Лукоморье

Глава 10

И вовсе это не так, любила не любила, никого это не касается, проворчала Наталья Ивановна, словно услышав слова Повелителя Царства Мертвых и перекрестилась. Я хочу, решила Наталья Ивановна, помочь любимой доченьке в ее первых шагах семейной жизни, а зятя наставить в вере, в которой он несмотря на внешнюю почтительность и покорность, не совсем тверд.

Каждый день она исполняла долг матери по отношению к дочери и долг христианки по отношению к зятю, обедала по-родственному тоже каждый день. Еды Пушкину было совсем не жаль, а вот все остальное, особенно наставления и советы, его бесили. Случались ссоры, хотя какие это ссоры, настоящие скандалы. Александр Сергеевич просил Наташу поговорить с маменькой, пусть приходит на обед один раз в неделю, в этот же день пусть и ужинает с нами. Наташа отнекивалась, ты наш господин и глава семьи, мило улыбаясь говорила она, ты и решай этот вопрос, а я покорная жена и во всем подчиняюсь твоей воле. Были они женаты недавно, медовый месяц был в самом разгаре и Александр Сергеевич, еще не научился сразу определять, где жена шутит, а где совершенно серьезна. Надобно было переезжать.

— Тесно нам тут вдвоем, — недовольно заметила Наталья Николаевна, — пора думать о переезде.

Она вернулась с суточного дежурства, позавтракала и осмотрелась. Кухонька была маленькая, единственная комната, тоже невелика, хочется лечь, поспать в тиши, а тут Саша за компьютером не отрываясь пишет свой роман, для семьи старается. Наташа слабо вздохнула, Пушкин вздохнул страстно. Диван был уже разобран и застелен свежим бельем, на нем им вдвоем тесно не было, а было удобно и приятно. Вдвоем вознеслись к вершине, вдвоем вернулись, отдохнули, в супружеской жизни есть свои радости.

Потом по очереди они помылись под душем в санузле где ванна была совмещена с туалетом.

Пока Наташа, по-домашнему прихорашивалась, Пушкин заварил полученный в подарок от Повелителя Царства Мертвых чай, и разложил по хрустальным розеткам алтайский мед, что был принесен в дар врачу дочерью Макиавелли. Небольшая квартира наполнилась ароматом распаренных степных и лесных трав. Дома было тепло и уютно.

— У Маши Вяземской свой дом в Пушкино, — выпив чаю сказала Наташа, — она предлагает мне его передать как плату за учебу. Что скажешь?

— Мы будем ей обязаны, — расстроился Пушкин и робко предложил, — Может денег в долг возьмем и на них что-то приличное купим, потом расплатимся.

Наташа не стала рассказывать про кредиты, процентные ставки и стоимость приличного жилья в Санкт-Петербурге. Таких денег им вдвоем никогда не заработать. Двухкомнатная квартира в новостройке на окраине, вот их потолок.

— Мы в прошлой жизни в долгах жили, давай хоть в этой без них обойдемся, — устало попросила Наташа.

Призывно заиграл песней коммуникатор у Наташи, Пушкин вышел в коридор дома выкинуть мусор. Когда вернулся, Наталья Николаевна поставила его в известность:

— Звонил Петр Андреевич Вяземский, он с супругой приглашают нас на семейный ужин. Я им сказала, что ты тот самый Пушкин и мой муж, они удивились не сильно, а Маша так вообще не удивлена, эту молодежь, выросшую на фантастике и фэнтези, ничем не пробьёшь. Если завтра на дворцовой площади высадится римский легион под командованием Цезаря, то они его снимут на видео, начнут фотографироваться с Цезарем и легионерами, а если те будут сопротивляться, то позвонят в полицию, а дальше разбегутся по своим делам, легион, эка невидаль, нас и внеземными монстрами не удивишь.

Особняк Вяземских в городе Пушкин был построен в начале третьего тысячелетия в архитектурном стиле первой четверти девятнадцатого века. Александра Сергеевича и Наталью Николаевну привез к особняку посланный за ними экипаж Вяземских. Чета Вяземских встретили Александра Сергеевича и Наталью Николаевну у входа в особняк.

Обмен вежливыми приветствиями, прибежала Маша, критично осмотрела Пушкина, кивнула Наташе и одобрительно показала ей большой палец, Пушкину она мило улыбнулась.

— Прошу к столу, — церемонно предложили Вера Федоровна.

Званый ужин был не дурен, Вера Федоровна, хоть и придерживалась вегетарианской диеты, но вкусы гостей уважала и кормила их хорошо, много и вкусно.

Откушав гости и хозяева перешли из столовой в залу. Подали свежесваренный кофе. У мужчин были свои разговоры, у женщин свои, Маша так вообще села отдельно от всех достала коммуникатор и стала быстро переписываться в мировой коммуникационной сети.

— Я не из тех Вяземских, не из князей, — засмеялся Петр Андреевич, отвечая на вопрос Пушкина, — мой достоверный предок был крепостным крестьянином в деревне Вяземское Тульской губернии и по уходу на промыслы он вероятно и получил в отпускном документе эту фамилию. Деревня Вяземское сгинула во времени, но я недавно был в ближайшем райцентре и подарил местной школе компьютерный класс.

Они сидели за антикварным столиком и мелкими глотками пили кофе из тончайших фарфоровых чашечек, к кофе был предложен коньяк, но Пушкин по настоятельной рекомендации психиатра и просьбе Наташи не пил крепкие алкогольные напитки, а Вяземский воздерживался.

— Почтили память предков? — с легкой насмешкой спросил Пушкин, богатство Вяземских его немного раздражало.

Процитировал Петр Андреевич, Пушкина и у того сразу прошло раздражение.

Дамы говорили о своем.

— Я больше себя хозяйкой в доме не чувствую, — пожаловалась Вера Федоровна, — Маша всех нас построила как ей надо, только с отцом считается,

— Маша мы говорим о тебе, подойди пожалуйста, — попросила Наталья Николаевна.

Девушка подошла, уселась на стул, налила себе кофе, демонстративно выключила средство связи. Посмотрела на мать.

— В твоем положении тебе вредно пить кофе, — категорично заявила она, — и натуральную протеиновую пищу пора в рацион включить. Родишь, выкормишь ребенка, и только потом кушай свои вегетарианские блюда,

— Это я тебя рожала, а не ты меня, — слабо возмутилась Вера Федоровна, — хватит меня поучать, я уже рожала и в отличии от тебя знаю, что и как делать,

— Если ты так ставишь вопрос, то за мной дело не станет, могу узнать, как рожать, — засмеялась Маша, — девочка я красивая, богатая, скажу, «Urbi et orbi — Городу и миру», что пора и от желающих отбоя не будет,

— Опять эта латынь, — заворчала Вера Федоровна, — всех уже дома ею замучила,

— Я еще и группу в сети создала: «O tempora, о mores! — О времена, о нравы! — гордо заявила Маша, — нас уже двести участников,

— А знаете кто у нас модератором? — опять засмеялась Маша и сказала:

— Гай Юлий Цезарь! Представляете? Это наш охранник из ЧОПа «Цезарь». Я иду к отцу и слышу, как он сидя в вестибюле на посту у входа в служебные помещения на латыни вслух читает Светония[113] «Жизнь двенадцати цезарей»[114]. Стала расспрашивать, где учил, отвечает, что в Риме. Теперь он мне дает онлайн уроки латыни и берет не дорого,

— У нас в отделении, от нее уже все кроме хирургов и операционных медицинских сестер шарахаются, — улыбнулась Наталья Николаевна, переводя разговор от Цезаря к больнице, — ваша дочь построила всех санитарок, сестра — хозяйка ведьма Наина при виде нее бледнеет и икает,

— Таня Ларина, была у нас в гостях и про это уже рассказала, — хмыкнула Вера Федоровна, — уж не знаю радоваться или беспокоится по поводу этой дружбы,

— Если ты про секс, то Таня женщина нормальной половой ориентации, я теперь тоже,

— Боже, — вспыхнула Вера Федоровна, — O tempora, о mores!

«Я утратил всякие надежды относительно будущего нашей страны, — с сарказмом начала цитировать Гесиода[115], Вяземская младшая, — если сегодняшняя молодежь завтра возьмет в свои руки бразды правления. Ибо эта молодежь невыносима, невыдержанна, просто ужасна» и далее весело намеренно утрируя мужской голос привела слова Сократа[116]: «Нынешняя молодежь привыкла к роскоши, она отличается дурными манерами, презирает авторитеты, не уважает старших. Дети спорят с родителями, жадно глотают еду и изводят учителей»,

— Мама, — окончив цитирование обычным девичьим голосом ласково сказала Маша, подошла к матери и обняла ее, — пестики и тычинки это в воспитании детей, давно пройденный этап, из моих сверстников многие даже не знают, что это такое, зато порнуху из всемирной сети все смотрели. Но самое главное, ты знаешь, что я тебя люблю, ты меня любишь, а все остальные проблемы мы решим,

Маша поцеловала маму в щечку и отошла.

— Вот так она нами и крутит, — беспомощно сказала Вера Федоровна, — а отца поцелует, похвалит, а потом веревки из него вьет,

— Его есть за что хвалить, — повернувшись к матери лицом, сухо сказала девушка, — он нас с тобой кормит и защищает, а веревки из него вить сама не буду и другим не дам. Целую в щеку? Пусть знает, что мы его любим и ценим, других таких нет на всем белом свете и пусть налево не смотрит. Мама, мы взрослые женщины и должны держать его в семье вместе,

— Изменилась, изменилась, — признала Вера Федоровна, — раньше то от нее слово доброе и клещами не вырвешь,

Задумчиво посмотрела на Наталью Николаевну.

— Это вы так ее учите? То-то она через слово дома вас вспоминает, Наталья Николаевна то, то Наталья Николаевна это, — с заметными нотками ревности отметила мама Маши,

— У Марии Петровны, отличная генетика, — спокойно ответила Наталья Николаевна, — Был психологический вывих, без лечения могла остаться морально ущербной, вправила. Была душевная рана, могла начаться духовная гангрена, вычистила и зашила. Я врач хирург, спасать это моя работа. А сейчас я ей только направления рекомендую, свою дорогу Мария Петровна выбирает сама.

Мария Петровна Вяземская вспыхнула от гордости. Сделала изящный танцевальный пируэт. Подошла к матери еще раз ее поцеловала. Подбежала к отцу, обняла его и тоже поцеловала. Госпожа Вяземская младшая выбрала свою дорогу и уверенно шла по ней.

— Ты чего дочка, — отвлекшись от разговора растроганно спросил Петр Андреевич,

— Ты мой папа, — скромно сказала девушка, — когда хочу тогда и целую, ты же не Пушкин,

— Я то-то тут причем, — изумился Александр Сергеевич,

— Абсолютно не причем, — засмеялась девушка, — Вас пусть Наталья Николаевна целует, Вы ее собственность, а на меня и не рассчитывайте,

— Да я собственно и не рассчитывал, и вообще… — растерялся Пушкин, но Маша его не дослушала, лукаво подмигнула ему «понимай как хочешь» и упругим танцевальным шагом чуть покачивая бедрами отошла.

— Кокетничает, — вздохнул Вяземский и протер лицо на котором осталась губная помада дочери, салфеткой, — Так на чем мы остановились?

— Русский бунт, бессмысленный и беспощадный, — напомнил Пушкин,

— Это для кого как, — решительно возмутился Вяземский, — для моих предков он был вполне осознанным. Мой прадед был бедным крестьянином, в семье девять детей, он старший, какая у него была судьба? Вечный изнурительный труд на ничтожном клочке земли, чтобы не сдохнуть с голода? Лично его бунт был вполне осмысленным. В революцию в пятнадцать лет он добровольцем вступил в Красную Армию, после окончания гражданской войны, через рабфак[117] он поступил в институт, стал инженером. Главным инженером стал его сын и мой дед, ученым был мой отец. Я известный специалист в информационных технологиях, надеюсь Маша и мой будущий сын, продолжат эту традицию.

Вяземский даже не заметил, как повысил голос.

— Не сомневайся продолжу, — услышав отца, со своего места выкрикнула Маша, — и фамилию сохраню, своим детям ее передам.

Вяземский растроганно засопел, Маша улыбнулась ему и подумала: Да Наталья Николаевна была права, инстинкт продолжения рода формирует наше сознание и поведение, даже вне сексуальной сферы.

— Но… — хотел возразить Пушкин, Петр Андреевич его остановил,

— Я этих споров и мечтаний про прекрасную Россию без революции еще в девяностые годы прошлого века, наслушался до тошноты. Мы живем в свершившемся варианте истории. Желающие это изменить, пусть создают машину времени и всё меняют, а не могут создать так пусть мечтают и пишут альтернативную историю. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не орало[118].

— Забавно, — усмехнулся Пушкин, — в диспансере где я лечился после перехода, в соседней палате лежал миленький совершенно безобидный старичок, господин Столыпин[119]. Он утверждал, что его не убили в Киеве, он остался премьером, в Первой мировой войне Империя одержала блистательную победу, все революционеры были перевешаны, а на Марсе в дворянских поместьях цветут вишневые сады.

— Вот как? — чуть поднял брови Вяземский, — Жаль человека,

— После курса лечения, — спокойно сказал Пушкин, — он возвращается в нашу реальность. Так что любезный Петр Андреевич, машина времени создана, портал в другие измерения открыт, он функционирует в обе стороны, а управляет всем Владыка Царства Мертвых.

Вяземский внимательно посмотрел на Пушкина, никаких внешних признаков безумия тот не проявлял и выглядел совершенно здоровым человеком. И потом если Наталья Николаевна, врач и прекрасный психолог, не проявляет беспокойства, то и ему нечего волноваться.

— Интересная версия, — вежливо улыбнувшись заметил Петр Андреевич, — теоретически всё возможно,

— Браво, Петр Андреевич! Брависсимо! — эмоционально воскликнул Пушкин, — Неудивительно, что вы добились не только материального успеха. У вас очень пластичная, но при этом совершенно здоровая психика,

— У меня к Вам деловое предложение, — отмахнувшись от комплимента, начал говорить господин Вяземский.

Александр Сергеевич и Наталья Николаевна вечером возвращались домой на машине любезно предоставленной Петром Андреевичем и негромко делились впечатлениями от вечера.

По совету психолога Малиновской (Вера Федоровна внешне неудовольствия не показала, а Маша в ниточку сжала губы, но промолчала) Петр Андреевич решил очень осторожно попробовать применять новые методы психологической разгрузки в коллективе. Каждую пятницу в головном офисе компании, рабочий день сокращался на два часа, но никто не расходится и в конференц-зале, все по очереди на публику читают стихи, одно стихотворение классика по выбору чтеца, второе собственного сочинения, ненормативная лексика не допускается. Это вызовет бурю эмоций в коллективе, в основном отрицательных (у начальства совсем крыша поехала) и этот эмоциональный взрыв и обсуждение дури руководителя отвлечет сотрудников от напряженной злобы и монотонной усталости трудовой недели, расцветит эмоциями серость будней. Александр Сергеевич приглашался быть ведущим поэтических вечеров с достойным вознаграждением. В качестве компенсации и придания интереса к инициативной дури Вяземского устанавливались ежемесячные премии в двух номинациях: за лучшее собственное стихотворение; за лучшее чтение классики. Победители определялись тайным голосованием сотрудников.

— Переругаются, — сразу сказала Наталья Николаевна, Вяземскому, когда его предложение стали обсуждать всей компанией,

— Они и так ругаются, — отмахнулся Вяземский, — у нас в компании интриги как при дворе Македонского. Пусть лучше спорят о том, кто за кого проголосовал, чем о том, кто кому устроил гадость по работе,

— Свои стихи они будут в сети у поэтов заказывать, — засмеялась Маша,

— И замечательно, — воодушевился Пушкин, — пусть современные поэты почувствуют интерес к своему творчеству и чуть-чуть заработают, это наполнит ветром надежды их крылья.

— Всё это сомнительно, — высказалась Вера Федоровна, думая о Малиновской,

— Стихи быстро надоедят, посиделки превратятся в унылую рутину, — дала заключение Мария Петровна, — надолго этого не хватит,

— Что предлагаешь? — заинтересовался Вяземский старший.

— Театр, — веско высказалась Маша, — одна неделя твоё предложение стихи, вторая неделя самодеятельная постановка, выбор пьесы за тобой, роли распределяются по жребию, остальной персонал в роли зрителей. И естественно сто процентный охват, все меняются, сегодня ты актриса, завтра зритель. Ежемесячная премия лучшей театральной группе, скромная, но оригинальная с изюминкой, например, право один раз опоздать на работу на пятнадцать минут в течении недели. Что бы народ зря не напрягать и не злить, допускается чтение диалогов пьесы по бумаге, театральные костюмы — выбор по желанию, офисная одежда не запрещается.

— У меня на выбор пьес времени нет, — усмехнулся Вяземский и уныло, — Я не театрал,

— Я возьмусь, — уверенно предложила Вяземская младшая, — пора мне в наш бизнес входить, а тут в неформальной обстановке познакомлюсь с сотрудниками, составлю психологические портреты, потренируюсь в управлении персоналом.

Петр Андреевич в изумлении посмотрел на дочь, то что она изменилась он конечно видел, но такое и не предполагал.

Вяземский перевел взгляд на жену, та смотрела на дочь, не веря, что всё, капризная девочка выросла, а юная девушка расправляет крылья, чтобы вылететь из гнезда, но не куда-то там в неведомую даль и заоблачную высь, а в дело отца. Вера Федоровна почувствовала под сердцем новую жизнь и чуть всхлипнула от счастья быть женщиной.

— Еще это дело распиарим по сети, типа: «Наглое самодурство нового барина или меценатство?», «Что это гибель культуры в офисе бизнесмена или вызов бездуховности современного общества»? Сначала проплатим срач Pro et contra — за и против, потом любители за бесплатно включатся, — по-деловому говорила Маша, — отобьем деньги на рекламе, увеличим продажи, дадим возможность говорить о нас, а частое упоминание фирмы и нашей фамилии зафиксируется в подсознании пользователя.

Пушкину обсуждение рекламы, сетевых технологий и скорости распространения информации было совершено не интересно, он зевнул. Маша обиделась.

— Я и ваш роман распиарю, — с уверенностью в своих силах заявила она,

— Я думаю, он в пиаре не нуждается, — чуть раздраженно ответил Пушкин, как каждый талант он был уверен в своей абсолютной самоценности,

— Вот поэтому то ваш «Современник» ничего кроме убытков и не приносил, хорошо если в ноль выходили, — обличающее заявила Маша, — не было у вас толковой рекламы,

Только пол и возраст девицы Вяземской удержали Пушкина от резкой отповеди этой самоуверенной особе.

— Мои творения, прекрасно обходились и без рекламы, — проскрежетал Пушкин,

— Ну конечно, — парировала Маша, — конечно, это особенно заметно в вашем стихотворении «Разговор книгопродавца с поэтом», продавали стихи торговцы, деньги получали вы, а как сами за продажи взялись, так и пошли убытки,

— Маша это не твое дело, — попытался остановить дочь Вяземский, глядя на побагровевшего поэта,

— Это моё дело, — жестко сказала девушка, — Наталья Николаевна мой учитель и друг, она любит Пушкина, а значит Александр Сергеевич и мой друг, а за семью и друзей, я глотки рвать готова,

Наталья Николаевна молчала, а Маша ласково обратилась к Пушкину:

— Никто не спорит: Вы гений! Я не собираюсь учить Вас как писать стихи или прозу, в этом деле я ноль, а вы ноль в бизнесе. Suum cuique — Каждому своё. А я подключу профи, — абсолютно уверенная в своей правоте, настаивала Маша, — этого как его там, — вспоминая она пощелкала пальцами, — а Фаддей, у него миллионы подписчиков, у вас будут миллионы продаж.

Петр Андреевич засмеялся, Вера Федоровна развела руками, Наталья Николаевна отпила глоток отличного кофе, она отчетливо видела психологическую игру Маши и ставила ей оценку «хорошо».

Машина подъехала к дому, пассажиры вышли. Мела мартовская метель. Завтра начнутся хлопоты по переезду в Пушкино, а пока надо хорошенько отдохнуть.

— Александр Сергеевич, Наталья Николаевна, дом который вам передает Маша это ее собственность, я как ее законный представитель, даю на эту сделку своё согласие, — говорил Вяземский — и мы просим вас как друзей, принять ее предложение и… — замялся Вяземский, — извините, что вторгаемся в вашу личную жизнь, но Маша говорила, что вы тоже скоро станете мамой и папой и …

— Папа не мямли, — прикрикнула Маша, и отчетливо как отрубая каждую фразу продолжила, выговаривая каждое предложение:

— Наша семья просит вас быть рядом с моей мамой на время ее беременности и родов, тем более, что сроки у вас примерно одинаковые. Вдвоем, поддерживая друг друга, вам будет проще пройти этот путь. Роддом и врача акушера мы просим вас Наталья Николаевна, подобрать и нам и вашей семье. Деньги решают не всё, а обобрать Вяземских под предлогом особых условий в роддоме, желающих хватит, а я не уверена в квалификации специалиста, назначенного по блату в твердой уверенности на очень большие деньги. Тем более, что вам Наталья Николаевна, как врачу мы верим, а как другу доверяем. А вам Александр Сергеевич не придется выслушивать капризы беременной жены в замкнутом пространстве однокомнатной квартиры и у вас будет личное пространство для творчества. Дом который я вам предлагаю, новый, небольшой, всего два этажа, площадь двести квадратных метров, но зато рядом с нашим особняком на соседней улице, пять минут пешком.

— Но …, потянул Пушкин,

— Я читала, что вы верите в приметы, — улыбнулась Вера Федоровна, — я думаю жить в городе, который назван в вашу честь, хорошая примета.

Наташа была не против, даже очень не против, но щадила самолюбие мужа и молчала. Сделка состоялась, под условием, что Наташа пока ей не найдут замену в отделении будет ездить на работу, подводить коллег она не хотела. Машину туда и обратно дают Вяземские, на этом настоял Петр Андреевич.