Ловец душ

ГЛАВА 24

Очнулся Гордон привязанным к стулу в холле. Лицо у него горело, голова болела. Руки его были намертво примотаны веревкой к телу, еще одна веревка охватывала лодыжки. Две веревки через грудь и талию привязывали его к стулу, принесенному из гостиной. Шторы были опущены, три лампочки включены. Больше в холле никого не было.

Даже единственным здоровым ухом он мог различить шаги наверху. Там кто-то тяжко трудился, волок что-то по полу.

Этот кто-то наверняка Патриция. И Гордон не мог ничего, ну совсем ничего поделать — только претерпеть то, что она ему предназначила.

Через минуту-другую по лестнице что-то простучало. Она появилась из-за угла спиной к Карфаксу. Одетая теперь уже в брючный костюм, она что-то волокла, согнувшись. Секундой позже он увидел, что это упаковочный ящик, куб шириной метра в два. Не обращая на пленника никакого внимания, она протащила куб у него за спиной через всю комнату к розетке возле французского окна [Французское окно — окно до пола, используется также как дверь]и выпрямилась.

— Вот почему трудно быть женщиной, — тяжело дыша, произнесла она. Мускулов маловато. Но и в этом есть свои преимущества.

Хоть Гордон и ожидал чего угодно, но ее произношение его поразило. Оно было по-новоанглийски гнусавым, и слова "в этом есть" прозвучали как "в э-эт м-е-эсть".

Должно быть, она намеренно произнесла эти слова на подобный манер, ибо в дальнейшем речь ее была стандартной для Среднего Запада. Но ритм ее был не совсем тот, что у Патриции, какой ее знал Гордон. Он должен был уловить это, сказал он себе, должен был расслышать. Но разве он мог ожидать такое?

Она удалилась на кухню и вернулась с большим разделочным ножом. Внутренности Гордона сжались при виде ножа, но Патриция собиралась использовать нож — по крайней мере пока, — чтобы вскрыть ящик. Она взрезала крышку, отогнулa вниз боковины, потом уперлась ногой в металлический ящик, оказавшийся под упаковкой, и вытащила из-под него картон. Когда она вновь ушла на кухню, Гордон рассмотрел на ящике пульт управления.

Она вновь появилась в поле зрения, толкая перед собой сервировочную тележку. Пихая, вздыхая и чертыхаясь время от времени, она взгромоздила металлический куб на тележку и размотала идущий из-под него длинный кабель. Все же длина кабеля показалась ей недостаточной. Она снова удалилась на кухню и вернулась с большим удлинителем. Подключив кабель, она воткнула удлинитель в стенную розетку.

Потом обошла машину сзади и что-то проверила. Подняв взгляд, она увидела, что Карфакс смотрит на нее.

— Старина Рафтон, — с улыбкой сказала она, — подсоединил к этой штуке устройство автоматического контроля, но нужно убедиться, что оба провода подключены. Модель склепана наспех, прототип — зато работает.

Она обошла машину спереди, поправила пульт и нажала на какие-то кнопки. Экран на мгновение засветился. Потом она выключила аппарат, и экран погас.

— Ну вот. Замечательно работает. Все замечательно — для всех, кроме тебя. А это не проблема.

Карфакс ничего не сказал. Он смотрел, как она садится на диван в другом конце холла напротив него и зажигает сигарету.

— Ладно, — сказала она. — Как ты дознался?

— Пат… Пат… — произнес он, задыхаясь. Слезы внезапно заструились по его щекам, и он разрыдался от горя.

"Она" — Карфакс не мог думать о ней как о мужчине — холодно смотрела на него и ждала, когда же он вновь будет способен заговорить.

— Хорошо поплакать никогда не вредно, — ухмыльнулась «она». — Хотя в конечном итоге тебе это мало что дает. Ну так как же ты узнал?

— Пат ненавидит… ненавидела сельдерей, — ответил Гордон. — А когда я вошел в кухню и увидел, как ты пьешь кофе со сливками и сахаром, я знал, что ты не Пат.

— Вот почему я вроде как ожидал чего-то, подавая тебе кофе, — пожала плечами «она». — Я не знал, пьешь ли ты черный кофе. У меня и извинение за внезапную забывчивость было наготове на случай, если ты что скажешь. Я не знал, какой кофе она любит, вот и ушел пить его на кухню. И все равно прокололся. Я люблю сельдерей. Мне и в голову не приходило, что кто-то может его не любить. Вот так кончаются все замечательно продуманные планы всех мышек и людишек. Но все будет нормально. Мне придется пересмотреть свое расписание, только и всего.

— Чем ты меня ударил? — спросил Гордон.

— Молотком, который припрятал на всякий случай. Я уж испугался, что убил тебя. Это было бы скверно: мне бы пришлось чертовски трудно, объясняя твою внезапную насильственную кончину. По счастью, у меня силенок маловато, а у тебя крепкий череп. И мозги тоже.

— Не уверен, — возразил Карфакс. — Я еще могу ноги протянуть.

— Я тебя осмотрел. Могу сказать, что ты отделался легким сотрясением. Выживешь. Во всяком разе, тело твое выживет.

Карфакс знал, что у него нет никаких, ну просто никаких шансов спастись. Но он отчаянно хотел оттянуть неизбежное, а лучшим способом сделать это было разговорить «ее».

— Как ты узнал, что Патриция живет здесь?

— Без проблем. У меня, знаешь ли, все еще есть организация. Я все время знал, где вы находитесь — ты, сестрица твоя двоюродная, Лангер. Вот и отправился в дом возле Понтиака. Одно из почти двух дюжин подготовленных мной укрытий. Я знал, что, если закажу детали для МЕДИУМа, ты меня тут же выследишь. Вот я все и устроил так, будто меня случайно убило током, когда я чинил аппарат. Но сначала я построил этот мини-МЕДИУМ, чертежи которого сделал твой дядюшка, дурачина Рафтон. Гениальный ученый, но дурак. Он и впрямь полагал, что я собираюсь дать ему жить.

— Сомневаюсь, — заметил Карфакс. — Я уверен: он сотрудничал с тобой, потому что надеялся удрать.

— Ну и посмотри — где он теперь? Снова в своей колонии.

— В своей первоначальной колонии?

— О да. Если рэмс выдернут с помощью МЕДИУМа, другой рэмс его места не занимает. Похоже, оно остается открытым для первоначального обитателя, а нового отвергает. Почем мне знать? Схожу-ка я лучше за кофе.

"Будь я проклят, — подумал Карфакс, чувствуя, что в горле у него пересохло, — если попрошу у «нее» хоть что-нибудь".

Подходящее слово — проклят. Он направляется навстречу вечному проклятию.

"Она" возвратилась с чашкой кофе и стаканом воды.

— Нужно, знаешь ли, заботиться о твоем здоровье, — объяснила «она» при виде удивления Карфакса. — Ну-ка выпей, да не вытворяй ничего героического вроде плевка мне в лицо.

"Она" придерживала стакан у его губ, то и дело наклоняя.

Вода была восхитительна на вкус, и в Карфаксе проснулась в с надежда. Смешно надеяться в подобной ситуации, но ведь никогда не знаешь, что случится на этом свете. Хотя знать-то как раз можно. Ты будешь кружиться в строго выверенном танце вокруг прочих лишенных надежды созданий. Каково это — лишиться тела, стать существом из чистой энергии?

Очень скоро он это узнает. Если только…

Даже если он сумеет освободиться от веревок, сможет ли потом хоть что-то сделать? Он ощущал слабость, и любое резкое движение головой вызывало приступ острой боли; лицо словно муравьями покусано…

— Как тебе удалось добраться до Патриции? — спросил он, глядя, как «она» усаживается на диван.

— Я приехал поздно ночью, — засмеялась «она». — Обошел дом сзади, алмазным стеклорезом вырезал из двери стекло, просунул руку, открыл замок, вырезал еще кусок из французского окна, дотянулся, открыл, отомкнул цепочку — раз-два, и я внутри. Потом поднялся наверх и нашел там твою кузину. Она дрыхла без задних ног — судя по запаху виски, крепко налакалась. Я вколол ей умеренную дозу морфина, чтоб не проснулась, обмотал ее клейкой лентой и установил свой новехонький свежесклепанный — по большей части на транзисторах — портативный мини-МЕДИУМ, последнее создание твоего дядюшки. Когда она проснулась, я ее изнасиловал. Не мог видеть, как вся эта красота зазря пропадает. Кроме того, я хотел отплатить ей за то, что она отказала мне в Лос-Анджелесе. Признаю, я беспокоился, как бы мне от себя не забеременеть, но потом решил, что таблетку она приняла.

— Ах ты вшивый сукин сын!

— Ты и покруче способен загнуть, я уверен, — заметила «она». — Потом я установил МЕДИУМ и сделал переключение. Это был тот еще номер — не само переключение, а все меры, необходимые, чтоб я, оказавшись в ее теле, справился с ней в теле Денниса. Когда я еще был в теле Денниса, я обмотал себе лодыжки клейкой лентой и привязал их крепкой веревкой к постели. Потом привязал свою левую руку к левой ноге. Это было нелегко, но, как теперь говорят, у меня была сильнейшая мотивация. Твоя кузина сидела на стуле напротив. Она была под дозой, чтоб не особенно сопротивлялась. Может, она даже не понимала, что происходит. Я не мог вкатить ей слишком большую дозу: не хотел после перехода оказаться в отключке. Я хотел прийти в себя, чтобы помешать ей — уже в теле Денниса — освободиться. Мне надо было учитывать и другой фактор: первоначальные неполадки с координацией. У рэмса по первому времени всегда затруднения, знаешь ли. Или не знаешь?

— Вычислил, — ответил Карфакс. — Когда мне сообщили о поведении Миффлона в первую неделю в «Мегистусе».

А кстати, кто был в теле Миффлона?

— Тебе хочется, чтоб я говорил вечно? — хихикнула «она». — Что угодно, лишь бы задержать меня. Ну да я не против. Мне нравится восприимчивая публика. Нужно было найти рэмса, способного летать на самолете с двумя двигателями. Я бы мог отправить Миффлона с пилотом, так ведь все знают, что он за штурвал никого не пустит. Я не хотел, чтобы его поведение отличалось от нормального. Так что я нашел среди рэмсов бывшего генерала ВВС Треверса. Может, помнишь его гибель в автокатастрофе лет пять назад? Я связался с ним и обрисовал обстановочку. Он долго разорялся насчет этики, а потом согласился в лучшем виде. Все они соглашаются. Как ты раскусил Миффлона?

— Ты никогда не узнаешь, — произнес Карфакс.

— Ах как восхитительно, — улыбнулась «она». — Благородство до конца. Ты и не пискнешь про миссис Вебстер. Ох, да не гляди с таким обалдением. Должно быть, это она послужила источником информации. Она — единственная, кому Миффлон вообще доверился. Миффлон мне не говорил, что сказал Вебстерше, будто собирается признаться мне — ну да ведь додуматься было несложно. Я не дал себе труда убрать, как теперь принято выражаться, эту Вебстер. Она не представляла опасности. Да кто обратит внимание на помешанную спиритичку? Но я продолжал за ней присматривать. Вернее, подслушивать. Я установил «жучка» у нее в доме. Вернемся к твоей кузине. После перехода я был наполовину под кайфом, у меня кружилась голова и была нарушена координация. Но ведь и твоя кузина страдала от тех же симптомов, и у нее не было моего опыта по части их преодоления. Так что, надев шлемы и все подключив, я нажал на кнопку автоматического режима. Все подготовлено заранее, установлены нужные координаты, и переход не нуждается в ручном управлении. Правда, я все равно несколько минут колебался. Я впервые работал в автоматическом режиме. Из-за атаки на «Мегистус» у меня не было времени его опробовать. А что, если Рафтон ошибся? А что, если особенно сильный рэмс ухватит за хвост удачу и одержит верх?

— А это может произойти? — спросил Карфакс.

— Это произошло. Я это сделал. Тебе бы следовало знать. Вестерн и Рафтон экспериментировали с прототипами — ну, знаешь, с теми Двумя. Один был у дядюшки дома, а другой на квартире у Вестерна. Я думаю, Вестерн строил планы захватить МЕДИУМ для себя лично. Возможно, поэтому он и настаивал на втором МЕДИУМе у себя дома. Может быть. Я толком не знаю. Как бы то ни было, я вошел с ними в контакт через машину Вестерна. Это была случайность. Они не искали именно меня. Просто тыкались наугад. Но я знал, что путь открыт, и воспользовался.

— Но как ты узнал?

— Узнал, и все тут. Английский язык, да и любой другой, я полагаю, не способен описать, что значит быть рэмсом. Ты не можешь видеть, слышать, осязать, обонять или чувствовать вкус. Нет вообще никаких сенсорных входов-выходов. Правда, можно общаться с собратьями по колонии. Между колониями, однако, никакого общения нет, так что ты ограничен компанией из восьмидесяти человек. И так во веки вечные — пока не был изобретен МЕДИУМ. Я не знаю, как мы общались, но мы разговаривали и слышали непроизнесенные слова. Мы общались посредством какого-то процесса, который мне непонятен. Возможно, это какая-то форма телепатии или модулированная передача энергии. Так или иначе… понимал-то я только троих. Одна женщина из буров, немного говорящая по-английски, которая умерла через несколько секунд после меня…

— А когда это было? — спросил Карфакс.

— Седьмого января тысяча восемьсот семьдесят второго года. Пытаешься вызнать, кто я такой? Скажу в свое время — на сладенькое. Еще там был француз с беглым знанием английского, поэт. С ним, да и с женщиной, у меня было мало общего. А с третьим, который говорил по-английски, и того меньше. Этакий высокомерный британский лорд, ветеран крымской кампании, тупой невероятно. Остальные или несли околесицу на каком-нибудь там китайском, или это были и вовсе младенцы. Пожалуй, хуже не придумаешь — слушать, как эти детишки все вякают и вякают. Но я быстро научился заглушать их.

— Это подрывает мою теорию, — вздохнул Карфакс. — Рэмсы и в самом деле мертвые.

— Ох уж эта твоя дикая теория, что рэмсы просто притворяются покойниками! — засмеялась она. — Хотя и она может пригодиться. Я подумываю, не объявить ли мне, что она подтвердилась в конце концов. Хоть так избавлюсь от противодействия всех этих религиозных свиней. Конечно, я все равно буду иметь дело с рэмсами, но тайком. Основной доход МЕДИУМ будет давать как источник энергии.

— Не думаю, что тебе удастся убедить людей в этом теперь, — заметил Карфакс.

— Значит, придумаю что-нибудь другое, — пожала плечами «она». — Эй, а тебе не кажется, что мы отвлеклись от темы? Короче говоря, нажал я на кнопку автоматического режима и переключение произошло, как положено. Я оказался в разуме Патриции. Снулый, едва в сознании — ведь когда рэмс поглощается телом, на него воздействуют материальные факторы. Мое тело хотело спать, но сам я не хотел, так что мне удалось заставить себя действовать. У меня очень сильная воля. Я помыкался с узлом, которым я же затянул веревку, чтобы Патриция не упала со стула. Потом я развязал узел и попытался встать, но упал, срывая шлем с головы. Тем временем твоя кузина боролась как сумасшедшая, но только и сумела опрокинуться вперед со стулом вместе. Она сама себя вырубила. Я прикрепил клейкой лентой вторую ее руку, а потом сорвал со своего рта пластырь и налепил на рот Патриции, чтоб не заорала совсем как я заклеил собственный рот еще в теле Денниса, чтобы помешать ей орать при переключке. Я сумел сделать ей укол, чтоб до полудня не очнулась, а потом заполз в постель и уснул.

— Ты оставил ее лежать на полу, привязанной к стулу?

— Конечно, а почему бы и нет? Все равно жить ей оставалось до вечера. Да у меня ни сил, ни координации не было, чтобы поднять ее и усадить. Я проснулся около полудня и ходил по дому взад-вперед и по лестнице, пока не овладел новым телом. Странно было угодить в женское тело, но мне понравилось. Я поймал массу кайфа, лаская себя. И думая о том, как я себя недавно оттрахал. Ты и не знаешь, — простонала «она», утирая слезы после долгого и громкого смеха, — как мне не терпелось затащить тебя в постель и опробовать мое новое женское тело. Признаюсь, поначалу я нашел это отвратительным. Я никогда раньше не целовался с мужчинами. Но я это преодолел. Должен тебе сказать, женщина получает от секса больше удовольствия, чем это возможно для мужчины. Раньше я не верил, что так бывает, но теперь я поимела живейшее доказательство. Я собираюсь остаться в этом теле надолго — во всяком разе пока не заполучу МЕДИУМ в свою законную собственность — и заведу себе такой гарем из молодых трахалыциков, что ты просто не поверишь!

— Я полагаю, голубому легче дался бы переход в женское тело, — съязвил Карфакс.

На мгновение «она» уставилась на него, а затем вновь разразилась хохотом:

— Это ты мне говоришь? Старому жеребцу Дэну? Эй, мужик, да я прославился своим шлейфом из бродвейских красоток. Меня прозывали «Дэн-троих-за-ночь» и другими кличками, менее лестными. Я содержал великую Джози Мэнсфилд и еще троих цыпочек из шоу одновременно. И ни одна из них ни разу не пожаловалась. Ты не понимаешь, Карфакс. Я приспособленец. Я могу приспособиться к любой ситуации и взять верх, кроме…

"Она" нахмурилась.

— Кроме?.. — настаивал Карфакс.

— Ну, всегда найдется какой-нибудь слетевший с нарезки псих. Такое предвидеть невозможно. Старина Стоке пристрелил меня, а я и не ожидал. Да еще этот Увелль с полным самолетом динамита. Но я все равно возвращаюсь, верно?

— Стоке?

— Ага, Стоке. Мой деловой партнер, которого я надрал. Одним прекрасным вечером в Лос-Анджелесе я с ним поговорил немного. Рассказал, что произошло и чего он лишен. Грозился вернуть его обратно просто ради того, чтобы иметь возможность пытать его. Я и не собирался — зато он теперь целую вечность попотеет!

— А что случилось с Пат? В теле Денниса?

— Я смог сесть за руль только к вечеру, хотя и очень осторожно. Вывел машину из гаража и загнал туда собственную. Потом закрыл гараж и вытолкал машину через проход между кустами и гаражом. Я заставил Патрицию сесть в машину и усыпил ее по новой. Приехал назад на ферму, притащил ее в комнату, где стоял МЕДИУМ, и сказал, сколько вы с ней причинили мне неприятностей и как я собираюсь тебя обдурить. Потом я включил электричество и толкнул ее на голый трансформатор. Потом я сорвал с тела клейкую ленту, следы от ленты смыл водой со спиртом и поехал на мотоцикле на север, в Стреатор. Ясное дело, мне пришлось оставить машину на ферме, а возвращаться в Понтиак я не собирался. Я не хотел, чтобы в Понтиаке кто-нибудь вспомнил женщину, похожую на Патрицию Карфакс. Мотоцикл был зарегистрирован на подложное имя. Я его бросил и вернулся в Бусирис экспрессом, а потом на автобусе. Из пригорода я проехался до остановки "Шеридан Виллидж", а оттуда пешком добрался до дому Дом, милый дом. Тут-то ты и дорвался.

"А заодно и нарвался", — подумал Карфакс.

— Ты помер в 1872 году? — вслух произнес он. — Тебе, должно быть, чертовски трудно было приспособиться. Тогда ведь не было машин, самолетов, телевизоров, электроники — да практически никакой сегодняшней техники. Все должно было казаться таким странным, даже пугающим. Вряд ли ты понимал хоть наполовину, о чем вокруг тебя говорят.

— Я быстро приспосабливаюсь, кореш, — возразила "она".-Я две недели провалялся пластом, изображая больного, а сам тем временем обучался вещам, которые вам кажутся такими простыми — например, как пользоваться видеофоном. Отправился я в библиотеку. Вот это было приключение — мой первый выход из дома! Набрал там кучу книг для изучения. Ну и ошибок я натворил! Сперва выбрался в библиотеку и только там узнал, что мог прочитать все эти книги на своем домашнем мониторе, стоило мне только сделать библиотечный запрос. Но я учился — о, как же я учился!

— Одной из твоих ошибок было убийство дяди Рафтона, — позлорадствовал Карфакс. — Тебе следовало переключить его с каким-нибудь готовым сотрудничать рэмсом, и в жизни бы у тебя не возникло никаких неприятностей с Патрицией. Тут-то и появились проблемы.

— Это было ошибкой, — признала «она». — Но она обернулась наилучшим образом, верно? — Она встала. — Что ж, пора и за дело.

— Ты не сказал мне, кто ты.

— Тебе смерть как понравилось со мной разговаривать, верно? ухмыльнулась «она». — Скажу через пару минут. Сначала я должен принести шлем.

— Шлем?

— Конечно, — кивнула «она». — Для улучшения контроля. Рэмса можно извлечь, или вызвать, или как уж там это назвать, и посредством самого аппарата. Это не просто устройство для визуализации, это отмычка. Стенобитное орудие. Но применять его опасно: никакой гарантии. Рэме может захватить какого-нибудь ничего не подозревающего прохожего, а вовсе не предназначенного ему человека. Да и кое-кто из рэмсов не может пробиться. Могут только те, у кого сильная воля, — тигры! Твой дядюшка почти проделал это, когда ты с ним разговаривал, да пороху у него не хватило. Вот и пришлось моим ученым разработать туннельное устройство — шлем.

— Как, черт возьми, чья-то сила воли может определить поведение электронного существа? — не поверил Карфакс.

— Не знаю, — поморщилась "она", — но может. До известной степени. А что до электронной природы рэмсов — так это просто термин, за которым скрывается незнание их истинной сущности. Вспомни: на экране мы можем увидеть только электронный аналог. Ладно, хватит трепаться. Здесь тебе не тысяча и одна ночь, Карфакс, а ты не Шехерезада.

"Она" вновь остановилась.

— Да, и не пытайся вопить. Все твои соседи в отъезде. Старая леди Аллен гостит у сестры в Оклахоме, а у Баттердонов отпуск. Да и шторы у нас опущены, так что вряд ли тебя услышат.

Карфакс не ответил Едва «она» вышла, как он быстро подогнул ноги под стул как можно дальше. Он встал, перегнувшись, и начал медленный и болезненный путь к устройству на сервировочной тележке, передвигаясь прыжками. Стул у него на спине был панцирем, а сам он — увечной черепахой, пытающейся стать кенгуру Кофейная тележка была всего в двух с половиной метрах от него, но при передвижении со скоростью десяти сантиметров за прыжок этот путь казался километровым. Каждая попытка наполовину лишала его сил.

Как Ахиллес, догоняющий черепаху, он никогда не достигнет цели. Да, но парадокс Зенона в реальной жизни не срабатывает, да и ему только кажется, что он слабеет наполовину И все же от каждого прыжка голова взрывалась болью. Карфакс взмок, не сделав и трех подскоков.

Он даже подумал разок: а не ожидала ли «она» этой его попытки? Не затаилась ли за углом, чтобы броситься на него, когда он завершит свое дело? Какое дело? Он не был уверен, что сумеет осуществить задуманное. Хуже того, он не мог знать, чего этим достигнет, когда добьется своего.

Вряд ли «она» будет долго подыматься по четырнадцати ступенькам, идти по коридору в спальню, а оттуда на Чердак.

По крайней мере Гордон полагал, что шлем спрятан на чердаке. Должно быть, именно там «она» скрывала МЕДИУМ.

Гордон не верил, что ему хватит времени, но хоть попытаться он должен. Если только., и тут зазвонил телефон. Ему была предоставлена отсрочка. Хоть бы звонили не по ошибке, хоть бы звонивший настаивал на личном разговоре с ним.

Нет, в этом случае «она» тут же вернется и будет стоять вне поля зрения аппарата, все время держа Гордона на мушке. А вот тогда он завопит. Он умрет, но кто бы ни был на другом конце линии, он увидит, что творится. И «она» снова окажется в затруднительном положении. Он продолжил свои краткие перепрыжки, прошел сбоку от машины, медленно повернулся и допрыгал до ее задней стенки. Дрожа от страха, что ноги откажут, он наклонился над ней. Его лицо проехалось по холодной металлической пластине. Затем губы коснулись ближайшего из двух проводов, тянувшихся от автоматического устройства к задней стенке МЕДИУМа. Гордон вытянул голову, стиснул провод зубами и дернул вверх. Движение вновь отозвалось головной болью, и он едва не потерял сознание. Но провод был вырван из гнезда.

Он больше не слышал «ее» голоса. Через несколько секунд «она» вернется, если только ему опять не повезет, а рассчитывать на это не стоит.

Он запрыгал спиной вперед, пока не миновал сервировочную тележку, медленно развернулся и запрыгал обратно.

Теперь он различил плеск воды, падающей в воду. Хорошо.

Судьба предоставила ему еще одну отсрочку.

Вода в туалете зашумела как раз тогда, когда он вернулся на место. Но стул занял прежнюю позицию лишь приблизительно, а Гордону нужно было расположить его ножки в точности на прежнем месте. Их тяжесть оставила четыре вмятинки в ковре. «Она» их увидит и призадумается, как далеко ему удалось передвинуть стул.

Разглядеть вмятинки было трудно, и когда ему удавалось поставить ножку стула на одну из них, то оставались видны три другие. Дальние вмятинки от задних ножек стула было невозможно отыскать, и он ограничился попыткой прикрыть две передние. Потом он услышал шаги и был вынужден остановиться. Он не знал, все ли ему удалось полностью, но больше ничего нельзя было поделать.

"Она" вышла из-за угла, держа устройство, похожее на большой футбольный шлем. За ним тянулся двухметровый кабель.

— Ну и вспотели же мы, а? — заметила «она», минуя его. — Вот в чем единственное преимущество рэмсов — они не потеют. Во всяком случае, не в физическом смысле.

Гордон ничего не сказал. Он смотрел, как «она» втыкает кабель шлема в гнездо у основания передней панели. Все еще держа в руке шлем, другой рукой «она» подкатила столик примерно на метр поближе к нему. Потом положила шлем на пол, ушла на кухню и вернулась с куском широкой клейкой ленты.

— Последние слова для потомства? — улыбнулась «она».

— До встречи в аду!

— Возможно, я буду туда время от времени заглядывать, — сказала «она». — Но надолго не задержусь. В отличие от тебя.

— А как же твое обещание? — напомнил Гордон. — Ты собирался сказать, кто ты на самом деле.

— Меня звали Джеймс Фиск. Знаешь, кто я такой, или мне изложить свою биографию?

— Барнум Уолл-стрита, Принц Эри?! — воскликнул Гордон.

— Верно!

"Она" припечатала клейкую ленту поверх его рта, разгладила ее и напялила шлем ему на голову Шлем был очень тяжел, и головная боль усилилась. То была тяжесть проклятия, подумалось Гордону.

— Вот и умница, — сказала «она» — Сопротивление ни к чему хорошему не приведет Итак, ему предстояло стать еще одной жертвой более не покойного и никогда не оплакиваемого Джеймса Фиска. Рожденного в 1834 году, это Карфакс помнил точно. Уроженца Беннингтона, Вермонт Ах да, он родился первого апреля. Апрельский праздник дураков. Весьма подобающе. Фиск никак уж не был дураком, зато одурачил множество народу. Он начинал подсобным рабочим в цирке, потом был поочередно официантом, мелким торговцем, коммивояжером и биржевым маклером. Он основал брокерскую фирму Фиска и… Белдена, кажется? А потом круто взлетел вверх как биржевой маклер Дэниела Дрю. Дрю был таким крупным мошенником и бессердечным банкиром, что еще поискать. Стакнувшись с Фиском и столь же продажным Джеем Гулдом, он отобрал контроль над железной дорогой Эри у Корнелиуса Вандербильта. Никто по этому поводу слез не лил, кроме старого Корнелиуса, столь же порочного, как и взявшая над ним верх несвятая троица.

Фиск как вице-президент и контролер компании использовал ее фонды, чтобы подкупать государственных чиновников, оплачивать бродвейские шоу и соблазнять бродвейских актрис и хористок. Одной из его многочисленных любовниц была знаменитая Джози Мэнсфилд Фиск был также соучастником попытки Гулда поколебать золотой рынок. Она окончилась биржевым крахом, печально знаменитой "черной пятницей" когда же это было? Ах да, 24 сентября 1869 года. Апотом Фиск в возрасте тридцати семи или восьми лет был застрелен Стоксом и умер на следующий день. Карфакс запомнил точную дату, когда застрелили Фиска, ибо то было шестое января, день, когда члены "Регулярной гвардии с Бейкер-стрит" празднуют день рождения Шерлока Холмса.

Гордон смотрел на «ее» палец, опускающийся на кнопку автоматического режима. Вот и все, подумалось ему. Сердце его колотилось. Интересно, что станет делать Фиск, если Гордона кондрашка хватит раньше, чем МЕДИУМ будет задействован Вот бы замечательно Тогда у Фиска будут неприятности.

"Хотя нет, — подумал Карфакс — Не будут Вскрытие покажет, что я умер естественной смертью, и ни один человек не заподозрит Фиска".

Прощай, Патриция. Если бы мы умерли одновременно, то могли бы попасть по крайней мере в одну колонию.

Когда палец был всего в сантиметре от кнопки, Фиск повернул голову и ухмыльнулся.

"Да будь ты садистом в свое удовольствие, — подумал Карфакс. — Еще несколько секунд жизни — это драгоценность, даже при таких обстоятельствах. А вдруг снова зазвонит телефон? Вот о чем бы я хотел спросить — кто звонил? Приятель Пат? Один из соотечественников Фиска? Сенатор Лангер? Я никогда не узнаю, да это и неважно".

Палец шевельнулся, кнопка ушла вглубь. Карфаксу почудилось, что он уменьшается внутри самого себя, коллапсирует, падает в глубины собственного «я».

Но ничего не произошло, только возле кнопки автоматического режима зажегся индикатор.

Фиск выругался и снова нажал на кнопку. Огонек продолжал гореть.

Только бы Фиск решил не отыскивать неполадку, а перейти на ручное управление!

Фиск проверял соединение обоих проводков, едва принес машину вниз. У него нет причин проверять их заново. Не могли же контакты ослабнуть. Во всяком случае, насколько ему известно.

Карфакс застонал под клейкой лентой: Фиск уставился на заднюю панель.

— Как это, черт побери, могло случиться? — пробормотал Фиск.

Он наклонился и осмотрел болтающийся кабель.

— Мокрый!

Он посмотрел на Карфакса и ухмыльнулся:

— Ах ты, хитрый, пронырливый сукин сын!

Фиск вставил кабель на место и вернулся к передней панели. На сей раз индикатор не загорелся.

И Карфакс стал незрячим, глухим, безъязыким, лишенным всех ощущений, кроме мысли. И безмолвного вопля ужаса, отдающегося эхом из ничего в ничто.

Фиск был прав. Нет слов, способных описать, что такое быть рэмсом.

Он представлял себе неописуемое нечто, погруженное в ничто.

А затем он стал чем-то понятным.

Он снова мог видеть, слышать, обонять и осязать. Сидящая напротив него за столом миссис Вебстер кричала, и остальные тоже кричали или вскакивали со своих мест. Он посмотрел вниз. Его голые груди были большими и округлыми. Их соски толщиной с кончик большого пальца выкрашены в желтый цвет. Юбка колоколом на неокритский манер.

— Оно вошло в тебя, Шегети! — взвыл мужчина.

Карфакс был не настолько, туп, чтобы не сообразить, что произошло.

Миссис Вебстер была права. Хватка ослабела — и он устремился прямиком в психическую конфигурацию ее сеанса, ментальный аналог МЕДИУМа. Словно поток электронов, он выбрал путь наименьшего сопротивления. Дыра в напряжении, как туннель, привела его на землю, в ее присутствии он совершил квантовый скачок из своего мира в вэмс и обратно в свой мир.

Миссис Вебстер уже не кричала. Она стояла и смотрела на него.

— Ты показался мне знакомым, — сказала она. — Ты злой дух?

— Не более, чем любой человек, — ответил он. — Принесите мне телефон и соедините с сенатором Лангером.