Логово

Глава 12

Собаки нарушили покой в тренировочном лагере для полицейских в Липпитс-хилл, и те, кто сумел выжить, никогда не забудут ту ночь, не изгонят ее из памяти и ночных кошмаров еще много лет. Еще не совсем проснувшись и не одевшись, курсанты и офицеры вышли, шатаясь, во двор, во весь голос проклиная собак и их нерадивых воспитателей, хотя они уже поняли, что собаки чем-то напуганы, потому что они не столько брехали и лаяли, сколько выли в непроглядной тьме, и от этого вся кровь стыла в жилах.

— Какая сволочь не дает нам покоя? — спросил один юный кадет, когда в лагере, по-видимому, уже не осталось ни одного спящего.

— Куда подевались чертовы тренеры? — крикнул другой. Все не очень охотно двинулись в сторону псарни, но сержант, торопливо натягивающий на себя шинель, приказал стоять на месте.

— Слушай! — скомандовал он, и все как один затаили дыхание. Дрожа от непонятного страха, они стояли во дворе и вслушивались в ночные звуки.

— Что это? — наконец спросил один, не в силах понять, что же происходит.

— Кричат, — отозвался другой. — Где-то кричат. Если бы проклятые собаки не выли, а то не поймешь где.

— Нет. Это не кричат, — сказал кто-то. — Это утки. Это на утиной ферме. Издалека всегда кажется, будто люди кричат.

Они опять прислушались, а к собакам уже бежали люди, ответственные за перепуганных животных. Недалеко от тренировочного центра, в миле, не больше, на безлесном участке за проволочным ограждением располагалась большая утиная ферма с прудом. Там выращивали уток, некоторых на мясо, но в основном для продажи яиц, и содержали одновременно несколько сотен птиц. Постепенно и полицейские и курсанты освоились в ночи, начали распознавать звуки и в конце концов признали, что кричат не люди, а утки на птичьем дворе. Во двор вышел начальник лагеря, легко пряча в темноте искаженное от страха лицо. Ему уже звонили вечером, так что он был в курсе происходящего в районе.

Подозвав к себе офицеров и инструкторов, он объяснил им сложившуюся ситуацию, и через десять минут все офицеры и наиболее подготовленные курсанты получили оружие. Они решили идти на ферму прямо через поле, потому что по дороге было намного дольше. Мощные фонари пробивали ночную тьму, собаки, жаждавшие помериться силой с заклятым врагом, натягивали поводки, лаяли и визжали в предчувствии схватки. В лагере осталось немного людей и с ними начальник, пытавшийся связаться с другим начальником, чтобы он поставил в известность третьего начальника, а тот оповестил четвертого. Приказ всем оставаться в лагере пришел слишком поздно. Полицейские уже подходили к ферме.

— Стойте! Стойте!

Никто ничего не понял, но все остановились и принялись беспокойно оглядываться по сторонам.

— Да заткните вы собак! — крикнул тот же голос, и тут в свете фонарей все увидели отделившуюся от основной группы высокую и плотную фигуру сержанта. — Слушайте!

Инструкторы попытались угомонить своих питомцев, руками зажимали им пасти, но те не желали стоять тихо. Они тянули людей вперед, из их глоток вырывалось глухое рычание. Утки словно спятили, так они кричали и били крыльями. Но сквозь этот шум они услышали другой и не сразу сообразили, что это люди. Где-то кричали люди.

— Это там, где времянки! — крикнул сержант. — На другой стороне!

Он бросился бежать, остальные за ним вдоль проволочного ограждения, вниз по холму к расположенному в стороне временному городку. В большом частном доме напротив свет горел во всех окнах, и во всех окнах были люди, они махали им руками, кричали. Однако окно раскрылось, из него высунулся мужчина и тоже что-то крикнул, но что разберешь в таком шуме!

Всего домиков было тридцать — деревянных, с нормальными окнами, на бетонном фундаменте. Временными их назвали потому, что они были привезены сюда уже готовыми, а тут их только поставили на фундамент, и, пожалуйста, заселяйтесь! Громадные игрушки, да и только. Жили в них в основном молодые пары, не имевшие денег на более солидное жилье, и старики, которым не нужны были хоромы, зато нужен был свежий воздух и природа. Все они радовались общинному духу, объединявшему жителей крошечной улочки, и все считали, что деревянные дома ничуть не хуже кирпичных. Эта ночь показала им, как они ошибались.

Не сразу полицейские обратили внимание на черные тени в траве, бегущие от домиков и просачивающиеся между ними. Собаки, шедшие впереди, с остервенением накинулись на них, пока люди, ничего не понимая, стояли как вкопанные. Наконец кто-то догадался посветить вниз.

— Крысы! Черные крысы!

Полицейские принялись бить их ногами, охваченные ужасом и отвращением. Те же, у кого было оружие, начали палить в них, опасаясь попасть в своих товарищей, но и страшась прикосновений гнусных тварей. Офицеры пытались навести хоть какой-то порядок, но им тоже было страшно. Пуля попала в ногу молоденькому курсантику, и он упал. Товарищи подхватили его с обеих сторон, но в него уже вцепились крысы. Тогда они попытались оторвать их от несчастного, но вскоре им самим пришлось защищаться от чудовищ. Раненый курсант упал на землю, присоединив свои крики к крикам других раненых.

Офицеры приказывали курсантам пробиваться вперед, не нападая на крыс, а тесня их к времянкам. Но для курсантов, почти мальчиков, это было слишком. Они бежали куда глаза глядят, лишь бы избавиться от свалившегося на них кошмара, и привлекали к себе внимание крыс больше, чем остававшиеся вместе со всеми. Крысы догоняли парней, и со всех сторон из темноты доносились крики их жертв.

Большинство добралось до времянок. Крысы просочились между людьми, следуя выбранному направлению, потому что люди изо всех сил старались обходить их, уступать им дорогу, не желая провоцировать бойню в надежде добраться до человеческого жилья. Собачьи инструкторы оставались со своими подопечными, обезумевшими от драки. Они хватали крыс, поднимали их в воздух, трясли, как тряпичных кукол. Но даже у сильных и храбрых собак не было шансов одолеть кишмя кишевших крыс, которые впивались в них острыми, как ножи, зубами и наваливались целой кучей, чтобы сбить их с ног и тогда уж растерзать в клочья. Инструкторы хотели помочь псам, однако им самим пришлось обороняться от крыс, и они тоже звали на помощь, падая и умирая рядом с собаками. Несколько вооруженных полицейских не выдержали и вернулись. Они стреляли в извивающиеся клубки, даже не стараясь разобраться, в кого попадают их пули.

При свете двух ламп, освещавших единственную улицу, полицейским открылась такая бойня, что они просто-напросто застыли на месте. Дыры в деревянных фасадах домов с совершенной точностью указывали на путь, освоенный крысами, жаждавшими добраться до людей. Разбитые же окна свидетельствовали о том, что крысы не довольствовались только им. Во всех домах рыскали черные чудовища, входили, выходили, забирались на крыши ив маленькие садики. Полицейские увидели крыс, дерущихся, как они с ужасом поняли, из-за человеческих останков. Голый, изнуренный борьбой старик вывалился через стеклянную дверь в сад и принялся кататься по клумбе, стараясь сбросить с себя вцепившихся ему в плечо и зад крыс. В одном из окон появилась вопящая женщина, пытавшаяся освободиться от крысы, ухватившей ее за волосы. Она наклонилась и пробила головой стекло, осколки которого впились ей в тело, и она стихла. На одной из крыш стоял одетый мужчина с маленьким свертком в руках, скорее всего, младенцем, и ногами отпихивал карабкавшихся к нему по стене крыс. Тут же в саду лежала, свернувшись в клубок, женщина, и крысы рвали в клочья ее тело, пока другие крысы прилагали все усилия добраться до мужчины. Пожилая чета, оба в ночных одеяниях, шла по улице, мужчина отбивался от крыс тяжелой палкой, а женщина прикрывала их обоих, как щитом, металлической крышкой от мусорного ящика. Когда же мужчина упал, она попыталась защитить его своим телом, а крышкой защитить свою и его головы, но крысы все равно добрались до них. Мужчина в одной пижамной куртке сидел на ступенях своего дома и, не веря своим глазам, смотрел, как крысы рвут мясо с его ног. Мальчик лет четырнадцати кромсал ножом уже изрядно пораненную крысу. Он стоял на коленях, держа крысу между ног, а три другие крысы вгрызались ему в спину. Тучная женщина в заляпанной кровью розовой рубашке, не помня себя, била крысу об стену, держа ее обеими руками за горло и понося ее на чем свет стоит.

Один из домов загорелся, и пляшущие языки пламени напоминали сон сумасшедшего. Какая-то фигура — то ли мужская, то ли женская — появилась на пороге и с воплем бросилась по лестнице, вся охваченная огнем. За нею черные крысы с горящей шерстью попрыгали вниз и забегали-закричали вне себя от страха.

Крики, стоны, мольбы, треск дерева и визг крыс. Мольбы о помощи. Грохот разрушающейся мебели. Выстрелы. Включенное на всю катушку радио орало сентиментальные баллады, в перерывах между которыми что-то вещал глупый голос диктора.

Куда бы ни взглянули застывшие на месте полицейские, всюду был один и тот же кошмар. В конце концов их мозг отказался воспринимать реальность, все смешалось в кровавом тумане, и они пошли в атаку, стреляя и не испытывая недостатка в целях. Это был один гигантский клубок, в котором были перемешаны все — и убийцы, и их жертвы. Сотни. Сотни. Сотни. Те, у кого не было оружия, хватали что попадалось под руку — колья от ограды, доски с крыльца, все, что можно было использовать как дубинки. Они старались держаться большими группами, но так много их падало под натиском бесчисленных крыс, что группы становились все меньше и меньше.

Потом мутанты ушли, но не потому что услыхали вдалеке вой сирены, а потому что их голод был утолен и животы набиты. Они исчезли одновременно, все как один, и многие были нагружены мясом, содранным с убитых людей. Они шли через поле к лесу, не издавая ни единого звука, так что слышно было только царапанье когтей о землю. Тогда похолодели от ужаса сердца обитателей леса в предчувствии черного потока, который должен был пролиться на них. Вскоре лес затих. Только глухой стон стоял над полем, да и его заглушили сирены пожарных.