Лоханка

Глава 1 Знакомство

– Назовите свои фамилию, имя и отчество, – мужчина в гимнастёрке обмакнул стальное перо деревянной ручки в простенькую стеклянную чернильницу-непроливашку и посмотрел мне в глаза. «Проницательным взглядом майора Пронина», – пришло вдруг на память.

– Не знаю, право, как обращаться… – замялся я, всеми силами стараясь изобразить на лице смущение. – Но только не помню я ни первого, ни второго, ни третьего.

Проницательный взгляд изменился. Теперь он сделался недоверчивым, отчего стало ясно – дольше тянуть паузу и ждать «правильных» вопросов мне не следует – могу нарваться на новые неприятности, хотя мне и предыдущих пока более чем достаточно. Поэтому я принялся сбивчиво «объяснять»:

– Очнулся на берегу весь мокрый. В карманах пусто, никаких вещей при мне нет. Продрог, комары жучат, и ни души вокруг. Кто я, откуда, как сюда попал – ничего не помню. А тут ещё и рвать меня стало водой, и в груди ломит…

– Когда это случилось? – перебил мужчина.

– Так сегодня утром. Как раз рассвело и уже солнышко всходило, – заторопился я с объяснениями.

– И где ты в это время был? – а вот теперь во взоре виден проблеск понимания.

– Как место называется – не знаю. Я оттуда шёл вдоль речки справа от неё. Там ещё тележная колея появилась, так по ней до самого села и добрался. А потом по улицам и к пристани подался – её издалека видать. Ну, а там уже вы меня и повстречали.

Мой собеседник на минутку призадумался, повертел в руках ручку, но положил её наклонно, оперев пером о край непроливашки. Встал, обошел стол и оказался у меня за спиной. Хмыкнул и вернулся на место.

– Голова не болит? – спросил он со скучающим видом.

– У меня вообще всё болит, – протянул я жалобно. – Голова тоже.

– Судя по одёже твоей, думаю я, что ты нэпман. Не иначе ограбили тебя на пароходе – ударили по голове, обчистили и скинули за борт.

– Про одёжу ничего сказать не могу, как и про то, чем раньше занимался, – вздохнул я протяжно.

– Чем занимался – по руке читается, – ухмыльнулся мой собеседник. – Давай сюда ладонь.

Никаких причин отнекиваться я не видел – протянул через стол открытую руку и насладился произведённым эффектом. По профессии я автомеханик, так что и мозоли у меня имеются там, где оставил их инструмент, и въевшееся в кожу масло образует заметные следы.

– Так ты, товарищ, не иначе из нас – из пролетариев, – отношение ко мне изменилось мгновенно. – Думается мне, из-за одежды тебя бандиты не за того приняли. Небось, на отдых ехал или в гости. А они, гады такие…

– Так не помню я, товарищ…

– …Агеев я, Дмитрий Иванович, – и посмотрел на меня, будто ожидая, что я тоже представлюсь.

Сокрушённо вздохнув, я пожал плечами.

Агеев тоже вздохнул и принялся за писанину, давая мне время оглядеться. Комната в одно окно обшита изнутри досками и окрашена в какой-то бледный невыразительный цвет зеленоватого оттенка. Кроме письменного стола самого непритязательного вида – короткий рядок стульев вдоль одной из стен, железный шкаф и календарь на стене. Старый добрый отрывной календарь поведал мне, что у нас на дворе июль тысяча девятьсот двадцать девятого года. Значит, мой дед сейчас как раз начинает ползать… но это очень далеко отсюда.

Да уж, закинуло меня так закинуло. Как чувствовал – нет дыма без огня: коли сочиняют люди книжки про попаданцев – стало быть, есть для этого какие-то основания.

Так вот – часов на стене нет, как нет их и на руке моего собеседника. Но до полудня ещё далеко – это я и так знаю, потому что времени после рассвета прошло совсем немного – часа три-четыре.

Что сказать о человеке, задержавшем меня среди базара, что у пристани? Дмитрий Иванович на вид имеет возраст около сорока лет, носит буденновские усы. Обут в сапоги – точно знаю – не кирзовые, но какой кожи, на глаз не определю. Синие галифе и гимнастёрка защитного цвета, перепоясанная обычным ремнём без бляхи. Лежащая на краю стола фуражка имеет след от снятой красноармейской звёздочки. Сама она выгорела до потери определённого цвета, и края чехла у неё заметно опали, прикрывая верхнюю часть околышка.

По всем признакам – человек он штатский, просто такая манера одеваться для этого времени не редкость. Кобура же с револьвером на поясе… получается, что человек при исполнении. Чего он тут исполняет – не ведаю. Я, признаться, и не помню наверняка, какая организация в эти времена главная ответственная за порядок: ЧК, ОГПУ или НКВД. Я и в своё-то время не разбирался, в чём разница между СОБРом, ОМОНом и перронным контролем, как и в том, зачем нужны МВД, ФСБ и МЧС. В смысле – зачем они разные.

Ну да, начальству виднее. Моё дело – машины починять.

Пока я осматривался да размышлял, протокол был написан и дан мне для прочтения и подписи. Закорючку, что на автомате вывела моя рука, Дмитрий Иванович внимательно изучил, но ничего определённого по этому поводу не высказал – не угадываются из неё ни фамилия, ни инициалы.

– Во Владимировку съездим, – сказал он удовлетворённо. – Обязательно нужно показать тебя доктору.

То обстоятельство, что здесь в Петропавловке нет нужного врача, меня не удивило. Наверняка речь идёт о психиатре, которого в посёлке при пристани может и не быть. Так что я слабо кивнул, выражая покорность судьбе, и последовал за Агеевым.

Автомобиль, стоящий в тени тополя, меня не удивил. Поражало, скорее, то, что это вообще способно ездить. Созданный, похоже, ещё до Империалистической войны на заводе Руссо-Балт, он должен был уже несколько лет как уйти на переплавку. Тем не менее машина явно была на ходу. По крайней мере – недавно. Потому что именно сейчас водитель ковырялся в моторе, нелицеприятно о нём отзываясь. Видимо, привычный к этой картине, Дмитрий Иванович присел на лавочку неподалеку, не пытаясь подстегнуть события упрёком или окриком.

Ну, а я полез помогать – мне действительно было интересно поковыряться в этом антиквариате. Засорившийся карбюратор, если не умничать – обычное дело. Мы с Петром – водителем этого керогаза – успели всесторонне обсудить привычную проблему… ну, и как устроить фильтр – тоже придумали. Правда, я не знал, где взять для него фильтровальной бумаги, зато Дмитрий Иванович со своего места «в партере» подсказал насчёт промокашек, которые я только раз и видел каком-то старинном мультике. Куда уж мне догадаться о том, что нынче они – обычное дело.

А потом мы поехали. Грунтовая дорога нещадно пылила, через Мурню вместо знакомого мне бетонного автомобильного моста был перекинут узкий настил, положенный на деревянные сваи, зато железнодорожный мост вдали ниже по течению был там же, где и в моё «бывшее» теперь время – я знал эти места по двадцать первому веку и не удивлялся отличиям. Подъем из поймы в степь, прорытый в высоком глинистом обрыве, оказался заметно уже и немного круче, чем «раньше». А потом мы свернули налево и вскоре прибыли в соседнее село, где вокруг базарной площади толпились дома: или целиком кирпичные, или с каменным первым этажом. Большинство – двухэтажные.

Жаркий летний день тут в Нижнем Поволжье, разогнал народ в тень, так что никакого столпотворения не наблюдалось. Флегматичный верблюд жевал что-то, в пыли ковырялись грязные куры, а доктор, к которому мы приехали, был занят. Впрочем – недолго.

Выслушав объяснения Агеева, этот средних лет мужчина деловито занялся мной. Такое впечатление, что психиатры рождаются с молоточком в руках. Или он невропатолог? Я в них не сильно разбираюсь, а называли его просто доктором и по фамилии. Этот доктор тоже поводил молоточком у меня перед носом, и по коленке стукнуть не забыл. Осмотрел и ссадину на голове – не зря я старался, наносил её себе сегодня утром… хоть и больно было, но людям для принятия «верных» решений требуются основательные причины. После ряда вопросов, на которые я твёрдо ответил: «не помню», прозвучало заветное слова «амнезия». Признаться, я надеялся, что к этому добавится ещё и определение «посттравматическая», но почему-то не дождался. Некоторое время потребовалось на составление каких-то бумаг. Потом был визит к фотографу, где меня запечатлели и в фас и в профиль.

– В общем так, товарищ! – сказал Агеев, когда со всем этим было покончено. – Пока мы здесь, надо бы выправить тебе удостоверение личности. А потом, как фотографии высохнут, так и вклеим. Сам понимаешь, сколь удобней было бы, окажись при тебе документ. Тем более – память тебя, вишь как подвела. Фамилию тебе дадим «Беспамятный». Ну, а имя и отчество – соображай, какие нравятся.

– Так, давай Иваном Сергеевичем назовусь, – ответил я не задумываясь. Дело в том, что это действительно мои имя-отчество. Если так меня и станут окликать, то причин для путаницы в будущем окажется меньше.

– Вот и ладно.

Мы посидели немного в тени деревьев – тут что-то вроде сквера или парка, только очень маленького размера. Потом забрали у фотографа готовые портреты и зашли в одно из учреждений в комнату на первом этаже, где прямо с моих слов мне в два счёта красиво оформили вполне приличную бумагу. А тут и водитель подтянулся – он прошёлся по лавкам и теперь нёс несколько свёртков.

– Вот ещё что, Иван Сергеевич! – с видимым удовольствием обратился ко мне Дмитрий Иванович. – Работать я тебя определю в судоремонтные мастерские. Ну и на квартиру пристрою. Тебе ведь нынче всё без разницы, а жить на что-то нужно. Пусть и с самого начала, но не на пустом же месте.

– Спасибо, товарищ Агеев, – ответил я с обречённым видом, хотя на самом деле был донельзя доволен – мне предложили как раз те самые шаги, делать которые было необходимо в любом случае. А тут, можно сказать, за ручку приводят к нужному месту. Мы ведь когда сюда ехали ещё по острову мимо причалов, я видел десятки мужиков, что на тачках перевозили соль от вагонов на баржи. Это далеко не та работа, выполнять которую хотелось бы всю оставшуюся жизнь. Другое дело – мастерские. Там, конечно, тоже вряд ли имеется существенная автоматизация или механизация, но деятельность типа «бери больше – кидай дальше» меня вообще никогда не прельщала. Монотонный однообразный труд – утомительная штука. Он не обещает ни вдохновения в процессе, ни удовлетворения в финале.

Обратная дорога через голую степь до спуска в пойму была прокалена лучами жаркого полуденного солнца и покрыта толстым слоем раскатанной в пудру пыли, из-под которой местами проглядывала твёрдая корка глины. Плотный непрозрачный шлейф поднимался позади нашего экипажа, а я невольно прислушивался к звукам мотора – его песня для меня – открытая книга. Пусть он стар и сконструирован в незапамятные времена. Пусть уровень компрессии в нём способен вызвать только грустную улыбку, но клапана отрегулированы не слишком хорошо, да и поршневые кольца поизносились. Впрочем, есть ли они здесь, я не уверен. Не заглядывал в цилиндры. А конструкторы прошлого могли думать вовсе не так, как я.

По тому же мостику мы переехали сонную Мурню и быстро добрались до Петропавловки, которую и проехали насквозь, двигаясь вдоль берега просторного затона. Слева, как и в моё время, тянулись одноэтажные домики в окружении садов. Справа – гладь реки, на которой маячила заякоренная баржа, ожидающая буксира. Она низко осела, заполненная Баскунчакской солью так, что вершины горок сероватого цвета виднелись поверх бортов.

Постройки на берегу – сараи, бараки и пара-тройка вполне завершённого вида домиков – это и были судоремонтные мастерские. Тут Агеев «отпустил» машину с водителем. Вернее, он велел Петру куда-то поехать и что-то привезти, но я не вслушивался – дело в том, что трудиться в этом убогом учреждении мне ни капельки не хотелось. Хотя вряд ли что-то более цивилизованное отыщется здесь прямо сейчас. С другой стороны – не в моём положении особо капризничать – и без того влип по самое не хочу.

Надеюсь, вы меня понимаете: приехал в отпуск порыбачить и «улетел» в прошлое аж на восемьдесят четыре года. Как раз в самые непонятные времена, когда, насколько я помню, начинались индустриализация, коллективизация и масса других событий… что-то даже о голоде припоминается. Нет, дат я не знаю, но общее впечатление такое, что на волне классовой борьбы сейчас происходит масса потрясений. А жить в эпоху перемен – удовольствие сомнительное. Сам-то я в лихие девяностые был ещё пацаном, но и мне впечатлений перепало достаточно. Ну, когда в семье царит чувство неуверенности в завтрашнем дне – это напрягает не по-детски.

В общем, вместо того, чтобы прислушиваться к чужим разговорам, я брал себя в руки и справлялся со внутренним протестом. Потому что не заслужили мои спутники инсценировки в стиле: «ах какой я весь из себя несчастный» – они помогали мне деловито и целеустремлённо. Для жителя крупного города страны, вставшей на рельсы капиталистического развития, это не слишком характерно – уж поверьте мне. Но в глубинке люди другие даже сейчас… то есть не прямо сейчас, а там, в будущем. А уж нынче… впрочем, как говорится, будем посмотреть. Я тут – человек новый.

– Механик, говоришь? Это хорошо, – плотный дядька во френче привычным жестом поправил пенсне и принялся листать лежащую перед ним на столе амбарную книгу. – Механик это хорошо. Так ты, Иваныч, рекомендуешь, значит, товарища Беспамятного, – и отследив согласный кивок Агеева, заключил: – Тогда, Иван Сергеевич, завтра приходи по второму гудку. Отыщешь мастера Маркелова и скажешь, что направлен к нему в бригаду. Сейчас познакомить вас не могу – на плашкоуте они. Но поутру будут здесь.

Крепыш отвёл меня в соседнюю комнату, совершенно пустую, зато с зарешёченным окошком в стене, куда и постучал, а потом и бумажку туда засунул:

– Выдай, Клавдия, подъёмные новому работнику.

Мне отсчитали несколько древнего вида купюр, за которые я тут же расписался, и более не задерживали.

Любопытно тут. Ни страха перед чекистами, ни опасения нарваться на мошенника, ни бюрократической волокиты – устройство на работу не потребовало и десяти минут. Впрочем, как я понял, ходатайство Агеева избавило меня от любых лишних вопросов – он тут человек известный и авторитетный.

Дальше шли пешком, удаляясь от берега по деревенской улице. Плетни и тын сменяли друг друга, докладывая о состоятельности хозяев. Деревянные бревенчатые дома выходили на улицу небольшими затейливо изукрашенными крылечками. Впрочем, выглядели они так, как будто никто ими не пользуется – неподалеку всегда имелась калитка в изгороди с протоптанной к ней тропой. Часто во дворах присутствовала и вторая постройка жилого вида – мазанка. Их в моё время называли летними кухнями. Встречались и дворы, где дом только строился, а мазанка уже стояла. Или не строилось никакого дома, но летняя кухня уже имелась.

Куры бегали, иногда доносились и «ароматы» свинарника. На некоторых подворьях хлопотали хозяйки, провожавшие нас любопытными взглядами. Мы здоровались со всеми без разбору.

Минут через десять неспешной ходьбы, уверенно открыв калитку, Дмитрий Иванович вошел на неопрятный участок:

– В паводок хозяин здешний в сети запутался, да и утоп. Жил он бобылём. Так что – устраивайся пока. А там видно будет – может наследник какой объявится, или ещё что. Тогда и сообразишь… – он не договорил, растолковывая, что мне такое придётся соображать, а попрощался и ушёл.

Дома на этом участке не было – только мазанка в глубине огороженной расхлябанным плетнём территории почти у задней его границы. Стёкла в окнах целые. В дверных петлях, что для навесного замка, продета проволочка, концы которой пропущены через свинцовую пломбу. Очень железнодорожно эта конструкция выглядит. Отломать этот запор оказалось минутным делом. А потом шагнул сразу в комнату – никаких тамбуров или сеней здесь и в помине не было. Размер примерно три на три метра. Кровать, столик под окном. Колченогая табуретка. Посередине кирпичная печка – скорее маленькая дровяная плита для приготовления пищи, чем отопительное устройство. По стенам развешана одежда.

Скромнейших потребностей человек обитал тут раньше, чистый аскет. На полочке жестяная коробка с солью да бутыль растительного масла с толстым плотным осадком на дне. Сковорода с ручкой и три чугунка. Пара ложек, наполовину сточенный нож и пяток толстостенных фаянсовых тарелок, не принадлежащих одному сервизу. Собственно, обнаружив их, я вспомнил, что с самого утра ничего не ел. А картофельные кусты, торчащие из земли на участке – видел.

В сарае, что находился под одной крышей с «жилой частью», разыскал лопату и тут же обнаружил ещё одну печку-плиту совсем маленького размера. В колодец заглянул – есть вода. В общем, наварил картошки в мундирах, сдобрил пахучим подсолнечным маслом, посолил по своему вкусу и хорошенько заправился. А потом и прилёг поверх закинутого какой-то ветхой, но чистой тряпкой матраса: и жарко, и устал, и изнервничался. Да и предыдущую ночь назвать спокойной у меня язык бы не повернулся.

Ох и выспался же я! Остаток дня, вечер и всю ночь дрых, как из пушки. Проснулся свежим и озабоченным – как бы на работу вовремя прийти. Агеев говорил – по второму гудку. Нет, не Агеев, а тот, во френче. Думаю – начальник мастерских. Может, и не самый главный, но всё равно – заметная личность. Ну да ладно – познакомлюсь ещё с людьми. А пока – почистил несколько оставшихся со вчера варёных картофелин, перекусил и услышал гудок. Думаю, что это был первый, а мне нужно ко второму. До мастерских идти минут десять, а сколько времени проходит между сигналами? Не знаю. Но вряд ли меньше получаса. А нужно ещё подумать о том, как одеться – спецовки-то мне никто не выдал, и вообще я не знаю, как тут это дело поставлено. Мужчины обычно носят что-то вроде пиджачной пары, только вот брюки с верхней частью этого костюма не особо-то совпадают. На ногах чаще всего сапоги или ботинки.

На мне же прямые летние брюки серого цвета и голубая выцветшая рубашка с короткими рукавами и двумя нагрудными карманами. Ткани на них, по сравнению с теми, что носят нынче, значительно тоньше и качественней – это сразу бросается в глаза. Кроме того, сланцы на ногах – не та обувь, в которой стоит расхаживать среди железа.

В общем – покопался я среди развешанных по стенам вещей – старая сатиновая косоворотка с залатанными на локтях рукавами и штаны темной материи, без видимых следов износа, пришлись вполне удачно. Башмаки тоже оказались впору, только были они изнутри жёсткими и колючими. Это потому что рассохлись, ну и без носков. Головной убор свернул себе из газеты – лежало тут несколько штук. Правда получилось у меня только с третьего раза – ломкая нынче бумага и рвётся легко. А, может, просто состарилась от долгого лежания?

Выбрался на свежий воздух – у соседей во дворах отчётливо слышится шевеление. И справа и слева тоже люди собираются на работу. Умывальник брякает, тянет съестным. Ясное дело – поздоровался, назвал себя, выслушал ответные приветствия, да и пошёл потихоньку в сторону мастерских – я ведь пока ничего тут толком не знаю, ориентироваться во времени – и то не умею. Светить мобильником, в котором есть часы, нельзя – я его вообще спрятал вместе со всем остальным ещё до того, как идти к людям. А опаздывать нехорошо. Не стоит дразнить судьбу – вчера она была ко мне благосклонна.

Что рассказать о своём первом рабочем дне на новом месте? Да ничего особенного – приняла меня бригада в качестве самого главного по части подать, принести или подержать. Лет-то мне и двадцати пяти ещё нет, а отросшая за время отпуска короткая бородёнка никого не введёт в заблуждение. Мы копались в машине причаленного к берегу колёсного буксира – шатуны, трубопроводы, сальники, золотники. Собственно, разобраться в этом хозяйстве больших проблем не было, но об этом меня никто и не спрашивал – я тянул или толкал то, что указывали – мужики не хуже меня понимали, что тут да как. Где рычагом, где талью, а то и кувалдой. Не заметил, как и рабочий день закончился.

Вечером зашёл в магазины, что возле пристани – купить зубную щётку. А они тут деревянные из настоящей свиной щетины. И зубной пасты нет – только порошок. Мыла два сорта – хозяйственное и банное. И совсем не продают мочалок. Бритвы исключительно опасные, те самые, вроде складного ножика. Поглядел я на них и решил, что борода мне к лицу. Буду дальше отпускать. Чайник купил, заварки, пару кружек, а потом притормозил – не такие уж большие деньги мне выдали в качестве подъёмных. В общем – двинулся домой, с хозяйством знакомиться и осваиваться, да и с соседями пообщаться нужно.

Тут ведь не город, где соседа по лестничной клетке можно не встречать годами – всё иначе. Заодно выяснить, когда копать картошку и как её хранить, потому что подвала у меня нет. Где брать дрова, как приобрести кровельный материал – а то крыша не внушает доверия. В общем – забот у меня теперь много. Пусть и без скотины, но целое хозяйство.

В мастерских я потихоньку освоился. Тут основных специальностей три. Плотники – это если деревянное судно в ремонт приходит – тут уж им куча работы. Клепальщики – по железным корпусам трудятся. Ну, а мы, механики, чиним всё остальное. Тут тебе и рулевое управление, и машинный телеграф, и переговорные трубы. Случается, придёт баркас с дизелем, а бывает и с паровиком – я тут, считай, в живом музее техники тружусь. Интересно на работе. Для меня это важно, чтобы не от звонка до звонка, а с желанием и удовольствием. Потихоньку обзавёлся своим инструментом – его неохотно дают в чужие руки. Так что: одно сделал, другое купил, что-то в кузнице по моей просьбе отковали. Зарплата оказалась не слишком маленькой, особенно с учётом огорода и по выходным я рыбку ловлю понемногу.

В обед тут в мастерских обычно или своё едят, из дома прихваченное, или жены приносят мужьям. Да несколько тёток пирожки притаскивают в корзинах на продажу – так я покупаю у одной тощенькой. Насколько эта краля пригожа – сказать не могу. Женщины так обматываются платками, что кроме глаз ничего не видать – солнышко-то тут палит немилосердно, а девки и бабы берегут лица от загара.

А лодку свою, снасти и туристическое снаряжение я домой приволок, как только всё устаканилось. Как раз сарай с навесом подновил, комнату отремонтировал, ну и спрятал всё как следует – нечего мне тут людей смущать камуфляжной одеждой, мобильным телефоном или планшетником, не говоря о разборных вёслах из алюминиевого сплава, да ещё и с пластиковыми лопастями. Спокойно тут живётся, неторопливо. Пастилы насушил из яблок со своих деревьев, чернослива, кураги. Балычков навялил. Погреб вырыл да картошечки туда заложил килограммов полтораста – я ведь один живу, мне хватит. Тем более что и муки и круп тоже сделал небольшой запасец. Я бы и макаронами не побрезговал, но на прилавках их не увидел, а спрашивать побоялся – вдруг их ещё не изобрели? А я тут вылезу с непонятными словами.

Могу и мяса себе позволить, хотя оно дороговато. Подумываю ружьишко купить, чтобы осенью настрелять уток. С соседями лажу – я в сарае своём мастерскую потихоньку оборудовал. А людям то поточить что-то нужно, то запаять, то ещё чего. Нет, денег не беру – зачем они мне, когда то одна соседка яичек подбросит, то другая творожка принесёт. Мужики, если с крупным чем работают, меня на подмогу зовут. А когда мне помощь требуется – так завсегда пожалуйста. Только про обходительность забывать не надо и разговор так строить, чтобы человека к себе расположить.

Это, конечно, и нашем веке не лишнее, но в том темпе, к которому я привык, здесь ничего не выходит. А ведь, если надо чего привезти, необходимо договориться с владельцем лошади и телеги, чтобы он выбрал удобное для себя время – никто тут по первому зову зарабатывать малую денежку не бросается – всяк к себе уважения требует, а пока идет обмен реверансами, прощупывает – чего для себя полезного можно от тебя поиметь. В смысле услуги, конечно. Обстоятельная патриархальность не вполне ещё покинула эти захолустные места.

Вот я и налаживаю людям электропроводку – тут в этом мало кто понимает. А для меня всё привычное – розетку поставить, выключатель перенести или патрон с лампочкой пробросить в нужное место. Правда, провода приходится крепить иначе, да и сами они другие – с тканевой изоляцией.

Тихо тут в двадцать девятом году, спокойно и благостно.

– А что это ты, Иван, деревья не окопал? – молодуха, чей участок с задней стороны от моего, стоя по другую сторону плетня, оперлась руками на его верхнюю кромку и глядит тревожным взглядом, словно чем-то испугана.

Я отложил в сторону отвёртку из походного набора инструментов, что у меня ещё из той, прошлой жизни – со сменными битами, – и ненароком надвинул поверх неё лист фибры, с которым работал:

– Так не научил никто, – ответил. – Не знаю, как это полагается делать и когда.

– А чего тут знать? – соседка, а зовут её Анной, даже назад подалась от удивления. – Упавшие плоды собрать, а потом взять лопату и вперёд, чтобы корням дышалось и сорная трава соки из земли не пила в приствольном круге. Чай, есть у тебя лопата? – И слышу, будто намёк какой-то в её голосе.

– Должна быть, – отвечаю. – А не взглянешь ли ты на неё опытным взглядом, не подскажешь ли, с какого конца браться, да как обращаться с ней?

Теперь гляжу, призадумалась уже женщина. Зыркнула опасливо по сторонам и замерла в нерешительности. Дело в том, что все участки неплохо просматриваются через изгороди и, хотя других соседей в ближней округе не видать, но деревья и кусты могут скрыть обладателя пары любопытных глаз… а ей этого не надо.

– Ты, Ваня, ступай в свой сарай, а я, так и быть, взгляну на твою лопату, – а сама в дровяник свой подалась, что как раз задней стенкой к моему сараю примыкает. Не иначе есть тут проход, думаю. Ну и пошел, куда послали.

А там вижу, отодвинула Анна доски и неприметно для соседей уже ко мне перебралась:

– Так будем лопату смотреть? – и глядит встревоженно.

Сама она – совсем девчонка ещё. Лет девятнадцать или двадцать. Росту и сложения среднего – всё при ней. Какова с лица – не скажу. Платок накручен так, что только щель для глаз оставлена. Но мне это сейчас не так уж интересно – я руки ей положил пониже талии и к себе потянул – очень уж прозрачно она дала мне понять, чего хочет. Так я тоже не против, а очень даже готов.

Огладил руками выпуклые места – чувствую, разгорается моя неожиданная благодетельница. Подсадил я её на верстак, подол приподнял, да и порадовал, чем мог.

– Быстрый ты, – только и сказала она мне. Соскользнула вниз, обняла благодарно и нырнула обратно к себе.

Почесал я в затылке – уж как-то очень непривычно, оказывается, делают это самое тут в двадцать девятом году. Но ничего говорить вслед не стал, кроме:

– Спасибо, милая! Заглядывай, если что.

Посмотрела она через лаз уже со своей стороны, молча кивнула и ушла. Наверное, показалось – ничего ведь не разглядишь из-за платка – но почудилось, будто на глазах у неё блеснули слёзы. Может, из-за того, что недолгой получилась эта мимолётная любовь?

Соседка эта, если муж ее был в рейсе, с того случая меня навещала. Рассказала, что лаз в стенке ещё предыдущий хозяин моего нынешнего дома оборудовал. Он вообще-то пьянчужкой жил, рыбку ловил, продавал да пропивал. Залезть к соседям и что-нибудь слямзить грехом не считал. Хотя дырку эту я не обнаружил, когда ремонтировал сарай – аккуратно сделана.

Участок я прибрал, огород обиходил, деревья окопал, бурьяны извёл – помогал в своё время родителям на даче, так что в основах земледелия разбираюсь. Силёнок у меня достаточно, руки не обе левые – так что устроился не хуже других. Водопровод, канализация и центральное отопление постепенно забываются, как и телевизор, надоевший мне ещё в прошлой жизни.

А с Анной мы, время от времени, грешили по-быстрому. Она всегда приходила неожиданно буквально на несколько минут и торопилась обратно. Мужа её, Никодима, я видел издалека – он не в наших мастерских работал, а где-то на реке. Видный парень, заметно старше меня, но представительный. И чего бабе в нём недостаёт? Ну да мы об этом не разговаривали с ней – всегда торопились и редко когда каким словечком перекидывались. У меня даже сложилось впечатление, будто мы делаем какое-то важное общее дело, словно товарищи по работе.

С другой стороны, эти тайные от всех и ни к чему не обязывающие отношения устраивали меня наилучшим образом – заводить семью я не намеревался.

В мастерские пришел новый заказ. Не на ремонт судна, а на изготовление лоханей для… то ли бетона, то ли раствора цементного. Где-то в Сталинграде нынче идёт большое строительство – туда и потребовалось этакое оборудование. По существу – просто большое корыто с ушами по углам, чтобы можно было зацепить краном и подать куда следует. Начальник наш собрал работников и пламенной речью воодушевил на помощь строителям тракторного завода. Потом ещё секретарь партийный его поддержал, воззвал к нашим энтузиазму и пролетарской сознательности, ну, а мы, как положено, похлопали. Хотя работа тут была только клепальщикам – остальные-то ни при чём. Ну, а чуть погодя – скандал – в том месте, куда сходятся сразу три плоскости – то есть в углах, получилась течь.

Не, ну и какая, спрашивается, проблема? Заткни дырку чем попало, замажь хоть соплями, и после начала применения цемент всё равно это место намертво запломбирует. Да только слышу, как дядька в кожанке, что приехал принимать работу от заказчика, директора нашего в конторе кроет за безответственность, вредительство и отсутствие партийного чутья. Мужики наши, ясное дело, сочувствуют своему начальству и кувалдами пытаются грозу от его головы отвести – щели заплющить, зачеканить. Да только лист наш – самый тонкий – шесть миллиметров толщиной. Слабым ударом его не проймёшь, а сильным недолго расшатать соседнюю заклёпку – в общем можно сдуру наделать большой беды.

Тут я возьми и ляпни:

– Здесь бы электросваркой…

– А где мы сварщика возьмём? – взбеленился наш бригадир дядя Вася Маркелов.

– А что, разве в мастерских есть аппарат? – вот как-то так меня стрельнуло в этот момент, потому что не об отсутствии трансформатора речь зашла, а о специалисте.

– Есть, – говорит, – техника. Да вот работать с ней никто не умеет. Послали мы человека на учёбу, а только не вернулся он – его на тамошний завод направили по комсомольской линии.

– Да чего тут уметь, – отвечаю. – Было бы чем, а сделать – не проблема.

Мигом притащили со склада здоровенный металлический ящик с торчащей через стенку эбонитовой рукоятью. Ну, с проводами уже мне самому пришлось возиться, электроды разыскивать, маску – всё имелось, но лежало под замком в добротном сарае. А через часок-другой я в лучшем виде обеспечил герметичность всех лоханок.

Нет, я не сварщик, если говорить всерьёз. Но умею маленько – каких только навыков ни нахватаешься, когда занимаешься ремонтом автомобилей!

Вообще-то в моём положении сидеть нужно тихо и не привлекать к себе внимания. То есть – ходить на работу, копаться на огороде да рыбку ловить. В крайнем случае можно запереть дверь, занавесить окна и поиграть в игры на планшетнике – есть у меня с собой несколько особенно полюбившихся не слишком сложных игр. Или почитать – книжек тоже накачано прилично. Вообще-то этот девайс я прикупил для работы – тут у меня каталоги запчастей, адреса поставщиков, записи, справочные материалы по некоторым хитрым приемчикам насчёт восстановления деталей после износа, рецепты нескольких мастик… да много чего накопилось за годы работы и так называемого технического творчества.

Я ведь из школы сразу пошел в ПТУ, а там и на работу устроился. В армии меня не шибко гоняли в поля да на стрельбища – держали при парке в ремонтном подразделении и грузили той самой работой, к которой душа лежит. Потом ещё предлагали заключить контракт, но мне поднадоели все эти монстры… я про танки, самоходки и тягачи вместе с бронетранспортёрами. В общем, вернулся к «Лексусам», «Фордам» и «Ниссанам». Заработка хватало, тем более что обзаводиться семьёй я не спешил. Как-то не нуждался в этом. А уж выбраться на рыбалку тогда, когда пожелаю, и в интересное мне место – никогда себе в этом не отказывал.

Всё-то было хорошо… ну да и здесь я также хотел жить мирно и праведно, никого не беспокоя и радуясь предсказуемости бытия. Но ситуация начала меняться. И всё из-за этих лоханок. Меня сразу назначили сварщиком, и сарай с причиндалами для этой работы тут же сделался «моим». Подчинялся я теперь прямо начальнику мастерских и в основном занимался теми самыми лоханями – сваривал их без всякой клёпки, потому что других работ нашим клепальщикам на этот период выпало очень много. Так что пришлось мне закрывать брешь в производственных возможностях мастерских, потому что от заказа с важной стройки отказываться было политически близоруко. Это до моего сведения довели. И, да, лист привезли потоньше – тройку и четвёрку. И ещё – уголки. А то уж больно тяжелыми были наши первые изделия – почти на тонну вытягивали.

В одно из этих корыт размером два на четыре метра я и пристроил газосварочную аппаратуру, а таковая тоже тут оказалась припасена. Только ацетилен нынче не в баллонах – его нужно получать из карбида в специальной бочке. Ну и с кислородом постоянно случались перебои – его привозили издалека. Поэтому газом работали только в местах, куда не протянуто электричество – обычно на выезде. Вот для таких случаев я и использовал одну из лоханок в качестве понтона. Буксировали её куда нужно, ну, а остальное уже за счёт длины шлангов. Всё-таки размер два на четыре метра – это довольно-таки приличное судёнышко для размещения в нём оборудования массой в сотню-другую килограммов.

Следующим шагом оказалась высказанная начальником мастерских мысль, поставить эту передвижку на колёса, чтобы не на катках катать её по берегу и не волоком тягать… хе-хе. Он у себя дома делал водопровод, а я по-соседски помогал. И сварка для этого дела была ох как не лишней. А мысль подкатить сварочное оборудование прямо к крыльцу почему-то его очень увлекла.

Колёса же для подобной махины, а только корпус тянул больше чем на полтонны, были нужны немаленькие, уж никак не от телеги. От трактора «Фордзон-Путиловец» показались мне подходящими – я так начальнику и сказал.

Задние колёса, которые в диаметре около метра. Так снабженцы вскорости привезли откуда-то четыре штуки. Видно было, что не новые, может даже с окончательно сработавшихся машин, или где моторы угробили в хлам? Ну да в кузнице их чуток подправили, я подварил немного в сомнительных местах. А потом началось рождение ужасного угробища, в котором всё было не по уму, а по начальственному указанию. Спорить мне и в голову не пришло – до дома директора мастерских оно как-то доедет, а большего от этой колымаги и не требуется.

Первая же проблема возникла с осями. Обычная-то тележная, что делается, грубо говоря, из лома, коротка – тут нужно больше двух метров. А из арматурной стали, по общему приговору, делать негоже – мягкая она, эта сталь, и никакой закалкой этого не поправить. Никак не могли сыскать в имевшемся у нас сортаменте проката ничего подходящего. Вот тут-то и приволокли со станции Ахтуба, что от нашей Петропавловки сразу за железнодорожным мостом, какие-то огромные пружины. В кузнице их распрямили в пруток, который потом снова закалили. Длина вышла подходящая, только на мой взгляд тонковато оказалось. Хотя да, хороший материал, прочный, упругий. А главное, точно входящий в один из размеров имевшихся у нас стальных труб.

Их, трубы эти, я и вварил, но не под днище, а поверх, выпустив концы сквозь борта так, чтобы не потерять герметичность корыта. Почему не снизу? Так чтобы в случае чего можно было опять на катках это чудо передвигать, потому что на мой глаз, колёса должны были вскорости отвалиться. Токарный станок в мастерских имелся, так что переходные детали выточили и колёса на оси насадили. Практически с этого шага и началась эпопея сварочной передвижки, способной покорить сразу две стихии. Причём и то и другое делала она отвратительно.

На суше эту махину приходилось буксировать трактором, потому что для лошади подобный груз был великоват, особенно в горку, а собирать упряжку из четырёх или шести голов как-то нынче уже и не принято. Все уже потихоньку начинают уповать на моторы – кое-какая техника в Петропавловке есть – бегают грузовички и трактор в порту то и дело что-то тянет на салазках.

Так вот – на моей телеге колёса были закреплены на неподвижных осях, отчего поворачивать в узких местах приходилось, переставляя один из концов экипажа малой подачей при помощи здоровенных ваг. Хотя по голой степи по дуге большого радиуса заворачивали без особых проблем. Ну и когда пошли дожди и дороги развезло – колёса намертво уходили в вязкую местную глину – грунтозацепы очень этому способствовали.

На плаву понтон более-менее держался, если был к чему-то причален или приткнут к берегу, но буксировать его предпочитали тихонько-тихонько, чтобы не захлестнуло поднятой тупым носом волной. Тем не менее, получившееся чудовище со мной в придачу активно использовалось и во Владимировке, и в солепогрузочном порту Петропавловки и на станции Ахтуба и даже на Баскунчаке, на солепромыслах. Не моего ума дело, зачем наш директор частенько ссуживал нас с повозкой другим местным начальникам, но, похоже, корысть для него в этом была немалая аж до самого того момента, когда это порождение его мрачного гения не увязло во владимировской грязи так, что ничем его выволочь не удавалось. Зима в этом году выдалась гнилая – земля размокла, пропитавшись влагой, и не захотела выпускать свою добычу.

Не упущу случая помянуть здешнюю глину. По способности намертво вцепляться во всё она поистине уникальна. Вот вроде бы размокает в воде и разминается колёсами и ногами, а от сапог её приходится отрезать ножом – настолько крепко прилипает, образуя прочный неподатливый слой. Если отмывать квачиком – уходит прорва времени. Я ведь во многих местах побывал и немало разных грунтовых дорог перемесил в непогоду – так что за слова свои отвечаю. Наша, скажем, подмосковная грязь – так это же просто одно удовольствие её отмывать – размочил да оттёр. А тут – будто каучуковую мастику удаляешь, боясь повредить обувку.

Так что карбидный аппарат мы с безнадёжно влипшей повозки сняли, и велел мне начальник построить новую плавающую телегу.

– Только, – говорит, – не колёсную строй, а сразу гусеничную. И с мотором – добудут для такого дела всё, что нужно. Чтобы не изобретать велосипеда – съезди на солепромыслы на Баскунчак, глянь на трактор «Коммунар» – вот то, что нам нужно. Он, хоть и не быстро едет, зато через любые хляби пропирает.

А мне, сразу признаюсь, затея эта пришлась совсем не по нутру: хоть и приплачивают щедро за сверхурочные, и командировочными не обижают, да только всех денег не заработаешь. Я покой ценю, размеренность, налаженный быт. Энтузиазм – это, может, для кого другого хорошо, но мне удобней постоянный рабочий ритм. В общем, поговорили мы об этом с дядей Васей Маркеловым, бригадиром механиков, вечерком у меня под обильную закуску, ну и не всухую, конечно.

– Ты, Ваня, видать, от потери памяти мозгами совсем не шевелишь, – объяснил он мне. – И не соображаешь, что когда начальство между собой полезно дружит, от этого у нас с железной дорогой никогда проблем нет, если привезти чего нужно. И речники завсегда чего надо подбросят. Те же снабженцы тоже друг другу то взаймы чего дадут, то поменяют одно на другое – вот и есть у нас завсегда материалы, а с ними – заработок. Так что ты уж давай, собирай заново свой экипаж, потому что сварщик, сам понимаешь – на вес золота. И от того, как ты соседним предприятиям понравишься, зависит, сколько пользы они нам принесут.

Выслушал я речи мудрые, вспомнил кота Матроскина из незабываемого мультика про дядю Фёдора, но поступить решил так, чтобы как можно дольше меня никуда не посылали. Во-первых, не стал говорить, что сварочный трансформатор можно и на телеге куда нужно увезти, если там есть электричество. Во-вторых, то же самое можно проделать и с ацетиленовой аппаратурой, хотя это и не столь удобно. А в-третьих, расписал, чего мне нужно для новой передвижки. Сразу сказал, что мотор требуется не иначе как от танка, трансмиссия, гусеницы, катки… я же разбираюсь в этом. Только ума не приложу, какие нынче в двадцать девятом году танки стоят на вооружении. Помню, что где-то в тридцатых были БТ и ещё Т какие-то, но у нас-то нынче пока двадцатые, хотя и конец.

Я ведь не историк, так что наверняка могу сказать только, что пулемёт Дегтярёва уже есть, и поликарповский У-2, который в войну будет ночным бомбардировщиком. А про остальное – знать не знаю, ведать не ведаю. Ну и высовываться с идеей перевозки сварочного трансформатора на простейшей двухколёсной тележке не собираюсь… хе-хе. А то опять начнут гонять на внешние работы.

И вообще, объяснил мне дядя Вася, что здешние начальники ради большой дружбы любят оказывать друг другу большие услуги – то есть если подвезти аппаратуру на обычной телеге, то это будет выглядеть не особо-то убедительно. А вот когда трактором приволакивают железную дуру на огромных колёсах – тогда да, сразу видно, что начальник судоремонтных мастерских не скупердяй какой, а дельный человек с масштабным мышлением.

Почему я не потребовал частей от трактора «Коммунар»? А вы его видели? В нём одного железа восемь тонн – не поплывёт он без парома да буксира. А если на эти гусеницы поставить понтон нужного объёма – целый дом получится. Делать подобное уродство – слуга покорный. Этакую пакость сотворять не хочу и не буду – она же на улице не развернётся, чтобы чего не сшибить.

Уже после Нового года подморозило. Тогда бригада с ломами выковыряла залипшие в грязь колёса моей передвижки и приволокла её опять в мастерские. Тут уж деваться было некуда – опять стали меня сдавать в аренду то туда, то сюда. Так и не дождался я ни гусениц, ни двигателя, ни трансмиссии от танка – говорят, аж на Украину за ними послали человека. Он, вроде как нашёл все нужные вещи и теперь договаривается, на что сменять и как привезти. А у меня – сплошные работы на выезде с нашей самодельной передвижкой. Мало времени остаётся на всё остальное – то в один конец приходится катить, то в другой.

Даже про то, как стану прилаживать к корыту гусеницы и мотор – думать некогда. Да и нечего тут особо соображать, пока не привезли всего, что просил. Только в отношении подвески кое-какие мысли шевелятся в голове. Дело в том, что у меня имеется всё для устройства торсионов – оси из распрямлённых пружин отлично работают на скручивание. Остаётся прикинуть усилия и соотнести их с массой повозки. Ну и длину рычага выбрать. У меня ведь на планшетнике имеется калькулятор и электронные таблицы. Не самое лучшее программное обеспечение для инженерных расчётов, но хоть что-то. Тем более – в электронных таблицах уже забита куча страшнючих формул. Таких, какие мне ни в жизнь не написать. Ну и главное удобство – можно и свою формулу загнать, а потом, меняя исходные значения, добиться нужного результата. То есть найти решение методом подбора – я ведь не гений математики, матанализов не изучал.

Ещё у меня тут рисовательная программа имеется. То есть – создашь изображение одной из проекций детали и крутишь её, по-всякому прилаживая и рассматривая, как она будет себя вести при рабочих движениях или при сборке. В объёме, конечно, было бы интересней, но с такими программами я не работал, да и нет их у меня на планшетнике.

Потом была весна, работы на огороде, половодье, перед которым свайный мост через Мурню разобрали, и связь с большим миром теперь проходила только через железнодорожный мост, по которому к реке привозят соль. Вообще-то концы тут небольшие, километров пять-семь между посёлками.

Мы с Петрухой – шофёром Дмитрия Ивановича – довели его «Руссо-Балт» до приличного состояния. Тут такое дело… я ведь пацаном был в лихие девяностые, как раз родители мои на своих заводах перестали зарабатывать, и пенсия деда в те поры оказалась самым существенным доходом. Мама с папой попытались торговать, в чём быстренько потерпели фиаско с приличными потерями, как я понял. Ну, а я при деде крутился в гараже, где тот занимался ремонтом легковушек. Сначала – подай-принеси. Потом стал мотаться в магазин запчастей: летом на велике, зимой на лыжах, а в распутицу на автобусе. Ну и много разных хитрых способов вернуть к жизни старые детали мы тогда тоже пробовали. Поломанное, конечно, приходилось заменять – тут никуда не денешься. А вот сносившееся – частенько возвращали в пригодное состояние. Основная-то задача – восстановить истёршиеся поверхности. То есть – нанести обратно сработавшийся слой.

Преимущественно – гальваническими методами, хотя где-то и напылением в вакууме удавалось воспользоваться. Но напыление мне здесь недоступно. А вот электролитически многие задачи удаётся более-менее успешно решать. Правда, выпрямитель у меня – чистое горе. Я его сделал из трёхлитровой бутыли – четверти, откачав оттуда воздух методом нагревания и затыкания. То есть внутри не вакуум, а разрежение. Ну и острый катод с тупым анодом – коронный разряд в потёмках вполне можно разглядеть – стало быть, работает. Сдаётся мне, что выпрямляет эта приспособа не слишком хорошо, но прямой ток получается намного сильнее обратного – и этого достаточно.

Вот у этого-то пульсирующего тока я напряжение и снижаю самодельным трансформатором… сердечник греется, но в пределах. Не дымится. Вообще-то тут много разных хитростей и с составом электролита, и с тем, какое вещество используется на донорском электроде, и как расположены относительно друг друга сами поверхности этих электродов. Про плотности тока и напряжения тоже не надо забывать, потому что результат зависит от скорости процесса и… так про это у меня все записи с собой – я свои почеркушки давным-давно отсканировал и записал на планшетник. Ну и нужные листы справочников, и из интернета статейки. Говорил же, что по части ремонта с младых ногтей учился, даже компьютерную диагностику освоил, хотя, это сейчас неактуально. А тут делов-то – переписал ручкой обратно в тетрадку, да и пользуйся.

Так вот – ремонт двигателя Руссо-Балта – это для меня дело приятное и очень интересное. Доставляет, так сказать, потому что есть над чем подумать. А гонять туда-сюда и варить трубы и профили – чистое наказание. И не надо про деньги – не так-то много они решают сейчас. Тут главное – как к тебе начальник относится, и ладишь ли с соседями. Поэтому – варю и не стоню. То есть, вару и не стону. Мне конфликты душу не греют. Кстати – сварщик из меня очень даже посредственный. Не портачу – но не более того.

Привезли детали от танка. Ясное дело – новья я не ждал, так что и не огорчился при виде этого почти металлолома. Траки для гусениц были двух типов. Клёпанные из гнутого листа, изрядно изношенные, и литые – у этих износ невелик, зато – сплошные раковины и трещины. Но между собою в ленту сцепляются и на ведущие катки садятся хорошо. То есть брак, конечно, но ещё приемлемый, не полный хлам. Опорные же катки двух типов: большие и маленькие. Глядя на всё это, разложенное на земле, я невольно «дорисовал» образ самой боевой машины – уж не копии ли это «Борца за свободу товарища Ленина» – как-то припомнилась мне фотка из какого-то журнала. Правда, сбивали с панталыку алюминиевые диски катков – не в Первую же мировую до этого додумались! И уж никак не в Гражданскую! Семён Николаевич, что добывал это «богатство», сказал, что всё непосредственно с завода, где прямо сейчас делают танки Т-18 и МС-1… как раз похожие на тот рисунок, что я набросал по памяти и показал снабженцу. Вот уж никогда бы не подумал, что такие коробчонки у нас в стране копировали в сколь-нибудь заметных количествах. Про эти типы танков я раньше ничего не слыхал, а снабженец не может мне толком объяснить, в чём между ними разница – для него это просто кодовые слова. Слова, обозначающие принадлежность того, что он просит, к чему-то определённому, понятному тем людям, у кого он просит.

Маленькие колёсики в мою концепцию не легли – для их крепления надо было городить целый огород. Зато большие подходили как нельзя лучше – я тут же снял все размеры и прикинул, что по четыре штуки на каждый борт придутся как раз. Николаевич же привез только пару. Придётся ему ещё расстараться.

Движок же откровенно порадовал – очень уж он удачно вставал в корпус. Поперечно – потому, что коробка передач и сцепление встроены прямо в этот же блок, а наружу «выставляются» две шестерни – по штуке на каждое ведущее колесо. И так ладно они расположены – одно удовольствие. Очень удобно монтировать и соединять. Ну и принялся я созидать помаленьку. Нужные элементы зарисовывал с простановкой размеров и отдавал свои художества мастерам. В железнодорожных мастерских в Ахтубе кое-что делали, и у нас тоже. Несколько поковок выполнили в кузнице, а иные детали вырубили из толстого двадцатимиллиметрового листа. Сварочную передвижку строили в складчину сразу все, считай, предприятия ближних сёл – очень она тут пришлась ко двору.

Мне, конечно, досталась вся возня с мотором. Он оказался изрядно походившим, отчего трудов требовал больших. Тем более что в системе зажигания я разобрался не сразу – поди, пойми, зачем в каждый цилиндр вставлено по две свечи. Ну и количество деталей, потребовавших восстановления, было велико.

Пока то, да сё, привезли недостающие опорные катки, а там сборка. Понятно, что мотор и ведущий каток оказались перед водительским местом, поэтому и органы управления встали без проблем. Перегородку пришлось городить, поднимать сиденье, чтобы можно было видеть дорогу через далеко выставившийся нос моего корыта.

Борта у своей передвижки я сделал из листа потолще – шестёрки, – они как бы несущая часть конструкции, зато сэкономил на днище. Ну и крышу не забыл положить деревянную, во избежание утопления, если захлестнёт волна. Скорее, это следует назвать палубой. Будочка для головы со стёклами – это уже для себя, чтобы не страдать от дождя, ветра и пыли при переездах с точки на точку.

Поехала эта конструкция сразу, хотя и не очень быстро. Нарочно не стал проверять максимальную скорость – меня вполне устраивает и пешеходный темп движения. Я ведь не танк создавал, а мастерскую, переезжающую с места на место через любую грязь. Вот она и переезжает потихоньку. И все довольны.

А ещё я приспособил к мотору довольно мощный генератор постоянного тока – купил на рынке во Владимировке. Думаю – цельнотянутый движок. То есть сворованный. И продавец быстро цену скинул, едва я начал вопросы задавать, и на лапах у этого девайса, тех, что для крепления – явные следы вандализма – видно, что от опоры эту штуку отдирали ломиком. Но ток вырабатывает исправно. Так что я теперь могу на выезде не только ацетиленом варить, но и, если по мелочи, постоянным током. Мне такой вариант нравится больше, потому что перебои с поставками кислорода как были, так и остались, а от карбида очень много грязи. С ним работать просто эстетически неприятно.

Гусеничное шасси у меня получилось не очень большое. Длиной где-то в районе четырёх метров. Я ведь старое-то колёсное угробище трогать не стал, а сварил новую лохань – такую, чтобы точно подошла под мои задачи и размеры агрегатов без лишней тесноты и без избыточного простора. Получилось примерно с «Жигули»-классику, только почти вдвое шире, потому что гусеницы торчат в стороны на тридцать сантиметров, ну и в ширине меня никто не ограничивал, так я и не поскупился – метр семьдесят сделал только корпус. Потом начались неизбежные переделки-доделки.

Охлаждение у движка воздушное – извольте вентиляцию наладить. По воде без буксира неловко – начался поиск насоса, чтобы устроить хоть самый простецкий водомёт. Единственное, с чем сразу почти угадал – это с подвеской. Как-то удалась она мне, только пара усовершенствований потребовалось по мелочам. Ну да масса машины вышла немного больше двух тонн, то есть масштабы для автослесаря интуитивно понятные – многое ведь делал на глаз, прикидывал размеры методом подобия. И нагрузить на неё удавалось чуть не тонну… поменьше чуток – с тонной она совсем проседала, гусеницы ослабевали и норовили свалиться на поворотах – это я сэкономил на натяжном катке и верхних, поддерживающих.

Хотя пару сотен килограммов я в корме возил балластом, особенно если собирался плыть – мотор-то в носу. Вот и «клевала» моя передвижка, если её не уравновесить.

Ездил я на ней всегда со скоростью пешехода – берёг движок и ходовую. А что? Хоть до Ахтубы, хоть до Владимировки за час с небольшим всегда добирался – расстояния-то тут невелики. Ну и потихоньку косяки исправлял – затраты почти незаметные – работа своя, а материалы подручные. Не препятствовали мне – сварщик ведь нужен всем. Так что события развивались нормально и даже в самое сырое время года до места, куда послали, я доезжал вовремя. Так и продолжалось, почитай, весь следующий после моего сюда попадания тридцатый год.

В мастерских тоже работал. Но обычно звали меня только если без сварки совсем никак, или уж очень многодельно. Ну и пару раз восстанавливал изношенные детали от пароходных двигателей – это если на начальника сверху давят, а новую запчасть добыть к нужному сроку ни в какую не получается. У нас тут отношение к плановым срокам серьёзное, а контролируют и по партийной линии, а не только начальство и заказчики. Поэтому директор распорядился и гальванический участок оборудовать – не один я здесь грамотный. Поэтому оставалось поделиться с народом секретами составов электролитов и посвятить в тонкости отдельных режимов – сам-то не очень люблю с ваннами возиться да жидкостями. Мне больше по сердцу машинное масло и солидол.

Всё было тихо и мирно, так, как мне нравится, до того момента, как осенью тридцатого года направили меня на передвижке ремонтировать железную баржу, в которой ни с того ни с сего посреди дороги открылась течь. Капитан буксира – опытный мужик – приметил, что садится она в воду, и быстренько пошёл к нашим мастерским. А только видит, что не поспевает, ну, и вывел её на песчаную косу, что в Чилимном проране. Наши клепальщики туда сходили на катере и приговорили: надо заплату приваривать, а уж потом тащить это корыто к мастерским. Вот и послали меня на передвижке и дали с собой одного из своих мастеров в провожатые и для помощи. Листов для заплат загрузили, вырезанных в размер – они там не впустую время потратили, а с толком всё осмотрели да прикинули как следует.

Груз с этой баржи уже перекинули на какой-то пароход – ценное что-то везли, в деревянных ящиках, – а саму пустую коробку так на месте и оставили с брезентовым пластырем, но полузатопленную, лежащую на мели. Ну да я не о ремонте толковать собираюсь, а о том, как мы ехали. Плыть водой моей передвижке шибко долго – насосы-то я добыл не слишком подходящие, рассчитанные на откачку воды, а не на выброс её под давлением, и не горевал по этому поводу, потому что рассчитывал на возможность подгрести потихоньку к ждущему ремонта судну, а не форсировать Ла-Манши. Может моё корыто под своими водомётами сделать чуть больше километра в час, а встречное течение намного быстрее – по стрежню вообще не вытянуть. Если же по тихой воде, что с краешку русла – то напетляешься втрое, и всё равно против течения, хотя и слабого. Так что пошёл берегом. А он тут топкий, заросший кустарником с кучей промоин и луж. Совершенно непроезжие условия. Но я через них очень даже неплохо проехал, потому что на гусеницах и без особой дури, не напролом, а хорошенько выбирая дорогу. Дважды переплывал ерики и прибрежные заводи, а по песчаным косам вообще, как по шоссе катили.

Работу мы сделали, откачав воду из корпуса тем же насосом, что служит в водомёте, а уж потом и латки приладили – обычное дело. Баржу ту к нам отбуксировали, а сами мы вернулись старой дорогой – нечем было передвижку погрузить на судно. Но проблема в другом. Помощник мой, который и попутчик в оба конца, потом о чудо-машине, могущей всюду проехать, раззвонил на всю Петропавловку.

Чтобы стало понятно, уточню: если рассказывают о чём-то чудесном, которое далеко и невесть как сделано, то слушатели могут усомниться или восхититься. Но если это чудо сделано прямо вот тут, у всех на глазах, то возникает желание и для себя такую штуку заиметь. А слушок-то уже пополз… с солепогрузочной пристани и пришел директор, да с нашим и потолковал.

Так и появилась у меня новая забота – строить вот этакие вездеходы. Из Астрахани попросили, из Саратова. Ну, а я руководил сборкой и налаживал двигатели. Если честно – не уверен, что использовали эти экипажи для производственных нужд. Скорее всего начальство на них разъезжало в распутицу. А, может, на охоту или рыбалку. Куда-то на Украину сделали несколько штук. Тут ведь ещё одна моя хитрость оказалась раскрыта – то, что я ездил со скоростью пешехода – так это оттого, что берёг движок и трансмиссию. А, если притопить, то можно и быстрее двигаться. Километров десять-двенадцать в час выходит. Поскольку в это время основной транспорт – гужевой, так обогнать гружёные телеги получается запросто. Да и груза можно как следует увезти – уж никак не меньше, чем на повозке.

Месяца за полтора мы собирали по одному вездеходу, и каждый следующий был лучше предыдущего. Это потому, что делали их для уважаемых, нужных людей – начальник мастерских особенно это подчёркивал. Он даже оборудование кое-какое приобрёл. Оно, конечно, и в основной процесс ремонта судов нормально встало, но, думаю, прицел на нашу затею был сделан не в последнюю очередь.

Потом-то я сообразил, что там, куда меня раньше направляли с передвижкой, появились свои сварщики, и «одолжение» меня на помощь соседям перестало быть ценной услугой. А вот за вездеходы снабженцы выменивали всё, что угодно. Двигатели стали привозить новёхонькие, траки, катки… а то б я убился всё чинить да восстанавливать. Ну и конструкцию корпуса мне удалось оптимизировать – толстый лист в бортах теперь только по самому низу, где проходят торсионы, а дальше – троечка или двоечка. Подкрепления-укосины нашли свои места, несколько деталей – гнутые. Поверх гусениц – полки стальные на манер крыльев, в грузовом отсеке четыре сиденья плюс рядом с водителем вторая лавка. Сверху деревянная палуба с люками – если их откинуть, то получается почти как кокпит у лодки.

Генератор постоянного тока теперь ставился на все машины – от него питались фары и подзаряжался аккумулятор для стартёра, а также насосы водомётов и осушительный – наш начальник напрягал снабженцев на полном серьёзе, чтобы не ленились и привозили всё, что нужно. Вполне культурный вездеходик получился. Цвет вот только чёрный – такая краска у нас в ходу. Правда, есть ещё сурик для судовых днищ, но красные транспортные средства в эту эпоху не вошли в обиход ни у кого, кроме пожарных. Ну, а то, что гусеницы немного разной длины – так всего-то на пару траков. Так уж нам подвеска продиктовала. Это и не заметно, если специально не вымерять.

Чертёжник потихоньку вычертил детали, особенно те, что заказываются на стороне. Помощники, что из клепальщиков или механиков, быстро во всём разобрались и присматривать за ними особой надобности не было – мы же не завод, а ремонтная организация: то пригонят к нам судно, а то не пригонят – то много работы, то затишье, а тут неплохие премиальные.

В общем – жизнь опять наладилась, стала размеренной и вполне спокойной.