В принципе, чего-то подобного я ожидала, когда обернувшись, увидела Армана.
— Хорошая попытка, демон. Вот только голос не тот. У него был низкий с едва заметной хрипотцой, а не бархатисто-обволакивающий, как у тебя. Забыл что ли с годами?
Демон в облике Армана нервно дёрнул верхней губой:
— Неужели разлюбила? А ведь такие чувства были! Аж горела! Полыхала вся при первой встрече!
— Похоронила. Но этот момент, увы, ты пропустил. Так что, опоздал ты с со своей попыткой вывести меня из себя. Даже шутка пропала втуне, — ответила я как можно спокойнее, хотя не скрою, видеть "Армана" было больно. Но сейчас демон находился вне моего тела, а, значит, не мог ощутить, как заныло сердце. Смешно. Тела нет, а ощущения, присущие ему есть.
Когда мне было примерно восемьдесят шесть лет, и я уже два года как единолично командовала отрядом, произошла серьёзная стычка с местными горцами. К сожалению, не всем можно было объяснить, почему некоторые сёла мы выжигали полностью. Люди видели таких же, как они сами, жителей, с которыми мы, на их взгляд, жестоко расправлялись. Они не понимали, что уничтожались уже просто физические оболочки, управляемые изнутри демонами. Это один человек разумен, а толпа слепа и жестока. В единичных случаях я ещё могла "показать", что человек был уже мёртв на момент нашего прихода, но на всех скопом тактильного контакта и магии даже моего уровня не хватит. Прикрывая отход своего, изрядно потрёпанного после ликвидации очередного прорыва, отряда, я до последнего сдерживала разъярённую толпу, жаждавшую разорвать нас на мелкие кусочки. Прилично истратив сил на уничтожение демонов и наложение печатей, я пропустила появление Привратника. С самого моего первого появления в Горном крае он меня люто ненавидел. И когда я считалась сарной (*прим. автора: сарна — отшельница, саран — отшельник), и после того, как Максимилиан принял меня в отряд. Во мне он видел причину появления демонов. Бесполезно было объяснять, что меня тянуло к местам прорывов уже после того, как эти сущности выбирались на поверхность. А уже после того, как мы вынуждены были уничтожить его семью после одного крупного прорыва, окончательно возненавидел. Это благодаря ему я оказалась на своём первом костре. Он же, спустя несколько лет, сломал мне ногу цепью, когда попыталась от него убежать. Вот и в тот раз ему удалось меня оглушить. Очнулась я уже когда пламя подбиралось к лицу. В первый раз со столба меня снял Максимилиан, сумев разметать магией собравшихся, во время второй попытки меня сжечь рядом оказался Рэндалл. Третий костёр мог стать последним, ибо ни на Максимилиана, ни на Рэндалла уже нельзя было рассчитывать. Первый на тот момент уже умер, второй находился слишком далеко. Остатки сил пришлось использовать на то, чтобы не дать внутреннему демону вырваться наружу, иначе Горный край превратился бы за считанные дни в одну большую кровавую баню. Он не пощадил бы никого, пытаясь утолить жажду крови и вернуть себе былое величие. Но тут вмешался старший сын местного князя. Несколько раз до того дня наш отряд пересекался с его людьми, но лично знакомы не были. В общем, Арман тогда приструнил толпу и остановил мою казнь. А там и Берт с отрядом подоспел. Добравшись до схрона с накопителями, они восстановили силы и вернулись за мной. Но, если бы не Арман, возвращаться было бы некуда.
Первый мужчина при взгляде на которого дрогнуло моё сердце… Пока он пробирался к костру, я невольно любовалась им сквозь гарь и жар, отвлекаясь, чтобы не орать от боли. Высокий, статный… С пронзительными серыми глазами и копной иссиня-чёрных волос, спускающихся крупной волной до плеч… Согласно статусу и возрасту он носил короткую густую бороду, невероятно ему шедшую. Я уже не помнила, как погасло залитое водой пламя, как Арман перерезал крепкие верёвки, вымоченные в специальном растворе, чтобы долго не тлели, как осторожно обернул в свой плащ и передал Берту. Пришла в себя в зимнем лагере. Так мы называли избушку, в которой пережидали снежные бураны. В непогоду, а особенно в ледяной холод, демоны не стремились оказаться на поверхности, поэтому зимой было немного спокойнее нести службу, чем в другие времена года.
Пока я восстанавливалась, Арман практически ежедневно узнавал о моём состоянии и пытался убедить непреклонного Берта пустить своего лекаря. В какой-то момент внезапно пришло осознание, что большая часть моих мыслей занята спасителем. Нет, я по-прежнему отдавала приказы, координировала работу разных частей отряда, выслушивала донесения, но нет-нет, да видела перед собой обеспокоенные серые глаза, сверкающие из-под смоляных бровей. Словно заклинание, твердила себе раз за разом, что нельзя, нельзя ни с кем сближаться, но всё равно вспоминала горца. Я прекрасно понимала, что не смогу никогда ни родить детей, не стать ему ни женой, ни любовницей, если вдруг чувства окажутся взаимными. Чувства такого рода лакомый кусочек для демона. Достаточно лишь небольшого колебания и он сможет использовать их в качестве лазейки, чтобы завладеть моим телом. Любое сильное чувство и всё… Конец придёт всем и всему. Первые десятилетия после того, как демон оказался во мне, я даже смеяться и плакать боялась. Это потом, с годами научилась более-менее блокировать его влияние и глушить с помощью зелий. Но одно дело — мелкие стандартные ощущения, а другое — любовь, сильные переживания… Я уже молчу о тех эмоциях, которые испытывают мужчина и женщина во время близости… Самое кошмарное, что после каждого доклада Берта, который был моей правой рукой на время лечения, становилось ясно, что Арман добивался встречи со мной не только из вежливости или сочувствия. Что он тогда смог разглядеть в закопчённом частично обугленном теле, что был так настойчив? Не знаю. Как только смогла встать на ноги, назначила встречу, чтобы вернуть плащ и поблагодарить за спасение и намекнуть, что более встречаться нам не стоит. Только судьба распорядилась по-своему. Стоило лишь его увидеть и я окончательно поняла, что пропала. Мне с трудом удалось угомонить разбушевавшегося демона. Следующая наша встреча произошла у ручья, куда я отвела коней на водопой. Никакие уговоры и требования не смогли остановить Армана. Не помогла даже демонстрация шрамов и рубцов. Ему было наплевать и на изуродованное огнём тело, и на хромоту. Там, у ручья, он признался мне в любви. И сказал, что всегда будет ждать меня и только меня всегда. Любая девушка от счастья голову бы потеряла от таких слов, но я знала, что головы лишусь буквально. Не видеть его было пыткой, а встречаться ещё более сильной. Через два месяца он подарил мне два платья: белое — избранницы-невесты и красное — свадебное. А так же вручил те самые кольца, которые впоследствии были отданы Александру и Лиссе. Понимая, что он не отступится, я решилась на последний шаг: рассказала о демоне, готовая даже быть уничтоженной любимым. Но и это ничего не изменило. Арман лишь сказал, что подарки не возьмёт обратно, но и от меня отказываться не станет. Пусть редко, чтобы не провоцировать демона, но будет навещать. И потянулись долгие двадцать семь лет случайных мимолётных встреч украдкой. Только чтобы увидеть друг друга, иметь возможность прикоснуться, услышать любимый голос… Появилась и становилась больше с каждым годом седина в чёрных кудрях и бороде, лоб начали бороздить морщины, но Арман оставался верен мне. Его родственники знали о моём отказе выйти замуж и также, как и я, как бы мне не было больно, надеялись, что он выберет какую-нибудь другую девушку, женится и обзаведётся детьми. Но годы шли, надежды, что что-нибудь изменится, таяли. На своё место он готовил племянника, осиротевшего после смерти младшего брата, отец и семья, наконец-то, смирились и прекратили от него требовать окончательно порвать со мной.
Последняя наша встреча стала таковой в прямом смысле слова. В селении, где стоял дом Армана, произошёл прорыв. Много людей тогда погибло. Он и его воины сделали всё, чтобы увести оставшихся от беснующихся демонов, пока те выпивали одного за другим жителей. Арман со своими бойцами до последнего сдерживал одержимых, но сам стал жертвой демона, несмотря на медальон-печать, который я ему подарила когда-то. Когда отряд прибыл на место, он ещё сражался "сам с собой", но демон был силён. Я попыталась перетянуть сущность на себя, но всё было тщетно. Душа моего любимого была почьи полностью пожрана демоном. В какой-то момент серые глаза, затянутые демонической Тьмой прояснились, и Арман прошептал:
— Убей.
В последней просьбе не отказывают. Никогда и никому. Я и так видела, что с Арманом всё кончено было ещё до нашего появления. Лишив жизни оболочку, инициировала разлом в земле и загнала освободившегося демона внутрь, раз и навсегда запечатав это место самой сильной из имеющихся в моём арсенале печатью. В фамильный склеп, вырубленный в одной из гор я отнесла то самое красное платье. Его в каркофаг и положили вместе с парой уцелевших вещей Армана. Больше хоронить было нечего, только память. Весь последующий месяц я изводила запасы пятиратника, чтобы демон даже не шевельнулся. От горя и душевной боли меня разрывало на части. Берт и Мэг не отходили от меня ни на шаг, только успевали подавать зелье и варить новое. Вот так и закончилась моя любовь. Любовь, ставшая истинной пыткой от желания быть с любимым человеком, но невозможностью осуществить эту потребность… За тридцать пять лет многое произошло, боль поутихла, но иногда я вспоминаю наши встречи с Арманом, а также первый и единственный поцелуй, случившийся неподалёку от зимнего лагеря, с лёгкой светлой грустью. Если бы не проклятый демон, всё могло бы сложится по-другому. И в то же время прекрасно понимаю, что если бы не желание настоятельницы монастыря меня наказать, одарив демоном, мы могли бы вообще не встретиться…