Лишняя. С изъяном

• Глава 2 •

Глаза открывались с трудом. Неудивительно, после такой аварии. Чудо, что я осталась в живых.

А собственно, как осталась?

Распахнув глаза, я уставилась в сероватый, в грязных потеках потолок. Не моя комната, не больница, скорее похоже на келью принцессы из моих снов.

– Кати, просыпайся, нам на завтрак пора! – В дверь настойчиво поскреблись.

Голос знакомый…

Это же Хилли!

Я подняла руки к глазам. Левая слушалась куда хуже, и пальцы до конца не выпрямлялись. Управление моторикой теперь на мне? А где сама принцесса?

Я прислушалась к внутренним ощущениям. Вроде никого постороннего в теле нет. Села, покрутила головой, осматриваясь в спальне. Воспоминания наплывали постепенно. Теперь моя собственная жизнь казалась ярким сном, а вот эта, сказочная, с магией – настоящей. Я ли читала сквозь глаза принцессы или она заглядывала в непонятный мир машин через меня? В висках застучало, и я едва сдержала стон.

– Кати!

– Иду! – рявкнула я.

Хилли испуганно затихла. Да, Катраона не то что не позволяет себе повышать голос, она и говорит-то едва слышно и исключительно когда очень-очень надо. Нужно вживаться в образ, а то как бы мне изгнание бесов не устроили.

– Иду, Хилли. Я проспала, – промямлила я.

За дверью успокоенно вздохнули.

– Я тебя тогда жду за завтраком. Поторопись, а то накажут!

С этим радостным известием девушка убежала.

Я перевела взгляд на окно. В стекло постукивали опушенные первыми листочками ветки. Здесь только начиналась весна. Прихрамывая, я подошла к окну. Знакомый вид: забор пансиона, декорированный редкими кустами для эстетичности, где-то там, за деревьями, запасная калитка, всегда закрытая на засов и задвижку, а сверху висит старый ржавый замок, открыть который не может уже даже его родной ключ.

В шкафу висят платья, целых два. Туфли одни – их надо беречь, а носки уже перештопаны столько раз, что проще было бы связать новые. Может, и свяжу. Принцесса… то есть я умею.

И это теперь моя новая полноценная жизнь. Ну, почти полноценная. Но с ДЦП я еще не закончила бороться! Мы еще повоюем!

В животе заурчало. Да, завтрак. Я быстро умылась, благо крохотный умывальник имелся в каждой комнате. Это душевые и туалеты в отдельном помещении, по три на этаж, а умывальники у всех свои, чтобы по утрам и вечерам очереди не устраивать.

Вода, правда, в них только холодная. И система подачи заковыристая, вроде мини-насоса: нужно набрать воды в специальный кувшин, потом наклонить его, чтобы тонкой струйкой текла вода, – он зафиксирован донышком, не перевернется, – и быстро успеть проделать все утренние процедуры, пока запас не закончился. Я с непривычки сначала умываюсь, потом начинаю чистить зубы и остаюсь без воды. Приходится набирать заново.

Крохотное зеркальце над умывальником отражает вполне симпатичное лицо. Чуть вздернутый аккуратный носик, полные губы кажутся слегка крупноватыми из-за впалых скул. Я вздохнула. Откормить бы меня, но с рационом пансиона это не светит.

На завтрак я в итоге опоздала.

Сестра Деми, которая присматривает за нами во время еды, строго нахмурилась. Опоздание – нарушение режима. Интересно, какое наказание она мне придумает? Вот бы на кухню отправила.

– Катраона! Следуй за мной, – властно распорядилась сестра Деми и, развернувшись, выплыла из столовой, даже не глядя, следую ли я за ней.

Как положено в такой ситуации, я оставила недоеденную кашу и поспешила за монашкой.

Не особо-то и хотелось доедать эту склизкую гадость.

Вместо наказания меня отвели прямиком в кабинет матери-настоятельницы. Что же случилось? Неужели меня уже раскрыли? Или какие-то новости от родителей? Может, меня заберут обратно? Хотя вряд ли.

Матушка Ригна сидит за высоким столом. Подозреваю, с обратной стороны под ее стулом ступенька, специально, чтобы она возвышалась над посетителями. На столе стопки бумаг, новомодные перьевые ручки в витом металлическом стакане и шкатулка. Последняя слегка выбивается из общего ряда вещей и выглядит знакомо.

Я устраиваюсь на шаткой табуретке и оказываюсь в положении букашки под микроскопом. Психологическое давление, уровень – дошкольник. Плавали, знаем. Выпрямив спину, я преданно уставилась на настоятельницу, поедая ее глазами. Нужно ведь женщине эго почесать.

– С днем рождения, дорогая! – приторно улыбнулась матушка.

Я и забыла. Точно, в начале весны у принцессы день рождения. И каждый раз ей приходит письмо от родителей. Один раз в год. Трогательно даже. Если бы не было так обидно.

И похожая шкатулка каждый день рождения принцессы стоит на столе настоятельницы, но содержимого я так ни разу и не видела.

– Вот, тебе прислали родители…

Она передает через стол конверт. Печать надломана, но я и не тешила себя надеждой на приватность. Понятно, что вся почта проверяется, будь она даже от короля.

Обычно Катраона благодарит и срывается с места, чтобы побыстрее прочитать полстраницы, исписанной мелким, каллиграфическим почерком. Я его пробегала взглядом вместе с ней, сильно подозревая, что писал секретарь, а его величество просто поставил подпись, и скучала в ожидании более интересного занятия во сне. Книги новой, например.

Но в этот раз мне очень даже интересно, что в письме. Речь уже не идет о странном и подробном сне. Это моя новая жизнь, а значит, и относиться теперь к происходящему я должна соответствующе. Кроме меня о моем будущем тут, похоже, никто не подумает.

Главное, что это за шкатулка? В другие разы, когда я посещала кабинет настоятельницы в течение остального года, никаких шкатулок на столе не было, так что это не украшение и не пресс-папье.

Я открываю уже распечатанный конверт и вчитываюсь в убористые строчки.

Поздравления, пожелания наилучшего, надежда на скорое выздоровление, снова поздравление: шестнадцать по местным меркам – совершеннолетие. Я могу уже вступать в брак. Другое дело, мне с моей болезнью это не светит.

– Может, почитаешь у себя в комнате? У меня много дел.

Настоятельница – вроде бы незаметно – подтягивает к себе шкатулку.

Ага, вот оно! Так и знала.

– «Посылаем тебе, дорогая, некоторые средства, побаловать себя в этот знаменательный день, и небольшой сюрприз. Надеемся, тебе понравится. Твои родители», – вслух с выражением зачитала я. Настоятельница отдернула руку от шкатулки, будто обжегшись. – И где сюрприз?

Я наивно похлопала глазами, изображая невинную дурочку, и отчетливо расслышала скрежет зубов. Матушка Ригна нехотя подвинула шкатулку вперед, неприятно скрипнув ею по столу.

– Вот он, – процедила она недовольно.

– Ой, как здорово! Спасибо, мама и папа!

Я специально сделала упор на семейственность и тесные отношения с королевской четой. В глазах настоятельницы отчетливо читалось нежелание расставаться с содержимым шкатулки. Не грех и припугнуть зарвавшуюся матушку.

Я подцепила шкатулку, собираясь унести, но Ригна оказалась быстрее. Сверху на крышку легла ее тяжелая ладонь, и я поняла, что так просто она меня не отпустит.

– А посмотреть ты не хочешь? – поинтересовалась она.

– Я в комнате посмотрю, – широко улыбнувшись, ответила я чистую правду.

– Думаю, лучше нам взглянуть на содержимое сейчас, – с нажимом произнесла матушка и сама ловко откинула незапертую крышку.

Ой, что-то мне не верится, что гонец доставил ящичек с драгоценностями и деньгами вот так, нараспашку. Кто-то весьма вольно относится к понятию личные вещи.

Не сказать чтобы содержимое меня ослепило. Выросшая среди относительного достатка, я насмотрелась и на золото, и на бижутерию высокого качества, которая зачастую не сильно дешевле того золота, – кулон с камеей на тонкой цепочке и два колечка-печатки сногсшибательного впечатления на меня не произвели, гораздо больше меня заинтересовал увесистый мешочек с краю. Залезть и проверить, сколько там, мне не дали.

– Ну, посмотрела и будет. Я их положу к себе, на хранение. – Настоятельница хлопнула крышкой, чуть не прищемив мне пальцы, и потянула к себе шкатулку.

Я вцепилась в ту мертвой хваткой.

«С этой бабой церемониться нельзя», – дошло до меня наконец.

– Спасибо за заботу, я у себя в комнате их буду хранить. Под подушкой, – пропыхтела я, перетягивая ящичек.

Одной рукой получалось не очень, вторая плохо слушалась, но я для надежности прилегла на шкатулку грудью. Настоятельница, кажется, поняла, что я серьезно намерена все забрать, и от неожиданности выпустила добычу. Я чуть не свалилась на пол.

– Не лучше ли будет раздать эти безделушки другим девочкам? Господь наказывал нам делиться с ближним своим, – тонко намекнула Ригна.

Ну, вот и получили объяснение дорогие украшения на некоторых воспитанницах. Настоятельница их поощряет за мой счет. Я помотала головой.

– Ближние должны оставаться ближними, вне зависимости, получают они за это что-то или нет, – выдала я в ответ цитату из недавней проповеди о ценности хороших взаимоотношений.

У настоятельницы свело скулы и дернулся глаз.

– Зачем тебе эти драгоценности? Послушница, которая хочет стать хорошей монахиней, должна привыкать к скромности в быту, – зашла с другой стороны матушка.

Ох, похоже, дело не только в наградах девочкам, а и себе в кубышку она что-то кладет. Тем более нельзя так оставлять. Принцессу уже десять лет внаглую обворовывают! То есть меня. Как-то раньше я не обращала внимания на финты с подарками. Письмо принцесса читала быстро, а я вообще в текст не настолько вникала, чтобы заметить крохотную приписку.

Ну, лучше поздно, чем никогда. Я мило улыбнулась.

– А я, может быть, передумала становиться монахиней. Видите, рука уже лучше слушается… – Я помахала в воздухе упомянутой конечностью. – Мало ли кто меня учительницей детям наймет, или приживалкой к какой вдове пойду. На такие должности и увечных берут.

Настоятельница поперхнулась, но больше крыть ей было нечем. Не заявлять же напрямую: тебя нам оставили насовсем. Если бы на этот счет были четкие инструкции сверху, меня бы не муштровали вместе с другими девочками на танцах и математике. Было у нас несколько послушниц, которых сдали, как говорится, с концами. Их учили писать и считать, после этого в двенадцать, когда пришла первая кровь, они переехали в кельи, к монашкам. На этом наше общение закончилось. Иногда они мелькали в коровнике и курятнике, реже – на кухне. Обучались, очевидно, послушанию и смирению.

Бр-р. Не дай бог!

Пока матушка Ригна не передумала, я поспешно покинула кабинет, чуть не бегом пронеслась по коридорам и перевела дух, только оказавшись в собственной комнате.

Плотно закрыв дверь и придвинув к ней тумбочку, – задвижек наши кельи не предусматривали, – я уселась на жесткий тюфяк и снова открыла шкатулку. На этот раз моего внимания удостоился сам мешочек. В нем оказалось пять фунтов крупными золотыми монетами. Бешеные деньги, на самом деле. Такие не в каждом магазине и разменяют. В ходу у средней руки горожан были шиллинги – серебряные монеты и пенсы – медь. Чтобы представить масштаб подарка: недавно в монастырь докупили еще одну корову – она стоила восемь шиллингов и считалась очень дорогой и породистой.

А в фунте сто шиллингов.

Я оглядела тесную комнатушку, пытаясь сообразить, куда спрятать шкатулку. Под кровать и в шкаф – банально, сразу найдут. А в том, что вскоре мне устроят тайный обыск и шкатулка волшебным образом, не имеющим отношения к магии, испарится, я не сомневалась. Думай, голова, думай.

А что, если разделить мух и котлеты?

Не сомневаясь больше, я решительно вытряхнула из шкатулки содержимое, положила туда письмо и сунула под соломенный тюфяк. Кого-то ждет неприятный сюрприз!

Кольца нанизала на цепочку и повесила на шею. Под высоким воротом форменного платья видно не будет. Мешочек с деньгами засунула в тот же район: в то хлопковое нечто, что заменяло нам лифчик и маечку одновременно. Потуже затянув пояс – он очень удачно, хоть и старомодно располагался под грудью, – чтобы монеты не вывалились, я выглянула в коридор. Вроде никого, но лучше поторопиться, пока матушка не успела приставить ко мне соглядатая.

Я выскользнула в сад через заднюю дверь. Был соблазн закопать деньги у старой калитки, но, оглянувшись на здание, я поняла, что видна как на ладони. Не самое удачное место для раскопок. Так что пришлось углубиться в посадки.

Принцесса гулять особо не любила. Да и тяжело, я ее понимаю. Уже через десять минут бодрой ходьбы я начала сильнее припадать на левую сторону. Такими темпами и до приступа недалеко. Я убавила прыть и принялась осматриваться по сторонам, выбирая место для захоронения клада.

Ага, вот вроде приметный кустик, хоть и маленький. Белые растопыренные палочки-цветочки маячили у самой ограды. Если еще как-то прутья решетки пометить, будет потом удобно найти заначку. Я присела у невысокого, сантиметров двадцать, растения и принялась копать прямо руками. Земля мягкая, рыхлая – после дождя недавнего легко поддается. Потом руки сполосну в комнате, а по дороге их можно и под передник спрятать.

– Ты как копаешь? Так корневище же повредишь! Дай помогу. – Я чуть инфаркт не получила, услышав деловитый женский голос над самым ухом. – Это же хинский корень!

Оказалось, я копала ямку под диким женьшенем. О лечебных свойствах редкого корешка слышала даже я, в китайской и корейской народной медицине им лечат практически все, что не вылечивается иглоукалыванием. Срочно сделав вид, что так и задумывалось, я принялась отгребать в стороны землю вокруг растения.

– Да что же ты руками-то! На, лопаткой оно сподручнее.

Рядом присела женщина лет сорока, которая на монахиню походила примерно так, как я на борца сумо.

Даму в странных балахонистых одеяниях – когда-то ярких расцветок, а теперь от частых стирок выцветших до однообразного серовато-бурого тона – я видела мельком глазами принцессы. И не раз. Брай, местная травница.

Монашки чопорно воротили от нее носы, именуя тихо ведьмой, но чуть случался у них понос или насморк, наперегонки бежали к ней требовать лекарственные настои. Надо отдать ей должное, смирения в Брай было побольше, чем в сестрах божьих, и лечила она на совесть даже самых противных. Я бы не удержалась: точно слабительного бы подсыпала.

– Пойдем. Корень нужно почистить и обработать. Или ты знаешь, как?

Я отрицательно помотала головой и послушно побрела следом, сжимая в одной руке трофейную лопатку, а в другой – изогнутое корневище, с которого сыпалась мне на платье земля, и присматриваясь, где же прикопать мой клад на обратном пути. В том, что в комнату нести его нельзя, я была уверена.

Кроме того, меня уже долго не было, и травница мне встретилась как нельзя кстати. Если опоздаю на обед, можно будет убедительно оправдаться.

Можно сказать, мне вдвойне повезло.

Домик травницы вполне соответствовал профессии владелицы. Он так зарос бурьяном и мхом, что с трудом поддавался идентификации среди прочей зелени. Хозяйка с усилием открыла скрипучую, покосившуюся от старости дверь и поманила меня внутрь.

Пряниками там и не пахло, поэтому в домик ведьмы я пошла без раздумий. Есть во мне все равно нечего: кости одни.

Брай оказалась настоящим специалистом по местной флоре. На единственной книжной полке теснились разнокалиберные фолианты по растениям, начиная от ветхих манускриптов (по ее словам, от бабки достались) до современного издания – официального учебника по травоведению для первого курса медицинского факультета. Последний меня особенно заинтересовал. Может, раз в своем мире не сложилось, хоть здесь смогу официально стать врачом? Получу диплом, открою практику…

Но травница, заметив мой жадный взгляд, направленный на учебник, сразу заявила, чтоб я и думать забыла о медицинском факультете, поскольку женщин на него не берут. Тем более пустышек.

Я пожала плечами и отложила мечту в ящик отдаленного будущего. Если лекарями не могут стать обычные люди, а услуги магов стоят дорого, то кто лечит крестьян и рабочих, у которых нет денег? Кто-то же должен. Вот и займусь выяснением этого вопроса, как только покину стены пансиона.

Слова настоятельницы не выходили у меня из головы. Значит, мне запланировали будущее в этом монастыре? Родители сослали меня сюда, зная, что во дворец я больше не вернусь никогда? Мило. Откупаются безделушками – для местных, из провинции, это, конечно, баснословные богатства и роскошные подарки, но я-то помню наряды королевы из моих снов. Там один подол нижней юбки был расшит драгоценностями на сумму моего подарка. И вряд ли то были ее лучшие, бальные, наряды.

Не приезжали ни разу.

Да и письма приходят всего раз в год, на день рождения. Не думаю, что мою почту утаивают. Смысл? Скрывать можно было бы как раз подарки, но мне их простодушно продемонстрировали. Получается, просто не пишут. Трогательные отношения.

– А ты соображаешь! – одобрительно кивнула Брай, глядя, как я аккуратно счищаю землю с волосатого корневища. При входе лежала щеточка, покрытая комками чернозема, и ведро со всякой трухой – туда я и крошила отходы. – Не хочешь ко мне в ученицы?

Хочу ли я туда, где в свободном доступе лежат яды и лекарства, да еще и обещают обучить ими пользоваться?

– Хочу! – поспешно выпалила я, пока травница не передумала.

– Тогда завтра на рассвете приходи сюда. Пойдем собирать почки.

Судя по тому, что на улице весна, речь, скорее всего, о древесных почках. Но мысль все равно скользнула не туда. Ведьма же! Мало ли…

Я закивала, протягивая Брай очищенный женьшень.

– Туда положи. Потом тебе укрепляющий отвар заварим, сама же нашла, значит, он твой, – улыбнулась травница, враз помолодев.

Не думаю, что она сильно старше сорока. Красивая ведь женщина, просто не следит за собой. И, учитывая качество ткани балахона – за столько лет он не истлел и не рассыпался, ведь явно носится далеко не первый год, – в свое время Брай вела совсем не отшельнический образ жизни.

Но выспрашивать о ее прошлом я не стала. Захочет – сама расскажет. У меня тоже секретов полно, несмотря на юный вроде бы возраст.

На обед я не опоздала, хоть и успела очистить женьшень, прикопать в образовавшейся ямке свой клад и отмыть руки от грязи. Платье замочила в тазике, чтобы не было видно следов земли на подоле. Пусть гадают, куда я все дела.

На следующее утро я сама проснулась на рассвете, без воплей и будильника. Принцесса привыкла вставать с петухами, а у меня со сном были вообще весьма своеобразные отношения – любое время, когда я не сплю, расценивалось как праздник. Проснулась – уже хорошо. Так что я радостно подскочила, простирала и повесила сушиться прямо в ванной платье и поспешила на обучение.

Я еще не представляла, насколько мне повезло наткнуться на Брай.

Оказалось, помимо выставленных на полке книг (ими она просто пользовалась чаще всего), у травницы было запасено еще несколько десятков. Лежали прямо стопками, перевязанными бечевками. Похоже, как перевезла – так и забыла. Некоторые заплесневели, другие подмокли, чернила местами расплылись. Святотатство! Попросив разрешения навести порядок, на что травница махнула рукой, мол, совсем забирай (она как раз готовила очередной порошок), я вытащила фолианты на свет божий. По большей части это оказалась развлекательная литература: готические романы, мистические истории и – ура-ура! – методички по теории магической медицины за три курса. Наверное, к учебнику по травоведению прилагались. На мое счастье, тоненькие брошюрки лежали на самом верху и практически не пострадали. Их я отложила в сторону. Тащить к себе в комнату не рискнула. Судя по волоскам, которые я иногда, уходя, приклеивала на дверь шкафа и ящики тумбочки, в моей келье регулярно проводили обыск. И держать на виду такую вызывающую для невинной девочки литературу я бы не рискнула. Пусть лучше у Брай полежат, а я занимать иногда буду.

Остальные книги я честно вернула на место, в подвал, только приспособила старый сундук для их хранения, а чтобы не заплесневели снова, осушила подвал с помощью свечки.

У нас на уроках физики учительница в свое время так развлекалась: задавала интересные задачки на сообразительность с применением физических законов. На опыты к ней бежали как на праздник. В итоге у всего класса по физике была твердая пять, куда там вашим ЕГЭ.

Так вот, одна из задачек была убрать воду из помещения при наличии одной свечи и одной трубы. Один конец импровизированного дымохода выводится в окно, как можно дальше от основного входа. Все остальные окна закрываются, дверь остается открытой для притока свежего воздуха.

Забавно, но на практике оно сработало. Целый день, правда, убила на это и свечей десять. Из монастырской часовни утащила. Матушка узнала бы – по головке бы не погладила. Ну так я на благое дело!

Зато теперь в подвале можно было даже траву сушить, которая солнца не любит. Только новую свечку под трубу подставить.

А главное, ценные книги теперь были в безопасности.

Большую часть этих ценных книг составляли любовные романы. Ну, как себе это представляли в нынешние суровые времена. Много описаний чувств и переживаний, подробный разбор каждого платья героини (а меняла она их не меньше пяти раз в день), и верх разврата: поцелуй ручки от лица главного героя.

Ну, а чем еще занимать время девиц, дуреющих от безделья?

Работать здесь аристократия предпочитала, как и у нас, опосредованно. За счет других. То есть знати принадлежали фабрики, рудники, ателье и прочие заведения. А простым людям милостиво позволялось на них работать.

Многое можно почерпнуть из женского романа, если знать, куда смотреть.

Даже в газетах такого не прочитать.

Сами истории любви четко проводили границу дозволенного. В пару ставили исключительно аристократов. Единственный мезальянс, который я смогла найти, получился между одной бедной, но очень честной дворяночкой из древнего рода, в которой проснулась немеренная магия, и принцем, третьим по старшинству, который эту самую магию, то есть дворяночку, оценил по достоинству.

Никаких Золушек в книгах и близко не водилось. Да и зачем аристократии про плебс читать? Как я поняла, простые люди не все и читать-то умеют, тем более не имеют свободных денег на макулатуру. Им бы хлеб в семью каждый день купить – уже радость.

Брай иногда брала меня с собой в лес. Под честное слово, что я не убегу. Да я бы и без слова не сбежала. Куда? К кому?

Кстати, нужно бы продумать этот вопрос.

Если король прикажет постричь меня в монахини насильно, бежать все равно придется. Поэтому редкие вылазки с травницей за пределы территории пансиона я использовала, чтобы узнать побольше об окружающем мире.

Чаще всего мы выходили на рассвете, даже чуть раньше. Бродили по лугам и опушкам, срезая миниатюрными серпами или выкапывая полезные и вредные ингредиенты под будущие зелья. Брай, не стесняясь своей профессии, гордо именовала сама себя ведьмой, сваренные ею препараты – зельями, а за малейшую мою провинность грозила проклясть. Я хихикала и обещала исправиться.

Для меня это была неплохая зарядка. Долго ходить я все еще не могла, но сама разминка с приседаниями, наклонами и мелкой моторикой для рук была весьма кстати.

Однажды мы забрели особенно далеко. Я не переживала: шли мы вдоль натоптанной тропы, крупных хищников поблизости не водилось, а лисы нас сами боялись. От грабителей у меня был в кармане припасен мешочек с толченым перцем. Не баллончик, конечно, но тоже эффективно. Хотя бандитов в округе тоже не водилось. Король следил за безопасностью в государстве – за разбой полагалась немедленная казнь. Так что желающих рисковать практически не было.

Но на всякий случай порошок я припасла.

Я присела на поляне с земляникой. Лето только вступило в свои права, но сочные крупные ягоды уже налились вкусом и цветом. Витамины мне не помешают, да и Брай чуть поодаль тоже то и дело занималась поеданием урожая.

К нам присоединилась наглая рыжая белка. Я с умилением наблюдала, как рыжая морда, подергивая хвостом, совершенно по-человечески держит в передних лапках бордовую ягоду и быстро-быстро ее ест. Внезапно зверек бросил лакомство и насторожил смешные ушки с кисточками.

Земля под ногами завибрировала – белка прыснула по деревьям куда подальше. Мне сильно хотелось последовать ее примеру, но, глядя на невозмутимо срезающую кору с березы травницу, я все же сдержалась и почти спокойно спросила:

– Это что, землетрясение?

Брай расхохоталась.

– Выдумала тоже! В наших краях таких страстей уже лет двести не случалось. Поезд это.

– Как поезд? – пролепетала я.

Я, конечно, читала в газетах дебаты о пользе и вреде железнодорожного транспорта, но не думала, что рельсы проложены настолько близко от монастыря.

– А куда он едет? – поинтересовалась я, и вовсе не из праздного любопытства.

– Один – в Провенс, другой в столицу, Дорсетт. Там две полосы, – отмахнулась от меня травница: кустик актинидии с острыми молодыми листиками интересовал ее куда больше какого-то поезда.

Примерный план побега начал вырисовываться в моей голове.

Только я не подозревала, что применить его на практике мне придется куда раньше, чем я думала.