ЛоГГ. Том 2. Амбиции

Глава 7. Победа ради кого?

Борис Конев, молодой независимый торговец с Феззана, не мог скрыть своего угрюмого настроения. Он отважился на риск и провёз группу паломников-терраистов через объятые войной территории, но его заработок оказался настолько скудным, что после того, как он рассчитался с долгами, выдал жалованье экипажу и заплатил за стоянку «Берёзки», оставшихся денег едва хватило бы на покупку десяти квадратных сантиметров корпуса корабля.

— Похоже, вы не в духе, — глубоким голосом произнёс мужчина, стоящий возле стола.

— Нет, это моё обычное выражение, — поспешил объяснить Конев. — Это совершенно не связано со встречей с вашим превосходительством.

Последняя фраза явно была лишней, и Конев сразу же пожалел о ней, но человек, с которым он разговаривал, правитель Феззана Адриан Рубинский, не подал вида, что обратил на это внимание.

— Недавно вы перевозили последователей Церкви Земли, не так ли?

— Да.

— Что вы думаете о них?

— Я мало что о них знаю. Что же касается религии как таковой, то я думаю, что существует ужасное противоречие в самой сути большинства из них. Бедняки верят в справедливого Бога, но, раз существует бедность, значит, Бог несправедлив.

— В этом есть смысл. Значит, вы не верите в Бога?

— Ни капли.

— Вот как…

— Тот, кто придумал фигуру под названием Бог, был величайшим мошенником в истории. Его произведение восхитительно, пусть даже только как бизнес. Разве не правда, что у всех народов, с древнейших времён и до наших дней, самыми богатыми всегда были аристократы, землевладельцы и церковные ордена?

Рубинский с интересом посмотрел на молодого торговца. Под этим взглядом Конев почувствовал себя очень неуютно. Правитель Феззана был представительным мужчиной, недавно разменявшим пятый десяток, но на его голове не было ни волоска. Вполне естественно, что под взглядом этого необычного человека можно было чувствовать себя совсем не так, как, к примеру, под взглядом красивой женщины.

— Довольно интересная точка зрения. Вы сами пришли к этому?

— Нет… — с некоторым сожалением покачал головой Конев. — Хотел бы я, чтобы это было так, но большая часть этой мудрости чужая. Из детства. С тех пор прошло, должно быть, уже шестнадцать или семнадцать лет.

— Хмм…

— Я вырос, путешествуя от звезды к звезде со своим отцом, но как-то раз познакомился с одним мальчиком, живущим такой же жизнью. Он был на два года старше, но мы подружились. Мы провели вместе лишь два-три месяца, пока пути наших отцов снова не разошлись, но он был ребёнком, который много знал и много думал. Всё, что я сказал сейчас, я говорил с его слов, — пояснил Конев.

— Как его звали?

— Ян Вэнли, — произнёс Конев с выражением иллюзиониста, показавшего новый фокус. — Говорят, сейчас он нашёл работу в не слишком почётной военной области, за что свободный человек вроде меня может его лишь пожалеть.

Молодой капитан был несколько разочарован, так как правитель Феззана ничем не показал своего удивления. После нескольких секунд тишины, Рубинский торжественно произнёс:

— Капитан Борис Конев. Правительство Феззана решило возложить на вас важную обязанность.

— А? — Конев моргнул, скорее встревоженный, чем удивлённый. Называемый «Феззанским Чёрным Лисом» в Империи и Союзе, этот человек был буквально набит расчётами и уловками, сжатыми до состояния пыли и помещёнными в его крепкое тело, — так говорили вездесущие слухи. И у Конева не было никаких оснований отрицать их. Скромный торговец вообще не знал, почему правитель планеты вызвал его к себе. Ведь явно не для того, чтобы послушать его воспоминания. Какое дело на него хотят возложить?

Покинув, наконец, здание правительства, капитан сделал несколько широких кругов руками, словно пытаясь сбросить невидимые цепи.

Щенок, выгуливаемый пожилой хозяйкой, визгливо залаял на него. Конев погрозил ему кулаком и, под укоризненные крики женщины, угрюмо пошёл прочь.

Когда Конев вернулся на судно, на старом лице Маринеску появилась широкая улыбка. Он сказал, что пришло сообщение из управления, где говорилось о том, что им больше не нужно беспокоиться о топливе для «Берёзки».

— Что за магию вы применили, капитан? Для такого маленького торгового корабля, как наш, это настоящее чудо.

— …Я продал душу правительству.

— Что?

— Всё этот проклятый Чёрный Лис, — Маринеску испуганно огляделся, но Конев ничуть не пытался понизить голос. — Не сомневаюсь, он задумал какую-то гадость. Но втягивать в это достойного гражданина…

— Да что у вас произошло? Вы сказали, что продали душу правительству… Вы поступили на государственную службу?

— Государственную службу?! — вскричал Конев, но понял, что помощник просто пытается разобраться в ситуации, и успокоился. — Ну да, я теперь госслужащий. Я стал сотрудником разведки и теперь должен отправиться на территорию Союза.

— Ого!

— Позволь, я расскажу тебе кое-что о семействе Коневых… Мы гордились возможностью говорить, что за последние двести лет из нашей семьи не вышел ни один преступник и ни один грязный политик! — Конев снова перешёл на крик. — Мы были свободными гражданами. Свободными гражданами, говорю я тебе! А теперь посмотри, что случилось — шпион, он говорит! Так что я теперь и тот, и другой!

— Сотрудник разведки, капитан. Сотрудник разведки.

— Как ни назови, сути это не поменяет! Разве, назвав рак простудой, можно вылечить его так же просто? А если я назову льва крысой, он не откусит мне голову?

Маринеску ничего не ответил, но про себя подумал: «Что за ужасные сравнения».

— Он уже раскопал тот факт, что в детстве я был знаком с Яном Вэнли. Это не смешно. Быть может, я просто расскажу Яну обо всём этом.

— Но, скорее всего, это будет невозможно.

— Почему нет?

— Вам не дадут такой возможности. Могу с уверенностью сказать — он сделал вас сотрудником разведки не просто так. Кто-то станет присматривать за вами и в любой момент будет готов наказать за неповиновение.

— Итак, давайте обсудим детали, капитан.

Маринеску приготовил кофе. Тот оказался неприятно кислым на вкус, так что сразу было понятно, что сделан он из дешёвых заменителей. Тем не менее, Маринеску смаковал каждый глоток, пока Конев, быстро осушивший свою чашку, объяснял, как обстоят дела.

— …Понятно. Но должен вам сказать, капитан, не стоило упоминать имени Яна Вэнли перед его превосходительством. Разумеется, вполне вероятно, что он сам затронул бы эту тему, но всё же он вряд ли мог знать точно, каковы были ваши отношения.

— Знаю. Язык мой — враг мой. В будущем, если оно у меня будет, я стану более осмотрительным.

Чувствуя отвращение к самому себе, Конев признал свою ошибку. Но это не означало, что он оправдывал или принимал указания Рубинского. Даже невидимые, цепи оставались цепями, и чувство скованности вызывало такой дискомфорт, по сравнению с которым даже невозможность зарабатывать деньги не имела значения.

Если существование человека по имени Борис Конев имело какую-то ценность, она заключалась в том, что он был свободным и независимым. Правитель Феззана Адриан Рубинский безжалостно растоптал этот источник гордости. И, что ещё хуже, сам он считал, что делает одолжение!

Власть предержащие часто считают, что быть хотя бы поверхностно вовлечённым в механизмы этой власти — большая привилегия для гражданина. Оказывается, даже столь умный человек, как Рубинский, не был свободен от этого заблуждения.

Так что… Почему бы не позволить ему и дальше верить в это заблуждение? Конев язвительно улыбнулся.

Маринеску, задумчиво глядевший на своего молодого капитана, поднял чайник:

— Как насчёт ещё одной чашечки кофе?

В первых числах августа Ян Вэнли добрался до окраины звёздной системы Баалат, построил свой флот и стал искать возможность продвинуться к Хайнессену. Расстояние до планеты составляло шесть световых часов или около шести с половиной миллиардов километров. Для флота, преодолевшего межзвёздное пространство, это было ничтожным расстоянием.

Ян вышел на этот рубеж не только в военном, но и в политическом значении.

Это означало, что Военный Конгресс по Спасению Республики, оккупировавший Хайнессен, не имел политической силы за пределами планеты и не мог эффективно контролировать даже звёздную систему Баалат. После поражения Одиннадцатого флота они лишились своей военной мощи в космосе. Так что полное Поражение Военного Конгресса, провал государственного переворота и восстановление порядка в соответствии с Хартией Союза были теперь лишь вопросом времени. Своими действиями Ян демонстрировал это всем.

Эффект был сильным. Известность Яна, которую он сам считал пустой славой, разумеется, ещё больше усилила этот эффект. Те, кто до сих пор не определился, поддерживать Верховный Совет или заговорщиков, делали свой выбор и один за другим стекались на сторону Яна из различных корпусов планетарной защиты, местных гарнизонов, а также из пенсионеров, офицеров и рядовых, и даже гражданских, надеющихся войти в добровольческие силы под командованием Яна.

Естественно, организация этих сил не могла пройти гладко. Ян не любил вовлекать гражданских в войну. Он считал, что по своей воле участвовать в военных действиях захотят только люди с сомнительным психологическим складом, но и отказать людям в свободном выборе не мог. Чтобы убедить колеблющегося командира, они зашли так далеко, что даже сослались на положение Хартии Союза под названием «Право на Сопротивление», согласно которому граждане могли использовать силу, чтобы бороться с несправедливым использованием власти.

Не найдя, что на это возразить, Ян решил хотя бы добавить возрастные ограничения к требованиям для вступления в добровольческий корпус. Он пытался исключить лиц младше восемнадцати и старше пятидесяти пяти, но старики, выглядевшие на все свои восемьдесят, настаивали на том, что им только пятьдесят пять, а семнадцатилетние юноши, которые видели Юлиана и никак не могли поверить, что он старше, чем они, набрасывались на ответственных за приём добровольцев, убеждая записать и их.

Старший лейтенант Фредерика Гринхилл критически рассмеялась, увидев это, и сказала: «Что ж, видимо, это нелёгкое дело».

Огромным облегчением для Яна стало объявление о поддержке, полученное от гранд-адмирала в отставке Сидни Ситоле, бывшего начальника Центра стратегического планирования. Он был директором Военной академии, когда Ян учился там. Молодой адмирал всегда уважал его, но при этом Ситоле был крепким орешком. Так что Ян обрадовался, узнав, что ему не придётся враждовать с ним. Одного адмирала Гринхилла было уже более, чем достаточно.

Было также и много людей, прежде словами или делом оказывающих поддержку Военному Конгрессу по Спасению Республики, а теперь присоединившихся к Яну. Отчасти это было результатом того, что обстоятельств Резни на Стадионе не удалось скрыть. Теперь те, кто прежде поддерживал заговорщиков, громче всех поносили их. Всегда серьёзный начальник штаба Мурай едко критиковал перебежчиков, но Ян сказал: «Каждый человек стремится обезопасить свою жизнь. Если б на мне не лежала такая ответственность, то и у меня могли бы появиться мысли о том, чтобы присоединиться к победителям».

Глядя на историю, можно увидеть, что люди, жившие в эпоху потрясений, всегда поступали так. Не делай они этого, и им бы не удалось остаться в живых. Можно называть это «умением читать ситуацию» или «гибкостью», но осуждать людей, ведомых главным инстинктом, инстинктом выживания, не стоит. Напротив, именно люди с «непоколебимыми убеждениями» чаще всего причиняли вред себе и другим, а также всему обществу.

Отбросивший республиканскую систему правления ради создания монархической Галактической Империи, Рудольф фон Гольденбаум, убийца четырёх миллионов мирных жителей, не желавших соглашаться с автократией, не имел себе равных по силе убеждений. Те заговорщики, кто в данный момент контролировали Хайнессен, тоже, по все видимости, действовали из убеждений.

В истории человечества никогда не было Армагеддона, битвы между абсолютным добром и абсолютным злом. Происходившее всегда было столкновением одного субъективного добра с другим, двух сторон, одинаково убеждённых в своей правоте. Даже в случае односторонних агрессий, напавший всегда был уверен, что он прав. Таким образом, человечество всегда находилось в состоянии войны. До тех пор, пока люди будут продолжать верить в Бога и справедливость, конфликты никогда не прекратятся.

Что касается убеждений, то от слов «победа любой ценой» волосы Яна вставали дыбом.

«Если бы кто-то мог победить в силу своей веры, это было бы затруднительно, потому что все хотят победить», — думал Ян. По его мнению, убеждённость была лишь более сильной формой желания. Не было никаких оснований считать, что она повлияет на результат. Чем больше растёт убеждённость, тем более узким становится поле зрения, до тех пор, пока не станет совершенно невозможно разглядеть происходящее. По большому счёту, слово «убеждение» только запутывало всё, и, хотя его присутствие в словаре принять можно, но это было не то слово, которое стоило употреблять всерьёз. Если бы Ян поделился этими мыслями с Юлианом, юноша с удовольствием спросил бы: «Значит, таковы ваши убеждения, адмирал?». Но он не стал ничего говорить, потому что Юлиан и так мог предвидеть всё, что он скажет.

Как бы то ни было, первым человеком в истории, предпринявшим нападение на планету Хайнессен, названную в честь отца-основателя Союза, был не имперец.

«Им, на удивление, оказался я, Ян Вэнли».

Ян беззвучно рассмеялся. Это всё, что он мог делать в своём нынешнем настроении. В своей убеждённости и вере в демократическое правительство он, не колеблясь, был готов проглотить своё горе и атаковать свою родину. Трагичность ситуации не укладывалась у него в голове.

— Только не нападайте на столицу Галактической Империи, пока я не вырасту и не стану самостоятельным, — сказал Юлиан, пытаясь его успокоить. — Это будет скоро.

— На Один? Что ж, оставлю это тебе. Для меня нападение на Хайнессен — это уже чересчур. Я хочу выйти в отставку и начать ту жизнь пенсионера, о которой всегда мечтал.

— О, так значит, мне можно вступить в армию?

Ян поспешил взять назад свои слова. Юлиан мечтал стать офицером, командующим огромными флотами в космосе, но Ян пока не мог принять решения на этот счёт. Даже не говоря о том, что речь шла о Юлиане, не была ли сама идея — борьба за гегемонию путём столкновения между огромными флотами — пережитком прошлого? В последнее время Яну начало казаться именно так.

Самое главное — иметь нужный участок пространства в нужное время. Если бы конкретный участок космоса можно было использовать в конкретное время, этого было бы достаточно. Только потому, что некоторые стремились навсегда взять под своё управление участки пространства, маршруты были ограничены, боевые зоны очерчены, а сражения становились неизбежными. Но разве недостаточно просто использовать пути, где на тот момент нет врагов?

Ян назвал эту тактическую концепцию «контролем над космосом» и хотел систематизировать её как тактическую структуру. В плане гибкости и рациональности она была на шаг впереди нынешней «власти над космосом», предполагавшей, что всё зависит от битв между флотами. Он не смог бы винить Шёнкопфа, если б тот посмеялся над ним за это. Ян, несмотря на то, что он ненавидел войну, не мог отбросить своего энтузиазма насчёт тактики и стратегии, как интеллектуальной игры.

Примерно в это время, глубоко под поверхностью планеты Хайнессен, один человек успокаивал своих товарищей:

— Это ещё не конец, — с нажимом произнёс адмирал Дуайт Гринхилл. — У нас ещё есть «Ожерелье Артемиды». Пока оно защищает планету, даже великий Ян Вэнли не сможет пробиться к Хайнессену.

Увидев некоторое просветление на лицах собравшихся, он повторил своё мнение:

— Мы ещё не побеждены.

«Мы ещё не победили», — подумал Ян, глядя на красивую нефритовую планету, плывшую на большом экране.

«Ожерелье Артемиды» его не волновало. Он никогда не опасался конструкций, будь то системы вооружения или крепости, какими бы грозными они ни были. У него были варианты того, как сделать бессильным «Ожерелье Артемиды». А вот военный захват густонаселённой планеты казался ему куда более трудной задачей. Сама по себе планета являлась огромной базой снабжения и производства, для нападения на которую требуются значительные силы и много боеприпасов. Перед битвой при Амритсаре войскам Союза удалось взять под контроль множество обитаемых планет, но лишь благодаря стратегическому отступлению имперцев. Тогда планеты были лишь приманками, разбросанными на пути к ловушке, и они без разбора съедали их.

Но с Хайнессеном всё не могло пройти столь же гладко. Однако у столицы Союза всё же была слабость: вера в систему вооружения под названием «Ожерелье Артемиды». Если уничтожить объект этой веры, воля к сопротивлению будет подорвана.

Двенадцать боевых спутников, обеспечивающих возможность атаки в любом направлении. Двенадцать сфер, полностью окутанных зеркальной бронёй, оснащённых полной гаммой вооружения, включая рельсовые, лазерные, инфракрасные и нейтронные пушки, управляемые лазером термоядерные ракеты, а также орудия, стреляющие пучками заряженных частиц и многое другое. Большая часть этого арсенала подпитывается от солнечной энергии, имея, таким образом, бесконечный запас. Система массового убийства, столь же красивая, сколь и дорогая. Серебряные сферы, отсвечивающие всеми цветами радуги.

Но эти спутники, скорее всего, погибнут от руки Яна Вэнли, так ни разу и не послужив своей цели. А вот миллиард людей, военных и гражданских, на планете Хайнессен… Это его пугало. Все они могли стать ценными заложниками для захвативших власть заговорщиков. Если они пригрозят уничтожить планету со всеми её жителями… Или даже просто приставят бластер к голове адмирала Бьюкока и потребуют переговоров…

Яну Вэнли придётся поднять руки.

Ему не хотелось верить, что адмирал Гринхилл зайдёт так далеко. Но опять же, сам тот факт, что адмирал окажется одним из руководителей заговорщиков, уже оказался за пределами воображения Яна.

Ян должен был предпринять какие-то действия на этот случай. Что можно сделать, чтобы нанести удар по их упорству и предотвратить бесполезное сопротивление?

Этот переворот, вопреки мнению его организаторов, был спланирован маркизом Райнхардом фон Лоэнграммом из Галактической Империи. Яну необходимо было пролить свет на этот факт.

Прямых доказательств у него не было. Но в Империи сейчас действительно шла широкомасштабная гражданская война. Можно было использовать это в качестве косвенного доказательства. Или, возможно, материальные доказательства удастся обнаружить после подавления переворота… Как бы то ни было, сейчас Яну нужен был кто-то, кого можно было представить в качестве свидетеля.

— У меня есть для вас одно дело.

— Я к вашим услугам, — ответил Багдаш, оглядывая комнату и с облегчением убеждаясь, что Юлиана в ней нет. Было нелепо чувствовать себя беспомощным перед таким молодым юношей, но когда кому-то удалось подавить тебя, это остаётся в памяти надолго. — И что же от меня требуется? Если вы прикажете, ваше превосходительство, я готов даже проникнуть на Хайнессен…

— …и перебежать обратно на сторону адмирала Гринхилла?

— Так нечестно, адмирал.

— Я просто шучу. По правде говоря, я хочу, чтобы вы выступили в качестве свидетеля.

— Свидетеля чего?

— Свидетеля того факта, что маленький заговор Военного Конгресса по Спасению Республики был срежиссирован не кем иным, как Райнхардом фон Лоэнграммом из Галактической Империи.

Багдаш несколько раз моргнул. Когда он наконец осознал, о чём говорит Ян, его челюсть отпала. Он посмотрел на командующего так, будто увидел совсем другого человека.

— Это очень интересная идея, адмирал, — наконец сказал он.

Пропагандистский манёвр, чтобы лишить переворот хоть какой-то легитимности — так Багдаш интерпретировал это. Ни чем иным это не могло быть.

— Это реальный факт. Пока у нас нет прямых доказательств, и всё же это факт, — сказал Ян, но выражение удивления и сомнения не покинуло лица Багдаша. Ян собрался было сказать что-то ещё, но сдался, поняв, что этого человека так просто не убедить. — Ладно, неважно. Я понимаю, что вам трудно в это поверить.

Ян почувствовал апатию. Сомнительно, что хоть кто-то поверит в такое на слово. Единственными, кто верит во вмешательство Лоэнграмма, были, вероятно, Бьюкок, слышавший это заявление от Яна до того, как произошёл переворот, и Юлиан. Даже насчёт Фредерики и Вальтера фон Шёнкопфа Ян сомневался. Шёнкопф, скорее всего, со своей обычной насмешливой улыбкой скажет: «Это хорошо продуманная точка зрения, но это слишком просто. Принимая во внимание ваш чрезмерный оптимизм, я бы поставил где-то на восьмидесятипроцентную вероятность». А Фредерика может возразить: «Пожалуйста, не проявляйте такого презрения к моему отцу, адмирал. Он ни за что не стал бы пешкой Империи». Ян потряс головой, чтобы отогнать эти лица, всплывшие перед его глазами.

— В любом случае, я хочу, чтобы вы подтвердили это. Если вам нужен подробный сценарий или вещественные доказательства, я создам их для вас. Признавая, что мы играем нечестно. Что скажете? Вы сможете сделать это?

— Хорошо. Я перебежчик. Я сделаю всё возможное, адмирал, — ни выражение лица, ни голос Яна не были суровыми, но что-то в этом человеке не давало Багдашу сопротивляться ему. В данный момент, по крайней мере, Багдашу ничего не оставалось, кроме как доверить Яну свою судьбу.

Почувствовав некоторое отвращение к себе от почтительного поклона Багдаша, Ян вызвал лейтенанта Гринхилл.

— Я хочу обсудить технические проблемы, связанные с атакой на «Ожерелье Артемиды». Соберите всех в конференц-зале.

— Слушаюсь, адмирал.

В каждом движении Фредерики проявлялось напряжение, предстоящее столкновение с этими знаменитыми своей ужасающей мощью боевыми спутниками не давало ей покоя. Возможная цена победы была за пределами воображения. Но, словно откликаясь на её мысли, Ян сказал:

— Не волнуйтесь, старший лейтенант Гринхилл. Обещаю, что нам не придётся пожертвовать ни единым кораблём и ни единым человеком при уничтожении «Ожерелья».

Не то чтобы Ян считал, что бескровная победа принесёт ему снисхождение за то, что он собирался сделать…

Появление майора Багдаша на видеоэкране стало для находящихся в осаде членов Военного Конгресса крайне неприятным сюрпризом. Не справившись со своей жизненно-важной задачей по убийству Яна Вэнли, он бросил своих союзников в опасном положении, а теперь выступал с абсурдным заявлением, что переворот был вызван махинациями Райнхарда фон Лоэнграмма, полностью лишая правоты их действия.

— Этот бессовестный предатель! Просто невероятно, что Багдаш смеет публично показывать своё лицо, — сказал кто-то мрачно. Члены Военного Конгресса понимали, что у них нет никакой возможности отомстить. Они также вынуждены были признать, что даже наличие «Ожерелья Артемиды» лишь отодвигает дату их окончательного поражения.

Военный Конгресс теперь контролировал лишь поверхность и часть подземных территорий Хайнессена. Космос же полностью был в руках противника.

Этот противник, по сути, ещё совсем мальчишка, по имени Ян Вэнли, стал причиной краха их попытки государственного переворота. Он разгромил Одиннадцатый флот, лишив членов Военного Конгресса их единственной военной силы в межзвёздном пространстве, ограничил их влияние на столичной планете Хайнессен и привлёк на свою сторону колеблющихся. Его действия были поразительно искусны. Но на одну неожиданно проявившуюся черту его характера адмирал Гринхилл не мог не пожаловаться:

— Возможно, я неверно оценивал Яна Вэнли. Использовать столь вопиющую пропаганду, назвать нас пешками Империи… Не стоило проявлять к нам такого презрения.

Собравшиеся в зале руководители Конгресса согласно закивали. Увидев это, Гринхилл продолжил:

— Мы сами начали переворот. Этому немало поспособствовало возвращение из плена контр-адмирала Линча, предложившего столь замечательный стратегический план. Маркиз Лоэнграмм не имеет в этому никакого отношения. Так ведь, Линч?

Остекленевшие от пьянства глаза Линча вспыхнули. Судя по выражению лица, его вдруг захватило какое-то сильное побуждение.

— Я горжусь вашей похвалой, но эту стратегию придумал не я.

— Что?! — на лице адмирала Гринхилла появились угроза и сомнение. После нескольких секунд колебаний, он спросил: — Тогда кто? Кто составил столь подробный и завершённый план?

Выдержав паузу, Артур Линч ответил:

— Маркиз Райнхард фон Лоэнграмм, главнокомандующий флота Галактической Империи.

— Ч-что вы сказали?!

— Ян Вэнли прав. Этот заговор — детище того самого маркиза Лоэнграмма. Он хотел вызвать беспорядки в Союзе, пока разбирается с аристократами в гражданской войне у себя в Империи. Всеми вами манипулировали.

— Вы говорите, что всё это время мы плясали под дудку Лоэнграмма? — вопрос прозвучал хрипло и надломленно.

— Именно, — с издёвкой ответил Линч, его голос сочился ядом. — И вы сыграли для нас замечательное представление. Конечно, болваны вроде капитана Кристиана тоже внесли свой вклад, но главная роль была у вас, адмирал Гринхилл.

Это была убийственная насмешка. Рождённый в парах алкоголя, невидимый демон пронесся по комнате, пронзая сердца собравшихся своей пикой. Кто-то застонал.

— Вот, взгляните. Это стратегический план, который дал мне маркиз Лоэнграмм.

Небольшая тонкая папка вылетела из руки Линча и с сухим шлепком упала на стол. Гринхилл схватил её и пролистал страницы.

«…Вызвать беспорядки на отдаленных планетах. И не в одной локации, а в нескольких разрозненных местах. Тем самым, правительственный контроль будет распылён, и в создавшемся вакууме появится возможность захватить ключевые политические и военные узлы…»

Гринхилл судорожно вздохнул и отбросил папку.

— Всё шло по этому сценарию, но закончилось провалом, потому что вы, как исполнители, не отличались мастерством.

— Но, контр-адмирал Линч, почему вы стали исполнять схемы Лоэнграмма? Что такого заманчивого он вам предложил? Обещал сделать адмиралом имперского флота?

— И это тоже… — голос Линча дрожал, то поднимаясь, то падая. Сам он не делал никаких видимых попыток справиться с ним, пока говорил. — Но это не всё. Не буду называть имён, но, скажем так, я хотел, чтобы некоторые люди, которые всегда уверены в своей несомненной правоте, были унижены. Унижены так, что никогда не смогут оправдаться. Что же касается моей карьеры и даже моей жизни… Мне просто всё равно, — красные от выпитого глаза Линча прошлись по перекошенным от ужаса лицам. — Так что насчёт этого, адмирал Гринхилл? Каково чувствовать, что этот славный «Военный Конгресс по Спасению Республики» был лишь инструментом амбициозного имперского интригана?

Его слова затихли, превратившись в смех. И этот неровный, неприятный смех словно кислота разъедал души людей. Этот человек, который вывалял своё имя в грязи после бегства при Эль-Фасиле, который провёл девять лет в непростительном пьянстве, неужели он всё это время пестовал свою обиду, не зная, на кого её направить?

— Господин председатель! Вражеская атака началась, — крикнул офицер связи. От этого сообщения застывшее руководство Военного Конгресса словно оттаяло. Гринхилл обернулся и спросил голосом человека, проснувшегося от кошмара.

— Который из двенадцати спутников они атакуют?

В ответе офицера ясно слышалось недоумение:

— …Они атакуют все двенадцать одновременно, адмирал.

Собравшиеся переглянулись. На лицах у всех было написано замешательство. Двенадцать спутников, свободно перемещающихся на орбите, были способны защищать и поддерживать друг друга. Так что атака сразу на несколько из них имела смысл, хотя при этом и распылялись силы. Но все двенадцать одновременно? Это противоречило здравому смыслу. Что задумал Ян Вэнли?

На большом экране появилось изображение, отображающее объекты, по прямой траектории приближающиеся к спутникам. Когда природа этих объектов стала ясна, в зале раздались перешёптывания.

— Лёд… — простонал адмирал Гринхилл. Это были огромные глыбы льда, намного превосходящие по размеру любой линкор.

Триста лет назад. Галактическая Империя.

На холодной седьмой планете системы Альтаир, в условиях, схожих с рабством, работал на шахтах молодой человек, веривший в республиканскую систему правления. Его звали Але Хайнессен.

Он жаждал покинуть эту планету и построить среди далёких звёзд новое демократическое государство для своих единомышленников. Но перед ним была неразрешимая проблема — отсутствие необходимых материалов для постройки звездолёта, на котором можно было бы разместить всех его товарищей.

Но однажды Хайнессен увидел ребёнка, играющего с корабликом, вырезанным из льда. Молодой человек был поражён, словно он получил откровение.

Он построил космический корабль, используя неиссякаемый источник сухого льда на седьмой планете Альтаира, а затем отправился в долгое, долгое путешествие, протянувшееся на пятьдесят лет во времени и десять тысяч световых лет в пространстве.

Это была знаменитая легенда об Але Хайнессене, создателе Союза Свободных Планет.

— Мне подсказал эту тактику наш отец-основатель, — сказал Ян без гордости, а с каким-то горьким юмором.

План был следующим:

Шестая планета системы Баалат, Шринагар, была холодным ледяным миром. Из её поверхности и будут вырезаны двенадцать цилиндрических блоков льда. Каждый блок будет иметь объём в один кубический километр и массу в миллиард тонн.

Затем эти ледяные блоки вынесут в космическое пространство, где нет гравитации, а температура приближается к минус 273,5 градусам Цельсия, абсолютному нулю, поэтому лёд не растает.

Там в центре каждого цилиндра с помощью лазера проделают отверстия и установят туда прямоточные двигатели Бассарда.

Эти двигатели спроецируют во фронтальной части цилиндров огромное магнитное поле в форме корзины для захвата ионизированной, заряженной межзвёздной материи. Когда эта материя приблизится к цилиндрам, то мгновенно будет сжата, что приведёт к разогреву, достаточному для запуска реакции ядерного синтеза внутри двигателей. Уровень энергии, выбрасываемой позади цилиндров, будет гораздо выше того, который поступил на вход фронтальной части.

Всё это время беспилотное ледяное судно будет ускоряться, и чем ближе оно подойдёт к скорости света, тем эффективней станет перерабатывать межзвёздную материю. Таким образом, ледяные корабли достигнут предсветовой скорости.

На этом этапе стоит напомнить основной постулат теории относительности: по мере приближения материи к скорости света, её эффективная масса увеличивается.

К примеру, масса корабля, летящего на 99,9% скорости света, увеличивается приблизительно в двадцать два раза по сравнению с изначальной. На 99,99% скорости света она достигнет уже семидесятикратного увеличения относительно массы покоя, а на 99,999% станет в двести двадцать три раза больше.

Глыба льда, весом в миллиард тонн при увеличении в двести двадцать три раза достигнет веса в двести двадцать три миллиарда тонн. А что случится, если ледяную глыбу, весящую как три миллиона шестидесятиэтажных зданий, объединить с предсветовой скоростью? Боевые спутники, составляющие «Ожерелье Артемиды» будут мгновенно обращены в пыль.

Однако, чтобы эти куски льда не столкнулись с самой планетой Хайнессен, векторы их движения нужно было задавать с величайшей осторожностью. Так как ни на спутниках, ни на ледяных глыбах не было людей, не должно было пролиться ни капли крови.

— Какие-то вопросы?

Шёнкопф небрежно поднял руку в ответ.

— Вы не против уничтожить все двенадцать? — саркастически спросил он, имея в виду, что спутники могут ещё оказаться полезны в будущем.

— Нисколько не против. Давайте сокрушим их все, — без колебаний отмёл вопрос Ян. «Ожерелье Артемиды», по его мнению, стало одной из причин, по которой люди обманывали себя, веря, что этот переворот может увенчаться успехом.

Это «Ожерелье» символизировало позорный стиль мышления: Хайнессен может выжить в одиночку, даже если все прочие звёздные системы и все планеты будут захвачены врагом. Но если вражеское нападение когда-нибудь зайдёт так далеко, это будет означать, что Союз находится в шаге от полного поражения. Так что лучше не допускать, чтобы враг продвинулся настолько далеко, и первое, что необходимо было предпринять для этого — приложить все политические и дипломатические усилия, чтобы не допустить войны, как таковой.

Опора на военную технику для поддержания мира была не более чем продуктом кошмара закоснелых милитаристов. Подобное стереотипное мышление было на уровне какого-то детского сериала. «Однажды мерзкие и воинственные инопланетяне внезапно безо всяких причин вторглись из отдалённого уголка Вселенной, напав на миролюбивых и справедливых людей, у которых не оставалось выбора, кроме как сражаться с ними». И для этих целей требовалось могучее оружие и огромные боевые установки.

Каждый раз, когда он смотрел на рой спутников, опутывающий эту прекрасную планету, Ян впадал в тоску, видя в них змею, обвившуюся вокруг горла богини.

Короче говоря, Ян ненавидел дешёвую бижутерию, каковой долгое время и было «Ожерелье Артемиды», и он собирался воспользоваться этой возможностью, чтобы разбить его в пыль, получив заодно небольшой приятный бонус в виде шоковой терапии для поклоняющихся технике. По этим причинам Ян и выбрал самый зрелищный из всех придуманных им способов нейтрализации «Ожерелья».

План был приведён в исполнение.

Двенадцать гигантских ледяных блоков летели, ускоряясь, к двенадцати боевым спутникам.

Это было зрелище, превосходящее воображение. По мере увеличения скорости, ледяные цилиндры набирали массу, становясь всё более мощным оружием. Радиолокационные и сенсорные разведывательные системы, которыми были оборудованы спутники, заметили быстро приближающиеся ледяные блоки. Они не были ни энергетическими волнами, ни металлическими объектами, всего лишь соединениями водорода с кислородом, безвредными сами по себе. Тем не менее, их масса и скорость были расценены, как угроза, и компьютеры спутников приняли меры.

Лазерные орудия были наведены на цель и выстрелили колоннами раскалённой энергии. В ледяных стенах образовались идеально круглые дыры диаметром три метра. Однако даже мощный лазерный удар не смог пробить лёд насквозь. Характерная для лазера прямая направленность препятствовала распространению разрушительного эффекта, приводя, напротив, к отрицательным результатам. Но это не всё: часть льда испарялась, создавая огромное количество пара, поглощавшего тепловую энергию лазера. Более того, в вакууме, при абсолютном нуле, пар мгновенно замерзал, превращаясь в облако ледяных кристаллов, которое, по закону инерции, продолжало с ускорением двигаться вперёд с предсветовой скоростью. Хотя ракеты были выпущены и вспышки взрывов осветили поверхность ледяной массы, они тоже не принесли видимого эффекта, будучи разрезанными на части кристаллами ещё до столкновения с основной частью.

На мостике флагманского корабля Яна, «Гипериона», члены экипажа безмолвно наблюдали за этим спектаклем, а голова офицера связи кружилась от быстро меняющихся на экране цифр, отображаемых детектором массы. Чем ближе ледяные ракеты приближались к скорости света, тем больше становилась их масса.

И вот они столкнулись.

Лёд разбился. Так же, как и спутники. Осколки льда танцевали в пустоте космоса, отражая свет солнца и планеты, разбрасывая ослепительные отблески. Каждый ледяной осколок весил сотни тонн. Но, когда они сверкали своим великолепием на экране, можно было поверить, что они легче снежинок. Обломки же разбитых спутников были и вовсе неразличимы.

— Уничтожено… «Ожерелье Артемиды»… Не осталось ни одного спутника… Оно уничтожено…

Оператор систем наблюдения продолжал растерянно повторять слово «уничтожено». Члены Военного Конгресса по Спасению Республики стояли неподвижно, будто превратившись в соляные столбы.

Им начинало казаться, что это слово будет вечно эхом звучать у них в ушах, когда раздался другой звук — как от падения на землю тяжёлого предмета. Это адмирал Гринхилл рухнул в своё кресло. Под обратившимися к нему взглядами товарищей он хрипло выдохнул:

— Всё кончено. Наш военный переворот провалился. Мы проиграли. Давайте признаем это.

Спустя несколько секунд тишины раздался протестующий возглас. Капитан Эванс пытался ободрить прочих заговорщиков:

— Нет, это ещё не конец, — настаивал он. — У нас есть заложники. Все жители Хайнессена, миллиард человек, по-прежнему в наших руках! — он хлопнул ладонью по столу. — Более того, мы захватили начальника Центра стратегического планирования и главнокомандующего Космического флота. В зависимости от условий, у нас ещё есть шанс на переговоры. Слишком рано сдаваться!

— Мы должны уйти. Любое дальнейшее сопротивление не только будет бесполезным, но и помешает восстановлению отношений между правительством и гражданами. Всё уже кончено. Давайте, по крайней мере, достойно опустим занавес.

Плечи капитана поникли, он с трудом смог выдавить:

— Тогда что нам делать сейчас? Сдаться и предстать перед трибуналом?

— Те, кто пожелают поступить так, могут так и сделать. Я выберу другой путь, но сначала должен кое-что сделать. Мы не можем оставить доказательств или свидетелей, подтверждающих, что наше благородное восстание было организовано амбициозным имперским кукловодом.

Глаза Гринхилла с ненавистью обратились на Линча.

— Контр-адмирал Линч, я возлагал большие надежды на вас с самого начала вашей карьеры — ещё с тех пор, как вы учились на два класса позади меня в Военной академии. И очень сожалел, когда произошёл тот прискорбный инцидент у Эль-Фасиля девять лет назад. Вот почему я принял вас под своё крыло, думая, что мы сможем восстановить вашу репутацию, но…

— Вы просто не умеете разбираться в людях, — с пьяной откровенностью безразлично ответил бывший контр-адмирал.

Лицо Гринхилла поменяло цвет. Гнев, отчаяние, отвращение — все эти эмоции соединились в нём. Сторонний наблюдатель мог подумать, что в нём что-то взорвалось.

Почти одновременно промелькнули две вспышки света. Одна завершила свой путь между бровей адмирала Гринхилла, другая попала в левое ухо Линчу, содрав часть кожи и мяса. Раздался крик, и несколько новых вспышек пронзили тело Линча спереди, сзади, слева и справа, пробивая в его теле узкие обожжённые тоннели. Через несколько секунд после Гринхилла он тоже упал на пол.

— Вы все дураки… — контр-адмирал Линч выплюнул свой последний смешок вместе с пузырями крови и оглядел застреливших его офицеров. — Я ведь спас честь Гринхилла, вам так не кажется?.. Вместо того, чтобы пойти под трибунал… наверное, лучше… этому ублюдку… умереть… ха… честь… какой бред…

Пузырь крови на его губах лопнул в последний раз, а глаза подёрнулись плёнкой. Подойдя к нему и плюнув Линчу на лицо, капитан Эванс крикнул:

— Сожгите дотла эту мерзкую папку! Избавьтесь от трупа Линча. Уничтожьте всё, что могло бы поставить под сомнение справедливость нашего дела.

— Флот адмирала Яна занял орбиту, — дрожащим голосом произнёс офицер связи. — Они готовятся начать десантную операцию. Что нам делать?

Эванс сдвинул брови, а потом кивнул, будто принимая какое-то решение.

— Откройте канал связи. Я поговорю с адмиралом Яном.

Вскоре изображение молодого адмирала, чей форменный берет был надет слегка набекрень, появилось на экране. Позади виднелись члены его штаба, включая и дочь адмирала Гринхилла. Эванс слегка поморщился.

— Я капитан Эванс. Как действующий глава Военного Конгресса по Спасению Республики, я прошу переговоров. В нападении нет необходимости. Мы знаем, что проиграли и приняли решение отказаться от какого бы то ни было бессмысленного сопротивления. Всё кончено.

— Это всё очень хорошо, но… — естественно, у Яна возникли некоторые подозрения. — Что случилось с прежним главой вашего Военного Конгресса адмиралом Гринхиллом? Я не вижу его среди вас.

Глубоко вздохнув, Эванс ответил:

— Его превосходительство покончил с жизнью. Это был достойный конец.

Услышав это, Фредерика Гринхилл негромко вскрикнула и прикрыла рот ладонью. Её плечи задрожали.

— Адмирал Ян, наши цели состояли в том, чтобы очистить правительство нашей демократической республики и избавить Вселенную от деспотизма Галактической Империи. К сожалению, мы не смогли претворить в жизнь эти идеалы. Адмирал Ян, в конечном итоге вы приложили свои силы к продолжению существовании деспотизма.

— Что такое деспотизм? Не им ли называется ситуация, когда правительство, не избранное народом, лишает людей свободы и пытается контролировать их с помощью силы и жестокости? Другими словами, именно то, чем вы занимались здесь, на Хайнессене.

Молчание.

— Это вы, «благородные солдаты», — настоящие деспоты. Или я не прав? — голос Яна был мягок, но в его словах не было прощения.

— Вы неправы!

— В чём же я неправ?

— То, чего мы хотели — это не власть для самих себя. Это были временные меры. Временная форма правления, которая должна была существовать лишь до тех пор, пока наша родина не будет спасена от правления коррумпированных мобократов, а Империя не будет повержена.

— Временные меры… — пробормотал Ян с лёгкой горечью. Для самооправдания подойдут любые слова. Тем не менее, даже если бы это и правда оказались временные меры, сколько жертв они бы потребовали? — Могу я задать вопрос? Мы сражаемся с Империей уже долгое время, сто пятьдесят лет, и до сих пор не повергли её. Возможно, что не повергнем и в следующие сто пятьдесят лет. И всё это время ваше правительство продолжало бы цепляться за власть, лишая граждан их свобод — вы и тогда настаивали бы на том, что это лишь «временные меры»?

Капитан Эванс замешкался с ответом. Но затем сменил тему и попытался привести встречный аргумент:

— Всем известно, как сильно сейчас коррумпировано правительство. Как иначе, кроме силового метода, можно исправить это?

— Коррумпированное правительство — это не то, где политики берут взятки. Это лишь личная коррупция отдельных продажных политиканов. А коррумпированным правительством я назвал бы то, при котором, даже если политик берёт взятки, он оказывается выше критики за это. Именно ваша группа провозгласила контроль над свободой слова. Вам не кажется, что уже одним этим вы потеряли все основания для осуждения деспотии Империи и недостатков нынешнего правительства Союза?

— Мы поставили на карту наши жизни и нашу честь… — голос Эванса стал жёстким. — Так что я не позволю никому клеветать на нас. Наше дело было справедливым. Нам просто немного не хватило удачи и способностей, чтобы реализовать наш план. Это всё.

— Капитан Эванс…

— Слава военному перевороту!

Экран связи погас.

— Он никогда не признает ошибки, до самого конца, — вздохнул начальник штаба Мурай.

— У каждого своё чувство справедливости, — мрачно ответил Ян и приказал Шёнкопфу готовиться к высадке. Вот так флот Яна бескровно опустился на поверхность Хайнессена.

В свете его положения и обстоятельств, нелюбовь Яна к церемониям граничила с нелепостью. Он бодро ходил везде сам по себе, заставляя подчинённых беспокоиться о его безопасности. Тем более, что сейчас трудно было судить, где могут скрываться оставшиеся заговорщики.

Не обращая внимания на громкие призывы Мурая помнить об осторожности, Ян пешком отправился в Центр стратегического планирования и выяснил у сдавшихся младших офицеров сведения о местонахождении Бьюкока. После чего немедленно освободил его и отправил в госпиталь.

Старый адмирал физически ослабел после четырёх месяцев тюремного заключения, но свет в его глазах и разумная речь успокоили Яна.

— Я ужасно смущён, — сказал Бьюкок. — Я оказался совершенно бесполезен, несмотря на предоставленную тобой информацию.

— Вовсе нет. Это из-за меня вам пришлось страдать так долго. Вам что-нибудь нужно?

— Ну, в таком случае, я не отказался бы от стаканчика виски в качестве подарка.

— Немедленно распоряжусь доставить.

— Что случилось с адмиралом Гринхиллом?

— Он умер.

— Вот как? Ох. Значит, этот старик пережил ещё одного…

Ян был признателен адмиралу Гринхиллу за то, что тому хватило здравого смысла не забрать с собой ни одного из заложников, старших офицеров или гражданских. Однако эта признательность поубавилась, когда он освобождал адмирала Доусона, исполняющего обязанности начальника Центра стратегического планирования.

Гора вопросов, требующих разрешения, замаячила перед Яном.

Ему нужно было сообщить всему Союзу о провале государственного переворота и восстановлении Хартии Союза, оценить ущерб, арестовать оставшихся членов Военного Конгресса и получить отчёты о вскрытии погибших, включая адмирала Грихилла и капитана Эванса. Если он начинал задумываться об этом, то вспоминал и множество других дел. От всего этого у Яна разболелась голова.

Именно в такие моменты Ян понимал, какими неоценимыми способностями обладает его адъютант, Фредерика Гринхилл.

Сразу после известия о смерти отца она сказала Яну:

— Адмирал, вы не могли бы дать мне час… нет, два часа? Я знаю, что смогу справиться с этим, но не сейчас… Поэтому…

Ян кивнул. Когда ему сообщили, что среди погибших оказалась Джессика Эдвардс, ему тоже потребовалось время, чтобы оправиться.

Ещё он не верил, что её отец покончил с собой. Представлялось невероятным, чтобы он приставил себе бластер между глаз и спустил курок. Скорее всего, его застрелил кто-то другой. Однако это была не та мысль, которую следовало произносить вслух.

Когда Фредерика уже собиралась выйти, молодой адмирал сказал:

— Эм… Старший лейтенант… Не знаю, как это выразить… Держитесь.

Он был способен управлять миллионом, десятком миллионов людей, командуя ими на поле боя среди звёзд, но иногда он не мог толком справиться даже с собственным языком.

Когда два часа прошли, Фредерика вышла из своей каюты, и работа сразу потекла стремительным потоком. Перед Яном стала расти гора папок, подписанных как «завершённые». Когда он, находясь под впечатлением, пролистывал страницы, то увидел, что она дошла даже до того, что определила формат парада победы и назначила время для него. Возможно, эта трудная работа была для неё сейчас спасением.

От Шёнкопфа, занятого патрулированием города, пришло сообщение. Он докладывал, что Юлиан нашёл главного виновника всего случившегося. Когда Ян уточнил, кто же это, он ответил:

— Думаю, вы не захотите даже слышать его имя, адмирал, но это глава Верховного Совета.

Это действительно было имя, которое Ян ненавидел.

В сообщении говорилось о появлении Иова Трунихта, пропавшего без вести с самого начала переворота. Юлиан, сопровождавший адмирала Бьюкока в госпиталь, возвращался назад к Яну, когда его ландкар остановили возле какого-то старого здания.

— В-вы же… — увидев, кто обратился к нему, юноша начал заикаться. Человек, которого его опекун ненавидел больше, чем кого-либо иного в этом мире, улыбаясь, стоял перед ним.

— Конечно же, ты узнал меня, — мягким голосом сказал Иов Трунихт, председатель Верховного Совета Союза Свободных Планет. — Я глава твоего государства.

По спине Юлиана пробежали мурашки. Ян сильно повлиял на чувства юноши.

— Ты Юлиан, не так ли? Воспитанник адмирала Яна. Я слышал, что ты молодой человек с многообещающим будущим.

Юлиан молчал и склонил голову лишь из вежливости. То, что этот человек знает о его существовании, вызвало в нём скорее тревогу, чем удивление.

Позади Трунихта стояли пятеро мужчин и женщин. Лица их были безрадостны.

— Эти чудесные люди — члены Церкви Земли, защищавшие меня. Всё это время я скрывался в их подземном храме, прилагая все усилия, чтобы сбросить этих тиранических милитаристов.

«Усилия? Какие усилия вы прилагали? Разве вы не просто прятались в безопасном месте? Разве вы не выползли на улицу только когда всё закончилось?» — хотел сказать Юлиан, но подумал, что может этим нанести вред Яну, и промолчал.

— Ну что ж, отвези меня в мою официальную резиденцию. Я должен обрадовать свой народ известием о том, что я цел и невредим.

У Юлиана не оставалось иного выбора, кроме как впустить председателя в машину. После короткой поездки, он доверил Трунихта Шёнкопфу и его подчинённым, стоявшим перед резиденцией.

— Да уж… Стоило одной беде закончиться, как ей на смену пришла другая, — сказал Ян, пожав плечами, но что-то внутри не позволяло ему смеяться. Трунихта спасли и долгое время укрывали терраисты… Значит ли это, что Трунихт использовал Церковь Земли так же, как до того Рыцарей-патриотов?

Или, может, всё было наоборот?