Лорем

Глава 7

Тихо. Холодно. Жестко.

Аштанар проснулась в мертвом дереве. Как она все же смогла уснуть? Как ей все-таки удалось уснуть после всего, что они пережили за последние дни?

Ей было больно. В груди поселилась боль, а слез, чтобы выпустить ее, не осталось. Не хотелось есть, а пить не предлагали.

О них заботились уже вчера, перед ней постелили ковер, выслушали ее короткую сказку и больше не вынуждали говорить. Отвели внутрь Отрофонека, долго вели по спирали дерева, выделили комнаты среди жителей племени. Обещали, что мать Отрофон-Кессеев, которую им разрешили называть Озори Фонной, примет их наутро. Но им не давали ни капли воды. У нее не было сил помочь своим спутникам. У нее не было даже сил помочь самой себе.

Она молчала. Молчала, но не могла больше слушать Глэна и Магуи, не хотела следующего дня. Нужно было лишь, чтобы эта странная тупая боль в груди куда-то ушла.

Аштанар молилась. Кем бы ни были боги, они сотворили мир. Все подчинялось их законам, и маги видели эти законы и плоды их трудов. Она лежала в мягкой кровати, укрытая пушистыми шкурами, и ей было неприятно каждое касание на ее коже. Она молилась всю ночь, пустыми глазами глядя в древесный потолок. Молилась Потоку, который вел всех людей на земле. Молилась течениям Архипелага, умоляла, чтобы их мудростью и силами всего этого не произошло со всеми ними. В своих мыслях она уплыла далеко-далеко. Это было ей знакомо, это было понятно и привычно, витать где-то среди облаков. Струиться дождем. Прорастать вместе с солнцем по утру. Лететь по космосу ракетой. Она была сказочницей, ее работа, ее роль в жизни заключалась в том, чтобы уходить в это прекрасное и далекое. И без разницы, насколько странным ей казалось происходящее — она рассказывала свои сказки тем, кто слышал их и толковал. Сейчас она надеялась, что Поток истолкует ее и примет их всех. А затем она как-то смогла уснуть.

Отрофон-Кессеи сдержали обещание. Утром, сразу как они проснулись, их повели к Озори Фонне. Дорогу застелили ковром, мать леса приветствовала их. Она сказала, что Зэбор поправляется и скоро они смогут его увидеть. Родителей нового лесного мага, мальчика из Стебиндеса, даже пустили жить с сыном, потому что они и так узнали слишком много, проще было просто позволить им жить в племени хотя бы на то время, пока учится их ребенок. При условии, что будут уважать традиции и научатся правильно вести себя с лерассами.

И Озори Фонна сказала:

— Друзья мои, вчера я говорила с советом и рада сообщить вам хорошие вести. Все вы теперь посольство Архипелага на землях Отрофон-Кессеев. Наш дом теперь ваш дом, мы пустим всех, кого вы попросите и готовы оказывать вам любую помощь.

— Но вы не даете нам и капли воды, — сказал Глэн.

— Это была необходимость, поскольку события, происходящие в мире и с вами, касаются каждого. Вас, мое племя, Архипелаг, Бальтрат, Сеадетт, Нарилию, и весь остальной мир. Мы не могли допустить, чтобы вы передали соотечественникам лишь произошедшее и наше недовольство, но не выводы, которые мы сделали для себя. Все произошедшее вчера было большим недоразумением, мы надеемся, что более подробное изучение тех событий прольет свет на правду, которую вы, жители Архипелага, так цените, и позволит решить ту общую проблему моего племени, память о которой вела вас все эти дни. Аштанар, Глэн, Магуи, простите нас за вчерашнее, но вы должны понять нас. Мы боялись того, что Зэбор нас предал и того, что он мог рассказать о нас вам, а вы передать иным жителям Архипелага. Вы принимаете у себя Бальтрат, на ваших землях их города и крепости. То, что знает Архипелаг, узнают и они. Мы не могли допустить этого. Поймите нас и простите за боль, пережитую вами. Теперь же мы сказали вам свое решение и просим вас о помощи.

— Как мы можем помочь вам, мать леса? — спросил Глэн. Ответ, состоящий из краткого вопроса по существу, был нарушением дипломатических традиций, но…

Но Аштанар тоже не стала бы говорить всего того, что подобалось.

Он был голосом разума Аштанар долгие годы.

Но он еще не знал, она все еще никому не сказала.

— Это вы нам скажите, уважаемые жители Архипелага, — ответила Озори Фонна.

Глэн говорил.

— По словам, которые вы произнесли вчера, мы поняли, что Нарилия не призывала Аштанар помочь с пробуждением Рощи Старейшин. Если есть способ закрыть рану мира, нам он не ведом. Это вы можете нам помочь. Обладая знаниями об истории сказочниц, утраченными ныне, подобными тем, которые сказал нам Зэбор однажды, вы можете пролить свет на природу способностей моей доброй госпожи.

— Аштанар сама не знает, откуда сказки, понимаете? — Перебила его Магуи, — Все вещи, которые звучат странно, в которых вы вчера обвиняли Зэбора, для нее они такие и есть на самом деле, и для нас тоже! В чем-то получается разобраться, другие истории для нас загадка.

— Понимаете, мы голос Сказочницы, мы ищем связь в тех видениях, что приходят к ней, но и мы не знаем, в чем смысл этих видений, — Втолковывал Глэн, — Бывает мы часами бьемся над одной сказкой, а потом Аштанар молчит о ней, потому что так и не ясно, где в ней зерно разумного смысла. Но Аштанар готова поделиться своими историями, я уверен, мы же затем и ехали к вам. Если вы готовы услышать и помочь истолковать их, мы готовы говорить и направим вас.

Голос Озори Фонны звучал тоскою:

— Теперь вижу я, сколь велика наша вина перед вами. Вчера мы пришли к соглашению, — Боль пронзила Аштанар, когда она услышала это слово, — Что природа необыкновенного дара династии Сказочниц пока не доступна нашему пониманию. Теперь вы говорите, что хотели дать нам возможность понять этот дар, и готовы помочь нам в этом. Друзья, мы благодарим вас. Все Отрофон-Кессеи признательны вам. Мы готовы внимать вашей мудрости и делиться своей.

Глэн рассыпался в ответных любезностях.

Они не знали.

— Даже при всем желании я уже не знаю, чем могу помочь вам, мать леса, — прохрипела Аштанар, — У меня совсем не осталось сказок, внутри меня тихо, — Она прокашлялась и обратилась уже к своим спутникам, — Совсем тихо внутри, вы понимаете меня?

Глэн взревел:

— Это вы виноваты! Аштанар нельзя ходить по земле и говорить. Вы, вы знали это, знали! Зэбор спрашивал про это у вас! Он передавал вам, зачем мы идем, и все равно сделали с ней такое!

Никто не пытался перечить ему.

Аштанар видела лица Отрофон-Кессеев.

Не враждебные, но полные сочувствия и страха.

Больше не нужно было воевать и что-то доказывать.

Аштанар без сил опустилась на ковер, Магуи поддержала ее. Женщины племени обступили их, помогли подняться, повели обратно в комнаты.

Им принесли воды, но никто из троицы не обратил на это общего внимания.

Аштанар снова молчала.

Озори Фонна пришла к ним первой среди соплеменников.

— Дочь моя, что случилось с тобой? Мне больно даже представить, что тебе довелось пережить.

— Госпожа, ее хотели выдать инквизиторам. Она видела, как я убиваю людей. После этого она так же потеряла связь со сказками, но обрела ее благодаря Яну. Мы и не знали, что произошло. Он вывел нас на берег, показал восход солнца. Госпожа, пережитое оставило на ней след, шрам, подобный Разлому вашего града-древа.

— Я понимаю. Пережитое убило магию внутри нее. Что мы можем сделать для вас?

— Сказочница не должна принадлежать этому миру. Ее чувства далеко, ее слова — осколки и отражения других мест и времен. Я думаю, все ритуалы Сказочниц возникли, чтобы защитить их дар, дать жить в иных реальностях, кроме этой. Если я прав, нужно залечить ее боль, исцелить душевные раны и сказки вернутся.

Озори Фонна заговорила с Аштанар ласково и кротко:

— Дочь моя, теперь я вижу, как много тебе пришлось испытать. Какую боль ты пережила. Ты среди друзей, мы поможем тебе исцелиться. Здесь, под сенью Отрофонека каждый понимает тебя. Мы знаем боль, которую ты чувствуешь. Кажется, невозможно вытерпеть ее, но выбора у нас нет. Но есть нам и утешение. Оно в нашем общем деле, и помощи, что мы оказываем друг другу. Ты переживешь свою боль, я в это верю и знаю. Мне бывало настолько печально, что даже не знала, как жить дальше. Вчера я оплакивала Зэбора, потому что боялась, что испортила его, выделив среди остальных. Я думала, что потеряла родное дитя нашего племени. Так плачь, Аштанар. Выпусти свою боль, выпусти свою обиду.

— Ваши речи мудры. Боль суть грозный зверь, терзающий нас, но стоящий на страже здоровья, — Отвечал Глэн. Он обнял Аштанар, — Послушай, то, что произошло со всеми нами и то, что мы чувствуем теперь — лишь следствие общей беды. Переживи это, и поможет тебе в этом дело. И мы все готовы пройти с тобой этот путь.

— Мы не враги тебе, Аштанар. Боль отступит, если ты примешь ее, как любую болезнь, и найдешь в себе силы выздороветь. В том, как достичь этого, не слушай никого, а только свое сердце. Оно подскажет, как тебе обрести снова душевное здоровье.

— Думаю, сейчас всем нам поможет, если… Если мы поможем друг другу, как делаете вы в своем племени. Даже при том, что в Аштанар нет сейчас сказок, у нас есть то, что она уже рассказала. Мы могли бы провести выступление, Аштанар могла бы рассказать вам те сказки, которые истолкованы, как истории о временах прихода Предначертанной. Они сложные и странные, но отдельные свидетельства на это указывают. Возможно вы не слышали их и найдете какие-то утраченные знания. Что ты думаешь на это, Аштанар?

Она кивнула.

— Прекрасно, пусть это будет нашим первым шагом, — Сказала Озори Фонна, — Аштанар, я оставлю тебя, но мои соплеменники хотели узнать, готова ли ты услышать их. Многие здесь живут с теми же переживаниями, с которыми столкнулась ты. Они хотят поддержать тебя, но ответь мне, дочь моя, готова ли ты их услышать?

Она снова кивнула.

Тогда пройди к алтарю, чтобы мои соплеменники могли говорить там с тобой.

Она шла, а перед ней стелили ковры из шкур.

Вчера всех их пленили и мучали.

Вчера им помогали.

Сегодня им тоже помогали.

Аштанар села у алтаря и долго смотрела на Раскол.

Аштанар слушала Отрофон-Кессеев, которые приходили к ней со словами утешения.

— Сил вам, белая госпожа… Эту боль бывает невозможно терпеть, но выпустите ее, и со временем она станет иной… Когда-то я думала, что следующий день будет все таким же тяжелым… Это была сплошная полоса страха… Почувствуйте связь с миром, связь с людьми внутри вас.

Аштанар смотрела на людей и кивала. Она была благодарна.

Их лица, их глаза были наполнены страхом. Она уже видела такой страх. В глазах Магуи, в глазах того лесного мальчишки, в глазах Зэбора, когда они схватили его.

Она понимала, что этот народ многое выстрадал, их боль породила жестокость. И теперь у племени Озори Фонны была лишь цель защитить свои знания и бережно сохраняемые руины от возможных агрессоров.

Она знала, что боги есть. Она знала, что есть над людьми и власть, и людям, которые наделены ею, можно верить.

Она честно постаралась.

Она рассказала сказку о китах и змее. Глэн и Озори Фонна толковали ее. Хитрый гигантский черный змей в ней оказывался добрым и кротким. Предначертанную воспитывали люди, и люди помогли ей предотвратить конец света. Действительно, какую-то роль в происходящем сыграли лерассы-обезьяны и киты, которые по мнению матери леса были чем-то вроде гигантских кэльпи.

Озори Фонна сказала, что это свидетельство того, что Клин может и правда быть тем человеком, которому поверили жители Архипелага. Озори Фонна послала разведчиков узнать о прошлом Предначертанной. Озори Фонна послала разведчиков в западные племена Ассеев, в которых водились лерассы-обезьяны. Озори Фонна признала, что Архипелаг сыграет большую роль в грядущих событиях, поскольку это его градоправители, течения, были деморгами гигантских кэльпи. Озори Фонна признала, что кем бы ни были дети из сказки, всех их было необходимо найти.

У Аштанар не было сил продолжать, и ей дали отдохнуть.

Она не заметила, как наступил вечер. Она не заметила, как под ней проросла мягкая подушка мха, в комнату протянулись лианы с цветами. Она не хотела видеть плодоносящие ветви, склоненные к ней.

Глэн говорил о том, что уже передал Яну, где они и что все в порядке. С утра у него не было времени на то, чтобы поговорить. Магуи делала то, что называла дипломатией. Аштанар было больно.

Вода в ку Глэна пошла кругами.

— Я слышу Яна, подождите немного, я поговорю с ним! — Глэн опустил руки в воду. Послушал песнь воды, доступную только ему, и передал, — Они снаружи леса, они в безопасности. Я чувствую их местоположение, Ян посылает сигнал. — Магуи бросилась к нему узнать, где именно, Глэн глазами показал на живые растения, проросшие в комнатах, где их поселили, — Девочки, он говорит, им с Клином пришлось бежать.

— Что? Откуда? Глэн, что происходит? — волновалась Магуи.

Сердце Аштанар снова кольнула тревога.

Маг не отвечал, он слушал.

— Ян, а вы?… А они?… Вот уроды…. Хах, что? … Ян, то есть так никто ничего и не знает? Понял тебя. Клин там подождет, нам тоже есть, что рассказать, — Он вкратце пересказал, что с ними произошло, — Ян, нас отпустили и сейчас нормально относятся, но только потому что мы ничего не передали на Архипелаг. Пожалуйста, и ты тоже пока что ничего туда не говори. Хотя лучше нет, скажи, что мы нашлись, Отрофон-Кессеи помогают нам и заботятся. И что у нас нет возможности ответить другим водным магам. Ян, мы не будем в безопасности, если Архипелаг начнет какие-то действия по нашему спасению или попросит начать их… Кого похуже. … Ян, нет, успокойся. Нет, я не про него, и нет, я не начинаю опять. Нет, пока не сказал. … Да, я буду поддерживать связь, сейчас нам точно вот здесь ничто не угрожает. … Да не русалю я тебе. Не беспокойся за нас, я перескажу ваши приключения девочкам, мы все обсудим и расскажем, что надумали.

Магуи смотрела на мага во все глаза. Аштанар была готова к чему угодно. Глэн начал пересказ.

— Девочки, Ян вернулся в табор поискать Клина. Ему сразу говорят мол так и так, уважаемый, Клин ваших товарищей обманул, за другого себя выдавал, разбираемся в ситуации, пока что просим тебя сдать всю воду и скалу тоже оставить. Магуи, не начинай, хорошо все будет. Мы вроде как союзники, он соглашается. В общем ведут его в шатер к их главному. Там Клина допрашивают, он все говорит — ну думаю вы уже поняли, нет? Ох, когда Ян с Зэбором допрашивали Клина, тот сразу тоже гладко стелил то, что они хотели слышать.

— Ты нам ничего не рассказал о том, что было в последние дни у вас с тем нимом, — Обиженно заметила Магуи, — Вы оба молчали, а вчера нас чуть… Мы могли пострадать из-за этого.

Глэн смутился и все подробно пересказал.

Аштанар внимательно слушала.

Затем Глэн вернулся к приключениям Яна и Клина.

— В общем представьте: шатер, куча цыган… В смысле Ассеев, и их барон… князь по-ихнему, он сурово так на Клина рычит про то, что он гадкий фелл и скрывал, кто таков. Они его уличили, знают что он изображал, что не Чайка Гелата. Ну и Клин так с улыбочкой, — Глэн расхохотался, хотя Аштанар не понимала, что в этой ситуации может быть смешного, — Да, в общем он говорит им, что петь не любит и у него в общем-то нет особых вокальных данных, что встретил действительно талантливых музыкантов и потому теперь бывает Чайкой только в особых случаях… Девочки, его даже петь заставили, чтобы доказал. В общем дальше Клин говорит Яну, вот прямо там, в кругу, что мол очень хочет уйти с ним, но есть небольшая трудность. Ян видит, что цыгане за ним следят, ну вежливо покидает шатер, ходит по табору, ищет как бы связаться с нами, находит воду, а нас нету. Тогда он передает это на Архипелаг, что мы пропали, передает волну, где находится и что с ним. Идет к князю, тот говорит, что ничего не знают, действуют по просьбе соплеменников Зэбора. Ян уже понятно начал злиться, поэтому прямо спрашивает, пленник ли он сам, барон говорит нет. Ян решает пойти поговорить с Клином. Приходит к клетке, куда посадили парня, и тут его начинают вязать. Ян понятно отбивается, бросается освободить Клина, а клетка уже отперта. Дают они оба деру из табора… племени… Короче только пятки сверкают. Сбежали, Ян только дух перевел, а Клин и говорит… Слушате? Значит говорит, что допрос он провел успешно, что традиция продавать детей родом из города Гами и это там такое нормально, что чтобы Ян не задумал делать нужно сначала спасти остальных, то есть нас, и Клин знает, куда они, в смысле мы, отправились — и говорит что вот сюда, к Отрофонеку. Где мы и есть, понимаете? В общем Ян решил пока не обвинять лесных, разобраться, что происходит. Что будем делать?

— Думаю госпожа со мной согласна, нужно уходить отсюда как можно скорее и идти туда, где безопасно. Мы можем жить на Полуострове, можем перебраться в столицу. Хватит с нас боли, Глэн.

Аштанар молчала. Ей было тяжело слушать их и следить за ходом их разговора. Она думала. Ее мир всю ее жизнь рассыпался на осколки, на крошечные зеркальные песчинки событий из ее сказок, ее прошлого, происходящего с ней, мира реального и всех остальных миров. Магуи и Глэн вели ее, до этого были и другие, кто помогал разобраться во всем этом калейдоскопе. Всю жизнь она думала этими осколками, и Магуи назвала тот, что звал ее.

Остров Ланко блистал в последних лучах заката роскошным тропическим цветком. Белоснежные стены Великого шатра, щедро обласканные солнцем и от того обретшие терракотовые, дрожащие отблески уходящего дня, очерчивали фиолетово-голубые тени, набирающие глубину для темнейшего часа ночи.

Здесь, близ сердца Потока, власть теней, глубокая и безнадежная, терпела поражение. Даже в самой густой чаще джунглей мириады светлячков и растений желтыми, зелеными, оранжевыми и слепяще белыми лампочками разгорались в бушующих по всему острову джунглях. Ночные шорохи, скрипы, трепетанье крыл и тихая поступь в тени ветвей знаменовали наступление мистической половины суток, обращая отчаянную безнадежность в пьянящие чаяние манящей дороги меж склоненных под удушающей тяжестью лиан деревьями.

В тот миг Аштанар вспоминала звенящую красоту ночи на острове Ланко, когда они с мамой шли одни среди джунглей по каменным дорожкам с уютными беседками, зазывно шуршащими водопадами и фонтанчиками, в дальней прогулке через весь остров. Они шли вдоль русла Реви, видели мост через впадину Урсэгу, и к утру взобрались на вершину белеющей над островом Суприэры. Тогда Аштанар впервые видела там, на стенах Урсэгу, сияющие отголоски сокрытого в глубине острова Блуждающего родника, великого чуда ее народа.

Иной осколок открылся ей.

Течение приятно кружило и покачивало. В мутной толще воды мелькали стайки кэльпи и сияющие водоросли. Струи воды были теплые, холодные, горячие, такие разные, они играли и были всем ее миром в ту минуту, когда Аштанар наконец нырнула в Аквапарк. Где-то среди толщи воды, далеко и вместе с тем так близко, были ее наставница, великая сказочница Фелина Трим, и совсем незнакомая тогда ей Магуи, первая девочка, не побоявшаяся ее историй. Они дали сил Аштанар добраться сюда, преодолеть свой страх и нырнуть в самое сердце острова Ланко.

Она открыла глаза.

Магуи смотрела на нее, на лице у нее была тревога.

Да, Аштанар очень хотела бы вернуться. Пусть не на остров Ланко, но хотя бы на Полуостров, про это пело ей сейчас сердце.

Она видела, что ее спутники всем сердцем хотят того же.

Но в ней не было сил сказать им об этом.

Потому что сердце говорило ей иное.

Аштанар взяла лист пергамента и начала писать.

Она знала, кого еще не видела, и очень хотела увидеть. Она понимала, что Глэн и Магуи убедят Озори Фонну, всех Отрофон-Кессеев, феллов, ее собственных родителей и даже глупых огненных демонов в чем угодно сейчас. Она верила, они поймут, что ей действительно нужно то, о чем она просит.

Она ждала, пока это организуют. Потом снова долго шла по ковру на верхние ярусы Отрофонека, туда, где жизнь, которую проращивали Отрофон-Кессеи на руинах мертвого города, не могла дать подслушать их разговор. Соплеменники Зэбора остановились, сказали что-то ободряющее и покинули ее. Ее собственные спутники еще раз уточнили, могут ли они пойти с ней, получили ответ и покинули ее. Она вошла в комнату.

Зэбор сидел в проеме окна, и кажется, ему вполне удобно. Аштанар не рискнула взбираться на сплетение коры и ветвей, и выбрала стул.

— Эзобериен, могу ли я звать тебя Зэбором?

Он кивнул. Он не сводил с нее внимательного и немного встревоженного взгляда. На нем не осталось никаких заметных следов пережитого, но Аштанар должна была убедиться:

— Зэбор, в последние дни с нами многое произошло. Я хотела бы узнать, как все это выглядит в твоих глазах. Прошу, помоги мне с этим. Расскажи свои последние дни, как сказку, только для меня, обещаю.

— Я в общем-то не очень хороший сказитель.

— Мне правда очень важно знать. Тебе уже передали то, что я сказала, когда ты упал? — Она постаралась произнести это как могла мягко.

— Да. Я так и знал, что эта фраза была для тебя и значила что-то особенное. Я ошибался, когда думал, что ты видешь будущее, — Его красивое лицо исказила гримаса боли, — И Аштанар, я, я… Я перечитал письмо. Это правда была моя ошибка. С самого начала это была одна большая чудовищная ошибка!

— Зэбор, расскажи мне, прошу.

И он заговорил. Про боль своего народа, про несправедливость, про отчаяние. Про то, как он виноват перед всеми, когда пытал нима из-за своих убеждений. Он так говорил это, что Аштанар видела — он винит себя и перед нею, перед Яном и всеми, кого знает, но не смеет сказать этого в лицо. Но он говорил про свое племя. Про свои чувства к Озори Фонне и каково ему стоять там, в кругу, когда она обличала его. Как он чувствовал себя бесконечно виноватым, одиноким. Как пришел в себя и его чествовали как героя, как отец сказал, что наконец гордится им. Как он слушал планы соплеменников, как плакал у алтаря, как пытался поверить в то, что главное — что он остался жив и все закончилось. Что все это его вина, все из-за его ошибки, от втянул всех в этот кошмар, чуть не стал причиной войны.

— Зэбор, но мы спасли людей.

— Что?

— Тех нимов в Стебиндесе. Без нас если бы крепость захватили, они бы пострадали. Ты открыл проход, по которому их вывели. Пусть Отрофон-Кессеи рассказали тебе, где вход в него, но дверь открыл ты. И тот мальчик, ты же защищал его, Зэбор. Если бы ты этого не сделал, Ассеи увели бы его от родителей, и некому было бы защитить их.

— Я… Я не… — Его лицо было растерянным. Он искренне не замечал этого, он даже не подозревал, — Аштанар, хочешь ли ты сказать, что прощаешь меня? За то, что втянул тебя в это? За то, что ты потеряла свой дар и из-за этого весь мир может погибнуть?

Она ответила не сразу.

— Знаешь, у меня есть такая сказка, про спираль. Не так, про тюрьму. Тюрьма эта называется ад. Девять витков, уводящие вниз, и на каждом были все более плохие люди. Каждый виток был все хуже. Толмачи толковали, это о том, как люди в своей душе наказаны за злодеяния, — Она собралась с силами, — Я думаю это то, каков наш мир сейчас. Мои глаза открыты, и я больше не вижу сказок. Но я увидела ад и узнаю его. В аду страшно и больно, люди беспомощны и жестоки. Сейчас я ясно вижу это. И не твоя вина, что мир, который я вижу, таков.

— Аштанар, только отдельные земли таковы. Здесь ты в безопасности, Отрофон-Кессеи, я… Я понимаю, почему ты могла подумать так, но они так были жестоки с нами потому, — Он поднял глаза, — Потому что это я их научил, я расспрашивал и искал, как защищаться и быть сильным без связи с лесом, и мне рассказали, что так наши разведчики ловили и допрашивали когда, ну, когда были древние войны, когда все было иначе. Аштанар, прости их, пожалуйста. Ты будешь здесь в безопасности, обещаю.

— Зэбор, не бойся за меня. Я попросила тебя рассказать свою историю, и вижу в твоих словах, что ты тоже был в аду и понял, о чем я. Ты хочешь сказать, что здесь безопасно, но кто из Отрофон-Кессеев в самом деле в это верит? Вместо этого, я вижу, вы верите, что Бальтрат угрожает всем и готов использовать нимов против Архипелага. Если так, ад начнется и здесь, и на моей земле. Мои спутники хотят вернуться на Полуостров.

— Раз так, я уверен, вы можете рассчитывать на поддержку нашего племени. Они не посмеют остановить вас, я…

Она перебила его. Впервые в жизни она перебила человека. Это стоило ей невероятных усилий.

Мир остался стоять.

— Нет, я не готова уйти, не хочу закрывать глаза. Зэбор, извини, что перебила, но не хочу, чтобы ты думал, что это касается кого-то кроме нас с тобой. Я хочу узнать, что происходит.

— Так ты останешься в племени? Оставишь их?

— Я думаю, что им будет безопаснее вернуться на Архипелаг. Я еще подумаю, что сказать им.

— Так ты что же, собираешься остаться с ними одна?

— Нет, Зэбор. Ты не знаешь наверное, Ян передал, что Клин нашелся, они где-то здесь.

— Они живы? — радостно воскликнул Зэбор.

Аштанар ощутила укол стыда за то, что не сказала этого раньше. Он ведь, наверное, винил себя и за это тоже.

— Да, живы. Они в порядке. Они выяснили, почему нимы считают, что можно продавать детей. Они сказали “эта традиция пошла из города Гами”, как передал Глэн. Я хочу отправиться туда и взглянуть своими глазами.

— Аштанар, об этом и речи быть не может, это слишком опасно

— Так иди и защити меня, как ты обещал всем нам. Проведи нас с Яном, поверь в фелла и помоги ему. Маги воюют, нимы страдают. Ты же понимаешь, вот это — почему Нарилия пришла сейчас. Ты же знаешь. Ты сказал мне, я слышала в твоих словах. Ты видел то же, что я. Тоже знаешь, что это ад.

— Мы соберем отряд.

Она звонко засмеялась.

— Вспомни дорогу в Стебиндес и как ты отговаривал моих собственных спутников идти с нами. Ты говорил, настали времена последние. Значит, Отрофон-Кессеи это понимают. И ты пойми. Они не отпустят меня. И Глэн с остальными, и твои соплеменники. Со сказками или без, большой отряд не увидит того же, что мы видели своими глазами.

— Тогда, у повозки, вы рассудили, что тебе невозможно идти за мной, потому что ваши традиции говорят то, как нужно вести себя сказочнице. Аштанар, ты не станешь спорить о том, что потеряла сказки впервые в жизни после того, как послушалась меня тогда. Я не знаю, что тебе нужно и как помочь, я не смогу о тебе позаботиться.

— Да не нужно обо мне заботиться, просто иди рядом. Да, я потеряла сказки. И что? Я уже нашла их больше, чем все сказочницы прежде! Толмачи все знают, я просто не нужна здесь. Как же сказать… Зэбор, я жила в калейдоскопе. Он меня ослеплял. Сейчас он разбился, и мне остались лишь осколки. Но теперь я вижу. Я вижу мир, понимаешь? Вижу реальный мир среди всего, что было прежде. Если нужно быть незаметной, мы что-нибудь придумаем. Пусть Клин меня загримирует. К демонам повозку, к демонам всё это. К демонам традиции, это важнее, ты понимаешь меня?! Это важнее сказок, важнее твоего народа, это же весь наш мир целиком, как он есть! — Она вздохнула и продолжила, — Наши судьбы связаны, Зэбор, так бежим. Выведи меня отсюда.