От редакции: Герой этого рассказа думал, что добьётся значительных успехов в области науки. Молодой, амбициозный, он мечтал утереть нос старому профессору. Но наш герой и не знал, кто на самом деле объект наблюдений.
Виктор занервничал ещё неделю назад. Оба шимпанзе не показывали ожидаемых результатов. Статистика летела к чертям, но Виктор не понимал причин неуспеха — животные были здоровы и не выглядели подавленными.
Постановочное задание имело средний уровень сложности — и Джин, и Микки выполняли его прежде вполне успешно, за что были вознаграждаемы любимым лакомством — булкой с абрикосовым джемом.
Но теперь животные словно отупели — протягивая лапу с фигурной вставкой к доске с соответствующими гнёздами, они в нерешительности застывали и устремляли растерянный, и даже жалобный взгляд на Виктора. Он не мог скрыть своего разочарования.
В другие же дни они, словно подменённые, приматы выполняли задание успешно. В поведении обезьян не было видно системы, по набранной статистике повторений выходило, что их попадания в необходимое гнездо было почти делом случая, слепой удачи.
— Ничего не понимаю, — жаловался Виктор коллеге, Йозефу Шоллю из отдела зоопсихологии морской фауны.
— Если тебя утешит, мой Парис тоже всё испортил на прошлой неделе, — сказал Йозеф, зло, вспоминая своего «ведущего» осьминога, интеллектом которого он хвастал ещё месяц назад.
— Ты вирусологию «делал»? Может какаянибудь подострая или стёртая энцефалопатия?
— Да вдоль и поперёк! Томография, биоматериал на все виды «скопий» и «графий»! Иммунология идеальная! Здоровы черти, хоть об дорогу бей.
— Не переживай. Возможно рано ещё. Может быть, патологический агент ещё за пределами чувствительности тестов, дремлет, например.
— Но тогда он и неактивен. Какой с него вред?
— Ну, наверное. Пусть ветеринары скажут, что нам с тобой голову ломать?
— У меня сроки по проекту. Эх! Ладно, пока. Пойду домой, — Виктор шлёпнул приятеля по подставленной ладони.
Утром обезьянам удавалось выполнить почти все тесты, включая самые сложные. После двухчасового перерыва они выполняли лишь каждый четвёртый тест, независимо от уровня сложности. Статистика вновь «летела» к чертям собачим. На следующий день всё повторялось снова.
День ото дня настроение Виктора портилось. Вопреки давнему обычаю немного выпивать с друзьями на уик-энд лишь дважды в месяц, он стал захаживать в «Империю Рока» почти каждый день после работы. Там он пропускал не менее четырёх стаканчиков бурбона и только затем просил вызвать ему такси.
Проклятые обезьяны! Коротышка-профессор Рейнхольд будет как всегда ухмыляться, и приговаривать — «А я ведь вам говорил, молодой человек! Я говорил. Может, попробуете себя на ниве коммерции, а?» Чёртов заносчивый старикашка! Вообразил себя богом зоопсихологии! Да черта с два!
Пьяный мозг, слишком слабый, чтобы сопротивляться личным демонам гнева, рисовал яркие картины мести Рейнхольду. Немалое честолюбие Виктора, как учёного, было глубоко уязвлено уже самим фактом провала, ну а старый профессоришко уж не упустит случая щёлкнуть по носу младое поколение.
Утро приносило страдания духа и плоти, как справедливую кару за демоническую вольницу накануне. Виктору становилось стыдно, он злился на себя и своих подопечных. Он кое-как приводил себя в порядок и ехал в лабораторию, навстречу надеждам и разочарованиям.
Впалые щеки, круги под глазами, небритость стали заметны коллегам. Йозеф Штолль всячески старался поддержать приятеля и предлагал посадить приматов на ещё более строгую диету, чтобы стимулировать поиск решения, но Виктор его не слушал — перед глазами у него стояла ухмыляющаяся физиономия Рейнхольда.
13 сентября Джин и Микки выполнили все задания без единой ошибки и на следующий день повторили его в самое подходящее время — когда в отдел приматов явился заместитель директора академической лаборатории и ненавистник Рейнхольд.
Никакой секс не мог сравниться с упоением от натянутой улыбки профессора-пигмея. Опущенные уголки рта, его гримаса лжеудовольствия кричали о том, что хозяин испытывает недюжинный укол ревности. В течение недели нервный Рейнхольд приходил почти каждый день, но обезьяны, раз за разом показывали превосходный результат.
Виктор торжествовал. Он даже вспомнил о своей подруге, Катрин, с которой он повздорил на почве дурного настроения. Воодушевленный научными победами и тожеством честолюбия над Рейнхольдом он позвонил ей и елейным голосом вымолил прощение. Напоследок Виктор заказал столик в ресторане.
— Слушай, тебе не надоело? — спросила Джин. — Сегодня он опять сам не свой. Мне его уже жаль.
— Ты знаешь, — ухмыльнулся Микки, — я понимаю, что это полный идиотизм, но всякий раз, когда я вижу, как его лицо просветляется, как разглаживаются морщинки и складки на лбу, как он прыгает, воет по-собачьи и бьёт себя в грудь, когда его никто не видит, не могу удержаться от хохота. И всякий раз думаю — как долго это может продолжаться? Просто научный интерес.
— Как хочешь, а я пас, — хмыкнула Джин. —
Мне надоела эта забава, да и если сбрендит…
— Да ладно, расслабься. Что он сделает?
Перестанет кормить? Ха!
Старая уборщица Дорис ещё час назад закончила свои сюсюканья с ними и оставила ветку бананов милым обезьянкам. Позже она вернётся, чтобы уничтожить следы своего преступления против науки.