Лихоимка

Глава 2. Ночной гость

Ночь была просто волшебна. Звуки лета, тихие и нежные, лились на нас со всех сторон – сверху, снизу, от речки, из высокой травы. Первого из нас сон сморил Илью и уже, через несколько минут, он добавил в звуки ночи красок своим богатырским храпом. Я тоже начала дремать ещё у костра, но, как только я улеглась в палатке, сон с меня слетел, мысли унесли меня далеко, вспомнилось моё детство у бабушки в деревне, мои деревенские приятели и весёлые приключения. В конце концов, незаметно подкравшись, сон всё-таки меня догнал. Разбудил меня Дениска.

–Что уже два? – спросонья спросила я.

–В доме кто-то есть.

–Как ты отсюда видишь? Ты ходил туда?

–Я что, больной? Один не пойду, пошли вместе, всё равно тебе через полчаса вставать.

Темнота была, как говорится, хоть глаз выколи. В паре метров от костра уже ничего не было видно. Я боялась, что мы переломаем себе ноги в темноте.

–Ты что костер так запустил, он еле шевелится? Одни угольки.

В это время, где-то возле дома, что-то скрипнуло.

Денис вздрогнул:

–Слышала?

–Да. Ничего особенного, может ветер.

Снова скрип.

–Нет. Днём там ничего не скрипело. Может, папу разбудим?

–Давай посмотрим издалека, там видно будет, если что, крикнем.

Мы стали тихо красться по дорожке. Звуки стали слышны более отчетливо. Без сомнения, они доносились из дома. Мы остановились. Опять скрип, скрип.

–Может, всё-таки, просто ветер? -с надеждой спросила я.

–Так давай посмотрим.

Мы, крадучись, прошли несколько шагов. Теперь нам хорошо был виден вход в дом и окна. Свет от свитка ночью можно было бы назвать почти ярким. Тишина. Вроде никого. Опять тихий скрип. Мы ещё немного постояли, прислушиваясь. Прошли ещё пару шагов. А потом появилась смутная тень на косяке комнатного окна. Тень извивалась, как от ветра, постоянно изменяя свои контуры, и становилась похожа то на тень худого человека, то на бесформенную груду, потом опять вытягивалась. Мы замерли. Я тихонько потянула Дениску вниз, мы присели. Тишина, потом опять скрип, скрип. Похоже, кто-то пытался оторвать доску. Я приподнялась и ещё взглянула на окна, тень теперь мелькала на кухонном окне. Я снова присела и прошептала Дениске:

–Крикнем Илью?

–И погибнем смертью храбрых? – прошептал он в ответ со смешком, но тут же им подавился, поймав мой взгляд.

–Ладно, наблюдаем молча.

Он согласно закивал. Я испугалась своего шепота, мне показалось, что он разнёсся по всей деревне. Теперь мне уже чудилось, что вокруг меня грозно шуршала трава, приглушая чьи–то шаги. Всё сразу стало зловещим. На фоне звёздного неба, даже колодец ухмылялся, как зубами, редкими досками крыши. Сердце билось, как бешенное. В доме установилась тишина, похоже, ночной гость или исчез, или затаился.

Не знаю, сколько мы так сидели, прислушиваясь, но у меня всё затекло. Я знаками показала Дениске, что отходим. Мы ползли по тропинке к палаткам, останавливаясь каждую минуту, оглядываясь и прислушиваясь. В костёр мы бросили сразу четыре полена и журнал «Наука и жизнь».

В четыре мы разбудили Илью, он округлил глаза:

–Опять оба дежурили?

Я сказала ему замогильным голосом:

–В доме свет!

Потом таинственно кивнула и медленно поплыла в палатку, уверенная, что напугала его до жути.

И уже в палатке поняла, какую сморозила глупость. Конечно в доме свет, там же рукопись! Я же хотела сказать, что в доме тень! И, вспомнив удивленное и непонимающее лицо братца, засмеялась. Сначала смеялась беззвучно, закрывая рот руками, потом поняла, что не могу сдерживаться и захохотала во весь голос. Представила, как слушает мой смех Илья, и остановиться уже не могла. Слёзы ручьём текли по моим щекам, и я сотрясала свою палатку еще минут пять.

Когда я успокоилась, услышала голос Ильи:

–Успокоилась? Нет, я не обделался. Другое что-нибудь придумай.

Утро, как всегда, было солнечным и приветливым, на небе ни облачка. Я подошла к краю берега. Живописный пейзаж настроил меня на лирическую волну и напрочь прогнал от меня все ужасы ночи. И почему я не художник? Но никакие краски не смогут передать раскинувшийся во все стороны простор, играющий на солнце всеми оттенками зелёного цвета. Вода в речке была чистой, прозрачной и освежающей. Я покачивалась на спине, закрыв глаза и подставив солнцу лицо. Хорошо-то как! И уже совершенно умиротворённая вернулась к палаткам.

Илья, который встал позже всех, подозрительно спросил:

–Вы что, замёрзли вчера? Дров столько накидали! Как только кирпичи у вас не полопались.

–Замёрзли .– Я долила воды в котелок – Слышал ночью что-нибудь?

–Да, какая-то дура хохотала, у меня аж мурашки по коже поползли. Что там у вас вчера произошло?

–А мы вчера к дому ходили. Там кто-то был, может даже помело. Мы только тень от него в окошке видели.

–Какое помело? – Илья округлил глаза.

–Как «какое»? Ты что, забыл, какое помело мы тут ищем?

–А, тьфу ты, я думал это шутка.

– А я вот, так больше не думаю.

Я рассказала о наших ночных приключениях. Илья сразу набросился на меня:

–А меня что не разбудили?

Я язвительно ответила:

–Берегли твой сон.

–Ага. Сказок наслушались, как дети малые. Перепугались они! Надо было просто заглянуть в окно. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Может зверек, какой ночной, забежал. Кругом леса̀, полно диких зверей, они тут не пуганные, вполне могут и забрести сюда. Или птицы, какие ночные, здесь гнёзда свили. На крыше. Совы, например. У них тут может охотничьи угодья. Видела всё мышами изъедено? Мышей тут полно. Охоться – не хочу. Может собака забежала, Полкан, например. Ольга, ну взрослая же женщина, нормально на корточках в траве ползать?

–Конечно, днём хорошо сидеть тут и рассуждать, вот сейчас пойдем и посмотрим, кто мышей там ловил.

Завтракали молча. Опять дежурный Дениска пошел мыть посуду, а мы двинулись к дому. Илья, шедший первый, резко остановился:

–Оль, посмотри. – Он указал на вход на веранду.

В порог была воткнута вилка с длинной ручкой.

–Мать честна̀я!

Илья достал вилку, повертел в руках:

– Смысл?

–Может, это обряд против нас, чтобы мы тут не ходили?

– Может когда ты засмеялась…

–Да хватит тебе!

–Что тут скажешь, сначала полено убежало, потом тень какая-то мелькала, а сейчас вот вилку воткнули. Может и правда, ночью кто-то сюда ходит. Неприятностей или много, или очень много.

Мы вошли осторожно в дом, я на всякий случай прихватила с собой какой-то черенок от лопаты.

Наш свиток лежал на столе, на том же самом месте, на каком мы его оставили, не переставая излучать свой загадочный свет. И больше нигде никаких следов ночного гостя! А может хозяина?

–Илья, мне кажется, что ночью пытались оторвать доски, может тайник искали. Я, почему-то, уверена, что они знали, что искать.

–Может силенок не хватило? Пойду, топор из машины возьму, будем искать.

Мы отодвинули шкаф от стены и Илья начал срывать топором обивку со стен, я внимательно просматривала их, и для верности, ещё и рукой прощупывала. Потом он начал отрывать подшивку с потолка. Над кухонным окном потолочная доска не была прибита, а просунута в зазор между бревнами и другой доской. После того, как мы разворотили верхний угол дома, доска поддалась, и на нас посыпались свёртки. От такой удачи мы оба радостно вскрикнули. Свёртки были завёрнуты в вафельное желтоватое полотенце, из которого высыпалась сухая трава. Полотенце было со следами копоти, длиной оно было метра полтора и пахло полынью. Илья подобрал несколько сухих обломков травы, выпавших из полотенца, растёр их между пальцами, понюхал и сказал:

–Полынь.

–Я где–то слышала, что запах полыни отпугивает всякую нечисть.

–А еще мышей. Моя бабушка раньше везде раскладывала пучки полыни по дому.

Зашёл Дениска, радостный и возбуждённый. Илья его спросил:

–Что так долго?

–Я на гору лазил, телефон проверял, маме позвонил. Это откуда?

Я показала на развороченный угол:

–Там у Помошко тайник был, и это всё из него выпало.

–Это они ночью все доски оторвали?

Я покачала головой:

–Нет, это мы всё разобрали, они только вилку в порог воткнули.

– Жесть. Наверное, чтобы нас напугать. Как гангстеры. Они тоже сначала нож в стол вгоняли, а если кто не понял – тому в глаз.

– Денис, хватит поддерживать наш боевой дух! Смотрите, – Илья держал в руках кожаный поясок, с вырезанными на нем какими-то треугольниками и кружочками – Какой-то он игрушечный, только на младенца годится. А пряжка, смотрите, какая занятная.

Мы склонились над пряжкой. На вид сделана она была просто – пустая коробочка с закрепленным с одной стороной ремешком и с прорезью с другой стороны. На её лицевой стороне сделана чеканка – серп луны и овал с отверстием.

–Куриный бог. – Сказал Илья.

–Кто куриный бог?

–Куриный бог – сильнейший амулет от нечистой силы. Это плоский камешек с естественным отверстием. Вот он, на пряжке изображен рядом с серпом.

Илья взял острый конец ремешка и продёрнул в прорезь, раздался звук щелчка, пряжка закусила ремешок. Илья попробовал вытянуть обратно ремешок, но он не поддался.

–Занятно, а как его обратно достать?

Мы его крутили, дергали, нажимали на пряжку – она никак не хотела открываться. Попытались достать ножиком, но и ножик не помог.

–Занятно, – Снова повторил Илья – что за механизм такой? Или просто так заржавел, что заклинило. – Он потянулся за тряпкой, в которую был завернут ремешок, а из неё выпал еще малюсенький сверточек, он его подхватил, развернул, а там камешек маленький, с дыркой.

Мы радостно завопили: Куриный бог!

А Дениска ещё и добавил:

–Теперь мы защищены! Будем на дежурство с ним ходить. О, великий Куриный бог! Ты один нам помощник и защита!

Потом долго его разглядывали, заглядывая в крошечную дырку. Камешек был серый, гладкий и теплый.

Во втором свертке был лист из ученической тетради в клетку, исписанный аккуратным мелким почерком. Текст привожу полностью:

Кругом себя окружаю

Кругом себя закрываю

Кто супротив круга моего пойдёт

Тот всё зло на себя заберет

Оберегаюсь Закрываюсь

Кругом огораживаюсь

От всякого зла колдовства

Коварного языка

От руки поднятой

От ножа и топора

От воды и от огня

От слова заговорного

От проклятия чёрного

От погостной земли

От дорожной пыли

От болот морочных

От дней чёрочных

От злости лихоима

От вражьего зажима

Круг меня береги

Всяку злость отрази

От того кто думает Кто делает

Кто молча творит

Кто на распутье кричит

Кто шепотом ладит

Инче говором правит

Всякое зло обойдет

Развернется и обратно пойдёт

Я в кругу

Круг обережный со мной

Атуамас ста

–Вот, так сказать, и тяжелая артиллерия пошла. – Илья перевернул лист – Тут ещё что-то написано, другим почерком – «три свечи, три раза, в двенадцать, в час, в два». Красным карандашом цветок с пятью лепестками нарисован. Да уж, осталось только бубен для плясок найти и по деревням ходить, нечистую силу изгонять.

–Илья, я бы на твоём месте не очень-то ёрничала, народная мудрость вечна, правители приходят и уходят, эпохи меняются, а душа народная всегда жива!

–Всё, остановись. Ты что, репетируешь интервью для первого канала? Что-то не очень эти три свечки помогли деду. Один всеми позабытый тут дни доживал.

–Папа, ты забыл, к нему дрова сами из леса приходили.

–Ну да, а потом он на печке теплой зимой по полям катался! И пирожками горячими заедал счастье своё. А мы от кого собрались защищаться? Может они нам вовсе не враги?

–А вилка в пороге? От кого- то нам всё-таки придётся защищаться. – Я взяла последний свёрток – Этот тяжёлый и зашит нитками, наверное, самый ценный и, смотрите, узел как интересно завязан!

Денис закричал:

–Стойте, я его сфоткаю, вдруг придётся его снова завязывать.

Он достал телефон:

–Блин, зарядка почти на нуле, пап, достань генератор, подзаряжу.

–Пошли. Ольга, давай свой телефон, все сразу зарядим.

Я отдала свой телефон, и они ушли. Я решила ещё раз залезть в тайник и посмотреть, не завалялось ли там ещё что-нибудь. Да, предчувствия меня не обманули – там лежала газета, старая, пожелтевшая, с датой выхода – 1914 год , 16 октября. Ровно три года до революции. Я стряхнула с неё пыль. Буквы все выцвели, некоторых уже даже не были видно. Стала аккуратно её разворачивать, но она распалась на отдельные листки. Я её разложила на столе и начала изучать. Называется «Российский еженедельник». Первую страницу невозможно прочитать, ничего не видно, я её перевернула. Ага, на другой странице кое-что видно.

"Вчера трое жандармов изрубили саблями слепого певца за песни возмутительного содержания: "Ой, настанет доброе время, станет труженик есть досыта, а панов – на одну ракиту", автор статьи некто П.Горман.

Следующая, более или менее читаемая статья: «Почти каждый десятый крестьянский ребенок из числа осмотренных являет собой различные признаки умственной недостаточности. Но недостаточность эта не есть только прирожденная. Значительная доля ее проистекает от того, что родители, занятые трудом, не имеют времени хотя бы как-то развивать его». Ну что же, полезная информация.

Ещё: «Сенаторская ревизия петербургского интендантства обнаружила злоупотребления таких громадных размеров, перед которыми бледнеют даже московские. Особенно прибыльны для интендантов были операции по отправке съестных припасов на Дальний Восток».

Прямо новая новость для всех! Гордость за петербургских – даже московских переплюнули. Я повернула следующую страницу. И вот заметка небольшая, первой строчки не видно, начинается со второй: «приехавший с Исетского завода, сам не видел, но мужик Кузьмин рассказывал мне и божился. Прибыли на место и увидели большое скопление народа вокруг деревянного дома. Жандарм Вохашкин завел нас в дом, где, по его словам, было передвижение дров и чугунков в печи, а кувшин оказался приплюснутым внутри умывальника. Хозяйка голосила, у неё была кровь на лбу и рубахе. Детей она выгнала к соседям. Пока мы стояли, с печи сама собой сорвалась заслонка и стукнула меня по колену. Мы вышли на улицу, там старуха начала орать «всем смерть! Лихоимку позвали!». В доме опять послышался шум. Всех свидетелей повели в участок».

Значит, про наше помело ещё в 1914 в газете писали. Надо было поподробнее у старухи поспрашивать, так нет, он её в участок!

Вернулись мои товарищи, я им прочитала заметку, Дениска предположил:

–Может это сам лих… помело собирает о себе вырезки, так сказать приятно, иногда вечерком у камина, почитать о себе прессу.

Он сфотографировал узел со всех ракурсов, а потом сфотографировал остальные наши артефакты. Пора развязывать последний свёрток. В нём было два плоских камня. На них были фрагменты текста с такими же символами, как и на свитке. Обратная сторона одного камня была залита воском с коричневым красителем. Под камнями свернутый вчетверо листок. Мы развернули его. Похоже на карту. На нём снизу шла пунктирная линия до четырех схематично нарисованных домиков, под которыми печатными буквами было написано «один». Дальше пунктирная линия уходила вверх и влево и упиралась в ещё один крестик, под которым надпись «час», потом снова вверх, до места, обозначенного крестиком с подписью «камни», потом опять влево вверх до следующего крестика, без подписи.

–Лед тронулся, господа! – торжественно объявил Илья –Ммне кажется, пора собираться в путь. Дениска, возьми из бардачка номер лесничего и чеши на свою гору, позвони ему и спроси, как нам его найти. Скажи, дело у нас к нему. Срочное.

Дениска вздохнул и пошел.

Я еще раз повертела листок:

– А если это где-нибудь на Камчатке? Может, посмотрим пока по картам?

–Оля, какие карты нам покажут «один» и «час»? Хорошо ещё, если лесник знает это место. Мы можем сначала к Павлу Анатольевичу заехать, спросить у него. А ещё, нам нужно показать наши письмена палеографу.

– Кто такой палеограф?

–Специалист по старинным рукописям, письмовед. Чтобы он не только перевел, что там написано, но и определил время создания рукописи.

–Может, зря беспокоимся, это просто шпион тут свои донесения зашифровал?

– Да, если он жил в каменном веке.

–Нет, серьёзно, а если этими символами пользовались лишь кучка каких-нибудь колдунов или шаманов? Или один колдун зашифровал свои тексты, или заклятия, чтобы любознательные граждане не могли воспользоваться?

–Мне почему-то кажется, что если мы найдем то место на карте, у последнего крестика, у нас будет меньше «А может».

–И где нам найти такого письмоведа?

–На кафедре, в моём родном университете, их там целая команда, а сейчас среди них есть и программисты. Существуют целые методики и для буквенной расшифровки и для слоговой. Они какое-то время там работали над старыми рецептами лекарств. Им много всяких раритетов приносят, у них картотека знаешь какая огромная? Десятки документов на разных старинных языках.

–А ты откуда знаешь?

– Славка, мой одногрупник, у них трудится. Они там все просто фанатики! Последний раз, когда созванивались, он со старомонгольскими текстами работал. Говорит, что если раньше переводчик с одним текстом работал до трёх лет, то сейчас нейросеть справляется за два часа.

–Печально.

–Что печально?

–Скоро люди не будут нужны как работники, если машина делает всё лучше и быстрее.

–Это называется прогресс!

–Это называется отупение человека. Зачем нам думать, если машина всё знает? Машина будет развиваться и дальше, станет абсолютно самодостаточной, а мы на лугу коров пасти будем.

–Так я не понял, мы покажем рукопись Славке или нет?

–Покажем, а он язык за зубами будет держать?

–Нет, он растреплет всем.

–Может, тогда, только камни ему отдадим?

–Нет, знаков мало, не получится.

–Отдадим ему листок, который сами перерисовали со свитка.

–Говорю тебе – даже смотреть не будет. Отдадим рукопись. Всё, вопрос закрыт. И ещё, нам пора вести хронологию всех событий. Летописцем будешь ты. Всё подробно, пошагово начинай записывать, до самых мелочей, даже если считаешь, что это не важно. И опиши все наши артефакты.

–Я думала, что я руководитель экспедиции, а не писарь.

–Уже нет. Ты писарь-спонсор. Я просто чувствую, что мы стоим на пороге великих открытий! И это надо увековечить. Мы найдём этого лихоимку, и раскроем все его страшные секреты!

–Неизвестно ещё, кто кого вперёд найдёт. Мы его или он нас.

Мы собрали все свои трофеи, кроме свитка и пошли к палаткам. Я села возле очага, достала блокнот, ручку и начала описывать все события по порядку. Свой сон тоже решила записать.

Пришёл Денис:

–Лесничий недоступен.

Илья командным тоном:

–Иди обратно, пока не дозвонишься – не возвращайся.

–Можно после обеда?

–Нет!

Я заступилась за Дениску:

–Что зря на горѐ сидеть, всё равно, если поедем к нему, то это будет только завтра. Может, в деревню пока смотаетесь? Хлеба купите, канистра одна уже пустая. К Павлу Анатольевичу зайдёте, карту ему покажете, поспрашиваете его. И Фриду Анатольевну тоже, похоже, она больше чем он знает про деревенских. Или только руководитель у нас имеет право своим крепостным задания раздавать?

–Если умные мысли пришли – пожалуйста, я готов прислушаться.

Дениска засмеялся:

–А что, пока меня не было, папа карьеру сделал?

Я вздохнула:

–Да, головокружительную. Я меня низверг до писаря.

–Ну, хорошо, будешь ты не писарь, а хроникёр. – Милостиво разрешил Илья.

Он забрал у меня листок с самодельной картой и листок с заговором, аккуратно вложил их между страницами журнала «Атлас автомобильных дорог», они сели с Дениской в машину и уехали.

Сон. Продолжение

Дом внутри оказался не домом, а пещерой. Темные, неровные, с блестящими подтёками, стены пещеры уходили, сужаясь, высоко вверх, в непроглядную высоту. Под сводом пещеры гулко и протяжно раздавался то ли смех, то ли лай. Пещера была огромна, но освещалась только высоким костром, обложенным камнями. У костра сидел человек в накинутых не плечи лохматых тёмных шкурах. Он махнул мне рукой, и я подошла, снегурочки рядом со мной уже не было. Я подошла ближе к костру и взглянула ему в лицо. Разные половинки его крупного лица были неоднородны, левая половина лица принадлежала старику и была испещрена глубокими морщинами, правая половина лица – только череп, с жуткими клочьями отслаивающейся кожи. Волосы его были седыми и спутанными. И только живые глаза его, с играющими в них отблесками огня, были цепкими и чёрными, как ночь. Он долго и пристально смотрел на меня, потом спросил:

-Поняла, зачем ты здесь?

– Где я?

– Садись, разговор наш не будет коротким. Равновесие нарушили люди там, наверху, на земле. – Он вздохнул – порой люди не зная о последствиях, пытаются играть с силами, о которых ничего не знают и которые намного их сильнее. Выпустят на волю эту силу, а она сомнет их, как листок и раздавит. И вот человек, который мнил себя их властелином, умирает в страшных мучениях, порождая цепочку неотвратимых событий и на земле, и здесь, у нас. Очень уж прочно связаны два мира – ваш верхний и наш нижний. У нас свои законы, которые родились намного раньше, чем вы люди, появились на земле. Мы – мир духов природы и свято храним эти законы. Вы думаете, что природа жестока к вам – вы боитесь разгулявшейся стихии, бедствий, которые она вам несёт, потому, что бессильны перед ней. Но природа не зла и не добра. Она просто живёт, как жила тысячи лет до нас, и будет жить тысячи лет после нас. Мы, нижний мир, это понимаем. То, что вы называете колдовством – это для нас понимание сути природы, следование её воле. А вы, люди, постоянно пытаетесь подчинить себе природу. Стараетесь отхватить у неё побольше, не давая ничего взамен. А иногда и ещё более страшное происходит – слабый человечек возомнит о себе и пытается управлять духами природы. Такое вмешательство, как большая волна в море – сносит все защитные барьеры между мирами. Ломает не только жизни людей наверху, но и делает безумными и опасными обитателей нижнего мира, которых выпускает в верхние земли, чтобы их силой добиться исполнения своих желаний. Мы по своей воле не можем прийти к вам и исправить случившееся, потому-то приходится искать избранного, который с нашей помощью в силах уничтожить предмет, подчинивший одного из наших братьев. Видела, когда проходила через двор, сколько крови на траве? Это дождь из вашего мира, кровь невинных жертв, которые пали от рук нашего безумного брата. И не очистится наш мир от неё, пока не положим мы этому конец. Вот почему ты здесь.

– Почему я, разве не богатыри должны спасать свои родные края?

-Только в ваших сказках

– А это разве не сказка?

– Для кого как. Тебе знакома эта вещь? – и он протянул мне старинную железную булавку с нанизанным на неё комочком застывшей смолы.

Я узнала эту булавку, она у моей мамы дома в шкатулке лежит.

– Да, а что в ней такого необычного?

– Вы, люди, быстро забываете своих предков, забываете те славные дела, которые они совершили ради вас, своих потомков. Слушай. Два века назад, предок твой, по отцовой линии, Федот Портнов, вернулся с войны с французами домой, в родную деревню. Пришёл цел и невредим, не получив не единой царапины, хотя в кустах не отсиживался, и все тяготы военные переносил наравне с другими солдатами. Дома его ждала любимая жена его Марья с тремя сыновьями. И ещё один солдат из его деревни вернулся с той войны, и привез он трофей небольшой, железную лошадку, деткам на потеху. Игрушку сделал искусный кузнец, небольшая такая лошадка, и даже седло было выковано со стременами. Игрушка то простая, а вот глаза её… Вместо глаз были вставлены желтые камни с меча древнего про̀клятого воина Фаѝссия. И, как только лошадка попала к его старшему сыну в руки, вселился в парня дух про̀клятого. С каждым годом становился он всё угрюмее и злее. Уже никто из односельчан не рисковал с ним связываться, больно лют был. Не осталось у него в сердце ни любви, ни жалости. И игры его становились похожими на дикую охоту. И никто не мог остановить его. И свою семью перестал признавать он. И отныне хотел он только одного – мучить и убивать. Много душ он загубил, и ещё больше бы загубил, да Федот его остановил. Мы тогда помогли Федоту, дали ему амулет – вот эту заговорённую булавку. Выманил он про̀клятого Фаиссия из парня и навеки запечатал его в смоле. А выбран Федот был неспроста. Он был последним, оставшимся в живых, пра-пра-правнуком Саин-Булата, прямого потомка Чингисхана и Анастасии Мстиславской, в жилах которой текла кровь Ивана III и Софьи Палеолог. Славный род сей был искоренен во время бесконечных дворцовых переворотов при Иване Грозном. Только одного младенца удалось спасти кормилице, ценою своей жизни, вынести из дворца и спрятать в крестьянской семье от опричников. А помог ей в этом подарок старой татарки-колдуньи, оберег сильнейший, который надет был на младенце. В новой семье воспитали мальчишку, как своего родного, вырастили, никогда не раскрывая его настоящую историю. Он вёл крестьянскую жизнь со всеми её тяготами и заботами, а потом так же и дети его, и внуки. Только от меня Федот и узнал трагическую историю своей родной семьи. Пришёл твой черед исполнить свой долг.

* * *

Я продолжала описывать наши события, стараясь вспоминать точное время, чтобы было похоже на официальный документ. И, понемногу, так увлеклась, что не заметила, как прошло три часа. Спохватилась я только тогда, когда услышала шум подъезжающей машины. Из неё вылезли улыбающиеся Илья с Дениской. По их лицам я поняла, что съездили они не зря. Но, оказалось, что светятся они больше оттого, что Фрида Анатольевна накормила их окрошкой, свиной рулькой, ватрушками и с собой ещё дала пакет ватрушек и трёхлитровый бидон с квасом. Очень кстати, так как об обеде я, честно говоря, даже не вспомнила и ничего не приготовила. Они оба, довольные, растянулись прямо на траве. Я налила себе квасу, взяла ватрушку и спросила:

–Узнали что-нибудь полезное?

Илья лениво ответил:

–Да так, немного. Фрида Анатольевна, когда я ей показал заговор, достала из-за икон штук пять таких же бумажек, написанных таким же почерком, только тексты на них разные, и бумажки уже все постарее выглядят. «Это, говорит, от головной боли, это, если корова заболеет, это, если мужик загуляет», ну и так далее. Спрашиваю, откуда они. Она мне – так раньше знахарка жила у нас в деревне, к ней придешь с какой бедой, расскажешь, а она «приходи завтра», а назавтра такую бумажку сунет и скажет, что делать. Всем помогала, без отказа. Я посмотрел её заговоры – стиль вроде один. Дал ей наш почитать, она его дочитала до конца, и говорит «знаю я эти слова и кому они предназначались». Я ей – деду Помошко, мы этот заговор в его доме нашли, а она: «Нет, говорит, отцу нынешнего лесника Ивана, Василию Юрьину». Вот так поворот. Я говорю: «Не может быть!», а она: « Точно тебе говорю. Давно это было, меня мамка к знахарке привела ногу лечить, а та дала мамке листок свернутый, говорит: «Пусть твой мужик, когда в лес поедет, передаст Василию Юрьеву, беда, говорит, за ним ходит по пятам. Листок у нас неделю дома провалялся, пока батя его взял с собой в лес и передал Василию. Я за это время заговор этот наизусть выучила»