Я напялил старую джинсовую куртку с меховой оторочкой и заглянул по дороге в свой офис. Дежуривший в ночную смену охранник не обратил на меня особого внимания, и мне пришлось хорошенько потрясти его, чтобы он достал из сейфа адресованный мне конверт от отца Винсента. Распечатав конверт, я обнаружил внутри маленькую пластиковую коробочку размером с игральную карту – в таких коллекционеры хранят обыкновенно бумажные купюры. В самом центре коробочки виднелся грязновато-белый лоскуток длиной дюйма два. Фрагмент Плащаницы.
Для работы – не слишком чтобы много. Я мог бы, конечно, попробовать с помощью этого фрагмента определить направление на остальную часть Плащаницы, но не с гарантированной точностью. Фрагмент оторвали от полотна лет тридцать назад. И не только: наверняка он переходил из рук в руки достаточно часто, чтобы все эти ученые и ватиканские чиновники оставили на нем следы своей психической энергии.
И главное, фрагмент был совсем крошечный. Мне пришлось бы работать с ним с исключительной осторожностью, иначе заключенные в нем энергии могли бы перегрузить физическую материю, как избыток электричества сжигает спираль в электролампочке. Я не слишком силен по части тонких заклинаний. Сил-то и энергии у меня хватает, а вот с контролем над ними случаются проблемы. Ну, при необходимости я могу, конечно, постараться, только это сильно ограничит радиус действия моего заклинания.
В общем, это заклинание можно будет сравнить с металлодетектором, но уж никак не с тарелкой радара. Впрочем – все лучше, чем ничего. Я сунул конверт в карман и вышел.
Во избежание новых встреч с Черити я остановил Жучка у тротуара перед домом Майкла и посигналил. Почти сразу же из дома вышел Широ. Старик обрил свою седую голову – кожа его блестела, как бильярдный шар, за исключением тех мест, где ее покрывали родимые пятна. На нем были свободные черные штаны вроде тех, что я видел на фотографиях Мёрфи, когда она участвовала в соревнованиях по айкидо. Наряд дополнялся черной рубахой и белой армейской курткой с вышитыми на груди алыми крестами. Куртка подпоясывалась красным шелковым кушаком, на котором висела деревянная трость-ножны со спрятанным в ней мечом. Он отворил дверцу, сел в Жучка и положил меч на колени.
Я тронул машину, и некоторое время мы ехали молча. Пальцы мои на руле снова побелели, поэтому я завел разговор первым.
– Выходит, вы уже участвовали в таких дуэлях раньше?
– Хаи, – кивнул он. – Много раз.
– Зачем?
Широ пожал плечами:
– Много разных поводов. Защитить кого-то. Заставить кого-то убраться с миром. Драться, чтобы не впутывать в это других.
– До смерти?
Широ кивнул:
– Много раз.
– Вы, наверное, неплохо набили руку, если так, – предположил я.
Широ чуть улыбнулся, узкие глаза его превратились совсем уже в щелочки.
– Всегда кто-то сильнее.
– А с вампирами драться приходилось?
– Хаи. С Нефритовой Коллегией. С Черной Коллегией.
– Нефритовая Коллегия? – удивился я. – В жизни не слыхал о такой.
– Юго-Восточная Азия, Китай, Япония. Очень скрытные. Но уважают Установления.
– Может, вы и с динарианцами на дуэли встречались? Он нахмурился, глядя в окно.
– Дважды. Но они не соблюдают Установлений. Оба раза мошенничали.
Некоторое время я обдумывал эту информацию. Потом сказал:
– Я склоняюсь к энергии. Если он не согласится, выберем волю.
Широ искоса посмотрел на меня, потом кивнул.
– Есть ведь выбор удачнее.
– Какой?
– Не биться вообще. Нельзя проиграть бой, которого нет.
Я едва было не фыркнул, но сдержался.
– Ну, мне типа такого выбора не оставили.
– Если обе стороны не желают биться, дуэли конец, – сказал Широ. – Я буду говорить с секундантом Ортеги. Сам Ортега тоже будет там. С вашей стороны было бы разумным попробовать отговорить его.
– Не думаю, чтобы он согласился.
– Возможно. А может, и нет. Но не драться – всегда умнее.
– И это говорит воинственный рыцарь Креста, обладатель священного клинка?
– Я ненавижу драку.
Я покосился на него.
– Такое редко слышишь от человека, умеющего воевать.
Широ улыбнулся:
– Драка никогда не бывает хорошей. Но порой необходима.
Я сделал глубокий вдох.
– Угу. Пожалуй, я понимаю, что вы имеете в виду.
Остаток пути до МакЭнелли мы ехали молча. В свете уличных фонарей мои пальцы казались того же цвета, что и руки.
МакЭнелли – это таверна. Не бар, не кабак, а настоящая, в духе Старого Света, таверна. Войдя, я спустился на три ступеньки, остановился на дощатом полу и осмотрелся по сторонам. У барной стойки стоит тринадцать стульев. Потолок поддерживается тринадцатью потемневшими от времени деревянными колоннами, покрытыми ручной резьбой с листьями и всякими сказочными созданиями. Тринадцать столов расставлены, на первый взгляд, без всякой системы, а на деле очень даже осознанно: с целью рассеивать стихийные потоки магических энергий. Это значительно снижает количество несчастных случаев, которые происходят со сварливыми чародеями или безмозглыми юнцами, только-только обнаружившими свои силы. Под потолком лениво вращается несколько вентиляторов, о которые я всегда боюсь зацепить затылком. В зале пахнет древесным дымом, старыми бочками из-под виски, свежевыпеченным хлебом и жарящимся мясом. Я люблю это место.
Мак стоял за стойкой. Я знаком с Маком довольно давно, но не знаю о нем почти ничего. Роста он высокого, сложения среднего, лыс, и лет ему где-то между тридцатью и шестидесятью. Руки здоровенные, ловкие, с толстыми запястьями. Одевается он всегда одинаково: в темные штаны, свободную белую рубаху и передник, каким-то волшебным образом избегающий брызг жира, питья и всяких прочих вкусностей, которые он готовит для посетителей.
Мак заметил меня, стоило мне войти, и кивнул куда-то влево. Я посмотрел туда. Плакат на стене гласил: УСТАНОВЛЕННАЯ НЕЙТРАЛЬНАЯ ТЕРРИТОРИЯ. Я снова посмотрел на Мака. Он вытащил из-под стойки дробовик – чуть-чуть вытащил, но так, чтобы я видел.
– Понял? – выразительно спросил он.
– Нет проблем, – отозвался я.
– Вот и хорошо.
В зале было непривычно пусто. Обыкновенно здесь всегда торчит дюжина-другая завсегдатаев местной магической тусовки. Ну, не настоящих опытных чародеев, но людей с задатками магических способностей. Кроме них, сюда захаживали члены пары оккультных сект, более или менее безобидные чернокнижники-любители, стая благонамеренных волков-оборотней и всяко-разно другая подобная публика. Должно быть, Мак сам пустил слух о предстоящей встрече. Никто в здравом уме не согласится оказаться там, где может случиться потасовка между членом Белого Совета и военачальником Красной Коллегии. Я лишний раз убедился, что мой рассудок еще в порядке: мне и самому тоже очень не хотелось находиться здесь.
– Пива, – бросил я, подходя к стойке.
Мак хмыкнул и выставил на деревянную столешницу бутылку темного. Я выудил из кармана несколько мятых бумажек, но он покачал головой.
Рядом со мной у стойки стоял Широ. Мак поставил бутылку у его локтя. Широ рукой сорвал крышечку, сделал небольшой глоток и поставил бутылку обратно. Потом задумчиво посмотрел на нее и сделал еще глоток, смакуя.
– Йош.
– Спасибо, – хмыкнул Мак.
Широ произнес что-то на незнакомом мне языке – предположительно по-японски. Мак односложно отвечал ему. Мак у нас вообще такой: много талантов, мало слов.
Я успел сделать еще пару глотков, прежде чем дверь отворилась.
Вошел Кинкейд – в том же наряде, в котором я видел его утром, только без бейсболки. В отсутствие головного убора его русые волосы были собраны на затылке не в очень аккуратный хвост. Он кивнул Маку.
– Все на месте? – спросил он.
– Умгум, – отозвался Мак.
Кинкейд обошел залу, заглядывая под столы и за колонны, не забыв при этом проверить смежные помещения и святая святых Мака – его барную стойку. Мак промолчал, но у меня сложилось впечатление, что он считает эти предосторожности совершенно лишними. Кинкейд подошел к угловому столу, чуть отодвинул от него несколько соседних и поставил к нему три стула. Потом вытащил пистолет из наплечной кобуры, положил его на стол и сел.
– Привет, – произнес я более или менее в его направлении. – Я тоже рад встрече. А где Ива?
– Ей давно пора спать, – без тени улыбки ответил Кинкейд. – Я официально представляю ее.
– О, – удивился я. – Она, значит, рано ложится?
Кинкейд сверился с часами.
– Она убеждена в том, что детям положено ложиться рано.
– Хи-хи. – Впрочем, ироничные смешки удаются мне плохо. – А где Ортега?
– Я видел, как его машина паркуется на стоянке, – ответил Кинкейд.
Дверь отворилась, и вошел Ортега. Одет он был в модный черный блайзер, соответствующие черные брюки и рубаху из алого шелка. Несмотря на холодную погоду, он обходился без пальто. Кожа его оказалась смуглее, чем мне запомнилось по прошлым встречам. Возможно, он кормился перед самой встречей.
Держался он со спокойной, уверенной расслабленностью.
Войдя, Ортега осмотрелся по сторонам. Первым делом он слегка, но вежливо поклонился Маку. Потом взгляд его задержался на Широ, и он сощурился. Широ не произнес ни слова и не пошевелился. Наконец Ортега с непроницаемым видом повернулся ко мне и отвесил едва заметный поклон. Мне показалось уместным ответить ему тем же, поэтому я тоже поклонился. В последнюю очередь Ортега приветствовал Кинкейда, который ответил вялым взмахом руки.
– А ваш секундант? – поинтересовался Кинкейд. Ортега поморщился:
– Припудривается.
Он не успел договорить, как дверь распахнулась, и в зал ленивой походкой вступил молодой человек в белых кожаных штанах в обтяжку, черной рубахе в сеточку и белом же кожаном пиджаке. Грива черных как вороново крыло волос свободно падала на плечи. Лицу его позавидовали бы иные фотомодели – тем более томным серым глазам и длинным темным ресницам. Я знал его. Томас Рейт, вампир Белой Коллегии.
– Томас, – произнес я вместо приветствия.
– Привет, Гарри, – откликнулся он. – А что с вашей курткой?
– Одна женщина...
– Ясно, – кивнул Томас. – Жаль. Из всего вашего шмотья эта единственная позволяла мне надеяться на то, что в вас теплится хоть искра хорошего вкуса.
– И это вы мне говорите! В нынешнем прикиде вы опасно смахиваете на Элвиса.
– Ну, молодой, стройный Элвис – не так уж и плохо, – заявил Томас.
– Я имел в виду Элвиса старого, располневшего. А может, даже Майкла Джексона.
Мой собеседник прижал руку к сердцу.
– Мне больно это слышать, Гарри.
– Угу. У меня тоже выдался тяжелый день.
– Джентльмены, – вмешался в разговор Кинкейд, и в голосе его мне послышались нотки нетерпения. – Не начать ли нам?
Я кивнул. Ортега тоже. Кинкейд представил всехдруг другу и предъявил документ, подтверждающий, что он работает на Архив. Документ был написан печатными буквами, цветным фломастером. Я выпил еще пива. Вслед за этим Кинкейд пригласил Широ и Томаса за угловой стол. Я вернулся к стойке, и через пару мгновений Ортега подошел ко мне. Он сел так, что между нами оставалась пара незанятых стульев; Кинкейд, Томас и Широ вполголоса беседовали в углу.
Я допил бутылку и со стуком поставил ее на стойку. Мак повернулся дать мне другую. Я покачал головой:
– Не стоит. Я и так в долгу.
– Я плачу, – заявил Ортега, выкладывая на стойку двадцатку. – И еще одну мне, пожалуйста.
Я открыл было рот для глубокомысленного замечания насчет того, как сочетается угощение пивом с угрозами мне и моим близким, но, подумав, закрыл. Верно ведь сказал Широ про драку: ее не проиграешь, если в нее не лезешь. Поэтому я взял пиво, поданное мне Маком.
– Спасибо, Ортега.
Тот кивнул и сделал глоток. Взгляд его чуть просветлел, и он отхлебнул еще.
– Хорошее.
Мак хмыкнул.
– А я думал, вы, ребята, пьете кровь, – заметил я.
– Кровь необходима нам для поддержания жизни, – согласился Ортега.
– Тогда зачем вам все остальное?
Ортега повертел бутылку в пальцах.
– Жизнь не сводится к простому выживанию. В конце концов, все, что необходимо вам, – это вода. Зачем вам тогда пиво?
– Вы когда-нибудь пробовали воду в этом городе?
Он почти улыбнулся.
– Touche.
Я тоже повертел бутылку в пальцах.
– Я не стремлюсь к этому, – сказал я.
– К дуэли? Я кивнул.
Ортега облокотился о стойку и внимательно посмотрел на меня:
– Я тоже. Но это не наше личное дело. Мне бы тоже не хотелось до этого доводить.
– Так и не доводите, – предложил я. – Мы можем просто разойтись.
– А война будет продолжаться.
– Она продолжается скоро уже два года, – возразил я. – Но по большей части сводится к игре в кошки-мышки. Так, пара набегов, стычки в переулках. Вроде холодной войны, только республиканцев меньше.
Ортега нахмурился, глядя на то, как Мак протирает гриль.
– Все может обернуться хуже, мистер Дрезден. Гораздо хуже. И если конфликт начнет разрастаться, это может угрожать безопасности обоих миров – и мира смертных, и мира духов. Представьте себе разрушения и жертвы, которые могут стать следствием этого.
– Тогда почему бы нам не внести личный вклад в дело мира? Начиная с этой дуэли? Мы могли бы одеться в рванье с бисером и бахромой и наделать плакатиков типа «Занимайтесь кровью, а не войной», или чего-нибудь еще в том же роде.
На этот раз Ортега улыбнулся. Улыбка, правда, вышла усталой.
– Боюсь, для этого слишком поздно, – сказал он. – Единственное, что устроит многих моих сородичей, – это ваша кровь.
– Могу жертвовать ее, – предложил я. – Скажем, по унции раз в два месяца. Печенье и апельсиновый сок с вас.
Ортега придвинулся ко мне, и улыбка исчезла с его лица.
– Чародей. Ты убил нобля нашей Коллегии.
Я разозлился:
– Единственным поводом... Ортега остановил меня взмахом руки.
– Я не говорю, что у вас не имелось для этого повода. Однако факт остается фактом: вы объявились в ее доме в качестве гостя и официального представителя Совета. И вы напали на них, убив в результате и саму Бьянку, и тех, кто находился под ее защитой.
– Моя смерть не вернет ее, – заметил я.
– Однако утолит жажду мести, которая терзает многих моих сородичей. Устранив вас, они по крайней мере не будут противиться поискам мирного решения.
– Черт подери, – буркнул я, барабаня пальцами по бутылке.
– Впрочем... – пробормотал Ортега, и взгляд его на мгновение затуманился. – Возможен и другой выход.
– Какой еще выход?
– Покориться, – произнес Ортега. – Признать поражение в дуэли и отдаться в мои руки. Если вы согласитесь работать со мной, я мог бы взять вас под свое покровительство.
– Работать с вами? – переспросил я. Желудок мой судорожно сжался. – Вы хотите сказать, стать таким, как вы?
– Это разумная альтернатива смерти, – с искренним видом произнес Ортега. – Это может и не понравиться моим друзьям, но спорить с этим они не будут. Отняв жизнь Бьянки, вы можете возместить ее своей.
– Став одним из вас.
Ортега кивнул:
– Став одним из нас. – Он помолчал немного. – И вы могли бы взять с собой мисс Родригез. Вы жили бы вместе. Стань вы оба моими вассалами, и она перестала бы являться для вас угрозой. – Он поставил свою бутылку. – Полагаю, вы обнаружите, что мы с вами во многом схожи, Дрезден. Просто мы играем за разные команды.
Я задумчиво провел рукой по губам. Первой моей реакцией на предложение Ортеги было отвращение. Вампиры Красной Коллегии выглядят вовсе не так, как представляется большинству. Они напоминают огромных, лишенных шерсти летучих мышей, со скользкой, похожей на резину кожей. Они способны прикрывать себя плотью, чтобы походить на людей, но я-то видел, что таится под этой маскировкой.
Я на них нагляделся. По самое по это. Мне до сих пор кошмары снятся.
Я зажмурился и открыл глаза.
– Вы разрешите один вопрос?
– С удовольствием.
– Скажите, вы живете в поместье?
– В Касаверде, – кивнул Ортега. – Это в Гондурасе. Там неподалеку деревня.
– Так-так, – сказал я. – То есть вы кормитесь ее жителями.
– Осторожно, заверяю вас. Я обеспечиваю их продовольствием, медицинским обслуживанием – всем необходимым.
– Звучит вполне убедительно, – заметил я.
– Обе стороны имеют обоюдную выгоду. Крестьяне это понимают.
– Да, возможно. – Я допил бутылку. – Скажите, а детьми вы питаетесь?
Ортега нахмурился:
– Что вы имеете в виду?
Я даже не пытался скрыть гнев.
– Пьете – ли – вы – кровь – у – детей ?
– Так безопаснее всего. Чем шире охват... скажем так, доноров, тем меньше угрозы представляет это для каждого из них.
– Вы ошибаетесь. Мы слишком отличаемся друг от друга. – Я встал. – Вы причиняете боль детям. Спасибо за пиво.
– Дрезден! – Ортега повысил голос. – Не отвергайте мое предложение с такой легкостью.
– Предложение превратить меня в кровососущего монстра, находящегося у вас в вечном рабстве? С какой стати мне соглашаться?
– Но для вас это единственный способ остаться в живых, – сказал Ортега.
Я почувствовал, как гнев сменяется слепой яростью, и оскалился в угрожающей усмешке.
– Не вы ли говорили, что жизнь не сводится к простому выживанию?
Выражение лица Ортеги тоже изменилось. Всего на мгновение я увидел злобу, надменную гордыню и отчаянную жажду крови. Он быстро совладал с эмоциями, но они продолжали слышаться в его голосе:
– Что ж, будь по-твоему. Я убью тебя, чародей.
Это звучало убедительно. Это изрядно пугало меня. Я повернулся и зашагал к выходу.
– Я подожду на улице, – сказал я, не обращаясь ни к кому конкретно, и вышел на февральский мороз.
По крайней мере так никто не удивился бы тому, что я весь дрожу.