В полседьмого утра в метро было плотненько, и народ ехал замученный. Те, кому посчастливилось сесть, спали, запрокинув голову или, наоборот, согнувшись в три погибели, клевали носом. Стоящие пассажиры хмуро пялились в телефоны, хотя некоторые тоже закрыли глаза и мерно покачивались в такт движению поезда. Прямо зомби-утро какое-то. Я посмотрел на руки: да нет, вроде не сон.
После метро я зашёл в цветочный. Наконец-то понял, зачем они работают круглосуточно. Даже в начале восьмого может понадобиться букетик.
— Да вы прямо сияете, молодой человек! — расплылась в улыбке полная девушка-консультант. — Неужели любовь?
— Она самая, — ответил я. Не рассказывать же ей про светимость.
— Розы, лилии, герберы? Что ваша избранница предпочитает? — поинтересовалась девушка.
— Нет-нет-нет! Только не букеты. Срезанные не переносит. Мне нужно орхидею. И какую-нибудь редкую, чтобы у нас не было. Покажите, а я постараюсь припомнить.
Девушка задумалась и поманила меня за собой к полкам:
— Вот!
Я посмотрел на толстые зеленые листья и узкие, чуть вытянутые цветочки. Да, такой у Катьки вроде не было: у всех цветки огромные и на ветке кучей. Но эта уж больно невзрачная.
— А поцветастее нет? — спросил я. — Моя девушка вон такие любит.
Я показал на соседнюю полку, на которой всеми цветами радуги буквально колосились орхидеи.
— А! — махнула рукой девушка. — Это же фаленопсисы, они у всех есть. И тут шанс, что купите такой же, очень большой. А это, — она снова указала невзрачную зеленушку, — ванильная орхидея. Вы понюхайте!
Я склонился к цветкам. Действительно, пахло ванилью.
— Ваши орхидеи пахли?
— Ну, я не нюхал, но Катька, то есть девушка моя, говорила, что они не пахнут. Не должны.
— Ну вот! Что я говорила? Значит, такой точно нет!
На кассе я понял, что орхидея действительно редкая: стоила зеленая невзрачина прилично. А всё, наверное, из-за карамельного запаха.
Девушка поставила растение в плотный бумажный пакет с ручками, теперь оттуда торчал лишь один желтый цветок, и пожелала удачи.
До своей серой панельки я дошёл почти вприпрыжку за десять минут. Но стены родного дома не обрадовали. После пафосного района, в котором жил отец, здесь всё казалось убогим и неухоженным. Домофон противно запищал, и на улицу выскочила девушка в кожанке. Сутулая, с испитым лицом, она, куда-то спеша, почти пробежала мимо. В этом районе таких много, людей, перемолотых жизнью или своими же демонами, — кто возьмётся судить. В их глазах есть что-то звериное, недоброе. При встрече с такими я всегда радовался, что их проблемы мне чужды, но сейчас подумал, что в глазах отца и тех, с кем он общается, ведёт бизнес, люди моего социального уровня, наверное, кажутся такой же низкой ступенью. Достойными разве что сожаления. Вот такой взгляд со стороны получается.
Я вошёл в подъезд и поморщился от затхлого запаха старого тряпья и ещё чего-то. Почти как у Коляна. Неужели здесь так было всегда? Сверху зашумел лифт, хотя я не успел вызвать его. Двери открылись.
Поповкин! Мать его, и что ему, пенсионеру, не спится в такой час?!
— Здравствуйте, молодой человек, здравствуйте, — по широкому лицу расползлась трещина улыбки. Её нельзя было назвать радостной, а вот злорадной — вполне. Я молча обошёл соседа, не спуская с него глаз, и стал подниматься наверх по ступенькам. Какой-то там восьмой этаж для меня вообще не проблема. А вот этот старый валенок уже не осилит.
— Вы не переживайте, всё будет хорошо! — крикнул мне вдогонку Поповкин, отвернулся и не торопясь направился к выходу. Фиг разберёт, что в голове у этих шизофреников.
Я буквально взлетел по ступенькам до двери своей квартиры и провернул ключ: два оборота, Катька всегда так закрывает. Должна быть дома. На часах ещё и восьми нет.
Уже в коридоре я почувствовал неладное. Квартира встретила меня молчанием и пустотой. Что не так? Я огляделся: этажерка для обуви, которую почти всю занимали Катькины туфли — пуста. Пальто на вешалке тоже нет. Не разуваясь, побежал в комнату: так и есть! Диван сложен и застелен покрывалом, Катьки нет, и как-то непривычно светло. Подоконник! Пустой подоконник! Она забрала все свои орхидеи и диван сложила. Действительно, если мне спать одному, зачем теперь раскладывать.
Некоторое время я смотрел через стекло на серое небо и раздолбанные многоэтажки, утопавшие в зелени. Потом пошёл на кухню: там, придавленный магнитами к холодильнику, висел портрет Фиолетового. Только волосы почему-то чёрные и короткие. А так Катька уловила всё верно: и фриковатый кожаный прикид, и руки с огромным когтями, раздирающие пространство, и хищное выражение лица. Но не может ведь она и вправду нарисовать Фиолетового? Неужели приснился после моих рассказов? Я снял листок с холодильника. На обратной стороне обнаружилась прощальная записка.
Катька так и не определилась, изменяю я ей или у меня проблемы с наркотиками, поэтому смешала всё в кучу, закончив тем, что я конченый эгоист и трус, убежавший вместо ответа к отцу.
Вот спасибо!
Я скомкал листок, потом развернул и снова посмотрел на Фиолетового. И тут до меня дошло. Так это она мой портрет нарисовала! Только краску для глаз совсем уж ядрёную подобрала. Ну, тогда всё очень плохо. Снова скомкал рисунок и открыл дверцу под мойкой, чтобы выкинуть. На дне пустого мусорного ведра что-то блеснуло. Я наклонился, чтобы рассмотреть поближе: на дне лежал блистер с двумя ярко-зелёными линзами. Не распакованные. Выкинула. Это хуже, чем рисунок. Это вообще конец. Ситуация безнадёжна.
Я сел на диван, достал смартфон и, непонятно на что надеясь, набрал Катьку.
— Аппарат абонента выключен или…
Ясно.
На автомате потыкав смартфон, я зашёл в чат. Там разгорелся холивар по поводу того, забрал я светимость на самом деле или всё же нет. Вадим считал, что она должна охраняться, а Лея писала, что вовсе необязательно. Колян ничего не писал. Конечно, к часу в лучшем случае проснётся. Я рассказал о своём приподнятом настроении и тонусе, встав на сторону Леи, и закрыл чат. Радости и силы после Катькиного послания поубавилось, но идти на работу все равно было надо. Данилыч теперь ждёт, что я отдохнул и начну разгребать завалы с новой силой.
Перед выходом я вспомнил про маску Бориса, нашёл её за диваном, упаковал обратно в коробку и запихал в пакет к орхидее. Едва заметный запах ванили пощекотал нос.
— Куда ж тебя девать-то теперь? — спросил я у цветка. У меня такая капризная радость точно сдохнет.
Перед выходом я достал заначку сигарет из шкафа на балконе. Теперь придерживаться запрета не было никакой необходимости.
Уже по дороге к метро я сообразил, что не смогу закурить на ходу: одна рука занята пакетом. Проходя через соседний двор, я поставил свою ношу на лавочку у подъезда и стал шарить по карманам в поисках зажигалки.
— Эй, сынок! Сынок!
Я завертел головой, соображая, откуда идёт голос. Старческий, с хрипотцой, он раздавался совсем близко.
— На окно посмотри. На окно.
Я повернулся к подъезду. И точно, из окна первого этажа, открыв створку, высунулся старик. В распахнутом на груди халате, с всклокоченными седыми волосами, он цеплялся тонкими узловатыми пальцами за подоконник.
— Дай закурить, малый. Бабка-то моя не разрешает, нельзя мне, приходится из окна стрелять у прохожих. Пока в поликлинику ушла, — попросил он.
— Так вам же нельзя, — с сомнением ответил я.
— Да-а, — дед вяло махнул трясущейся рукой. — Поздно уже за здоровьем-то следить. Одной ногой на том свете уже.
Я всё ещё сомневался. Получается, что я человека гробить буду своей помощью. Нельзя, значит, нельзя.
— Давай! — дед почти перешёл на крик. — Что жмёшься-то? Сам вон куришь. А пробовал бросить? Знаешь, как хочется-то?
— Знаю, — ответил я. Если бы не спор с Катькой, в первую неделю точно бы сдался.
— Ну так и чего тогда?!
Я понял, что ещё немного, и дед начнёт меня материть. Надо было либо уходить, либо дать уже ему сигарету.
Право выбора есть у каждого: и у меня, и у него.
Я подошёл, протянул ему сигарету и чиркнул зажигалкой, которая так кстати нашлась.
— Спасибо, друг, — старик с наслаждением затянулся, сжимая сигарету костлявыми узловатыми пальцами.
Я попрощался, подхватил пакет и быстрым шагом поспешил к метро.
Перед нашим офисным зданием кипела бурная деятельность ремонтников. Половину дороги огородили оранжевыми треугольниками: на ней расположился грузовик. Вокруг него суетились рабочие.
Я подошёл поближе: они меняли бордюры. Вот это номер! Ведь осенью весь месяц колотились с этим же. Вон они, новые, лежат! Я посмотрел на руки: вроде нормальные, по пять пальцев на каждой. Прислушался: музыка не играла, только отбойный молоток тарахтел. Взлететь тоже не удалось.
Рабочие в зелёных жилетах как ни в чём не бывало разбивали новые на вид бордюры на куски, вытаскивали их и сгружали в грузовик. И тут же клали на замену точно такие же. Дела-а-а. Иногда в этом мире можно увидеть странные вещи, особенно когда дело касается освоения бюджета.
На работу я пришёл со стандартным пятиминутным опозданием. Все уже пили кофе на своих местах. В том числе и Борис Борода. Выглядел он, правда, не очень: под глазами пролегли глубокие круги, лицо похудело и осунулось. И какая же зараза его подкосила?
— Привет, ребята! — я поставил пакет с орхидеей на стол.
— О, кому цветочки? — оживился Макс, вертя в руках айфон.
— Так в бухгалтерию, Верочке, — не растерялся я. — В прошлый раз мы с ней немного… не так друг друга поняли, решил наладить отношения.
Краем глаза я заметил, как вытянулось лицо Салаги, который наблюдал за нашим разговором.
— Не знаю, что там у вас произошло, — серьёзно сказал Макс. — Но лучше тебе в бухгалтерии пока не появляться. По крайней мере, пока Лариса Васильевна не выйдет из отпуска и не успокоит их там всех. Верочка оказалась та ещё стервочка. Всю бухгалтерию тобой запугала. В общем, настраиваем компы с Тёмой и Борисом сейчас в истинном серпентарии. После обеда снова пойдём. А ты здесь сиди, смотри за сайтом. Из-за этого обновления глюк на глюке.
— Надо же, как всё серьёзно, — пробормотал я, усаживаясь за комп. Интересно, что же Верочка там наплела?
В Яндексе висела контекстная реклама по курсам осознанности за три дня. Жаль нет услуг астрального ведьмака. Напустил бы его на Лидуню. В последнее время постоянно ищу что-то на форумах по осознанным сновидениям, вот Яндекс и не дремлет.
В яндекс-почте тоже мелькал баннер с рекламой какой-то книги, посвященной сновидениям, ЛитРПГ. «Осознавайся и играй в своих снах!»
Ага, обыгрался уже, не знаю куда деваться.
Я поковырялся с сайтом, размышляя о перепросмотре. Интересно, вот сегодня я забрал светимость из воды, а по поводу Катьки расстроился. Значит, снова что-то потерял? Это же бесконечный процесс получается, то теряй, то находи. Надо либо быстро собирать, либо не расстраиваться. Но тогда ведь это как-то не по-человечески получается.
— Ну что, пойдём, покурим? — голос Макса вытянул меня из размышлений.
Я собрался было подняться, но вдруг понял, что он обращался не ко мне, а к Салаге. Вот тебе раз!
— Тёма, ты что, закурил?
— Ну с кем-то надо в курилке тусить, — ответил мне Макс. — Ты бросил, Борода вон первый день на работе. Вот Тёмыч меня и спасал всё это время.
Я хотел подняться и пойти с ними, но встретился взглядом с Борисом. Тот явно хотел поговорить без свидетелей.
— Маску вот тебе принёс, — как только дверь за ребятами закрылась, я вынул девайс из пакета с орхидеей. — Спасибо. Правда, осознаться с ней не удалось, видимо, для такого нуба, как я, она бесполезна.
Борис посмотрел на меня долгим внимательным взглядом.
— Я её видел.
— Кого? — спросил я, хотя сразу же подумал о ведьме.
— Блондинку в розовом из твоих снов, — уверенно ответил Борис. — Думаешь, я гриппом болел? Это она меня какой-то серой мутью спеленала. До сих пор снов не помню, не говоря уже о том, чтобы осознаться.
Я поколебался. Воспоминание о неудаче с Катькой было свежо. Если признаваться сейчас, то придётся рассказывать до конца. А ведьма — это лишь верхушка айсберга. Поверит ли Борис? Мне ведь ещё с ним работать. И так дел наворотил — в бухгалтерию уже не зайдёшь.
— Блондинка? — изображая замешательство, ответил я. — Не припомню. Последнее время кошмары снились, но что именно, не могу вспомнить. Каша в голове.
— А мне показалось, ты был осознан, — Борода посмотрел на меня долгим испытующим взглядом.
— Да не получается осознаться. Даже маска не помогла, — ответил я, с трудом выдерживая взгляд. — Но сейчас себя отлично чувствую! Отдохнул вот, и отпустило.
— Да, заметно, — ответил Борода, убирая коробку с маской в рюкзак. — Ну хорошо, что проблема как-то решилась.
За дверью послышались шаги, и я убрался на своё место прежде, чем вошли Макс с Салагой. Спрятавшись за монитором, можно было выдохнуть и почувствовать себя последним предателем. Прости, Борис, просто ещё одних объяснений я не потяну. Пусть всё будет по-старому.
Я осторожно глянул поверх монитора: не смотрит. Выглядит и впрямь паршиво. Это ведьма со мной церемонится, а Борису-то вломила не по-детски.
Ребята не смогли попасть ко мне в сон, а он, получается, смог. Как такое может быть? Я вспомнил сову Жору: через него наблюдал Рома. Значит, лазейка всё-таки есть. Получается, Борис круче моих эзотериков? А может, наоборот, я попал в его сон? Да нет, спрайты же меня слушались. Но он дублировал мои приказы! А я сказал ему замолчать, и спрайты перестали реагировать. Неужели я на самом деле смог попасть в его сон?!
Я ещё раз посмотрел на бледное лицо Бориса. Как говорит Колян, объяснений может быть много. Например, мы синхронизировались с ним раньше, чем ведьма успела поставить своё кольцо силы. Где-то я читал, что неосознанное совместное сновидение бывает не так уж редко.
Придумав себе таким образом объяснение, я постарался заглушить уколы совести и занялся работой. Но мысль, что Борис не побоялся рассказать всё, как есть, постоянно всплывала на поверхность. Зато я обнаружил, что злиться на Катьку уже не могу. Ведь сам поступил ещё хуже.
В рабочей суете день прошёл быстро, и ровно в шесть я сорвался с места на тренировку.
— Ну вообще зожником стал, — заключил Макс. — Цветочки не забудь.
— Кто бы говорил, — я вернулся за пакетом с орхидеей. — Как будто это у меня три раза в неделю качалка и бассейн.
На тренировку я пришёл сильно заранее и столкнулся с тем, о чём предупреждал сенсей: закрыто. Я устроился на перилах крыльца, поставив пакет с орхидеей на ступеньки, и задумался. Похоже, этот случай с ведьмой сильно повлиял на мою жизнь. Не разрушил, но перетряхнул точно. Что теперь делать с Катькой, с отцом, с ребятами на работе? С орхидеей, наконец?
— Что, закрыто? — звонкий женский голос нарушил мои размышления.
Я обернулся.
Девушка — чёрный пояс, старшая ученица. Стройная, глаза чуть раскосые. Странное ощущение, будто мы где-то встречались. И голос тоже знакомый.
— Да, сенсей, видимо, ещё не приехал.
— Я смотрю, вы не пропускаете ни одного занятия, — улыбнулась девушка. — Значит, правильную школу я вам посоветовала?
В голове словно вспыхнуло озарение. Ну конечно! Это же она в образе гейши стояла за кассой на выставке. Только тогда из-за грима казалась японкой, а потом я, балда, её не узнал. Хотя видно же примесь азиатской крови!
— Да, спасибо, — я искренне поблагодарил девушку. — Думаю, я нашёл то, что искал. А сенсей наш просто замечательный!
Девушка улыбнулась и, кажется, чуть смутилась.
— Позвольте в благодарность вручить вам этот скромный цветок! — я подхватил пакет с орхидеей и протянул ей.
— Серьёзно? — карие глаза чуть округлились.
— Абсолютно, — с невозмутимым видом я держал пакет перед собой.
Мы немного поиграли в гляделки, и она приняла подарок.
— Ванильная орхидея! Ничего себе, скромный цветок! Спасибо.
— Я старался. Меня, кстати, Андрей зовут. На выставке мы, кажется, не успели познакомиться. — Я вспомнил силиконовую блондинку в розовом и улыбнулся.
— Аржана. Можно просто Жанна, — ответила девушка и, предваряя мой вопрос, пояснила. — Я наполовину тувинка. Поэтому такое имя.
— Красивое, — только и успел ответить я. Подошли сенсей с Олегом, и Аржана отстранилась, пропуская их вперёд. Я с удовлетворением отметил, что пакет с орхидеей она при этом бережно прижала к себе.
В раздевалке сенсей и Олег оживлённо болтали, обсуждая технику, а я помалкивал, пытаясь завязать пояс только что выгугленным способом. Что поделать, оригами мне никогда не давались.
Провозившись с узлом, я всё же добился результата, но чуть не опоздал на построение. Всей шеренгой мы произнесли традиционное «онегае симас» эгрегору и поклонились камидза. Ученики разобрали стальные мечи для индивидуальных занятий. А меня сенсей снова отправил отрабатывать технику с боккеном.
Я опять взялся за «мэн», и опять, судя по замечаниям сенсея, он выходил у меня из рук вон плохо. Как там писал Мусаси? Тренируйтесь упорно? Да ещё, наверное, несколько лет, и что-то получится. И лучше было начать в детстве, как японцы.
— Как вы думаете, Андрей, какое главное оружие воина? — сенсей подкрался незаметно, как раз когда я, в очередной раз отвлёкшись, разглядывал других.
— Искусство владения телом, техника и внимательность, — уверенно выдал я, вспомнив его недавние поучения. Непонятно, к чему это он.
— Неправильно, — возразил сенсей, разглядывая меня с едва заметной улыбкой. — Ещё попробуете?
Тут я уже припомнил Мусаси и его «Пять колец», что-то там такое было.
— Дух воина: готовность сразить врага во что бы то ни стало!
— Дух, — сенсей сделал паузу, словно ненадолго задумался, и кивнул. — Наше тело имеет пределы выносливости, силы и скорости. Но дух можно совершенствовать бесконечно. Вы сейчас думаете, что я говорю про какие-то абстрактные вещи, оторванные от настоящего боя. Но это очень важно для поединка. Вот, смотрите. — Он указал на Василия, фехтовавшего с каким-то парнем в белом кимоно. — Видите, как по-разному они двигаются? Вот Паша убирает пальцы раньше времени, потому что боится удара. А вот атакует раньше, чем нужно. Ну! Пошёл вперед, и чуть сам на меч противника не налетел! Аяяй…
Я не видел всех этих нюансов, но заметил, что Василий движется легко и уверенно, как будто перетекая из одной позиции в другую. А парень в белом кимоно, Паша, надо запомнить, по сравнению с ним казался зажатым и неповоротливым. Как деревянный.
— Видно, у кого здесь преимущество?
Я кивнул.
— Не думайте, что здесь имеет значение только техника. Я бы мог показать вам такой же пример в поединке между чёрными поясами. Но вы недостаточно опытны, чтобы заметить разницу.
Я снова кивнул и посмотрел на Аржану, которая стояла в паре с Олегом. Мне показалось, её движения были более чёткими, стремительными и гибкими. А Олег медлил, двигался быстро, но как-то скованно.
— Или всё же способны заметить? — улыбнулся сенсей. — Несмотря на то, что Олег занимается дольше… но вернёмся к нашей морали. А она такая: тренируя удары, мы тренируем не только тело. Чтобы победить противника, нужно сначала победить себя.
А вот теперь, судя по насмешливым искоркам в глазах, сенсей явно намекал на недостаточное усердие с моей стороны.
— Ну, давайте сделаем вам занятие более интересным, — он улыбнулся. — Слышите, как тут все кричат при ударе?
— Да.
— Вот сейчас и вас научим. Это боевой крик, киай называется. Призван смутить противника, расстроить его боевой дух. — Сенсей посмотрел на меня и продолжил. — На самом деле не только. Правильно выполненный крик дополнительно сокращает мышцы диафрагмы и увеличивает силу удара. А еще в эзотерической части учения школы он сам по себе считался оружием. Но вам пока рано об этом.
Эзотерической части? После этих слов я старался не упустить ничего из объяснений сенсея: как стоять, как дышать и в какой именно момент кричать. Убедившись, что я усвоил сказанное, сенсей продолжил:
— Звук киая бывает разный: ип, ай и то — в зависимости от вида удара. Вы будете кричать «ип», потому что делаете «мэн» и «дзёдан» Не забывайте, кстати, тренировать и его.
Сенсей выхватил меч и несколько раз с криком ударил перед собой воздух. Звук был резким и звонким, будто и вправду помогал ему атаковать.
— Теперь вы.
Я занёс меч над головой и, что было мочи, заорал на выдохе:
— И-и-и-ип! — стараясь синхронизировать крик с ударом. Несколько учеников в зале обернулось.
— Так, а теперь спокойнее, — сказал сенсей. — И звук идёт из живота. Из вашего центра.
Я повторил.
— Без надрыва.
— Не надо как паровоз.
— Погромче.
Минут десять я орал, а сенсей комментировал после каждого удара.
— Представьте, что рассекаете воздух голосом, одновременно с мечом.
— Ип! — я постарался представить всё именно так и вспомнил свою ночную атаку голосом на ведьму-монстра.
— Неплохо, — кивнул сенсей. — продолжайте тренироваться.
Он отошёл, а я, уже ни капли не стесняясь своих криков, атаковал воображаемую ведьму, рассекая её и мечом, и голосом одновременно. Так увлёкся этим занятием, что пропустил команду на построение и с горящими от смущения щеками побежал в конец шеренги, где мне как самому младшему ученику и место.
В раздевалке было шумно, ребята обсуждали какую-то технику. Высокий худой парень в чёрном, явно из старших, выговаривал Паше замечания. Паша кривился, но кивал головой, изображая внимательного слушателя. Надеюсь, я не выгляжу так же, когда сенсей разбирает мои ошибки.
Наблюдая за ребятами, я продолжил переодеваться. Из заднего кармана джинс выпала пачка сигарет. Я поднял её и сунул обратно, и только потом заметил, что Василий смотрит на меня как-то неодобрительно.
— Ты вроде бы раньше не курил. И не пахнет от тебя.
Ну вот, нравоучитель. Сейчас начнётся. Я мысленно приготовился выслушать тираду и спросил, стараясь сразу задать тон порезче:
— А вы что, против курения?
— Не то чтобы против, — протянул Василий, совершенно не смутившись от моего тона. — Как и у любого действия, у курения тоже есть качество…
— Да жить вообще вредно! — поспешил я оборвать его стандартной фразой. Такие попытки прочитать лекцию надо пресекать на корню.
— Да я не об этом, — махнул он рукой. — Вот послушай. Я понимаю, когда ты сел, забил ароматный табак в трубочку из вишнёвого дерева, раскурил, выдохнул. Посмотрел вокруг, насладился моментом. А эти соски — что? — он ткнул пальцем, указывая на карман с сигаретами. — Ладно ещё, сел дома за чашкой кофе, на худой конец, стоя в курилке, болтая с друзьями. Но сколько таких сигарет за день? Чаще всего, что происходит? Схватил на бегу, поджег, вставил, выкурил, бросил. Как фастфуд: схавал и дальше побежал. Только чтобы утолить голод, не еда, а необходимость. И с сигаретой получается так же: получил дозу, как ширнулся, второпях, в суете. А это — уже зависимость, ненужная и бесполезная. Проявление слабости.
— И сколько вы курили? — спросил я.
— Двадцать лет, — улыбнулся Василий. — В школе начал.
— Серьёзно? Такой стаж?! И как бросили?
— А вот как осознал всё, что тебе рассказал сейчас, так и бросил. Ни единого дня не хотелось. Зависимость — она в голове.
Я не нашёлся, что ответить, а Василий, похоже, не собирался продолжать и стал обсуждать что-то с Олегом.
Я потихоньку оделся и, попрощавшись с ребятами, вышел. Сенсей стоял в коридоре и закрывал зал.
— До свидания, Анатолий Николаевич.
— До свидания, Андрей, — ответил он. — Удачи в бою.
Неужели знает? Я опешил и открыл было рот спросить, но сенсей уже развернулся и пошёл в раздевалку. Звать его было неудобно. Тем более уточнять, что именно он имел в виду.
Я вышел на крыльцо и вдохнул мягкий вечерний воздух. У входа стояла урна, выжидательно раззявив свою пасть, как некормленый птенец.
— Хорошо, Мир, я понял. Эта привычка сильнее меня. А если я не могу контролировать, то должен от неё избавиться, так? — Пачка сигарет стукнулась о металлические стенки. — Доволен?
Словно в ответ, в лицо мне ударил порыв прохладного весеннего ветра. Я надел наушники и пошёл к метро, мысленно напевая бог весть где услышанную песню:
«Мир говорит со мной, но я не знаю его языка…»