Лето испытаний [СИ]

1

Он часто представлял момент, который следовал сразу же после ограбления. И всегда он видел эти мгновения наполненными радостными криками, чувством удовлетворенности и верой в свою неуязвимость. Но, всего этого почему-то не было.

Взамен его одолевала тревога и гнетущее чувство неправильности произошедшего. Вся эта идея с ограблением поезда была не только плохо продуманной, но и в целом безумной. Кого он хотел обмануть, рассчитывая, что подобным путем сможет сыскать славу более громкую, чем слава его отца? Возможно, так оно и произойдет, но даже в этом случае, о нем будут говорить не как про отдельную личность, какими были Дон Биртрон и Тони Трейтс, а как о чем-то вторичном, неотъемлемо связанном с его отцом. Под его образом на плакатах с громкими буквами «Разыскиваются!!!» обязательно будут писать не его имя, а нечто вроде «Сынок Дрейка» или «Безумный Дрейк-младший». И если за его голову будут давать неплохой куш, то и в этом будет только заслуга его знаменитого отца. И, конечно же, найдется весельчак, что исковеркает какой-нибудь стих Роберта Дрейка, заменив в нем слова, в котором будет пересказана его, Альберта Дрейка, история ограбления в ироничном ключе.

И ладно он взял бы лишь на душу грех грабителя, но ведь теперь за их бандой числится и похищение, а за это им грозила смертная казнь, без права на помилование.

Эллин Томин была очень красивой и отчаянной девчонкой, что сильно понравилось Альберту при их знакомстве и на ее просьбу взять ее с ними, он с радостью ответил согласием. Но, теперь, с холодной головой, он понимал всю глупость своего поступка. Судя по пылающему от радости лицу Эллин, гнетущие мысли ее совершенно не посещали. Все произошедшее ей воспринималось за невероятное приключение. А вот для Альберта весь этот день, начиная с покупки билетов на поезд, был одним водоворотом безумных и необдуманных событий.

— Ты слишком задумчив.

Голос Винни Стоуна отвлек Дрейка от гнетущих мыслей. Его друг пристально глядел на него, уверено держась в седле, с ленивицей покачиваясь из стороны в сторону, придерживая узду одной рукой, в то время как Альберт шел пешком. Франс Тейт находился впереди них, словно пытаясь в очередной раз оспорить кандидатуру главаря банды, и пристально вглядывался в горизонт. За ним ехали Бил Тейт и Эллин Томин и эти двое были явно в восторге от происходящего. Они громко говорили и смеялись. Билл, сродни деревенскому дурачку, кривлялся и корчил рожи, от чего Эллин Томин не переставала хохотать, с трудом удерживаясь в седле. Альберт отдал ей своего коня, объясняя это жутким натиранием в паху. На самом деле ему просто хотелось почувствовать под ногами твердь земли, ища помощи у нее в борьбе с неприятным чувством ирреальности всего происходящего.

От железнодорожных путей их отдаляли не меньше двадцати тысяч шагов петляющих путей, а потому они уже не боялись потенциальной погони за ними.

— Да, есть такое, — ответил ему Альберт и с досадой пнул желтовато-красный камень, попавшийся ему под ногу.

Винни приостановил своего коня и тоже спешился. Теперь они шли вперед, касаясь друг друга плечами, от чего Альберт чувствовал физически поддержку со стороны друга.

— Мы ведь получили то, чего хотели.

— Да, — кивнул Дрейк. — Получили.

— Банда Благородных произвела немало шума и, скорее всего все пассажиры поезда разнесут о нас молву на многие сотни тысяч шагов в разные стороны. А непосредственно ограбленные нами пассажиры, так и вовсе дадут наши четкие описания во все газеты. Не об этом ли мы мечтали?

— Об этом, Винни. Но в мои планы не входило похищение людей. Пусть Эллин и не заложница вовсе, но для закона мы теперь похитители.

Он признался своему другу в своих терзаниях и теперь ожидал ободряющих слов от Стоуна и советов по решению сложившейся проблемы. Так было всегда: Винни Стоун в любой ситуации мог найти нужные слова, способные приободрить его, но только не в этот раз.

— Да, здесь ты конечно сымпровизировал. При этом не самым лучшим образом.

— А что я мог сделать? Она спасла нам жизнь, помогла нашему плану не рассыпаться окончательно в прах. И когда она попросилась к нам в команду, разве я мог ей отказать?

— Тогда не вижу причин для беспокойства, — пожал плечами Винни, гладя вместе с Альбертом на Эллин Томин, что уверенно держалась в седле. — Не приведи Океан Надежд нас в руки законников, но если такое случится, то Эллин не станет свидетельствовать против нас.

— Она может и не станет, а вот ее мать и тетка наверняка расскажут все в красках, да еще добавят от себя. Винни, эти тетки выглядели настоящими ведьмами в дорогих нарядах.

— А вот это что-то новое. Получается, вы условно похитили ее из рук опекунов?

— Да, к тому же мы еще обокрали их.

— А вот теперь я начинаю понимать причины твоей подавленности. — В этот момент Билл что-то произнес этакое, от чего Эллин зашлась в очередном приступе смеха. Хорошо, что у кого-то все еще остались причины для веселья.

— И что нам теперь делать? — в отчаянье спросил Альберт. В эти минуты ему самому было стыдно за себя, но он ничего не мог с собой поделать. Да и Винни Стоун был его настоящим другом, а потому ничего не произнес укоризненного в его адрес.

— Будем действовать и дальше по плану, — ответил ему Стоун.

— Извини, Винс, а не напомнишь мне, какой у нас дальнейший план, а то я немного запамятовал?

— План наш очень прост, — как всегда спокойно произнес Стоун. — Нам нужно добраться до ближайшего города, найти лавку скупщика и избавиться от награбленного. И Эллин нам в этом поможет.

Последние слова Винни произнес полушепотом, с задумчивостью покусывая нижнюю губу. Альберт уже хотел было попросить друга, чтобы он закончил свою мысль, но в этот момент Франс Тейт развернул своего коня и встал на месте.

— Нам пора сделать привал. — И прежде чем Альберт смог произнести про себя, что данное предложение вполне имело под собой основание, Франс добавил: — И разделить добытое между нами.

Франс Тейт спешился и потянул вниз с седла мешок с драгоценностями. Билл Тейт последовал его примеру, только в отличие от Франса ему не удалось лихо спрыгнуть на землю, его нога запуталась в стропе, и он упал на пыльную землю лицом вниз, что привело к смеху Эллин и презрительному взгляду в его адрес Франса. Билл спешно вскочил на ноги, словно пытаясь заставить всех как можно скорее забыть о своем конфузе, после чего быстро прохлопал себя по всему телу ладонями, чтобы вытрусить со своей одежды песок, а напоследок несколько раз потянул за подтяжки, которые звонко прошлепали по его груди, поднимая легкие облачка оставшейся на одежде пыли.

— Прекрасная идея, Франс, — кивнул Билл. — Сгораю от нетерпения увидеть все добытое нами.

— Франс, ты забываешься! — возмутился Альберт, подойдя к Тейту и схватив его за руку, которая уже развязывала бечевку на горловине мешка. — Мы не будем сейчас ничего делить.

— Наверняка у тебя есть и весомые аргументы против моего предложения, — съязвил Франс, отдернув руку назад, этим избавившись от хватки Альберта.

— Есть, — кивнул Альберт. Они смотрели с вызовом друг на друга, не отводя глаз, продолжая дуэль, начатую в вагоне поезда. И в этот раз Альберт рассчитывал на свою безоговорочную победу на правах лидера их банды и из-за девушки, в глазах которой он хотел казаться смелым и решительным.

— Не могу дождаться их.

— Мы можем разделить добытое прямо сейчас, но что будет потом, ты об этом думал?

— Каждый из нас имеет право распоряжаться своей частью награбленного, как посчитает нужным.

— Ты прав. Я даже готов отдать тебе твою долю, но сразу после этого нам придется с тобой распрощаться. — Как можно спокойнее, но в то же время и твердо, произнес Альберт. — Своими действиями, ты даешь всем нам понять, что ты не командный игрок и думаешь исключительно о себя.

— Да забери вас всех Харон! — вспылил Франс. — Я не собираюсь быть пешкой в этой банде, я достоин лучшего положения. Я настоящий лидер — не ты!

Лицо Тейта побагровела, а его маленькие близко посаженые глаза распахнулись настолько широко, что стали в два раза больше. В эти минуты он был как никогда похож на вареного рака. Альберт с трудом смог сдержать улыбку, стоило прийти в его голову данному образу.

— В таком случае, тебе стоит уйти и создать другую банду, — как можно спокойнее произнес Дрейк.

— Я так и сделаю. Мы разделим все на четыре части, и мы с Биллом уйдем.

— Не забывай об Эллин. Она тоже член банды и имеет полное право на свою долю.

— Скорее Земля Мертвых станет твоим домом, чем я соглашусь делиться добычей с этой девицей! — вскипел уже до придела Франс. Его рука даже слегка опустилась вниз, от чего мизинец на правой руке дотронулся до рукояти револьвера, что не осталось незамеченным Альбертом. Франс Тейт был по натуре неуравновешенной личностью, но Дрейк сильно сомневался, что тот решится выхватить оружие из кобуры, не говоря уже об его применение. — Она твоя подружка и по твоему желанию она находится среди нас. Если тебе она так сильно нужна, делись с ней своей частью, а наше — не трогай!

Винни Стоун бесшумно приблизился к ним, готовый в любую минуту встать на сторону Альберта и обезвредить Тейта, но Дрейк остановил его взмахом руки.

— Как скажешь, Франс. Ты славно поработал и имеешь право на свою четверть, — продолжил, не повышая голоса, Альберт, от чего лицо Франса Тейта снова начало приобретать бледно-розовый цвет, а глаза обрели привычный размер. О вспышке его гнева напоминали теперь лишь хмурость бровей, да красные пятна на щеках. — Мы прямо сейчас все разделим и я даже дам тебе право выбора — ты сможешь взять с собой то, что тебе понравится.

— Мы с Биллом заберем все, что нам причитается и покинем вас, — усмехнулся Франс. — Мы создадим свою «Банду Благородных». Вскоре мы увидим, кому из нас будет больше сопутствовать удача.

— Эээ, Франс, — протянул Билл с извиняющимися нотками в голосе. — Я не хочу выходить из этой банды и создавать другу. Мне Альберт нравится, как лидер.

И в этот раз Франс был первым, кто отвел взгляд от соперника и вновь тому виной был его кузен.

— Ты что такое говоришь?! — вспылил опять Франс, обрушив весь свой гнев на своего родственника. — Ты забыл, с кем ты связан кровными узами? Или для тебя это ничего не значит?!

— Билл сделал свой выбор, Франс, — заметил Альберт. — Не стоит давить на него.

Билл потупил взгляд, сунул руки в карманы и принялся водить носком ботинка по земле, рисуя кривые полосы и зигзаги. Ему не хотелось обижать своим ответом брата, но в то же время на подсознательном уровне он чувствовал, что ему будет гораздо безопаснее в компании Альберта и Винса.

— Ну и ладно, — махнул рукой Франс Тейт на своего кузена. — Ты всегда был трусом, Билл. Не будь ты моим братом, я никогда бы не взял тебя в свою команду.

На эти обидные высказывания в свой адрес, Билл предпочел промолчать, продолжая глядеть под ноги. Франс быстро потерял к нему интерес и вернулся к мешку с украденными вещами пассажиров поезда. Растянув горловину мешка, он высыпал все на землю. Золотые украшения заблестели в солнечных лучах, радуя глаз обладателя права первого выбора. Встав на корточки, Франс принялся выбирать понравившиеся вещи. Те же, что, по его мнению, были недостойны его внимания, небрежно отбрасывались в сторону.

Когда же четверть (на щедрый взгляд самого Франса Тейта) от всего награбленного было отделено от общей массы, Тейт еще несколько минут не мог решиться, на чем остановить свои предпочтения: на золотых часах с крупной цепочкой или же на перстне с крупным камнем. В конце концов, перстень оказался предпочтительнее, после чего Франс собрал все свое обратно в мешок, остальное, оставив на земле. Закинув его себе на плечо и, не отказав себе в удовольствие украсить все свои пальцы перстнями, а карманы часами, Франс Тейт взобрался на своего коня. Криво улыбнувшись своим бывшим компаньонам, он дотронулся пальцами краев своей фетровой шляпы.

— Счастливо оставаться, неудачники. Слава о новой банде во главе с Неуловимым Франсом Тейтом вскоре разнесется на многие сотни тысяч шагов вокруг. А о Банде Благородных очень скоро забудут. Это в лучшем случае. В худшем — вас повесят, а тела продадут какому-нибудь гробовщику в качестве рекламы его товаров. — Эти слова были в большей степени обращены Альберту и Винсу, затем Франс повернул лицо в сторону Билла. — Прощай кузен, думаю, ты очень скоро пожалеешь о своем решении.

После этих слов, Франс Тейт пришпорил коня и начал стремительно отдалятся от своих бывших товарищей, теряясь в пыли, поднятой копытами коня.

Альберт недолго глядел ему вслед. Он предпочел взять пустой мешок, перекинутый через седло коня, который принадлежал Стоуну и, подойдя к золотым изделиям, лежащим на земле, принялся их укладывать обратно. Вскоре к нему присоединился и Винс. Эллин Томин осталась сидеть в седле, наблюдая за Альбертом и думая о чем-то своем.

И только Билл продолжал провожать взглядом своего брата, который вскоре скрылся за горизонтом.

2

Конь остановился под вывеской, что слабо поскрипывала ржавыми цепями на теплом летнем ветру. Ворон, сидевший на ней, приветственно каркнул, после чего повернул голову в бок, с интересом осматривая приезжего своим смоляным подозрительным глазом.

Приподняв голову, Франс Тейт взглянул на надпись из-под полей своей шляпы.

— Селение Конвинант. Надеюсь, что данное поселение может похвастаться удобствами не только в своем названии.

Ответом на его риторический вопрос был все тот же вороний крик. Франс пришпорил коня и тот зашагал дальше, переступив условную границу, за которой начиналось поселение.

Конвинант ничем не отличался от других людских селений, в которых казна славилась вечной «дырой» в доходах. Единственными заведениями, которые оставались на плаву и хозяева которых могли считать себя зажиточными, были: салун, бордель и коморка плотника. У последнего наверняка каждая продажа стола или стула чередовалась с продажей трех гробов.

Таким было первое впечатление человека из высшего общества о селении Конвинант. И хотя это представление было ошибочным, все же Конвинант был далеко не на первом месте по доходам населения среди всех селений местной губернии.

Франс Тейт смотрел исключительно перед собой, игнорируя любопытные взгляды жителей, что либо шли по своим делам и останавливались как вкопанные, либо специально выходили из домов, чтобы лучше разглядеть незнакомца в дорогом костюме с блестящими кольцами на пальцах.

Конь с трудом шагал по тропе, которая служила в этом поседении главной улицей, оставляя после себя глубокие следы в грязи, напоминавшей о недавно прошедшем в этих местах дожде. Животное, так же как и его хозяин, было не приучено к таким плохим дорогам, от чего оно часто мотало недовольно головой и фыркало носом. Франсу же было не интересно то, как себя чувствовал себя скакун, ему хотелось только одного: поскорее добраться до деревянного настила перед салуном и спешиться так, чтобы не запачкать сапоги в грязи. Он пришпорил коня и шлепнул его несколько раз кнутом по бокам.

— Давай, Сэвэдж, поднажми. Не хочу продвигаться по этой улице целую вечность.

Конь прибавил шагу, и вскоре Франс остановил его перед дверями салуна. Он спрыгнул на третью ступеньку заведения, так как первые две в чистоте ничем не уступали главной дороге, хотя и третья хранила на себе память всех сапог, которые побывали в салуне за последние годы.

Перед ним возник мальчишка лет восьми и незамедлительно предложил ему свою помощь.

— Касс, всего за три медные монеты я могу привязать вашего коня к стойлу, чтобы вы не пачкали свою роскошную обувь.

Тейт оглядел его с ног до головы, остановив окончательно свое внимание на нижней части его туловища. Штаны и сапожки паренька были полностью заляпаны в грязи, кое-где она уже была засохшей, а потому — светло-серого цвета, а где-то еще совсем свежей. Пареньку явно было в радость передвигаться по улице в таком виде.

Франс сунул руку в карман и, достав всего лишь одну медную монету, бросил ее мальчишке. Тот поймал ее одной рукой и прижал кулачок к груди.

— Этого будет достаточно за твои услуги.

Потеряв к нему какой-либо интерес, Франс направился в салун, оттолкнув в стороны дверца, на которых виднелись следы грязных рук. И хотя в нем бурлила неприязнь ко всему в этом поселении, он все же старался не поддавать вида и не кривить лицом. Не хватало, чтобы местные деревенщины сочли его «неженкой». А вот надеть перчатки он все же решился, и не только для того чтобы не прикасаться лишний раз к предметам сомнительной чистоты, но и для того чтобы прикрыть кольца на своих пальцах, которые он опрометчиво решил не снимать.

Надевая перчатки, он оглядел салун, к порогу которого его привели ноги коня, ведомые прихотью Мира Вечности.

Помещение было темным и пустынным: ни хозяев, ни работников, ни клиентов. Толстые, плохо обструганные деревянные балки подпирали своды второго этажа. С правой стороны в стене зияла дыра размеров с его шляпу, в которой торчала видавшая виды тряпка, служащая в качестве затычки. Лестница, ведущая на второй этаж, была снабжена для удобства односторонними перилами, в которых из десяти деревянных столбиков целыми и невредимыми остались только четыре. Круглые столы и длинные стулья в салуне были в плачевном состоянии и, предположительно, каждое из деревянных изделий ремонтировалось уже десятки раз после поломок. Владелец заведения знал толк в сбережениях или же просто был неисправимым скрягой.

Скряга в это время стоял по другую сторону стойки и пристально наблюдал за вошедшим в салун пижоном в дорогом костюме. Его руки были широко расставлены по сторонам и упирались о края подковообразной стойки. На вид ему было около пятидесяти лет, а его большое брюхо, налитые кровью глаза и большой красный нос твердили, что он и сам не прочь пропустить пару стаканчиков с утра пойла, которое сам же и продавал.

Франс Тейт подошел к нему ближе и бросил на стол серебряную монету, которая еще не так давно хранилась в кошельке знатного господина, которому не посчастливилось купить билет именно на тот поезд и именно в тот вагон, где соседями с ним была Банда Благородных.

— Налей мне виски, друг. Самого дорогого, что найдется у тебя.

Хозяин салуна опустил свой большой мозолистый палец на монету и, после короткой задумчивой паузы, подтолкнул ее обратно, этим заставив Франса впасть в ступор.

— Это щедрое предложение с твоей стороны, приятель, но я должен тебе отказать.

— Это еще почему? — поразился Тейт. — В вашей забегаловке не обслуживают приезжих?

— Обслуживают, — кивнул хозяин салуна, с грустью глядя на то, как серебряная монета скрывается снова в кармане клиента. — Но разливаем мы спиртные напитки только после шести вечера, а сейчас нет и двух. Да и мал ты еще пока для таких напитков. Давай я тебе лучше воды дам. Бесплатно.

— Зачем мне твоя вода, деревенщина! В вашем уютном только по названию поселении есть заведения, которые не придерживаются столь необдуманных и глупых правил?

— Чего?

— Другие салуны в Конвинанте есть?

— Есть только в Астере — ближайшем селении, — ответил тот, но прежде чем Тейт успел развернуться и уйти, добавил: — Но хозяин того салуна вам скажет то же самое. Приказ губернатора: не продавать спиртного до шести вечера. А наш шериф следит, чтобы этот приказ исполнялся. А ты, почему думал, салун совершенно пуст? Приходи в шесть часов, здесь яблоку негде будет упасть.

— В борделях это правило тоже действует?

— Нет, такого правила в борделе нет, но не думаю, что ты там найдешь подходящую для себя девицу. Самой молодой шлюхе уже за сорок, но даже в самые лучшие свои годы она не пользовалась большим успехом у клиентов.

— Как вы только живете в таких условиях? — возмутился Тейт. — Наверное, в Конвинанте по вечерам интереснее дома сидеть.

— Не то слово, малец. Не то слово, — вздохнул хозяин салуна и криво усмехнулся. Эта улыбка совсем не понравилась Франсу Тейту.

— Не называй меня «мальцом», деревенщина, — процедил сквозь зубы Тейт, чувствуя, как неприязнь к этому ничтожному увеличивается в нем троекратно.

— Как скажете, касс, — согласился хозяин заведения, приподняв руки вверх в качестве признания своей неправоты.

В этот момент двери салуна открылись вновь и внутрь вошли двое местных жителей. Низ их одежды был традиционно для этих мест испачкан в грязи. Их смуглые обветренные лица с трехнедельной щетиной полностью стирали их возраст, не позволяя даже приблизительно предположить сколько им могло быть лет.

Прежде чем заметить незнакомца стоящего у стойки, их интересовали только пошлые шуточки пересказанные друг другу. Они обсуждали ляжки некой Долорес, когда остановились как вкопанные и замолчали. Коротко переглянувшись между собой, они неторопливо направились к стойке. Улыбки этих двоих были еще более мерзкими, чем та, что минуту назад растягивала рот хозяина салуна.

— Привет, Сэл, — поздоровался один из них.

— Привет Рой, привет Сэм. Как дела у вас?

— Да вот, закончили трудовой день и решили заглянуть к тебе. — Рой, погладил свою рыжую жиденькую бородку, не отрывая взгляда от лица Тейта, после чего достал из заднего кармана брюк мешочек с нюхательным табаком.

— Представляешь, Сэл, мы жгли сегодня мусор на свалке, и Рой нашел медную монету среди деревянной трухи, — хвастливым голосом добавил долговязый и сутулый Сэм. — И знаешь, каковы были его первые же слова?

— «Ну, вот опять возник повод заглянуть к старине Сэлу в гости!» — в унисон произнесли все жители Конвинанта находящиеся в салуне, после чего втроем разом громко загоготали. По мнению Тейта, их смех больше походил на ржание коней.

Рой, со звонким и мерзким звуком, вдохнул табаку в обе свои ноздри, после чего облокотился о стойку и сильно хлопнул монетой по ее поверхности, при этом, постаравшись оказаться как можно ближе к Тейту, беспардонно входя в его личное пространство. Тейт и рад был отодвинуться в сторону, да только долговязый приятель Роя решил пристроиться по другую от него сторону.

— Налей нам дружище по стакану твоего особого пойла.

— Всегда рад вас обслужить, парни. — Сэл нагнулся под стойку и быстро выудил из своей коллекции одну из бутылок, в которой хранилось спиртное, вместе с двумя гранеными стаканами. Разлив коричнево-золотистую жидкость до самых краев, он протянул стаканы Рою и Сэму.

— И как это понимать, старик?! — возмутился Франс Тейт, напомнив о себе. — А как же закон, запрещающий продажу спиртного до шести вечера?!

Рой уже было пригубил из своего стакана, но стоило ему услышать слова Тейта, он прыснул от очередного приступа смеха, разлив добрую половину из своего стакана. Сэм не заставил себя долго ждать и тоже заржал с ним за компанию.

— Ты ему сказал, что не продаешь спиртное до шести? — сквозь смех переспросил Рой. — Ну, Сэл ты даешь! Я и не знал, что у тебя столь отменное чувство юмора!

— По-вашему, это смешно? — прокричал Тейт, отбросив в сторону лацкан своего костюма и кладя руку на кобуру, этим быстро положив конец приступу смеха местных пьянчуг. — Разве я похож на человека, который позволяет над собой смеяться?

Рой и Сэм переглянулись, став как никогда серьезными. На их лицах Франс мог прочесть беспокойство, что не могло его не обрадовать. Чувство своего превосходства превратилось в приятную волну дрожи, что прокатилась по его телу, щекоча ему спину, затылок и пах.

— Нет, касс, вы не кажетесь нам смешным, — поспешил с оправданиями долговязый. — Но, шутка про спиртное была очень смешной.

Сразу после этих слов Сэм, Рой и Сэл вновь заржали как гиены, давая этим понять, что их минутная серьезность была ничем иным как иронией над ним. Такой дерзости Франс не мог им простить. Он выхватил свой револьвер и, резко шагнув назад, оттолкнувшись от стойки, наставил дуло своего оружия на троицу идиотов, которые вздумали над ним так глупо насмехаться. Револьвер сделал свое дело, и в салуне повисла приятная тишина.

— Итак, вы трое остолопов, решили, что ваши шуточки надо мной сойдут вам с рук? Да вы настоящие глупцы, раз решили посмеяться надо мной.

— Приносим свои извинения, касс, — растеряно произнес хозяин салуна, подняв снова руки вверх, только в этот раз высоко над головой. — Я незамедлительно налью вам самого лучшего виски…

— Плевать я хотел на твое виски, ничтожество!

— Извините, касс, — встрял рыжебородый Рой, от чего дуло револьвера тут же нацелилась ему прямо в лоб. Рой тоже поднял руки вверх и лишь одним пальцем левой руки указан на человека, который грозился лишить его жизни. — Вы очень ловко владеете вашим револьвером. Наверное, ваше имя должно быть нам знакомо.

— Да! — гордо произнес Франс Тейт, после чего сразу же запнулся. Он уже хотел сказать, что он лидер «Банды Благородных», когда понял, что это название ничего им не скажет, так как данная банда распалась, прежде чем смогла заработать себе славу. А новости о грабеже поезда в нескольких десятках тысяч шагов от этих мест маловероятно, что достигли Конвинанта. — Меня называют «Сынком Дона Биртрона». Слыхали о таком?

Конечно, эта троица ничего о сыне Биртрона не слыхала, так как это название Франс придумал только что, но имя знаменитого бандита должно было прибавить весомости его словам.

— О Грозном Доне Биртроне, конечно же, все слыхали, — не стал разочаровывать Тейта Рой. — А вот о его сынке мы ничего не слышали. Приносим вас свои искрение извинения, мы совсем не хотели вас обидеть своим неведеньем.

— О, Океан Надежд, куда я попал, в какую забытую всеми «дыру»? Неужели до вас еще не дошли славные истории о Сынке Биртрона?!

— И не могли дойти, так как у Биртрона не было сыновей, — произнес Сэл.

— С чего ты взял, что у него не было сыновей, ничтожный? — презренно изрек Тейт.

— Да потому что Грозный Дон Биртрон был не по этим делам… ну, вы понимаете меня. — Сэл понизил голос и слегка наклонился вперед, дабы сократить хоть ненамного расстояние между собой и Тейтом. — Его интересовали исключительно мальчики. Вы, часом, не из тех, кто знал Биртрона очень близко, причем со всех сторон? Иначе, зачем вам называться его «сынком»?

После секундной тишины, салун, уже в который раз, был сотрясен смехом троицы, к тому же в этот раз они смеялись так, что ушные перепонки Тейта были готовы взорваться в любую секунду. Но не страх за свой слух его волновал в эти минуты, а злость и ненависть к жителям Конвинанта в целом и этой троицы в частности. Не задумываясь, он нажал на курок и разбил одну из бутылок, что стояла на полке за спиной хозяина салуна.

Смех словно тонкая нить была оборвана точным взмахом топора.

— Только что вы подписали себе смертный приговор, — прохрипел Тейт. Его лицо было полностью залито краской, а вены на лбу вздулись до размеров толстых дождевых червей. — Грозный Дон Биртрон был всегда моим кумиром! А вы, мерзкие негодяи, решили насмехаться над его памятью, придумывая всякие пошлости о нем?!

— Это правда, касс. Дона Биртрона убил охотник за головами, когда он выходил из ночлежки, в которой провел ночь с очередным своим любовничком, — уверенный в своих словах ответил ему Сэм.

— Да откуда вам об этом знать, уроды?!

— Охотник за головами, который убил Биртрона теперь шериф этого поселения. Кстати, он сейчас стоит за вашей спиной, и целиться вам прямо в затылок.

Холодок, только в этот раз не совсем приятный, вновь прошелся по спине, затылку и паху Тейта. Ему не хотелось верить в правдивость слов долговязого, но и не обернуться назад он никак не мог.

К несчастью для Франса Кар Бин Тейта долговязый Сэм оказался прав. У дверей салуна стоял высокий хмурый мужчина с холодными серыми глазами и целился ему в голову из своего револьвера сорок пятого калибра. А на его груди гордо поблескивала звезда шерифа.

В сравнение с салуном Сэла, офис шерифа Конвинанта был вдвое меньше, вдобавок не обладал вторым этажом. Но, также в сравнении с тем же салуном, здесь было гораздо чище и опрятней. Но для Франса Тейта, сидевшего в эти минуты в клетке, вся эта сомнительная чистота была далеко не на самом первом месте. Его гораздо больше заботила собственная жизнь, которая могла мигом оборваться в маленьком поселении по его же собственной глупости.

Мольбы выпустить его и разрешить продолжить свой путь и больше никогда не возвращаться в Конвинант были попросту проигнорированы шерифом и его помощниками. Они, не обращая на него никакого внимания, сидели за столом и составляли список всех драгоценностей изъятых у Тейта.

— Вы не имеете право со мной так поступать! — возмущался Тейт. — Мой отец очень богатый человек. Вам придется отвечать за мой арест перед ним. У него есть связи практически во всех губерниях Зрелого Мира!

Шериф Конвинанта наконец обратил на него внимание. Встав из-за стола, он медленно подошел к решетке. Его тяжелый взгляд и не менее тяжелые шаги, заставили Франса отступить от решетки на пару шагов назад.

— И как же зовут твоего отца, сынок? — спросил шериф, пристально глядя ему в глаза и при этом не моргая.

— Гордон Кар Бин Тейт, деревенщина! — воскликнул Франс, стараясь грубостью скрыть свой страх.

— И напомни мне, пожалуйста, свое собственное имя. У деревенщин скудный ум и они довольно быстро все забывают.

— Я Франс, — ответил он, а про себя добавил: «Зря я назвал его „деревенщиной“. С этим человеком шутки плохи. Даже если его причастие к смерти Дона Биртрона было простым обманом, это не значит, что он не способен на хладнокровное убийство».

Шериф коротко кивнул и вернулся к своему столу. Взяв несколько золотых украшений, он снова подошел к решетке.

— «Джаспер Р. Т. Сауэрс. Лучшему стряпчему губернии Криджуэлл», — прочел шериф надпись на крышке часов. — Не подскажешь, как эта вещица попала к тебе, Франс Кар Бин Тейт?

— Джаспер Сауэрс мой дядя по материнской линии, — тут же нашелся с ответом Тейт, сам поразившись быстроте своей фантазии. — Он подарил мне эти часы на мое шестнадцатилетие.

— «Мартин К. С. Роулэндс. Любимому мужу», — прочел следующую надпись шериф, в этот раз с золотого кольца с большим рубином. — Позволь угадать, так зовут твоего свояка. И это кольцо — символ любви твоей сестрой к нему — он подарил тебе на День Урожая? А здесь у нас медальон, в котором хранятся фотография двух годовалых детишек. Рискну предположить, что это твои дети. Если они тебе так дороги, почему этот медальон не висел на твоей шее, а был в мешке вместе с другими вещами?!

Шериф перешел на крик столь неожиданно, что даже его помощники вздрогнули. А вот Франс Тейт не удержался и заплакал. Вначале, в его глазах задрожали слезы, а когда они потекли по щекам, Тейт решил, что и зарыдать в голос будет не столь постыдно. Он опустился на койку и прикрыл ладонями лицо. Сквозь собственный плач он расслышал смешки помощников шерифа, вызванные его слабостью. Но эти смешки быстро умолкли, стоило шерифу вновь повысить голос:

— Харви, Малкольм! Замолкните! Это касается и тебя!

Последние слова были обращены вновь Франсу, и он изо всех сил заставил себя успокоиться и прекратить плач. Все еще всхлипывая, он вытер рукавом своего дорогого костюма глаза и приподнял голову, посмотрев в глаза шерифа, которые были полные призрения в его адрес.

— Что будет со мной?

— В Конвинанте с преступниками всегда поступают одинаково — их казнят через повешенье.

— О Мир Вечности! Только не это! Прошу вас, касс, не делайте этого, я еще так молод, — взмолился Тейт, рассчитывая на сострадание со стороны шерифа, но так его и не дождался.

— Харви, — обратился Сид Рассел к своему помощнику. — Как только составите список всего, что было при этом мальце, поговорите с Перком Доусоном и Карлом Берроузом. Пусть Карл со своими парнями подготовят виселицу для завтрашней казни, а Перк снимет мерки для гроба.

— За работу Доусона и Берроуза расплатимся монетами, что были при этой плаксе? — спросил Харви Гуделл у шерифа, который уже стоял в дверях.

Шериф остановился, призадумавшись. Повернув голову в сторону своего помощника, он произнес.

— Да, Берроузу мы заплатим из этих денег. А вот Доусону мы предложим труп мальчишки. Будет держать его в гробу у входа в свой магазин в качестве рекламы.

— Ага, — кивнул Гуделл. — А то все наши едут в Астер за гробами и то, только потому, что там, у хозяина магазина на стене висит чучело большой рыбины, которую он показывает за деньги.

— Стойте! — воскликнул Тейт, чувствуя, как безысходность все сильнее впивается когтями в его плечи. — Я могу быть вам полезен!

— И чем же? — устало спросил Сид Рассел.

— Я член банды, которая именует себя «Бандой Благородных». Мы ограбили поезд в нескольких тысяч шагов от Конвинанта. Я покинул банду около суток назад. Главаря банды зовут Альберт Дрейк. У них даже есть заложница — девушка из высшего общества. Я могу их сдать вам, в обмен на свою жизнь!

3

Жизнь, которую он знал с раннего детства и к которой он привык, больше не было. До сих пор Альберт Дрейк не мог с уверенностью сказать даже самому себе: хорошо это или плохо.

С одной стороны вся повседневность и рутина покинула его жизнь, сделав ее непредсказуемой и интересной. Ему даже приходила мысль, что только сейчас он почувствовал истинный вкус жизни. Он был молод, рядом с ним были его друзья и очаровательная девушка, которая беспрерывно старалась уловить его взгляд и одаривала своей восхитительной улыбкой. Билл Тейт не переставал развлекать ее своими милыми, хоть и глупыми шутками, а она смеялась над ними, но в то же время ее внимание было полностью сконцентрирована на нем. Альберту нравилось ощущать на себе ее взгляд, и день от этого становился солнечнее, небо ярче, а трава зеленее. Вдобавок его лидерские амбиции, наконец, смогли обрасти плотью и дать даже свои небольшие плоды. Награбленного было не много, особенно после того как Франс Тейт забрал свою львиную долю, но и этого было достаточно для того, чтобы считать их первое ограбление вполне удачным, несмотря на мелкие недоразумения, что втиснулись в их изначально продуманный план. И пусть ощущения после набега на вагон поезда остались двоякими и в чем-то даже не слишком приятными, Альберт все же не сомневался, что настанет день и «Банда Благородных» вновь даст о себе знать. По-другому не могло быть, иначе и в первом ограблении не было ни малейшего смысла. А это значило, что очень скоро слава его банды станет настолько громкой, что о ней будут знать чуть ли не все губернии Зрелого Мира. И, конечно же, о банде услышит и его отец, — великий поэт Роберт Дрейк, — и Альберту очень сильно хотелось видеть лицо отца в тот момент. Это только прибавит славы Роберту Дрейку, но он сомневался, что тот будет рад этому. Образ его знаменитого родителя, пинающего столы и стулья и рвущего в гневе свои блокноты с записями, быстро развеселили Альберта. Роберту Дрейку всегда нравилась лесть и пристальное внимание к своей персоне со стороны поклонников и журналистов. Но, очень скоро он будет скрываться от всех в своем особняке и запрещать камердинеру кого-либо впускать к себе. Он будет сидеть в своем кабинете в полулежащей позе, наглухо задернув окна шторами, хмурить брови и тереть костяшками пальцев губы. Мысли о расстроенном отце радовали его и в первую очередь потому что он никогда не чувствовал себя любимым сыном.

В этом были положительные стороны его нового жизненного пути, но в подобных делах нельзя было огородить себя от отрицательных сторон. И их было не мало.

Своей дерзкой выходкой, он переступил черту закона и втянул в это не только себя, но и Винса, Билла и даже Эллин Томин. Он не имел право рисковать ее жизнью. Он должен был отказать ей, когда она попросилась сбежать с ними. Но нет, он решил послушаться не своей головы, а сердца. Даже не сердца, а другого органа, который болтался у него между ног, способ применения которого, помимо исправления физической нужды стоя, еще двенадцатилетнему парню показала юная служанка, что работала на кухне при особняке его отца. Двадцатилетняя Люсия стала его первой любовью и первым любовным разочарованием. Как оказалась, Люсия была слишком любвеобильной и в ее ухажерах ходили не только он сам, но и его два старших брата, а заодно и сын кузнеца, сам кузнец, пастух и еще с десяток полевых работников.

Другой отрицательной стороной его поступка было отдаление от своих любимых младших сестренок-близняшек. Они были единственными из рода Дрейков, с которыми он смог найти общий язык (да-да, со своими старшими братьями и другими сестрами он не слишком ладил) и кто любил его искренне и преданно.

Он хорошо помнил день когда, собрав сумку с нужными ему для долгого путешествия вещами, он вошел в спальную комнату, чтобы попрощаться с Марией и Эльзой. Была ночь, и девочки крепко спали. Лунный свет сочился из окна, падая прямо на их подушки, покрывая их белокурые волосы серебром. Он поцеловал в щеку Марию и погладил ее по головке. Мария даже не шелохнулась. Затем тоже самое он повторил и у кроватки Эльзы.

В отличие от сестры, Эльза что-то просипела себе под носик и открыла глаза.

— Братец? Ты мне снишься или же ты настоящий? — спросила она своим сонным голоском.

— Самый настоящий, сестренка.

— Тебе не спиться?

— Нет, Эльза, сна нет ни в едином глазу. Я зашел, чтобы сказать вам, что очень сильно люблю вас и, что очень буду скучать.

— Разве можно скучать по тем, кого видишь в каждый день? — сонно прошептала Эльза. — Или ты куда-то уезжаешь?

— Уезжаю, — подтвердил Альберт, положив ладонь ей на плечо, чувствуя угловатость ее детского тела через шелковую материю ночнушки.

— Но ты ведь вернешься?

— Если и вернусь, то очень не скоро.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал! — это уже произнесла Мария, которая проснулась при звуке их голосов.

Альберт встал с края постели Эльзы и присел рядом с Марией.

— Я должен. Если бы это не было столь важно для меня, я бы остался с вами. Но мне нужно ехать.

— Тогда мы тоже будет скучать по тебе, — плаксиво произнесла Эльза и тут же слезы потекли и по щекам Марии. — Ты зайдешь к папе, чтобы тоже попрощаться с ним?

— Обязательно зайду, сразу, как только покину вас.

Но навещать отца он, конечно же, не собирался. Вместо этого он покинул резиденцию Дрейков через окно в своей комнате и поспешил к ближайшему перекрестку, где его уже ждали Стоун и братья Тейты. Не было дня, чтобы он не вспоминал о своих сестренках и не скучал по ним. Он очень надеялся, что и они продолжают его помнить.

Другой отрицательный стороной его побега из дома были лишения, к которым он себя предрек. Теперь он не мог позволить себе новой одежды, вкусной еды и мягкой постели. И как не старался Альберт убедить себя, что в этих лишениях не было ничего непреодолимого, все в каждый день, завтракая хлебом с тонким слоем масла, одевая один из двух возможных костюмов, засыпая на несвежей и твердой постели очередной ночлежки, он вспоминал ту жизнь, которую оставил позади. Но, во все дни своей самостоятельной жизни Альберт успокаивал себя тем, что это ненадолго и что очень скоро он обзаведется деньгами и сможет ими распоряжаться по своему усмотрению, и не надо будет больше вести счет каждой медной монете, чем он занимался последние недели.

— Ты снова ушел в себя, — произнес Винни Стоун. Для молчаливого парня, в этот день он слишком часто первым начинал разговор. Хотя, он был далек от того восьмилетнего балагура, каким он был в детстве. Молчаливым его сделала смерть матери, которая произошла у него на глазах. Они прогуливались с ней в парке, что находился на территории их поместья. Бежавший заключенный, спасаясь от преследования, случайно забрел на их земли, а когда женщина подняла крик, ударил ее ножом в живот.

— Винни, почему ты пошел со мной?

— Ты о чем?

— Ты ведь знаешь, что у меня не было никогда теплых отношений с моим отцом, поэтому я сбежал из дома. Франс Тейт всегда был сыном ветров и дорог и никогда не отличался усидчивостью. Билл Тейт присоединился к нам только потому, что Франс для него долгое время был образцом для подражания. А что заставило тебя покинуть отчий дом? У тебя прекрасный отец, которого уважают и которым восхищаются все в губернии. Ты работал на одной из мельниц отца, под твоим руководством были десять человек. Ты хорошо справлялся с работой, и я слышал много лестных слов в твой адрес. У тебя, в отличие от нас, даже была постоянная девушка. Так что же тебя заставила все бросить и отправиться с нами в путь за сомнительным заработком?

— Ты, Альберт, всегда был моим лучшим другом. Разве мог я не сопровождать тебя в твоих поисках приключений?

Альберт улыбнулся, но внутренне совсем был не рад такое услышать. Такой ответ прибавил ему лишь чувство вины и ответственности. Если с Винсом что-либо произойдет, Альберт будет винить себя в первую очередь, и этот груз с его плеч не спадет даже через сотню лет, случись ему оказаться долгожителем.

— Альберт, впереди всадник.

Высокий голосок Эллин Томин заставил его приподнять голову, положив этим конец изучению пылинок на своих сапогах.

Всадник тоже приметил их, остановил коня и приветственно поднял руку вверх. Расстояние между ними было немалым, но даже отсюда Альберт мог разглядеть, что незнакомец был довольно юн, возможно, даже младше чем Эллин.

— Ждите здесь, — сказал Винс, садясь на своего коня. Пусть Альберт ничего не сказал ему, но Винс все же, добавил: — Поеду я, потому как твой конь сейчас у Эллин.

Винс Стоун разговаривал с парнем не больше пяти минут, после чего вернулся назад к своим друзьям.

— Его зовут Малкольм Клемментс. Он едет в поселение Лейстип, что в двух днях ходьбы отсюда. Сам он не сказала прямо, с какой целью он туда едет, но берусь предположить, что там живет его маэль сердца. Сам он из Конвинанта и до него не больше трех часов езды верхом. Думаю, в нем мы сможем остановиться. Малкольм сказал, что Конвинант может быть не самое лучшее место для высших слоев общества, но для уставших путников — в самый раз.

— «И раны наши исцелит лишь пыль веков в сиянье звезд»…, — в унисон произнесли строчки из стихотворения Альберт и Эллин, после чего вместе рассмеялись.

В Конвинант они въехали на конях вместе с сумерками. Само поселение встретило их пустынями улицами. В грязи на главной улице отпечатались многочисленные следы стоп жителей, что придавали поселению незримую видимость густонаселенности. В редких домах горел тусклый свет свечей. Откуда-то справой стороны от въезда в Конвинант раздавались звуки музыкальных инструментов и пьяные крики, горланящие веселую песню невпопад, что прибавляли жизни селению, самобытную и чуждую для людей из высших слоев общества.

Альберт вновь сел на своего коня, а Эллин прижалась к нему сзади. Когда дверь одного из домов резко распахнулась и на улицу выбежала женщина, сквозь слезы зовя какого-то Джонаса, Эллин прижалась к Альберту плотнее, от чего он почувствовал ее остренькие твердые грудки, что терлись о его спину. Также, близость тела девушки позволило ему почувствовать ее тепло и частое биение сердца даже через верхнюю одежду. Вскоре из дома вышел мужчина, который обнял женщину и повел ее в дом. Никто из них даже не обратил внимания на приезжих.

Когда они спешились около двухэтажного строения местной гостиницы, Альберт, привязывая коня к стойлу, посмотрел туда, куда стремилась плачущая женщина. В полутьме, на вершине холма, под которым обосновался Конвинант, он с трудом смог разглядеть серые силуэты деревьев, а также изгородь и покошенные кресты. Видимо, этот Джонас совсем недавно стал вечным обитателем тех самых земель.

— Погоди, я возьму тебя на руки, — остановил Альберт девушку, видя, что Эллин уже собирается спрыгнуть с седла.

— О, касси Дрейк, вы столь галантны, — засмеялась она, а затем восторженно вскрикнула от легкого испуга, когда он поймал ее. Ее руки сплелись на шее Альберта, а указательный и средний палец легонько поглаживали участок кожи на шее, где заканчивался рост волос. Она пристально глядела на него, мило улыбаясь, и в ее глазах блестела пока еще робкая для этого времени суток луна. Она была влюблена в него и Альберт склонялся к мнению, что и в его сердце зарождались чувства к ней.

— Маэль, я готов носить вас на руках весь тот срок, который мне был отведен Океаном Надежд. А когда наши души снова встретятся на Земле Мертвых, я вновь подхвачу вас на руки.

— Приятно слышать из ваших уст эти слова, касси, но я буду вам очень признательна, если вы меня донесете хотя бы до деревянного настила.

Он опустил Эллин на одну из ступенек, что вели к дверям гостиницы и в этот миг их тела были прижаты друг к другу, а лица столь близко, что их кончики носов соприкасались. Это мгновение показалось очаровательным и приятным им обоим, но нервное покашливание Билла Тейта заставило их отстраниться. Альберт поймал на себе его ревнивый взгляд, и тут же понял ответ на вопрос: «Почему Билл решил остаться с ними, а не уехал вместе с Франсом, хотя в течение всей своей жизни следовал за ним как хвост за псом?».

Приятные минуты романтизма покинули Альберта, вернув ему ясность ума и холодную голову.

— Пойдемте.

Гостиница Конвинанта была не самой фешенебельной, но и не самой худшей в которой им довелось побывать со времен формирования банды. А вот по сморщенному носику Эллин, Альберт мог предположить, что она впервые посещает ночлежки столь плохого уровня приема посетителей. Заведением владела семейная пара: он был низок и худощав, а она напротив — высокая, с явными признаками избыточного веса.

Увидев столь хорошо одетых клиентов, они сначала опешили, но быстро оценили обстановку и поспешили к ним навстречу с широченными улыбками на лицах.

— Рады видеть вас в нашей гостинице! Здесь вы найдете уютные комнаты для ночлега, вкусную еду, а также горячую воду для омовения.

Они еще с минуту пересчитывали все плюсы их гостиницы, после чего Альберт смог заказать три номера.

— А почему только три? — спросил Билл.

— Я со своей женою и братьями едим в губернию Боар. Ночь застала нас врасплох, и мы решили остановиться в вашем гостеприимном селении, — поспешил заговорить Альберт, стараясь вновь привлечь на себя внимание хозяев, которое было отвлечено Биллом. Чтобы прибавить весомости своим словам, Альберт прижал к себе Эллин и поцеловал ее в щеку. — Мы только недавно поженились.

— Очень рады за вас, — произнес хозяин, да с таким жаром, словно он сам весело погулял на их свадьбе.

— Никогда не слышала о губернии Боар, — добавила хозяйка, при этом с таким сияющим лицом, словно сказанные ею же слова принесли ей несказанное удовольствие.

— Не мудрено, губерния Боар находится далеко от этих мест, — отпарировал Альберт.

Губерния Боар существовала в действительности, но туда их путь не лежал. В Боаре родилась его мать, о которой он мало что знал и совсем позабыл внешне, но по воспоминаниям отца она была прекрасной женщиной, как внешне, так и внутренне. «Жаль, ты в нее не пошел», как правило, добавлял при этом Роберт Дрейк, глядя на дно своего стакана с виски. «Твоя мать», — говаривал Роберт Дрейк — «была из ничтожных. Но красотой могла затмить любую знатную эсель. Я любил ее очень сильно и помню те свои чувства к ней до сих пор. Много стихов я посвятил ей. Помни, пацан, если бы не моя любовь к ней, не жил бы ты сейчас со мной». Во время подобных воспоминаний, Альберта всегда одолевали двоякие чувства: чувство обиды из-за того, что он совершенно не помнил собственную мать и чувство злость в адрес отца.

Хозяева хотели задать им еще парочку вопросов, но Эллин, как истинная актриса, тяжело вздохнула и опустила голову на плечо Альберта:

— Дорогой, я так устала. Поскорее бы подняться наверх и лечь спать.

— Извините, за нашу бестактность, — поспешила извиниться женщина, после чего обратилась к мужу. — Дорогой, помоги нашим гостям с вещами и покажи их комнаты.

— Да, любовь моя. Пойдемте со мной.

Альберт взял Эллин за руку и в знак благодарности слегка ее сжал. Они одарили улыбками друг друга, после чего Альберт Дрейк сделал для себя приятный вывод — взять с собой Эллин Томин было одним из немногих правильных его решений.

Спустя полчаса Альберт позвал Винса и Билла в комнату для молодоженов. Там они высыпали все украшения на широкую кровать с целью сделать общую инвентаризацию.

— Итак, что у нас есть, — произнес Альберт, разглядывая ту часть награбленного, которая осталась им после вычета доли Тейта. — Франс забрал в основном кольца и часы.

— Он забрал все самое дорогое, — заметил Билл с явной обидой.

— Я предполагал, что он именно так и поступит, — согласился Дрейк.

— Тогда зачем ты позволил ему это сделать? — спросила Эллин.

— Забрав все самое ценное, он оставил нам большую часть монет, а это значит, что нам не придется разыскивать ломбарды и обменивать украшения на монеты в разных губерниях. К тому же дорогие кольца и часы в большинстве своем именные и продать их будет очень сложно. А если и получится найти не слишком честного владельца ломбарда, который захочет купить такие вещи, выручить в лучшем случае получится не больше трети от их реальной стоимости. Так что, Франс Тейт обманул сам себя, выбрав самые дорогие вещи.

Эллин Томин забила в ладоши от радости, не потому что Франс оказался глуп, а потому что Альберт был столь дальновидным. Без сомнений она хотела за него замуж, и родить от него минимум пятерых детишек.

— Наверняка Франс знал, что делает и найдет, кому продать свою долю, — заступился за брата Билл. Ему совсем не нравилось то, в каком свете Альберт представил Франса — его родственника и примера для подражания.

— Опустим эту тему, — предложил Дрейк. — Теперь, нам нужно продумать и обсудить очередной план.

— Мы снова будем кого-то грабить? — спросил Билл.

— Нет, — ответил ему Винс, который сидел в кресле у двери и вертел на указательном пальце свою шляпу. — Нам нужно продать часть из тех драгоценностей.

— Да, — кивнул Альберт, затем взглянул на Эллин и улыбнулся ей. — Я со своей благоверной женушкой навещу местный банк или же ломбард. После свадьбы у нас осталось слишком много подарков.

Губерния Варбор, в которой находились особняки Дрейков, Стоунов и Тейтов, славилась своими банками и винами. Многие обеспеченные жители других губерний приезжали в Варбор для того, чтобы открыть в этих банках вклады или же взять ссуду для развития своих потенциально прибыльных дел. На протяжении многих лет банковские учреждения Варбора создавали себе хорошую репутацию и мало, кто мог соперничать с ними в других губерниях.

Банк Конвинанта с неба звезд не хватал. Не хватал он даже снежинок в зимнюю погоду. Альберту даже трудно было назвать эту невзрачную постройку с двумя комнатами «банком», пусть это громкое название и красовалась на вывеске над входом. Хозяин банка старался выглядеть респектабельно и важно: он аккуратно расчесывал волосы на пробор и мазал их, судя по запаху, свиным жиром; он носил пышные усы, кончики которых сгибались вверх и формировали колечки, правда, не совсем одинаковой формы; он носил бабочку, что слабо украшало его относительно белую сорочку, поверх которой сидел зеленоватый жилет, застегнутый только на три пуговицы, по той причине, что четвертая была оторвана. Когда Альберт и Эллин вошли в помещение банка, он поспешил приложить к правому глазу монокль и с важным видом взглянул на время на своих карманных часах.

— Хорошего вам вечера, касс, — поздоровался с ним Альберт, подойдя ближе.

— Вам того же, вам того же, — воскликнул хозяин обменной лавки (про себя Альберт решил называть это учреждение именно так, а никак не «банком»), после чего спрятал обратно в нижний карман жилета часы, а в верхний — монокль. — Как бы приятно не звучало ваше обращение в мой адрес, но я все же «тавв». — Он вздохнул с грустью, чтобы спустя секунду вновь повеселеть. — Давненько я не видел в стенах моего банка столь респектабельных господ.

«Я бы сказал — впервые», добавил про себя Альберт, а вслух продолжил:

— Я вместе с женою переезжаю в другую губернию на постоянное место жительства. — Он посмотрел на Эллин влюбленными глазами, и она ответила ему тем же. Игра в молодоженов явно нравилась им обоим. — В качестве свадебного подарка мы получили землю в одной из губернии недалеко от этих мест.

— Примите мои искренние поздравления с бракосочетанием.

— При многом вам благодарны.

— Неужели вы взяли с собой все свои вещи и сбережения?

— Нет, все самое ценное будет перевезено позже с охранной на дилижансе. С собой мы взяли только несколько безделушек, с которыми мы хотим расстаться с вашей помощью.

Глаза банкира оживились, после чего он выудил из-под своей лавки лупу, став, таким образом, похожим на героя детектива. Альберт, расставляя ожерелья и кольца перед ним, надеялся, что данная личность не обладает проницательностью литературного персонажа детективного жанра.

Банкир неторопливо принялся разглядывать драгоценности, подолгу всматриваясь в них через лупу.

— Очень хорошо, очень хорошо, — повторял он в каждый раз, стоило лупе сместиться немного в сторону.

Когда золотая брошь в виде пчелы легла на прилавок, Эллин поспешила забрать ее и сжать в кулаке.

— Извини, дорогой, но с этой вещицей я пока не готова расстаться. — Да, ей не нравилась это украшение, но она его отдала Альберту думая, на подсознательном уровне, что тот будет в каждый раз вспоминать о ней, глядя на брошь. Теперь же она внезапно поняла, что эта золотая пчелка может стать частью воспоминаний для нее самой о матери и тете. Она давно стремилась избавиться от их опеки, но это не значило, что она не любила их.

— Как скажешь дорогая.

— Позвольте мне только взглянуть на эту брошь, — попросил банкир, протянув свою пухлую ладонь.

Эллин без огромного желания все же отдала украшение ему. Банкир, с присущей ему щепетильностью долго рассматривал через лупу брошь, повторяя те же слова: «Очень хорошо, очень хорошо».

— Жаль, — вздохнул он, возвращая золотую пчелу девушке. — Золото высшей пробы, сапфировые глаза, крылья украшенные алмазами. Я мог бы заплатить вам за нее не меньше шести золотых монет.

— К сожалению, тавв, я не готова с ней расстаться. Это подарок моей матери.

— Понимаю-понимаю, — протянул он, после чего опустил лупу на прилавок и заложил большие пальцы за кладку жилета, при этом, глядя на кулак Эллин, в котором она сжимала брошь.

— А что с остальными украшениями? — напомнил Альберт банкиру о причине их визита.

— Да-да, — тут же откликнулся хозяин, словно его пробудили от легкой дремоты. — Я готов вам дать за все…

Банкир запнулся, так как входная дверь открылась, и в банк вошел еще один поздний посетитель. В глазах хозяина обменной лавки Альберт прочел то, что ему совсем не понравилось, а именно — ожидание этого визита и облегчение.

Альберт медленно повернул голову назад, желая разглядеть вошедшего.

Это был высокий хорошо сложенный мужчина лет пятидесяти. На нем был коричневый кожаный плащ, джинсовые штаны с чаппарахас, шляпа с широкими полями и звезда шерифа на груди. Его пронзительные серые глаза с интересом осмотрели на парня в ответ.

Альберт так же медленно повернулся снова в сторону банкира и негромко произнес, стараясь не выдавать своего волнения.

— Итак, мы остановились на цене.

— Альберт Дрейк! — произнес его имя чуть ли не по слогам шериф Конвинанта, от чего Альберт ощутил себя облитым ведром холодной воды.

— Извините, мы знакомы? — спросил он шерифа, не оборачиваясь.

Шериф встал рядом с ним и бросил на лавку около ожерелий и колец томик со стихами Роберта Дрейка.

— Тебя я не знаю, а вот с творчеством твоего отца я очень хорошо знаком, — с каменным выражением лица ответил Сид Рассел. — У меня не так чтобы очень много книг дома, но в этой книжице моя жена души не чает. Маэль! — Шериф обратил свои холодные глаза в сторону Эллин и слегка коснулся кончиками пальцев полей шляпы.

— Эсель, мы женаты, — поправила Эллин шерифа, но тот пропустил ее слова мимо ушей.

— Тогда откуда вам известно мое имя? — спросил Альберт. — Даже если я и похож чем-то внешне на своего отца, имени моего вы все равно не могли знать.

— А вот на этот вопрос тебе сможет ответить Франс Тейт. Кстати, вы с ним очень скоро встретитесь, — так же спокойно и невозмутимо произнес шериф, а вот хозяин банка не смог отказать себе в удовольствие и громко захохотал.

Когда Альберта и Эллин привели в офис шериф, за решеткой их уже ждали Винни Стоун, Билл Тейт, а также его брат Франс, который в данный момент сидел на полу и прикрывал ладонью свой левый глаз.

— Что с ним случилось? — спросил Сид Рассел у своих помощников.

— Тот кудрявый его ударил, — ответил Харви Гуделл, кивнув в сторону Винни Стоуна. — Собственно на этом инцидент исчерпал себя.

— Вы не имеете право нас задерживать! — воскликнула Эллин, которую шериф усадил на один из стульев рядом с Малкольмом Клемментсом. В последнем Винс Стоун без труда узнал парня, что посоветовал им посетить Конвинант.

— Вас, маэль, никто не задерживает, — ответил ей Харви Гуделл. — Для нас вы пострадавшее лицо.

— Это нам еще обстоит выяснить, — не согласился с ним шериф. — По мне, так она такая же преступница, как и все остальные. Я бы с удовольствие посадил ее за решетку со всеми членами банды. Единственное что меня удерживает, так это ее пол и возраст.

— Нет, шериф, она, скорее всего на самом деле только жертва, — покачал головой Малкольм, изредка поглядывая искоса на девушку. — Минут десять назад мы получили сообщение по телеграфу, в котором говорилось об ограблении поезда, что держал путь из губернии Криджуэлл в Белаутс. Бандиты, назвавшие себя «Бандой Благородных» не только «обчистили» пассажиров одного из вагонов, но и похитили молодую девушку по имени Эллин Фал Риф Томин. Все сходиться со словами нашего первого заключенного.

— Пусть так, — согласился шериф Рассел. — Но за долгие годы работы, как шерифа, так и охотника за головами, я привык замечать все детали и я ясно вижу, что у девчонки есть чувства к сыну Дрейка. А потому, я не стал бы селить ее в номере гостиницы без присмотра.

— Я готов приютить ее в своем доме, пока не появятся ее родственники, — предложил Клемментс, ответив кроткой улыбкой на пылающий ненавистью взгляд девушки.

— О, — усмехнулся Харви Гуделл, — наш малец, кажись, втюрился.

— Прекрасно, Гуделл! — возмущенно воскликнул Малкольм. — Ты как всегда знаешь все обо всех, при этом лучше их самих!

— Расслабься, малыш. Я не хотел обидеть тебя.

— Итак, — повысил голос шериф, желая положить конец бессмысленным репликам своих помощников в адрес друг друга. — Малкольм, можешь приютить ее у себя. Только не спускай с нее глаз. А ты Харви, следи за «Бандой Благородных». Пусть они и за решеткой — это не значит, что им не хватит ума спланировать очередной план, только в это раз — это будет план побега. — Сид Рассел посмотрел в сторону Альберта Дрейка, давая тому понять, что он выделяет в нем лидера и генератора идей всей банды.

Малкольм встал из-за стола и протянул руку в сторону Эллин, но быстро опустил ее, стоило той одарить его очередным испепеляющим взглядом.

— Пойдемте со мной, маэль. В моем доме вы будете в безопасности. Также моя матушка накормит вас ужином. Уверен, вы очень голодная.

Эллин посмотрела на Альберта и, только когда он одобрительно кивнул ей, она встала и согласилась пойти вместе с младшим помощником шерифа.

Стоило закрыться двери за Малкольмом и Эллин, Сид Рассел тоже засобирался домой. Франс Тейт поднялся на ноги и схватился за прутья решетки.

— Шериф, вы забыли обо мне?!

— Ты о чем?

— Вы обещали отпустить меня!

Сид Рассел не поленился подойти ближе к Франсу Тейту и взглянуть в его молящие глаза с высоты своего роста.

— Разве я тебе что-то обещал? Если так, тогда тебе не составит труда дословно повторить сказанные мною слова.

— Но я ведь сдал вам «Банду Благородных»!

— Да, — не стал спорить шериф. — Но сделал ты это без каких-либо обещаний с моей стороны. Я человек чести и если я что-то обещаю, я держу слово. Это совершенно не тот случай.

После данных слов, Сид Рассел попрощался с Харви Гуделлом до завтрашнего утра и покинул офис.

Альберт упал на койку и прислонился затылком к дощатой стене камеры. Чувство внезапно накатавшей усталости сковала ему руки, сжала тисками груди и впилась иголками в виски. Игра подошла к концу, можно было опускать занавес. Актеры уволены, а он «главная скрипка» трупы мог винить во всем себя. И виноват он был не в том, что их поймали, а в том, что он решился сформировать банду и зажечь азартом в сердцах своих товарищей. Он не испытывал ненависть к Франсу, потому как считал, что вина того горазда незначительнее той, что довлела над ним самим. Завтра их повесят, и на этом оборвется история «Банды Благородных», которая даже и не успела толком начаться. О них не будут слагать песни и легенды, за их головы не будут давать баснословные вознаграждения, в них не будут играть мальчишки во дворе, об их казни даже не напишут в газетах, по той простой причине, что у Роберта Дрейка хватит денег замять всю эту историю. Возможно, он даже даст интервью одному из подкупленных журналистов, в котором расскажет о том, что его средний сын давно отбился от рук, а потому и сбежал из дому не оставив даже записки. И в этом будет правда, пусть и не вся. Об их родственных отношения с писателем Робертом Дрейком упомянет может только газетенка, что выходит в губернии Криджуэлл и, скорее всего, уже спустя два дня, получив чек от Дрейка старшего, выпустит новую статью с опроверженьем, в которой заявит, что назваться сыном знаменитого поэта мог любой самозванец. Таким образом, после его смерти у него отнимут даже такую сомнительную славу.

И все же, в эти минуты его больше заботила своя жизнь и жизнь его друзей детства, а не упоминания их имен в газетах. Винни Стоун стал участником банды исключительно из дружеских соображений к нему, о чем тот сам и признался. Билл Тейт был слишком безобидным и не очень смышленым малым, и смерть на виселице не казалась правильным завершением жизненного пути для него. Даже Франс Тейт с его напыщенностью и желанием превосходить всех во всем, казалось, не заслуживал смерти. Но у закона было свое виденье на этот счет.

Альберта радовало только одно — Эллин Томин, после их казни, вернется к своей матери и тетке. Наверняка их опека после этого только усилится, а Эллин будет считать себя еще более несчастной, но такое отношение можно будет и потерпеть. А лет пять спустя, она обязательно найдет себе кавалера благородных кровей, женится на нем и станет хорошей матерью. О трех днях, которые она провела вместе с «Бандой Благородных» она постарается забыть. А если и не забудет, то будет вспоминать эту страницу из своей жизни, как самую большую глупость, совершенную молодой девушкой, какой она когда-то была.

— Эй, а как же наш ужин? — громкий голос Франса Тейта заставил Альберта вздрогнуть.

— Закрой пасть, бандюга, — рявкнул с набитым ртом на него в ответ Харви Гуделл. В одной руке он держал кусок ржаного хлеба, а в другой жареный кусок куриного мяса — Вы здесь не на отдыхе. Да и к чему ходячим мертвецам набитый живот?

— Вы не имеете право!

— А ты подай на меня в суд. — Помощник шерифа отложил мясо на тарелку, после чего взял в руки кувшин и налил себе молока в стакан, который был осушен залпом. — И больше я от вас не хочу слышать ни единого звука. Я не желаю всю ночь выслушивать ваши причитания и пожелания ни в требовательной, ни в какой любой другой форме.

— Ты обязан нас накормить! — твердил Франс Тейт.

— Заткнись ты, наконец, — крикнул на него Винни Стоун, но Франса уже было не остановить. Он чувствовал себя обманутым и униженным и теперь в его голове прочно засела идея — если его собирались казнить, пусть даже и после того как он сдал своих товарищей, он имел полное право хотя бы на последний в своей жизни ужин.

— Послушай своего дружка, бандюга! — посоветовал Гуделл, вставая из-за стола и нарочито поправляя кобуру.

— Я не успокоюсь, пока не получу то, что мне положено по праву, ты мерзкий никчемный ничтожный ублюдок!

— Как ты меня назвал? — возмутился помощник шерифа, доставая револьвер.

— Ты все прекрасно слышал, деревенщина!

— Настал твой смертный час, парень из высшего общества — Харви Гуделл выудил из кармана две медные монеты и бросил их в клетку, попав в грудь Франсу, затем навел на него свой револьвер, с желание добавить к меди и свинца. — Харон уже ждет тебя.

— И что, ты меня застрелишь? — усмехнулся Тейт. — Как ты объяснишь мою смерть шерифу?

— Малец, до тебя еще не дошло? Вас всех в любом случае ждет смерть. Наступит ли она завтра на рассвете при повешенье или сегодня от пули — не столь принципиально.

Харви Гуделл усмехнулся и взвел курок своего револьвера, испытывая приятное чувство превосходства над задирой, видя, как с лица того сползает напускная маска храбрости, обнажая его истинное лицо-лицо испуганного мальчишки.

Альберт, Винс и Билл разом вскочили со своих мест, предприняв попытку остановить помощника шерифа.

— Нет, не делайте этого! — взмолился Билл.

— Простите его, он просто напуган! — вторил ему Винс.

— Остановитесь, он просто хотел есть! — заступился за Франса и Альберт.

И только самому Франсу больше нечего было сказать в свое оправдание. Он смотрел большими глазами на дуло револьвера и что-то шептал побелевшими губами.

На все эти крики Харви Гуделл просто не обращал внимания, он был настроен на убийство жалкого выродка, который рассчитывал, что оскорбление человека облаченного властью ему просто сойдет с рук. То, что его оппонент был безоружен и в клетке, Гуделла совершенно не смущало — такое уже случалось и ранее. Его палец начал сжимать тугой курок.

Вместо выстрела прозвучал взрыв прямо у них над головами. Кувшин, кружка и тарелка задрожали на столе. Находящиеся за решеткой быстро попадали на пол, прикрывая руками головы. Харви Гуделл не стал следовать их примеру, а только слегка согнул в коленях ноги и наставил револьвер в потолок, озираясь по сторонам.

— Что, Харон мне в братья, происходит?! — прокричал он.

Как только Альберт приподнял голову, револьвер помощника шерифа нацелился ему в лицо.

— Эго ваши дружки устроили?! — закричал Гуделл. — Признавайтесь, сколько вас всего!

— Мы понятие не имеем, что это было! — заверил его Дрейк.

И тут раздался еще один взрыв, только теперь не такой сильный, а после него сплошной барабанный шум.

— Это гром, — догадался Винс Стоун, поднимаясь с колен. — Дождь начался.

— Какой, в Мир Мертвых, гром?! — раздраженно прорычал Гуделл. — Еще час назад на небе не было и облачка.

Так как в комнате, в которой находились они, окон не было, Гуделл направился прямиком к двери. Провернув в скважине ключ, он открыл ее настежь.

За пеленой дождя ничего нельзя было разглядеть. Он лил без преувеличения одним сплошным потоком словно водопад. Такого проливного дождя Харви Гуделлу еще не приводилось когда-либо видеть. Он медленно повернулся в сторону заключенных парней и по их лицам легко догадался, что и они видели нечто подобное впервые за всю свою относительно недолгую жизнь.

— Нам конец, — только и произнес Харви Гуделл, после чего вернул револьвер в кобуру.