменили весь мир!

Лицо доктора Маккея по-прежнему ничего не выражало. Однако в мозгу его зрел главный вопрос — серьезный и болезненный.

— Но… но, Джон… — Губы его дрогнули. — А как же атомная энергия?

— Одна из крупнейших космических компаний хочет заключить на нее контракт, доктор. Атомная энергия необходима для межпланетных кораблей.

— Одна! — воскликнул Великий Старик. — Всего одна?.. А что же остальные?

— Есть только одна межпланетная компания, — мягко ответил Бернс. — Полеты на Луну более межпланетными не считаются…

Его мягкость погасила вспышку гнева, которая уже казалась неизбежной.

— Понятно, — только и сказал старый ученый. — Понятно, Джон… Они же используют водород, производимый в тропиках. Бесплатная энергия — кому потребуется что-либо иное! — Маккей сгорбился. Дребезжащий голос его превратился в едва слышный шепот: — Значит, мир не нуждается в моем открытии, не так ли?

Джон Бернс молча развел руками. И тогда Малком Маккей сгорбился еще сильнее.

РАЗВИЛКА

Джон Грантленд пристально и с грустью смотрел на посетителя. Дуайт Эдвардс был сыном старого друга, и потому разговор Джону предстоял нелегкий. Грантленд тяжело вздохнул и, откинувшись на спинку кресла, задумчиво раскурил трубку. Проследил, как к потолку поднялось облачко дыма.

— Я патентный поверенный, Дуайт, — сказал он наконец, — и, разумеется, готов оказать вам услуги по оформлению заявки и охране патента. Кроме того, я эксперт по гражданскому и торговому праву, что также имеет определенное отношение к вашей работе. Я могу заняться вашим предложением. В нем есть новизна, и оно может быть запатентовано. Однако прежде я хочу дать вам один совет.

В глазах молодого человека блеснуло любопытство, и Грантленд воодушевился.

— У вас впереди целая жизнь, — продолжал он, — и ваши научные способности еще принесут пользу миру. А это изобретение пользы миру не принесет. Будь вы бедным человеком, я бы без колебаний оформил заявку на патент, поскольку нашлись бы умные люди, у которых много денег и которые могли бы купить патент для того, чтобы уничтожить изобретение. Но вы не бедны, и я бы посоветовал вам отказаться от вашего желания.

— Подождите, мистер Грантленд! — воскликнул Дуайт Эдвардс. — В моем предложении нуждается весь мир! Ведь запасы каменного угля, нефти и газа не бесконечны. Нам нужен новый источник энергии. Мое предложение помогло бы сохранить истощающиеся природные ресурсы. Оно обеспечит энергией автомобили, самолеты, даже небольшие фабрики…

— Сначала оно уничтожит финансовую структуру нации, Дуайт. Ресурсы становятся ресурсами, когда обретают доступность, а доступными их делает наличие определенной экономической системы. Для счастья человечества эта система ценнее и важнее любых ресурсов. Я понимаю ваше желание разработать и дать миру свою систему, обеспечивающую всех бесплатной электроэнергией. Это великое изобретение. Но…

— Но, по вашему мнению, любое по-настоящему великое, любое важное изобретение должно быть уничтожено, — с горечью сказал молодой человек. — По вашему мнению, перевороты в технике излишни. Достаточно небольших улучшений. Никому не нужны фарадеи, открывающие основные законы науки, — достаточно сэмов браунов, изобретающих новые консервные ножи и более надежные мышеловки.

Грантленд положил трубку и молча откинулся на спинку кресла.

Молодой человек начал с мрачным видом собирать свои бумаги. И тогда Грантленд решился:

— Дуайт, я хочу рассказать вам об одном изобретении, которое хранится в моей картотеке. Эти бумаги видел до вас лишь один человек. Волей судьбы это был ваш отец.

— Мой отец? — Эдвардс поднял голову. — Но он не был изобретателем, он был психиатр, и его совершенно не интересовало…

— На этот раз он был крайне заинтересован. Он видел камеру, которую создали Хью Керри и Роберт Дарнелл, и помог мне втайне от всех уничтожить ее. Случилось это двадцать два года назад, и тогда, в тридцать шесть, сделанное этими двумя парнями показалось мне чудом. — Грантленд вытащил из ящика стола ершик и принялся чистить трубку. — Я намерен рассказать вам о весьма опасном прецеденте, поскольку считаю вас умным человеком. Знакомя вас с этой историей, я рискую, и потому у меня есть условие. Вы должны обещать мне две вещи. Во-первых, вы не станете продолжать работу Керри и Дарнелла. Я мало понимаю в этой области, но даже мне ясно, что ваших способностей вполне хватило бы. А во-вторых, естественно, вы никому не станете пересказывать услышанное.

Молодой человек отложил бумаги, и во взгляде его вновь мелькнуло любопытство.

— Согласен, мистер Грантленд.

Грантленд задумчиво набил трубку.

— Хью Керри и Боб Дарнелл оказались одним из тех чудесных случаев, когда двое людей полностью дополняют друг друга. В свои тридцать два Хью Керри был величайшим математиком, какого знал мир.

— Я слышал о нем, — воскликнул Эдвардс. — Я использовал его методы анализа. Он ведь умер в тридцать три?..

— Да, — сказал Грантленд. — Суть в том, что его методами пользовался и Боб Дарнелл. А Боб Дарнелл был вроде Эдисона, только в другой области. Эдисон мог воплотить теорию в металл и стекло. Дарнелл обладал такими же способностями, но он работал не со сталью, медью или стеклом. Он работал с атомами, электронами и радиацией. И основой его работы была математика. — Грантленд раскурил трубку и продолжал: _ Невероятное стечение обстоятельств свело эту пару в одной точке пространства и времени, а затем разделило их. Вы никогда не слышали о Дарнелле, поскольку он создал всего лишь одну вещь, и она находится здесь, в этом стальном сейфе. В виде документов, разумеется… Кроме того, записи сделаны шифром, ключ к которому хранится только в моей памяти. К тому же все уравнения искажены так, что расшифровать их смог бы только Керри, и нет никаких ссылок на источники.

Грантленд замолк и некоторое время попыхивал своей трубкой, глядя мимо молодого человека. Тот негромко кашлянул, и патентный поверенный вернулся в настоящее.

— Эти двое пришли ко мне в контору, поскольку жили неподалеку и знали меня еще со школьных времен. В ту пору у меня, конечно, еще не было нынешней репутации, но репутация их и не интересовала. Они принесли с собой прибор, который назвали камерой ВВВ — Вероятностных Волн Времени. Честно говоря, изначально они пытались сделать устройство, позволяющее видеть сквозь стены, но пошли по неверному пути: попытались использовать четырехмерный метод и проникли в измерение более высокого порядка. Судя по их утверждениям, старик Эйнштейн просто фантазер. Не знаю, я не специалист… — Грантленд встал и прошел по кабинету. — Вы тут что-то говорили насчет фарадеев и сэмов браунов, Дуайт… Так вот устройство, которому я не дал хода, оказалось настолько чудовищным, что все прошлые и все будущие изобретения — пустяк по сравнению с ним. Оно превосходило все прочее подобно тому, как Солнце превосходит Землю. Его можно назвать величайшим изобретением всех времен и народов, поскольку оно включало в себя все открытия, которые когда-либо будут сделаны.

— Подождите, мистер Грантленд! — вскричал Эдвардс. — Что же способно быть столь великим изобретением? Энергия атома?..

— В числе прочих оно включало в себя и ее. А также тайны гравитации, межзвездных перелетов, победы над старостью и вечной жизни. Оно включало в себя все, что вы можете вообразить себе, Дуайт, и все, о чем когда-либо мечтало человечество.

Эдвардс недоверчиво ухмыльнулся, но Грантленд не обратил на его ухмылку ни малейшего внимания.

— Когда мы встретились, они это уже понимали. Они мне все объяснили, а поскольку я не поверил — показали… Вы не в состоянии представить себе, о чем идет речь? Ничего удивительного!.. Они выложили мне то, что я говорю вам, и поначалу я тоже счел их типами, которые, подобно упомянутому вами Сэму Брауну, скрывают за безудержным хвастовством нечто вроде новой мышеловки. — Грантленд вздохнул. — Только впоследствии я понял, насколько правдивым было каждое их заявление. Они полагали, что их камера каким-то образом проникла в некое измерение более высокого порядка, оказалась за пределами пространства и времени и начала демонстрировать величественную картину мировой истории — того, что уже произошло, и того, что еще произойдет.

Эдвардс снова недоверчиво ухмыльнулся:

— Возможно ли это?

— Возможно, возможно!.. Видите ли, радиус действия их прибора был абсолютно не ограничен во времени. ВВВ-камера показывала все, что случилось в прошлом, от сотворения мира до наших дней… Впрочем, это были цветочки. Ягодки начались, когда камера заглянула в будущее… Дело в том, что, начиная с сегодняшнего дня и вплоть до самого отдаленного грядущего, ни одно событие не может быть зафиксировано в стабильном виде. Прибор Керри и Дарнелла отображал каждую возможность. И где-то в этом широком вероятностном поле существовало любое возможное событие, включая самые фантастические мечты самых безумных фантазеров. Я видел на экране, как рождается и умирает Солнце. Я видел, как перемещаются старые и появляются новые планеты. Я видел, как зарождается жизнь в природе и как она синтезируется в лабораториях. Я наблюдал за возникновением человечества и восхищался мужчинами и женщинами, намного более совершенными, чем мечта Праксителя. Ибо где-то среди вероятностных миров становились явью любые мечты ученых, а вместе с ними и несуществующие мечты еще несуществующих разумов.

Патентный поверенный подошел к окну и некоторое время смотрел в небо, словно видел там некие сияющие вершины. Эдвардс терпеливо ждал. Наконец Грантленд отвернулся от окна, чмокнул погасшей трубкой и продолжил:

— Хью Керри и Боб Дарнелл пришли ко мне сразу, как только создали свой прибор. Это случилось в ноябре тысяча девятьсот пятидесятого. Через пять дней мир, узнав об этом, оказался бы у их ног, если бы не три закавыки. Во-первых, их прибор был несовершенным, а возможности его — ограниченными. И парни об этом знали. Во-вторых, они начали прослеживать свои собственные судьбы и уже тогда забеспокоились. Я заметил это их беспокойство и наотрез отказался пронаблюдать мое собственное будущее. В-третьих, они быстро богатели, пользуясь информацией, которую давала им машина. — Грантленд улыбнулся. — Вы могли бы стать крезом, Дуайт, если бы знали с вероятностью восемьдесят пять процентов, что принесет послезавтрашний день. Дарнеллу и Керри это удалось. Сначала их возненавидели букмекеры и отказались принимать у них любые ставки. Потом на них стали косо посматривать и на бирже. — Улыбка сползла с лица поверенного. — Но затем они бросили эти игры и занялись выяснением своего будущего… Я уже сказал, что возможности машины были ограничены. В частности, у нее оказалась очень низкая избирательность. Трудно увидеть весь лес, когда стоишь среди деревьев. Парни же находились в лесу. Они не могли отчетливо видеть относительно близкое будущее, не могли различить отдельные фигуры, лишь сплошную массу, убегающую в бесконечность. На расстоянии года все начинало сливаться, и по мере того, как устанавливалась определенная тенденция, отдельные отклонения исчезали. Но на расстоянии в два дня или в две недели экран показывал расплывчатую картину, состоящую из накладывавшихся друг на друга изображений, каждое из которых жило своей жизнью. Только представьте себе… Камера, заглянув в будущее всего на десять минут, покажет меня в тысячах вариантов. Их два уже изначально: я могу быть жив или мертв. Но ведь я могу умереть через секунду или в любое более позднее мгновение. Я могу умереть от того, что обрушится дом или остановится сердце, от пули грабителя или от ножа рассерженного изобретателя. Подобные исходы маловероятны, и на экране ВВВ-камеры эти картины будут выглядеть туманными и призрачными. Более того, через десять минут может наступить конец света. Подобная картина тоже должна быть там, поскольку и такое возможно, но она будет едва различима… Если же я останусь в живых, открываются новые варианты: я могу сидеть здесь и мирно курить трубку; может зазвонить телефон; может начаться пожар. Вероятнее всего, я буду сидеть и курить, так что мы должны были бы увидеть четкое изображение — Грантленд сидит и курит. Однако оно будет спрятано среди теней, от серых до почти невидимых, каждая из которых соответствует одной из иных возможностей. Это сбивало с толку и затрудняло работу. Поэтому, чтобы с гарантией получить полезную информацию, Хью и Боб решили каждый день класть на стол деловую газету. Чтобы получить сведения о состоянии рынка, им необходимо было быть абсолютно уверенными в том, что на следующий день газета окажется на столе, развернутая на нужной странице. Даже если наступит потоп, газета должна лежать именно там. Лишь тогда изображение станет абсолютно достоверным, призрачные тени на экране почти исчезнут, а парни смогут прочитать содержащуюся в газете информацию… Была и еще одна проблема. Я знаю ее причины, но предпочел бы о них не распространяться. Просто примите как факт, что сущность пространства-времени невозможно покорить. Можно с абсолютной точностью определить место или время конкретного события, но никогда — и то и другое вместе. — Грантленд снова раскурил трубку. — Итак, как я уже сказал, Хью и Боб попытались проследить собственные судьбы. Ближайшее будущее представляло собой мешанину картинок, но я был с ними, когда они заглянули сквозь время достаточно далеко, чтобы мешанина исчезла. Они решили уйти сразу на сто лет вперед, и Боб Дарнелл со смехом сказал: «У меня окажется длинная белая борода, а на ней, как на подтяжках, будут держаться штаны!» Они включили камеру и установили порог вероятности очень низким, поскольку шансы на то, что Боб Дарнелл будет жив в возрасте ста тридцати трех лет, были крайне малы. В камере имелось устройство, которое автоматически сканировало будущее, пока не находило ту картину, на которой Боб Дарнелл был все еще жив. Это требовало времени, поскольку за каждую секунду машина просматривала всего лишь пятьсот тысяч вариантов. Молодой человек усмехнулся:

— Скорость реакции фотоэлемента… Понятно!

— Дуайт, постарайтесь этого не понимать, — умоляюще сказал Грантленд. — Я не намерен давать вам излишнюю информацию, важно только то, что необходимо для понимания сути.

— Если вы скажете «дважды два», неужели в моих мыслях не возникнет тут же «четыре»? — возразил Эдвардс. — Пятьсот тысяч в секунду — это скорость реакции фотоэлемента. Почему я должен об этом забыть?

— Потому что это — одна из частей изобретения.

* * *

— Машина просматривает пятьсот тысяч вариантов в секунду, — сказал Дарнелл. — Придется немного подождать.

«Немного» вылилось в час, затем в два, и Дарнелл рассмеялся:

— Похоже, мне не суждена долгая счастливая жизнь. В этот момент машина щелкнула, и все трое уставились на экран. Потом Грантленд сказал:

— Вы неверно задали время. Этот Дарнелл выглядит более здоровым и сильным, чем ты, Боб.

Действительно, Дарнелл на экране был загорелым и стройным, черные как смоль волосы, руки мускулистые и крепкие. Он выглядел на тридцать, а не на сто тридцать. Однако глаза его были глазами старика и, казалось, проницательно смотрели прямо на незваных зрителей. Потом он улыбнулся, и между его губами появились ровные, белые зубы.

Дарнелл тихо присвистнул.

— Они победили старость — прошептал он. — Открыли секрет долголетия…

— Видимо, да, — сказал Керри. — Вероятно, они нашли его где-то в будущем, с помощью этой машины… Ты будешь молодым стариком, Боб.

— Однако шансов на подобный исход у меня мало, — возразил Дарнелл. — Интересно, как отыскать путь, который приведет к нему?

— Веди здоровый образ жизни, не пей ничего крепче воды! — Керри ухмыльнулся. — Это много от чего зависит. Давай посмотрим, что у нас есть еще.

Дарнелл снова запустил машину, и она почти тут же остановилась. Появился очередной вариант будущего. На этот раз Дарнелл на экране выглядел ужасно.

— Да-а-а… — с отвращением сказал его реальный прототип. — Предыдущий путь мне понравился больше. Это лицо… Убери его, Хью!

Болезненное, со слезящимися глазами, невероятно морщинистое лицо исчезло; экран потемнел. Да так и остался темным. Других возможностей существования Боба Дарнелла в данном возрасте не было.

— Неплохо, — сказал тот. — Не думал, что у меня вообще есть хоть какие-то шансы.

— Давай посмотрим, что будет через десять лет, — предложил Керри. — От этого больше пользы.

— Конечно, — согласился Дарнелл. — Поставим порог вероятности семьдесят процентов. Вряд ли я умру в ближайшие десять лет, так что этого должно быть достаточно.

Они снова запустили камеру и принялись ждать.

Прошел час, затем другой.

Дарнелл перестал смеяться — ему совсем не понравилось то, что у него крайне мало шансов прожить еще десятилетие. Прошло два с половиной часа. Дарнеллу стало и вовсе не по себе.

— Похоже, мы забрались далековато, — сказал он.

Еще через пять минут машина щелкнула.

На экране появился Дарнелл. Он лежал на резиновом полу, одетый лишь в трусы, и бессмысленно улыбался санитару, который кормил его какой-то кашей. В широко открытых глазах Боба не было ни капли разума.

Экспериментаторам потребовалось секунд десять, чтобы осознать, что они увидели.

— Слабоумие, dementia praecox. — Голос Дарнелла стал хриплым и сдавленным. — Проклятая машина ошиблась, поскольку со мной такого никогда не будет. Скорее я умру. Это самая отвратительная форма душевного расстройства, какую только можно себе представить. Запускай дальше, Хью!

Пустой экран мерцал полчаса. Эти полчаса прошли в абсолютной тишине, лишь гудела машина. Керри и Грантленд не могли придумать, что сказать Дарнеллу, а тот был слишком занят собственными мыслями.

Наконец машина снова остановилась.

Им не потребовалось много времени, чтобы понять, что изображено на экране. Хью снова запустил машину. За следующий час она обнаружила еще семь подобных вариантов. Затем нашла более или менее нормальный. Они увидели Боба Дарнелла, пережившего душевную болезнь. Он выглядел здоровым.

— Видимо, ты выздоровеешь, — с надеждой сказал Грантленд.

Дарнелл неприятно улыбнулся и покачал головой:

— Если так, то это не dementia praecox. Эта болезнь представляет собой постепенную деградацию интеллекта. Разум, уставший от переживаний и проблем, обращается к детским воспоминаниям, где не должно быть никаких переживаний. Однако он обнаруживает проблемы, которые есть у детей, и идет все дальше и дальше, в поисках того момента, когда никаких проблем еще не было. Обычно его останавливает пневмония, туберкулез или кровоизлияние в мозг. Это самая страшная форма душевного расстройства, поскольку она превращает сильного, здорового человека в беспомощного неразумного младенца. Это не идиотизм, поскольку идиот никогда не становится взрослым. А тут взрослый человек деградирует ниже любого возможного уровня. — Дарнелл задумчиво посмотрел на друзей. — Есть единственный вариант, где я пережил нервное расстройство и выздоровел. Что ж, он может быть началом того пути длиной в сто тридцать три года. Впрочем, продолжай, Хью!

Хью продолжил, и они нашли еще три нормальных пути.

Потом они задали промежуток в пять лет, и появилось еще несколько вариантов. На промежутке в два года нашлось уже восемнадцать, из которых одиннадцать вели к безумию, а семь были обнадеживающими. Изобретатели обозначили эти возможности буквами греческого алфавита.

Вариант, который хотел найти Дарнелл, назывался «тау». Это был путь, уводивший его в будущее на сто тридцать три года и дальше, прямо туда, где он мог влиться в ряды шагающих в бесконечность. Варианты «альфа», «бета», «гамма» и далее по алфавиту вели к ужасному безумию. Пока получалось, что вероятность неблагоприятного развития событий была выше.

— Хью, полагаю, теперь твоя очередь, — сказал наконец Дарнелл. — Если, конечно, хочешь попробовать… Что касается меня, потом нужно будет все проверить более тщательно.

Керри кивнул:

— Я бы хотел попробовать. Но, может быть, Джон…

— Нет уж, благодарю покорно! — сказал Грантленд. — Я не хочу знать своего будущего!.. Боб, думаю, лучший способ попасть на путь «тау» — это немедленно уничтожить машину.

Боб уставился на него как на помешанного, затем криво улыбнулся:

— Не могу, Джон. Во-первых, я не имею на это права — она слишком много значит для человечества. А во-вторых, я должен выяснить, как мне себя вести. Чего бы мне ни стоило, я должен знать, каким образом можно дожить до увиденных нами благословенных времен!

— Боб, мне кажется, что, если эта машина будет существовать, тебе это попросту не удастся.

Боб улыбнулся и покачал головой.

— Не могу, Джон, — коротко сказал он.

Керри снова запустил машину, на этот раз для поиска вариантов собственного будущего. Был задан изначальный промежуток в сто лет, с несколько более высоким порогом, чем тот, что соответствовал тау-пути Боба.

Камера довольно быстро нашла Хью, и он тоже выглядел вполне здоровым. Однако второго варианта не оказалось — у Керри был единственный шанс добраться до ста тридцати трех лет.

— У меня тоже есть вероятность прожить долгую жизнь, Боб, — сказал он, — но, боюсь, без твоей помощи мне это не удастся.

— Мне и самому неинтересно жить столько времени без друга, — ответил Дарнелл. — Этот вариант ничем не отличается от тех вариантов, что мы уже видели. Давай заглянем поближе.

Они попробовали заглянуть вперед на десять лет.

В поисках Хью Керри машина гудела минуту за минутой, а тот все больше и больше бледнел, глядя на мерцающий экран, поскольку шансы остаться живым все уменьшались и уменьшались.

— Ладно, — сказал он наконец. — Сейчас восемь часов, и я голоден как волк. Вернемся после ужина. Они вернулись в десять. Машина все еще гудела.

— Оставим ее на ночь, — предложил Дарнелл, и они разошлись по домам.

* * *

Наутро Грантленд явился в лабораторию к десяти и обнаружил Боба и Хью, которые молча сидели, дымя сигаретами. Машина все еще гудела, и экран был пуст.

— Похоже, мне не суждена долгая жизнь. — Керри попытался улыбнуться. — Я тут с семи. Она ничего не… Слава Богу!

Машина внезапно остановилась.

На экране был Хью, с чуть поседевшими волосами, чуть более запавшими глазами, с несколькими морщинами на лице, но живой и в здравом уме.

— Долго же она искала, — сказал Дарнелл.

— Да, — тихо сказал Керри. — Судя по всему, у меня неизмеримо меньше шансов прожить десять лет, чем сто. Ну а что она скажет насчет пяти?

Новая проверка тоже заняла немало времени.

В конце концов они выяснили, что у Керри есть три нормальных и один ведущий к безумию путь длиной в пять лет и одиннадцать вариантов длиной в два года, три из которых также заканчивались безумием. И вероятность всех этих путей была крайне мала.

Что нужно спешить, изобретатели поняли, когда вернулись к двухлетним путям Дарнелла — два его нормальных и пять безумных путей теперь пропали! Они исчезли вследствие событий, происшедших прошлым вечером. Каким-то образом то, что Боб решил взглянуть на судьбу Хью, сократило его собственные шансы оказаться на верном пути, но, слава Богу, тау-вариант все еще продолжал существовать.

— Похоже, это была развилка, — сказал Керри. — Думаю, надо постепенно уменьшать промежуток и отыскать последующие ключевые моменты.

У Грантленда хватало своих дел, и ему пришлось на время покинуть двух друзей. Он не видел их пять дней, поскольку ему пришлось уехать в Сент-Луис, а затем задержаться в Вашингтоне.

Вернувшись, он сразу же отправился в лабораторию. Хотя стукнуло уже одиннадцать вечера, оба изобретателя были там.

— Есть кое-какие успехи, — сказал Керри. — Мы тщательно проследили наши пути, пока они не исчезли в тумане ближайшего будущего. Мы легко нашли цепочку, выводящую на долгий путь Боба, но, боюсь, с моим ничего не выйдет… — В голосе Хью прозвучала откровенная грусть.

— Что, твой длинный путь исчез вследствие происшедших событий? — спросил Грантленд.

— Хм… в некотором смысле. Я случайно обнаружил одну из развилок. Она отстоит от сегодняшнего дня не далее чем на месяц. Может быть, и меньше, но точно сказать нельзя. Мой длинный путь — это двадцать семь лет безнадежного паралича. Я четыре раза буду безуспешно просить об эвтаназии. Поскольку я знаю, куда ведет этот путь, он мне не слишком нравится. Но проблема на самом деле в том, что та развилка, которую я случайно обнаружил, — это автомобильная авария.

Грантленд с трудом сдержал восклицание.

— Мы пытались сделать моментальные снимки ближайшего будущего, — продолжал Керри, — чтобы получить четкое изображение. Это возможно, если использовать размытое изображение для получения пространственных координат. Но при этом становится невозможно снять показания датчика времени, и мы лишь сумели определить, что развилка находится в пределах месяца, но завтра или через четыре недели, нам неизвестно.

— А что за авария? Керри пожал плечами:

— Возможно, я останусь в живых… Если за рулем будет Том Филипс. Если за рулем буду я, мне конец. Так что моя судьба в его руках, и я не могу заставить себя принять ее.

— Ты сказал об этом Тому?

— Еще нет, но жду его. Я послал ему письмо, которое он должен получить сегодня или завтра. Я…

Зазвонил телефон.

Керри снял трубку. Это был Том Филипс. К счастью, он получил письмо до того, как собрался уехать в Бостон. Он хотел, чтобы Хью пришел и рассказал обо всем. Естественно, для этого ему надо было показать ВВВ-камеру, так что после пятнадцатиминутного препирательства Керри уговорил его приехать в лабораторию.

— Если бы я не боялся ехать назад с Томом, я бы пошел к нему. — Керри взъерошил шевелюру. — Когда ему что-то забьется в башку, он становится крайне упрямым. Надеюсь, я смогу…

Послышался громкий возглас Дарнелла.

— Что такое, Боб? — спросил Керри.

— Боже мой! Твой длинный путь только что исчез! Значит, опять минула развилка!

Все трое уставились в экран. Путь действительно исчез.

Внезапно Керри задрожал.

— Боб, я боюсь, — прошептал он. — Мне чертовски страшно!.. А вдруг, когда я решил не ехать к Тому, это и была развилка.

Он побежал звонить Филипсу. Но опоздал. Том не заметил грузовика с гравием, выскочившего из боковой улицы и скрытого от него остановившимся трамваем.

— Я должен был поехать к нему, — сказал Керри, когда они вернулись из морга. — Но откуда мне было знать? Если бы мы могли определить точное время развилки…

Однако до самого дня своей смерти он так и не мог избавиться от ощущения, что Том Филипс погиб из-за него.

Неделю спустя изобретатели проследили свои будущие судьбы и отметили все ключевые точки; они знали каждый поступок, который должен был привести их к максимально долгой жизни. Им был известен каждый поворот, каждая развилка дороги, протянувшейся к счастью и успеху, — за исключением тех, что относились к ближайшему месяцу.

Стоя на вершине холма, они могли видеть путь, который вел через широкие поля к далекому городу жизни. Однако разглядеть окружавшие холм кустарники и перелески парни были бессильны.

— Думаю, мы разберемся и с этим, — сказал Керри Грантленду. — Постепенно дело двигается. Мы нашли систему, которая должна сработать. Через неделю мы должны решить проблему. Лишь одно не перестает меня беспокоить — любой день может оказаться решающим, а я об этом не знаю. Боб все время работает, пытаясь найти мои развилки, поскольку у меня осталось слишком мало линий, ведущих дальше декабря. У него же достаточно хороших линий, которые ведут в будущий год и дальше. Поэтому мой путь представляется более важным… Черт, как не хочется умирать, когда впереди еще вся жизнь! — Керри стиснул кулаки. — Но варианты путаются и ветвятся. Может оказаться, что основная развилка находится где-то в декабре, а может — и в завтра. Однако теперь мы начнем продвигаться быстрее. Помнишь наши манипуляции с газетой?

— Конечно!

Керри кивнул в сторону висящей на стене школьной доски:

— Мы решили постоянно записывать на этой доске отчет за прошедший день. Таким образом, корректируя работу, нам удастся быстрее усовершенствовать камеру и добиться четкого изображения ближайшего будущего. А тогда любые развилки перестанут быть тайной.

Решение казалось изобретателям верным и логичным. Раз они сумели стать свидетелями открытий, сделанных миллионы лет спустя, так почему бы не узнать о своих собственных достижениях ближайших дней?

Однако когда они отыскали завтрашнее изображение доски, та оказалась покрытой сероватым туманом.

Ведь на ней были записаны тысячи вариантов работы, выполненной завтра. И уже в первый день возникало две возможности: они расшифровали записи и воспользовались ими; или же им не удалось расшифровать информацию о сделанном на следующий день и пришлось выполнять работу безо всяких подсказок.

Трижды они провели свой поиск. И каждый раз среди тумана было написано: «Выполнена работа, о которой прочли вчера». Это была единственная доступная информация.

Они посчитали, что хитроумное решение поможет им избежать тупиков. Однако собственные усилия и завели их в тупик.

На третий день Керри встретил Грантленда кривой улыбкой:

— Кажется, Джон, мы нашли одну из моих развилок…

— Что, получили четкую картину ближайшего будущего?

— Нет, — сказал Дарнелл. — Новое сообщение. Иди сюда, увидишь!

Грантленд подошел к доске. Обычно надпись о том, что работа выполнена, была сделана рукой Керри, отличавшегося аккуратным ровным почерком. Однако на этот раз поперек доски шли размашистые буквы, написанные Дарнеллом: «Сегодня погиб Хью Керри. Да смилуется надо мной Бог!»

Грантленд судорожно сглотнул:

— Существуют ведь и другие варианты, Хью.

— Да, но это развилка. Боб пять минут назад поклялся, что, если со мной случится непоправимое, он опишет на доске все подробности. Однако все осталось по-прежнему, никаких других фраз не появилось. Это развилка, Джон, и да смилуется Бог и надо мной, поскольку я представления не имею, что мне теперь делать. Я даже не знаю, оставаться ли мне в помещении или можно выйти на улицу.

Грантленд понимающе кивнул.

Время давило на изобретателей все сильнее. Это была древняя китайская пытка водой, и каждый день оказывался падающей каплей. Они приковали себя к колесу времени, которое не могло остановиться и которое никто не мог остановить. Они могли увидеть, что произойдет в другой день и в другом веке — но не в силах были замедлить движение времени.

И солнце в этот день должно было зайти точно так же, как миллиарды раз до и миллиарды раз после. Никакая сила, никакая воля, никакое желание не могли остановить движение времени; следующий день не мог не наступить. И Керри не мог знать, каким образом решится его судьба.

Грантленд не хотел оставлять их. Однако ему пришлось уйти — дела не терпели отлагательства.

Вернулся он в половине пятого. У дверей его встретил Боб Дарнелл.

— А где Хью? — спросил Грантленд.

— Поехал в «Техно-Продактс» за оборудованием, — спокойно сказал Дарнелл. — Он не позволил мне ехать вместе с ним. Скоро должен вернуться. Идем! Я слежу за его линией.

Они прошли в лабораторию. Машина знакомо гудела, а мерцающий зеленоватый свет делал помещение похожим на пещеру колдуна. Дарнелл взглянул на экран и побледнел.

— Его нет, Джон!

Грантленд бросился к камере.

— Здесь только что был Хью, каким он станет через год! — простонал Дарнелл.

Экран был девственно чист.

Дарнелл словно сомнамбула обошел лабораторию. Взял в руку кусок мела. Потом вытер мокрой губкой доску и размашисто написал: «Сегодня погиб Хью Керри. Да смилуется надо мной Бог!»

— Боб! — крикнул Грантленд. — Ведь ты поклялся Хью, что никогда этого не напишешь. Сотри надпись, подожди, пока мы не узнаем, что с ним случилось, и опиши все подробности. Сообщение может…

— Спасти его? — горько спросил Дарнелл. — Какое это теперь имеет значение? Он мертв. Если хочешь, мы можем выяснить подробности. Но это ему не поможет, поскольку он уже мертв. Иначе он был бы жив… Какой смысл менять надпись? Он уже пошел по неверному пути, Джон, и достиг его конца. Впрочем, я выясню…

Он позвонил в полицию и спросил, известно ли там, как погиб Хью Керри.

Динамик в телефонной трубке всегда звучал достаточно громко, и Грантленд услышал ответ.

— Хью Керри? У нас нет сведений о ком-либо с таким именем. Почему вы решили, что он погиб?

— Сейчас он должен быть мертв, — сказал Дарнелл. — Узнайте, пожалуйста, у ваших людей. Я…

— Минутку! — оборвал его полицейский.

Некоторое время в трубке царила тишина, а потом вновь раздался голос:

— Нам только что сообщили… Парня по имени Хью Керри сбила машина на углу Четырнадцатой и Седьмой. За рулем была девушка. Он вышел из-за припаркованной машины прямо… Послушайте, кто это говорит?

— Спасибо, офицер! Говорит Роберт Дарнелл, Восемьдесят седьмая Восточная, дом сто сорок три. Я сейчас приеду…

Они сели в машину Грантленда и довольно быстро добрались к месту происшествия, но «скорая» уже забрала Хью Керри и сбившую его девушку. Позднее они узнали от нее, что именно произошло. Хью попросту шагнул прямо под колеса. Девушка попала в больницу в состоянии нервного потрясения. Она повторяла, что у погибшего было крайне странное выражение лица — словно его только что осенило.

Боб Дарнелл попытался забрать свою машину, на которой Хью поехал в «Техно-Продактс», но полиция задержала его. Грантленд не специализировался по криминальным делам, и ему пришлось попросить о помощи своего школьного товарища Билла Пула.

Помощь пришлась как нельзя кстати. Выяснилось, что три недели назад Хью Керри оформил страховой полис на сто тысяч долларов, с двойным возмещением в случае внезапной смерти. Страховая компания боролась за свои двести тысяч, а полиция настаивала на обвинении в убийстве. Ведь Боб Дарнелл сказал по телефону: «Сейчас он должен быть мертв.

Естественно, они никому не могли показать ВВВ-камеру. Однако в конце концов Боба отпустили, поскольку невероятно трудно доказать убийство, когда человек погиб под колесами автомобиля в одном конце города, а подозреваемый звонит в полицию с другого.

Когда Боба Дарнелла отпустили, Грантленд поехал в лабораторию вместе с ним. Дарнелл запустил машину и обнаружил, что у него осталось только пять вариантов, так как вплетавшиеся в его судьбу линии Хью Керри теперь исчезли. Длинный путь был на месте, еще один обрывался через три года. Остальные три варианта заканчивались безумием.

Боб с новыми силами взялся за работу. Пока он сидел за решеткой, у Грантленда тоже накопились дела. Ему удалось снова заглянуть в лабораторию лишь через три недели.

Дверь была закрыта на цепочку, и Дарнелл снял ее только тогда, когда проверил, кто пришел.

— Эти страховые агенты продолжают донимать меня, — пояснил он. — Хотят знать, чем я тут занимаюсь. Однако им это не удастся.

В его глазах были беспокойство и страх.

— Джон, — продолжал он, — ты знаешь, что случилось?.. Я установил в машину блок, за которым тогда ездил Хью, и оказалось, что он работает неправильно. Да, он улучшает картины ближайшего будущего, но напрочь отсекает дальние пути. Машина теперь их вообще не показывает.

Голос его звучал раздраженно и обиженно.

— Не показывает? — переспросил Грантленд. — Дай посмотреть.

— Нет. Сейчас она их не покажет. Всего их пять. Я сам видел. Но эта штука работает неправильно. Она отсекает четыре и показывает лишь один, короткий. Что-то тут не так. Как-то раз мне удалось сообразить, что именно, но теперь я не помню. Однако «Техно» мне не нравится, и я ничего не буду у них покупать. Я потребую, чтобы они забрали свой блок обратно. — Дарнелл вдруг подбежал к двери, прислушался, потом вернулся обратно. — Поможешь мне отсоединить эту ерундовину, Джон? Ты ведь помнишь, как работает машина… С тех пор как вставил неисправный блок, никак не могу найти соединения. Я так беспокоюсь, Джон, а тут еще эта страховая компания, и ко всему прочему машина работает неверно.

Грантленд сразу все понял.

— Говоришь, неверно работает? — спросил он. — И остался только один путь? Что ж, Боб, все меняется.

— Нет, Джон! — решительно заявил Дарнелл. — Должно быть пять путей. Я знаю, поскольку сам их видел.

* * *

Грантленд снова раскурил свою трубку, выпустил к потолку клуб дыма и посмотрел на Дуайта Эдвардса.

— Я вошел в лабораторию вместе с Бобом и взглянул на экран, — сказал он. — Там действительно оставался только один путь. Именно этого я и ожидал. Я сказал Бобу, что ничем не могу ему помочь, но у меня есть друг, который сможет. Затем я ушел и вернулся с вашим отцом, Дуайт. Он и стал единственным посторонним человеком, кто видел ВВВ-камеру. Он помог мне разобрать ее и уничтожить детали. — Джон Грантленд с минуту помолчал, опустив подбородок на грудь. Затем поднял голову и задумчиво добавил: — Мы были рады, что этот путь был столь короток. Если бы он оказался намного длиннее…

Дуайт Эдвардс медленно встал, уронив свои бумаги на стол Грантленда, и со вздохом сказал:

— Мир не нуждается в фарадеях, не так ли? — и добавил, направляясь к двери: — Распорядитесь моими бумагами по своему усмотрению…

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник