ГЛАВА 8 О том как становятся русалками, и о том, что обнаружила Русава на Гнилой Топи этой ночью

Меж тем Русава рассказывала Дубыне об их жилище. Раз Велла замолчала — доскажет она. Леший, раскрыв рот, ловил каждое слово. Еще бы! Для лесного хозяина, — который, казалось, знал обо все на свете — откровения русалки были внове.

— В глубине озера вода холодна. Все из-за того, что дне есть источник. Почти как ключ, только бьет из большой щели меж каменных валунов. Если не знаешь где он — в жизни не найдешь! Но если хорошенько поискать, то… — Русава улыбнулась. Подумала: «Только русалки могут найти такое! Никому не дано, только нам!» И фыркнув, неожиданно заключила: — Если поискать, то найдешь. Заплыть меж валунов несложно, проход широкий. Но в первый раз тяжело. Течение назад выталкивает. Ну да приноровиться можно, было бы желание. — Тут Русава зашлась от хохота: — И что это я тебе рассказываю?! Все равно нырять не станешь!..

Русалка представила Дубыню на дне озера. Латаный кафтан мешает плыть. Он гребет неуклюже, рывками — как лягушка. Леший уморительно разевает рот, пускает большие пузыри, старается изо всех сил, но ничего не выходит — вода выталкивает его обратно.

Видимо, эта же мысль пришла в голову и Велле. Печаль у русалки мигом улетучилась, и она захохотала и звонче, и заразительней подруги. Дубыня непонимающе смотрел на русалок. Но потом начал робко поддакивать, раз смеются — значит все хорошо. Над озером несся смех: звонкий — русалочий, и хрипловатый, грубый — Дубынин.

Наконец Велла отсмеялась и смахнув с глаз слезы серьезно продолжила: — Ты ее не слушай. Веселиться любит… Да и мы тоже похохотать не прочь. Так вот — меж валунов бьет источник и если чуть проплыть по нему, то выныриваешь в подземной пещере. Ох, какая она большая! Там укрылись бы все русалки, что живут в Ледаве! Если б мы знали про эту пещеру раньше! Но… Ладно, все равно хорошо, что я ее нашла. Пещера большая, в ней много всяких ходов. Мы так до конца по ней не прошли. Больно велика — заблудиться можно. Но один любопытный проход мы все же обнаружили. Веришь ли, он забран железной решеткой! Значит, в пещере до нас кто-то бывал. Но мы никогда не видели чужака! Ни с нашей стороны, ни с той, — что за решеткой. Наверно, ее поставили в незапамятные времена. Куда ведет этот проход, и что там дальше, мы не знаем… В одном из ответвлений мы и живем. У нас все есть. И ложи, и даже очаг. Представляешь русалок, которые сидят у огня и греются как старые бабки? Ты б наверно умер со смеху! Постели наши набиты сушеными водорослями и травами. Нам нравится их дух. В пещере мы храним одежду. Есть украшения, золото. Со дна ведь можно много чего подобрать. Корабли тонут вместе с сокровищами. Так это всегда было… А развлечений у нас мало. Правда чатуранг будет. Думаю, всем нам понравится. Подаришь?

Велла посмотрела на Русаву, что рассеяно слушая, бережно водила пальцами по тяжелой доске. Да, Дубыня удружил всем. Даже строгой Русаве! Молодец леший. Она подумала, что, в конце концов, надо будет зазвать Дубыню в гости. А что, пусть посмотрит! Может чего еще удумает — как пещеру улучшить, да и их жизнь заодно. Он все-таки мужчина, хозяин. Хоть и леший. Мужчины обязаны делать так, чтоб женщине лучше жилось. Он для того и предназначен. Его обязанность услуживать женщине. Во всяком случае, так считали русалки. А иначе — зачем вообще нужен мужчина?

Вот и сейчас леший показал свою мужскую суть. Снежане — шубку, им игру — чатуранг, да кой-какую одежку. Вон — какие рубахи лежат! Видно — не простые. Так же хороши, как все то чем их этой ночью Дубыня одарил. Во всяком случае, такой лен на торгу не купишь. Такого просто не бывает.

— Слушай, Велла. А человек сможет в вашу пещеру попасть? Раз там решетка стоит, значит людских рук дело. Хотя… — Тут Дубыня задумался. — Хотя, не знаю. Может, она от древних времен осталось? Вроде как Древние Дороги. Хорошо бы на нее глянуть.

Велла улыбнулась. Ну что же, если Дубыня хочет взглянуть на их жилье — то почему бы и нет?

— Может. Может человек в нашу пещеру попасть. До дна ему воздуха хватит. А как в источник попал — то до входа в неё плыть недалеко. Вынырнул, отдышался — вот оно, наше жилье!

— А вот вы там очаг топите. А куда из него дым уходит? Если щелей и дымохода нет, то и задохнуться недолго! Да и стены, небось, закопчены. Наверно — неудобно? Или дыра в пещере есть? Так ведь из нее холод натягивает?

Велла пожала плечами. Она над этим не задумывалась. Разжигают очаг, и ни с кем худа до сей поры не случилось. Ответила Русава.

— А дым все время в один из проходов вытягивает. Он же сначала вверх идет — дым. Он же легкий. А потом — раз! — и его вытягивает. А в какую щель, и где она, мы не знаем.

— Странно, — с сомнением покачал головой Дубыня. — Окрест озера никогда дымом не пахло. Если только Хранибор печь затопит. Ладно, не важно. Раз уходит — так уходит. Главное — что вам тепло.

— У нас тепло. Хорошо. Ты как-нибудь заглядывай. Приглашаем!

Русава, подмигнув Велле, рассмеялась.

В пещеру вел еще один вход. И для того чтобы в нее попасть, вовсе необязательно лезть в воду. Но леший-то этого не знал! А пусть-ка поломает голову, как к ним в гости пройти! Хотя — он смышленый. Догадается, что есть еще какой-то путь. Ведь ему же сказано, что у них много всякого добра. И причем такого, что водой не очень-то пронесешь. Намокнет — пропадет.

Дубыня же хитро прищурился. Понял, что его дурят. Правда, в шутку.

— А скажи-ка, Русава! Только ли в воде есть вход? Иль еще имеется? Ты же знаешь: нырять и плавать как вы — не обучен. Хотя — я леший. Значит, тонуть не должен. Я ж с деревьями знаюсь, а они не тонут. Ты меня в гости зовешь, а сама знаешь, что через озеро я к вам попасть не могу. Сама же проговорилась: мол, всяких разностей — и вещей, и одежки — у вас много. Не бесприданницы. И все это намокнет и в негодность придет если намокнет. Даже вот шубка Снежанина, к примеру. А, допустим, захочет она в ней куда-нибудь пойти. Как тогда? Не-ет! Есть еще один вход. С суши. Верно?

— Верно, верно, Дубыня! — рассмеялась Велла. — Есть — догадался! Да вот только он тоже мокрый. Вход этот. Но не такой, как через озеро. Нырять вглубь не надо. Он посуше и посветлее будет. Но все равно, через него пройти — что в летнюю грозу попасть. Ты дождя боишься? Если да, то знай: к нам идти — сухим не быть! Ни при входе, не при выходе!

— Это как так? Велла! Русава! — недоуменно и разочарованно протянул леший. А он уж надеялся, что ему прямо сейчас предложат осмотреть русалочье жилье, пригласят в гости. А тут… Оказывается, все равно мокнуть придется. Ох уж эти русалки! До чего лукавы и заковыристы! Всегда что-нибудь удумают. Врочем, дождем и грозой его не напугаешь. Эко диво — дождь. Видывали и не раз…

— Ну и как же вас навестить? Как погостевать? Что за другой такой вход? — нахмурясь, нарочито-строго сказал леший.

Русава указала на дальний конец озера.

— Вот, слышишь? Знаешь что там? Напряги-ка слух, лесной хозяин! Догадайся!

Дубыня, сдвинув на бок шапку, навострил поросшее шерстью ухо. Звери и ночные птицы молчали. В ночной тиши, нависшей над озером, лишь изредка раздавался слабый стрекот сверчка. Иной раз нестройно и редко квакали лягушки. Сообщали миру, что погода завтра будет хорошая, и что никто не вымокнет под весенней грозой. Но квакали они как-то слабо и тихо. Озерных жительниц что-то спугивало. Только раздастся громкий квак запевалы, только начнут вторить другие квакуши, как вдруг раз! — кваканье смолкало, будто обрезало. Отчего-то не получалось разойтись как следует.

Еще чуть слышно доносился глухой гул водопада. Шумно — водопад силен, стремителен. Утес, с которого он падает, всегда окутан плотным искристым туманом. Упав с высоты двух десятков саженей, вода, потеряв силу, успокаивается и превращается в одну из четырех речек, что питают озеро. Но водопад далеко от озера. Грохот падающей воды заглушают деревья. Днем его вообще невозможно расслышать из-за звуков леса. Но сейчас, в ночной тиши… Ага! Наверно о нем Русава говорит загадками. Не о лягушках же! Дубыня решил немножко подыграть девицам. Пусть потешаться.

— Лягушки поквакивают, сверчки ночные побренькивают… Что еще? — жалобно протянул леший. — Водопад вдали шумит. Вот и все что слышу. А что, Русава? Подскажи тугоухому…

— А то! — засмеялась Русава. — Иди к водопаду, да становись под него! Там и найдешь еще один вход в наше жилье. Только смотри — не намокни! Разбухнешь и заболеешь!

— Да ну тебя! — досадливо отмахнулся леший, всем своим видом изображая скорбь и обиду. — То в озеро лезть надо! То под водопадом стоять! И это все ваши двери?!

— Все, все, Дубыня! — улыбнулась Велла. — Это одно из ответвлений нашей пещеры. Может и еще ходы есть, но мы их не знаем. Не верь Русаве — шутит она. Не надо под водопадом стоять. Просто войди в него и все! Ну немного отсыреешь. Немного… Подумаешь — намокнешь. Как сквозь водопад прошел, сразу же сухо будет. Там ход широкий увидишь. До нашего жилья недалеко. А водопад этот вход здорово прикрывает. Кто не знает — в жизни не догадается! Никто в здравом уме в него не полезет. Ни человек, ни зверь. Так что — нам за ним спокойно. Только не проговорись, — еще раз предупредила Велла. — Тебе тайну доверили.

«Мое слово твердо, — подумал леший. — Но сколько можно об одном и том же напоминать? Конечно, никто не узнает!» Вслух же коротко сказал: — Пригласите — приду.

Русава лукаво стрельнула глазами.

— Ну что же, ждем в гости! Вот рассветет, тогда к нам заглянем. Если почивать не надумаешь. Сейчас не пойдем, передохнуть хочу. Намаялась. Ну и вечерок выдался! Если ты не знаешь, то я, когда светло было, в Ледаву отправилась. До самого устья, до моря проплыла! Обратил внимание, какая тишь вечером стояла? Да и сейчас тоже. Будто вымерло все. Так вот, думаю это оттого, что в Ледаве, у Гнилой Топи, скверные дела творятся. Там что-то неведомое, не из нашего мира, бушует. Страшно мне стало от того, что там увидела. Наши вернуться — все расскажу. Что-то задерживаются. Пора б им уже тут быть.

Велла и Дубыня переглянулись. Да — этой ночью происходило что-то непонятное. Русалки еще перед заходом солнца заметили, что в лесу стоит непонятная тишина. Лешего днем в лесу не было, но вернувшись, он тоже не мог этого не заметить. И Дубыня не понимал — почему все лесное зверье умолкло. Ни щебета птиц, ни рыка хищника, ни попискивание тех зверушек, что живут внизу — у корней. Его это тоже насторожило, но сказать об этом леший не успел. Не до того было: Русава привела новую русалку — Снежану. А в переполохе забылось — не то того было.

Велла задумалась.

Странная… Странная и пугающая тишь! Распуганные лесные жители… Что чуют звери? Ночь полнолуния совпадающая с днем весеннего равноденствия случается редко. В такую ночь происходят всякие диковинные вещи. И они произошли: появилась новая русалка — Снежана. Но ведь это хорошо! Но с другой стороны — сейчас Русава сказала, что у Гнилой Топи она видела нечто такое, что испугалась. А что может напугать отчаянную русалку? После того, как саратаны уничтожили все русалок в Ледаве, и в живых осталась только она и Велла — Русава потеряла страх. Теперь он ей неведом — навсегда разучилась бояться. Да, Велле есть над чем поломать голову. Пока же русалка тихо сказала:

— Когда ты в Ледаве плавала, Дубыня необычные вещи рассказывал. Оказывается, кто-то, или что-то хочет в наш мир древнее зло впустить. Дубыня узнать хочет: кто это делает, и как с этим злом бороться.

— Вот видите! — воскликнула Русава. — Значит, не просто так к морю сплавала! Все одно к одному! И радость у нас — еще одна русалка появилась, и… и не знаю — может и горе. Увидела я кое-что на древнем болоте. И скажу вам — такого еще не было. Сколь лет на свете живу — ни о чем подобном не слышала. Да и вы, наверно, тоже…

Русава замолчала. Прислушалась. Раздался тихий всплеск и по озерной глади разбежались круги. Невдалеке от берега появилась голова Ярины. Подплыв, русалка проворно выскочила из воды, и, чуть дрожа, натянула на себя рубаху.

— Ой, как похолодало-то! Когда в русалочьем обличье — так хоть в ледяном крошеве плещись! А когда девушка — так зуб на зуб не попадает! И как это люди до сих пор на свете живут? Ни шкуры порядочной, ни меха.

Слова Ярины вызвали улыбку. Да, они все когда-то были людьми. Но всё это происходило так давно, что успело забыться: как можно все время жить в людском обличье. Зимой холодно, летом жарко. Хворости и иные неприятные вещи. Русалки, да и леший тоже, не жалели о прошлой жизни. Тем более они о ней ничего не помнили. А то, что порой случайно удавалось узнать, не представляло особого интереса. Ну, были девушками. Ну, утонули. Что в этом такого? Все когда-то умрут. Хорошо, что не попали они к Велесу, на его лунные пастбища. И не осудил он их. Значит, не грешили они, девушками будучи. А то, что стали младшими богинями, а Дубыня грозным лесным хозяином — так это хорошо! Жизнь интересная пошла, и вряд ли надоест.

— А где Беланка? Ты где ее забыла?

— Как где? Еще спрашиваете! Разве она с новой подружкой расстанется?! Что вы! Ей такое счастье подвалило, такая радость, что вам и не представить! Перестала младшенькой быть! Как же! Будет, кого поучать! Сначала свои наряды вывалила, примерять начала, потом украшенья раскидала. Она ж еще дите малое! Взрослеть не хочет. Спать я их уложила. Белана-то сразу упухла, а вот к Снежане сон не шел. Напугана. Видимо тяжело ей пришлось, прежде чем русалкой стала. Ну да ладно! Отойдет! Выспится и забудет все! Отойдет!..

— Интересно, кто она была? Как жила? — задумчиво сказала Ярина. — Какая вендская девушка сегодня погибла?

Русава, положив ей руку на плечо, тихо молвила: — Узнаем. Все узнаем…

Но ни отчаянная Русава; ни рассудительная Велла; ни умная проницательная Ярина, что так походила на мудрого лесного зверя — лисичку; ни даже хозяин этого леса — леший Дубыня, все они не скоро узнают, что довелось пережить прошедшим вечером Снежане, как она жила и кем была, прежде чем обратиться в русалку…

* * *

…Снежана неторопливо шла по густому сырому ельнику. Девушка обходила завалы и буреломы, старательно избегая особо темные места. А таковых в этом ельнике немало. Почему-то казалось, что там скользят чьи-то призрачные тени, посверкивая зеленоватыми глазами-гнилушками. По доброй воле туда лучше не лезть.

Говорят, что леший живет именно среди таких темных елей, а в одной из них у него дом. Эти ели нельзя трогать. Леший обидится. И если срубить вот такую вековую ель, то не избежать несчастья. Леший начнет мстить обидчику! Может поджечь его жилье, ну а в лесу, — где он хозяин, заведет так, что вообще никогда не увидишь родной дом!

Конечно, Снежана могла б не лезть в самую чащобу, но если идти этим путем, то получится быстрее. Ничего, скоро промозглая низина с буреломами и ельником кончится, и она выйдет на залитое закатным светом место — где сухо, где весна уже наводнила лес буйной зеленью. Средь ласковых сосен шагать будет веселее.

Ага! Вот и примета — огромная ель, растущая на краю маленького болотца. Даже не болотца, а так, затянутого всяческим лесным сором небольшого пруда. В такой луже никакой болотный дух жить не станет — уж очень для него мелко. За этой елью и болотцем низина кончалась, вековые ели шли на убыль, редели. Ну а там, если немного поспешить, то и путь к концу подойдет. По светлому месту и шагать легче. Не успеешь оглянуться, а до дома уже рукой подать. В родных местах ей никакой лесной дух не страшен!

Неожиданно зловеще каркнул ворон — вестник смерти, мудрый любимец Мораны. Он сидел на вершине той самой громадной ели у болотца и косил на Снежану черным глазом. Будто что-то знал… Девушка оступилась, под ногой хрустнула веточка. Средь мертвой тишины этот неожиданный треск показался особенно громким. Так нельзя — на весь лес тебя слышно! Расшумелась!.. Зверье переполошится…

Она шла чутко прислушиваясь — что творится по сторонам. Ступала осторожней…

В лесу лучше не шуметь, а то, чего доброго, услышит лесной хозяин — грозный бер. Он недавно вышел из своего логова. Убежать от него непросто: на дереве не спрячешься — он тоже умеет по нему проворно лазать… Хотя, беры в эту пору уже должны насытиться: накопать себе сладких корешков или сыскать какую-нибудь другую еду. В этом они великие умельцы — они добывают мёд, разоряя борти. Бер страшен, когда он только что проснулся и высунул на дневной свет свою исхудавшую за зиму морду. Тогда зверь голоден и злобен. Но как только бер утолит первый голод, то уже не опасен. Не трогай его — и он не тронет. Бер будет прятаться от людей все лето и всю осень. Места в лесу хватает, а любящий мёд зверь, в общем-то, миролюбив.

А вот если услышит леший, то будет хуже. Злой лесной хозяин начнет водить кругами, и до темноты проплутаешь, пока верную дорогу найдешь! Может вообще заставить в лесу заночевать! На каком-нибудь дереве… Конечно, вендская девушка могла бы запросто остаться на ночь и в лесу, но зачем? Только если лешему на потеху — ночной порой страх на человека нагонять. Ему веселье, а вот тому, кто попал к нем в лапы… Нет, дом есть дом! Да и заждались ее там: сильно в гостях задержалась. Но как быстро время пролетело! И не заметила, как дневной путь бога Хорса к концу подошел. Но до ночи еще далеко — время есть. Вдалеке стало светлеть. Чащоба кончалась…

До деревеньки рода Беров, куда она ходила в гости к брату, полдня пути. Это, если идти неспешным лесным шагом. Не близко, да и недалеко. Полдня туда, да столько же обратно. Брат ушел в род Бера осенью. Так уж принято у вендов: не мужчина — когда ему приспела пора жениться и обзавестись семьей — берет в свой род жену, а наоборот. Для рода потеря. Это так. Брат — славный охотник. Но ведь вендская девушка, в свою очередь, тоже приведет в свой род мужа. Это справедливо. Так и сближаются вендские роды. Так они роднятся. И теперь, после того как она побывала у Беров, Снежана знала, кто осенью зашлет к ее родителям сватов и захочет породниться с родом Куниц. Это будет младший сын деревенского кузнеца. Вчера вечером парень заглянул в избу брата за каким-то важным делом. Конечно, по обычаю, его пригласили к столу: у вендов любой гость дорог и желанен! Тут их и познакомили… Как он смотрел на нее!.. Смущался… краснел… отвечал невпопад. А ведь молодец хоть куда! И с утра еще раз заглянул. Хотя вроде ничего ему не надо было!

Она вышла бы пораньше — сразу после полудня, но вот подзадержалась — все расставаться с новым знакомым не хотелось. Так ей сын кузнеца приглянулся! Проводил ее далеко. Дай ему волю, так до самого дома бы довел! Да Снежана отказалась. Еле уговорила парня вернуться. А хорошо-то как с ним было — так бы и не расставалась никогда!

Ну вот, наконец-то светлое место началось. Снежана перевела дух. Конечно, в глухих местах человек чувствует себя не очень-то уютно и весело. Не его это мир… Хоть венды и живут в лесу, но лес лесу — рознь. Есть для людей, а есть для духов… А с нечистью лучше лишний раз дела не иметь. Ни к чему…

Впереди, сквозь стволы рыжих сосен, блеснула гладь Ледавы. Теперь — немного вдоль обрыва, потом с него спуститься. А дальше у берега легкая лодка припрятана и к развесистой иве крепко привязана. Не от людей! Никто в лесу чужого не возьмет. Не твое — не трожь! Этот закон свято соблюдался.

От лесных и водяных духов она ее спрятала. Чтоб русалки-берегини лодку не увидели и плавать на ней не пустились. Уведут — потом наищешься! Да и через Ледаву перебираться не на чем будет. Или еще может водяному понадобиться — которому только бы побаловаться с зазевавшимся человеком или утащить его на дно, чтоб водяного в его житье-бытье развлекал.

Нечисти-то всякой веселье, а девушке тогда сегодня домой не добраться: вплавь через Ледаву нельзя — вода еще холодна, судорога одолеет.

Огненная колесница бога Хорса скрылась за вершинами сосен. Наступил вечер — пора богини Вечерки. Она повластвует немного, чуть затемнит лес, а вслед за ней и Купальница — богиня ночи не заставит себя ждать. Ночью в лесу тяжелей идти… Ночь — время ночных духов. О них мало кто знает… Ну, вот и река. Недолго осталось — хоть и затемно, да дома будет!..

Неожиданно в недалеких зарослях орешника послышался легкий шелест. Раздался треск ломаемой веточки. Бер! Кто ж еще! Только он, никого не боясь, в лесу шуметь может. Нет у него сильного врага! Лишь лесной бык-тур перед ним без опаски ходит. А может там тур? Они опасны. Опаснее бера. Сейчас у туров гон весенний начался: быки хвастливые и бешеные. Надо от этого орешника подальше держаться.

Снежана тихонечко отпрянула — кустарник надо обойти стороной, да подальше! Но вдруг чья-то грубая, поросшая густым волосом рука зажала ей рот. Пахнущие тухлой рыбой пальцы в кровь разбили нижнюю губу. Другая рука схватила девушку за белокурую косу и безжалостно швырнула оземь — лицом в прошлогоднюю хвою. Последовал резкий и сильный тычок в шею. Сразу же над ней возникли две большие тени…

…Рассеченная губа саднила режущей болью. Открыв помутневшие от удара глаза, Снежана медленно стерла кровь с подбородка. Посмотрела наверх.

Над ней, ухмыляясь, стояли два здоровых рыжебородых воина. Что воины, она поняла сразу: не будет мирный человек с собой в лесу щиты носить. И мечи тоже. Ни к чему они, да и время сейчас мирное. А эти вооружены чуть ли не до зубов. И снаряженье на них необычное: на обидчиках воинские доспехи совсем не такие, как на дружинниках виннетского князя Молнезара. Снежана видела дружинников, когда бывала в Виннете. Княжеские дружинники кольчуги носят. На этих же — дощатые доспехи, тяжелые и не гибкие. В них неудобно. Она это от знающих людей слышала. И одежда на этих воинах другая — не такая как в Альтиде. На головах обидчиков рогатые шлемы. Таких у альтидских воинов нет. И оружие совсем не такое. Нет в Альтиде ни таких секир, ни мечей коротких. Она-то знает. Все венды воины и охотники, оружие понимают. Кто ж они? Лихие люди? Так те пошаливали в других местах, а вендских лесов неизменно избегали — тут им пощады не было.

«Викинги! — обожгла мысль. — Но откуда они здесь!?»

Викинги особой любовью у вендов не пользовались. Как можно уважать людей, большая часть которых привыкли жить грабежами и разбоем, отнимать чужое… да еще у слабого? Это никак не укладывалось в головах вендов. Коварство и жестокость викингов известны. Они наводят ужас на прибрежные страны. Снежана об этом знает. Но эти страны далеко отсюда.

В Альтиду викингам путь заказан: их здорово потрепали в Триграде. Викинги надолго запомнили свое поражение и больше в Альтиду с дурными намерениями не совались. Приходили только с миром. Но это было так давно! Еще до рождения Снежаны. И еще — потом, когда бруктеры подошли к краю вендских лесов, с ними тоже шли викинги. Их было мало, но они как воеводы вели бруктеров. Подчинили их себе. И тогда им от Велислава Старого из рода Снежной Рыси здорово досталось. С тех пор, когда викингам случалось бывать в альтидских землях, они вели себя тихо, памятуя о своих неудачах. На берег Ледавы морские разбойники не сходили, вендских лесов избегали. Их путь до Виннеты, а оттуда дальше — в Альтиду…

Откуда они взялись в вечернем вендском лесу?

Меж тем один из викингов склонился над девушкой. Достав из тула запасную тетиву, он намотал ее на поросший шерстю кулак и поднес к лицу Снежаны.

— Ты сама доставишь сынам ветра радость, или тебя взнуздать? — Воин ловко скрутил из тетивы небольшую петлю. — Видишь это? Этот бычий обруч усмирит тебя, если не согласишься добром. Тебе будет больно, очень больно! — он гулко захохотал. — Мне нравится, когда больно! — и неожиданно помрачнел. — Я давно не наслаждался болью! У вас, вендов, скучно… Вы не знаете, что такое радость от боли!

Викинг повернулся к своему товарищу, который тем временем уже скинул с себя плащ и сейчас неторопливо снимал пояс.

— Хромунд, давай мы ее все-таки взнуздаем, эту своенравную кобылку, а потом начнем по очереди объезжать! А когда надоест, мы… мы, или отведем ее к остальным — они тоже скучают без женщин, или… Ты помнишь, как визжали женщины в горящих городах Оловянных Островов! Как славно мы им вспарывали животы! Ведь ни к чему воинам Одина где попало разбрасывать свое семя. Только избранные жены достойны вынашивать наших детей! Помнишь? Не повторить ли это сейчас? Насладимся, и не торопясь вспорем гладкий живот…

— Будет видно, Фритьоф! Но мне больше нравится, когда женщина не сопротивляется. Хотя… Ты делай, что хочешь… А я тебе помогу. Я вчера точил свой нож. — Викинг тронул висевший на поясе боевой нож и расхохотался.

Они говорили на языке викингов, но Снежана их поняла. Языку Вестфолда венды издавна учат своих детей…

Тот, кого звали Хромунд, снял с пальца золотой перстень с самоцветным камнем и показал его Снежане.

— Видишь, маленькая фрейя? Он твой — если ты будешь покорна нам. Бери! — И он протянул перстень Снежане. — Но взамен ты должна кое-что сделать. Снимай с себя все! — неожиданно гаркнул викинг.

От его крика Снежана вздрогнула. Она поняла — эти двое задумали сделать то, чего не может быть хуже для вендской девушки: бесчестье и позор будут преследовать ее всю жизнь! Не смогла себя отстоять! Не по любви, не по согласию! Лучше уж в омут головой! А ведь и жить-то ей осталось немного… Снежана это поняла, взглянув в поросшие курчавыми бородами лица. В глазах одного из викингов плескалось мутное безумие. Такие глаза она видела прошлым летом у сбесившегося быка — вожака стада. Даже деревенский ведун не смог его излечить. И пена у него из пасти текла так же, как у этого — с безумными глазами, течет сейчас изо рта по усам и бороде. Он даже с человеком мало схож! Весь порос шерстью, как бер. Неужто оборотень?! Берсерк!..

Сначала опозорят, а потом убьют! И что из того, что им не уйти от мести! Охотники рода Куниц не простят этого викингам, будут искать их где угодно, сколько угодно, и найдут насильников! Отрежут и заставят сожрать их мужскую суть! Что из того? Позор на девушке, даже мертвой, останется навсегда.

Снежана сделала вид, что поражена перстнем викинга. Протянула к нему правую руку. Левой взялась за расшитый ворот рубахи, показывая, что хочет ее снять. Сидя — снимать неудобно. Девушка немного приподнялась. Заметив, что жертва не оказывает сопротивления и вроде сама не прочь поощрить его похоть, викинг ощерился и, предлагая помощь, протянул Снежане поросшую шерстью руку…

Девушка тихонечко поднялась, опершись на его руку. Ее широко распахнутые темные глаза смотрели в глаза викинга. Завораживали…

Неожиданно цепко ухватившись за его запястье, Снежана сделала шаг в сторону и сразу же резко ударила викинга ногой под колено. Воин чуть присел. Не прекращая движения, Снежана стремительно развернула ступню вниз и резко пихнула от себя согнутую ногу вестфолдинга. Затем, отпустив запястье воина, потянула его сзади за жесткие волосы. Викинг выгнулся дугой. Последовал хлесткий завершающий удар. Ногой, в поясницу! Эх, жаль, что на нем броня! Нога наткнулась на железную пластину, прикрывающую викинга сзади. А так бы хрустнул хребет. Не умер бы викинг, нет! Но ходить по Матери-Земле уже никогда б не смог! А так…

Вестфолдинг просто отлетел вперед, воткнувшись бородатым лицом в колючую хвою. Другой викинг стоял, опешив от неожиданности. Еще бы, слабая девчонка легко свалила вооруженного воина! Такого он никогда не видел! Вот смеху-то будет, когда прознают другие!

Да только не смеяться ему! И изгаляться над слабыми больше никогда не придется! Над ним будут потешаться — если выживет!..

Продолжая плавно двигаться, Снежана изогнулась, как натянутый лук, так что затылок почти коснулся хвои, оперлась пальцами оземь и подкатилась под ноги берсерка. Не получилось бы такого движения ни у кого! Не может простой человек так сделать!.. Но Снежана была из рода Куницы. А всем известно, что нет в лесу мягче, гибче и стремительнее зверька. Передала свою ловкость Праматерь-Куница потомкам. Нога Снежаны чуть изогнулась, ее ступня резко взметнулась и с хрустом размозжила мужскую честь. Не силен был удар, но резок! Невидим такой удар для людского глаза. Кто может увидеть полет кончика пастушьего кнута?! Никто! Стремителен он, и потому порой смертелен бывает. Сила в стремительности…

Викинг выкатил свои и без того безумные глаза, открыл рот. Но из него не вырвалось ни звука. Дышать он не мог. Прижав волосатые руки к тому месту, где совсем недавно была цела его звериная гордость, берсерк безмолвно осел наземь…

Снежана бросилась бежать. Она не воин, она всего лишь вендская девушка! И хотя все венды должны знать, как себя оборонить, боевые ухватки, которыми она свалила второго викинга, запрещены в простом бою. Использовать их можно только тогда, когда нет другого выхода! Лишь для того, чтобы спасти свою жизнь от смертельного врага! А викинги и были этими смертельными врагами…

Снежана мчалась по краю обрыва. Вот спуск, а там и лодка! Немного осталось. Надо быстрей до дома добраться, да дать знать остальным! Пусть вендские мужчины пойдут в лес, найдут и накажут насильников, чтобы не топтали они больше земли вендов и Священный Лес…

Да только не сможет уже она вернуться в свою деревню, и не увидят ее белокурых волос и больших коричневых глаз вендские родичи… Никогда не узнают они, что случилось, и куда пропала — уйдя в лес — смешливая девушка Снежана… Встретит ее Праматерь-Куница, возьмет за руку, и, испросив позволения у Огненного Волха, что стережет вход, проведет ее в благодатный Ирий. И будет там, в Вечнозеленом Саду, как и прежде, радоваться жизни Снежана. Да иногда будет сожалеть, что не может дать знать своим родителям, брату и младшей сестренке, где она, и что все у нее хорошо…

Предательская, безжалостная стрела с бронебойным, четырехгранным наконечником пронзила девушку насквозь, вырвала плоть под левой грудью — и до конца исчерпав смертельный удар упала в темную стылую воду.

Снежана качнулась на краю высокого обрыва, обернулась туда, где закончил свой дневной путь бог Хорс, и медленно и беззвучно упала в Ледаву. Сомкнулась холодная вода над еще дышащей девушкой, пошли по ней кровавые круги, поднялись наверх розовые пузыри… Вскоре стихли и они, а Ледава растворила и унесла в себе кровь. И ничто уже не напоминало о том, что тут произошло мгновение назад…

Викинг подошел к краю обрыва и хмуро посмотрел в темную воду… Ему показалось, что там, в глубине, светится девичья рубаха. А может, это просто блики играют на закатной воде…

— Один!.. Ты видел — она сражалась как Валькирия. Прими ее в Валгаллу… Ты видишь — она этого достойна…

Прищурившись, вестфолдинг глянул на вечернюю зарю, повернулся и пошел прочь, к тому месту где, скрючившись и зажав ладони меж ног, лежал его товарищ. Повернув его на спину, викинг чуть отпрянул — на него смотрел мертвый, безумный взгляд. У покойников таких глаз не бывает…

* * *

…Русава налила в расписную чарку капельку медового настоя. Им леший угощал Снежану, чтобы молодая русалка согрелась и пришла в себя. Пригубив немного, чуть поморщилась: все-таки напиток крепковат. Ну да ничего: не опьянеет — а душа согреется.

Русалки и леший ждали рассказа. Русава — когда все соберутся — обещала поведать историю о том, где она плавала и что такое страшное увидела в Ледаве. Ярина, сама того не замечая, закусила губу так, что показалась капелька крови. Дубыня и Велла затаили дыхание — ни вздоха, ни выдоха. Даже не понять сразу — дышат ли они вообще. Нависла тишина. Лишь тихонько потрескивали дрова в кострах.

Неторопливо, мягким грудным голосом Русава начала повествование.

— Я ведь сначала до самого моря сплавала. Плыву, — вроде в реке все спокойно, а предчувствие какое-то гнетет. Даже самой не разобрать — хорошее оно? Плохое? Поначалу не поняла. Потом так и оказалось: хорошее вперемежку с плохим. В море покрутилась, на закатное солнышко глянула, да обратно. И вот у берега, на котором Гнилая Топь лежит, я и задержалась! Но об этом чуть позже, вместе разбираться будем, что на древнем болоте произошло.

— А что там случилось? — не выдержал Дубыня. — Сразу б и сказала.

Русава досадливо поморщилась. «Мол, сказала же — потом! Вместе решим. Дай по порядку сказать…»

— Так вот, плыву обратно. Не тороплюсь… И тут у Гнилой Топи такое увидела, припустила так, будто к моему хвосту саратан щупальца тянет, вот-вот схватит!.. Ой-ёй-ёй, думаю! Что ж это такое творится-то на болоте? А уже стемнело, сумерки на лес опустились, а в воде вообще темно. Но это нам не помеха! Чтоб ты знал, Дубыня. Мы в темноте тоже хорошо видим. Правда не так, как днем, но все же… Плыву, несусь… Уж и речка, что в это озере ведет скоро будет. Вдруг, раз! В водорослях какая-то тень мелькнула! Быстро! Не разобрать — что! Раз, и исчезла!.. И водоросли заколыхались. Я туда… Ну кто в водорослях может прятаться? Ну рыбина большая… Кто еще? Да вот только рыбины от меня так пугливо скакать не станут. Чего им меня бояться? Они ж неразумные, да и во тьме видят плохо. А тут другое! Чую, напугала я кого-то!.. И главное, — тут Русава таинственно понизила голос до шепота, — в воде кровью пахнет… Вы ж знаете — когда убитый в воду упадет, то она из него кровь вымывает. И потом это так чувствуешь! Ой-ей-ей!.. Будто в чужой крови вся извазюкалась!

Встретив недоуменный взгляд лешего, Ярина кивнула. «Мол, да Дубыня! Русалкам это хорошо знакомо. Кровь мертвых — она тяжела! Под водой, особенно на глубине, она тихонько сочиться из ран. И если побыть рядом с таким утопленником, то потом — нет, хворать не будешь, хворости русалкам неведомы — будешь чувствовать себя плохо…»

— А тут кровь не как от мертвяка — не тяжелая, а живая! — продолжала Русава. — Но не может же раненый человек под водой в водорослях прятаться? Он же наверх, на воздух рваться будет! В общем — непонятно… Подплыла я тихонечко к этим зарослям. А водоросли колышутся, но не как от течения. Я их осторожно раздвинула — мало ли что. В воде всякое встречается — и русалки-лобасты порой в реку умирать приходят. Редко правда, я о таких случаях почти не слышала. Ну вот, траву раздвинула… И тут она как вырвется! И к берегу!.. Я гляжу — Великий Род! — да это ж русалка-берегиня! А мои-то подружки все на озере, дома остались! Значит, какая-то другая берегиня! Конечно, может она с моря в Ледаву заплыла, или с озера. Но тогда зачем прятаться? Непонятно… Да еще кровью пахнет. Я за ней!.. А русалка мечется — не знает куда податься! Еще бы! Когда в русалок обращаешься, так не понимаешь — где ты, что с тобой… Старая жизнь еще не забылась, а к новой привыкнуть надо. В общем — безумие…

— Да, да, Дубыня… — снова пояснила Ярина. — Все проходим через такое. Когда обращаешься в русалку, то себя не сознаешь. Разум и понимание, кто ты теперь, приходят потом. Так что понял тебе, почему мы такой переполох устроили, когда Снежана появилась?

Для лешего эта ночь была ночью открытий. Он слушал внимательно, впитывал каждый звук, а в душе буйными красками играла радость — у него появились замечательные подруги.

— Еле ее догнала! — продолжила Русава. — За руку схватила и не отпускаю. А Снежана вырывается — да не просто так, а хитро! Я и не заметила, как она какой-то замысловатой уверткой свою руку освободила. Я снова хватаю, покрепче… На этот раз не просто, а с ухищрением и двумя руками. Чтоб не вырывалась. Ведь все мы когда-то в вендских деревеньках жили, вендскими девушками были. Всех нас учили когда-то, как без оружия побеждать. Кое-что в памяти осталось, — улыбнулась Русава. — Даже не в памяти! Сразу и не вспомнишь — как правильно надо. Не вспомнишь и словами не опишешь. Знание боя где-то в глубине сидит, и когда надо — само проявляется. В общем, совладала я с ней… А то ведь если не удержать, так чего доброго и в море бы уплыла! А там такие чудища могут встретиться! Не допусти Род их увидеть! Щелкнут пастью — и нет русалочки! Она ж не знает еще ничего: где без опаски можно плавать, а где и поберечься надо. В общем, успокоилась Снежана. Биться и вырываться перестала. Смотрит на меня испуганными глазами. Темными, большими… Сами видели. Я ей рукой показываю — мол, давай наверх, скажу кое-что. Под водой разговаривать не очень радостно, Дубыня. Привычка нужна: и чтоб услышать, и ответить внятно. Не просто под водой говорить. Но можно. А Снежана-то еще молодая! Русалка, конечно, не захлебнется, но снова чего доброго напугается. А оно надо? Нет! Гляжу, она уже вроде как меня понимает и смотрит уже спокойней. Головой мотнула — мол, не хочу наверх. Ну, нет — так нет. Я руку ее отпустила и отплыла не торопясь. Обернулась и машу ей — давай мол за мной! Смотрю — ко мне плывет и руку протягивает. Доверилась. Взялись за руки и сюда потихоньку добрались. Остальное вы знаете.

— Кровь в воде от нее шла? — спросила Ярина.

— Да, пока сюда добрались, рана затянулась. У нее грудь навылет была пробита. Из раны кровь сочилась. Утонула еще живой и обратилась в русалку. Не зверь ее ранил — человек…

Дубыня скривился в пренебрежительной, брезгливой усмешке.

— Вот они — люди! Да разве какая из зверушек будет своих родичей убивать! Да никогда! Не было такого!.. Только росомахи закон нарушают, ну это зверь особый. Он не в счет. Значит, убили девушку? Утонула?

Губы Ярины раздвинулись в улыбке.

— Если бы она на земле умерла, то не было бы ее тут, Дубыня. А так — все по правде. Утонула девушка — в русалку превратилась. Не стал ее Велес судить, и не отправил по лунной дорожке ее душу в Ирий. Наградили ее старшие боги. Теперь она русалка… богиня… Много они ей дали. Значит, безгрешная она.

— Интересно, кто ее так? — Глубокомысленно, задумчиво, ни к кому не обращаясь, сказала Ярина. — И за что?

— Когда-нибудь узнаем, — отозвалась Русава.

— Узнаем… — тихим эхом вторил леший.

Весело потрескивали костерки. Искры высоко взлетали и незримо гасли. Как звезды на рассвете. Дубыня взглянул небо. Эка как! Ночь незаметно пошла на убыль. Луна — во-он аж куда ушла, и некоторые звезды светят уже не так ярко. Что ж, хоть до лета еще далеко, но оно уже дает о себе знать. Летние ночи на севере короткие. Богине ночи — Купальнице — недолго осталось властвовать и покрывать землю тьмой. Это зимой ночи глухие и беспросветные, а сейчас все не так. Луна на небе полная, светлая. Звезды яркие. Хорошо освещают и лес и озеро. Однако за разговорами и не заметили, как время пролетел. Еще недолго и рассвет.

Дубыня задумался: «Эх, как бы узнать, что со Снежаной произошло. Может лесных жителей поспрошать? Может, кто видел, что произошло? А если…» Размышления лешего прервал голос Русавы. Она стала рассказывать о том, что видела еще, и что ее — бесстрашную русалку! — обеспокоило и даже напугало.

— Я когда от моря возвращалась, плыла вдоль берега, на котором Гнилая Топь лежит. Это болото мне всегда не нравилось. Не знаю почему… Когда там бываю, то стараюсь быстрей проскочить. Хотя раньше ничего неприятного там не встречала. Ключи подводные кое-где бьют. В общем-то чистые. И даже болотная вода, что иной раз после дождя в Ледаву стекала, всегда без особого запаха была. Так, тиной несет немного — и все. А вот прошлым вечером!.. — Русава наморщила нос. — Прошлым вечером там такой запах был! Не передать!.. Гнилостный запах! Похоже, будто трупы в болоте разлагаются. Уф! — Русалку передернуло. — Никогда такого не ощущала! Запах трупный и еще каким-то кислым дымом несло, тухлятиной и еще не поймешь чем! Ну что ж, надо знать, что окрест нас происходит. Отчего вечером ни стрекота сорочьего, ни иных звуков — чем лес всегда полон, не было. Затем в Ледаву и отправилась — выяснить да посмотреть. И вот вижу, что у Гнилой Топи, там, где раньше подводные ключи чистые били, вместо них какая-то мутная желтая жижа течет. Густая. И главное переливается радужно! Запах от нее! Не передать! Резкий такой смрад, и в него сладковатый впутывается — мертвечиной несет. Это от воды-то ключевой! И вся эта желтая жижа в море уходит. Я подумала, хорошо, что Гнилая Топь у самого устья лежит. Иначе в Ледаве вся рыба бы передохла! Думаю, морская вода с этой напастью совладает. Растворит. Но жижа — это одно. Это цветочки… Как только я вынырнула, меня будто обухом по голове вдарило! Такое там зло, такая ненависть в воздухе витает! Так страшно стало! Не передать!.. Будто я у саратана в пасти, и он меня пережевывать готовиться! Даже не так, даже страшнее!.. А я ведь редко чего пугаюсь — не такая. То-то все зверье от тех мест ушло. Да что там от тех! У нашего озера никого нет! Ты заметил, Дубыня? Должен знать, что твои подданные заранее все чуют. Пожар, например… Вот и тут, все разбежались как от огня.

— Во-от оно что… — протянул леший. — А я-то гадаю, чего это они так напугались?! Вот откуда это идет! С Гнилой Топи тянется…

— Это не все, — торопливо и значительно сказала Русава. — Сейчас еще кое-что расскажу. Не простое это зло, что в воздухе витало. Самое страшное впереди… Поплыла я тихонечко, с опаской. Мало ли что. Думаю, что это может быть, и что делать. На другом берегу Древняя Башня стоит. А на отмели какие-то люди сидят. Костер у самой воды развели. Не иначе как уху варят. И как они этого зла не чуяли? Не понимаю! Весь воздух им пропитан. Может просто они далеко от Гнилой Топи сидели? Ледава-то широкая. Или просто люди не могут так чувствовать как мы? Не знаю… Так вот, плыву дальше — на Гнилую Топь оглядываюсь. Вдруг раз! Откуда-то из ее середины что-то ка-ак вылетит! Да как завопит!.. Думала, оглохну. Что такое — не пойму. Неведомое! Жуткое! Будто призрачная тень! Медленная, вязкая… Переливается. Чем-то с медузой схожа. И висит над болотом, колышется. Пригляделась, а в ней какой только нежити нет! И все они в этой медузе призрачной слились. Шевелятся. Какие-то крылья, когти, клыки. И все слизью перемазаны. Брр! Противно! Еще будто в ней призраки людские… Мне не передать — это видеть надо. Повисела эта тень немного и вдруг как рванет на тот берег, к Древней Башне! Смотрю, она над ней пролетела, с шелестом таким, а за ней грохот, визг, скрежет! В нем все смешалось! Думаю, он даже камни бы расколол, гул этот. Хорошо, что он за тенью тянулся, от меня. Иначе бы точно оглохла! Тень на полуночь полетела — в леса. И вдруг — будто растаяла! А перед тем как исчезла, от нее какие-то призраки — вроде бы женские — к людям на том берегу бросились. Накрыли их. Хоть и вечер, но хорошо все видно. Ах, да! — спохватилась Русава, — мы тебе, Дубыня, об этом говорили.

— Да и я могу в ночи все что хошь разглядеть, — ответил леший. — Ты не отвлекайся. Продолжай!

— Вот, накрыли эти женские призраки людей. Кружат над ними, слышно как будто что-то верещат. Будто вороны пронзительно каркают. А люди онемевшие сидят. Даже не шевелятся и от призраков не отмахиваются. Видимо ничего не чуют. И вдруг из Гнилой Топи будто вздох раздался — будто стон. Громкий такой, сильный. И сразу же какой-то черный пузырь из болота выпучился, и к берегу потек. Медленно, как смола. Ползет, хлюпает, деревья ломает. Дополз до воды и остановился. А я уж и не знаю, что делать! Ладно, думаю, деру дать всегда успею! Погляжу… И вдруг опять застонало. И от стона этого смотрю, вода у берега поднимается, в высокую волну обращается. Будто огромная лапа в реку окуналась, воду зачерпнула и погнала ее! И как пошла вода тот берег! На людей! Идет, и растет на глазах!

Русава не удержалась и взмахнула рукой, показывая какой огромной была та волна.

— О-го-го! В море такой высокой волны не увидишь. Ну, думаю, наверняка всех людей на том берегу щас как букашек смоет! Дошла волна до того берега и по обрыву кА-ак даст! — Русава стукнула кулаком по пню. Показывала, как сильно ударила волна. — Сразу пласт земли рухнул! Вода — она сильная, хоть и кажется мягкой. Чтоб ты знал, Дубыня: океанские волны — они скалы ломают. Обрыв обрушился, и сразу все стихло. И черный пузырь в середину болота втянулся. Будто и не было ничего… Вот, что я там видела. Что скажете?

Русалки молча пожимали плечами. Мало им напастей! Только и гадай — войдут в Ледаву саратаны, иль нет. А тут еще из древнего болота невесть что на белый свет выглянуло и в лесу скрылось. А у обычно словоохотливого Дубыни не было слов. Все они куда-то исчезли. То, что сейчас рассказала Русава, звучало столь необычно и устрашающе, что он даже не мог сообразить — что можно ответить. Ни о чем подобном леший в своей длинной жизни не слышал.

— Но это еще не все! — продолжила Русава. — Слушайте дальше. Волна схлынула, Ледава успокоилась и на Гнилой Топи все как прежде стало. Смотрю, люди, что на том берегу были, уже на обрыве стоят. Значит, успели убежать… Все, думаю, надо подальше от этого болота держаться. Один раз пронесло, так в другой раз не повезет. Только повернулась, и нырять собралась, как глядь! Что такое? На берегу что-то валяется. Темное, не разобрать что. А ведь ничего на этом месте не было! Я точно помню! Подплываю с опаской, смотрю… А там, у самой воды, человек лежит, без сознания! Вроде в мороке пребывает. Одет как-то странно… Сколь лет живу никогда таких нарядов не видела. Даже иноземные купцы, что в Виннету заходят, и те так не наряжаются. И оружия при этом человеке никакого нет. Ну лука, ни даже простого ножа… Это в лесу-то! Но дело не в нем, не в мужчине этом. Человек — он и есть человек. Чего о нем думать? Не нашего он мира, не мира духов. Помрет — так помрет. Велес сейчас его дела рассудит. Если выживет, то на велесов суд позже отправится. Все равно от судилища никуда не денется… Но вот откуда этот человек у Гнилой Топи взялся? Сами ведаете: туда по доброй воле никто не ходит. Ни человек, ни зверь. Средь людей на это болото давно запрет наложен. А звери сами этой трясины избегают. Может, он с корабля какого? Так ведь до всего этого морока на берегу никого не было! Не знаю… И вот тут — раз! — слышу, будто бы что-то в воздухе прошелестело. И сразу же шорох, будто кто-то елозит. А потом скулеж донесся, тихий такой…

Тут Русава подбоченилась и со странной улыбкой глянула на лешего. Ох, как она сейчас его обрадует! То, что она увидела невдалеке от странно одетого мужчины, точно должно его поразить, или она не Русава!

— Дубыня, готовься! Отвечай нам: ты, лесной владыка, всех подданных в своем лесу знаешь? Все звери тебе ведомы?

— А то! — самодовольно откликнулся леший. — Могла б и не спрашивать! Звери — они мне как дети… А что?

— Ну так готовься, отец! У тебя еще один ребенок появился! — расхохоталась Русава. — Там рядом с человеком зверь лежит! Чудный! Никогда такого не видела, хотя, как и ты с лесом в ладу живу. Звери есть звери. Иные побольше, иные крохотные. Кто травой да листьями питается, а кто и убоинкой не брезгует. Всех знаю. А вот о таком, что на Гнилой Топи появился, и слыхом не слыхивала! Вот!..

Дубыня аж подпрыгнул и заерзал в нетерпении. Что еще за зверь? Может, иноземный какой? Чужестранный? Раз Русава сказала, что человек странно наряжен, так он может и в самом деле с корабля, что в Виннету шел? Может и зверь с ним? И что за зверь? Может, чудище какое? А чего Русава так смотрит лукаво, и улыбается? Значит, не чудище?

— Что там за зверь, Русава? — глухо вымолвил Дубыня. От волнения у лешего перехватило голос и сперло дыхание. — Говори скорей! Не томи… Ты же знаешь: в моем лесу любой зверушке почет. Хотя на том берегу не мой лес, не мои владения. Там Ярон. Так ведь он может и не узнает, что в его лесу объявилось?! Что за зверь? Говори! Если диковинный, то я за ним слетают, пока он в яронов лес не ушел!

— Погоди, дай сообразить. Сейчас… — Русава подумала, и неторопливо, скупыми словами принялась описывать зверя.

— Зверь этот, он на волка похож. Не совсем, но похож. Только, пожалуй, он раза в два крупнее будет. Так, что еще? Шерсть. Ага, она у зверя цвета пожухлой осенней травы, с подпалинами. Я еще подумала, что если он в такой траве заляжет, то никогда не увидишь, где прячется! Морда? Она у него с мордой бера схожа. И ушей у него нет. Хвост — пушистый препушистый! На зверя два ошейника надето. Один простой — кожаный. Чем-то с конской сбруей схож. Только в него острые шипы вставлены. А второй ошейник — тот богатый! Прям как княжеская шейная гривна. Весь яхонтами изукрашен, да такими крупными, что редко когда такой большой самоцвет увидишь. Каждый не меньше голубиного яйца. Еще у зверя…

Но леший уже не слушал. Соскочив с пня, он схватил Русаву за руки и сильно сжал их. Она аж поморщилась: «Вот и рассказывай истории про разные диковины, что это на Дубыню вдруг нашло?»

Но видя возбуждение лешего снова заулыбалась. «Довелось-таки поразить его!»

А Дубыня, меж тем торопливо, глотая слова так, что с трудом можно было понять, что он лепечет, выспрашивал русалку.

— Говоришь, на волка похож, только больше? И с бером морда схожа? И хвост есть: большой и пушистый?

— Похож, похож, — снова поморщилась Русава. — Да не жми ты так руки! Отпусти! Чего ты так раскудахтался? Что так переживаешь? Подумаешь, зверь диковинный. Да отпусти же меня!..

— Извини, Русава! Забылся… — Дубыня убрал руки и поворотил к Велле и Ярине счастливое возбужденное лицо. — Знаете, о ком я подумал? Я догадываюсь, кто этот чудный зверь! Все, лечу на болото! Принесу его! Вот радость-то!..

Леший отскочил в сторону, подальше от пней и костров, чуть присел, и стремительно — незаметно глазу! — вдруг обратился в огромного филина. Птица клацнул клювом, и вогнал в землю острые загнутые когти. Перебрав лапами, филин вырвал из земли несколько комочков. Потом, медленно расправив крылья, неторопливо взмахнул ими: как бы примеряясь. Замахал чаще — филин приготовился взлететь.

— Погоди, погоди!.. — чуть ли не в один голос завопили русалки. — Ты хоть скажи: кого нам ждать? Что за зверь? Он опасен? Может, нам в воде вас подождать? Он плавать умеет?

Кисточки на ушах филина дрогнули, словно он прислушивался к поднявшемуся переполоху. Потом, поведя желтыми глазищами на русалок, филин резко повернул в их сторону голову. Заухав так, что казалось по воде прошла рябь, и захлопав крыльями, леший быстро вернулся в прежний облик.

— Не кричите так, подруги! Ну что вы расшумелись? Я хорошо слышу, когда птицей обращаюсь.

— Так ведь нам интересно, куда это ты так припустил! — рассмеялась Ярина. — Ты что делать собрался? Сюда зверя принесешь? А зачем? А ты его дотащишь, шкурку не попортишь? Вон у тебя когти какие здоровые выросли! Ими только ветки для костра кромсать.

Леший глянул вниз, да. Вместо лаптей из штанин торчали птичьи лапы с острыми когтями. От волнения он не до конца в привычное обличье перекинулся. И Ярина права. Если он в этих режущих когтях понесет чудного зверя, то тому придется несладко. Дубыня вздохнул — чуть было бед не наделал. Ладно, что-нибудь по пути придумает. Но медлить нельзя, а то диковинный зверь и в самом деле в чужой лес уйдет. Тогда ищи-свищи…

— Знаете, кого Русава там видела? Я так думаю, что там не иначе как потомок бога Семаргла лежит! Древнего бога, который ушел неизвестно куда и увел за собой всех своих детей!..

— Погоди, Дубыня! — заразившись волнением лешего, всплеснула руками Ярина. — Ты уверен? Ведь о Семаргле ничего не известно. Был такой древний бог. Это так! Но ведь…

— Я уверен, что это один из сыновей Семаргла! — твердо ответил леший. — Его потомки схожи с ним. Больше волка, похож и на него, и на бера. Может, от него мы узнаем, куда ушел Семаргл — Крылатый Пес? И где он сейчас обретает. Я скоро…

— Дубыня, стой! — крикнула Русава, видя что леший вновь стал обращаться в филина. — Стой! Как ты его донесешь? Когтями проткнешь! За ошейник задушишь! Слушай, около того места, где наша речка в Ледаву впадает, чуть ниже по течению увидишь большую иву. Под ее ветвями кто-то лодку спрятал. Возьми ее — на ней тебе легче будет. И зверь целым останется.

Леший улыбнулся, согласно кивнул, и уже не мешкая обратился в филина. Филин тихо захлопал крыльями, подняв вихрь песчинок, размеренно и плавно замахал, взмыл в воздух и бесшумно скрылся в ночном небе…

Загрузка...