Народ шел в сторону лагеря. Я посмотрел на наше кладбище — ровные холмики, укрытые дерном, рядом с той могилой, где я похоронил Лику. Там дерн схватился, не высох. На нем лежал букетик чуть увядших цветов — кто-то принес. Не я, кто-то другой.
На новых могилах было всего два креста, на остальных — только столбики с надписями, вырезанными ножом. Они не были крещеными, вот мы и не стали ставить, иначе странно как-то получилось бы.
Не знаю почему, но я поднял руку и обмахнул себя крестным знамением. Вроде в Бога не верю, но все равно вот так вот. Легче будет. Да, это была уже большая тактическая победа, но она далась нам большой ценой. И Ильяса мне будет не хватать в первую очередь. Неплохой он был мужик, сильный, умный, всегда мог разговор поддержать, в технике и оружии разбирался.
Вспомнилось почему-то, как он за пневматику ту охотничью схватился. А ведь где-то валяется до сих пор, так из нее никто ни разу и не выстрелил.
Я повернулся и двинулся следом за остальными. Последними шли импортные, в том числе и Бренна. Вид у них был не сказать, чтобы подавленный, разве что у Шона немного — он ведь тоже пулю словил. Только повезло, бронежилет не пробила, от плиты отрикошетила. А вот этим не повезло.
— Ashes to ashes, dust to dust, — проговорил он.
— Ага, точно, — только и оставалось кивнуть мне.
Пепел к пеплу, прах к праху. Вроде как так у них и говорят. Чего это он, успокоить меня решил что ли? Ну ладно, я и без того в норме, просто грустно как-то. Но надо дальше работать.
Сейчас отдохнем — все и без того на нервах. После первых серьезных потерь оно всегда так. А у нас уже стол накрыт в лагерной столовой — выпивка, закуски, без горячих блюд разве что, но тушенку на плите разогреть — не сказать чтобы большое дело. Банку главное вскрыть заранее, чтобы потом со стен не соскребать.
Я вдруг усмехнулся. Вспомнилась история из прошлого о том, как мой знакомый попытался банку выстрелом из пистолета вскрыть — нож где-то потерял. Ладно хоть отойти додумался, иначе хрен знает, чем все закончилось бы. Но бомбанула она знатно, мясо во все стороны разбросало.
— Что теперь? — спросил Ян, и как-то поежился. Следы от избиений у него практически прошли, он снова мог двигаться нормально, но было видно, что ему неуютно. Может быть, потому что поляк в России? Черт знает.
— Теперь отдыхаем, — ответил я. — Поминаем погибших. Завтра, наверное, тоже, потому что народу проспаться надо будет, а потом… Работаем, что тут еще скажешь?
— Может быть, надо было остаться на месте? — спросил Бастиан. — Приехали бы еще, и мы могли бы их принять.
— Ага, — кивнул я. — Если бы приехали. А могли просто дроны прислать. Разведывательный, а потом тот же камикадзе. Вы же не думаете, парни, что у нас одних они есть?
— Правильно сделали, что отошли, — подтвердил Шон. — И то, что нужно пару дней выждать — тоже правильно. Пусть немного успокоятся, а мы пока подумаем, куда следующий удар нанести.
— Хрен они успокоятся, — я покачал головой. — Но ладно, до чего они там додумаются, мы не узнаем. Рацию слушать надо только.
— Не думаю, что эти обсосы решатся еще один конвой отправить, — сказала Бренна. — Понимают, что мы и его разъебем.
— Или отправят кружным путем, которым мы их встретить не сможем, — пожал я плечами. — Так или иначе, человек двести пятьдесят — триста личного состава мы у них уже выбили. И некоторые сейчас наверняка думают, ту ли сторону они выбили, и не стоит ли уйти.
Я поморщился немного, потом подумал и добавил:
— Давайте сейчас не будем о войне, парни? Давайте расслабимся, вспомним наших. Выпьем. Там виски есть, думаю, вам по вкусу будет.
— О, виски? — тут же оживилась Бренна. — А какой? Ирландский?
— Да не знаю, я в нем не разбираюсь, — ответил я, а сам подумал, что импортного ничего там наверняка нет. Разве что такой наполовину заграничный, когда дистиллят везут из-за рубежа, а разливают потом в России.
Ну и нечего бухтеть. Виски им. Чай, сахар есть, и хватит. В такой стране живем.
Хотя как сказать, в стране. Нет уже никакой страны, по крайней мере на этой территории. Потому что порядка нет. А что там, за границей шторма, мы не знаем. И никогда не выясним, не получится.
До лагеря дошли быстро. Не всем повезло в этом плане, не все будут праздновать, хотя мы честно жребий кидали, тянули палочки. Если бы мне короткая выпала бы, то я тоже отправился бы охранять периметр. Но большая часть все равно отправилась пить и отдыхать.
Отец добрался до места первым, потянул на себя дверь и вошел в столовую. Стол действительно оказался уже накрытым — пока кто-то копал могилы, другие занимались вот этим вот. Стояли бутылки — водка, коньяк, виски, вино — все по вкусу каждому. Только пива вот не имелось, но так им никто не поминает.
Закуски тоже. Нарезки всякие в вакууме, из тех, что долго хранятся, свежие лимоны и апельсины, что в садах набрать успели. Консервация опять-таки всякая — огурчики, помидорчики, грибы. Выглядело это достаточно аппетитно, но у меня в горле ком встал.
Ладно. Надо выпить, и легче будет. Только ведь говорить заставят. Причем, подозреваю, что первого, как командира. Ну а что поделать, такова уж моя доля. Если в бой, то первым, если речь толкать на поминках, то тоже.
А ведь я никогда в командиры не рвался, это тоже отчетливо помнится. Всегда работал в поле.
Все стояли, стулья аккуратно сложили друг на друга в углу помещения, около окна. Похоже, что у нас что-то вроде поминального фуршета получается. Ну, неплохо, совсем даже неплохо.
— Ну давай, командир, говори, — сказал тот самый из мужиков, который вроде как в командиры остального отряда деревенских выбился. Обратился он ко мне, это очевидно.
Все уставились на меня. Все молчали, ожидая, что я скажу. Даже ЧВКшники, хотя было понятно, что речь толкать я буду на русском, так что они все равно ничего не поймут. Ну разве что Ян, да и то через два слова на третье. У них ведь «пероги» — это вареники, «урода» — это красота, «склеп» — это магазин, а «овощ», а точнее «овоц» — совсем наоборот, фрукт. Их язык я немного знал.
— Да что тут скажешь, — выдохнул я. — Пацаны легли. Царствие им небесное, ну или рая с гуриями, я не знаю, что еще сказать. Мы на войне, народ. Так уж получается, что иногда приходится хоронить своих. Вот и сейчас так получилось. И сегодня мы, как никак, победили. Было тяжело, но за пятерых наших мы взяли с них почти больше сотню народа. Так что еще несколько раз вот так вот, и мы эту дрянь под коврик загоним. И помяните мое слово, так оно и будет.
У всех рожи скорбные, так что надо воодушевить их немного. Иначе будут с кислыми минами стоять, молчать. А боец должен в бой идти легко и с песней.
— А вообще, пацаны, мы битву выиграли, но не войну. Давайте и об этом помнить. Дальше будет тяжело. Но справимся. Не можем не справиться, потому что мы — за справедливость и свободу для всех. А они — просто бандиты. Вот и все. А сейчас, давайте за пацанов.
Я поднял чашку, в которую до этого налил виски и опрокинул ее в себя. Спирт обжег глотку, провалился в желудок, в котором мгновенно словно взорвалась бомба. Я выдохнул, взял кусочек лимона и сунул себе в рот вместе с кожурой. Зажевал вроде как.
Разливали не по рюмкам, а по обычным чашкам. В таких, наверное, детям подавали очень сильно разбавленный кофе, «русиано». Или, может быть, вообще цикорий, потому что кофеин на самом деле вреден для молодых организмов.
Кто же мог подумать, что в детском лагере внезапно окажутся рюмки, бокалы олд фэшн или коньячные такие, пузатые, с тонкими стенками, чтобы напиток грелся от ладоней? Кому они тут нужны могли быть?
Бренна взяла чашку, принюхалась, а потом сделала глоток. И тут же ее лицо исказилось.
— Это не виски, это дрянь какая-то, — проговорила она. — Тому, кто это сделал, нужно локти по руки отрубить.
На несколько секунд наступило молчание, все посмотрели на нее. Ну, в общем-то я не ожидал, что гордой девушке с туманных островов понравится русский виски. Но такой реакции, пожалуй, не ожидал.
— Скажи спасибо, что ты не в Грузии, — сказал я.
— Причем тут Джорджиа? — не поняла она.
А, она даже не про страну подумала, а про штат американский, одноименный. Ну да, в остальном мире вообще мало кто знает о такой маленькой гордой закавказской стране.
— Да потому что есть такое грузинское блюдо. «Жричодали».
Кто-то хмыкнул, но смеха не вышло. Не все поняли. Американцы точно нет.
— Чего? — спросила Бренна.
— Ты не поймешь все равно, — махнул я рукой.
— This means «Eatwhatgiven», — зачем-то перевел Гром. Все равно ведь смысл шутки теряется. Да уж, анекдотов русских импортные не понимают вообще.
— Ну и зачем такие шутки шутить? — Бренна уперла руки в бока. — Если я все равно не пойму.
— Хватит, — вдруг проговорил Отец на английском. — У нас поминки, а вы тут устроили. Давайте лучше выпьем еще тогда уж.
Я налил себе еще немного, на два пальца, дождался, пока все помолчат, потупив взгляды, сделал глоток. Не знаю. Пробовал импортные, пробовал наши, разницы никогда особо не видел. Настоянный самогон — он и есть настоянный самогон. Лучше, кстати говоря, если бы это он и был бы. Скажем, на кедровых орехах настояли бы или на копченой щепе. А так действительно, пей, что дают, и не бухти.
— А теперь я скажу, мужики, — вдруг вперед вышел Гром. Ну он тоже был оратор хоть куда, к тому же, если судить по воинским званиям, то второй после меня, пусть и в другом ведомстве. Не военный, а то ли полиция, то ли еще что-то. Странная штука, короче.
Те же импортные этого не понимали, например. Потому что у них национальная гвардия — это просто ополчение из резервистов.
— Парни, это было сложно, — сказал он. — На самом деле нам очень сильно повезло, что удалось победить. И дальше легче не будет, можете мне поверить. Но в конечном итоге… Очень сильно зависит от того, встанут на нашу сторону люди или нет. «Воронов» ненавидят все, еще больше, чем оккупантов, мы видели это в деревнях, которые освободили. Так что, я уверен, все будет хорошо…
Он переглотнул и продолжил:
— В конечном итоге мы вытянем это все. Но пацаны сегодня в большинстве своем погибли из-за случайности. Так что… Береженого Бог бережет. Думайте о том, чтобы не только врага положить, ну и чтобы самим головы сберечь. И слушайте Края. Он действительно хороший командир. А теперь за победу, парни.
Мы выпили еще раз, а потом пошел разговор. Народ, естественно, разделился на кучки, все пили периодически. Торжественная часть типа закончилась.
В принципе я мог подойти к любой из этих кучек и поддержать разговор — хоть к «росгвардейцам», хоть к ЧВКшникам, хоть к деревенским мужикам, вместе с которыми, кстати говоря, встали и охотники из Краснокаменки. Но мне почему-то не хотелось, так что я так и остался стоять один.
Почувствовав на себе взгляд, повернул голову и увидел Сашу, которая стояла чуть в стороне с бутылкой вина. Я видел, что до этого она пила водку, но сейчас, похоже, решила перейти на напиток полегче.
— Откроешь? — спросила она у меня, показав бутылку.
— Да, без проблем, — кивнул я, оглядевшись по сторонам в поисках штопора. Не нашел. Вот ведь люди — вино выставили, а штопора ни одного не поставили.
— Вот, держи, — она протянула мне мультитул.
— Спасибо, — я улыбнулся, взял, выщелкнул штопор и принялся вворачивать его в пробку бутылки.
Саша несколько секунд помолчала, после чего спросила:
— Сложно было там?
— Да, — кивнул я. Врать не стал. Какой-нибудь романтический книжный герой сейчас наверняка сказал бы, что ерунда, и что ему море по колено, но увы.
— Ребят жалко, Ильяса. Он добрый был. И у него семья осталась.
— О семье позаботятся, — ответил я, подцепил край бутылки и толкнул мультитул вверх. Пробка выскочила, а Саша тут же подставила чашку, которую я наполнил вином до краев.
— Да куда столько? — возмутилась она.
— Пей, — я улыбнулся. — Ты очень много пережила.
— У меня вообще с алкоголем не очень, — она хмыкнула. — Напиваюсь быстро. Наверное алкогольдегидрогеназы не хватает.
— Чего? — до меня дошло не сразу.
— Ну, фермент такой, — сказала она. — Это вообще забавная штука, даже исследования проводили. Вот у русских его много — так уж естественный отбор сработал. Те, кто пить не умел, спивались и потомства не оставляли. А вот у коренных народов Сибири, например, все очень плохо с этим. Поэтому даже от маленьких доз алкоголя им плохо становится.
— Веселие Руси — питие есть, — почему-то вспомнилось мне. — Не можем без этого жить.
— Чего? — на этот раз не поняла она.
— Да байка это, — пожал я плечами. — Когда Владимир Святой проводил испытания веры, он мусульманам так сказал. Что русские без бухла не могут, а им ведь, сам знаешь, нельзя пить.
— Ну эти — то пьют, — кивнула она на народ. Среди них и крымские татары были, то есть мусульмане.
— Ну, может они Коран буквально понимают, — пожал я плечами. — А в нем написано, что в первой капле вина находится дьявол. А про водку там ничего не сказано.
— Уж не знаю, — она пригубила из своей чашки и кивнула, по-видимому, находя вино пристойным. — Ты-то сам как, Край?
— Да нормально, — пожал я плечами. — Бывало хуже. Когда меня осколком дрона разъебало. Или когда привезли с пулей в пузе. Цел и нормально.
— Ты мне вот что скажи… — проговорила она. — Что ты с Наташей такого сделал, что она сегодня подошла и попросилась в ученицы ко мне? Я так понимаю, что она все это время пыталась валькирией стать. Тренировалась постоянно, пока никто не видел.
— Воительница, блин, — пробормотал я. — Да не так важно, Саш. Главное, что она эту дурь из головы выбросила. А ты уж ее научи, пожалуйста, ну и в помощницы себе возьми. Реально ведь, воевать и без нее есть кому, а врач еще один на вес золота будет. И сейчас, и потом, когда все закончится.
— Ты реально думаешь, что все закончится? — спросила она. — «Вороны», да, исчезнут, теперь и я в это верю. Но остальные… Людям свойственно воевать.
— Не знаю, — пожал я плечами. — Но нам теперь в этом мире жить. Что с нами будет через двадцать лет, тридцать? А они — наше будущее.
— Да уж. Но вообще, я подозреваю, что через двадцать лет лекарств не останется, и нужно будет людей травами лечить. И анализ мочи делать на цвет, запах и вкус.
Меня передернуло. Это она правду говорит? Или доктора раньше реально чужую мочу на вкус пробовали?
— Что ты? — она улыбнулась. — Как раньше сахар в моче определяли по-твоему? Именно, что пробовали. А сахар в моче — признак диабета, если что. Смертельное заболевание, если не лечить.
— Подозреваю, что инсулина тоже не будет, так что лечить его особо не получится.
— Так-то оно так… — выдохнула она. — И все-таки, что ты с Наташей сделал?
— Тебе точно надо это знать? — спросил я. — Тебе не понравится, Саш, сразу говорю.
Она нахмурилась, сделала еще несколько глотков вина из чашки, после чего спросила:
— И все-таки?
— Я заставил ее пленного пристрелить, — ответил я. — Мы там несколько человек живыми взяли, они нам все равно особо без надобности — рядовые солдаты, мелкие сошки, ничего особенного не знают. Вот и приказал.
— Ты с ума сошел?! — закричала она так, что все обернулись на нас. Разговоры мгновенно прекратились. — Это же ребенок, Край! Это… Это… Жестоко! Нельзя так с ней?
— А что мне еще делать было? — спросил я. — Я уверен был на сто процентов, что она не выстрелит. Так и получилось. Зато теперь она не будет проситься с автоматом бегать, а будет у тебя учиться. Плохо что ли получилось?
— Слушай, иногда я думаю, что ты вообще моральный урод! — заявила она. — Как я могла в такого как ты вообще… Ай!
Она резко выдернула из моих рук бутылку, обернулась и двинулась прочь, куда-то в угол помещения. Я поймал взгляд Бренны, которая сделала похотливое лицо и непристойный жест. Только этого мне еще не хватало.
Настроение стало еще хуже. Оно и так было не на высоте, после того, что произошло, а тут. Так что я налил себе еще виски и двинулся в сторону «росгвардейцев», встал рядом с ними. Они тут же посторонились, пропуская меня в свой круг. Кстати, я заметил, что Бехр не пьет — у него в бокале искрится какая-то желтоватая жидкость. Лимонад, скорее всего. Похоже, что кавказец вернее заветам своего пророка, чем крымчане, и харамные напитки не употребляет.
— Ну что, Край? — обратился ко мне Гром. — Какие дальнейшие планы?
— Деревни, — коротко сказал я.
— Да какие деревни? — возмутился Руся. — Главную базу надо брать! Их там осталось с сотню. Если все вместе пойдем…
— То нас на подходе и разъебут, — перебил я его. — Ты думаешь, у них там дронов нет? Или еще чего? А еще — то, что мы конвой к ним не пропустили — это хорошо. Только вот у них еще силы есть поблизости. В Зуе на военной части, да и по деревням. И они, если запахнет жареным, вполне могут их собрать.
— Я подозреваю, что они нас искать начнут, — проговорил Пинцет. — Причем, хорошо так. Малыми разведгруппами. О том, что они идут, мы можем и не узнать — уебки наверняка поняли, что мы их рации прослушиваем, так что могут на молчание перейти. И тогда найдут. И ударят уже всеми силами. Или, как ты сам сказал, артой отработают. Или пару дронов-камикадзе отправят. А тут прятаться негде.
— Надо бы озаботиться, — вдруг сказал Гром. — Блиндажей с перекрытиями нарыть что ли. Да и оборонять это место большой проблемой будет без такого.
— Тут не до обороны будет, единственный шанс — свалить, — сказал я, подумал немного, и добавил. — А блиндажами реально надо озаботиться. Так что, когда мы снова по деревням пойдем, нацель деревенских на то, чтобы лопатами поработали.
— Я же говорю, надо по базе бить! — тут же горячо заявил Руся.
Похоже, что Саша была права, и с алкоголем у жителей азиатской части России действительно проблемы. По крайней мере было видно, что ему в голову уже дало, причем мощно так.
— Если их из Белогорска выбьем — то хрен они нас найдут! — тут же продолжил он. — Не будет у них больше базы.
— А дело в том, что они именно этого и ждут, — сказал Пинцет. — Мы же знаем, что их там мало осталось. А они не в курсе, сколько нас именно. Могут думать, что нас не неполных три отделения, а рота. Запрутся на базе, вытащат из деревень кого смогут. Там, кстати, можно людей не держать даже особо, а просто двоих-троих оставить и напугать — мол, случится что, вернемся и головы всем поотрывают.
— Да, — кивнул я. — Именно поэтому надо дальше деревни освобождать. Есть шансы, что к нам еще люди присоединятся. Их мужиков покрепче. Но перед Белогорском… Я бы сперва Зую атаковал. Это все-таки часть. Дроны, военная техника, артиллерия опять же.
— Опасно, — сказал Бехр.
— А где нам не опасно? — спросил я. — Какие еще у нас варианты-то есть? И вообще, пацаны, давайте не будем сейчас об этом? Сегодня отдохнем, завтра в штабе все решим. И пойдем потихоньку.
— Одно жаль, — сказал Гром. — Что мы импортных не можем отправить деревни освобождаться. Потому что по ним сразу видно — оккупанты. Местные сами к «Воронам» побегут, лишь бы с ними дел не иметь.
— Почему, — пробормотал я. — Можем. Если кто-нибудь из русских с ними пойдет. Ты, например, со своими можешь в одну деревню пойти, а я еще с кем-то, да с импортными, в другую. Все, пацаны, я и так заебался. Давайте выпьем что ли?
— За победу! — тут же предложил Руся, двинув бокал вперед.
Мы чокнулись, и я тоже опрокинул в себя порцию виски.
Огляделся, но Саши не увидел. И у меня возникло какое-то нехорошее предчувствие. Так что попрощавшись с парнями, я вышел на улицу и увидел ее. Она сидела в беседке с одним из деревенских.
Не знаю почему, но меня взяло это за душу. Может, потому что я накачаться успел, может быть еще почему-то, но я двину…