Лекарь Империи 6

Глава 1

— Либо так, либо никак, — отрезал я. — Понимаю, ты горячий человек, вы вообще горячий народ со своим темпераментом. И вся эта ситуация сложилась из-за того, что ты не можешь держать себя в руках. Но сейчас нужно включить мозги, а не яйца.

Это грязный прием. Удар ниже пояса. Но против таких, как он, классическая психология не работает. Нужно бить по инстинктам. По его представлению о мужественности.

— Ой, прямо в болевую точку! — захихикал Фырк. — Смотри, у него аж жилка на лбу вздулась! Она его сейчас просто уничтожит!

Арсен тяжело дышал, сжимая и разжимая кулаки. Я видел, как в нем борются две сущности. Гордый «авторитет», который должен был сейчас размазать меня по стенке за такие слова. И напуганный подчиненный, который боялся убить своего босса. Разум против инстинктов. Интересно, что победит?

— Ладно, — наконец выдавил он. — Пусть проходят. Но заложники остаются! Как гарантия!

Цепляется за последнее. Заложники — это его единственный козырь, единственное, что дает ему ощущение власти. Жалкое зрелище.

Я смотрел на него. Я получил частичную победу, но не полную. Он все еще пытался играть в свою игру. Что ж, придется продолжить. Он все еще думает, что может ставить условия. Нужно лишить его последнего козыря.

— Прекрасно. Тогда я остаюсь тут. Я же тоже заложник.

— Ты? — Арсен был в полном шоке.

— Я. Остаюсь со всеми. Зато больница будет функционировать. Ну и что, что твоего босса некому будет лечить. Там есть первоклассные специалисты, конечно. Они справятся… Надеюсь.

— Ты выворачиваешь мне руки! — он снова вскочил, его лицо исказилось.

Именно. Я не даю ему выбора. Я предлагаю решение, от которого он не может отказаться, потому что оно выглядит выгодным для него, но на самом деле выгодно мне.

— Либо так, либо твой босс умирает. Выбирай.

— Ладно! — он рухнул обратно на сиденье, но тут же сделал последнюю попытку сохранить лицо. — Но со мной в больницу пойдут мои люди! Как охрана!

Ему нужно показать своим, что он все еще главный. Хорошо. Дадим ему эту иллюзию.

— Договорились. Возьмешь двоих. Но я сам выберу, кто пойдет.

— Вот это наглость! — мысленно взвыл Фырк. — Ты не просто победил, ты еще и кастинг его телохранителей проводишь!

Арсен несколько секунд сверлил меня взглядом, потом сдался окончательно.

— Хрен с тобой! — крикнул он в рацию. — Всем отбой! Снимаем оцепление! Заложников отпустить!

Он повернулся ко мне.

— Но если ты меня обманешь…

— Не обману, — я позволил себе легкую усмешку. — У меня репутация.

Репутация человека, который всегда держит слово. И всегда добивается своего. И он это уже понял.

Следующие несколько минут прошли в организованном хаосе.

Дверь микроавтобуса со скрежетом открылась. Заложники, щурясь от яркого утреннего света, один за другим выходили наружу. Кристина, проходя мимо, на ходу благодарно сжала мою руку.

Артем молча кивнул с уважением. Он все понял без слов. Признание профессионала. Фролов, проходя последним, что-то пробормотал себе под нос про «героя хренова».

Завидует немного. Но это нормально. Такой стресс пережил. Главное, что жив.

Черные джипы, один за другим, заводили мощные моторы и, разворачиваясь, отъезжали от больницы, снимая блокаду.

— Двуногий, что ты задумал? — Фырк, до этого молча наблюдавший за сценой, устроился у меня на плече. — Реально будешь его босса лечить после всего этого?

— А куда деваться? Сказал — сделаю. Слово лекаря.

— А эти бандюки тебе зачем в больнице? Выгнал бы всех!

— Психология, — мысленно объяснил я ему. — Нельзя полностью лишать противника всего. Нужно дать ему что-то взамен, иллюзию контроля. Иначе он будет чувствовать себя полностью проигравшим. А проигравший, загнанный в угол зверь — самый опасный. Он может сделать глупость. А так у него есть охрана, он сохранил лицо перед своими. Это безопасно.

— Хитро! Но кого выберешь?

— Тех, кто не будет создавать проблем. Не самых сильных, а самых предсказуемых. И ты мне в этом поможешь, — мысленно скомандовал я. — Фырк, просканируй всех его людей, что остались. Найди самых спокойных, самых тупых, самых флегматичных. Мне не нужны здесь нервные стрелки.

Фырк, поняв мою мысль, невидимой молнией сорвался с плеча и «нырнул» в первого бандита, потом во второго, третьего, проводя экспресс-сканирование.

Я вышел из микроавтобуса.

Арсен, мрачный и побежденный, последовал за мной. Пятеро оставшихся бандитов напряженно смотрели на меня. Я медленно обвел их взглядом, словно выбирая товар на рынке. Фырк в это время проводил свое невидимое «сканирование». Я был готов сделать свой выбор.

Ему нужно показать своим, что он главный, поэтому ему нужна охрана. Хорошо. Но я не пущу в свою больницу двух нервных отморозков с оружием.

Через минуту Фырк вынырнул и оказался рядом с моим ухом.

— Готово, шеф! Вон те двое слева. У них уровень тестостерона ниже, чем у беременной кошки. И адреналин на минимуме. Пульс ровный. Полные флегматики. Будут как шелковые овечки.

Я, получив информацию, уверенно указал на двоих самых тихих с виду бандитов.

— Вот эти пойдут с нами.

— Почему они? — подозрительно спросил Арсен.

Сейчас нужна красивая легенда. Что-то, что заставит его поверить, будто я не маг, а гениальный психолог-профайлер. Это усилит его страх и уважение.

— Потому что они единственные из всех твоих людей, кто не тянулся инстинктивно за оружием последние десять минут, — сказал я спокойно и уверенно. — Значит, они думают головой, а не стволом. Мне в больнице нужны именно такие.

Арсен хмыкнул, но согласился. Он не мог оспорить такую логику. Он приказал остальным уезжать.

Мы вчетвером — я, Арсен и двое его «телохранителей» — направились к больнице.

Победа. Полная и безоговорочная. Я не только снял блокаду и освободил заложников, я еще и сам выбрал себе конвой.

— Знаешь, его преданности своему боссу можно позавидовать, — философски заметил Фырк. — Он был готов пойти на все ради него. Даже на унижение.

— Согласен, — мысленно ответил я, глядя на ссутулившуюся спину идущего впереди Арсена. — В другой, правильной жизни из него вышел бы хороший солдат. Или врач скорой помощи — там тоже нужна слепая преданность делу, готовность рисковать и способность быстро принимать решения под давлением. Жаль, что он выбрал не тот путь.

Мы подошли к дверям больницы. Конфликт на улице был исчерпан.

В холле больницы, когда мы вошли, все еще царил переполох. Персонал, сбившийся в кучки, испуганно смотрел на нас — на меня, на мрачного Арсена, на двух его громил за спиной.

Я громко, на весь холл, объявил:

— Внимание всем! Оцепление снято! Весь персонал может немедленно возвращаться к работе!

На секунду повисла тишина, а потом холл взорвался. Раздалось дружное, облегченное «ура». Кто-то даже захлопал. Люди начали обниматься, звонить коллегам.

Странное чувство. Я спас их, но не чувствую себя героем. Просто… сделал свою работу. Решил проблему.

Из толпы вырвался Шаповалов, взмокший и растрепанный.

— Разумовский, черт тебя дери, как ты это сделал⁈ — он подбежал ко мне, его глаза горели. — Мы тут чуть с ума не сошли!

Он осекся, заметив Арсена за моей спиной, но тут же продолжил, понизив голос:

— И у меня для тебя хорошие новости — Ашот пришел в себя! Только что! Очнулся!

— Опа! — мысленно присвистнул Фырк. — Ашот и его обидчики в одном здании! Да еще и на одном этаже! Драма прямо шекспировская! Где мой попкорн⁈

— Прекрасно, — кивнул я, сохраняя внешнее спокойствие, хотя внутри все ликовало. — Сейчас все разрулим.

Отлично. Одна проблема решена, вторая — на подходе. Нужно развести их по разным углам, пока они друг друга не увидели. Черт его знает, что будет если это произойдет.

Я посмотрел на мрачного, ничего не понимающему Арсену. Все ключевые фигуры были собраны в одном месте. Конфликт не закончился. Он просто перешел в новую, еще более взрывоопасную стадию.

Я повернулся к Кобрук.

— Анна Витальевна, господа обещали вести себя тише воды, ниже травы. Будут ждать новостей о состоянии своего босса.

Сейчас главное — передать его под контроль администрации. Моя часть работы на этом этапе закончена.

— Ага, конечно! — фыркнула она, смерив Арсена ледяным, нескрываемым презрением. — А час назад эти «господа» обещали меня из окна выкинуть!

— О-о-о! Схватка двух тигриц! — мысленно прокомментировал Фырк. — То есть, тигрицы и жирного кота! Ставлю на нашу!

— Женщина, не сыпь мне соль на рану! — взорвался Арсен. Это была последняя капля. — Я очень нервный человек! Не всегда себя контролирую!

Он не угрожает ей, он жалуется. Он пытается вызвать… сочувствие? Или просто оправдать свою слабость? Жалкое зрелище.

— Это мы уже заметили, — сухо ответила Кобрук, полностью игнорируя его истерику. Она повернулась к подоспевшим охранникам больницы. — В комнату ожидания реанимации их. Под усиленную охрану. И чтобы ни шагу оттуда без моего личного разрешения.

Она четко дала понять, кто здесь хозяйка и что переговоры окончены. Больничная охрана, два крепких мужчины (ну да покривил я душой насчет студентов и пенсионеров, каюсь), тут же подошли к униженному Арсену и его «телохранителям». Те, не смея сопротивляться, поплелись за ними.

Кризис миновал, порядок был восстановлен. Но все понимали, что это лишь временное затишье.

По дороге к Ашоту Шаповалов не отставал, его голос был полон неподдельного, почти мальчишеского любопытства.

— Серьезно, как тебе это удалось? Я думал, придется спецназ вызывать. Да только толку от него никакого. Полиция куплена…

Он все еще мыслит категориями силы. Не понимает, что психология — оружие не менее мощное, чем магия или сталь.

— Надавил на их слабости, — ответил я, глядя прямо перед собой. — У каждого человека есть то, что им движет. У Арсена — слепая преданность боссу. Я просто использовал это как рычаг.

Его преданность — это не сила, а уязвимость. Она делает его предсказуемым. Я не угрожал ему, я угрожал его боссу, а значит — угрожал смыслу его существования. Простая манипуляция.

Мы вошли в палату интенсивной терапии. Тишина, нарушаемая лишь мерным пиканьем аппаратуры. Ашот лежал с открытыми глазами. Взгляд был осмысленным, он следил за нашими движениями, но в его глубине читалось бессильное отчаяние человека, запертого в собственном, непослушном теле.

Сознание ясное. Но мимики нет, речь отсутствует. Афазия? Апраксия? Последствия гипоксии мозга во время судорог? Нужно будет провести полное неврологическое обследование.

Я, полностью игнорируя Шаповалова, подошел и сел на стул рядом с кроватью. Сейчас был только я и мой пациент. Мой друг.

— Ну как ты, друг?

— Он очнулся! Отлично! — мысленно прокомментировал Фырк. — Теперь можно спросить у него, кто пытался превратить его голову в мясной рулет! Чего ты тянешь?

— Тихо, — мысленно осадил я его. — Сначала нужно установить контакт. Дать ему понять, что он не один в этой тишине.

Ашот попытался что-то сказать, но с его губ сорвался лишь невнятный, хриплый звук. Его глаза наполнились слезами бессилия и ярости. Я спокойно взял его за руку и сжал.

Хирургическая битва была выиграна, но теперь начиналась долгая, мучительная война за восстановление. И она будет не менее сложной.

— Ты меня слышишь? — спросил я.

Ашот моргнул. Потом снова попытался что-то сказать. Его лицо исказилось от напряжения, губы беззвучно задвигались, хрип повторился.

Время для полного неврологического осмотра.

Я мгновенно переключился в профессиональный режим. Эмоции в сторону. Сейчас я не друг, я — машина. Нужно локализовать поражение. Посмотрим, что именно повреждено: центр речи, проводящие пути или артикуляционный аппарат.

— Ашот, не пытайся говорить, — я положил руку на его плечо, чтобы успокоить. — Сейчас проверим, что работает, а что нет. Если ты меня слышишь и понимаешь, сожми мою руку.

Он сжал. Крепко, почти судорожно. В этом простом движении было все — отчаяние, надежда, мольба.

— Отлично. А теперь покажи мне язык.

Ашот с трудом, но выполнил просьбу. Язык слегка девировал влево.

Язык отклоняется влево. Значит, есть парез подъязычного нерва слева. Поражение на уровне ствола мозга или периферическое? Нужно проверить дальше.

— Хорошо. Теперь закрой глаза.

Закрыл без проблем. Лицевые нервы (верхняя ветвь) интактны. Это хорошо.

— А теперь подмигни правым глазом. Только правым.

Выполнил. Отлично. Команды понимает, дифференцирует.

— Левым.

Тоже получилось.

— Ну и скукотища! — раздался в моей голове недовольный голос Фырка. — Моргать, язык показывать… Двуногий, может, уже к делу перейдем? Спроси его, кто его так отделал!

— Не мешай, — мысленно осадил я его. — Я собираю данные. Без точного диагноза допрос не имеет смысла.

Я, получив первичные данные, готовился перейти к следующему, более сложному этапу осмотра. У меня уже была предварительная гипотеза о локализации поражения.

Шаповалов молча наблюдал, пораженный методичностью и глубиной моей работы.

Так. Центр Вернике цел.

Понимание речи сохранено полностью. Он выполняет сложные, дифференцированные команды. Черепные нервы, отвечающие за движение глаз, мимику, в норме, кроме легкого пареза подъязычного слева.

Проблема не в аппарате, проблема выше — в процессоре.

— Попробуй произнести свое имя, — попросил я мягко, хотя уже знал, каким будет результат.

Лицо Ашота исказилось от чудовищного напряжения.

Губы беззвучно задвигались, формируя слоги, но то, что вырвалось из его горла, было похоже на отчаянное, бессильное мычание. В его глазах появились слезы — слезы ярости и бессилия сильного мужчины, запертого в собственном теле.

Окончательный диагноз — классическая моторная афазия Брока. Центр речи в левой лобной доле поврежден, но не уничтожен полностью. Ишемия, сдавление… но не некроз. Есть шансы на восстановление. Хорошие шансы.

Сейчас главное — не дать ему утонуть в отчаянии. Страх и депрессия — главные враги реабилитации.

— Ашот, слушай меня внимательно, — я взял его за обе руки, устанавливая прочный физический контакт. — Это называется афазия. Моторная афазия. Ты все понимаешь, но не можешь говорить. Это последствие травмы головы. Но — и это самое важное — это не навсегда.

Он смотрел на меня с отчаянием, не веря.

— Твой мозг — невероятно сложная и мощная штука. Он способен восстанавливаться. Это называется нейропластичность. Здоровые участки могут взять на себя функцию поврежденных. Мы будем работать каждый день. Логопед, специальная физиотерапия, медикаменты. Речь вернется. Может, не полностью и не сразу, но вернется. Я видел людей в гораздо худшем состоянии, которые снова заговорили.

Он смотрел на меня, и в его глазах отчаяние боролось с робкой, последней надеждой.

Шаповалов за моей спиной тихо хмыкнул. Видимо не привык к таким неожиданным сеансам психотерапии. Я понимал, что сейчас дал Ашоту самое важное лекарство, которое не найти ни в одной аптеке.

Сейчас, пока он на пике воли, пока надежда борется с отчаянием, нужно получить информацию. Полиции он ничего сказать не сможет. Но мне — сможет.

— А пока нам не нужны слова для общения, — сказал я, крепче сжимая его руку. — Система простая: если твой ответ «да» — сожми мою руку один раз. Если «нет» — два раза. Понял?

Одно уверенное сжатие.

— Отлично. Теперь вопросы. Это было ограбление?

Два коротких, резких сжатия — нет. Так и думал. Исключаем простую уголовщину.

— Это было из-за долгов?

Одно твердое сжатие — да.

— Это были люди Мкртчяна?

Рука Ашота сжала мою с такой силой, что я услышал, как хрустнули мои собственные кости. Это было не просто сжатие. Это был один долгий, яростный, судорожный спазм чистой ненависти. Его глаза, до этого полные отчаяния, вспыхнули огнем.

— Ого! — мысленно прокомментировал Фырк. — Кажется, это однозначное «да»! Он тебе сейчас руку сломает!

— Ты знаешь кого-то из нападавших в лицо? Можешь опознать?

Еще одно уверенное, сильное сжатие. Отлично. У нас есть свидетель, способный дать показания.

— Их было больше трех?

Одно сжатие.

— Больше пяти?

Два сжатия.

Значит, от трех до пяти. Соберем максимум информации для Громова.

— Они использовали оружие?

Одно сжатие.

Я получил все, что нужно. Более чем достаточно. Теперь у Громова будет, с чем работать. И у меня тоже.

— Спасибо, друг, — я успокаивающе похлопал его по руке. — Я все понял. Мы их достанем.

Ашот закрыл глаза, измученный, но с тенью удовлетворения на лице. Справедливость начала свой путь.

В палату ворвалась запыхавшаяся медсестра:

— Господин лекарь Разумовский! Там Мкртчяну резко стало хуже! Приступ какой-то! Срочно требуют!

При имени Мкртчяна глаза Ашота наполнились таким первобытным ужасом и ненавистью, что медсестра инстинктивно отступила на шаг.

— Спокойно, друг, — я сжал его руку. — Твоего обидчика тоже настигла беда. Он при смерти. Но я его вылечу.

Ашот дернулся, его глаза расширились от возмущения. Он замычал, пытаясь вырвать руку и что-то сказать.

— Опаньки! — мысленно прокомментировал Фырк. — Кажется, твой друг не в восторге от идеи спасать своего палача! Кто бы мог подумать!

Черт. Я должен ему объяснить. Сейчас. Иначе он решит, что я его предал.

— Я знаю, что ты чувствуешь. Но послушай — я вылечу его не из благородства. Я вылечу его, чтобы он встал перед тобой на колени и молил о прощении. Чтобы он лично возместил весь ущерб. Чтобы он публично признал свою вину. Мертвый он тебе не поможет. Мертвый просто исчезнет. А живой — заплатит по полной. Доверься мне.

Я должен заставить его увидеть разницу между местью и справедливостью. Месть — это просто убить. Справедливость — это заставить врага признать свое поражение и заплатить по счетам.

Ашот долго смотрел мне в глаза, и в его взгляде боролась ненависть и зарождающееся понимание. Наконец, он медленно разжал руку.

— Я скоро вернусь. Отдыхай.

Анна Витальевна Кобрук, Игнат Семенович Киселев и Игорь Степанович Шаповалов стояли у стойки регистрации в гудящем, как растревоженный улей, холле больницы.

Хаос после снятия блокады был организованным — телефоны разрывались, персонал спешил на свои посты, но общее чувство облегчения витало в воздухе. Кобрук, как командир в штабе, четко и властно отдавала распоряжения по телефону, возвращая больницу в рабочее русло.

— … да, Марья Ивановна, можете вызывать свою смену. Оцепление полностью снято… Нет, все в порядке… Да, есть тут у нас один Подмастерье… Разумовский, ага… разрулил…

Шаповалов, стоявший рядом, повесил трубку своего аппарата и мрачно покачал головой.

— Знаете, коллеги, — сказал он, обращаясь скорее в пустоту, чем к кому-то конкретно. — Этот парень за одно утро делает для репутации и безопасности этой больницы больше, чем весь наш административный аппарат вместе с Гильдией вместе взятые.

— Кстати, о нем, — Киселев, который до этого молча наблюдал за суетой, хитро ухмыльнулся. — Что там с его внеочередным присвоением ранга? Документы мы отправили уже давно. Из Владимира должны же были уже ответить.

Вопрос Киселева повис в воздухе. Только что разрешился один кризис, силовой. Но теперь на горизонте маячил другой — бюрократический, политический. И он мог оказаться не менее опасным.

Кобрук помрачнела.

— Завернули.

— Что⁈ — Шаповалов чуть не уронил телефонную трубку, которую как раз собирался повесить. — Кто посмел⁈

— Журавлев. Из Владимира. Козел старый! — в голосе Кобрук зазвенела сталь. — Написал официальный отказ. Недостаточно оснований для экстренной процедуры, требуется еще как минимум год стажа по регламенту.

— Да он просто завидует! — взорвался Шаповалов. — Боится конкуренции! Разумовский за месяц сделал для медицины больше, чем этот бюрократ за десять лет! Да он сегодня в одиночку целую банду разогнал, черт возьми! Какие еще ему нужны основания⁈

— А те, кто прислал нам ту… особую информацию про Разумовского, — Киселев понизил голос до шепота, оглядываясь по сторонам, — они в курсе этого решения?

Шаповалов и Кобрук мгновенно замолчали.

— Пока нет, — на губах Кобрук появилась хитрая, хищная улыбка. — Я еще не успела их оповестить. Но…