Глава 15

Мы все еще лежали на ковре, из-за лунного света, но удобнее, чем раньше, с подушками и одеялами. Я лежала в его обьятиях и читала. Через несколько часов я все же решилась хотя бы частично покинуть этот кокон, состоящий из поцелуев, прокосновений и чувства защищенности, чтобы посвятить себя дневнику Миры. Ночь не будет длиться вечно, и до наступления рассвета я должна узнать, как ей жилось.

Мысленно я уже приготовилась к следующим подлостям Дина. К тому, что он медленно, но верно загонял Миру в отчаяние, так что она не видела другого выхода, кроме как броситься в пропасть. Но, на удивление, Дин больше не появился. Она не упомянула его ни единым словом.

Зато Миру предал человек, от которого я не ожидала, что он на такое способен: Мира предала саму себя, прекратив быть тем человеком, которого я знала лучше, чем кого-либо другого на этом свете.

Все, что я в ней так любила: ее неуемную энергию, дух противоречия, ее безграничные мечты, самоиронию и, наконец, ее страстное и иногда безжалостное любопытство, - она предала во имя стремления стать другим, лучшим человеком.

Она развила такое честолюбие в школе и в своих хобби, которого я не знала в прежней Мире. Она училась и упражнялась, как одержимая, чтобы быть безупречной и выдающейся.

В дневнике она написала, что хочет заработать свое счастье. Как будто ей нужно было всего лишь долго вкалывать, чтобы снова почувствовать себя достойной любви. Мне бы очень хотелось объяснить ей, что это было заблуждением.

Любовь никогда не зависела от того, была ли она заслужена. Любовь дарилась человеку, заслуженно или нет - не играло никакой роли. Для этой любви нужно было сделать только одно - принять ее.

Наверно, это было возможно, только если у тебя самого были чувства. Неважно, какие, хорошие или плохие, главное, не отрицать их. Однако Мира запретила себе свои собственные чувства. Она уходила от своих чувств так долго, что впоследствие уже совсем не знала, каково это - чувствовать.

Ничего из того, что Мира сделала в последний год жизни, не освободило ее от страха того, что она - неправильная и ужасная. Хоть бы кто-нибудь рассказал ей обратное! Если она вообще еще могла в это поверить, потому что ее сомнения в себе затмевали все вокруг. Путь, который она избрала для себя, вел в пустоту и неизвестность. И так как Мира не просила никого о помощи, обратную дорогу она найти уже не смогла.

Мира регулярно репетировала с оркестром. Там был мальчик - он играл на гобое - который уже давно был ею увлечен. Мира никогда не интересовалась им раньше, но теперь, после истории с Дином, мальчик с гобоем предстал перед ней совершенно в другом свете. Его безобидность, которая раньше казалась ей скучной, теперь действовала на нее притягательно.

Она встретилась с ним несколько раз и решила, что он подходит для того, чтобы заменить воспоминания о Дине на новые, лучшие воспоминания. Как в школе, так и вне ее Мира старалась сделать все правильно с этим мальчиком. Она очень хотела, чтобы с ним все получилось. Если бы однажды она почувствовала себя с ним хорошо, все снова бы наладилось.

Мальчик с гобоем был абсолютно надежен. Он был единственным, кто выступал за защиту животных, окружающей среды и беженцев. Он хотел изучать медицину и когда-нибудь уехать в развивающиеся страны, чтобы помогать людям, на чьих лишениях, по его мнению, возросло наше благосостояние. Мира считала это образцовым. Однако это не отменяло того факта, что она находила своего нового друга всего лишь умеренно привлекательным.

Всякий раз, когда она была с ним, она не чувствовала ни малейшего энтузиазма. Радостное волнение, с которым она раньше отправлялась на свидания к Дину, с ним не приходило. Но с ним она чувствовала себя в безопасности, и это было важно для нее. Так она говорила. Он нравился ей, и она пыталась назвать это любовью.

Через три месяца - это было для Миры как гром среди ясного неба - мальчик с гобоем порвал с ней. Она хотела знать, почему, и он объяснил ей, что она была неприступной, в некотором роде холодной и вовсе не веселой. С любым из друзей ему было веселее, чем с ней.

Мира безмолвно и внешне равнодушно приняла это к сведению, в чем он ее тотчас же и обвинил.

- Видишь? - воскликнул он. - Именно это я и имею в виду!

Он понятия не имел, что происходило внутри нее. Она была потрясена. Ей казалось, будто ее только что столкнули вниз лестницы подвала, которую она возводила долгими месяцами, ступенька за ступенькой. Мальчик, раньше обожавший ее, больше ее не хотел. Потому что она не была веселой. И что она должна теперь сделать? Заплакать?

Она пыталась, но у нее не получалось. Она уже давно не плакала, а просто удивленно смотрела на себя в зеркало. Ей не удалось полюбить это лицо в зеркале. Оно стало чужим. Раньше, когда жизнь еще была игрой, она часто улыбалась себе, смотрясь в зеркало. Она корчила гримасы или рассказывала что-то сама себе. Теперь ее удивляла пустота, которую она испытывала, глядя в зеркало.

Она часто грустила, но не могла сказать, почему. Иногда она часами, не двигаясь, сидела на одном месте, не в состоянии пошевелиться. Все вокруг казалось ей унылым и серым. Наши родители замечали, что ей плохо. Они спрашивали, но она находила отговорки, сваливая все на любовную тоску, или на то, что ей надо много учить.

Наша мама отправила ее к врачу, который прописал ей железосодержащий препарат и прогулки на свежем воздухе. Наш отец предложил ей по воскресеньям бегать с ним в парке. Попробовав один раз, она возненавидела это. Когда он в следующий раз спросил, пойдет ли она с ним, она накричала на него.

Следом она пожалела об этом. Если и был на свете мужчина, которому она доверяла, то это был он. Но, одновременно, он действовал ей на нервы. Он обращался с ней, как с ребенком, называл чулочком, постоянно отпускал идиотские шуточки и просто не понимал ничего! Она сомневалась в том, что сможет рассказать что-нибудь родителям. Она даже самой себе не могла объяснить, что случилось.

Она взяла себя в руки и сосредоточилась на актерской игре, чтобы родители перестали видеть ее грусть. Она искусно показывала родителям, друзьям и всему миру, что все в полном порядке. Иногда даже ей самой удавалось поверить в свое преображение, и тогда она снова была радостной.

Но, как только она оставалась одна, особенно по ночам, когда не спалось, и сон никак не приходил, возвращалась мрачная тоска.

Общение с друзьями стало поверхностным, и она отдавала себе в этом отчет. Должно быть, причина была в том, что она все больше закрывалась и не знала, о чем говорить, ведь она и так очень старалась. Ей просто ничего не приходило в голову, потому что больше ничего не имело значения.

В школе была только одна девочка, с которой она могла начать общение. Зельма. Возможно, потому что Зельма однажды призналась, что не хочет иметь никаких отношений с парнями.

Мире это показалось интересным и утешило ее. Она проводила много времени с Зельмой, даже не рассказывая о том, что с ней на самом деле происходит, Мира все лето вспоминала о тех временах, когда еще два голоса в ее голове разговаривали друг с другом и смеялись.

Однажды, по непонятной ей самой причине, она приняла проявления нежности, исходившие от Зельмы. Было приятно осознавать, что ты кому-то по-особому нравишься. Это было нечто другое, чем серость. Одновременно Мире было ясно, что она не отвечала на чувства Зельмы, по крайней мере, не таким же образом. Это только усиливало ее угрызения совести.

Однажды она больше не знала, что делать: причинить боль Зельме, закончив отношения, или продолжать игру, давая ей ложную надежду. Оба пути казались ей неверными, и, наконец, она перестала думать об этом. Потому что к этому времени, так как она не смогла принять решение и выбрать одну из двух возможностей, ее стала занимать совсем другая цель.

Она хотела еще раз взлететь - и потом упасть навечно. Она думала об этом слишком часто. Ей хотелось оставить все позади: ложь, предательство, бессмысленность, топтание на месте, пустоту в зеркале. И все те усилия, которые она прилагала, чтобы каждый день быть обычной девушкой.

Сначала Мира хорошо понимала, какую боль причинит родителям. Она знала, что это неправильно. Ужасно неправильно. Но постепенно эти отговорки исчезли. В последние недели перед своей смертью Мире почти не удавалось сохранять видимость благополучия.

Заблуждение, что она спасется, если отдаст все, затмило ее разум. Ее последняя запись перед смертью такова:

«Дневник Миры, 19 октября 2013

Полнолуние. Свет падает на страницы, пока я пишу это. Я уже почти забыла тот невинный голос, что был со мной. Пока луна светит на мои тайные каракули, я думаю о нем. Последнее время я его почти не замечала. В моей жизни теперь нет места мягкому голосу, который верил в добро и умел мечтать.

Что с ним случится, когда я умру? Умрет ли он вместе со мной? Мне бы не хотелось этого. Я желаю, чтобы умерло все, кроме моей невинности. Мне нравится представлять, что лучшая Я выживет.

Что она останется, когда я уйду, что она будет помнить обо мне, как я жила однажды, когда все еще было хорошо. Она могла бы освободиться и найти все, что я найти не смогла. Она могла бы быть счастливой.

Это прекрасная мечта. Сберегу ее для моего последнего вздоха.

С этими мыслями я уйду».


Загрузка...