Лес душ

Глава 6

Камерой мне служит маленькая металлическая комнатушка с решетчатой дверью, в которой нет ничего, помимо старых следов от огня, что подсказывает: однажды здесь держали шамана-пламенителя.

Когда устаю сидеть, я начинаю бродить по узкому пространству между стенами. Мои оковы на руках скрепили цепью с крюком на полу, которая не позволяет мне двигаться дальше чем на несколько шагов в каждую сторону. Я привязана к нему. Несмотря на обещания принца Мейлека, эти цепи доказывают, что теперь он тоже боится меня.

Я даже не уверена в том, поговорит ли он обо мне с королевой, или же меня будут держать на привязи здесь, пока не останусь без сил и не умру из-за тяжелого труда или голода. Стискиваю зубы. Меня это совсем не устраивает. Я сбегу до того, как позволю подобному случиться.

Когда концентрируюсь, то все еще ощущаю присутствие Саенго поблизости, точно свет свечи в ночной тьме. Это беспокоит, но, учитывая обстоятельства, в то же время и успокаивает. Среди всего этого она мой единственный якорь в штормящем море.

Вся ирония в том, что поначалу я ее презирала, когда только встретила. Когда мы познакомились в первый год обучения в Гильдии принца, когда нам было по одиннадцать. Она всегда держалась в одиночестве и почти ни с кем не разговаривала. Я была уверена: это потому что она считает себя лучше всех остальных. Однажды после того, как я выиграла поединок на мечах у Джоньи, он зажал меня в углу оружейного склада. Он точно сломал бы мне руку, если бы Саенго не вмешалась. Джонья был задирой, но Саенго является будущей главой его рода, а он прекрасно знает, где его место.

После этого Саенго всегда выбирала меня в качестве партнера для поединков. Поначалу мне это казалось подозрительным, но она никогда не беспокоилась о том, что проигрывает. Вместо этого ей нравилось, что я сражаюсь с ней как с равной, и мне нравилось, что она обращается со мной так же. Спустя прошедшие годы я узнала, что единственное, что ее печалит, это то, что она тоже знает свое место. И совсем не желает его занимать.

Чем дольше времени я провожу в своей темнице, тем больше убеждаюсь, что моя возможность сбежать в Вос-Тальвин прошла мимо меня. Королева Мейлир поставит стражу у каждого входа в город, так что невозможно будет туда проникнуть. Я не могу ждать, что Кендара замолвит за меня словечко, учитывая, что она может даже ничего не узнать о случившемся.

Но помимо всего этого, у меня, по крайней мере, есть возможность все основательно обдумать. Теперь понимаю, что не думала о последствиях атаки на Эвейвин прежде как следует. То, как королева обращается с рожденными шаманами, могло сделать отношения между расами куда более напряженными, но их враждебность берет свои корни со времен событий, произошедших сотни лет назад. Учитывая своенравную атаку ньювалинских шаманов на эвейвианские земли, если только паучьему королю не удастся восстановить шаткий баланс, все это может вылиться в настоящую войну.

Мои мышцы скручивает от ужаса. Эвейвианская армия всегда была сильной и хорошо подготовленной, даже в тихие времена. Однако будут ли мои однокурсники-виверны, которые закончат обучение через месяц, и правда готовы к войне? Могу поспорить, самое жестокое, что они предполагают увидеть в своей жизни, будучи солдатами, – это местных мелких преступников, ну, может, еще пиратов или наемников. Война же – это совершенно другой зверь.

Не зная, чего хотели те шаманы, королева может начать обвинять империю, решив, что это ответ на то, как она наказала всех рожденных шаманами за несчастный случай с ее родителями.

Однако, если я смогу узнать истинную причину атаки и предоставить эту информацию королеве, это может как предотвратить войну, так и вернуть мне мое место рядом с Кендарой. Если бы я была Тенью королевы, это была бы как раз та информация, которой мне необходимо владеть в любом случае. Разве есть способ лучше доказать свою верность?

Со вздохом закрываю лицо руками. Какую надежду на успех в этом деле я могу иметь, если не смогла даже остановить одного шамана, который ранил Саенго?

В конце коридора со скрипом распахивается дверь, но мне не видно ее из своей камеры. Проклятия и ругань наполняют воздух, и я узнаю голос татуированного. Секунду спустя дверь захлопывается так резко, что стены моей камеры содрогаются. Перед дверью моей темницы появляется хромающая девушка, худая и взъерошенная, огромное красное пятно уже превращается в синяк на ее щеке.

Стражник снаружи отпирает дверь моей камеры и делает жест, заставляя девушку войти. Его ключи звенят, когда он снова запирает замок следом за ней. Девушка опускает ведерко, наполненное травами, связанными в охапку. Затем она выпрямляется, и я вижу, что ее глаза яркого изумрудного цвета. Шаманка. Земельница.

Ее глаза замирают на моих, едва заметно сужаясь. Какая-то эмоция мелькает на ее лице, но исчезает слишком быстро, чтобы ее распознать. Она отворачивается. Понимая, что она тоже здесь заключенная, я не виню ее за подозрительность.

– Ты… – дрожь в ее тихом голоске заставляет меня съеживаться. – Ты и правда…

– Пять минут, – заявляет стражник, обрывая ее.

Она вздрагивает, поджимая губы. И забывает о своем вопросе, когда делает шаг навстречу мне.

– Прежде чем уехать, принц Мейлек попросил меня осмотреть твои раны.

– Ты лекарша?

– Вроде того, – она указывает на свое ведерко с травами. – Но я не светосшиватель. Да это и не важно, потому что у меня больше нет фамильяра, – ее голос становится еще тише, однако горечь все равно пронизывает ее слова.

Шаманы не могут воспользоваться своей магией без фамильяров. И хотя я никогда до конца не понимала, как это работает, все равно знаю, что фамильяры являются духами, к которым нельзя прикоснуться и с которыми нельзя связаться без медиума, но только до тех пор, пока те не привязаны к шаману. Тогда они становятся физическими посредниками, соединяющими шаманов и их магию. И я понятия не имею, что все это значит для меня теперь.

Когда-то фамильяры были так же распространены в Эвейвине, как и рожденные шаманами. Когда же долина Крайнес превратилась из цветущего горного оазиса в жуткую тюрьму, фамильяров начали либо убивать, либо сажать в клетки отдельно от их шаманов. Однако те фамильяры вскоре погибли, пораженные болезнью Мертвого Леса. Болезнь, которая затрагивает только фамильяров и от которой нет лечения, появилась несколько десятилетий назад, и ни король, ни верховный магистр не смогли этого объяснить.

Какой бы магической силой ни обладала эта земельница, теперь она не сможет ею воспользоваться. Отчасти, думаю, я понимаю, как угнетает мысль о том, каким потенциалом ты обладаешь и не можешь им пользоваться. Однако не строю иллюзий по этому поводу.

Я намеренно решила сдерживаться и скрывать свои таланты в Гильдии, чтобы добиться чего-то большего. У рожденных шаманами нет такого выбора. Я даже никогда не задумывалась о том, какие страдания выпали на их долю. Никогда не сочувствовала им.

Я киваю на синяк на ее лице.

– Я в порядке. Тебе следует позаботиться о своих ранах сначала.

Она игнорирует мои слова, ее ладони грубые, но умелые, когда они сначала проверяют мои руки, затем мой торс, а потом мои ноги. Я тут же напрягаюсь, и она понимающе вздыхает.

– Мне нужно, чтобы ты сняла штаны, – говорит она.

Я не привыкла к тому, чтобы кто-то другой, помимо меня, заботился о моих ранах и ссадинах, и не знаю, куда деть глаза, когда развязываю шнурок на своих штанах и опускаю их до колен. Сама морщусь при виде своих бедер. Синяки почти черные, окруженные красными полосами и фиолетовыми разводами.

Она наносит на мою кожу тонкий слой мази, которая ускоряет процесс заживления. Наблюдаю, как она сдвигает брови, и гадаю, сколько же ей лет. Девушка выглядит юной. Очень. Четырнадцать, может? Если ли у нее семья в стенах этой тюрьмы? Родители?

– Это тот болван с татуировкой на лбу сделал с тобой такое? – спрашиваю я, когда она переносит свой вес на левую ногу и корчится. – Мне следовала сразу ему руки сломать.

– Это ты повредила ему руки? – улыбка мелькает в уголках ее губ.

– Мне жаль, что тебе пришлось его лечить.

Она пожимает плечами, и ее улыбка исчезает, лицо снова принимает беспристрастный вид. Она обматывает мои бедра чистыми бинтами, чтобы мазь не испачкала мои штаны, а затем снова тянется к своему ведерку.

– У тебя еще что-нибудь болит?

– Нет, – я снова натягиваю штаны на свои панталоны. У меня высокий болевой порог. Когда ежедневно получаешь дозу боли от Гильдии или Кендары, отношения с ней становятся сложными и крепкими.

Шаманка замирает на миг, точно желая убедиться, что я не изменю своего решения, а затем убирает пузырек с обезболивающим, который достала из своего ведерка. Со стороны внутреннего двора доносятся всхрапывания дрейков. Их немного – быть может, два. Слишком мало, чтобы прибыли новые заключенные. Так что мне остается только догадываться, что шаман, который покалечил Саенго, все еще на свободе. Но ему нельзя позволить сбежать.