Лик полуночи

Глава 12 Крона

Это рычал варг. Раньше я никогда такого не слышала. Они рычат совсем по-другому – не как собака, большая кошка или медведь. От этого рыка я застыла на месте. И тут из тени появилось чудовище – мой первый монстр. Он был тощий и крошечный – было видно, что он не ел уже несколько недель. Вероятно, через несколько дней он бы превратился в эфир. Из середины его спины торчали две золотые иглы, которые не пронзили ни коротких лап, ни огромной челюсти. Кто-то выстрелил в него, но использовал не тот заряд. Монстр не был пожирателем любви.

Когда Шарбон совершал свои преступления, Кроне было уже почти три пятилетки – почти девушка, но еще не совсем. Де-Лия, которая была на пять лет старше, только что закончила академию, и они с мамой все еще жили в деревне, в пределах дня езды от заставы Пограничного дозора, где служил папа. Но не в том доме, где папа умер – тот дом сгорел дотла.

Новости, приходившие из самого Лутадора, всегда были ужасны. Частые убийства, кражи и мерзости похуже. Но Шарбон в ее памяти всегда стоял особняком – только из-за своей жестокости. Тогда она не знала о нем вообще ничего. Знала только, что он осквернял человеческое тело.

По правде говоря, она мало что знала о его аресте, суде или смерти. Все это давно забылось и поросло быльем. И у нее никогда не было ни причины, ни профессиональной возможности ковырять рану, которую он нанес истории.

Городской архив возвышался над открытой площадью, где торговцы, прибывшие из ближних и дальних деревень, расставляли свои повозки. Некоторые выглядели обычно для Лутадора: тускло-коричневые и коричневые навесы с кусочками расписанного вручную стекла или цветного сахара, приклеенными к основанию. Конструкция повозок часто была неправильной формы – искривлена или перекошена, чтобы органично вписаться в архитектуру окружающих зданий.

Однако большинство явно прибыли из-за границы. Продавщица фруктов, к которой Крона часто приходила по выходным, разложила свой урожай на ярких шарфах, сшитых вручную из шерсти альпак, которые ее семья разводила на невысоких холмах края в Асгар-Скане. Проходя мимо, Крона приподняла щиток и помахала рукой женщине, кожа которой была морщинистой, загорелой и обветренной. Поскольку она часто делала у нее покупки, та больше не боялась ее формы.

Продавщица попыталась завлечь ее, приподняв в руках несколько крупных ярко-оранжевых плодов.

Мандарины любила Де-Лия, но в Лутадоре для цитрусовых был неподходящий климат. И Крона всегда покупала их, когда видела.

– Попозже! – крикнула она продавщице, пообещав купить поддон на обратном пути из архива.

– Я отложу их для вас, госпожа!

Подойдя к ступеням архива, Крона почувствовала запах чая сорта «зеленая жемчужина» и куриного таджина, доносившийся с прилавка, представлявшего собой обычную некрашеную доску, подвешенную над двумя большими глиняными горшками. В животе у нее заурчало, и она поняла, что последний раз нормально ела перед юбилеем.

Она подошла к продавцу, сняла шлем и перчатки, сунула их под мышку. Мужчина при ее приближении застыл, выпрямил спину и не знал, куда деть свои руки. Он встревоженно приподнял выщипанные брови с пирсингом и лишь потом спросил, чего она желает. У него был легкий акцент – лишь намек на то, что он издалека, из Ксиопара. За его «прилавком» находились три больших котла и открытая яма с огнем, а среди углей стояли блюда из красной глины.

Она попросила большую кружку чая, которую он зачерпнул из одного котла ковшом с плотным фильтром двойного процеживания, и порцию таджина. Сначала он не захотел брать с нее плату – государство требовало, чтобы граждане, несмотря ни на что, предоставляли членам констебулярии еду, но она настояла, и в конце концов он принял ее диски времени. Она взяла еду, присела у основания высокого дуба и поела, сидя в тени, держа еду на коленях. И чай, и курица напомнили ей детство и мамину стряпню. Раньше ксиопарские блюда были основными в доме Хирватов, но теперь стали редкостью. К сожалению, ни Крона, ни Де-Лия не владели сковородой, а Асель не хотела учить их сверх того, что им было необходимо, чтобы не умереть с голоду. Крона понимала, что еда слишком напоминает Асель о папе – еда с родины всегда была его любимой.

Во время еды Крона смотрела на продавца, удивляясь, почему он сделал пирсинг. Боги запрещали членовредительство, и по закону она могла предъявить ему обвинения. Если бы у него имелось больше одного шрама от добровольно нанесенных ран, наказание могло бы быть довольно суровым.

В Ксиопаре таких законов не было.

Мимо прошел уличный артист, волоча ноги по невысокой траве бульвара, с кожаным чемоданом в руке и фиолетовым шарфом, туго обмотанным вокруг головы. Концы шарфа свешивались через плечо. Он расположился в нескольких ярдах от места ее обеда, вытащил из футляра ярко изогнутый рог и воткнул в землю железный кол, на который наколол ноты.

Несколько неприятных минут он настраивал инструмент, и Кроне захотелось бежать изо всех сил подальше отсюда. А потом он начал играть, считывая ноты, нацарапанные на листе почерком, напоминающим куриную лапу.

Хотя рог звучал глубокими басами, музыкант играл искусно.

Она расслабилась, оперлась спиной о дерево, слегка покачивая головой в такт ритму мелодии. Ее пальцы постукивали по стенке горшка, стараясь попадать в такт музыке.

Кроне всегда хотелось играть… на чем-нибудь. На самом деле, это не имело значения – лишь бы музыка приносила удовольствие. Но такой возможности у нее не было.

Люди приходили и выходили из архива. Некоторые перепрыгивали сразу через пару широких ступеней, другие едва перетаскивали ноги на следующую высокую ступень. На мгновение ее внимание привлек пронзительный смех ребенка по другую сторону улицы: малыш был примерно того же возраста, что и Эстебан – Эстебан, которому долго еще не придется так смеяться.

Первая жертва маски Хаоса не засмеется больше никогда.

Вытерев темные руки о траву, она взяла кружку и горшок для таджина и пошарила в сумке в поисках дисков времени. Она бросила несколько стеклянных дисков в футляр музыканту, когда шла вернуть глиняную посуду. Протянув посуду ксиопарцу, она приподняла бровь, давая ему понять, что заметила. Он послушно кивнул и тут же снял колечко.