Ловушка для Инквизитора

Глава 1.

- Эй, дура ленивая, корова толстозадая! Поворачивайся живее, да тащи мне скорее свежего пива, а то в глотке пересохло! Я что, должен подохнуть от жажды,  пока ты соизволишь пошевелиться?! Быстрее давай!

Рыжебородый Патрик с вытаращенными жидко-голубыми глазами изо всех сил грохнул по столу кружкой, да так, что та раскололась, а Патрик расхохотался скотским хохотом. То, что он принес ущерб, хоть и небольшой, наполняло его гадкую душу счастьем, и он с удовольствием наблюдал, как трактирщица - милая молодая женщина с лучистыми светлыми глазами и каштановыми вьющимися волосами, - со вздохом собирает осколки.

Пятая кружка за неделю; Патрик словно  разорить ее собрался. Да и муж будет недоволен.

- Моя покойная прабабка живее тебя, - с ненавистью шипел коротышка Патрик, так и пожирая девушку глазами. Разве что слюни не текут на стол.  Тронуть трактирщицу он не осмеливался - в прошлый раз его шутки и приставания окончились звонкой оплеухой. И над ним потешалась вся таверна, украдкой фыркая в кулачки. - Ты и в постели такая же дохлая? Бревно бревном. Не повезло Ричарду.

И он первый расхохотался над своей гадкой шуткой, а его компания вторила ему нетрезвыми голосами.

 - Все равно моей будешь, - отсмеявшись, зло прошипел Патрик. - Строптивая кобылка… таких объезжать самый смак!

Трактирщица вскинула на него дерзкий взгляд зеленых глаз, но почти сразу же отвела. И промолчала. Не стала связываться.

- Ух, хороша, чертова кукла! - рявкнул Патрик, хлебнув остатки  самогона прямо из бутылки и утерев подбородок, поросший рыжей колючей щетиной. - Как есть - некромантка. Надо бы на дыбу ее подвесить, да пощекотать ей голую задницу хлыстом. Сразу посговорчивее будет. Ну, дождусь я сегодня пива или что!?

По-хорошему, Ричард, муж трактирщицы, должен был бы спуститься сверху, из своей комнаты, где он считал прибыль за день, да наподдавать Патрику по шее хорошенько. Но он никогда не сделал бы этого. Во-первых, Патрик был его другом, и Ричард ценил и уважал его больше собственной жены, пусть даже и хорошенькой, юной и свежей.

Во-вторых, до жены Ричарду как будто совсем не было дела. Ну, баба и баба. Годится только на то, чтоб работать хорошенько да вертеться под ним в постели. Патрик неуважителен? Лапает за задницу? Ничего, от жены не убудет!

А в-третьих, Патрик был местным клириком, посланником магии на земле. Он мог обвинить любого горожанина в черной магии, одного его слова было достаточно, чтоб любого ухватили и возвели на костер, будь то хоть Патриков родственник. Поэтому Ричард разумно рассудил, что пусть лучше его жена потерпит потные ладошки Патрика за пазухой, чем он, Ричард, потерпит языки пламени, лижущие ему пятки.

Патрик это тоже понимал и бессовестно этим пользовался. Высший Инквизиторий в этот забытый магией городишко не наведывался никогда, и Патрик почувствовал свою полную безнаказанность и неограниченную власть. Ему ничего не стоило придумать какое-нибудь несуществующее правило или закон, чтобы сильнее запугивать темных людишек. Никто его не мог поправить и дерзить ему не отваживался.

Свою паству он держал в ежовых рукавицах и никто ему и слова не смел сказать поперек. На костер строптивую бабу - юную трактирщицу, -  он вести не торопился. Все ж рассчитывал получить свое. А пока не получил - мучил ее и брал измором.

…За стенами трактира была непроглядная ночь и жуткий туман, который словно для того и создан, чтоб порождать чудовищ и вурдалаков.  Нестерпимый, лютый,  почти зимний  холод пронизывал до костей, ветви деревьев дрожали, боясь подстерегающих во мраке ужасов.  Поэтому стук в двери был словно крик о помощи от заблудшей души, и трактирщица к великому неудовольствию Патрика поспешила не за пивом для него, а открыть припозднившемуся гостю.

- Кого это демоны носят в такой поздний час?! - разгунделся  Патрик. - Добрые люди по домам сидят, а в тумане бродят только оборотни! Не открывай этому ублюдку, дура! Пусть катится туда, откуда явился!

Но строптивая трактирщица вновь сверкнула на Патрика зелеными злыми глазами.

- Выгнать гостя в холод и мрак? Сердца у вас нет. Он наверняка замерз и измучен, и его лошади валятся с ног. Далеко ли он уедет? Где будет искать ночлега в такой час, если я ему откажу?

- Мне все равно, - отозвался Патрик. - Я не хочу, чтоб кто-то портил мне вечер своим нежелательным присутствием.

- Это мой трактир, - ответила девушка. У нее был красивый, твердый голос, в котором не угадывалось ни капли страха. - Только мне решать, кто будет здесь принят, а кто нет!

- Упрямая дура! - разозлился Патрик. - Вот порвет тебя оборотень - и проделом тебе будет! Или постой, ты с оборотнями заодно!? Ведьмино отродье… надо б сжечь тебя на площади! Выставить с голыми сиськами у столба и подпалить тебе ляжки!

- Раз я заодно с оборотнями, - огрызнулась трактирщица, - вот сейчас впущу его сюда, и тогда посмотрим, чьим ляжкам будет жарче, моим или твоим!

- Стерва! - выкрикнул Патрик.

Трактирщица уже не слушала его; она выглянула в окошечко и торопливо отодвинула засов. По всему выходило, что за дверями не оборотень, а человек, и девушке он опасения не внушал.

А вот Патрик, едва увидев нового гостя, даже зарычал, кусая рыжий ус, и его тараканьи глазки налились кровью от злобы.

Приезжий - а это был именно приезжий, потому что жителей своего городишки Патрик знал наперечет, - был высок, строен и хорошо одет, в черные модные брюки, дорожные сапоги и  строгое пальто из очень дорогого черного материала, застегнутое на два ряда блестящих пуговиц. На руках его были изумительной белизны перчатки - даже простыни местных девственниц были не такие белые, - а лицо…

- Да ты, верно, сын преисподней, и этот злой туман породил тебя! - рыкнул Патрик, рассматривая белоснежную кожу незнакомца, белоснежную гриву волос, рассыпавшихся по плечам, и алые глаза. - Альбинос! Нечисть!

Альбинос перенес его вопли молча, недобро разглядывая местного клирика. Туман осел на его плечах мелкими каплями, альбинос  спешно стаскивал свои белые перчатки, чтоб согреть руки  у огня, и ссору с Патриком явно оставлял на потом.

Глава 2

Получив ответ на интересующий его вопрос, инквизитор словно остыл, охладел, упрятался в непроницаемую скорлупу изо льда и пепла, и женщина с облегчением отметила, что его всеобъемлющая магия схлынула, как волна с берега. И говорить откровенные вещи совсем не хочется.

- Зачем вы так!.. - укоризненно выпалила она, отходя от мучительного стыда. - Зачем было выворачивать мою душу наизнанку, зачем было оголять самые интимные мысли и чувства?!

- Зачем было мечтать оказаться со мной в постели? - огрызнулся инквизитор холодно.

- Я не мечтала! - женщина яростно топнула ногой. - Не мечтала! Это было видение, а вы-то не Патрик, вы должны знать, что видения не подвластны разуму! Я не виновата, что мне это привиделось!

- Я вас не виню, - снова огрызнулся инквизитор, небрежно натягивая на плечи свое черное пальто. - Я вовсе не старался тщеславно убедиться, что вы залюбовались на мои несомненные мужские достоинства, как вы об этом подумали. Я должен был убедиться, что в ваших мыслях нет ничего опасного. Вы что, не расслышали? Я пожелал вас в помощницы - должен же я быть уверен, что вы не сосуд зла! Кстати, как ваше имя? Я представился, могу назвать себя еще раз - Тристан Пилигрим, Первый, если угодно. А вы?..

- Софи! - яростно выпалила она. - Меня зовут Софи! И я совсем не собираюсь быть вашей помощницей!

- А это не обсуждается, - спокойно ответил инквизитор. - Мне нужны глаза и уши среди местных, кто-то, кто хорошо все и всех знает. Вы подходите как нельзя лучше… Софи.

Он подошел к разъяренной женщине вплотную и заглянул в ее глаза так глубоко, что казалось - его взгляд касается ее души.

- У инквизиторов, - медленно и веско произнес он, - свои методы допроса. Я пожил достаточно, видел многое. Меня не смутить интимными подробностями жизни простого человека. Ни холодностью мужа, ни похотливостью поклонников. Ни потаенными желаниями  по отношению к другим мужчинам, пусть даже и ко мне. При наличии импотента-мужа это как раз нормально и ожидаемо от молодой женщины, - Софи даже захлебнулась от ярости - столько безразличного бесстыдства было в словах инквизитора. - Так что отбросьте ваш стыд и ваши терзания. Я вас не осуждаю.

- Вы!.. - выкрикнула Софи, не находя подходящих слов, чтобы выразить всю глубину ее возмущения. - Вы! Вы надутый самодовольный индюк! Причем тут ваше смущение?! Вас это не смущает - это смущает меня! Мне не нравится, что кто-то подсматривает за моими тайными чувствами и мыслями! Или мои чувства в расчет не берутся?!

- В точку, - кивнул инквизитор. - Не берутся. И достаточно яростных криков. Я сделал это только раз, чтобы убедиться в вашей невиновности. Больше я так делать не стану - не думаете же вы, Софи, что мне правда интересны подробности ваших отношений с этим рыжим чучелом? Так что можете расслабиться и мечтать о чем и о ком угодно. От вас мне будут нужны только сведения и ответы на вопросы, вот и все. Ну, еще и кров и стол. Вот теперь точно все.

- Да вы не слышите, что я вам сказала?! Нет! Я не хочу вам помогать, я не хочу иметь с вами никаких дел! - выпалила Софи. - Поищите себе другого помощника.

- Я сотру защитный знак с вашей гостиницы, - пригрозил инквизитор преспокойно. - И отрублю вашему Патрику руки, чтоб снова не нарисовал. Не знаю, сожрут ли вас таинственные Пожиратели, но разорит это вас точно.

- Шантажист! - яростно выдохнула Софи, понимая, что ее загоняют в угол. - Вы не осмелитесь этого сделать! Вы не подвергнете людей опасности! Вы не посмеете!

- Интересно, кто в этом городишке, где на костре жгут людей за то, что они левши, мне сможет помешать? Для достижения цели все средства хороши, - парировал инквизитор. - Ну, так что, по рукам?

- А куда это вы собрались на ночь глядя?! - всполошилась вдруг Софи, заметив, что инквизитор полностью одет и готов к выходу. - Вы что, не слышали меня?! В такие сырые туманные ночи за стенами дома не безопасно! Хотите сразу щегольнуть своей силой?! Это глупо и…

Инквизитор уничтожающе посмотрел на Софи, да так, что та замолкла.

- Я ходил по Аду без сопровождающих, - процедил он высокомерно. - Вы что, правда думаете, что какие-то местные дураки, вырядившиеся в грязные простыни и пугающие доверчивых обывателей, смогут мне причинить какой-то вред?! Оставьте свою бесполезную заботу при себе. Я точно могу за себя постоять; встречаться с демонами и нечистью - моя работа.

Он круто развернулся и направился к выходу.

- Так куда вы, демоны вас подери, направились!

Софи кинулась за инквизитором, но нагнать его, широко шагающего, смогла только на лестничном пролете. Сонливость и усталость с нее как рукой сняло. Беспокойство за инквизитора захлестывало ее разум горячими волнами, от которых хотелось или помереть на месте сию минуту, или вцепиться в рукав его черного пальто и никуда не пускать.

- Посмотреть, - небрежно ответил Тристан, - нет ли каких следов. Если очень повезет - то и Пожирателей было б недурно увидеть. Пожалуйста, не запирайте двери на ночь, я не хотел бы никого будить и тревожить, когда вернусь.

- Но если Пожиратели…

- Я начерчу на вашей гостинице такой защитный знак, что и демоны побоятся к ней приблизиться. Не бойтесь; я не чувствую опасности.

Он спешно спустился по лестнице, оставив растерянную и слегка напуганную Софи на лестничном пролете.

Стоило стихнуть его шагам, как дверь комнаты мужа Софи распахнулась, как по мановению волшебной палочки, и сам он, красный от гнева, со встрёпанными волосами, возник на пороге.

Это был высокий, крепкий черноволосый мужчина, старше Софи лет на пятнадцать, еще не старый, но уже солидный, зрелый, в самом расцвете лет. В нем не было легкой подвижности юности, зато было полно старческого недоброго брюзжания.

- Та-ак, - зловеще протянул он, сунув большие пальцы рук в кармашки жилета и зловеще покачиваясь на носках ботинок. - На часах полночь, а ты все еще не в постели?! Да еще и таскаешься за посторонним мужчиной, шлюшка!

Глава 3

Софи, тяжело дыша, наскоро привела в порядок одежду, отряхнула и оправила юбки. Щеки ее пылали; отчего-то она почувствовала себя обманутой.

«Она принимала меня любым», - сказал инквизитор.

Дыша страстью, живя ею, он ранил сердце Софи своим огнем, и она позволила себе быть откровенной, позволила себе неудержимый порыв. Она потянулась к Тристану всей своей душой, тоже приняла его таким, каков он был в ту минуту - фанатичным, жестоким, безумным и страшным от запаха крови. Она пожелала его, впервые в жизни пожелала мужчину до головокружения, до грешного безумия. Но он не понял этого - или, что еще хуже, понял, но не принял порыва ее души.

Не принял…

Не та женщина, что волновала его воображение!

И это после трех лет вдовства!

…Интересно, были ли женщины у инквизитора? Или он все еще хранит верность той, ушедшей, никак не смирившись с ее смертью и отрицая ее?

- Почему? - с вызовом в голосе произнесла Софи, стягивая на груди порванную блузу.

Инквизитор кинул на нее взгляд алых горящих глаз искоса, и она его выдержала, не отвела своего взгляда.

- Вы желали бы продолжения? - насмешливо произнес он. - Так извольте, я готов. Если вам холодно и одиноко этой ночью, я всегда готов утешить и согреть любую хорошенькую женщину. Насчет этого я не хотел бы, чтобы у вас оставались сомнения. Я не пуританин и не ханжа. Никогда не отличался… гхм… сдержанностью. И потереться животом о чужой мягкий животик было бы весьма неплохо.

- О, благодарю, не стоит напрягаться! - раздраженно ответила Софи. - Добывайте огонь трением где-нибудь в другом месте! Я подумала, вам это действительно нужно, и не банальный грех, а…

- А что?

- Не важно. Но ваших одолжений мне не нужно!

- Вот поэтому и нет, - произнес инквизитор особым стервозным голосом.- Вы же все понимаете сами. Вы… хорошая девочка. Хорошие девочки всегда все портят своей излишней серьезностью. Они сразу хотят отношений, любви и замуж. Вы замужем - значит, третий пункт отпадает сразу. Но и любви я вам дать не могу. Ангелы, - инквизитор помедлил, словно припоминая что-то, - даже падшие, даже карающие - они не должны принадлежать никому. Такие отношения приносят только боль и смерть.

- О, не надо этих пафосных речей! - со смехом воскликнула Софи. - Я всего лишь… словом, не важно. Но вы навыдумывали себе много того, о чем я даже не помышляла! Ничего себе, самомнение! Вы не праздничный сладкий пирог, чтобы каждая хотела от вас откусить!

- Мне все больше и больше нравится ваша фантазия! В какое место вы желали бы укусить?

Глаза инквизитора  вспыхнули насмешливым огоньком, и Софи покраснела, припоминая его, обнаженного, белого, как взбитые сливки в дорогом пирожном.

- Ни в какое! - выкрикнула она сердито. - Что за сальные пошлости!

- Но вы хотели пригласить меня в свою постель, - с нарастающим интересом продолжил он. - Неужто не страшно?

Он улыбнулся хищно, ноздри его дрогнули, как у хищного животного, учуявшего жертву.

- Вдруг я безжалостен в постели и люблю причинять боль, - прошептал он, наступая на женщину, окутывая ее своей тяжелой,  напряженной аурой. - Вдруг я люблю сечь розгами своих любовниц и насиловать их?..

- О, не надо лжи! - воскликнула раздраженно Софи. - Я знаю, каков вы в постели - вы нежный, внимательный и ласковый любовник! Но чтобы ваш грозный имидж не пострадал, я никому об этом не скажу!  Рычите себе на людей дальше и запугивайте их грозными взглядами, я никому не скажу, что вы любите нежно целоваться!

С громовым звоном и грохотом упал таз, ссорящиеся обернулись и увидели Густава, вытаращившего глаза и раскрывшего рот, от удивления упустившего вышеупомянутый таз с водой.

- Что уставился! - рыкнула Софи.

- Вы, - пробормотал Густав, указывая трясущимся пальцем то на Софи, то на Тристана. - Вы… вы…

- Мадам посетило интересное видение, касающееся моей личной жизни, - вежливо пояснил инквизитор. - Не более того. Я мадам и пальцем не тронул.

- Вообще-то, тронул, - осторожно напомнил Густав, явно страшась нарваться на гнев инквизитора. Но тот внезапно рассмеялся, прищурил алые глаза и осмотрел долговязого мальчишку.

- А у тебя храброе сердце, - заметил он.

Густав невпопад поклонился, нескладно прижимая руки к груди.

- Как скажете, ваша милость.

Тристан снова глянул на пылающую гневом Софи и с преувеличенной вежливостью произнес:

- Могу я получить завтрак?

- Разумеется! - едко ответила она. - Что предпочитаете с утра? Выдавленные глаза грешников? Отрезанные уши некромантов?

- Будете так шутить - закажу, - пригрозил Тристан спокойно. - И попробуйте не выполнить.

- Густав, что стоишь столбом! - выкрикнула Софи. Ей просто необходимо было прикрикнуть на кого-то, чтобы вернуть себе хоть каплю уверенности. - Собери тут воду! Скоро посетители придут, постояльцы к завтраку спустятся!

- Конечно, - поддакнул ей Густав. Но у самого так и бегали хитрющие глаза и оттопыренные уши  горели от предвкушения чего-то опасного и интересного.

Едва шаг рассерженной Софи смолкли на лестнице, как инквизитор, по-свойски обняв парнишку за плечи, очень проникновенно и даже просяще произнес:

- А скажи-ка мне, храбрый юноша, что там ты упоминал про оборотней? Все части головоломки у меня сходятся, вот только оборотни никак не вписываются в общую картину. Ты ведь оборотень, мой друг?

Эти сказанные добрым слова подействовали на мальчишку словно удар тяжелым молотом по голове. Тощие колени его под короткими штанишками подкосились, длинное лицо  вытянулось еще больше, вся кровь отлила от щек и Густав стал бледным, как полотно.

- Откуда вы… - пробормотал он испуганно, еле живой от ужаса. Тристан снова покровительственно похлопал его по плечу. - Не говорите никому! Всеми святыми заклинаю - никому! Не то мне!..

- Ну, ну, - ободрил он насмерть перепуганного мальчишку. - Я же не Патрик ваш. Я сразу понял, что ты оборотень. От тебя псиной пахнет. Ну, и некоторые особенности строения черепа, суставов… Да не трясись ты так. Я не вижу в этом ничего дурного и предосудительного. Оборотень - значит, оборотень. Лишь бы человек был хороший. А мне что-то подсказывает, что ты хороший человек. И очень храбрый, если много чего знаешь об этих мерзавцах.

Глава 4

Утром Софи проснулась совершено здоровая и с ощущением сбывшегося чуда, чудесной сказки. Раньше ей не приходилось просыпаться такой счастливой - ну, разве что в детстве, в преддверии праздника.

Тристан спал, уткнувшись в подушку и обхватив девушку одной рукой.

Он уже не казался Софи таким обжигающе-горячим. Кожа его была теплая, рука, обнимающая ее - тяжелой и расслабленной.

Софи никогда ранее не просыпалась с мужчиной в одной постели. Даже в первую брачную ночь, исполнив обязательный супружеский долг, Ричард вытолкал Софи, напуганную, дрожащую, всю в слезах, вон и велел идти в свою спальню, холодную  и непротопленную.

Сейчас же ей не было страшно и противно, и плакать не хотелось. Соседство мужчины рядом ей нравилось, даже тяжесть его навалившегося на нее тела. Было ощущение тепла, надежности и защищенности. Она с удивлением поняла, что Ричард и слова не скажет, даже если узнает. Не посмеет оспорить у инквизитора его добычу. И грозный образ Тристана будет витать над ним всю жизнь.

- Тебе придется научиться ходить со втянутой в плечи головой, - усмехнулась Софи недобро.

Стыдно перед Ричардом ей тоже не было.

Сначала, сразу после пробуждения, Софи как будто бы испытала испуг и укол стыда, сообразив, что все то, чем она занималась с Тристаном, называется супружеской неверностью, и что это плохо, стыдно и недостойно приличной женщины. И Ричард ее за это не похвалит.

Изменила Ричарду! Отдалась другому мужчине!

Да муж впадет в ярость, он будет злиться и кричать, топать ногами, пока не покраснеет, как помидор, а потом наверняка исхлещет ей все лицо пощечинами!

Но тут во сне беспокойно шевельнулся Тристан, и страх Софи словно рукой сняло.

Ричард и Патрика-то боялся до судорог, а Тристану и намекнуть не посмеет, что брать чужих жен не очень-то хорошо.

А еще в ее душе шевельнулось горячее, яростное чувство протеста. С недобрым удовлетворением Софи вдруг подумала, что замуж ее выдавали в том числе и затем, чтобы она вот так, в обнимку, просыпалась по утрам, и чтобы память ее тревожили приятные ночные воспоминания.

- Для счастья, - сказала Софи задумчиво.

С Ричардом она мало счастья видела. Поначалу он на людях еще делал вид, будто  хороший муж, но потом, когда не стало матери  Софи, Ричард перестал таиться. Он со своей молодой женой вел себя так, будто приобрел бесплатную обслугу. Влепить ей пощечину было для него делом обыденным.

- Он не дал мне ничего, ни тепла, ни любви, ни счастья,  - шептала Софи, яростно сжав кулаки. - Так как вышло, что я ему осталась должна?!

Ночь любви с Тристаном была ее своеобразная маленькая месть Ричарду. Теперь она полнее ощущала  всю никчемность своего мужа и понимала, что он был лишь видимостью защиты. Она сама себя убедила, что Патрик ее не трогает только потому, что дружен с ее мужем. На самом же деле, конечно, этот мелкий бесенок в человеческой шкурке, наверное, не получил разрешения от своего хозяина чтобы коснуться ее.

И Тристан так удачно явился и разрубил все ее проблемы…

Словно ощутив, что она уже не спит, Тристан открыл глаза, и Софи тотчас же почему-то захотела убежать, спрятаться. В его полусонных глазах она увидела разгорающееся желание, его рука, лежащая на ее теле, двинулась, обнимая девушку крепче, Тристан шевельнулся, подминая Софи под себя.

Здравствуй, утреннее продолжение страстной ночи.

Этого у нее с Ричардом тоже не было никогда.

Одно время она очень страдала, что муж к ней холоден, и страстно желала пробудить чувства в его сердце.  Очень старалась ему угодить в постели, чтобы тот оттаял, чтобы оставил с собой рядом до утра и с утра подарил поцелуй.

Зачем?

Софи призадумалась, зачем она это делала, и нашла лишь один ответ: от одиночества. Хотела обрести близкого человека в лице того, с кем была связана. Но и этого ей было не дано.

Ричарду это нравилось - ее покладистость и готовность отдавать ему все время и внимание;  но он брал свое и снова прогонял ее в холодную спальню.

Он считал, что так и должно быть. Жена должна стараться для мужа. А муж должен брать и жить своей жизнью, так, как ему нравится. Развлекать жену в его планы не входило.

А Тристан…

Принимая его утренние поцелуи, ощущая его ладони на своем лице, Софи вдруг поняла, что дело не в ней, в Ричарде. Он не готов был любить, не хотел. Не хотел давать ласки, как дает сейчас Тристан.

Для Тристана это было естественно, ласкать и целовать, нежно поглаживать Софи всю, скользя ладонями по изгибам ее теплого тела. Дарить ей удовольствие  и тепло своего немного влюбленного сердца.

Для Ричарда - нет. Он не умел любить. 

- О, небеса, - прошептала Софи со смехом, когда Тристан, обнимая ее за талию, скользнул губами по ее вздрагивающему животу. - Что вы такое задумали?!

Он не ответил, исцеловывая ее живот, ее сжатые бедра, розовый треугольничек между ними. Его пальцы настойчиво проникли меж ее ног, в самом нежном и чувствительном, мягком месте, он развел ее бедра и прижался губами к розовому лону.

- Святая магия! - взвизгнула Софи, поднимаясь на локтях, чувствуя, как ловкий язык Тристана  поглаживает ее меж ног, раскрывая лепестки, прикрывающие ее лоно. О таком бесстыдстве с Ричардом она и не слышала, ей до ужаса стыдно было, что Тристан смотрит и видит ее такой, с разведенными ногами.

Но он, целуя и поглаживая, положил ладонь на ее вздрагивающий живот, принуждая улечься обратно в постель, и его язык коснулся ее клитора. Софи вздрогнула, ее бедра под ладонями Тристана напряглись, когда удовольствие от поцелуев и ласк покатилось по нервам.

Язык Тристана ласкал и дразнил чувствительную точку меж ног девушки,  удовольствие то обжигало ее огнем, то становилось мягким  и легким. Софи, извивалась, нетерпеливо двигая бедрами, потиралась об язык Тристана сама, потому что ожидание наслаждения ее истомило, измучило. Она честно пыталась терпеть, как приличествует порядочной женщине, но долгая, острая и такая желанная ласка была слишком чувствительна, и Софи не сдержалась. Она хрипло и беспомощно застонала, ощущая себя маленьким зверьком, попавшим в западню. Тристан отстранился, и она едва не плакала, сорвавшись почти с самого пика наслаждения.