Утро выдалось ясным и солнечным, предвещая погожий, на переломе лета, день; в изумрудной траве сладко пахли цветы. К десяти часам жители поселка потянулись на пятачок между банком и почтой; в других городах людей собирали накануне, и лотерея длилась два дня — такая там тьма народу, а здесь всего триста душ, так что дел часа на два, можно и к обеду управиться.
Детвора, как водится, сбежалась раньше всех. Каникулы начались недавно, и дети с трудом привыкали к воле, безудержное веселье раскручивалось не вдруг. Бобби Мартин уже набил карманы камнями, другие не отставали, выбирали самые крупные и гладкие. Бобби. Гарри Лоунс и Дикки Делакруа — или попросту "Деллакрой" — соорудили целую пирамиду на краю площади и стойко обороняли ее от других мальчишек. Поодаль беседовали девочки, искоса поглядывая на ребят; малыши возились в пыли или цеплялись за старших сестер и братьев.
Подошли отцы; убедившись, что их чада на месте, затеяли разговор о посевах и дожде, косилках и налогах. Стоя в стороне от кучи камней, они перешучивались, но не очень бойко, вслух никто не смеялся. Вслед за мужчинами явились их жены в линялых домашних платьях и кофтах, здороваясь и сплетничая на ходу. Детей пришлось окликать по нескольку раз: Бобби Мартин ловко вывернулся из цепких материнских рук и бегом назад, к куче.
Суровый окрик отца догнал его, и он тут же вернулся и встал рядом со старшим братом.
Лотерею проводил господин Саммерс — круглолицый добродушный толстяк, у которого на все находились время и силы: он работал управляющим шахтой и устраивал викторины для подростков, танцы, маскарады. Люди жалели его: жена больно сварливая, да и детишек нет. Когда господин Саммерс появился на площади с черным деревянным ящиком, толпа оживилась. Он приветственно взмахнул рукой:
— Друзья мои, я сегодня припозднился.
Господин Дрейвз, почтмейстер, шел следом, неся трехногую табуретку. Ее установили в центре площади, и господин Саммерс водрузил ящик на табуретку. Люди держались на почтительном расстоянии.
— Друзья, помочь не желаете? — Вопрос господина Саммерса вызвал замешательство в толпе. Наконец вперед вышли господин Мартин и его старший сын Бакстер. Они придерживали ящик, а господин Саммерс перемешивал внутри бумажки.
Лотерейные принадлежности потерялись давным-давно, их заменили черным ящиком еще до рождения старика Уорнера, а старше его в поселке никого не было. Каждый год после лотереи господин Саммерс заводил речь о новом ящике, но поддержки не находил: ветхий черный ящик являл собой пусть угасающую, но все же традицию.
Господин Мартин и его старший сын Бакстер крепко держали ящик, а господин Саммерс продолжал тщательно перемешивать бумажки — он заменил ими щепки, служившие многим поколениям. Спору нет — обычаи предков надо хранить, — отстаивал свое новшество господин Саммерс, — но одно дело — крошечная деревенька и совсем другое — целый город, где людей за три сотни, а они все продолжают рожать. Этак в ящик не только щепки, бумажки скоро не влезут. Накануне лотереи господин Саммерс и господин Дрейвз готовили бумажки, клали в ящик и запирали до утра в сейфе господина Саммерса. А потом целый год ящик пылился то в сарае Дрейвза, то на почте, то на полке в бакалее Мартина.
Подготовить лотерею непросто. Надо всех переписать: отдельно — родовых старейшин, отдельно — кормильцев семей, отдельно — живущих на одном подворье. Почтмейстер приводил господина Саммерса к присяге, ведь распорядитель лотереи — лицо официальное. Люди вспоминали, как прежде распорядитель читал нараспев особую молитву-заклинание, проговаривая ее каждый год перед лотереей наспех, без души. Одни говорили, что во время молитвы распорядитель стоял перед толпой, другие — что он ходил между людьми. Однако с течением времени этот обряд был забыт окончательно. На все был определенный ритуал, даже приветствовать участников распорядитель обязан был по-особенному, а теперь лишь перекинется словом-другим с теми, кто подходит тянуть жребий. Господин Саммерс справлялся преотлично; вот он стоит, говорит с Дрейвзом и Мартинами: белоснежная рубашка, синие джинсы, рука покоится на ящике — он на своем месте, он незаменим.
Когда господин Саммерс закончил беседу и повернулся к собравшимся, в толпу нырнула запыхавшаяся госпожа Катчинсон. Она даже не успела натянуть кофту.
— Напрочь забыла, что за день сегодня, — шепнула она соседке, госпоже Делакруа. Обе тихонько засмеялись. — Думала, мой поленницу во дворе складывает, а потом гляжу, и ребятишек нет. Тут-то я вспомнила — и бегом сюда. — Она вытерла руки фартуком.
— Не бойся, не опоздала. Они там еще разговоры разговаривают, — успокоила ее госпожа Делакруа.
Госпожа Катчинсон привстала на цыпочки, нашла глазами мужа и детей и, коснувшись на прощание руки госпожи Делакруа, стала пробираться вперед.
Люди беззлобно расступались, послышались возгласы: "Эй, Катчинсон, твоя половина плывет!", "Слышь, Билл, явилась не запылилась!". Она встала рядом с мужем, а господин Саммерс бодро сказал:
— Тэсси, я уж боялся, без тебя начнем.
— Что ж, Джо, мне посуду немытой оставлять? — усмехнулась она.
Люди, похмыкивая, сдвигались плотнее.
— Пожалуй, пора, — степенно сказал господин Саммерс. — У всех дома дела, надо с этим кончать побыстрее. Кого нет?
— Денбара, — раздались голоса. — Денбара нет. Денбара.
Господин Саммерс заглянул в списки.
— Так, Клайд Денбар. Числится. Ногу, говорят, сломал? Кто за него тянет?
— Я, наверное, — раздался женский голос.
Распорядитель вскинул глаза.
— Ага, за мужа жена тянет. Джейни, а взрослых сыновей в семье нет? — Господин Саммерс знал ответ не хуже других, но ждал его с подобающим интересом: формальности надо соблюдать.
— Хорасу нет еще шестнадцати, — вздохнула госпожа Денбар, — видно, придется мне.
— Ладно. — Господин Саммерс что-то пометил в списке. — А как наш юный Уотсон, тянет уже в этом году?
Паренек в толпе поднял руку.
— Я здесь. Тяну за мать и за себя. — Он смущенно помаргивал и вовсе потупился, когда раздались голоса: "Молодец, Джек!", "Слава богу, есть у матери мужчина в доме!"
— Что ж, — промолвил господин Саммерс. — Остальные здесь. Старик Уорнер доплелся?
— Вот он я, — отозвался Уорнер, и довольный господин Саммерс кивнул.
Над толпой повисла мертвая тишина.
— Все готовы? — спросил господин Саммерс. — Я сейчас буду называть фамилии — подходите и берите из ящика одну бумажку. Пока не вытянут все, бумажку не разворачивать. Ясно?
Повторялось это каждый год, поэтому люди слушали вполуха, глядя в землю и облизывая пересохшие губы.
— Адаме!
От толпы отделился мужчина и вышел вперед.
— Привет, Стив, — сказал господин Саммерс.
— Привет, Джо.
Они мрачно и криво улыбнулись друг другу. Господин Адаме запустил руку в ящик и вытащил свернутую трубочкой бумажку. Он крепко ухватил ее за кончик и поспешно вернулся на место, встав чуть в стороне от семьи. На руку свою он не смотрел.
— Аллен! Андерсон!.. Бентам!..
В задних рядах перешептывались госпожа Дрейвз и госпожа Делакруа:
— Лотереи теперь так и мелькают. Год прошел, а вроде только на прошлой неделе собирались.
— Да, время летит, — отозвалась госпожа Дрейвз.
— Гларк!.. Деллакрой!..
— Мой старик пошел. — Госпожа Делакруа затаила дыхание и завороженно смотрела на мужа, пока тот тянул жребий.
— Денбар!..
Госпожа Денбар подошла к ящику твердым шагом.
"Давай, Дженни!", "Надо же — не боится!" — раздались женские голоса.
— Теперь мы, — сказала госпожа Дрейвз. Ее муж обошел ящик, чопорно поприветствовал господина Саммерса и выбрал себе бумажку. Мужчины в толпе мяли в ручищах маленькие бумажные трубочки.
— Картбурт!.. Катчинсон!..
— Не проспи, Билл, — сказала госпожа Катчинсон. Люди вокруг засмеялись.
— Лоунс!..
— Поговаривают, — повернулся господин Адаме к старику Уорнеру, — в соседнем поселке скоро отменят лотерею.
— Дурни они все чокнутые, — крякнул старик. — Молодежь послушаешь, все им не так. В пещерах жить да бездельничать — вот чего они хотят. Раньше даже присказка была: "Коль в июне лотерея — урожая жди скорее". А теперь траву да желуди скоро жрать начнем. Лотерея всегда была и будет! — негодовал он. — Только противно смотреть, как этот юнец, Джо Саммерс, скоморошничает.
— А кое-где лотерею уже отменили, — сказал господин Адаме.
— И ничего хорошего не жди, — заверил старик Уорнер. — Дурни желторотые!
— Мартин!..
Бобби Мартин глядел во все глаза, как отец тянет жребий.
— Овердайк!.. Перси!..
— И чего возятся, — сказала госпожа Денбар старшему сыну. — Поскорей бы.
— Да почти кончили, — отозвался тот.
— Кончат — сразу к отцу беги.
Господин Саммерс выкрикнул свою фамилию, сделал шаг вперед и вытянул жребий.
— Уорнер!..
— Семьдесят седьмой раз тяну, — вышел вперед старик. — Семьдесят седьмой.
— Уотсон!..
Высокий паренек неуклюже пробрался сквозь толпу. Кто-то крикнул:
— Не дрейфь, Джек!
— Выбирай спокойно, сынок, — сказал господин Саммерс.
— Янини!..
Воцарилась долгая тишина. Люди замерли. Господин Саммерс поднял вверх свой жребий:
— Ну что ж, друзья…
Мгновение спустя бумажки были развернуты. Внезапно женщины разом заговорили: "Кто, кто это?" — "Кто вытянул?" — "Денбары?" — "Что, Уотсоны?" — "Катчинсон." — "Билл!" — "Катчинсону досталась".
— Беги, скажи отцу, — велела госпожа Денбар старшему сыну.
Люди смотрели на Катчинсонов. Билл стоял молча, отупело глядя на бумажку в руке. Вдруг Тэсси Катчинсон набросилась на господина Саммерса:
— Ты не дал ему выбрать! Я сама видела. Так нечестно!
— Тэсси, держи себя в руках, — сказала госпожа Делакруа, а госпожа Дрейвз добавила:
— Шансы у всех равны.
— Заткнись, Тэсси, — буркнул Билл Катчинсон.
— Увы, друзья, — сказал господин Саммерс, — мы и в самом деле спешили.
Да и теперь надо поторапливаться, чтоб закончить вовремя. — Он заглянул в следующий список.
— Билл, ты тянул жребий как глава рода Катчинсонов. Кроме вас, есть в роду другие семьи?
— Еще Дон и Эва, — закричала госпожа Катчинсон. — Пусть тоже тянут!
— Замужние дочери принадлежат роду мужа, Тэсси, — мягко сказал господин Саммерс. — Ты это знаешь не хуже нас.
— Так нечестно, — твердила Тэсси.
— Все правильно, Джо, — вздохнул Билл. — Дочка тянет с мужем, честь по чести. А у нас, кроме младших, и семьи-то нет.
— Значит, ты у нас и глава рода, и кормилец всей семьи. Так, что ли?
— Так, — ответил Билл.
— Детей сколько? — спросил, как подобает, господин Саммерс.
— Трое. Билл-младший, Нэнси и Дейв. Ну, еще мы с Тэсси.
— Все ясно. Гарри, вы забрали бумажки?
— Конечно.
— Опустите четыре в ящик. И у Билла возьмите, — велел господин Саммерс.
— Я предлагаю начать сначала. — Госпожа Катчинсон старалась говорить сдержанно. — Ведь так нечестно. Ты совсем не дал ему выбрать. Все видели.
Пять бумажек для семьи Катчинсон господин Дрейвз бросил в ящик, а остальные на землю. Их подхватил и закружил легкий ветерок.
— Люди, ну подождите, — молила госпожа Катчинсон.
— Готов, Билл? — спросил господин Саммерс.
Билл взглянул на жену и детей и кивнул.
— Не забудьте, бумажки не разворачивать, пока не вытянут все. Гарри, помогите Дейву.
Господин Дрейвз взял ребенка за руку, и тот доверчиво потопал за ним к ящику.
— Дейви, возьми бумажку из ящика, — сказал господин Саммерс.
Малыш запустил ручонку внутрь и засмеялся.
— Только одну, Дейви. Так, Гарри, теперь заберите у него.
Господин Дрейвз разжал кулачок ребенка и взял свернутую бумажку. Дейви так и остался рядом с ним, недоуменно поглядывая на взрослых.
— Теперь Нэнси, — промолвил господин Саммерс.
Вперед вышла девочка лет двенадцати в длинной широкой юбке. Ее подружки следили, как она придирчиво выбирала бумажку из ящика.
— Билл-младший.
Доставая жребий, Билли зарумянился и чуть не сбил табуретку большими не по возрасту ногами.
— Тэсси.
Она замерла, вызывающе оглядела толпу, прошла к ящику, поджав губы, выхватила бумажку и спрятала ее за спиной.
— Билл.
Билл Катчинсон долго нашаривал в ящике последнюю бумажку.
Толпа затихла. Какая-то девчушка прошептала: "Лишь бы не Нэнси". Ее услышали все до единого.
— Да, времена не те, — громко произнес старик Уорнер. — И народ не тот.
— Что ж, — сказал господин Саммерс. — Разверните. Гарри, помогите Дейву.
Господин Дрейвз развернул бумажку, и в толпе облегченно выдохнули — чисто.
Нэнси и Билл-младший развернули одновременно, просияли и замахали чистыми листками над головой.
— Тэсси.
Та замешкалась, и господин Саммерс посмотрел на Билла. Тот развернул свою бумажку, она была чиста.
— Значит, Тэсси, — прошептал господин Саммерс. — Билл, покажи всем ее жребий.
Билл Катчинсон подошел к жене и вырвал листок из сжатого кулака. На нем была черная метка. Ее поставил господин Саммерс накануне вечером в конторе угольной компании. Билл поднял бумажку вверх, и толпа зашевелилась.
— Что ж, друзья, — сказал господин Саммерс. — Пора кончать.
Люди позабыли ритуал, позабыли, каков был прежний черный ящик, но они не забыли про камни. Мальчишки с утра заготовили целую кучу, да и вся площадь была усеяна камнями, меж которых ветер гонял лотерейные бумажки.
Госпожа Делакруа выбрала такой булыжник, что пришлось поднимать его двумя руками.
— Давай скорей, — торопила она госпожу Денбар. — Бегом.
Госпожа Денбар разогнулась с двумя пригоршнями мелких камешков и, отдуваясь, сказала:
— Да я и бегать не умею. Ты уж иди, а я следом.
Дети держали камни наготове, кто-то сунул несколько камней маленькому Дейви.
Тэсси Катчинсон оказалась одна в центре круга, со всех сторон на нее надвигались люди. Она умоляюще протянула к ним руки:
— Это несправедливо!
Первый камень угодил ей в висок.
Старик Уорнер приговаривал: "Ну-ка, все, ну-ка, разом!" Впереди шагал Стив Адамс, рядом семенила госпожа Дрейвз.
— Это нечестно, несправедливо! — закричала Тэсси Катчинсон. Ее поглотила толпа…
1949 г.