Лес становился реже, а идти было все труднее – постоянно приходилось двигаться в гору. Девочки по пути нарвали сладкой фиолетовой ягоды и угощали парней, споривших о том, реально ли добраться до гор к вечеру. Олин жаловался на шум в ушах, а Эои то и дело проверяла обхват талии – ей постоянно казалось, что она «стала легче».
– Осторожно, Оду! – внезапно включилась в мужской разговор Ааи, перед этим помотав головой и проверив у себя температуру лба и щек.
Парни не обратили внимания на ее слова и продолжали спорить.
– Смотрите, какой он красивый! – воскликнула Эои, глядя на розовый в крапинку бутон древесного плюща, расцветший почти на верхушке дерева. В порыве восхищения Эои попыталась подпрыгнуть вверх, но вместо этого подлетела в воздух и ударилась головой о крону дерева на высоте нескольких десятков метров. Ааи вскрикнула от неожиданности, парни обернулись на возглас, и шедший впереди Оду ударился головой о сук. Эои висела в воздухе, с досадой потирая висок и ухо. Поняв, где находится, она попыталась, было ухватиться за ветви дерева, однако скоро поняла, что в этом нет никакой надобности – ее ноги стояли на воздухе, как на твердой поверхности. Посмотрев вверх, она поднялась еще на несколько метров, а затем с восторженным воплем взмыла к небу. Пока ошеломленные друзья смотрели вверх, открыв рты, она успела пролететь несколько огромных кругов и, сделав в воздухе несколько танцевальных па, мягко приземлилась рядом с ребятами:
– Это кру-у-у-у-у-уто! – выдохнула Эои.
– Откуда ты узнала? – обратился Оду к Ааи.
– Не знаю, просто увидела, как Эои летает, и как ты бьешься головой. Подумала, что первое – это какая-то глупая фантазия, а тебя решила предупредить. И, пожалуйста, не ломай дерево. А ты Олин, послушай внимательно вон ту маленькую птичку, кажется у нее серьезные проблемы… Ой, что это я несу!
Ааи закрыла рот руками и пожала плечами. Оду начал было хохотать над шуткой про птичку, но осекся, схватившись руками за голову – боль от синяка на виске отдавала во все стороны. Он развернулся назад и с досадой стукнул кулаком по дереву. Удар оказался настолько сильным, что толстый ствол (на глаз сантиметров двадцать в диаметре) хрустнул, и дерево с оглушительным треском рухнуло на землю, разломившись пополам. Оду от неожиданности отскочил в сторону, а девочки взвизгнули от страха. Олин и Ян попятились назад, стараясь не попадаться на пути обескураженному другу, который с ужасом бросился к ним за помощью. Оду посмотрел на руку, убедился, что она невредима, подошел к десятиметровому стволу, помялся в неуверенности, и поднял его:
– Круу-у-у-ууто! – прошептала Эои, обхватив руками щеки и вытаращив глаза.
Ян первым решился подойти к Оду и похлопал его по плечу:
– Поздравляю, теперь мы знаем твой дар! – проговорил он, отдернув руку, чтобы избежать рукопожатия, – Олин, а что у тебя за шум в голове?
– Это не шум, – проговорил Олин, напряженно зажмурившись, – Это голоса. Они все что-то говорят, все сразу.
– Кто все?
– Они все! – неуверенно проговорил Олин, показывая на деревья и траву вокруг. Все эти птицы и букашки. Они все тараторят, не переставая.
– И про что говорят?
– В основном про еду, где и чем можно поживиться. Некоторые переругиваются из-за территории. И еще много всякой непонятной ерунды.
Друзья принялись оглядываться по сторонам, пытаясь определить, про кого рассказывает Олин. Тот, в свою очередь начал искать что-то в кустах. Ребята последовали за Олином и увидели, как он наклонился над маленьким птичьим гнездом величиной с блюдце. Затем поднял голову и посмотрел на сидевшую неподалеку большую птицу с изогнутым клювом. Судя по гавкающим звукам, которые издавал хищник, Ян понял, что это и был тот самый лесной петух. Олин взмахнул руками и неожиданно громко гавкнул. Лесной петух встрепенулся, слабо тявкнул в ответ и исчез в кустах. Ошеломленные друзья смотрели на Олина, ожидая, что он выкинет следующим номером – зарычит по-звериному, или все-таки скажет что-нибудь по-человечески.
– Что? – произнес Олин.
– Да нет, ничего! – развела руками Эои – Ты, конечно, любитель кого-нибудь облаять, но обычно это бывает в переносном смысле и, если честно, зачастую не производит особого эффекта!
– Попросили помочь, я помог. Сказал этому куску жира, чтобы валил куда подальше, иначе сверну шею.
Друзья принялись объяснять Олину, как его разговор с соловьем и лесным петухом выглядел со стороны. За этим веселым занятием они дошли до большой лесной поляны, где и решили остановиться на обед. Трава под ногами и собранные дрова были совершенно мокрыми. Олин достал из-за пазухи собранную по дороге смолу и вырванную из подушек Манэгу сухую паклю, и за несколько минут развел костер. На широкой сковороде зашипели погруженные в масло овощи и мелко нарезанные полоски мяса «по-охотничьи». Металлические кружки с мятным травяным чаем жгли руки, поэтому Ян натянул на ладони рукава куртки. Ребята сидели молча – от обилия пережитых эмоций друзья пребывали в каком-то задумчивом оцепенении. Эои выглядела непривычно неряшливо – ее волосы были растрепаны, топик собрался гармошкой под самую грудь, а руки блестели от жира. Ааи, не отрываясь, смотрела в одну точку и машинально терла пятно от земли на светлых брюках. Оду по-простецки обнюхивал свою мокрую от пота одежду и смущенно морщился. Олин сидел с закрытыми глазами, скрестив ноги. Звонкий стрекот цикад как будто усиливался чистотой послегрозового воздуха, который хотелось вдыхать снова и снова.
– Пора! – произнес Олин и встал. Все принялись собираться.
После нескольких часов пути в заданном направлении, ребята уже карабкались по лесистым склонам огромной горы, останавливаясь каждые пять минут, чтобы перевести дух. Бордовые и «шариковые» деревья встречались все реже – их сменили низкие скрюченные сосны и пышные заросли кустарника с длинными острыми листьями и шипами на ветках под названием «драконье гнездо». Когда начало смеркаться, Олин остановился возле одной из пещер:
– Заночуем здесь. Вон там слева я вижу ручей, а в пещере сухо и всем хватит места.
Ян с радостью сбросил свой рюкзак и растянулся на траве. Ноги ныли от усталости, а глаза закрывались сами собой. Пока парни разводили костер у входа в пещеру, девушки отправились помыться к ручью:
– Чур, не подглядывать! – строго сказала Эои.
– Ни за что!.. – ухмыльнулся Оду под одобрительные смешки друзей.
Эои насупилась, покачала головой и потянула Ааи прочь.
Ночью Ян на несколько секунд проснулся – складки от шкуры больно врезались в бок. Когда он приоткрыл глаза, ему показалось, что в свете затухающего пламени костра перед входом в пещеру промелькнула высокая человеческая фигура. Открыв глаза пошире, он не увидел никого, и со вздохом перевернулся на другой бок.
Утром после завтрака Ян решил осмотреться. Внизу, насколько хватало взгляда, волновалось море темно-зеленых крон. Издалека наползали серые тучи, обрушивавшие на лес еле различимую стену ливня. Вверху раскинулось крутое ущелье, за ним еще одно, а после начиналась почти отвесная каменная стена, которую венчала затянутая туманом ледяная шапка. Драконьи горы представляли собой уходящую за горизонт гряду скальных громадин с очень крутыми склонами. Гигантские каменные «столбы» вонзались в облака и разделялись глубокими ущельями. На рваной каменной поверхности гор кое-где виднелись небольшие плато, покрытые зеленью лесов. Кажущиеся блестящими струйками из-за огромного расстояния водопады низвергались с бесплодных уступов в пропасти, рисуя вокруг себя радужный ореол. Эои подошла к Яну сзади и обняла одной рукой:
– Как мы будем карабкаться по этим скалам? Вернее, как вы будете карабкаться? – она хихикнула и слегка ущипнула Яна за руку.
Друзья шагали вверх по огромному каменному ущелью, усыпанному валунами и низкими колючими кустами. Мелкие камни и песок иногда уходили из под ног, заставляя усиленно размахивать руками, чтобы удержать равновесие. Пройдя несколько километров, Ян обернулся – место их ночевки еле виднелось внизу, а черные тучи стали значительно ближе.
– Ребята!..
– Да, я в курсе, – отозвался Олин, – Нужно идти как можно быстрее.
Если попадем под дождь, нас смоет лавиной грязи.
Добравшись до конца ущелья, друзья упали на землю, чтобы отдышаться и освободиться отдавивших плечи рюкзаков.
– Олин! Никого не слышно? – спросил Ян, чтобы занять время.
– Нет, я ничего не слышу.
– Рюкзак тяжеловат! – пожаловался Оду.
– Я снова тяжелая, как бочка! – развела руками Эои, безуспешно подпрыгнув.
– Видимо это приходит волнами, – предположил Олин.
– Нет, просто им надо научиться управлять, – возразил Ян, по очереди показывая на каждого из друзей, – Чтобы никого нечаянно не убить, чтобы самой не убиться, и чтобы не сойти с ума от картинок перед глазами и посторонних звуков в голове.
Второе ущелье оказалось более широким и пологим, чем первое. Ребята дошли уже почти до середины, как Ааи вдруг вскрикнула и зажмурилась:
– Что, что ты увидела? – бросились к ней друзья.
– Поздно, очень поздно… – проговорила Ааи, поворачиваясь назад.
Все обернулись и увидели несколько десятков людей в звериных шкурах и грязных лохмотьях, бесшумно карабкавшихся вслед.
– Налетчики райкх! – проговорил Олин, хватаясь за рюкзак.
В тот же момент он оказался под большой сетью – сопящие и улюлюкающие оборванцы набросились на ребят со спины, появившись из-за огромных валунов. Ян не успел ничего понять, как оказался на земле – его укутали сетью и несколько раз сильно пнули. Налетчики были похожи на бродяг – гнилые желтые зубы, засаленные спутанные волосы, вонючее тряпье и грязные руки. У многих на шеях висели талисманы и украшения из костей и зубов животных. Никто из них не переговаривался между собой – общение шло в виде жестов и нечленораздельных возгласов.
Толпа налетчиков расступилась, и к пленникам подошел главарь – сутулый закутанный в полосатую шкуру тип с длинными узловатыми пальцами на руках и абсолютно лысой головой. Казалось, что он был особенно мерзок даже на фоне толпы своих подчиненных – его большие уши топорщились и подчеркивали несоразмерно маленький размер черепа, а бегающие масляные глазки дополняли кривую ухмылку. Он быстро оглядел пленников, затем подошел к девушкам, схватил обоих за руки, затем оглядел, обнюхал и положил Ааи обратно. Он схватил Эои за волосы и потащил прочь. Остальные налетчики принялись возмущенно улюлюкать и хлопать в ладоши, давая понять, что добыча общая.
Главарь резко развернулся, зыркнул в сторону недовольных, бросил закутанную в сеть девушку на землю и медленно подошел к затихшей толпе. Внезапно он кинулся на ближайшего из соратников, схватил его руками за подбородок и молниеносным движением вырвал зубами кадык несчастного. Тот схватился руками за зияющую дыру в шее и упал замертво. Главарь выплюнул кусок окровавленного мяса в ладони и размазал кровь по лысой голове, властно поглядывая на опустивших глаза соратников. Затем он направился к Эои, разрезал ножом сеть, подтащил к противоположной стене ущелья, разорвал на ней топ и бросил на землю перед собой. В этот момент какая-то тень проскочила между валунами над его головой – кто-то легко выпрыгнул из большой трещины в скале. Главарь налетчиков вскинул от неожиданности руки, но тут же они обе отлетели от туловища, отрубленные по самые плечи. Он медленно повернулся к своим соратникам и, задыхаясь от боли, попытался что-то сказать, но тут же его туловище слегка дернулось и развалилось на две части на уровне пояса, пустив вверх фонтан темной крови. За ним стоял, присев на одно колено и скрестив окровавленные мечи, высокий светловолосый воин в блестящей золотой кольчуге, меховой одежде и с повязкой на голове. Он поднял глаза, выпрямился и ударил себя в грудь кулаками. Засвистели стрелы, и в толпе налетчиков начался хаос – кто-то падал замертво, кто-то спешно хватался за топоры и искал укрытия за валунами. Светловолосый воин снял с себя плащ, укрыл забившуюся в угол всхлипывающую Эои, повалил ногой половину трупа и бросился в бой. Из-за валунов появилось с десяток воинов в красных плащах и блестящих кольчугах. Они размахивали мечами и луками, с криком «Орра!». В потемневшем за последние пять минут небе грянул гром, и сверкнула молния. Пыль взбили первые крупные капли, и уже через минуту на ущелье обрушился сильнейший ливень. Как только ребят освободили из сетей, Олин выхватил из рюкзака кинжал и бросился в вопящую и лязгающую клинками толпу. Оду добежал до противоположной стороны ущелья, вытащил из-за пояса у трупа зазубренный топор и тут же вонзил его в первого попавшегося налетчика. Ааи тряслась от ужаса за спиной у Яна, до боли вцепившись пальцами ему в плечи. На поле боя вокруг каждого отонского воина вертелась толпа налетчиков, с остервенением пытавшихся зарубить его своими короткими топорами. Отонцы искусно уворачивались, отражали удары и в каждой контратаке успевали зацепить длинными мечами кого-то из врагов. Почва быстро превратилась в сплошной мутный поток, окрашенный багровыми разводами крови. Олин постоянно падал, проклиная дождь – со стороны было видно, что эти случайные падения не раз спасали его от смертельных ударов врагов. Не смотря на то, что налетчики райкхто и дело падали под мечами и стрелами отонцев, их становилось все больше – из-за валунов выскакивали новые и новые оборванцы. В порыве ярости Оду ухватился за огромный каменный валун и внезапно поднял его над землей. Тут же на глазах у ошарашенных отонцев он принялся метать гигантские камни в поток вновь прибывающих врагов – валуны с диким грохотом обрушивались на головы несчастных, взрывая землю и разбивая скалы.
Увидев это, налетчики начали разбегаться с поля боя, с улюлюканьем скрываясь в расщелинах скал. Тем временем под неутихающим дождем грязевой поток заметно усилился – стоять в достигавшей колен холодной реке было крайне трудно. Из-за суматохи и пелены дождя никто не заметил, как Олин упал и, яростно барахтаясь, понесся вниз по течению.
Из его рассеченного плеча сочилась кровь.
Начавшееся было ликование отонских воинов сменилось напряженным молчанием, после того, как на противоположной стороне ущелья, откуда выскакивали воины райкх, появилась сгорбленная фигура. Ей оказалась дряхлая старуха, которую вели под руки двое мужчин в длинных одеждах, с покрытыми рисунками лицами. Оду и Ян, вместе с отонскими воинами, подхватившими на руки девочек, забрались на край ущелья, чтобы спастись от бушующего селевого потока. Вокруг старухи и ее сопровождающих собрались все райкх, продолжая размахивать топорами. Предводитель отонских воинов прокричал сквозь шум ливня, обращаясь к Яну и спутникам:
– Ведьма Арават! Рядом с ней – жрецы демона Ванту.
То, что произошло потом, заставило Яна оцепенеть от страха и отвращения. Жрецы вытащили из длинных рукавов блестящие металлические штыри и принялись колоть ими женщину, оттягивая дряхлую кожу, пуская кровь и выкрикивая какие-то заклинания. Старуха начала трястись и кричать. Между лохмотьями ее одежды болтались связанные нитками полуистлевшие тушки каких-то мелких животных, почерневшие от разложения человеческие лпальцы и деревянные фигурки. Образ дополняли спутанные в одну копну седые волосы и бесцветные одурманенные глаза. Дойдя до хрипа и конвульсий, ведьма упала на колени и принялась хохотать, с остервенением царапая себе лицо и пуская слюну. Затем она внезапно замерла, закрыла глаза и опустила голову:
– Назад! – скомандовал предводитель отонцев, подталкивая друзей ближе к большим валунам, за которыми можно было спрятаться.
Арават резко подняла голову, и из ее гортани вырвался неистово громкий и высокий звук, от которого у всех заложило уши. Ее глазницы испускали ослепительное сияние. Услышав зов своего бога, райкх снова бросились в бой, пытаясь переплыть бушующий поток. Отонцы подняли мечи, а Оду запустил в толпу врагов очередной огромный валун. Не долетев до земли, камень застыл в воздухе – на него направила взгляд ведьма. В следующее мгновение глыба покрылась раскаленными трещинами и разлетелась вдребезги. Арават медленно перевела сияющий взгляд в сторону Оду – там, куда смотрели ее глаза, вскипала грязь, громко трескались и чернели скалы. Оду зажмурился в ужасе и оцепенении. В это же мгновение предводитель отонцев налетел на него, сильно толкнув в сторону. Черная полоса прошла по тому месту, где только что стоял Оду, и потянулась в сторону отонских воинов, Эои и Ааи.
– Бегите! – в ужасе прокричал Оду.
Ян не мог оторвать взгляд он ужасной старухи – сквозь страх прорывалось какое-то вдохновенное негодование. Внезапно он отошел от сбившихся в кучу друзей и громко крикнул, подняв руки:
– Ва-а-анту!
Ведьма вздрогнула и их взгляды встретились…
Ян находился в море ослепительного белого сияния. Оно жгло глаза и как будто пыталось проникнуть внутрь. Сопротивляясь и приглядываясь пристальней, он на секунду увидел образ юной девушки, еще почти девочки – ее молящий взгляд был полон страдания и ужаса. Ян напряг всю силу воли и сжал кулаки. Девушка появилась снова – на этот раз было видно, как ее руки и ноги окутывало и сковывало едкое белое сияние. Замелькали страшные картины жизни девушки Арават: родители приводят ее к жрецам, служители мерзкого бога пытают ее до полусмерти в темноте пещер, демон овладевает ее телом, сотни грязных людей в страхе поклоняются ей, бесконечные припадки и убийства… Ян понял, что увидел аниму Арават, десятки лет страдающую в объятиях демона. Еле заметный образ девушки приблизился к нему – она тянула к Яну руки в немом бессилии, а ее глаза умоляли о помощи. Ян протянул ей руку. Арават коснулась его пальцев…
Ян стоял под проливным дождем, вытянув правую руку вперед. Внезапно старуха Арават протянула руки ему навстречу и упала замертво. Не сразу оправившись от увиденного, предводитель отонских воинов поднял меч и крикнул: «Орра!». Райкх в ужасе заметались в разные стороны и исчезли в ущельях. Отонцы подхватили победный клич, а девочки радостно завизжали.
– Олин! Где Олин? – Эои с ужасом подбежала к краю ущелья и взглянула вниз. Рокочущий поток грязи нес вырванные из земли деревья и угрожающе закручивал водяные воронки.
Эои и Оду переглянулись:
– Эои! Ты сможешь?..
– Да! Я уже! – перебила она.
Эои взмыла в воздух, вихрем прокрутилась вокруг своей оси и исчезла в пелене дождя.
– Веревку!
Оду обвязал себя веревкой поперек талии и крест-накрест в районе груди. Эои появилась так же внезапно, как и исчезла:
– Он там! В первом ущелье! Он умирает!
Оду вскочил и побежал вниз по краю ущелья, перепрыгивая с валуна на валун и цепляясь за каменные выступы. Он неистово ломал скалы, бросая большие валуны в пучину и затем перепрыгивая по ним там, где край ущелья превращался в отвесную стену. Наконец он увидел то место, над которым кружила Эои. Олин лежал без сознания на огромном драконьем кусте, шипы растения впивались в его руки, лицо, грудь и живот. Селевой поток бушевал вокруг куста и обрушивался в пропасть сотней метров ниже. Драконий куст гнулся под напором стихии, но прочно стоял и удерживал истекающего кровью Олина. Оду обвязал конец веревки вокруг острого каменного выступа и бросился в воду. Вынырнув, он понял, что течение унесло его в сторону от цели. Он подтянулся на звенящей от напряжения веревке выше по течению и вытянул руку вверх. Эои схватила его за руку и изо всех сил потянула ближе к середине потока – туда, где торчала из прибывающей воды верхушка куста. Наконец Оду ухватился за колючую ветку:
– Мне кажется, его нельзя снимать! – прокричал он сквозь шум водопада, попытавшись поднять друга.
– Да! Он истечет кровью! Что же нам делать? – Эои зарыдала, прикрыв ладонями рот.
– Сейчас!
Оду глубоко вздохнул и нырнул в мутную реку, держась за ветви куста. Эои с ужасом наблюдала, как ее второй друг уходит под воду. Куст закачался сильнее, затем дрогнул и начал подниматься вверх. Тут же показалась голова Оду – он жадно вдохнул воздуха и принялся карабкаться по веревке, рывками наматывая ее на одну руку. Второй рукой он обхватил короткий ствол у основания куста. Шипы впивались в его лицо и руки, насквозь пронзая перепонки пальцев и глубоко уходя в плечо. Куст сильно раскачивался, но колючие ветки цепко держали Олина. Добравшись до края ущелья, Оду поднял куст над головой и подоспевший капитан отонского отряда вытащил его наверх.
– Зачем они мучили ее? – спросил Ян, пряча руки в теплый плед и подсаживаясь ближе к костру.
– Это рох. Или на языке западных племен асшраам-ло, – ответил предводитель отонцев, так же как и Ян, не поворачиваясь к собеседнику и пристально глядя в огонь, – Рох привлекает демонов. Рох – это страдание, граничащее со смертью. Когда человек находится на грани гибели и мучается от боли, наступает время демонов. Мерзкие культы служителей демонов построены на этом. Скорее всего, в течение нескольких дней они найдут новую девушку и сделают из нее ведьму.
В небольшой пещере было холодно и пахло сыростью, по шершавым стенам расползался стихийный узор из ржавого мха. Дождь снаружи неохотно затихал, а порывы ветра подбрасывали ко входу в пещеру крупные капли и пожелтевшую листву. Из глубины пещеры то и дело слышались слабые вскрики – там девочки перевязывали Олина, аккуратно вытаскивая его из колючек и накладывая на раны пережеванные листья «кошачьего куста» из рюкзака Яна. Отонские воины молча сидели возле стен, заматывая раны и стараясь высушить одежду.
– Тарай-Ваоэн! – собеседник протянул Яну руку.
– Ян Серовски. Как вы нас нашли?
– Мы регулярно патрулируем дорогу в Загорье. Кроме того, Совет поручил мне помочь вам в случае неприятностей. Манэгу написал, когда вы отправились в горы.
– А это не Вы случайно…
– Ночью? Да, я проверял все ли в порядке. В ущелье мы задержались из-за трудностей с рельефом – пришлось спускаться с отвесной скалы.
– Спасибо, что пришли на помощь.
Из глубины пещеры раздался дикий вопль. Два отонских воина бросились на помощь девочкам – Олин извивался от боли, пытаясь смахнуть с себя лекарственную кашицу.
– Кошачий лист быстро лечит раны, но первое ощущение – не из приятных. Придется его держать, – развел руками Тарай-Ваоэн.
Оду приволок к выходу из пещеры окровавленный драконий куст. Его правое плечо, руки и голова были замотаны тряпичными лоскутами.
– Здесь всегда так опасно? – спросил Ян, кивнув в сторону ущелья.
– Сколько себя помню, райкх грабят и убивают путешественников, – Тарай-Ваоэн потупил взгляд, – Так я потерял родителей.
– Простите, что спросил…
– Не стоит. Я убил их всех.
– Кого?
– Всем мужчин из клана вождя. Когда мои родители погибли, я сбежал в лес и меня нашли отонские охотники. Я вырос в Предгорье. В 15 лет я отправился в горы и убил их всех. После этого, я не знал куда идти и сами горы стали моим домом. Меня приглашали в Янван, великий правитель О-Яанар даже приказывал мне. Но я до сих пор здесь.
– Расскажи подробней об этих богах.
– Они появились три тысячи лет назад. Демон огня Мат, демон плодородия Лишмэ, демон безумия Ванту-Заак и демон смерти Туффарах. Они вышли из дымных и смолящих недр Черных гор, появившихся из-под земли с землетрясением и бурей. Быстро подчинив себе немногочисленные народы Севера, они двинулись на Запад – в самую густонаселенную часть Великолесья. Айлорэмэ – это земли западных племен, если пользоваться имперскими картами. Мы находимся в южных землях. В Айлорэмэ есть поговорка: «Боги приходят с Севера, боги выходят из земли». Тогда в Айлорэмэ правила ныне канувшая в небытие цивилизация аллирийцев. Сами аллирийцы боролись против пришельцев и были вынуждены воевать с окружающими их города кочевниками, подчинившмися демонам. Народы Востока назвали демонов аллирийскими богами, по месту их правления, но по сути это название неверно. В наших краях служители демонов появились после Вторых магических войн, когда аллирийские боги были повержены и заключены под землю. В Драконовых горах царит Ванту-Заак. Кстати, драконов тут уже давно не водится. Наши предки знали только духов леса – молчаливых, мудрых и отстраненных. Они общались с Лесом как дети с матерью. Демоны с севера осквернили древних обитателей гор, возбуждая и приумножая все темное и злое, что есть внутри человека. Они подчинили их волю, заставив творить страшные вещи. Самые низкие страсти и страх наполнили жизнь предков, сделав их послушными своим новым богам.
Ян вспомнил жуткие железные крючья и мучительную мольбу юной жертвы темного культа. Возмущение и отвращение постепенно превращались в желание что-то предпринять. Начав, было, по привычке убеждать себя в том, что один человек не может изменить целый мир, он понял, что он попросту обязан что-то сказать – в голову приходили какие-то странные и вычурные слова. Он резко поднял взгляд от земли, протянул руку по направлению к лежащему у входа драконьему кусту и произнес:
– Нарекаю тебя именем! Имя твое – Нимир: Звезда Востока, Свет во тьме, Надежда странника!
Драконий куст вспыхнул ослепительным белым сиянием и начал подниматься над землей.
Ян протянул руку к выходу из пещеры и куст, медленно покачиваясь, выплыл наружу. Сияние невероятной силы охватило все ущелье так, что можно было рассмотреть каждую трещинку в скалах сквозь бриллиантовые капли дождя. Нимир взмыл над головами ошеломленных зрителей и блеснул в темных облаках.
Ян опустил руки, устало провел ладонями по лицу и вздохнул:
– Я очень хотел помочь тем, кто пойдет здесь вслед за нами. Дикари будут бояться света Звезды Востока, а сила мерзких демонов ослабеет в этих краях.
Не обращая внимания на ошеломленные взгляды спутников, он надел высохшую куртку, подложил под голову рюкзак и улегся спать. Все принялись устраиваться на ночлег, и уже через час в пещере были слышны лишь стук капель и полусонное страдальческое кряхтение Олина.
Утром Ян неохотно открыл глаза, проснувшись от легких толчков в плечо – Тарай-Ваоэн сидел рядом с ним на корточках. До этого Яну снились знакомые улицы Уэст-Энда и его комната с раскиданными всюду журналами и одеждой. Пока ребята слонялись по пещере, зевая и потягиваясь, отонцы варили в котелке ароматный темно-красный чай. После завтрака Тарай-Ваоэн раздал ребятам длинные шесты с металлическими крюками – отонцы называли их «когтями». У основания древка «когтя» была закреплена тонкая цепь, соединяющая его с кожаным нарукавником. Сам крюк был острым только на конце – его можно было обхватить ладонью. Путь вверх пролегал через оставшуюся половину ущелья. Олину помогали идти двое отонцев, держа его за плечи. Его раны затянулись, но все еще сильно болели. После вчерашнего ливня рыхлая почва превратилась в толстый слой серой грязи, испещренный острыми камнями и переломанными ветками. Кое-где из земли торчали поваленные и принесенные потоком низкие изогнутые хвойные деревья. Сделав несколько шагов, Оду поскользнулся и упал на спину, полностью погрузившись в грязь. Отплевываясь от серой массы и бурча себе под нос ругательства, он догнал друзей и жалобно развел руками:
– Ничего, скоро высохнет! – театрально заботливо пошутил Тарай-Ваоэн, кивая на восходящее солнце.
– Какой ты милашка! – пропищала Эои, соорудив из вымазанных грязью волос Оду небольшой гребешок.
– Квох-квох… – давясь от смеха изобразил Олин.
– Откуси себе язык! – огрызнулся Оду, разглаживая волосы и сам пытаясь сдержать улыбку.
Ребята помогли Оду отряхнуться и отправились дальше. Дойдя до конца ущелья, в грязи, в той или иной степени, вымазались все. От Оду постоянно отваливались серые корочки и сыпался песок. Здесь наверху дул прохладный порывистый ветер. Тарай-Ваоэн показал на отвесную скалу:
«Здесь не пройти. Есть два варианта – обходить неделю вокруг этих двух гор или срезать за день через пещеры. Поскольку на вас уже объявлена охота, такой роскоши, как лишнее время у нас нет. Чем быстрее исполнится Предсказание, тем лучше. Пойдем через пещеры».
Он принялся искать что-то в зарослях жухлых кустов.
– Ага! Вот оно! – радостно выкрикнул предводитель отонцев, отодвигая переплетенные между собой ветви и показывая всем зияющую дыру в земле.
– Нам что, нужно туда лезть? – вытаращив глаза спросил Оду.
– Не обязательно. Можете лезть сюда, – парировал Тарай-Ваоэн, указывая на уходящую в небо отвесную стену скал.
Путники выстроились в цепочку и принялись спускаться ногами вперед в дыру. Из под земли веяло холодом и сыростью. Отталкиваясь локтями, ребята ползли до тех пор, пока кружок голубого неба не стал величиной с обручальное кольцо и не исчез за изгибом тоннеля. Еще некоторое время путники, фыркая от пыли и извиняясь друг перед другом на невольные толчки, протискивались по лазу в полной темноте. Наконец, тоннель закончился. Чуть замешкавшись, Ян спрыгнул вниз – до пола низкой пещеры было метра полтора. Отонцы зажгли факелы – огонь разгорался неохотно, как бы пытаясь увильнуть от тяжелой работы. Затхлый воздух в пещере не давал легким наполниться и дышать было трудно. Тарай-Ваоэн вскарабкался повыше и осветил своды пещеры – во все стороны из нее уходили обширные ходы. Насколько хватало света, было видно, что все каменное пространство вокруг было испещрено такими небольшими пещерами, тесно соединенными друг с другом широкими проходами. «Похоже на гигантскую губку или пемзу», – подумал Ян.
«Внимание все! – Тарай-Ваоэн расправил плечи и кашлянул, – Пещеры Марраконовой гряды коварны. Их тысячи, они все похожи друг на друга, а эхо расходится всюду и становится обманчиво. Первые смельчаки из числа наших предков навсегда остались под этими сводами, оказавшись не в силах отыскать дорогу домой. Потом предки поняли, на каком максимальном расстоянии эхо говорит правду и на основе этого придумали систему передвижения. Они составили несколько маршрутов сквозь горы, обозначив их знаками на стенах. Наша задача – идти по отметинам, никуда не сворачивая. Всем понятно»?
Ребята усиленно закивали:
«И еще: Будьте внимательны – стены пещер покрыты скользкой массой. Наши ученые думают, что это огромные колонии крохотных существ, которые питаются водой, а выделяют воздух».
Обессиленный Олин сидел на полу пещеры – сквозь повязки из ран сочилась кровь. Отонские воины заставили его лечь на носилки и принялись карабкаться вслед за Тарай-Ваоэном и ребятами вглубь сети пещер. Ян шел предпоследним, стараясь не прикасаться к холодным склизким сводам и разглядывая знаки, которые освещал факел Тарай-Ваоэна. Чаще всего это были указывающие направление стрелки, старательно выведенные яркой краской и покрытые каким-то твердым блестящим раствором, наподобие стекла. В некоторых пещерах встречались выдолбленные в породе ниши, в которых стояли сосуды с маслом для факелов и даже запечатанные кувшины с вином.
«Ого! «Холмы Валлоо»! Пятидесятилетнее! Крепленое! «Как прекрасны твои холмы о блиста-аательная Валлоо», – с довольным видом вертя кувшин замычал себе под нос слова старой отонской песни Тарай-Ваоэн».
Отонцы шумно поддержали восторг своего командира, а Оду хитро хихикнул, показывая Яну пожелтевшую этикетку на кувшине. Там была изображена женщина с длинными вьющимися волосами – глубокое декольте приоткрывало солидных размеров грудь. Девочки, как обычно в подобных случаях, фыркнули и снисходительно закатили глаза.
Затянув подхваченную отонцами песню сначала и сунув «Холмы» в дорожную сумку, Тарай-Ваоэн двинулся дальше. За несколько последующих часов пути отонцы несколько раз разжигали потухшие факелы, а ребята поскальзывались и падали, вслушиваясь в беспорядочное эхо в пустотах вокруг.
К тому времени, как все уже порядком устали и рассуждали, стоит ли устраивать привал (идти, по словам Тарай-Ваоэна, оставалось меньше половины пути), в пещерах вокруг послышался странный звук. Тихий гул в сочетании с едва слышным глухим треском накатывал волнами – с каждым разом все громче. Тарай-Ваоэн велел всем остановиться и взяться за руки. Он начал разматывать большую связку веревки: «Всем быстро обмотаться канатом, чтобы…» – конец его фразы утонул в оглушительном гуле, раздавшемся прямо под ногами у путников. В этот же момент каменный пол с треском разошелся в разные стороны и Тарай-Ваоэн провалился в пропасть. Стоявшие рядом с ним Эои и Ааи не успели издать и звука, как тоже исчезли внизу. Ян упал на землю и инстинктивно пополз прочь от пропасти. Рядом с ним оказался Оду – его зрачки расширились от страха. В поднявшейся суматохе носилки с Олином оказались на земле. Когда гул окончательно затих, отонцы ринулись к краю обрыва и начали звать своего командира.
– Что это было? – дрожащим голосом пробормотал Оду.
– Землетрясение, – ответил Ян, с опаской оглядывая своды не обрушившейся половины пещеры.
Олин подполз к краю пропасти, оставляя за собой багровый след:
– Она… Они… – задыхался он.
– Ни звука! – развел руками отонский воин, свесившийся вниз, чтобы прислушаться.
– И веревки нет… – подхватил его товарищ, от досады стукнув о стену кулаком.
Отонцы сели и затихли, схватившись за головы. Ян и Оду помогли подняться Олину и уселись рядом. У Яна тряслись руки – ему было неприятно, что это все видят, хоть он и понимал, что в такой ситуации в этом нет ничего постыдного. Звенящую тишину пещер нарушало лишь еле слышное эхо стихии далеко позади.
– Нужно еще кричать… – пробормотал спустя минуту тяжелого молчания один из отонцев.
– Бесполезно!
– Может быть, пойти назад и позвать кого-нибудь на помощь? – дрожащим голосом прохрипел Оду.
– Может быть, они уже все мертвы!
– Нет, я сказал, нужно еще кричать!
Спорщики распалялись, размахивали руками и не замечали, как повторяли одно и тоже по десять раз. Олин прислонился к скользкой стене пещеры, размазывая по ней сочащуюся из ран на руках кровь и неистово сжимая зубы, чтобы не зарыдать. Шумная перепалка не утихала – нервное напряжение достигало высшей точки. В лихорадочном раже никто, кроме Яна, не заметил, как Олин поднял ослабевшие руки, прося тишины:
– Эй! – окрикнул спутников Ян, – Заткнитесь уже!
Все повернулись к Олину. Тот стоял на коленях, прильнув к стене и водя ухом по скользкой массе:
– Я их слышу! Я слышу!
– Кого? Где?
– Вы не понимаете! – Олин нехотя оторвался от стены, – Эти крошечные существа звучат! Их бесчисленное множество и они покрывают все пещеры! Как бы это объяснить… У них нет языка, потому что они слишком просты… У них есть зов. Они передают друг другу зов, когда их что-то беспокоит. В общем… Там, где зов громче, что-то происходит, там где они молчат – тишина и темнота. За мной!
Олин вскочил на ноги, пробежал несколько метров и снова приложил ухо к стене. Обескураженные друзья последовали за ним. С помощью отонцев и Оду Олин спустился в одну из пещер, обнаженных обвалом и попросил спутников не издавать ни малейшего звука. Через минуту он выглянул наружу и махнул рукой, предлагая продолжать путь. Ян старался ступать как можно тише и не задевать за стены ручками пустых носилок, которые они тащили на пару с Оду. Олин шел на несколько метров впереди, то и дело прислоняясь к стенам и поглаживая скользкую массу на их шершавой поверхности. Один из отонцев оставлял в каждой пещере по стреле, острие которой показывало направление обратного пути. Путники долго спускались, затем несколько раз поворачивали и снова спускались.
– Здесь! – Олин махнул рукой на каменный завал впереди, падая на колени.
Его лицо и руки были белыми, как мрамор, а взгляд говорил о том, что он вот-вот потеряет сознание. Из-за каменной стены не доносилось ни звука. Отонцы принялись оттаскивать валуны в сторону, Ян и Оду последовали их примеру. Когда гора камней выросла в человеческий рост, в завале показалась щель. Ребята принялись звать друзей, но в ответ услышали лишь странные сипящие звуки. В свете факела они увидели Эои – она лежала среди обломков камней, прижав колени к груди и вцепившись руками в горло. Ее лицо отдавало синевой, а широко открытые глаза бегали из стороны в сторону. Она жадно дышала ворвавшимся в щель воздухом. Ааи сидела, прислонившись к стене и опустив голову на грудь. Тарай-Ваоэн, шумно дыша, пытался освободить заваленную камнями ногу. Ян подбежал к Ааи и взял ее за подбородок. Девушка медленно разлепила веки, поводила зрачками по кругу и неистово вцепилась пальцами Яну в руку. Затем широко открыла глаза, вскочила на ноги, шумно вдохнула и упала в обморок.
Через полчаса вся компания сидела на прежнем месте вокруг небольшого костра – только Олин лежал на носилках в полузабытье. Тарай-Ваоэн, морщась, жевал горький кошачий лист и прикладывал к глубоким царапинам на ноге.
– Прости… – улыбнулась Ааи, показывая на красные следы от ногтей на руке у Яна.
– Пустяки.
– Мой дедушка ловит илистых сомов в Озерном крае. Он учил меня нырять и подолгу задерживать дыхание. Вот и пригодилось…
– Да, это точно! – Ян погладил девушку по руке и привстал, чтобы налить себе душистого травяного чая из щербатого чугунного котелка.
Ааи смущенно потупила глаза и прижала губы, стараясь скрыть улыбку. Краем глаза Ян заметил мимолетный нежный взгляд из под опущенных ресниц. Он сел на место, хлебнул чаю и вздохнул – возникла неловкая, но приятная пауза.
Один из отонцев наклонился к Олину:
– Кажется, он умирает!
В поднявшейся суматохе никто толком не знал, что делать. От ударов по щекам Олин приоткрыл глаза и попытался что-то прошептать пересохшими губами. Замешкавшись на несколько секунд и вслушиваясь в собственные мысли, Ян поставил свою кружку на камень, налил чай в чистую кружку и подал Эои:
– Надо его согреть!
Суетливая компания вокруг умирающего замешкалась в недоумении:
– Ну давайте, быстрее!
Все принялись растирать Олину руки и ноги, а Эои аккуратно вливала ему в рот парящий в прохладной атмосфере пещеры чай. Когда напиток кончился, все обернулись к Яну.
Он задумчиво произнес:
– Нож!
Тарай-Ваоэн подал ему свой кинжал с обмотанной кожей рукоятью. Ян подошел к Олину и полоснул его по руке в районе сгиба в локте:
– Нет! – остановил он шокированных друзей, подскочивших было со своих мест.
Затем Ян окунул пальцы в лужицу крови и принялся медленно возить ими по скользкой стене. Олин забился в судорогах, минуты тянулись нестерпимо долго… Ян рисовал круги – один внутри другого: сначала приподнимаясь на цыпочки, затем все меньше и меньше… Эои закрыла глаза руками и отвернулась к Ааи, которая беззвучно смахивала катившиеся по щекам слезы. Когда в центре узора появилась самая маленькая окружность величиной с монету, Олин уже перестал дышать. Ян подошел к другу и прикоснулся к его лбу… Ничего не происходило. Ян сел у костра и как ни в чем не бывало принялся пить свой порядком остывший чай. Ошеломленные друзья не смели издать ни звука, глядя то на Олина, то на Яна. Через несколько минут звенящей тишины Олин внезапно вскочил на ноги, очень часто и шумно задышал, и уставился непонимающим взглядом на друзей. Первой не выдержала Эои – она с громкими рыданиями повисла у него на шее, а затем и все остальные, подняв невероятный шум, обступили парня. Ян лишь очередной раз отхлебнул чаю и задумчиво уставился в потолок пещеры, где вместе с беззвучно-бурной массой миллионов микроскопических существ теперь пульсировала жизнь Олина Магарэта.
Последующие несколько часов все занимались Олином – девочки заново перевязывали его раны, а отонцы пытались расспросить, что произошло. Сам Олин лишь пожимал плечами, водил взглядом по стенам и прислушивался, то и дело поглядывая на багровые круги, нарисованные Яном. Ян, в свою очередь, методично уплетал высушенное охотничьим способом мясо, аккуратно цедил чашку за чашкой и пытался найти позу поудобней, чтобы улечься среди холодных камней. Его джинсы и куртка помялись и были невероятно грязными. Чтобы согреться, он надел подаренную Энором меховую жилетку. Тарай-Ваоэн разжег костер и все улеглись спать вокруг огня. Ааи, лежавшая в своей спальной шкуре слева от Яна, вытянула руку и вложила ее в его ладонь, на которой еще виднелись следы от ногтей.
Не успел Ян уснуть, как спустя несколько минут (как показалось самому Яну) Тарай-Ваоэн уже растолкал его, осипшим голосом призывая вставать. Друзья нехотя вылезали из под шкур, зябко поеживаясь и потирая ушибленные "вчера" места. Помимо всего прочего, у всех болели головы – сказывался недостаток свежего воздуха. Олин выглядел чрезвычайно бодро, помогал отонским воинам готовить завтрак и то и дело почесывал шрамы от игл драконьего куста. Тарай-Ваоэн подал Яну железную миску с кушаньем из расплавленного сыра с орехами:
– Это ведь заклятие Присоединения, верно? Я читал о нем в древних свитках энцев – наших соседей с Востока. Последнее упоминание о нем относится к эпохе Летучих Городов. "Ты мертвого не можешь оживить.
Но смерть обманута живыми, Коль жизни две в одну судьбу сложить, В последний миг – Отступит смерть пред ними. Пока живет один – живет второй. В единстве – жизнь, конец в разъединеньи. Но боль одна, и радость и покой, И уязвимость в брате – вот цена спасенья". Кажется так…
– Я не очень понимаю, как это у меня получается. Просто приходит в голову, как удачная идея. Меня это немного пугает.
– Надеюсь, ты сможешь справиться с этим… Чем сильнее магия, тем она опасней, тем сильнее давит на разум и совесть, заставляя подниматься над окружающими и смотреть на них сверху. Поверь мне, я знаю о чем говорю. На этом погорели многие противники Узурата, Вестника Нового Мира, как он сам себя называет. Его сила – в способности видеть зло внутри человека, показывать человеку темные стороны его анимы и при их помощи управлять человеком, как марионтекой. Чем горячее ярость, чем глубже ненависть врага, тем быстрее он превращается в раба. Чем больше темных воспоминаний о прошлом, чем сильнее стыд – тем более послушным слугой он становится.
– Ну спасибо, успокоил… – пробормотал Ян, сматывая спальную шкуру и привязывая ее к походному рюкзаку.
– Прорвемся! – Тарай-Ваоэн крепко пожал Яну руку, – На нас рассчитывает целый мир!
Ян взбодрился, вскочил на ноги и принялся обматывать себя веревкой, вплетаясь в общую вереницу. Предстояло карабкаться вверх по извилистым и влажным коридорам пещер. Впереди всех полз Тарай-Ваоэн, за ним Олин, потом Эои, Оду, Ааи и Ян. Живую цепочку замыкали не терявшие ни на секунду серьезности и сосредоточенности отонские воины. Через полчаса неуклюжих попыток Ян научился цепляться «когтем» за выступы и упираться ногами в две отвесные стены.
– Ой, ужас! – Ааи вздрогнула и выронила «коготь», который успел подхватить на лету один из отонских воинов.
– Что случилось? Ты снова что-то увидела?
– Страшное место… Они все, они все изуродованы! Они все мертвы! – голос девушки дрожал.
– Отлично! Правильно идем! – Тарай-Ваоэн прибавил скорости, – Капище Ванту-Заака выведет нас прямо к выходу. Не беспокойтесь, оно давно заброшено.
Ааи взяла себя в руки, глубоко вдохнула и путники отправились дальше. За очередным поворотом друзей ждал сюрприз – путь им преграждал холодный подземный ручей, с гулким журчанием превращавшийся в небольшой водопад. Тарай-Ваоэн нагнулся к друзьям:
– Так. Нам нужно пройти сквозь воду в ту пещеру. На вершине дуют холодные ветра, поэтому мочить одежду не стоит.
– Да, вам легко говорить, – отозвалась Эои.
Мужчины и парни принялись снимать одежду и упаковывать ее в кожаные рюкзаки. Олин, Оду и отонцы остались лишь в обтягивающих бриджах, которые, по всей видимости, здесь носили все в виде утепляющего белья. Поправляя тонкую белую нижнюю рубашку и закатывая походные штаны, Ааи возмущенно обернулась к глазевшим на нее с подругой парням:
– Что?
– Ничего-ничего…
Эои тем временем не могла оторвать взгляда от Тарай-Ваоэна – его торс был еще более мощным, чем казался под одеждой. Играющее мускулами тело было покрыто татуировками – стройными колонками текстов на непонятных языках и изображениями животных.
«Ух!» – предводитель отонцев первым шагнул под ледяной душ.
После нерешительных переминаний с ноги на ногу и отчаянных визгов все оказались в темном каменном коридоре. Пока отонцы расправляли на земле свои кольчуги, пытаясь в потемках соединить все крепления, Олин как бы невзначай посветил факелом в сторону Эои и Ааи. Парни замерли, косясь в их сторону – девушки стояли, запрокинув головы и выжимали воду из волос. Их тонкие белые рубашки промокли и стали почти прозрачными:
«Эй! Ты что, совсем с ума сошел? Убери сейчас же!» – Эои запустила в Олина мокрым полотенцем.
Пройдя не дольше пяти минут по коридору, путники оказались перед прямоугольной аркой входа в вытесанный в скале зал. Девочки взялись за руки, а парни растерянно переглянулись. То, что они увидели в свете факелов, заставило всех замереть с широко открытыми глазами. С высоких грубо отесанных сводов пещеры свисало множество цепей, а среди камней на возвышениях стояли огромные кресла, ложа и покрытые пылью сложные механизмы. Посреди зала зияла яма правильной круглой формы. На самой ближней к свету цепи висела часть скелета – покрытые ржавчиной огромные крюки были продеты в районе ключиц и торчали из-под лопаток. В стоящем рядом деревянном кресле сидел скелет с широко открытым «ртом» – из рук и ног торчали большие штыри с резьбой, проходящие насквозь кости и вкрученные в перила и ножки. Чуть поодаль на возвышении виднелся механизм с четырьмя мощными винтами со стальными захватами на концах. В захватах торчали кости – руки и ноги несчастного, чье неестественно перекошенное туловище было зажато в середине между двумя обручами. Ян на секунду представил мучения человека, которому медленно выкручивают руки и ноги, до тех пор, пока суставы не разорвутся и конечности не отделятся от туловища. Содрогнувшись, он поспешил перевести взгляд и увидел металлическое ложе с зажимами, среди которых чернела груда костей. Прищурившись, он с ужасом понял, что груда костей имеет форму скелета, чьи кости распилены по каждому суставу. Огромная ржавая пила лежала рядом. Десятки изуродованных скелетов были разбросаны по всему залу – на многих виднелись остатки истлевших одеяний и ритуальные украшения из металла и камней.
– Служители демона Ванту мучают себя, призывая своего бога, – шепотом проговорил Тарай-Ваоэн, заставив всех вздрогнуть, – Та еще мерзость.
Его голос и тихие шаги путников отдавали зловещим эхом в сводах пещеры. Первым заглянув в большую яму в центре зала, Олин тут же отпрянул:
– Да-да, жрецы Ванту-Заака сваливают трупы в одну кучу и они гниют прямо на открытом воздухе, – продолжал Тарай-Ваоэн, – Смрад – это тоже способ угодить богу безумия.
– Я не могу, меня тошнит! – Эои прикрыла рот руками.
– Выбираемся отсюда! Вперед!
Ааи крепко ухватилась за локоть Яна, а предводитель отонцев прибавил шагу. Никто не хотел отставать – побежав было, Оду споткнулся и упал на кучу камней. Все бросились к нему на помощь, услышав громкий крик боли:
– Что случилось?
– Да ничего, локоть ушиб.
– Зачем так кричать?
– Это не я…
Все замерли, испуганно озираясь по сторонам. Эои взвизгнула, показывая на плащ Оду:
– У тебя кровь!
– Это кровь? – с ужасом подскочил Оду, – Э-это не м-моя! На меня ч-что-то брызнуло!
В багровом зареве факелов все увидели, как кровь сочилась из камня, от котрого откололся кусочек после падения Оду. Прислушивась к эху истошного вопля, Тарай-Ваоэн принялся подталкивать всех вперед:
«Я начинаю понимать! Мне рассказывали о чем-то подобном коллеги по Совету. Это глубины ужаса! Эти своды видели столько боли и мучения, что ими пропитаны сами скалы! Бежим отсюда».
Добежав до противоположного конца зала, путники увидели, что вход завален горой валунов. Отонцы достали свои кирки, снабдив ими Олина и Оду. Размахнувшись послильнее, Олин первым ударил в груду камней. Затхлый воздух капища прорезал страшный вопль, переходящий в хрип, а Олина окатило струей темной крови. Он упал на спину, отбросил окровавленную кирку и попятился назад, задыхаясь от страха. Девочки завизжали, а Ян невольно вскрикнул.
«Я-я не м-могу»! – замотал головой Оду в ответ на призывный кивок Тарай-Ваоэна.
Отонские воины также застыли в нерешительности, подняв кирки над головами. Тогда Тарай-Ваоэн завязал лицо платком, оставив лишь щель для глаз, втянул руки в рукава, подпрыгнул на месте и запустил кирку в груду камней. Душераздирающие крики, звуки ломающихся костей и предсмертные хрипы наполнили зал, многократно отражаясь эхом под сводами пещеры, и заглушили панический визг Эои и Ааи, которые стояли, крепко обнявшись и зажмурив глаза. Под их ногами текли ручьи крови и катились камни. Мужчины исступленно кололи живые скалы, сжав зубы и подскальзываясь в лужах крови. Оставшийся без кирки Ян, хватал стонущие булыжники голыми руками и бросал за себя. Кровавый кошмар продолжался несколько минут, пока кирка Тарай-Ваоэна не провалилась в пустоту, пробив крошечное окно дневного света. Могучий воин отчаянно зарычал и принялся еще более исступленно молотить каменную стену. Свежий воздух хлынул живительным потоком и парни бросились наружу, побросав кирки. Ян обнял рыдающих Эои и Ааи и повел к выходу. За стеной оказался пологий каменный подъем – расщелина вела прямо на поверхность. Путники остервенело карабкались вверх, не оглядываясь и не обращая внимания на ушибы. Выбравшись последним, Ян упал на мягкую сухую траву – волна свежего горного воздуха лишила его равновесия.
Чуть пыльный, пряный запах сухой травы. Волны прохладого ветра. Яркое до рези в глазах, сочно-голубое небо. Давящее на гортань изнутри напряжение. И пустота… Ян Серовски сидел посреди холодного горного ручья, обхватив руками колени, отрешенно глядя на блестящую гальку. Не хотелось думать, видеть и слышать ничего. Лишь замереть и, быть может, забыться глубоким сном. В нескольких шагах от него на коленях сидел Олин и машинально умывался, черпая воду дрожащими ладонями. Оду сидел на берегу, ссутулившись и натянув на голову рубашку. Отонцы молча стирали одежду в ручье, не отрывая глаз от воды. Чуть выше по течению Эои и Ааи лежали на берегу, судорожно рыдая и водя руками по влажному песку.
К тому времени, как багровое солнце начало медленно тонуть в дымке над зеленым морем лесов Предгорья, компания переместилась на несколько уступов выше ручья. Тарай-Ваоэн вырыл небольшую яму в земле и развел костер. Ян обнял рукой за плечи укутанную в теплую шкуру Ааи, смотревшую на садящееся солнце:
– Ты как?
– Посмотри! – Ааи кивнула на небо.
Густо-оранжевый, пылающий горизонт переходил в море розового и нежно-фиолетового света, в свою очередь, растворяющееся в бесконечном темно-синем просторе. Поежившись на пронизывающем ветерке, Ян накинул ну голову капюшон и втянул руки в рукава.
– Ты знаешь, будто это уже не я, – не отрывая взгляда от солнца проговорила Ааи, – Все эти странные, удивительные и ужасные события оставили позади все, что было до них. Будто бы это было давно. Будто прежняя Ааи навсегда осталась там, в домике с ветряками на окраине деревни.
– Могу представить. Я, если честно, вообще не понимаю, кто я в этом Лесу. Чем больше думаю об этом, тем меньше понимаю.
– Скучаешь по дому?
– Еще бы.
Ааи взяла Яна за руку и положила голову ему на плечо. Краешек затухающего красного блюдца исчезал в черном волнующемся океане. Ветер беспечно подбрасывал искры от трещащего костра в пустоту над обрывом.
Следующим утром все просыпались самостоятельно – Тарай-Ваоэн никого не будил, сидя у бьющего из земли родника и тихо лязгая точильным камнем по острию своего меча. Поодаль сидел Олин, закрывая лицо руками. Когда Ян проснулся и подошел попить воды из родника, Тарай-Ваоэн кивнул в сторону Олина.
– Что со мной происходит? Солнце… Оно такое горячее. Оно жжет меня. Ветер такой сухой, стягивает кожу! – отчаянно выпалил Олин в ответ на приветсвтие Яна.
– Ага! Я понял. Вы теперь связаны – ты и те слизняки. С одной стороны, неудобно. С другой – тебя теперь невозможно убить, пока живы твои друзья в пещерах. А живут они, как ты понимаешь, уже очень давно. Привыкай, это навсегда. Вот, давай поменяемся, тут есть капюшон.
Ян снял свою куртку и протянул ее ошеломленному другу.
Переодевшись, парни отправились к остальным. Отонцы разминались, выделывая разные акробатические па, девочки заплетали косы и только Оду продолжал капризно натягивать теплую спальную шкуру на голову и недовольно ворчать.
С каждым новым пройденным путниками ущельем становилось все холоднее. Заросли «драконьего гнезда» исчезли, уступив место валунам, покрытым зеленым, ржавым и фиолетовым мхом. Дыхание превращалось в пар, а под ногами хрустел иней. Впереди сияла белоснежная вершина вулкана Маррокон. Объявив привал, Тарай-Ваоэн хитро улыбнулся и достал из походной сумки бутылку «Холмов Валлоо»:
– Греться будем!
Душистое и сладкое вино стекало горячей струйкой в желудок и оставляло приятное цветочное послевкусие. Беседа оживилась, путники сели поближе друг к другу и окружили плотным кольцом небольшой мечущийся на ветру костер.
– Дальше тебе лучше идти одному. Мы будем наблюдать отсюда, – обратился Тарай-Ваоэн к Яну.
– Я хочу взять кого-нибудь в поддержку. На всякий случай.
– Кто пойдет?
– Я! – опередила всех Эои.
Ян и Эои взяли рюкзаки, вооружились «когтями» и ступили на скользкую поверхность ледника. Медленно шагая, карабкаясь на четвереньках и падая на локти, ребята добрались до последнего уступа на пути к кратеру. Они присели отдохнуть, помахали крошечным фигуркам друзей внизу и достали недопитую бутылку «Холмов Валлоо». С вершины вулкана открывался невероятный вид – десятки горных вершин, подернутые белой дымкой, бескрайние леса и небо, как будто ставшее в два раза ближе.
– Ты не поверишь, я только что понял, что сегодня мой день рождения! – подтолкнул Эои Ян, закончив сосредоточенно загибать пальцы.
– Вот это да! Поздравляю! – девушка чмокнула Яна в щеку.
– Ну а что? В свой день рождения я сижу на вершине мира с красивой девушкой, первый раз в жизни пью крепкое вино и собираюсь спрыгнуть в жерло вулкана! Клёво!
Отдохнув, ребята отправились дальше – им предстояло пройти по узкому ледяному карнизу, чтобы обогнуть отвесный выступ и выбраться на край кратера. Ян взял Эои за руку, свободной рукой сжал «коготь» и осторожно ступил на ледяной край пропасти. С каждым шагом сердце колотилось все сильнее, моментально выступил пот, а каждое движение сопровождалось глубоким вздохом. Они крались вдоль края, прижавшись спинами к скале и стараясь не смотреть вниз. Еще несколько шагов и половина пути пройдена!
– Вау! – выдохнул Ян.
– Что?
– Мы еще живы, говорю.
– Сама удивляюсь.
Ян нервно хихикнул и сделал шаг. Еще один и еще… Тут он заметил, как ледяная корка дала трещину. Пятиться назад было некогда – трещина угрожающе росла. Ян потянул Эои за руку, пытаясь обогнать разлом. Сделав несколько торопливых шагов, он понял, что уже поздно – трещина достигла стены и огромный кусок льда обрушился в проспасть.
В последний момент Ян успел с размаху вонзить крюк «когтя» в стабильную ледяную толщу. Вскрикнув от страха, Эои повисла надо пропастью, намертво вцепившись в его правую руку:
– Освободи руку!
Эои сжала зубы и несколькими рывками вскарабкалась выше, ухватившись Яну за плечи.
– Молодец! Ты супер!
– О, спасибо! В вашем мире тоже принято хвалить покойников?
– Не болтай ерунды!
Ян ухватился второй рукой за обнажившийся каменный выступ:
– Я вижу три выступа повыше, за которые можно зацепиться. Еще бы точно знать, какой из них треснет, а какой нет! У настолько один шанс!
– Правый! Давай на правый!
– Откуда ты знаешь?
– Не знаю откуда! Просто вдруг пришло в голову! Как будто ты уже делал это! Как будто мне кто-то рассказал, как ты спасся, или что-то в этом духе. Не знаю, фигня какая-то!
– Ладно, уговорила.
Ян оттолкнулся ногами от скалы, пару раз качнулся и под оглушительный визг спутницы вонзил «коготь» в самый дальний, правый выступ. Стальной крюк плотно засел в промерзшем снегу, Ян подтянулся из последних сил и закинул ногу на каменный бортик. Через минуту Ян и Эои стояли, прижавшись спинами к каменной стене и не могли поверить, что до сих пор живы. Пытаясь перевести дыхание, Эои развернулась к Яну и в порыве чувств быстро поцеловала его в губы. Ребята крепко обнялись:
– Ну вот, я не умру молодым. А было бы весьма романтично… – улыбнулся Ян.
– Не болтай ерунды! – рассмеялась Эои и шлепнула его по плечу.
Ян ткнул «когтем» в два других выступа – они состояли из мягкого недавно нанесенного снега и разлетались над пропастью ворохом снежинок. В ответ на взгляд Яна, Эои сделала большие глаза и пожала плечами.
Ребята вскарабкались на край кратера – огромной каменной чаши, диаметром с городскую площадь и глубиной в несколько метров. По дну кратера были разбросаны заснеженные деревянные и металлические конструкции, наподобие строительных лесов. Пробираясь между обледенелых остовов, ребята заметили блестящий предмет, висящий на одной из балок. Им оказалась золотая пряжка окостеневшего от времени и холода кожаного ремня. На ней был выгравирован уже знакомый Яну символ – поднимающий голову вверх и извергающий сноп пламени дракон.
– Кажется, кто-то уже пытался спрыгнуть вместо меня. Здесь копали, а вот тут совершали как-то ритуал.
Ян оглядел столбики из ярко белых камней, аккуратно расставленные вокруг центра кратера. Порывистый и валящий с ног ветер горных вершин выл над головой, стараясь не попадать в чашу кратера. Беспомощно оглядевшись по сторонам, Ян почесал затылок:
– И что же дальше?
– Кажется, там было что-то про… поцелуй, – нерешительно проговорила Эои, глядя в землю.
– Точно!
Ян подумал несколько секунд, затем встал на четвереньки и принялся разбрасывать снег в самом центре круга из обелисков. Докопавшись до скалы, он с недоумением взглянул на Эои, пожал плечами, наклонился и аккуратно коснулся губами ледяной поверхности. Затем вскочил на ноги и обескуражено улыбнулся. Где-то в глубине послышался глухой мощный толчок и поверхность вулкана затряслась мелкой дрожью. Ян и Эои попятились назад на край кратера – тут же на том месте, где они стояли, снег начал куда-то проваливаться. Трещины продолжали расти, и из них ударили столбы раскаленного пара. Буквально за полминуты, в грохочущую и извергающую облака дыма пропасть обрушилась вся поверхность кратера, обнажив зияющую черноту жерла.
«Ты что, на самом деле намерен прыгнуть»? – прокричала Эои сковзь шум стихии.
Ян ничего не отвечал, переминаясь с ноги на ногу, потирая вспотевшие руки и глубоко дыша. Раскаленный пар, смертоносные облака пепла и неизвестная глубина темной пропасти вселяли парализующий ужас. От страха Яна начало мутить, а мысли забегали с такой скоростью, что трудно было за ними уследить. Взглянув на Эои, а потом на ясное небо на головой, Ян задержал дыхание и, расставив руки, шагнул вперед.
Ян с головокружительной скоростью падал во тьму. Облака раскаленного пара врезались в лицо, причиняя жгучую боль и вырывая из горла невольный хрип. Подогнув ноги и закрыв лицо руками, Ян кувыркался в воздухе. В эти секунды в голову не приходило ни единой мысли – сознание охватил незнакомый ранее, не оставляющий свободного места страх смерти. Когда задерживать дыхание стало совершенно невыносимо, Ян почувствовал, что замедляется. С опаской, сквозь зубы, вдохнув горячего спертого воздуха, он, как на пружинах, завис в вертикальном положении и неожиданно коснулся ступнями твердой поверхности. Открыв глаза, он застыл с открытым ртом. Сквозь плывущее марево раскаленного воздуха, в отблесках шипящих над реками лавы огненных всполохов перед ним предстали поистине гигантские своды внутренностей вулкана. Похожее по форме на бутыль с донышком величиной с несколько футбольных полей недро Марракона грозно и медленно дышало жаром. Подземные реки красной, покрытой белыми тихо лопающимися пузырями, лавы стекались, перемешивались, облизывали скалы и уходили в глубины земли. Из-за тяжелого запаха серы было трудно дышать. Ян стоял на искусственно ровном каменном помосте, ведущем к вытесанному в скале пьедесталу с огромной чашей. За пьедесталом на стене свода виднелся огромный как бы выжженный в скале символ – дерево с корнями, уходящими в переплетение корней множества других деревьев поменьше, окружающих первое ровным кругом. В кроне большого дерева было изображено горящее солнце. Ян осторожно сделал несколько шагов и встал на пьедестал. Внезапно могучие потоки лавы начали замедлять свой ход – их гул стал затихать, а облака ядовитого пара рассеиваться. Казалось, что не только гигантский вулкан, а сама Земля замерла в ожидании, стараясь не шуметь.
Собравшись было что-нибудь сказать, Ян решил вместо этого получше вслушаться в окружающие звуки. Он опустил голову на грудь и закрыл глаза… Ничего, кроме шороха притихших огнедышащих волн и эха под каменными сводами… Гуканье колотящегося сердца, капельки пота, медленно ползущие по вискам. Но вот, постойте!.. Яну показалось, что он услышал пение – множество высоких и низких голосов, соединенные в одном тоне звучали в голове так, будто бы, сосредоточившись, он поймал секретную радиоволну:
Девять смертей
Принять без затей
Сможет лишь тот,
Кто ниоткуда придет
В годный сосуд
Силы войдут —
Те, что в веках
Лес копит в корнях
Драконов король
Их к жизни вернет
И темной порой
В бой позовет
Ян открыл глаза – пение стихло так же быстро, как и возникло в голове. «Ну вот, спасибо. Теперь я король», – пробормотал Ян. «Король… король», – повторило эхо под сводами затихшего подземелья.
Ян усмехнулся и заглянул в каменную чашу – в ней лежала дюжина мутно-золотых шаров из янтаря величиной с шары для боулинга. Внутри каждого из них, между застывшими пузырьками воздуха, было заключено скрюченное пучеглазое существо наподобие ящерицы – с острым хвостом и прижатыми к спине крошечными крылышками. Ян повертел один из шаров в руках – он оказался ожидаемо тяжелым и совершенно гладким на ощупь. На внутренней поверхности каменной чаши с шарами он заметил замысловато выведенную надпись: «Дети огненной реки». Очевидно, что странные шары лежали здесь не зря и раз уж это место еще тысячи лет назад было предназначено именно для него, с ними нужно было что-то сделать. Ян огляделся и нахмурил брови – потоки лавы вокруг пьедестала играли всполохами пламени. "Других вариантов не вижу", – Ян смахнул катившийся градом пот, встал поудобней и принялся с размаху бросать янтарные шары в лаву. Шары хлопали по вязкой поверхности, вышибая искры и всполохи синего пламени. Когда шары закончились, он еще раз внимательно оглядел чащу и стену перед собой, с облегчением выдохнул, раздув щеки, и сошел с пьедестала. Как только его ступни коснулись каменного помоста, весь величественный амфитеатр вулкана дрогнул. Лава нехотя потекла по своему прежнему пути, снова начав волноваться и накатывать на скалы раскаленным валом. Воздух загудел и наполнился маревом невероятного жара, а огромные белые пузыри, надуваясь, звонко лопались облаками зловонного пара.
Пол под ногами у Яна задрожал и начал ходить ходуном – реки лавы вскипали, распаляясь ничем не сдерживаемой яростью подземной стихии. «Будь, что будет» – решил Ян и закрыл глаза. В следующую секунду его колени подогнулись – взрыв запредельной мощи, от которого моментально заложило уши, подбросил его вверх. Одна мысль, одно движение сжавшихся от бешеного ускорения внутренностей – и Яну в глаза ударил солнечный свет. Моргнув лишь на мгновение, он увидел под собой оглушительно воющий гигантский столб раскаленного пепла, который врезался в воздух, клубясь и разбрасывая во все стороны мириады искр. Подняв голову, он лишь на мгновение ощутил приятную влажную прохдаду, затем снова и снова – верхом на столбе пепла он пронзал облако за облаком. У Яна закружилась голова и он чуть было не лишился чувств.
Тряхнув головой и вдохнув морозного воздуха, он снова взглянул вниз. То, что произошло потом, Ян никогда так и не смог даже до конца понять, не то, чтобы внятным образом описать. Главная трудность заключалась в том, что все это удивительное событие, несмотря на огромный объем ощущений, уместилось лишь в одно мгновение – как одна невообразимо мощная вспышка в сознании. Перед ним простирался весь мир – бесконечные леса, реки, цепи уходящих в облака гор и покрытые дымкой точки городов. Глядя вниз, он видел всю их историю – горы выходили из под земли, застилая небо многолетним пологом дыма, горные ручьи, соединяясь, превращались в бурные реки, огромные пожары уничтожали миллионы деревьев, возникали и превращались в руины величественные города, королевства и народы рождались, перемешивались в тысячах битв и рассеивались по всей Земле. В одном мгновении соединилось бесчисленное множество лиц, имен и слов – Ян слышал поскрипывание каждого дерева, шелест каждой травинки и движение каждой букашки, чувстсовал биение миллионов сердец и невидимую пульсацию самого Времени…
Очнувшись от своего озарения, Ян увидел знакомое лицо – промокшая и продрогшая Эои парила перед ним, расставив в стороны руки. Она улыбалась сквозь слезы и что-то кричала.
«Я ничего не слышу», – излишне громко проговорил Ян.
Эои повисла у него на шее и крепко сжала в объятиях. Ян поцеловал Эои в лоб и показал знаками, что оглох от взрыва. Эои взяла его за руку и поманила вниз. Они летели сквозь громады облаков, подставляя лица прохладным клубам эфира и беспечно болтая ногами. Вынырнув из облаков, Ян с ужасом увидел последствия извержения гигантского вулкана. Марракон бушевал, истекая красной лавой и выплевывая смертоносные тучи раскаленной смеси пыли и газа. Пыльная завеса накрыла несколько близлежащих гор и продолжала угрожающе расползаться. Ядовитые тучи с огромной скоростью неслись вниз по склонам, сметая на своем пути заросли кустарника и плавя ледники. В ответ на немой вопрос Яна, Эои улыбнулась, объяснила знаками, что все в порядке и указала на подножие соседней от вулкана горы. С легкостью обогнув грозное облако и задыхаясь от собственной скорости, ребята спустились на землю возле входа в небольшую пещеру. Эои заглянула внутрь и тут же из пещеры выбежала Ааи, бросившись Яну в объятия. Затем, спотыкаясь, появился Оду, за ним Олин и отонцы. Ян еле держался на ногах от навалившихся друзей, возбужденно размахивающих руками и что-то объяснявших ему. Видя недоумение Яна, Тарай-Ваоэн позвал его внутрь и написал пальцем на пещерной пыли: «Три дня»
«Меня не было три дня»? – громко удивился Ян.
Друзья усиленно закивали, а Ааи взяла его за руку – девушка всхлипывала от радости, размазывая по щекам слезы. Подойдя к костру, Ян лишился последних сомнений в длительности своего отсутствия – он был готов съесть слона. Друзья уселись вокруг огня и до глубокой ночи ели вареное мясо, пили ароматный горячий чай, весело смеялись и знаками пытались расспросить Яна о его приключениях.
Проснувшись утром, Ян вышел из душной пещеры и подставил лицо крупным каплям дождя, бушевавшего с середины ночи. Горные ручьи, вечером тихо журчавшие вокруг пещеры, превратились в бурные потоки, своенравно выплескивающиеся из берегов и закручивающие мутные водные воронки. Туча пепла от вулкана заволокла все небо, насколько можно было разглядеть. Марракон устало пускал струйки дыма и выдавливал из жерла и расщелин остатки шипящей под ливнем лавы. Ян с нетерпением ждал, пока проснутся друзья – ему хотелось поскорей отправиться в путь. Неопределенность и жгучее желание вернуться в «нормальный» мир исчезли без следа, их вытеснило новое сильное чувство. Какое-то особое вдохновение, разгоравшееся желание действий не давало ему покоя, а мысли роились в голове так быстро и в таких количествах, что Ян ловил себя на том, что подолгу смотрит вдаль, собравшись, было, что-нибудь сделать. События последних недель, выворачиваясь и пытаясь разбежаться, все-таки выстраивались в логические цепочки.
За завтраком стало ясно, что никто толком не выспался – духота и раскаты грома снаружи не давали глубоко заснуть всю ночь. Эои, непрерывно зевая, пыталась расчесать спутавшиеся волосы, Ааи сидела, упершись лбом в колени, а Оду настойчиво требовал передать ему еду, не желая покидать спальное место. Отонцы, по армейской привычке, методично отжимались, перешнуровывали сапоги, поправляли кожаные ремешки креплений кольчуг и шаркали карманными точильными камнями по мечам. Тарай-Ваоэн разглядывал простиравшиеся внизу ущелья, обсуждая с Олином маршрут обратного пути. "Можно отправляться. Едким из-за пепла дождь был ночью, сейчас уже безопасно», – заключил Тарай-Ваоэн, попробовав дождевую воду на вкус.
Весь день путники спускались по каменистым ущельям, петляя между мелких, но бурных речек, облезлых после кислотного дождя кустов «драконьего гнезда» и огромных покрытых мхом валунов. Во время коротких остановок никто не разжигал огня – еду (преимущественно орехи и твердый сыр) молча передавали друг другу и ели стоя. Несмотря на непромокаемые плащи, большая часть одежды стала влажной и подолгу оставаться без движения под моросящим дождем и на порывистом холодном ветру никто не хотел. В одном из ущелий Тарай-Ваоэн попросил у товарища лук и через несоклько минут с торжествующим видом вернулся, держа в руках тушку какого-то грызуна наподобие бобра. Вечером в пещере «бобра» зажарили на вертеле – мясо оказалось жирным и имело сильный мускусный запах. На следующий день дождь прекратился, спуск стал более пологим, а между колючих кустов начали появляться заросли маленьких, с человеческий рост, корявых и изогнутых хвойных деревьев. Гигантская пелена пепла от вулкана почти рассеялась и осталась позади. Серое небо не давало солнцу залить светом приунывшие склоны, скупо пропуская редкие пронзительные лучи. Ребята шли молча, а вечером у костра беседа закончилась достаточно быстро – все сильно устали, да и сам день был совершенно лишен событий. Так продолжалось три дня, пока потрепанные и измотанные путники не достигли границы леса у подножья гор. Впереди лежал более долгий, но и более приятный путь через сочную зелень горных низин. Чтобы попасть в Предгорье и отправиться домой, путникам предстояло обойти две похожих друга на друга горы под названием Холмы Валоо. По словам Тарай-Ваоэна, спокойным шагом расстояние можно было преодолеть дня за четыре.
В первый вечер под пологом горного редколесья Тарай-Ваоэн сварил отменный жирный суп из пойманной в зарослях кустарника грузной птицы. Ян с наслаждением глотал согревающий, слабо соленый и душистый от свежесобранных приправ бульон и смотрел на потемневшие в сумерках очертания гор-близнецов:
– Кто такая эта Валоо и почему всех так впечатлили ее… э-э-э… холмы? Тарай-Ваоэн налил себе новую миску супа и поднял палец:
– Сейчас.
Поставив обжигающую пальцы миску под ноги, он продолжил:
– Так звали жену Вала, одного из патриархов отонского народа. Почти 1800 лет назад в южные леса с Востока пришли два брата – Ол и Вал. Тогда южные племена были дикими, необразованными и жили в шалашах в лесных чащах. Олу и Валу понравились мирные и живущие в единстве с Лесом дикари и они решили остаться в южных землях. Братья создали для наших предков письмо, смешав восточный алфавит с местными иероглифами. Они научили племя отон писать и читать, ковать плуги и мечи, добиваться высокого урожая на полях и строить крепости. Старший брат Вал был настоящим вождем. Он и его жена Валоо заботились об отонцах, лечили больных и проводили общие сходы для решения споров. Ол был магом, много размышлял и сторонился людей. Его уважали, а Вала и его жену по-настоящему любили, слагали о них песни и устраивали в их честь праздники. Древние жители Востока были заметно крупнее наших предков… Поэтому не обделенная красотой "мать всего народа" Валоо поражала воображение дикарей. Отсюда и появилось название гор.
– Как я понимаю, самая большая река, протекающая через все Отонское королевство, тоже названа в честь этой семьи?
– Валоонхо? Да, точно, так и есть.
Весь следующий день шел мелкий холодный дождь. Кроны невысоких деревьев защищали от пронизывающего ветра, но изредка, из-за особо сильных порывов ветра, предательски обрушивали за шиворот ледяной душ из накопившейся на листьях влаги. Ян по-детски ловил языком дождь и скреб ногтями капюшон – давно не мытая голова чесалась. Путники растянулись длинным караваном, в конце которого шли Эои и Ааи и о чем-то шептались:
– Что ты задумала, Ааи?
– Ничего я не задумала.
– Да ладно! Признавайся!
– Будто тебе самой он не нравится!
Эои отмахнулась:
– Речь не обо мне, не меняй тему. Мечтаешь о нем?
– Глупости.
– Ага, я видела, как ты на него смотришь.
– Кто бы говорил! Ты вообще вешаешься на него!
– Я то вешаюсь?
Ааи заговорщически улыбнулась и ткнула подругу пальцев в бок:
– Да! Это уже все видят!
– Ладно, признаюсь – он клевый. Необычный, крутой.
– Это точно.
– Как думаешь, кого из нас он выберет?
– Чего?!!
– Чего-чего, с кем будет встречаться?
Ааи растерялась:
– Ну-у… Не знаю… Мне кажется, ему сейчас вообще не до этого.
– Парням всегда до этого!
– Вот прям ты так все знаешь. Откуда только, интересно.
– Я это вижу. У них одно на уме.
– Ну, у твоего обожаемого сына кузнеца точно – одно.
– Да ты завидуешь! Ха-ха! Вот это да!
– Он только и пялится тебе на задницу, глаз оторвать не может. Эои самодовольно шлепнула себя пониже поясницы:
– Да! Потому что у меня клевая задница! Ты, зато, у нас больно скромная! Глазки в пол, лишнего слова не скажи.
– Вот уж с сыном кузнеца заигрывать точно не буду. Самодовольный придурок.
– Ой, глупости. Какая разница! Ты видела его руки, грудь! У меня каждый раз слюнки текут!
– Ага, это и заметно.
– А тебе что нужно?
– Ну уж не тупую гору мышц, точно.
– А что же?
– Ум, блеск в глазах, благородство, романтика какая-то.
– Вон оно как. Успехов в поисках.
– Да я, в общем-то, и не тороплюсь, не озабочена этим так сильно, как некоторые!
– Пфф! Недотрога!
– Потише говори. Что орешь… И кстати, что думаешь делать с Олином?
– В каком плане?
– Ну в каком. Он же, вроде бы, от тебя без ума.
– Пфф. Ну-у не знаю. Он мне друг с детства. Не знаю, что делать.
– Смотри, а то мучаешь парня.
– Да прекрати! Никого я не мучаю. Ой, камень попал в сапог! Эээй, мальчики! Подождите нас! Стойте!
Под высоким темно-зеленым потолком леса было тепло и влажно. Ааи обрезала свои безнадежно испачканные и изжульканные светлые брюки по колено, а Эои окончательно забросила прическу, соорудив что-то наподобие обмякшего под осенним дождем стога сена. Пятеро соратников Тарай-Ваоэна попрощались с ребятами и отправились обратно в горы. Высморкав простуженный нос, Ян с сожалением взглянул на свои кроссовки – некогда белые широкие шнурки стали темно-серыми, а в бежевую кожу глубоко въелась грязь. Путники шагали по узкой тропе, петлявшей из стороны в сторону и то и дело пропадавшей в зарослях высокого папоротника. Ян с упоением вслушивался в звуки леса: щебет и свист птиц, треск крыльев огромных красных жуков, перелетавших с ветки на ветку, и всхлипывающий вой мохнатых «древесных собак».
Последние при виде людей сбивались в кучки и из любопытства спускались на нижние ветки. Затем всегда находился один смельчак, который наполовину свешивался с дерева и тянул подвижный розовый нос к проходящим мимо путникам. При этом, его сородичи начинали потихоньку каркать, подбадривая товарища и опасливо поглядывая на незнакомцев. Сидя на двух задних лапах, эти отдаленно похожие на сурикатов зверьки яростно чесали свои пятнистые шубки длинными чуть изогнутыми когтями.
Подняв голову, Ян вздрогнул – над тропой и в ее окрестностях на деревьях висели блестящие от слизи лиловые живые мешки величиной с дыню. Каждый такой «мешок» смотрел вниз тремя парами черных глазок-пуговиц, расположенных вокруг большого ротового отверстия. «Мешки» держались на сучьях, цепко обматывая их длинными щупальцами. Внезапно, в нескольких шагах впереди, один из «мешков» сорвался с ветки вниз, проглотил мирно ползшего по прелым листьям красного жука и отпружинил обратно на своем мощном растягивающемся щупальце. Девочки вскрикнули от неожиданности, а Оду ругнулся сквозь зубы. Тарай-Ваоэн улыбнулся, наблюдая за чавкающими движениями живого мешка на ветке:
«Это боффы. Не бойтесь, они едят только то, что могут проглотить за один раз. Мы в детстве развлекались так: подкладывали им жуков, хватались за них и подлетали ввысь, а затем переползали на дерево и спускались на землю».
С опаской пробравшись через территорию боффов, ребята попали в густую чащу. Покрытые толстым слоем сочно-зеленого мха стволы деревьев росли так близко друг к другу, что пробираться между ними порой приходилось боком и втягивая живот. Почерневшие, накренившиеся или вовсе лежащие бревна сухостоя то и дело перегораживали дорогу. В чащу проникало совсем мало солнечного света – воздух был прохладным и пах сыростью. Духи деревьев слабо мерцали, медленно покачиваясь и обвиваясь вокруг стволов. Маленькие духи леса сновали туда-сюда, как ни в чем ни бывало проходя сквозь людские ноги, забираясь на ветки и исчезая в зарослях травы. Тропинка исчезла и ребята старались не отставать от Тарай-Ваоэна, который уверенно шагал сквозь чащу, разрубая мечом свисающие связки лиан. Внезапно он остановился и шепотом подозвал остальных, раздвигая ветки:
«Смотрите! Новь!»
Ребята обступили своего проводника. Впереди среди деревьев воздух мерцал и искрился. Лужа дождевой воды на земле дыбилась бугорками, от которых с тихим бульканьем отрывались крупные капли и стремительно подлетали вверх. Ударяясь о ветки деревьев, капли растекались на множество тонких ручейков – вода в буквальном смысле капала наоборот. Сами ветви тревожно трепетали – на глазах у изумленных путников на них появлялись почки, которые тут же набухали и разворачивались в листья. Рядом с листьями выскакивали небольшие белые бутоны – они открывались и закрывались с невероятной скоростью, засыхали и опадали вместе с пожелтевшими листьями. В следующую секунду на их месте снова появлялись почки и все повторялось заново. Влетавшие в мерцающую зону жуки взрывались ворохом ярких цветочных лепестков и сотнями мельчайших светящихся точек.
«Вот почему многие боятся заходить в чащи, – шепотом продолжил Тарай-Ваоэн, – Новь появляется внезапно и в любом месте. В ней законы нашего мира не действуют, случиться может все, что угодно. Мудрецы говорят, что новь – это творчество Леса, который пробует новые формы и законы жизни. Новь – это эхо первых Стихий творения, отголоски Начала мира. Удивительная тайна. Однако, все же предлагаю обойти это место».
Путники двинулись в обход, с изумлением наблюдая за причудливым мерцанием. Спустя несколько часов пути чаща превратилась в обычный смешанный лес и ребята вздохнули с облегчением – все сильно устали спотыкаться о скользкие корни и отгонять назойливых москитов. В свете луны компания выбралась на широкую поляну. Олин на скорую руку в потемках поставил палатку, куда в изнеможении попадали все его друзья. Тарай-Ваоэн разжег костер и лег рядом с ним, завернувшись в шкуру и вложив в ладонь рукоять меча.
Весь следующий день путники шагали по лесным тропам, весело болтая о событиях последней недели. Ян рассказывал друзьям о том, что увидел внутри вулкана – Эои то и дело ахала, прикрывая рот руками, а парни переспрашивали подробности, не веря своим ушам. На привале стало ясно, что в рюкзаках совсем не осталось еды. Олин и Тарай-Ваоэн набрали охапку испещренных фиолетовыми жилками желтых грибов и приготовили целую сковороду шипящего маслом ароматного кушанья. На вкус желтые грибы оказались похожими на орехи, смешанные с соей. От ледяной родниковой воды ломило зубы – кипятить ее было незачем, так как чай тоже закончился. К вечеру усталая вереница добрела до большой дороги. Пришлось пройти по ней около получаса, прежде чем в вечернем сумраке замаячил теплый свет окон придорожной гостиницы. Во дворе большого каменного дома с массивной дубовой вывеской «Добро пожаловать» ребят ждал Масану – увидев их, он вскрикнул и побежал навстречу, ловя «детей» в объятия. Затем пожилой погонщик поклонился Тарай-Ваоэну:
– О-Ваоэн! Для меня большая честь встретиться с вами!
– Что вы, не стоит! – Тарай-Ваоэн смущенно пожал Масану руку.
– Вы присоединитесь к нашему ужину?
– Боюсь, что мне пора. Прошу меня простить.
Тарай-Ваоэн принялся снимать с себя поклажу Эои и Ааи, которую он помогал им нести.
– На ночь глядя, в лес! – запротестовала было Эои.
Тарай-Ваоэн улыбнулся и проверил надежность кожаного пояса, на котором висели мечи и дорожная сумка. Затем по его телу прокатилась судорога, он упал на колени и локти – через мгновение на его месте стояла огромная белоснежная кошка, похожая на тигра, только примерно в два раза больше. В районе груди у грациозного и мощного хищника на широком кожаном ремне висели мечи и сумка. От неожиданности девочки взвизгнули и вцепились друг в дружку, а парни отпрянули назад. Белый тигр бросил на них взгляд серо-голубых глаз, ударил хвостом по земле, двумя бесшумными гигантскими прыжками преодолел двор, перемахнул через высокую ограду и исчез в темноте леса. Масану хитро улыбался, глядя на замешательство ребят:
«Вы не знали»?
Все начали отрицательно мотать головами и шумно выражать свое удивление.
Рано утром ребята отдали свои заметно похудевшие дорожные рюкзаки Масану и уселись в знакомую повозку. Молодые винтороги рванули вперед и поскакали, залихватски гремя сбруей и взрывая огромные лужи грязи. Масану нагнулся и заглянул в окно:
– Поедем быстрее, чем в прошлый раз! Я намерен успеть на Ночь светящихся цветов!
– Ура! – Эои подпрыгнула на месте.
– Ночь чего? – осведомился Ян.
– Ночь светящихся цветов! Это круууууто! В эту ночь все цветы начинают светиться, потому что приходят духи предков! Это бывает только один раз в году! Никто не спит, все поздравляют друг друга, рассказывают всякие истории из жизни своих предков! Понятно, что половина из них сказки, но все равно! Куча еды! А о-Энор устраивает красивейшую мистерию!
Размытая от скорости зеленая стена леса в небольшом окошке действовала усыпляюще. Эои предложила поиграть в «Колотушку» – игра заключалась в искусном отстукивании различных замысловатых ритмов руками и ногами. Ведущий задавал ритмический рисунок, который все игроки должны были по очереди повторить. В то время как очередной игрок пытается с двух попыток воспроизвести ритм, остальные выступают в роли метронома – хлопают в такт. Тот, кто не смог воспроизвести нужный ритм, становится кандидатом на звание «размазни». Затем ведущий повторяет придуманный им же самим ритм – если у него это получается, то кандидат в «размазни» утверждается в этом звании. Если же ведущий с первой же попытки не повторяет собственное произведение, то «размазней» становится он. «Размазня» обязан ответить на любой вопрос от другого игрока. Если же «размазней» становится ведущий, то ему задают два вопроса. Ответив на вопрос, «размазня» становится ведущим и сам задает ритм. Как и предположил с самого начала Ян, «размазней» почти всегда оказывался именно он. Друзья веселились, неистово отбивая коленки покрасневшими ладонями и выстукивая каблуками «пулеметные очереди». За пару часов Яну пришлось ответить на массу вопросов:
– У тебя есть девушка в твоем мире?
– Нет.
– А какие девушки тебе больше нравятся – светленькие или темненькие?
– Э-э… И те и те. Хотя, блондинки, скорее всего, больше.
– Что в характере человека важней всего?
– Честность. И еще такт – это когда человек не навязывается, чувствует границы.
– Ты когда-нибудь убивал животное или человека?
– Что?!! Э-э… Однажды я переехал на велосипеде голубя, это было ужасно. От страха я даже убежал и бросил его валяться на улице. Ужасные воспоминания…
– Чего ты боишься сильней всего?
– Ну-у… Всяких сороконожек. Еще боюсь того, что может произойти, пока я сплю – например, ослепнуть или оказаться парализованным. После этого случая в лесу начал бояться темноты. И еще – это как-то необычно, но я почему-то боюсь людей с длинными ногтями.
В первый день пути повозка Масану пролетела по неровным пыльным дорогам Предгорья и преодолела треть пути по Царскому тракту строго на север. В вечерних сумерках постоялого двора винтороги шумно дышали, вздымая влажные бока и мотая головами. Масану ходил от одного животного к другому, гладя их по спинам и трепля мохнатые холки. Ночью в комнате девочек долго слышался шепот и смешки – расспросы «размазни» Яна не прошли зря. Второй день поездки мало чем отличался от первого, за исключением еще более редких и коротких остановок. У Яна от долгого сидения ныли спина и шея, а Эои через каждые 15 минут с нетерпением высовывалась в окно.
Наконец в кромешной ночной тьме показались огоньки Малована. Спрыгнув с подножки повозки, Ян чуть было не упал – затекшая нога плохо слушалась. Привычные и почти ставшие родными улочки Малована изменились до неузнаваемости. На натянутых между домами и оградами бечевках светились тысячи разноцветных фонариков, между которыми развевались на ветру старательно вырезанные из цветной бумаги рифленые ленточки. Теплый свет окон освещал снующих по улицам жителей: пузатых мужчин в белых рубахах с широкими цветастыми поясами и едва заметными складками от долгого лежания в сундуке, одетых в длинные украшенные вышивкой платья и теплые кружевные платки женщин, и детей, размахивающих мешочками со сладостями и фруктами. Пока ребята шли с западной улицы на северную, их несколько раз угостили теплой румяной выпечкой – малованские старушки ходили по улицам с небольшими деревянными тележками и раздавали еду каждому встречному.
Во дворе усадьбы Магарэта горели свечи и пахло благовониями – Ио расставляла на небольшом круглом столике тарелки и раскладывала приборы. Увидев Олина, она выронила вилки и бросилась к нему навстречу. Женщина крепко обняла сына, смахивая брызнувшие слезы радости и целуя его в замасленную взъерошенную шевелюру.
Помогавшая готовить праздничный ужин Юи Кираноф подхватила на руки малышей и направилась к ребятам:
– Кто это здесь такой красивый? – Ян поднял над головой крошку И. Малышка взвизгнула от восторга и залопотала:
– Пливет! У меня новый зубик! И есё мы сегодня иглали как будто в насей комнате больсие голы! И Сэн так лычал: «Л-л-л-л!!!»
– Правда? Может быть так: «Р-р-р-р-р!!!»
Ян застучал зубами и нахмурил брови, изображая страшного зверя. Девчушка и ее брат оглушительно завизжали и засмеялись. За ужином Ио не раз вздрагивала и качала головой, слушая рассказы Олина и Яна:
– А потом я умер. Ну-у как бы почти…
– Ты что такое говоришь, мальчик мой?! – Ио схватила сына за руку.
– Заклятие Присоединения, высшая магия. Ну, короче это из разряда… – Ян закатил глаза и покрутил в воздухе указательным пальцем.
– С тобой все порядке? Как ты себя чувствуешь? В обморок не падал?
– Нет мам, все нормально. Считается, что теперь я вообще не могу умереть. Так что не беспокойся.
– Бедный мой мальчик! Сколько всего на тебя свалилось!
– Знаешь мам, я не жалею. Пока ехали обратно, я думал обо всем этом. Такое ощущение, что я стал спокойней что-ли, мысли текут более слаженно, ушла какая-то тревожность или что-то в этом духе.
– Это называется стать мужчиной, дорогой! – улыбнулась Ио и поцеловала Олина в лоб.
Сонно моргая, Ян любовался Ио Магарэт. Усталые морщинки и круги под глазами слегка состарили ее лицо, некогда пленявшее взгляды парней благородством тонких черт и глубиной больших темных глаз. В свои 42 года Ио ухаживала за собой, будто девушка – замысловатая прическа из множества тонких кос, скромный, но очень умелый макияж и прямая спина говорили о том, что эту женщину не так то просто сломить:
«Уже почти середина ночи. Давайте, ребята, уберем со стола. Сэн, помоги, пожалуйста сестре слезть со стула»!
Ян с интересом ждал, что будет дальше. Ио и Олин потушили все свечи, постелили на стол новую белую скатерть, посадили малышей на колени и взялись за руки. Спустя несколько минут тишины (Сэн и И нетерпеливо ёрзали на месте) во дворе стало светлее – огромные цветы яры, возвышавшиеся между деревьями, испускали слабое белое сияние, становившееся все ярче. Внезапно Олин и Ио оживились: они заулыбались, глядя в пустоту перед собой, и принялись изъясняться на языке жестов.
«Сэн, помаши бабушке. И, сядь повыше, вот, на стол!».
Дети смущенно отворачивались к матери и брату, однако тут же, побежденные любопытством, принимались робко махать ручками невидимым Яну духам предков. Не желая мешать, Ян на цыпочках зашел в дом и отправился наверх, в свою комнату. Он шагал медленно, стараясь не смотреть перед собой – казалось, что еще чуть-чуть, и страшные гримасы прорвутся из ниоткуда в мирную полутьму комнаты. Он зажег свечу на столе и посмотрел в окно, чтобы отвлечься. Море белого сияния наполнило Малован – гигантские цветы освещали каждый двор. Улицы поселка притихли и опустели – только ветер крутил в пятнах желтого света от уличных масляных фонарей блестящие фантики конфет и сорванные с бечевок цветные ленты. Ян поморщился, внезапно вспомнив чувство, которого стыдился всю жизнь: всего на секунду он представил, как тянется к большому и сильному человеку, протягивающему руки ему на встречу. Ян никогда не видел своего отца даже на фотографии, поэтому образ был достаточно абстрактным. Нахмурившись и сглотнув подступивший к горлу ком, Ян отвернулся от окна и принялся было выкладывать из походного рюкзака грязную одежду, однако тут же оглянулся – во дворе послышалось тихое пение. Размеренная и простая мелодия преимущественно на низких нотах медленно лилась, как широкая и спокойная река. В соседней усадьбе подхватили повторяющийся мотив, затем пение послышалось в доме на противоположном конце улицы и независимо от них – далеко в центре поселка. Спустя минуту музыка наполнила весь Малован – люди пели примерно в одной тональности, в разнобой начиная музыкальную фразу заново. Прислушавшись, Ян разобрал слова на не вполне понятном старо-южном наречии:
Время точит глыбу каплей,
Время сушит древа корни.
Изменяет облик были,
Превращая все в легенду,
Миф, пылящийся во свитке
В назиданье, иль от скуки
Вспоминаемый порою.
Время красит белым цветом
То, что все считали черным
Превращает в черный пепел
Свежей жизни начинанья
И уносит без возврата
Все, к чему стремятся люди
Тратя годы на мечтанья.
Все могущество и слава,
И любовь, и процветанье
Красоты очарованье
Подчиняются мгновеньям,
Что считают всему меру,
Беспристрастно разрушая
То, что создано годами
Время прошлое скрывает
Под завесою забвенья,
Оставляя лишь загадки
Настоящим в наученье,
Не давая нам увидеть
То, как истинно все было
И где вымысел закрался.
Время сердце охлаждает,
Остужая вдохновенье.
Поставляет на престолы
И свергает неизбежно
Всех героев и злодеев,
Что сегодня или прежде
Прославляются у смертных.
Время обновляет землю,
Время лечит сердца раны,
Покоряет гордость смертных
Неизбежности смертельной.
время отсевает мудрость
Из песка людских суждений
Покрывая все собою.
Когда пение стихло в большинстве дворов, улицы снова ожили – со всех концов поселка люди целыми семьями шли на центральную площадь. Переодевшись, Ян и Олин отправились на «Говорильню», где их уже ждали сногсшибательно красивые Эои и Ааи. Пока Олин искал в толпе Оду, Ян уплетал огромный кусок пирога с рыбой и гадал, когда девушки успели завить волосы и накраситься. Не говоря уже про короткие легкие платья, которые ночной ветерок без зазрения совести то и дело пытался еще чуть-чуть приподнять вверх. Сопровождаемый всеобщими аплодисментами, старик Энор по-пингвиньи пробежал к вышке дозорного, быстро взобрался по лестнице и помахал рукой:
«Всех с праздником! Как говаривал мой прадед, «забот на года, от хлопот беда, а гульнуть завсегда»! Сегодняшняя история – это сказание о пятерых сыновьях Валоо и горных великанах»!
Энор вытащил из-за пазухи небольшой мешок, зачерпнул черного порошка и подбросил его вверх. Под одобрительные возгласы и удивленные вздохи присутствующих в воздухе над хорошо освещенной площадью выросли полупрозрачные горы, покрытые волнующимися лесами. По резко меняющему направление серпантину скакали всадники, сцены битв сменялись эпизодами глубокомысленных речей, виды бескрайних долин превращались в крупные планы гримас ярости и печали, магическое облако рисовало новые и новые ракурсы захватывающей истории. Мистерия длилась почти час – Ян досмотрел до конца, устало улыбнулся нескольким встретившимся по пути семействам, добрел до дома Магарэта, зашел к себе в комнату и рухнул на кровать, не раздеваясь.
Ян проспал до обеда. Ему снилась пышущая жаром утроба вулкана, раскаленные реки лавы и стремительный полет к облакам. Долго не хотелось вставать и идти умываться холодной водой. Ян заставил себя встать, лишь услышав стук в дверь:
«Подъем! Тебе тут письмо».
Олин протянул Яну большой белый конверт с золотой каемкой и замысловатым гербом в виде цветка с пятью изящными лепестками. Письмо гласило:
«Уважаемый о-Ян! Приглашаю Вас посетить Дворец Полуденной Гармонии и Музыкальный театр. Прошу оказать честь личной беседы. Я взял на себя смелость послать для вашего сопровождения королевскую гвардию. Светоч Янвана, патрон Совета двадцати одного Лавадэр».
Весь оставшийся день Ян провел в огороде, ползая на четвереньках – он выкапывал корнеплоды, перебирал их и мыл. Вечером он приволок в дом два больших холщевых мешка овощей. Особенно крупной и сочной уродилась морковь, которую Ян в свое время усердно поливал водой с удобрениями: «Не зря позорился», – улыбнулся про себя Ян, вспомнив казус с зудом. После ужина Олин и Ян пошли на «Говорильню», где их ждали Оду и девчонки. Сидя на скамье напротив вышки дозорного, Ян дышал медленно, полной грудью. В прохладном воздухе витал легкий аромат опавшей листвы и печного дыма. Желтые листья стайками кружились на ветру, шурша о мостовую. Оду с важным видом пускал дым, надувая щеки и прищуриваясь:
– Мне вообще-то пока не положено… Еще полгода до совершеннолетия. Но когда отец услышал что со мной было, он собственноручно выточил мне эту трубку. На, попробуй.
Ян неуверенно взял в руки длинную и тонкую деревянную трубку и затянулся. Затем аккуратно пустил губами струйку крепкого и терпкого, играющего приятными фруктовыми нотками дыма:
– Как вам вообще все эти приключения? – обратился он к друзьям, – Драконьи горы это вроде типа вступления. Боюсь представить что будет дальше.
– Да-а ерунда, дай-ка! – Эои потянулась за трубкой (Ааи и Олин удивленно переглянулись), – Лично я не против приключений. Ой, ничего себе…
Эои закашлялась, Оду загоготал, а Ааи скептически покачала головой.
– Насколько я понял, это что-то ужасно важное, – Олин устало развалился на скамье.
– Мы будем спасать мир? – хрипло воскликнула Эои и шмыгнула носом.
– Ну… (Ян выпустил две струйки дыма через ноздри) Типа того…
– Только вот интересно от чего? Или от кого? – развел руками Олин
– Например, от меня.
Друзья с удивлением уставились на Яна. Он принял трубку от Оду, втянул дыма и медленно выдохнул.
– Как это от тебя?
– Я начинаю въезжать во все это, – Ян с напускной вальяжностью покрутил в воздухе пальцем (Ааи и Эои скептически улыбнулись), – Как я понял, у меня будут появляться всякие новые способности и в итоге я буду невероятно крутым. Но, чтобы мне не сорвало крышу от собственной важности, как раз и нужны друзья. Когда есть кого любить, когда есть кто-то, кто может вовремя осадить, или наоборот поддержать – это помогает справиться с искушением почувствовать себя как бы богом, или типа того. У богов ведь нет друзей…
Ребята молча переглядывались, не зная как реагировать. Оду застыл с приоткрытым ртом, выпустив облачко дыма. Ян смущенно развел рукми:
– Ну… Это я так, для красоты сказал про богов. На самом деле когда понимаешь, что способен вот так запросто использовать древнюю и очень сильную магию, как-то не по себе.
На секунду возникает такое чувство, что все остальное не важно. Важен только масштаб твоего поступка, твоя сила, твоя круть что-ли. Зачем все это, что это за собой повлечет – все уже не так важно. Меня это пугает, если честно.
– Ну хорошо. Договорились! – Олин привстал и пожал Яну руку.
Ребята обсутпили Яна и обнялись:
– Емаа-эё! – повторили по очереди Оду, Эои и Ааи.
Друзья просидели на «Говорильне» до поздней ночи, весело смеясь, по очереди вспоминая забавные эпизоды из прошлого и рассказывая страшилки, многие из которых казались совершенно невероятными даже в волшебном мире.
Утром Ян проснулся очень рано, вернее, он был разбужен настойчивым стуком в дверь. За дверью стоял старик Энор, широко улыбаясь и держа в руках обернутый полотенцем глиняный горшок:
«Доброе утро! За тобой уже приехали. Я принес завтрак. Как можно было догадаться, это бобы»!
Ян, зажмурившись, умылся ледяной водой из бочки на улице, съел большую тарелку ожидаемо вкусных бобов в жирном соусе и собрал вещи. Энор повел его в «Медвежий овраг». Малован лишь начинал просыпаться – петухи воодушевленно призывали новый день, ночной туман стелился по земле, превращаясь в крупные капли росы, а первые проснушвиеся селяне открывали ставни, щурясь и зевая. Ян почесал затылок и вкратце рассказал Энору про летающий куст Нимир:
– Что я вообще такое сделал?
– Невероятно! Магия наречения – более высокая, чем любые заклятия. Если вкратце, то магия в Великолесье бывает материнской, то есть получаемой от рождения, и высшей. Материнской магией человек наделяется благодаря живой связи с Лесом его родителей и предков. Если они ценили Лес и уважали его, они передают детям подаренные Лесом простые способности, наподобие динамо или терро. Высшая магия, приобретаемая годами исследований и испытаний, условно делится на заклятия и проклятия. Заклятия накладываются силой мага и так или иначе меняют свойства вещи. Проклятия это тоже самое действие, только направленное исключительно на вред людям или Лесу. Заклятая вещь и человек приобретает некое новое свойство благодаря силе, которой обладает автор заклятия. Но в этом случае вещь не несет в себе магическую силу, автор не передает ее тому, кого или что он заклял. Наречение – это передача частицы магической силы предмету или существу. Нареченное хранит в себе силы и свойства, которыми их наделил автор. В каком то смысле это похоже на родителей, которые дают имя своему ребенку. Этот куст светился, потому что источал силу, которой ты его наделил. Он будет твоим «представителем», будет защищать людей от влияния Ванту и других темных сил.
– Очень интересно…
– Не говори. Мне вообще не по себе. Не могу поверить, что передо мной стоит автор наречения, которому лишь 16 лет. Уж прости…
Ян картинно насупился и, сдерживая улыбку произнес: «Я, великий маг, прощаю вас, дядюшка!». Посмеявшись от души, путники обнаружили, что пришли в пункт назначения. Тяжелые дубовые ворота форпоста распахнулись и Ян прикрыл глаза рукой – первые лучи восходящего солнца прямиком били в начищенные до блеска золотые доспехи гвардейцев. Десять всадников кружили рысью по пыльному двору «Медвежьего оврага», придерживая пышущих энергией нетерпеливых скакунов. Посреди двора стояла массивная золотая карета, запряженная тремя парами лошадей. Гвардейцы держались в седлах непринужденно, выпятив грудь и высокомерно оглядывая деревянную крепость. Увидев Энора и Яна, один из гвардейцев – темноволосый красавец лет тридцати пяти в золотом шлеме с большим красным кристаллом спереди – подъехал к воротам:
– Специальный отряд пятого полка Гвардии Его Величества о-Яаннара, короля Вольного Юга прибыл согласно указаниям! Мое имя Эоиалларао, я командир отряда!
– Очень хорошо, ребята, – Энор широко улыбнулся важно насупленным всадникам, собравшимся к своему командиру, – Вот этот парень поедет с вами. Вы осведомлены о важности пассажира?
– Уровень Королевской семьи, почтенный маг! Задача – защита до последнего вздоха последнего гвардейца!
– Я бы сказал немного по-другому. Задача – не допустить, чтобы этому юному господину пришлось защищаться самостоятельно. Знаете, я не представляю, что может случиться…
Высокомерные взоры гварейцев мгновенно спали с лиц – теперь воины тревожно переглядывались и машинально жулькали в руках украшенные красными нитями поводья. Увидев реакцию напыщенных всадников и сдерживаемую улыбку Энора, Ян решил подыграть магу. Он приподнял капюшон, сделал каменное лицо, взглянул на гвардейцев исподлобья и еле заметно кивнул в знак приветствия. Эоилларао не растерялся и указал на карету:
– Предлагаю отправиться! Прошу вас!
Ян обнял Энора:
– Не беспокойся, Ян! Со скуки не умрешь! Там красиво!
Эоилларао спрыгнул с лошади, звякнув доспехами, достал из-за пазухи большой ключ с тремя рядами зубцов и вставил в скважину на боковой поверхности золотой кареты. Внутри что-то лязгнуло и стенка кареты разъехалась пополам, образовав посередине узкий проем. Под позолотой скрывался слой стальной брони, а мощные литые колеса держались на сложных конструкциях из пружин и были покрыты зеленоватым слоем каучуковой смолы. Нагнув голову, Ян шагнул внутрь. На полу был постелен бордовый ковер с длинным мягким ворсом, а высокий полоток был полностью сделан из толстого мутноватого стекла. «Горное стекло», – подумал Ян, вспомнив дверцы шкафа в комнате Энора, – «Должно быть, крепкое». Ян выпрямился в полный рост и сделал несколько шагов туда-сюда. Посередине этой небольшой комнаты на колесах стояло большое мягкое кресло с обивкой из красного бархата. При помощи специальной ручки спинка кресла отодвигалась назад, и кресло превращалось в ложе. Солнечные блики играли на цветочных узорах, которыми были испещрены позолоченные стены кареты. Ян немного отодвинул спинку кресла, задернул потолочную шторку и вытянул ноги. Карета тронулась было с места и будто бы вновь прекратила движение. Прислушавшись, Ян понял, что она все еще едет. Карета шла по ухабистой сельской дороге настолько мягко, что казалось, будто она плывет по воде. Кони радостно ржали, получив, наконец, возможность уйти в галоп. Ян отодвинул бронированную заслонку на вентиляционной решетке под потолком и внутрь ворвался свежий лесной воздух. Достав из напольного шкафчика бутылку с этикеткой «Вода с мятой», Ян с удовольствием щелкнул пальцами и устроился поудобней. Мелькающие блики, мягкое кресло и неспешное покачивание кареты заставляли глаза слипаться. Наконец, Яна совсем разморило, и он погрузился в ленивую дрему.
Ян очнулся от криков снаружи – Эоиалларао и несколько гвардейцев криками пытались прогнать с дороги обладателя хриплого баса. Голос показался Яну знакомым и он нажал на рычаг, раздвигающий стену кареты. В нескольких метрах впереди посреди дороги рядом с вороным конем стоял живой Марук Эльямьянао. Грозный воин превратился в измученного и еле держащегося на ногах больного. Из под свалившегося назад шлема торчала копна засаленных спутанных волос, пот валил градом. Под испещренными красными жилками глазами зияли огромные сиренево-серые круги, а дрожащие руки цеплялись за поводья. Заметив Яна, Марук бросился к нему. Кружившие около него гвардейцы бросились наперерез, а Эоиалларао щелкнул в воздухе огромным кнутом:
– Прочь отсюда, отребье!
Яну стало противно и он окликнул предводителя гвардейцев:
– Эй ты, с веревкой! Дайка мне посмотреть!
Эоиалларао удивленно обернулся и неохотно протянул кнут Яну:
– Что туту нас? Хмм, золотые наконечники, вышивка, большая ручка! Удобно бить тех, кто идет пешком? Самое то, чтобы разгонять чернь, не так ли?
Повисла неловкая пауза. Эоиалларао был возмущен, но боялся перечить, а остальные гвардейцы не знали как себя вести. Ян выбросил кнуту кусты и подошел поближе к Маруку:
– Ты слишком часто дышишь для человека без сердца!
Марук хрипло засмеялся и похлопал себя по груди:
– Тот парень должен был когда-нибудь отработать свои деньги, которые я платил ему несколько лет. Я обманул всех! Я обманул саму смерть!
– Как я вижу, она поняла свою ошибку и очень разозлилась.
Марук зашелся кашлем и упал на колени:
– Спаси меня, Сын Солнца… Чаша душит меня.
– Даже если бы я мог, зачем мне это?
– Я нашел тебя, чтобы предупредить. Тьма грядет! Они собирают войска, Вестник идет, чтобы создать Новый Мир!
– Тогда на ярмарке…
– Да, я боролся с Чашей. Я бежал, потому что знал, что Сын Солнца где-то рядом. Я боялся, что ты еще слишком слаб.
Эоиалларао небрежно кивнул в сторону Марука:
– Этот человек лжет. Наши разведчики доложили бы о готовящемся нападении.
– Ваши разведчики докладывают своему командиру. Принц, не так ли? Он предал вас уже давно!
– Как ты смеешь! – Эоиалларао по привычке потянулся к кнуту.
Марук отпрянул от гвардейского скакуна и снова сбивчиво захохотал:
– Беги, красавчик! Беги, быть может вам удастся спасти хотя бы город. Ты даже не представляешь, кто ваш враг. Ему служат Мануриты! Да! Сама смерть идет туда, куда он покажет пальцем.
– Бред! Мануриты спят уже тысячу лет!
Отвлекшись от спора, Ян думал, как помочь человеку, который еще недавно искал его, чтобы убить. Наконец он прервал перепалку:
– Господа! Нам нужно где-то остановиться.
Эоиалларао вопросительно глядел на Яна.
– Повертье мне, так будет лучше.
Гвардейцы посадили Марука на коня, Ян закрылся в своей карете и путники поскакали во весь опор. Менее, чем через час блестящая процессия ворвалась в сонный дворик небольшого придорожного трактира, стоявшего на краю деревни. Ян попросил отвести Марука в подвал:
– Вяжите его всем, что есть, – указал он на ворох веревок и подал ничего не понимающим гвардейцам подобранный из травы за кустами кожаный кнут с золотыми набалдашниками.
Через час Марук бесновался на почерневшей от сырости старой дубовой кровати, связанный по рукам и ногам. Он рычал и выл от боли, доходя до хрипа. Судороги все усиливались, а залитые кровью глаза бешено вращались.
– Что это за магия? – с опаской глядя на несчастного спросил Эоиалларао.
– Это не магия. Это ломка, – ответил Ян, перебирая пальцами во вспотевших ладонях.
Внезапно Марук закричал громче обычного и сорвал голос. Подойдя поближе, Ян увидел, как кожа несчастного начала вспухать маленькими бугорками:
– Его кровь кипит! Она кипит по-настоящему! Лед! Лед сюда!
Гвардейцы спрыгнули в погреб и спустя несколько минут вернулись с ведром серых кусков льда. Ян вывалил ведро прямо на Марука – лед послушно ложился на тело, плавясь и проваливаясь между конечностями и туловищем. Когда лед растаял потребовалось еще целое ведро, а затем еще и еще. К вечеру Марук окончательно затих, а утром Ян с удивлением обнаружил его, сидящим на старой кровати и горько плачущим:
– Я убил их. Я убил маму и папу! И всех этих людей после. А ведь я отправился на север всего лишь для того, чтобы отомстить преступникам.
– В этом и дело. Ты сам знаешь, что в этом его сила – во всем темном, что есть внутри нас.
Я бы мог сказать, чтобы ты не корил себя, но это было бы побегом от совести. Ты сделал то, что сделал. Но ты спас себя тем, что не побоялся пойти против Чаши. Это подвиг.
Ян похлопал Марука по плечу и отправился наверх. За ужином Марук рассказывал Эоиалларао о войсках Шра, военных договорах с дикими племенами Севера, сложном механическом оружии и «звездном камне»:
«Звездный камень лежит глубоко под землей целыми жилами, подобно золоту. Его добывают под водой, потому что он не терпит воздуха. На воздухе он мгновенно превращается в гром и разрывает все вокруг. Все, кто прикасается к нему во время добычи, умирают через несколько лет от страшных болей во всем теле, ослепшие и потерявшие ясность мыслей. Шра кладут звездный камень в кожаный мешок с водой, а его, в свою очередь в мешок большего размера. Оставшееся место занимают вот такие мелкие железные шарики и стекло. Если запустить такой мешок из катапульты, то ударившись о землю или о дерево и встретившись с воздухом, звездный камень разносит металл вокруг с такой силой, что преград для него попросту нет».
Гвардейцы слушали, недоверчиво ухмыляясь и вопросительно глядя на своего командира. Эоиалларао вглядывался в лицо рассказчика, пытаясь понять, говорит ли он правду. И чем дольше он смотрел, тем мрачней становился его взгляд.
Рано утром путники отправились дальше, прихватив с собой Марука в качестве официально обвиняемого в нескольких убийствах в пределах королевства. К середине второго дня пути кортеж остановился возле столичного блокпоста. Ян с интересом выглянул в окно. Могучая городская стена, сложенная из огромных покрытых мхом и древними письменами каменных блоков, возвышалась над соснами и глядела в лес бойницами сторожевых башен. Выложенная булыжниками широкая дорога вела прямо к золотым воротам, через которые, казалось, можно было провезти несколько положенных друг на друга «Боингов». Ворота заскрежетали шестеренками внутренних механизмов и медленно разъехались в стороны, исчезнув в толще стены. Расположенная за ними стальная решетка с прутьями толщиной с молодое дерево поднялась, пуская путников внутрь. Проезжая через ворота, Ян увидел, что внутри стены кипела жизнь – по каменным лестницам сновали люди с оружием, а по натянутым веревкам, раскачиваясь, ползли ящики с различными мешками и свертками. Внешняя часть стены толщиной в несколько метров была объединена с внутренней стеной перекрытиями и арками. Бесконечная многоэтажка-муравейник тянулась вдаль, ограждая город от внешнего мира.
Ян набросил на голову капюшон, вышел из кареты и отправился дальше пешком в сопровождении гвардейцев. Вокруг стоял монотонный шум – люди сновали по огромной круглой площади, перекривиаясь и стуча каблуками по мостовой. Многочисленные повозки и кареты гремели колесами, со всех сторон ржали и цокали копытами лошади. По периметру площади возвышались пяти– и семиэтажные здания с большими окнами и витражами из цветного стекла. Из окон свешивались флаги с замысловатыми вензелями, гербами и надписями на разных языках. «Это торговые дома. Здесь торговые доверенные заключают сделки на производство и поставку товаров», – пояснил Эоиалларао. Проходящий мимо молодой человек в нелепом ярко-желтом балахоне методично сунул Яну завернутую в желтый фантик конфету.
«Зазывала кондитерских Равану. Их тут полно. Кстати, желтые – далеко не худший сорт», – Эоиалларао щелкнул пальцами, высматривая ускользнувшего парня с конфетами.
Посреди площади стояла невысокая каменная башенка, над которой развевался флаг с изображением пятилистного цветка и надписью «Королевская Сторожевая Служба». Пробравшись сквозь толпу Торговой площади, путники вышли на широкую улицу с пешеходной аллеей по середине и двухсторонним движением для всадников и повозок. У Яна разбегались глаза – за оградками и коваными заборами посреди дворов с фруктовыми деревьями и газонами возвышались причудливые дома. Каменные и сложенные из бревен, низенькие с плоскими крышами и устремленные ввысь на несколько этажей, с балконами, терассами, галереями и сверкающими на солнце витражами.
Больше всего Ян удивлялся зданиям несимметричной формы – загнутым в спираль, скошенным трапециям и огромным копиям животных.
«Такие здания делают из энской глины. Ее добывают в низинах Морвора наши соседи с востока – энцы. На открытом воздухе и под лучами солнца эта глина застывает и становится крепче камня. Такие формы зданий получаются, если глину наносить на металлический каркас», – объяснил Эоиалларао, сдержанно помогая себе руками.
Улицы Янвана стекались в небольшие округлые площади с башенками Королевской Сторожевой Службы в центре. Первые этажи домов на площадях были заняты лавками булочников, продавцов фруктов, овощей, одежды и конской амуниции. При наличии свободного времени, можно было бы целый час разглядывать только одни вывески над дверями множества магазинчиков – вырезанные из дерева, выкованные из витого железа и собранные из различных бытовых предметов. На столбе с указателями возле сторожевой башни Ян прочел: «Округ Лилий. Пятая площадь. Округ Орхидей на восток. Королевский округ на юг». Янванцы неторопливо шагали по тротуарам, прогуливались парами или целыми семьями и сидели под зонтиками уличных кафе, медленно цедя горячий чай. Идти приходилось чуть в гору – кое-где улица обвивалась вокруг заросших плющом и кустарником старых каменных громадин.
«Остатки древней городской стены», – кивнул Эоиалларао.
В тихих солнечных подворотнях и задворках слышался смех и возгласы – люди подолгу останавливались поболтать со знакомыми, будто бы особо не торопясь по своим делам. Внешне янванцы не особо отличались от других отонцев – светловолосые, рослые, в льняных рубахах и длинных платьях. Хотя в одном жители столицы не были похожи на малованцев – они говорили быстрее и громче, иногда «съедая» звуки в словах. На очередной улице Ян заметил большую вывеску со знакомой буквой «М» и надписью «Медовое рабу за четверть золотого! Торопитесь!». Из-за дверей под вывеской доносился шум и музыка.
«Добротное рабу. В городе таких трактиров с два десятка. Все любят сюда ходить, правда, никто не знает кто их хозяин. Вроде бы откуда-то с севера, едва ли не из Глуши. Странные причуды у богачей – жить в какой-нибудь дыре, имея целое состояние», – Эоиалларао пожал плечами и снисходительно закатил глаза.
Ян моментально посчитал в уме – в Маловане и на постоялых дворах Царского пути за четверть золотого можно было напоить целую компанию, заказав десять кружек рабу.
Путники подошли к высокой ограде из кованого железа. Сложный узор из изогнутого металла обрамлял большие изображения цветков с пятью лепестками с королевского герба. Вывеска над изящными створками ворот гласила: «Королевский округ». Гвардеец в блестящих доспехах и красном бархатном плаще невозмутимо окинул их взглядом, едва заметно кивнул Эоиалларао и открыл бесшумные ворота. Улица превратилась в широкий проспект, вымощенный широкими квадратами из белого камня. На каждом квадрате были вырезаны письмена – миллионы слов тянулись ровными строками вдаль. Вокруг возвышались роскошные усадьбы с огромными дворами, садами и рощицами. Лучи засобиравшегося на покой солнца отражались бликами на позолоченных дверях проезжавших мимо карет. Их пассажиры, высовываясь из окон, с пренебрежением оглядывали пыльную помятую одежду Яна и удивленно вскидывали брови, заметив идущего рядом Эоиалларао. Помимо надменного взгляда и непринужденной стати, обитатели Королевского округа отличались от простолюдинов внешним видом – длинные платья женщин были украшены множеством драгоценных камней и тонкой золотой сеткой из микроскопических колечек, а мужчины носили уложенные волосы и фигурные бороды.
Внезапно размеренно-напыщенный ритм жизни Садового проспекта Янвана нарушил громкий цокот копыт несущейся галопом лошади. Маневрируя между золотыми каретами и обдавая возмущенно высунутые в окна носы пряным ароматом цветочных духов, навстречу путникам на белом коне скакала молодая женщина. Статная, с точеной фигурой и развевающимися по ветру черными волосами, она легко держалась в седле. Ее скрытая под строгим военным камзолом грудь поднималась и опускалась в такт звонким шагам скакуна, борясь за внимание с озорным взглядом блестящих глаз. Придержав коня и расправив длинные полы плаща, женщина нагнулась к Эиалларао и поцеловала его в лоб. Тот, в свою очередь, обратился к Яну:
– Спешу вас познакомить! О-Ян, это леди Мио, моя супруга. Мио, это – Ян Серовски, наш гость.
Мио Эоиалларао слегка поклонилась и улыбнулась Яну:
– Добрый вечер! Вы так юны! Ах, как я вам завидую!
Ян слегка опешил, и его смущенная улыбка стала еще шире. Эоилларао развел руками:
– Мио, моя дорогая! Ты, как обычно, говоришь все, что думаешь!
Женщина слегка шкодливо улыбнулась и развела руками. Ян поспешил вмешаться:
– Приятно познакомиться, мэм. Я думал, было, что здесь все такие…
Он насупил брови и закатил глаза. Мио захохотала:
– Очень похоже, право! У вас талант! Я, если честно, сама порой устаю от этих масок благочиния. Я называю наш округ «бриллиантовым курятником». Правда же, есть что-то такое?
Весело болтая, путники дошли до Гарнизона – прямоугольного четырехэтажного здания с колоннами. Возле огромного крыльца гарцевала на холеных скакунах группа молодых гвардейцев. Увидев Эоиалларао, всадники осадили лошадей и отдали честь. Еще спустя несколько минут прогулки с правой стороны проспекта Ян увидел высокую золотую ограду, а за ней – трехэтажный королевский дворец с огромными окнами. Напротив него, по левую сторону проспекта, раскинулся Королевский сад с хвойными, фруктовыми и стелящимися по земле деревьями, а также аллеями из аккуратно выстриженных кустов. По саду неспешно гуляли горожане под широкими зонтами с бахромой. Посреди сада находилось гигантское вырезанное на лежащих на земле белых плитах изображение – круг с множеством симметрично расположенных символов и надписей. В самой середине круга виднелся уже знакомый Яну образ пылающего солнца. Внутри солнца был вырезан простой символ, отдаленно похожий на курсив буквы «а». Прошагав еще минут пять по Садовому проспекту, компания остановилась перед величественным зданием Музыкального театра, огромный блестящий купол которого был виден еще от самой ограды округа. Выстроенное в виде лежащей горизонтально приплюснутой капли здание возвышалось над вековыми деревьями покрытыми барельефами стенами. По всему периметру стен были расположены карнизы с сотнями статуй, замерших в драматических сценах. Округлая крыша в середине плавно меняла форму и стремилась в небо широкой стелой. По аллеям вокруг здания гуляли ожидающие представления горожане – янванцы прибывали с каждой минутой, под пристальным взглядом постовых гвардейцев проходя сквозь еще одни ворота округа, расположенные за театром. Присев на скамейку на аллее, Ян улыбнулся – вывеска на торговой беседке с большой буквой «М» на перекрестке аллей гласила:
«Отличное рабу за один золотой!».
– В летний зной этот хитрец продает здесь рабу по два золотых за кружку! – высокий старик в светлой мантии с меховой оторочкой присел рядом с Яном.
– О-Лавадэр!
– Добрый вечер, Ян! Как дорога?
– Мы нашли Марука.
– Да, мне уже рассказали. Вы спасли его, это прекрасно. О, кажется трубят сбор – предлагаю пойти занять места.
Ян и Лавадэр вошли в массивные двери, обитые медными листами с вырезанными в них изображениями цветов. Надпись на арке дверей Ян перевел с отонского как: «Дом освобождения».
– Что это значит?
– Отонцы верят, что музыка звучит всегда, даже когда мы ее не слышим. Музыка – это часть Мироздания, как воздух, вода и солнечный свет. Она рождается и звучит в иных сферах Мира. Задача музыканта, используя свой дар и вдохновение, как бы «впустить» музыку в наш мир, «освободить» ее. У Мироздания много недоступных для глаз сфер, но не во все из них стоит проникать. Некоторые из них крайне опасны, а некоторые, наподобие музыки, несут радость и гармонию. На самом деле, величайшие композиторы всех времен считали, что совершенная музыка не нуждается в освобождении, она уже здесь, рядом с нами. Симфония звуков леса, песня горной реки – все это зачаровывало их, вдохновляя на написание великих произведений.
Широкие и прохладные мраморные коридоры Музыкального театра гудели как улей – толпа текла в главный зал, откуда уже слышались резкие трели распевающихся артистов. Войдя в зал, Ян ахнул и остановился, задрав голову. По истине гигантский амфитеатр на высоте около сотни метров венчал украшенный золотыми фресками ярко-голубой купол. Из центра купола на цепях и канатах свисала гроздь огромных металлических и стеклянных труб, на половину скрытых за стенами возвышающейся в середине зала конструкции наподобие башенки с круглой комнаткой наверху. У подножья башни шумел оркестр – струнные, духовые и ударные инструменты, всего несколько сотен музыкантов. Рядом с оркестром располагался хор – мужчины, женщины и дети в серебристых блестящих костюмах держали в руках бумажные кипы с нотами. Ян уселся в мягкое кресло с красной бархатной обивкой и окинул взглядом слушателей. Янванцы не торопясь бродили по широким проходам между рядами кресел, ища свои места. Кресла были расположены секторами – 10 рядов по 10 мест. Всего Ян насчитал около 30 таких секторов. Между секторами на ступенях амфитеатра стояли белые статуи и каменные чаши с дымящимися благовониями. Приглядевшись к табличке у ног ближайшей статуи, Ян понял, что все они были памятниками предыдущим дирижерам и выдающимся музыкантам театра. Верхняя часть купола блестела множеством зеркал – свет садящегося солнца отражался в них и освещал почти всю сцену. Наконец зазвучали первые аплодисменты – через сцену пробежал мужчина в коротких штанах и полурасстегнутой белой шелковой рубахе. В руках он нес короткие палки с мягкими набалдашниками. Взобравшись по лестнице внутри башенки, музыкант оказался внутри комнаты со свисающими сверху трубами.
Расположившийся на одном из балконов дирижер поднял руки и музыканты замерли в готовности. Мужчина под трубами размахнулся обеими руками и ударил палками по двум из множества разноцветных досок, распложенных по периметру комнаты наподобие огромных клавиш пианино. Две свисающие с потолка медные трубы отозвались мощным и чистым звоном. Струнные подкрались исподтишка, выпилив в воздухе мириады тревожных трелей. «Этот огромный инструмент называется кавоэра», – стараясь никому не мешать буркнул Яну на ухо Лавадэр и указал на свисающие трубы. Кавоэрист пробежал по периметру комнаты, на ходу толкая «клавиши». Величественный аккорд подхватил хор, а затем и весь оркестр грянул, развивая драматическую музыкальную тему. Ян по примеру Лавадэра отодвинул назад спинку кресла и устроился поудобней, прикрыв глаза. Мелодия кавоэры разливалась под гулкими сводами театра как могучая и спокойная река, то и дело обрушивающаяся водопадом и снова и снова впадающая в бушующее море сложнейших переплетений гармоний оркестра и хора.
К концу первой части «Героев Нааорима» слушатели несколько минут аплодировали стоя, дирижер кланялся в ответ, а кавоэрист, пытаясь отдышаться и блестя взмокшим обнаженным торсом, стрелял белоснежной улыбкой во все стороны. Вторая и третья часть музыкального произведения оказались столь же эпичесими, как и первая, но менее драматичными. Ян наслаждался гармонией – все множество инструментов и голосов, ведя свои партии, сливалось в одну ткань симфонии.
В заключительной музыкальной теме зал сотряс торжественный и могучий рокот. Огромная, толщиной в обхват рук взрослого человека, медная труба была соединена с металлическим сосудом наподобие цистерны. Музыкант при помощи ножных мехов накачивал воздух в цистерну, а затем в нужные моменты приоткрывал небольшой кран, ведущий к инструменту. Из обращенного вверх жерла вырывался рокочущий, сметающий на своем пути сам воздух чрезвычайно низкий звук. Как бы пытаясь перебороть лавину медного баса, хористы пели текст все быстрее, издавая между музыкальными фразами художественное подобие боевого клича. Последний аккорд заставил Яна вжаться в кресло – кавоэрист бесновался в своей комнатке из последних сил, хор тянул чрезвычайно длинный слог, гигантская труба гудела пуще прежнего, а дирижер, казалось, готов был выпасть со своего балкона. Зал взорвался аплодисментами, заглушив последнее арпеджио струнных. Люди вскакивали со своих мест, хлопая высоко поднятыми руками и смахивая навернувшиеся слезы. Кавоэрист, едва держась на ногах, вывалился с лестницы своей башенки и махал зрителям, облокотившись на двух хористов.
Ян и Лавадэр в числе первых вышли из дверей Музыкального театра. На улице смеркалось и дул свежий прохладный ветерок. Старый маг с беспокойством поглядывал на медленно плывущие по небу темные облака, закрывавшие собой свет луны. Хмурясь, он укутался в своей теплый плащ и огляделся по сторонам. «Они опаздывают. Не красиво опаздывать», – пробурчал он. Через минуту из толпы показались Эиалларао и Мио, пригласившие Яна отправиться на ночлег в королевский дворец. По дороге Мио возбужденно описывала свои впечатления от концерта, поправляя разметавшуюся прическу и с досадой щелкая пальцами от недостатка слов.
Карета въехала на зеркально ровный двор королевского дворца уже сумерках. Симметрично расставленные большие масляные фонари освещали весь двор с его цветочными клумбами, застывшими в стойке смирно постовыми и бронзовыми решетками дождевой канализации.
Попращавшись с супругами Эоилларао, Ян отправился спать по украшенным коврами и картинами дворцовым коридорам в сопровождении управляющего дворцом – пожилого мужчины в зеленом камзоле. Ян вздохнул с облегчением, увидев, что большая увешанная картинами спальня хорошо освещена несколькими лампадами в изящных оправах. Ворочаясь на огромной – человек на пять – кровати с периной, Ян долго не мог заснуть. Он пытался отогнать красочные мысли о красавице Мио, вспоминал захватывающее чувство отзвука гигантской трубы и гадал, куда завтра поведет его старый маг.
Яна разбудили затемно – в коридоре его ждал Лавадэр, насупленный и закутанный в теплый плащ. Его полуседые серые космы падали на лицо, цеплялись за большой с горбинкой нос и сливались с беспорядочной бородой. Высокая, некогда неплохо сложенная фигура мага была как бы подточена – сутулая спина и длинные руки с едва заметно трясущимися пальцами свидетельствовали о некоем суровом испытании, павшем на долю этого человека. Лавадэр сухо поздоровался с Яном и первым отправился на улицу.
Выйдя на свежий воздух и подняв голову, Ян замер на месте – в предрассветных сумерках на сколько хватало глаз над Янваном парил слабо мерцающий полупрозрачный город. «Воздушный Янван. Город магов и духов», – с удовольствием глядя на реакцию гостя пробурчал Лавадэр. Тысячи дворцов, башен и гигантских деревьев соединялись пустыми проспектами, по которым с едва заметной глазу скоростью проносились яркие точки. Ян и Лавадэр шагали по сонным улицам Янвана, наблюдая за зажигающемся в окнах светом и уступая дорогу шумным повозкам первых едущих на работу горожан. Далеко за пределами Королевского округа путники наконец достигли цели – вывеска над воротами в небольшой сквер гласила «Сад Ветров».
Створки ворот открылись сами собой и Ян услышал странные звуки. Проходя по аллее Сада Ветров, он с удивлением наблюдал, как подвешенные на деревьях и установленные под куполами беседок конструкции из сотен колокольчиков разной величины на все лады звенели, повинуясь лекгому сквозняку. На некоторых из них виднелись ветряки, разноцветные ленты и фигурки из бумаги. Негромкая звенящая гармония наполняла воздух и вселяла захватывающее ощущение таинственности. В конце главной аллеи блестело ровным кругом небольшое искусственное озеро. Лавадэр нагнулся, снял пыльные сапоги и шагнул в воду. Как и ожидал Ян, произошло нечто удивительное – выхолощенные ступни старого мага стояли на поверхности воды, чуть прогибая ее вниз, как сильно натянутую полиэтиленовую пленку:
«Ты следующий»! – улыбнулся Лавадэр, приглашая Яна следовать за собой.
Ян покачал головой, глубоко вздохнул, не развязывая стянул кроссовки и потрогал пальцами правой ноги воду. Гладь озера оказалась упругой и приятно прохладной. Он неуверенно встал на нее обеими ногами, едва не потерял равновесие и шагнул вперед. Аккуратно шагая вслед за Лавадэром, Ян дошел до середины озера и заметил, как из легкого утреннего тумана над поверхностью воды формируются полупрозрачные ступени:
– Тот, кто недостоин Воздушного Янвана и пытается попасть туда, попросту купается в озере, – развел руками маг и шагнул на ступени.
Ян последовал его примеру и в это же мгновение озеро исчезло. Вместо этого, Ян стоял на прозрачной тверди Воздушного Янвана, глядя с высоты птичьего полета на огни огромного просыпающегося города. Ощущения от хождения по твердой пустоте на головокружительной высоте были настолько необычными, что Ян погрузился в вышагивание ровных линий и ушел далеко от Лавадэра. Маг догнал Яна и показал на проносящиеся по улицам яркие пятна:
«Обычно здесь путешествуют так».
Лавадэр взглянул на высокое здание вдалеке и исчез, оставив после себя лишь легкий ветерок. Ян взглянул вдаль и обнаружил, что старый маг машет ему рукой, стоя у ворот того самого здания. Ян, прищурившись, вглядывался в квадратики окон замка в самом дальнем конце города. Только представив себя рядом с замком, Ян почувствовал что-то наподобие мягкой взрывной волны – на мгновение упругий воздух заупрямился, но тут же выпустил его и он, невероятно ускорившись, оказался в нужном месте. Глубоко вздохнув и проверив, ничего ли не потерялось при скоростном прыжке, Ян понял, что дышать в Воздушном Янване было очень легко. Кристально чистый, с легким ароматом послегрозовой свежести воздух будто бы сам просил снова и снова делать глубокий вдох.
«Весьма и весьма неплохо для первого раза!» – одобрительно покачал головой Лавадэр, появившись рядом с Яном.
Проходя мимо длинного здания с множеством абсолютно пустых лавчонок на первом этаже, Ян с любопытством потянулся к ручке одной из дверей.
«Осторожно, друг мой! Никто не знает, куда может привести эта дверь. Воздушный Янван построен и продолжает строиться из воображения и переживаний великих магов и безмолвных духов умерших. Любая дверь может привести тебя в совершенно невероятное место, или даже в другой вариант города, существующий одновременно с этим, а следующая дверь – в третий, и так без конца. В чужих фантазиях легко заблудиться навсегда».
Ян отдернул руку от дверного кольца, покачал головой и поводил ладонью по прохладной стене.
– Физически стены сделаны из пара?
– В сущности да, – согласился Лавадэр, немного подумав.
– Зачем тогда двери? Разве нельзя пройти через стену силой воли, наподобие этих молниеносных полетов.
– В Воздушном Янване силой воли можно сделать практически все, что угодно. Но есть проблема – мысль о том, чтобы сделать стену воздушномягкой, какой ей, собственно, и положено быть, сделает тоже самое и с твердью города.
Ян посмотрел под ноги и поежился от мысли о падении с такой огромной высоты. Лавадэр указал на огромный куб, который медленно вращался, зависнув в воздухе в конце длинного пустынного проспекта:
– Вот, например, «Фантазиум». Его построил один мудрец, кажется, пару сотен лет назад.
Ян и Лавадэр «прыгнули» на «Фантазиум» – каждая его грань была стеной с множеством дверей и собственной силой притяжения. Сквозь прозрачные стены было видно все происходящее почти до самого центра куба. Внутреннее пространство «Фантазиума» было заполнено трехмерными лабиринтами, по которым медленно бродили люди.
– «Фантазиум» исполняет их самые сокровенные желания и мечты. С каждым желанием человек уходит все глубже по лабиринту. Каждое желание отбирает у человека силы, доставляя короткую радость и мучая осадком бесцельности. Каждое исполненное кубом желание отдаляет человека от всех тех, кого он знал – память о них постепенно стирается. Доходя до конца лабиринта, человек становится совершенно пуст, слаб и одинок. Его существо угасает и превращается в шарик голубого сияния, хаотично носящийся по центру «Фантазиума». Некоторые, в самом начале лабиринта, пока еще помнят, куда идти, поворачивают назад. Но таких людей очень мало. И многие из них возвращаются снова, чтобы исчезнуть навсегда.
– Вы бывали там? – неожиданно спросил Ян.
– К сожалению, да. И возвращался не раз. До «Фантазиума» я не мог представить, насколько велика сила желаний, насколько безумным бывает стремление к мечте. Это по-настоящему страшно, когда ты понимаешь, что вдруг становишься равнодушен к тем, кого любил. Их образы блекнут, воспоминания о самых дорогих моментах в жизни теряются в общем ворохе сиюминутных мыслей. Я наложил на свою дверь заклятие – если я прикоснусь к ней, мне попросту оторвет руки. Грубовато, но эффективно.
– Как это, на вашу дверь?
– Куб готовит для каждого дверь с его именем, его собственный лабиринт, притягательный и прекрасный. Я подозревал, что тебе будет интересно – твоя дверь там, в правом углу.
Ян, затаив дыхание и аккуратно ступая между дверями с табличками, направился в указанном направлении. Наконец он увидел небольшую дверь с простой ручкой. Прибитая мелкими гвоздиками табличка гласила: «ЯН СЕРОВСКИ». Ян облизал пересохшие губы и обтер о штаны вспотевшие руки. От внутренней борьбы по лбу поползли капельки пота. Ян глубоко вздохнул, глядя в пол, и внезапно схватился за ручку двери – та открылась легко и бесшумно. За дверью оказался слабо освещенный коридор с пожелтевшими бумажными обоями на стенах и маленьким ковриком у порога. В воздухе стояла уютная смесь запахов супа и стирального порошка. Ян сделал несколько шагов и оглянулся. Пространство позади невероятно растянулось – крошечная фигурка старого мага загораживала солнечный свет в дверном проеме размером со спичечный коробок. Ян облокотился рукой о стену, сделал еще пару шагов и замер. За поворотом коридора, в небольшой комнате слышались мужской и женский голоса:
– Клади руку, не бойся. Чувствуешь?
– Нет, ничего.
– Ну как же? Пинается! Вот опять!
– О! И правда! Такой бойкий! Наш малыш…
– Аккуратнее, мой милый, ты отобьешь маме печень…
– Все-таки Ян?
– Да, мне нравится, хорошее имя.
– Хорошо, пусть будет Ян.
У Яна перехватило дыхание. Он сделал еще один шаг, на мгновение заглянул за угол и у него подкосились ноги. В скромной, но аккуратной кухне со старомодной тряпичной люстрой и кружевными занавесками сидела молодая Эмма Серовски и держала на своем большом животе руку сидящего спиной к коридору мужчины в домашнем халате и тапочках. Отпрянув назад, Ян упал на колени, прислонился спиной к стене и схватился за голову. Сознание как бы приостановилось, мир сжался до маленькой точки, поднимая целую лавину чувств, которые, казалось, грозили взорвать его изнутри. Старая боль, мучительное воспаление души вырвалось наружу – Ян рыдал в полный голос, сжимая кулаки и уткнувшись лбом в колени…
Лавадэр положил руку на плечо сжавшемуся на полу в комок парню. Ян встал, облокотившись на руку старого мага, и направился вместе с ним к далекому выходу. Гостеприимная обстановка прихожей старой квартиры превратилась в настоящую бурю – в воздухе грозно трещали разряды энергии, стены ходили ходуном, а обои пастельных тонов с забавными цветочками тлели и отлетали черными хлопьями. Добравшись до выхода, Лавадэр уперся обеими руками в дверной проем, рывком освободился от притяжения коридора и протянул Яну руку. Через минуту хмурый старик и утирающий слезы подросток брели по поверхности гигантского висящего в воздухе куба из пара, стараясь отвлечься от собственных мыслей:
– Как вы вошли внутрь? Как я понял, моя дверь очень не хотела впускать вас.
– Еще бы. В дверь «Фантазиума» может войти только тот, чье имя на ней написано. Таковы правила. Но, к счастью, за 140 с лишним лет я кое-чему да научился – по крайней мере, чтобы побороть плод воображения какого-то безумца с его правилами.
– Давайте уйдем отсюда, – предложил Ян, оглядываясь на захлопнувшуюся с шумом дверь.
Спустя несколько минут Ян и Лавадэр уже удалялись прочь от «Фантазиума», «перепрыгивая» километр за километром по пустым проспектам и площадям.
После очередного «прыжка» путники оказались на краю обрыва. Тонкая прозрачная твердь города резко утолщалась и превращалась в перевернутую хрустальную гору, свисающую вниз отточенными вершинами-сталактитами. Между двумя половинами горы зияла узкая и глубокая пропасть. Ян опасливо заглянул вниз и зажмурился. Далеко внизу по дну пропасти текла ослепительно блестящая на солнце, будто переливающаяся мириадами крошечных зеркал, река. Там, где твердь города заканчивалась, сливаясь с громадами облаков, река превращалась в водопад, развеваемый ветром в клубы радужного пара. Между каменно-хрустальными стенами пропасти над рекой, в белесом тумане, величественно парили, почти не шевеля крыльями, огромные птицы с разноцветными перьями. Большие перья всех цветов радуги медленно падали вниз и, касаясь блестящей глади реки, тихо разлетались множеством ярких точек, наподобие конфетти. Лавадэр, с восхищением глядя в пропасть, объяснил:
– Это река Вит-Лиэах или Река Снов. Поток сновидений движется к краю и ниспадает на спящих, а ветер разносит отдельные сны тем, для кого они предназначены.
– А откуда берутся сны?
– Сны – это чудо, которое до конца еще не объяснил никто. Чувства, мысли, слова и образы, наполняющие жизнь людей, не исчезают в пустоте. Они разносятся ветром, растворяются в самой Ткани Мироздания, парят выше и выше, пока не достигают неба. Там они перемешиваются, превращаются в туман и дают начало Реке Снов. Так Река Снов возвращает людям то, что они пережили ранее. Недаром мы часто видим сны о событиях из нашей жизни или людях, которых когда то встречали. Тяжелые воспоминания тоже попадают в реку, превращаясь в ночные кошмары.
– Что это за птицы?
– О, это марваны, Хранители Снов. Они дарят людям прекрасные, яркие и захватывающие сновидения. Есть поверье, что тот, кто найдет целое перо марвана, обретет счастье, которое никогда не кончится. Хотя, лично я не верю в вечное счастье. Все когда-нибудь заканчивается…
Лавадэр тяжело вздохнул и показал на еле видневшийся в клубах тумана над пропастью изящный мост, похожий на гигантскую ручку кувшина или вазы из хрустального сервиза:
– По мосту идти долго. Там в сон клонит. Главное не заснуть, а то сам не проснешься, пока не разбудят.
Ян с удивлением прикинул на глаз длину моста – казалось, что идти по нему было не больше 30–40 метров. Вступив на прозрачную твердь моста, он не поверил своим глазам. Мост уходил вдаль, сияя отраженным в хрустальных гранях солнечным светом, и тонул в густых клубах тумана:
– Как… Как это возможно?
– Во сне такое бывает.
– Мы спим?
– Думаю, да…
Лавадэр показал направо и Ян отскочил в сторону – из туманной бездны бесшумно вынырнул гигантский серый в лиловую крапинку кит и, с легкостью перемахнув через мост, исчез внизу. Ян почувствовал волну прохладного воздуха от движения огромного тела и тряхнул головой. Навстречу путникам по воздуху скакали, шумно дыша и мотая головами, призрачные кони. Их мускулистые тела дышали энергией и, будто бы, стремились освободиться от сдерживающих объятий самого воздуха. Держась за развевающиеся гривы, верхом на конях скакали совершенно нагие всадницы с торчащими вверх, будто наэлектризованными длинными волосами и рыбьими мордами вместо лиц. Женщины-рыбы резко поворачивали головы из стороны в сторону и подгоняли коней, сжимая их мерно поднимающиеся бока голыми пятками. Ян стоял с вытаращенными глазами, а Лавадэр качал головой, задумчиво улыбаясь:
– Не останавливайся.
– Ага, – пробормотал Ян, вглядываясь в туман.
Путники шагали совершенно бесшумно – в этом странном месте не было не только эха, но и самых простых, естественных звуков. Вдали показался лежащий на дороге человек. Вполне реальный пожилой мужчина лежал, согнув ноги в коленях и накрывшись пышной спальной шкурой. Безмятежное выражение лица и размеренное дыхание свидетельствовали об глубоком сне. Лавадэр наклонился к Яну и заговорил шепотом:
– Это Спящий. Их здесь немало. Те, кто хочет уйти от мучительных раздумий о случившемся горе или от бессмысленности дней, приходят сюда, чтобы погрузиться в бесконечные грезы. Река дает им тысячи чужих снов и холодный покой.
– Долго они тут лежат?
– Вот этот человек спит с тех пор, как я в первый раз попал в Воздушный Янван. Некоторые из Спящих находятся на попечении Смотрителя моста. Он будит их раз в несколько дней, кормит и поит. Многие отказались от помощи Смотрителя и спят уже многие годы. Их тела впали в некое оцепенение, а их кожа холодна, как лед. Они все еще живы, но если их разбудить, они мгновенно погибнут.
– Так, постойте. Если мы сейчас спим, то этот человек спит у нас во сне?
– Нет, он спит на самом деле. Просто здесь, прямо над Вит-Лиэах, стирается грань между сном и явью. Мы одновременно и спим, и бодрствуем.
Ян в недоумении помотал головой:
– Ладно, проехали.
Спустя несколько минут посреди моста прямо перед путниками из тумана возникло новое видение. Толпа детей лет 3–5, весело смеясь, тискала огромного льва, вальяжно развалившегося на хрустальной тверди. Дети трепали зверя за гриву, пощипывали за бока и скатывались с могучей спины, как с горки. Малыши по очереди подходили к львиной морде, засовывали по плечо руку в зубастую пасть и, сосредоточенно копаясь внутри, ко всеобщему восторгу вытаскивали наружу букеты ярких цветов. Лев лишь лениво морщился, покачивал головой и методично открывал пасть. Дети дарили цветы друг другу, плели из них венки и украшали разноцветными бутонами львиную гриву. Ян аккуратно прошел мимо льва и взглянул на старого мага – тот широко улыбался, сложив в умилении руки.
Вдали показалась большая арка, мост заканчивался, а таинственный туман уступал место свежему утреннему воздуху. Сойдя с моста, Ян обернулся – дети скрылись в клубах поднимающегося из пропасти тумана. Путники вновь «прыгнули» на огромное расстояние, преодолев бесконечно длинную пустую улицу. Твердь города снова стала прозрачной и тонкой, а под ней, как и прежде, замаячили огни раскинувшегося внизу земного города. Еще через несколько «прыжков»
Лавадэр показал вдаль:
– Вот сюда мы и направляемся. Дворец Полуденной Гармонии.
Прямо по пути уходил шпилями в облака по-настоящему гигантский, величиной с небольшую гору, замок-город. Устремленное ввысь здание с десятками башен, играя облаками легкого тумана, переливалось радужными разводами в лучах утреннего солнца.
– Была-небыла! – махнул рукой старый маг.
Затем он чуть согнул ноги в коленях, сгруппировался и рванул вперед и вверх. Ян последовал его примеру – теперь они оба плыли в воздухе, перебирая ногами и приближаясь к крыше одной из башенок дворца. Лавадэр показал вниз:
– Солидные люди ходят через ворота. Но, солидность, скажу я тебе – одна из самых скучных и ненужных вещей в мире.
Ян хмыкнул в знак согласия и подался вперед, чтобы схватиться за перила смотровой площадки на башне и залезть внутрь. Спускаясь по винтовой лестнице Малой Западной башни, Лавадэр заметно оживился. Старик перестал хмуриться и смотреть в пол – вместо этого он бормотал что-то про себя и улыбался, подмигивая спутнику.
Лестница привела путников в необъятную залу, купол которой терялся в сиянии наполненных солнечным светом облаков. В пространстве залы во всех направлениях парили люди в длинных балахонах, колпаках и блестящих доспехах, а также множество едва видимых призраков. Маги заходили и выходили из дверей, расположенных на нескольких десятках этажей огромного цилиндра Главного зала. Смуглый босой мужчина средних лет, облюбовав обширный закуток между карнизами этажей, завис в воздухе и с вдохновением танцевал, выделывая прируэты руками и ногами. В противоположном конце зала, так же ни за что не держась, неподвижно висел вниз головой мрачный молодой человек – его руки были сложены на груди, глаза закрыты, а длинные черные волосы эффектно свисали вниз. Заметив интерес Яна, Лавадэр кивнул в сторону черноволосого:
– Талантливый парень. Ученик моего коллеги по Совету, препатрона Гаррара. В общем-то, они друг друга стоят – у них даже шутки такие, что мурашки по спине бегут.
– А вон тот, кто танцует?
– Это Айамэннао. Он из общества Тува-Хэш, Охотников на демонов. Вон видишь на правой руке и на лбу светятся начертания? Это знаки Тува-Хэш. Он танцует, чтобы восстановить внутреннюю гармонию, баланс чувств. Тебе Энор не рассказывал, кто такие Охотники на демонов? Он ведь, кстати, один из них. Тува-Хэш ищут и покоряют опасных демонов, которые вредят людям в разных концах Великолесья. Но их способности имеют свою цену – в момент посвящения каждому члену общества как бы дают в патронаж своего демона. Хмм, не совсем правильно выразился. Ну в общем это сложно. Этот «свой» демон мучает человека всю жизнь, нарушая покой и слаженность чувств. Они справляются с этим, кто как может.
Ян проникся почтением к странному танцующему человеку и попытался представить, как это – никогда не иметь внутреннего покоя.
Внезапно Ян заметил, что пол Главной залы был всего лишь тонкой прозрачной гранью – под ним зияла темная пропасть.
– Глубины Кармар. В этой пропасти заключены злейшие демоны, с которыми боролись светлые маги на протяжении многих веков. В Глубинах нет воздуха, света и воды. Среди темниц духов парит лишь Кармарон – древнее существо, застрявшее по пути между чудовищем из плоти и духом. Он питается угасающей энергией демонов, на время приобретая различные физические формы, но все же оставаясь на границе миров. Многие убеждены в том, что Кармарон – это древнейшее существо из ныне живущих. Я склонен в это верить.
– Не жутко вам жить рядом с таким?
– Когда-то это было необходимостью – Дворец Полуденной Гармонии был самым надежным местом в Великолесье. Новым поколениям магов Глубины лишь напоминают о необходимости быть готовыми к борьбе. Если бы не зловещие всполохи во тьме Кармара, многие ходили бы сюда, как торговцы в свои торговые дома – на рутинную работу. Мало кто из этих людей знает, какая буря надвигается на Великолесье. Мы привыкли к миру, привыкли к тому, что силы зла существуют лишь в древних сказаниях. Мы размякли, расслабились, разучились сражаться насмерть.
За разговором Ян и Лавадэр поднялись по ступеням большой винтовой лестницы на десять или пятнадцать этажей и оказались перед дверью с надписью «Модель Наднебесных Просторов. Вход только для членов Астрономического общества». Лавадэр щелкнул пальцами и дверь со скрипом открылась вовнутрь.
Из-за двери пахнуло холодом – в бескрайней чернильной тьме мерцали и пульсировали точки звезд. Лавадэр оттолкнулся от порога и поплыл во тьме, фигурно расставив руки в стороны и крякнув от удовольствия. Ян выпрыгнул в «космос», предварительно получше застегнув куртку. В «Модели Наднебесных Просторов», к счастью, был воздух, но холод превращал дыхание в клубы пара. Ян заметил, что в невесомости «Модели» работала своеобразная физика – многократно усиленная сила инерции и полнейшее отсутствие эха. Любое резкое движение грозило отбросить человека далеко в сторону. Лавадэр снял с шеи длинный шарф и бросил один конец Яну. Путники парили в бесконечной тьме, огибая медленно плывущие валуны астероидов и разглядывая яркие фигуры «звезд». У местных ученых было достаточно интересное представление о небесных телах – они все обозначались разными формами: круглые, треугольные и многоугольные звезды. Посреди каждой фигуры был изображен глаз. Ян рассказал старому магу о вулкане Марракон, о спасении Олина Магарэта и видении в облаках:
– И что же ты видел там, наверху?
– Все.
Лавадэр опешил и едва не выронил шарф:
– Как это – все?
– Прошлое вашего мира, настоящее. Каждое дерево, каждая травинка, каждое сердце. Я слышал их всего миг.
– То, что ты говоришь – удивляет меня. Но еще больше – пугает.
– Ничего, я привык. Меня начали бояться, как я только попал сюда. Поначалу мне было обидно, я был в замешательстве. А потом – привык.
Лавадэр ухватился за огромный сияющий диск модели Солнца, сел в одно из установленных на смотровой площадке кресел и пригласил Яна занять второе:
– Отсюда неплохой вид! Видны почти все звезды. Устраивайся поудобней, я намерен рассказать тебе все сначала.
От макета Солнца исходило тепло, поэтому уже начавший, было, замерзать Ян радостно бухнулся в кресло.
– То, что ты испытал в вышине небес – это знак Леса. Лес принял тебя как Героя, которому он готов передать накопленные веками силы для борьбы с надвигающейся тьмой. Такого еще никогда не было. Мироздание не терпит дисбаланса – эти силы будут настолько же велики, насколько могущественны поднявшиеся после веков затишья силы Зла.
– Зло – это слишком неопределенно. Что Вы имеете в виду?
– По большому счету, Зло – это все силы, стремящиеся к разрушению, рождающие хаос.
Мироздание гармонично и исторично – оно развивается в своем стройном порядке, усложняя его и меняя формы. Демоны, темные маги, древние Чудовища – все темные силы, известные человеку, существуют для того, чтобы разрушать. Убивать, разбивать судьбы, уничтожать природу, сокрушать сами основы человечности мерзкими культами. Твое появление всколыхнуло Великолесье, по сути начав новую эпоху. Эпоху решающего Противостояния.
– Мой главный враг – Узурат, кем бы он ни был?
– Твоя цель не допустить того, чтобы кто-то стал твоим личным врагом, особенно Узурат!
– Не понимаю. В любой битве есть враги.
– В любой, кроме твоей. Я объясню. Узурат – это не просто великий темный маг. Узурат познал Зло так близко, как никто другой. Им движет не мелкое тщеславие, и даже не безумие. Им движет идея. Сила этой идеи в том, что она является полуправдой. Полуправдой о человеческой природе, о сути каждого из нас. Упрощенно, идея заключается в том, что Зло – это не абстрактная внешняя сила, существующая вне нас. Зло – это наша сущность, сущность каждого человека. Мы сами носим его в себе, приумножаем и храним. Тщеславие, гнев, равнодушие, страсти, тяга к насилию – это наше достояние, часть нашей природы. Поэтому, согласно его идее, борьба со Злом не имеет смысла. Оно существует до тех пор, пока существуем мы сами. Все высокие идеалы – всего лишь грим, всего лишь искусственное прикрытие натурального зла внутри нас, которое мы любим, даже боясь себе в этом признаться.
– Звучит правдоподобно.
– Именно поэтому, чем больше у Узурата врагов, тем он сильнее. Неприязнь и злоба людей лишь дают ему сил – он превращает все злое внутри человека в ниточки, за которые можно дергать, а самого человека – в марионетку.
– Как же его победить? Трудно спорить с тем, кто видит тебя насквозь.
– Тебе придется не просто махать мечом, а противопоставить ему что-то, ту самую вторую половину правды, которая сделает его бессильным.
– Теперь и мне не по себе… Где же мне найти эту правду?
– Я не знаю, Ян. Не знаю. Тебе предстоит долгий и удивительный путь, во время которого, наверное, ты и узнаешь эту самую побеждающую зло правду. Для этого тебе понадобится мудрость.
– Откуда у меня мудрость? Вы знаете, сколько мне лет? В десять раз меньше, чем Вам!
– Мудрость не всегда зависит от возраста, Ян. Мудрость – это особый взгляд на мир. Ею обладали Первые люди, жившие тысячу лет. Затем ее пронес сквозь века древнейший народ Великолесья – ди-наао-кунтх, что значит, «существующий от начала». Ди-наао-кунтх ушли и оставили мудрость нам, стремящимся познать ее, магам и мудрецам современности. Мудрость заключается в том, чтобы узнать истинные имена вещей, или истинную сущность вещей. Мы все привыкли смотреть на мир с узкой точки зрения своего мнения, своих потребностей и своих способностей. Вещи и явления зачастую познаются нами сквозь призму нашего «я», и это в той или иной мере естественно. Мы называем мироздание теми именами, которые кажутся нам подходящими, соотвествуют нашему состоянию и нашему отношению к окружающей действительности. Но вещи, явления и живые существа имеют свою истинную сущность, которую не так легко понять, если смотреть на мир как на систему, центром которой являемся мы сами. Истинные имена вещей – а в имени вещи заключена ее суть – можно познать, если принять эту вещь как часть Судьбы Мира. Каждое явление, каждый человек, каждая травинка и каждый порыв ветра сплетают собой Нить Судьбы Мира. Каждый из них важен тем, что является частью Мироздания, как Истории. Ты понимаешь?
– Пока да, еще успеваю ухватить мысль.
– Когда человек воспринимает действительность как живую Историю, имеющую миллионы переплетающихся судеб и конечную цель, он мудр.
– И какова же конечная цель?
– Айва!
– Что? Айва – это же вроде бы фрукт такой.
– В нашем мире слово Айва означает далеко не фрукт. Сточки зрения Судьбы Мира, Айва – это состояние Мироздания после того, как оно прекратит свое существование в том виде, в котором оно существует сейчас. Это жизнь после жизни. Айва – это глобальная Справедливость. Мы верим, что в конце Истории мир переродится в Айву. Айва будет иметь множество кругов, как и анима. В центре будет находиться Наао – Причина и Начало мира….
– Творец?
– Некоторые из нас верят, что Наао – это личность. Кто-то убежден, что это просто непознаваемая сущность, с Которой все началось, которая превратила Ничто в Нечто. Так вот, все, что когда либо существовало, будет вращаться вокруг центра бесконечное число времен. Чем дальше от Наао и ближе к Ничто будет находиться анима или дух, тем меньше покоя и больше страдания будет в его вечности. Слово Айва вошло в обиход и теперь оно означает простую бытовую справедливость. Люди могут спорить друг с другом из-за сена и не подозревать о всех этих заумных вещах, которые мы сейчас обсуждаем.
– Я слышал, что Узурат поднимает Шра на войну, обещая им господство над всем Великолесьем? Его идея в превосходстве северных народов над остальными. В моем мире что-то подобное было, ничем хорошим не кончилось.
– Да, именно так. Учение Узурата о превосходстве распространилось и укрепилось в умах очень быстро. Это произошло потому, что оно привело к глобальному сдвигу в сознании людей, к совершенно новому взгляду на право. Если сильно упростить, за всю историю Великолесья существовало две идеи об источнике права. Самая древняя идея – это принцип происхождения. Человек или целый народ имеет право на что-то, исходя из своего происхождения. Это моя земля, мой дом, мои предки жили здесь. Это наши земли, наш народ произошел от другого, более древнего племени. И так далее. Вторая идея, которую принес удивительный и по-настоящему великий человек Император Маттариш Многоликий – это принцип силы. Он создал гигантскую империю, где смешались народы и языки, где знатный человек с блестящей родословной мог подметать мостовую, а простолюдин – управлять городом. Кто достаточно силен – духом и телом – тот и победитель. А право – результат победы. Узурат покорил умы современников третьей идеей – принципом знания. Человеку необязательно быть знатным, необязательно быть сильным. Только знание, само осознание той или иной идеи делают его уникальным, ставят его на ступень выше «непросвещенных». Так он получает право. Право владеть, господствовать и пользоваться. Любой обычный человек, ничем не примечательный, коих тысячи тысяч, способен вкусить сладость права, ощутить опьяняющую дрожь своей значимости. Это дает ощущение свободы, это наполняет решимостью, поднимает над обыденностью. Вырывает из тесных рамок старых представлений о своем месте под солнцем, внутри которых человек всю жизнь копит злобу, ненависть, неудовлетворенность. Новое, неожиданно свалившееся на голову, право направляет эти темные эмоции в русло разрушения, превращая человека в голодного зверя, стремящегося реализовать свое право во что бы то ни стало. Такой человек беспрекословно повинуется источнику новой пьянящей свободы – своему Освободителю и Мессии – по пути к новому будущему… Такие жуткие вещи… Не устал еще от моих разговоров.
– Есть немного – уже мозги кипят и в желудке урчит.
Лавадэр рассмеялся, понимающе кивая:
– Да, пора подкрепиться! Знаешь, тут наверху кормежка не очень… Махнем на землю?
Ян согласился и они вместе со старым магом поплыли в черной пустоте назад, к крошечной точке светящегося дверного проема.
Через полчаса Ян и Лавадэр сидели за столиком уличного кафе "Три хвоста» в Округе лилий и звякали вилками по большим квадратным блюдам с омлетом, с аппетитом заедая кушанье душистыми луковыми хлебцами. Воздушный Янван стал невидимым на фоне яркого голубого неба, а улицы земного города кипели жизнью. Крики, грохот, смех и резкие запахи заставляли очнуться от холодной красоты облачных дворцов, все еще стоявшей перед глазами. Отпив травяного чая и поджав чуть обожженные губы, Ян отвлекся от своих мыслей:
– Круто…
– Что?
– Ну, вот это все, о чем мы говорили.
Лавадэр размашисто писал что-то на небольшом листке бумаги.
– Мда, и не говори. Я постоянно думаю, все ли я правильно сказал. Не запутал ли. Ведь, по сути, ход событий истории зависит от тебя. А раз уж я взялся объяснять тебе, что к чему, то и от меня тоже. Никогда не чувствовал столько ответственности…
Старый маг вздохнул, улыбнулся и попросил у официанта «огоньку». Улыбчивая девушка принесла медное блюдце с тлеющим угольком. Лавадэр поджег конверт с письмом и развеял пепел по ветру. Заметив мимолетный взгляд Яна на своих трясущихся пальцах, старый маг кивнул на руки:
– Знаешь откуда это? Может быть, ты слышал про нашествие демонов, которое было почти уже 100 лет назад?
– Да, кузнец рассказывал. Показывал клинок Зоа Иеусса.
– Вот. Я был тогда совсем молод, талантлив и тщеславен. Лез во все опасные места, которые только были. Поползли слухи, что в Маральском бору пропадают люди. Потом пропавшие стали возвращаться и убивать всех подряд, пожирая трупы и все такое прочее. Люди попросту бежали в Картон, бросая деревни, поля и скот. Тогда Зоа собрал отряд магов, и мы отправились в хвойные чащи. То, что мы там увидели, до сих пор снится мне в кошмарах – представляешь, 100 лет прошло! В маленькой деревеньке произошло убийство – пьяница забил до смерти своего маленького сына, уж не помню по какому поводу. Мать мальчика похоронила его прямо во дворе их дома, пока муж спал. И потом произошло нечто невиданное и страшное – эта маленькая могилка с венком из белых лилий стала точкой какого-то сбоя, трещины в нашем мире. С другой стороны, из мира духов, хлынул поток демонов, которые входили в людей и превращали их в монстров. В самой деревне было трудно находиться – низкий гул как бы сжимал воздух, давя на слух и сковывая мысли. Мы бились с одержимыми, не пуская их в другие деревни. Но это было все, на что у нас хватало сил. Тогда я отправился в деревню в одиночку ночью, не сказав никому. Я бродил по дворам, пока не увидел призрак маленького мальчика. Он прятался и плакал. Я пытался заговорить с ним, но он убегал прочь. Наконец, мне удалось позвать его. Он постоянно повторял: «Почему папа такой злой?», «Где мама?», «Дядя, наверное я очень плохой – папа сильно сердится». И снова плакал – тихонько так, как бы украдкой. Я рыдал рядом с ним, лежа на земле. Этого не передать… Потом на меня набросился очередной человеческий монстр и мальчик убежал. В сражении на меня пало заклятие Безумия из магии Солнечного Круга. Солнечный круг – второй по силе после Лунного круга уровень Высшей магии. Я понял, что обречен, но все же добил своего противника. Перед тем как выйти из мертвого тела, демон прошептал мне слово на каком-то неизвестном языке. Я отправился к своим, и мы общими усилиями перевели его – оно означало «ключ» на одном из забытых диалектов западных племен. И тогда мы поняли, что там произошло. Мы называем это особым словом, которое не произносим без большой необходимости. Это слово – кардАлават. Понимаешь, все злые деяния похожи тем, что злы по своей природе и достойны осуждения. Но существуют такие преступления, которые выходят за рамки самой человеческой природы, превосходят воображение здорового человека и посягают на саму сущность естественного порядка вещей. Убийство собственного ребенка, беззащитного и по большому счету невинного существа – как раз такое запредельное деяние. Одурманенный вином и дошедший до беспамятства человек совершил то, что само мироздание не смогло вынести – оно дало трещину. Именно он был ключом, который «открыл» эту дверь между мирами. Только он и мог закрыть ее. Зоа с отрядом отправились разыскивать убийцу в леса, а я бежал на север – на пустынные склоны гор Нааорима. Там каждую ночь меня охватывало безумие – я бился о скалы, рвал на себе одежду и пил кровь животных. Вот тут рука была сломана, еще вот тут и вот здесь пальцы. Особенно ужасными были ночи с полной луной. Я боролся с заклятием, хотя и знал, что еще никогда и никому не удавалось одолеть его. До сих пор не знаю, как мне удалось не убить себя в этом кошмаре. В общем, это долгая история нескольких лет скитаний в скалах. Наконец, заклятие пало, и я вернулся домой. Поначалу все меня боялись – никто не верил, что такое возможно. А ведь до сих пор луна пугает меня. И холод – напоминание о бесплодных склонах скал. И еще кое-что. Об этом знает только один человек – владелец мясной лавки рядом с моим домом в Королевском округе. Иногда приходит жажда… Ну, ты понимаешь о чем я… В сезон полнолуния особенно сильная. В это время нормальная пища кажется противной, а в голову лезут разные мерзкие мысли… Я слышу, как бьются сердца людей на улицах, как пульсируют их вены. Я чувствую их запахи, которые заставляют меня дрожать и сглатывать слюну. Одним словом, гадко. Самому ужасно противно. Только никому не рассказывай, хорошо?
«Да-да… Никому…» – кивнул Ян, хлебнув остывшего чая.
Лавадэр тепло улыбнулся, помахав рукой кому-то за спиной Яна. Ян обернулся и расплылся в смущенной улыбке. Мио Эоиалларао стояла, подперев руками бока и скрестив ноги. На ней были узкие брюки из теплой ткани и белая рубашка с воротником-стойкой, умопомрачительно расстегнутая всего на одну пуговицу не доходя до натягивающего ткань бюста. Огромная шляпа с пестрыми перьями была залихватски сдвинута вперед и скрывала от солнца блестящий озорной взгляд.
«Господа! – важно произнесла девушка, будто стоя на большой сцене перед зрителями, – Разрешите пожелать вам доброго дня!»
Мио шаркнула сапогом и поклонилась – Ян моментально отвел взгляд, смущенно закусив губу. Старый маг ухмыльнулся и понимающе похлопал Яна по плечу:
– Доброе день дорогая! Готова ли экскурсия для нашего гостя?
– Так точно!
– Вот и славно. Давайте прощаться!
Старый маг обнял Яна и крепко пожал руку:
– Держись, Герой! Мы все с тобой!
Ян грустно улыбнулся, глубоко вздохнул и закивал. Лавадэр смахнул с глаз прядь волос трясущими пальцами, на мгновение замер, а затем развернулся и зашагал прочь.
Ян шагал по белым плитам Королевского округа рядом с красавицей Мио и, чтобы в наглую не пялиться на вырез на ее рубашке, рассматривал письмена под ногами:
– А что здесь, собственно, написано?
– Насколько я знаю, летопись города от его основания до строительства Большой стены, итого 800 с лишним лет. Расписано все подробно, со всеми родословными и деталями историй. Строка идет сначала слева направо, а потом вверх ногами справа налево, чтобы можно было ходить вдоль бульвара туда-сюда и читать. Так, конечно, никто не делает, за исключением особо просвещенных иноплеменников. На каждого такого чтеца сразу набрасывается пятеро ямщиков, столько же ростовщиков, с десяток агентов постоялых дворов, столько же игроков в кости и куча еще более отъявленных мошенников. Одним словом, неблагодарное дело.
Ян и Мио свернули на дорогу из мелких квадратных мраморных плиток и подошли к витым, искусно выкованным воротам Королевского сада. От ворот расходилось 4 больших тропы между постриженными в виде прямоугольников высокими кустами:
«Королевский сад разделен на 2 части – Серый Парк и Красный Парк. В первом больше тени, «грустных» деревьев со свисающими вниз ветвями, наподобие ивы, а цветники отличаются скромной раскраской и тонким ароматом. В целом цветочный букет немного горьковатый и как бы усыпляющий. Когда мама умерла, я не вылезала из Серого Парка несколько недель. Удобно, что там много крошечных беседок, вмещающих только одного человека. Сидишь себе, никто тебе не докучает».
Ян вдохнул аромат от огромного сине-фиолетового цветника, стоя в тени развесистого дерева рядом с тихо журчащим в небольшой чаше фонтаном. Струи воды били из под пальцев статуи, изображающей закрывающего лицо руками скорбящего человека. Легкий, «холодный,» с горчинкой аромат цветов будто вплетался в единую ткань с журчанием множества фонатнов-ручейков:
– Успокаивает, – показав рукой вокруг себя, проговорил Ян.
– Точно… Но пойдем в Красный Парк!
Посмотрев под ноги, Ян заметил, что дорожки были посыпаны мелкими камешками цвета асфальта. Проходя мимо обнесенных низкой кованой оградкой белых камней в центре парка, путники остановились, чтобы посмотреть на огромную круглую композицию. Вокруг ограды стояло несколько десятков человек, склонив головы и сложив на груди руки. Постояв с минуту, люди уходили по своим делам, уступая место вновь прибывшим:
«Это Круг Гармонии Мира, в обиходе Белый круг. Здесь проходит коронация наших королей. Сюда приходят люди, чтобы восстановить внутренний покой и почтить все то, во что мы верим».
По другую сторону ограды дорожки приобретали пыльно-бордовый цвет. Красный Парк был залит солнцем – большое открытое пространство разделялось рядами низких кустов с крупными розовыми цветами, придававшими ветерку сладкий аромат. Там и тут возвышались искусственные земляные горки метра по 4 высотой, покрытые огромным количеством цветов. Красные, желтые, оранжевые, насыщенно-синие, ослепительно-белые бутоны были перемешаны в захватывающем калейдоскопе, от которого поначалу даже рябило в глазах. Между горками-клумбами раскинулись невысокие деревья, укрывавшие под своей сенью скамейки и вкопанные в землю столики. Ветви этих деревьев были усыпаны крошечными белыми соцветиями, наполнявшими воздух под зелеными «куполами» крон пряным ароматом. Ян и Мио присели на одну из скамеек под деревом, чтобы передохнуть. Из-за ветвей виднелись мраморные пьедесталы, расставленные по периметру всего полукруга парка. На них вместо статуй стояли музыканты, фокусники и мимы, развлекая небольшие шумные компании.
«Ух, жарко! – выдохнула Мио, доставая большой веер из ярких перьев и расстегивая еще одну пуговицу на рубашке».
Ян сидел под «удачным» углом, поэтому от увиденного у него мгновенно участился пульс. Отведя глаза в сторону, Ян глубоко вздохнул и решил снять куртку.
«Папа рассказывал мне, что в устройстве Королевского сада есть скрытый смысл, – задумчиво начала Мио, – Основная мысль в том, что и в печали и в радости необходимо помнить о главном – о том, во что веришь, о тех законах Мира, на которых все строится. Восторг и счастье могут сменить печаль и горе, но независимо от чувств, во главе всего находится разум, способный понять жизнь, принять верное решение».
От духоты и дурманящего аромата белых соцветий у Яна начала кружиться голова. Он закивал в знак того, что понял о чем речь:
– Попить бы.
– Да, согласна! Я знаю место с самой лучшей фруктовой водой в городе! Кондитерская Равану на Площади Независимости. Идти минут 15!
Побежали!
Мио выскользнула из под дерева и вприпрыжку, как маленькая девочка, побежала к западному выходу из сада. Ян догнал спутницу и они пошли шагом. Ведущая на северо-запад, под горку, улица Конный Спуск была вымощена отполированным за века истории булыжником. С обеих сторон улицы возвышались двух или трехэтажные каменные дома с колоннами, барельефами, террасами и огромными цветными витражами, изображающими портреты или сюжеты с участием нескольких человек в мельчайших деталях. На крышах домов виднелись огромные печные трубы, а цокольные этажи были заняты торговыми лавками, кафе и распространяющими резкий запах духов «водными комнатами». По надписям на вывесках Ян догадался, что «водные комнаты» были аналогом спа-салонов, где можно было принять душистую ванну, выложить огромную сумму за натирание маслами и массаж, а также получить новую прическу или сделать макияж. Из окон верхних этажей на шумную улицу внизу безучастно глядели старики в цветных халатах и помятых колпаках, сидевшие неподвижно и лишь машинально раздувавшие щеки, чтобы выпустить дым от длинных курительных трубок.
– Старый город, – рассказывала Мио, – раньше по этой улице ежедневно водили гвардейских коней в расположенные там внизу конюшни. Из-за шума и грязи эти дома были дешевыми, хоть и строились на казенные деньги и под контролем двора, а значит весьма добротно. Жили здесь люди среднего достатка – мелкие торговцы, ростовщики, военные офицеры низших чинов. Спустя сотни лет, когда Янван разросся, а Старый город стал его центром, жилье здесь стало стоить баснословных денег. Эти уважаемые еле живые господа – в основном, потомки первых поселенцев, а также отставные генералы. Они крайне неохотно продают свои фамильные апартаменты.
– Откуда ты все это знаешь?
– Я люблю историю, читаю книги. Это же так интересно!
– Хм-м… Наверное. Я всегда думал, что история это скучно.
За разговором путники вышли на Площадь Независимости. Ян остановился, задрав голову и приоткрыв рот. В площадь вливалось шесть больших многолюдных улиц, ее периметр состоял из таких же, как и на Конном Спуске, трехэтажных домов с колоннами и витражами. По всему периметру площади, вдоль торцов домов возвышались огромные статуи – суровые бородатые мужчины метров по двадцать высотой, в старомодных камзолах с лампасами и доспехах взирали в центр площади, показывая туда торжественно расставленными руками. Все девять гигантов были обращены в сторону центральной скульптуры, изображавшей двух воинов, показывающих друг другу ладони в знак приветствия. Один из них был «одет» в каменную мантию и шлем с большим крутым гребнем, а на голове второго виднелся тонкий обруч короны. Над ними возвышался, покрывая обе двадцатиметровые статуи крыльями, гигантский каменный дракон – его увенчанная острым гребнем и большой короной с изящными зубцами голова была поднята вверх, а из открытой пасти как бы вырывался потерявшийся в глубинах веков могучий рык.
– Сточки зрения исторической точности, название «Площадь Независимости» не совсем правильное. Империя подписала с Отонским королевством Договор вассального Юга. Невмешательство во внутренние дела в обмен на дань. Конечно, остальные земли Великолесья вообще были провинциями, которыми управляли наместники, так что в этом смысле наша страна была достаточно независимой.
– А дракон – это император?
– О да! Маттариш Многоликий! «Империя велика, как велик ее Император. Империя могущественна, как могущественна ее армия. Империя вечна, как вечна ее слава. Да преклонится всякая глава перед Императором, да подчинятся дикие народы пророческой воле Многоликого, и да будет мир в чертогах его».
– Почему он многоликий?
– Так Маттариша прозвали после нескольких неудачных покушений. Он искусно избегал смерти, используя двойников и создавая у разных народов разный образ Императора. Ой, кажется Эйли там!
Мио замахала руками кому-то в толпе. Добежав до Эоиалларао, она остановилась и поклонилась:
– Мой господин!
– Моя госпожа! – поклонился в ответ гвардеец.
Втроем они зашли в скрипучие двери большой лавки, на стеклянной витрине которой было старательно выведено витиеватым стилем «Кондитерские Равану. Уголок шеф-повара». В кондитерской было светло, свободно и пахло расплавленным сахаром. За столами из толстого цветного стекла сидело несколько человек. Мио на ходу показала официанту за стойкой 3 пальца и через минуту он поставил на столик три больших запотевших бокала с морсом. Ян жадно поглощал прохладную, чуть сладкую, пахнущую розой и свежими фруктами жидкость, шумно дыша в перерывах между глотками. На дне бокала стояла взвесь из свежих перетертых фруктов. Мио сидела на коленях у мужа, ворошила его черные локоны и, хохоча, пыталась поймать его губы. Эоиалларао уворачивался, смущенно улыбаясь. Яну стало неудобно глазеть на эти игры и он отправился к стойке, чтобы взглянуть на меню. Над стойкой было закреплено десять стеклянных сосудов в виде больших капель, каждый из которых был наполнен конфетами в фантиках того или иного цвета. С потолка на длинных цепочках свисали подносы с залитыми кремом пирожными и ароматными румяными булочками. Пожилой мужчина в очках с длинными косами на висках отвлекся от протирания вымытых бокалов и обратился к Яну:
– Добрый день! Вам посоветовать?
– Э-э… Я пожалуй куплю желтые. Пробовал их на площади.
– Желтые? Не самый худший сорт, согласен. Кстати, меня зовут Равану. Ян протянул в ответ руку:
– Мое имя Ян.
– Вы знакомы с этим приятным семейством?
– Да, совсем недолго.
– Королевские гвардейцы удивительные люди. Они сильны, красивы и благородны. Они как будто из прошлого… Знаете, современные люди очень ленивы и любят приспосабливаться. Гвардейцы же живут по особым принципам, которым уже не одна сотня лет. Например, у них не принято разводиться – знаете, такая старомодная и немного наивная верность. И вообще, почти все жены гвардейцев владеют оружием. Поэтому многие из них отправляются с мужьями на войну. Особенно когда намечается по-настоящему серьезная и опасная битва. Ведь королевские гвардейцы всегда идут впереди, лезут в самое пекло и ведут за собой остальные войска. Они гибнут рука об руку, унося свою большую и не прагматичную любовь в могилу. Конечно, многие из них заносчивы, кто-то страдает тщеславием, а иные и вовсе презирают всех иноплеменников и не чистокроных южан. Но все же…
Равану задумался, с улыбкой глядя на целующуюся парочку, затем отвлекся и поставил перед Яном только что протертый бокал:
– Прошу прощения, что занял у вас столько времени! Старею, становлюсь болтлив.
– Что вы! Не стоит!
– Позвольте в качестве компенсации угостить вас фруктовой водой!
Наевшись конфет и попрощавшись с Равану, путники отправились дальше – как объяснила Мио, оставалось посмотреть на башню Эния-Нумат в округе Малая Эния, что в часе ходьбы отсюда. Ян шагал по мощеным булыжником извилистым улицам Королевского округа, разглядывал вывески лавок и пытался отчистить коренные зубы от налипшей сладкой массы кончиком языка. Эоиалларао и Мио шли, держась за руки и блуждая скучающими взглядами по улицам. Внезапно на лице Эоиалларао появилась лукавая ухмылка:
– Хорошо, что ты сегодня весь день гуляешь пешком. Тебе полезно.
Он с картинной важностью закивал и шлепнул жену по ляжке. Мио вытаращила глаза:
– Что-о-о? Это я то жирная?
– Я не сказал «жирная». Я имел в виду э-э-э… «расслабилась».
– Ян, ты слышал? Этот человек только что бросил мне вызов!
Эоиалларао с довольной улыбкой пожал плечами и развел руками. Мио оглядела дома вдоль улицы:
– Надеюсь, ты не слишком стар, чтобы пробежаться?
– Я стар? Я лишь на пять лет старше тебя, девочка!
– Вот и отлично.
Мио сняла шляпу и подала ее Яну. Затем подозвала лениво дежурившего у большой продуктовой лавки погонщика с небольшой каретой. Эоиалларао снял свой военный камзол, оставшись в штанах, сапогах и легкой белой рубашке. Мио показала Яну на шпиль высокого здания в конце улицы, едва видневшийся вдали:
– Кто первый коснется флюгера, тот победил. Кто коснется земли, тот проиграл.
Ян сел в карету и высунулся в окно. Эоиалларао, играя мускулами, легко забрался по балконам и парапетам на крышу дома слева, а Мио залезла на развесистое корявое дерево и тут же оказалась возле печной трубы здания по правую сторону дороги. Ян понял, что намечается что-то интересное и приготовился махать снятой с плеча курткой как стартовым флагом: «На счет три. Один. Два. Три!» Выбив каблуком кусочек черепицы, Мио ринулась вперед, сделала «колесо», оттолкнулась от края крыши, пролетела несколько метров и кувырком приземлилась на крышу соседнего дома. В это время Эоиалларао, разогнавшись несколькими размашистыми шагами, прыгнул, ухватился руками за высокую печную трубу, пропустил ее между ногами, оттолкнулся от канавки водостока и упал в крону дерева. Качнувшись на руках, он тремя большими кувырками пролетел через крошечную рощицу во дворе дома, хватаясь за суки поочередно руками и согнутыми в коленях ногами, как акробат в цирке. Приземлившись на плоской крыше дома напротив Мио, он тряхнул волосами и улыбнулся жене. Та чуть ехидно прищурилась, послала ему воздушный поцелуй и побежала дальше. «Вперед, вперед!», – крикнул Ян погонщику.
Спорщики бежали по крышам, кувыркались в воздухе, перепрыгивали через трубы и ограждения и, ни на мгновение не останавливаясь, скользили по узким и ненадежным кромкам заборов, рискуя упасть на каменную мостовую с высоты нескольких метров. Их раскрасневшиеся лица дышали наслаждением от скорости и сосредоточенным азартом. Ян с погонщиком не раз удивленно переглядывались, реагируя на опасные финты бегунов. Наконец, впереди показался заветный шпиль – здание ткацкой фабрики находилось на другом конце круглой площади с небольшим парком, огороженным высоким забором.
Крыши домов на пути Мио кончились – девушка на секунду замешкалась, затем, решаясь, глубоко вдохнула и прыгнула на крышу проезжавшей мимо повозки. Когда повозка поравнялась с проезжавшей по направлению к фабрике каретой, Мио мягко перескочила на нее. Проехав с десяток метров, карета повернула в другую сторону и Мио изо всех сил выпрыгнула прочь, лишь пальцами уцепившись за крышу еще одной повозки и с размаху ударившись коленями в закрытые двери. Эоиалларао, увидев, что отстает, сжал зубы и побежал по крышам в обход – по направлению к соседнему с фабрикой зданию торгового дома. Тем временем Мио, выполнив еще несколько рискованных прыжков, добралась до забора парка и вцепилась в прутья руками, подогнув едва не коснувшиеся земли ноги. Затем она начала продвигаться вдоль забора, разворачиваясь на 180 градусов и перекидывая вперед то одну то вторую руку. Эоиалларао, яростно цепляясь за балконы и подтягиваясь, добрался до крыши торгового дома, который был на пару этажей выше фабрики. Тяжело дыша и потирая болящие от напряжения руки, он подобрал некогда оторванную грозовым шквалом от двери на чердак доску и прицелился, глядя на шпиль. Мио закончила кружиться, достигнув конца забора. Она опустила голову, чтобы перевсти дух, однако, увидев готовящегося к последнему броску мужа, тихонько зарычала и принялась карабкаться с ограды парка на здание фабрики. Эоиалларао хлопнул для решимости в ладоши, подложил доску под ноги и ринулся вниз, скользя по волнистой черепице. Разогнавшись до огромной скорости, он оттолкнулся перед самым краем крыши, на глазах у удивленных прохожих перелетел большое расстояние между домами, ухватился за шпиль и повис на нем, болтая ушибленными о башенку ногами. Через несколько секунд появилась и Мио, подпрыгнув и вонзив каблуки в щель между каменными блоками. В это же мгновение ее руки сорвались и она исчезла внизу. Эоиалларао невольно вскрикнул. Мио болтала руками в воздухе, держась за стену только застрявшими каблуками. Девушка изогнулась из последних сил и вскарабкалась на башню. Эоиалларао помедлил секунду и коснулся флюгера ладонью одновременно с соперницей.
Ян вышел из остановившееся кареты и захлопал в ладоши.
Аплодисменты поддержали зеваки на площади. Мио и ее муж, обнявшись и задыхаясь от бега, стояли на башне ткацкой фабрики и улыбались друг другу. Когда парочка спустилась вниз, Ян пожал им обоим руки:
– Судьям требуется время для совещания.
– Простите, госпожа. Где вы купили такие сапоги? – вставил погонщик, отдавая сдачу.
Спустя полчаса неспешной прогулки Ян и его спутники достигли своей цели – башня Эния-Нумат, сверкающая верхушка которой была видна почти от самой Площади Независимости, уходила в небо прямо перед ними. Пока Ян пытался прикинуть высоту здания (на вид метров 200), Мио рассказывала:
«Эта башня – самое высокое здание в городе. Название переводится как «Гордость Энии». Его построил один богатый купец и владелец множества горных приисков из восточного народа энцев. Как и дома энцев, башня сделана из энской глины и имеет сложный металлический каркас. На самом верху расположена система вращающихся зеркал, которые отражают солнечный свет и сверкают как маяк. Ночью на верхушке башни горит чан со смолой и сияние от зеркал становится красным».
По стенам башни вился узор из барельефов – устремленные ввысь лианы с виноградными гроздьями переплетались с письменами на незнакомом Яну языке. Лифт с механическим приводом поднимался медленно и скрипел. Выйдя на смотровую площадку, Ян выдохнул «Ого!» – перед ним раскинулся огромный город с бесчисленным множеством домов, сложнейшей сетью улочек и большими островками волнующейся зелени. Блестящие на солнце крыши дворцов и плоские зеркала искусственных озер теснились ближе к центральной части города. С северной стороны, за воротами, была видна узкая лента Царской дороги, теряющаяся в дымке Леса.
Ян Серовски сидел в мягком бархатном кресле внутри закованной в металл кареты, уже не первый час мчавшейся на север по Царскому пути. Борясь с дремой, он пытался собрать воедино все рассказы и советы Лавадэра, но вместо этого его мысли блуждали, как изнывающие от безделья школьники во время внезапно отмененного урока. Образ заразительно хохочущей Мио Эоилларао в полурасстегнутой рубашке таял в томной дымке, уступая легкому чувству голода, рисующему перед глазами шипящий от жара, румяный мясной стейк с подпалами от решетки-гриль. Ян вспоминал свои нервные срывы, страх и чувство полной беспомощности, бушевавшие внутри в течение первых недель в Маловане. Он вспомнил о доме и матери, ждущей его возвращения с занятий. Родные образы наполняли сердце теплым и уютным чувством – желание вернуться стало скорее приятным предвкушением, чем мучительным нетерпением.
По обеим сторонам широкой дороги возвышались стены из вековых деревьев, сурово сомкнувших свои ряды на случай, если незваные гости задумают остановиться и посягнуть на дремучий покой чащи. Во время очередной остановки Ян заметил, что среди лиственных гигантов стали часто попадаться могучие, покрытые корявой слоистой корой сосны. «Недалеко Маральский бор», – подумал Ян, вспомнив о гордом городе Картон и описанных Лавадэром ужасах. Вдоволь надышавшись свежим воздухом, Ян быстро задремал под мерное покачивание кареты и приглушенную дробь конских копыт.
Тем временем далеко от Царского пути, в глубине прохладных и мрачных чащ южной части Маральского бора, в полуразрушенном и поросшем мхом замке начиналось нечто важное. К заброшенному сотни лет назад дворянскому особняку не вела ни одна дорога – о существовании чернеющего среди одичавших рощ здания знали разве что молчаливые и дымящие длинными узкими трубками старики из окрестных деревень. Некогда «Роща Безмолвия» принадлежала богатому семейству Эмэнорай – потомкам видного военачальника Отонского королевства времен Поднебесной империи. Эмэнорай построил неприступную крепость Картон, назначил ее управляющим своего молодого адьютанта по имени Лэвэй, а сам поселился в хвойной глуши, забросив парады и светские пиры Янвана. Спустя тысячу лет крепость Картон превратилась в огромный, наполненный золотом и промышленными цехами город, династия Лэвэй – в самых влиятельных людей не царского рода во всех южных землях, а обитель чудака Эмэнорая – в тайную ставку самого могущественного союза магов Великолесья.
В единственном помещении замка «Рощи Безмолвия» без брешей в потолке – большом зале для приемов гостей – горел камин и дрожало на сквозняке пламя факелов. Большую часть комнаты занимал широкий стол, вытесанный из неподъемного ствола сосны-патриарха. Посреди длинной покрытой местами вытертым лаком столешницы было вырезано круглое изображение солнца, окруженное языками пламени. Все шесть массивных ножек стола были выполнены в виде коротких когтистых драконьих лап. Вокруг стола стояли каменные кресла-троны с идеально прямыми спинками. Каждое кресло было украшено по-своему – подлокотники оканчивались звериными и птичьими головами, а над спинками возвышались скрещенные крылья, мечи, изящные узоры и огромные бутоны цветов. Во главе стола на небольшом пьедестале стояло кресло из камня настолько яркого белого цвета, что от него в сумраке зала исходило слабое сияние. Седалище Патрона Совета двадцати одного было сложено из священных камней Барат-Маллаха – скрытой от людских глаз таинственной долины в горах Запада. В самые тяжелые годы Вторых Магических войн, когда демоны делали жизнь людей невыносимой, только обелиски, вытесанные из камней Барат-Маллаха, спасали под своей сенью тех, кто не желал покориться мерзкой силе. В камнях Барат-Маллаха, так же как в деревьях Края Голубых Елей и стремительных реках горы Небесный Столп на юге гряды Нааорим на Севере, были заключены первозданные силы, не подвластные никому из смертных и недоступные никому из бессмертных. Лавадэр, устало облокотившись за спинку светящегося кресла, бросил на сиденье сложенный квадратом теплый плащ и оглядел собравшихся.
Слева от него сидел, облокотившись на стол локтями и сложив ладони у губ, препатрон Гаррар – угрюмый мужчина лет 45–50, с широкими седыми прожилками в черной шевелюре, хаотично замотанной махровым бордовым платком. Взгляд его блестящих темных глаз бегал из стороны в сторону, подчиняясь ходу роившихся в голове мыслей, а брови были озабоченно насуплены. Широкие рукава его черного плаща чуть свисали вниз и обнажали испещренные письменами худые руки. На груди у мага висел в золотой оправе огромный зеленый кристалл ромбовидной формы, в котором клубились завитки дыма и мерцали искры. Препатрон Совета двадцати одного, светоч Картона Гаррар слыл темной и скрытной личностью, никогда не появлялся на городских праздниках и очень придирчиво выбирал себе учеников. Рассказывали, что Гаррар родился в кочевом поселении почти истребленного воинственными соседями северного племени триш, ребенком был украден работорговцами с Востока и продан в качестве слуги мелкому придворному чиновнику в столице империи Туннар на Западе. Прожив 20 лет среди западных народов, Гаррар изучил темные магические науки и сбежал от своих одряхлевших хозяев в поисках новой жизни. Поселившись в южных лесах, он продолжал изучать магию и, в конце концов, достиг звания Мастера магии стихий.
Памятуя детскую обиду, Гаррар всегда недолюбливал мага, расположившегося напротив него за сосновым столом – Айрао, препатрона Совета двадцати одного, Хранителя Энии (общее название земель Востока). Крепкий и громкоголосый пожилой маге жизнерадостной улыбкой и длинными упорно не сдающимися перед сединой русыми волосами сидел на краешке кресла, выпрямив спину и приветственно кивая вновь прибывающим. Айрао был могущественным магом, достигшим званий Мастера магии стихий и Мастера магии светил. Помимо этого, Айрао обращался в огромного Золотого дракона, внушая ужас врагам и сутками паря над чащами и ущельями родной Энии. Решив не беспокоить Гаррара разговорами, Айрао привстал и пожал руку сидевшему слева от мрачного мага парню с румяными щеками и широко открытыми глазами.
Парень по имени Наорау был нимидо – «беззаботным», то есть от рождения слабым умом. В свои 25 лет Наорау был наивен и впечатлителен, как ребенок. Он был посохоносцем – слугой самого необычного, жутковатого и таинственного члена Совета, светоча Нижнего Предгорья по имени Краду. Наорау держал в руках тяжелый посох с закрепленным наверху большим прозрачным шаром из материала, напоминавшего стекло. Внутри шара в мутной жидкости медленно вращалось покрытое морщинами скрюченное в позе эмбриона существо размером с ладонь взрослого человека. Ручки и ножки Краду были прижаты к щуплому телу, на несоразмерно большой голове росла жидкая копна седых волос, а темные глаза, не моргая, вглядывались в окружающее. Краду не понаслышке знал, что такое кардАлават – он появился на свет во время мерзкого обряда посвящения богу Лишме. Жрецы демона Лишме делали вещи, едва ли не более ужасные, чем деяния обезумевших служителей Ванту-Заака. Они строили Дома единения – места массовых оргий одурманенных распаленной похотью мужчин и женщин. Зачатых на праздниках в Домах единения детей женщины посвящали Лишме. В назначенный день жрецы приносили малышей в жертву, заживо рассекая и сжигая на огне. Краду не успел родиться к назначенному времени и жрецы убили его мать, чтобы добраться до него. Стонущая от невероятного зла земля не выдержала – под капищем Лишме разверзлась пропасть. Доныне безучастные и бежавшие от мерзости духи деревьев приняли выжившего, еще не способного даже плакать малыша Краду и сохранили ему жизнь в заветных чащах, не доступных человеку. Никто не знал сколько живет на свете Краду – он общался с людьми скупо передавая свои слова через посохоносцев. Удивительный, невозможный человек Краду был мастером Магии стихий, Магии светил и Магии темных сфер.
Напротив ерзающего на месте и улыбающегося Наорау сидел чудак Манэгу. Будучи светочем захолустного Верхнего Предгорья, он был известен далеко за пределами Королевства вольного юга как мастер Магии светил и Мастер перемещений.
Слева от Манэгу сидела единственная женщина, входившая в Совет двадцати одного. Даму зрелого возраста звали Сэлис – в честь древней царицы аллирийцев, правившей во всех западных землях много веков назад. Современная Сэлис была верховной жрицей богини Махат и Хранителем Инмара – высеченного в скалах непреступного города на склонах гряды Айлар на Западе. Несмотря на возраст, Сэлис выглядела привлекательно – гладкая кожа, платье с декольте и подолом с глубокими разрезами, высокая плетеная прическа и большие серьги с бриллиантами напоминали о том, кому служила эта женщина. Еще до прихода могущественных демонов Ванту-Заака и Лишме с их мерзкими культами, Махат царила в западных лесах, обольщая мужчин в образе прекрасной девушки и играя с ними в смертельные игры. В эпоху Вторых Магических войн Махат была единственной, кто мог на равных боротсья с темными богами. В Инмаре правили женщины, используя мужчин лишь для тяжелой работы и продолжения рода. В Инмар со всех сторон света бежали от мужского произвола женщины и девушки, ища защиты и свободы. Городом управляла мудрая и гордая Сэлис – мастер Магии светил, Магии иллюзий и Магии чар.
Напротив Сэлис на кресло аккуратно присел самый молодой член Совета – 23-летний Элькантарао. Это был тот самый парень, которого Ян Серовски нечаянно вверг в заклятие Полнолуния в сенях домика старика Энора. Многие были против пришлашения столь юного мага в Совет, но Лавадэр настоял на своем, убеждая коллег в талантливости парня. Элькантарао вел себя скованно и старался не смотреть в глаза окружающим. Сэлис с подозрением вглядывалась в лицо парню, медленно наматывая на пальцы длинные локоны.
Из числа известных личностей свои места успели занять светоч Озерного края и Загорья Матору, глава Общества Тува-Хэш, суровый и вспыльчивый силач Ваарагат-Манават и светоч Глуши Энор. Внезапно в зал через арку, в которой когда то висели двери, запрыгнул огромный снежный барс, проскрежетал по каменному полу когтями и обратился в Тарай-Ваоэна: «Простите, опоздал», – выдохнул он.
Лавадэр поднял руки, кашлянул и пропел на языке Первых людей: «Приветствую вас, могущественные и мудрые маги!». Члены совета вразнобой отозвались певучим «Да останутся кругами круги твои». Лавадэр сел и продолжил речь: «Я, Лавадэр, светоч Янвана, как патрон Совета, объявляю начало собрания. Я собрал вас для того, чтобы объявить о двух великих событиях. Первое событие – это исполнение пророчества о Новом времени и Герое-из-ниоткуда. Я видел этого мальчика – его силы превосходят все мои предположения, а его ум чист. Я мечтаю о том, чтобы он прошел свой путь верно, и боюсь представить, что произойдет с нами, если он собьется с пути. Но я вижу в нем надежду. Кто из нас смог бы принять всю силу Леса? Кто взвалил бы на себя ношу этого великого могущества, не побоявшись потерять в нем самого себя? Кто захотел бы стать подобным богам и держать в своих руках нити Мира? Ни один! Но этот ма льчик, нареченный Солнцем, уже встал на этот путь. Второе событие – это война. Война, которая уже на пороге наших домов. Цветок поднял голову к солнцу. Авэ, или Узурат, как его называют многие, достиг вершин силы и уже понял, что Герой пришел. Он готовит Шра к войне, он объединяет темных магов. Мы не знаем, кого или что он способен вызвать для своей войны. Во всех землях и народах есть люди, готовые идти за ним из-за его речей. Возможно, даже кто-то из нас готов поверить в его проповедь».
Сэлис подняла руку. Лавадэр кивнул в знак согласия.
«Я могу частично подтвердить слова уважаемого Патрона. Черный Дракон несколько раз обмолвился о том, что Общество готовится к чему-то важному. Конечно, он и не подозревает о том, что проговорился».
Лавадэр усмехнулся: «Охотно верю. Я и сам в разговоре с вами, верхновная жрица, не уверен в том, что слышал то, что слышал и говорил то, что говорил. Для тех, кто, может быть, не помнит, Черный Дракон это прозвище Ваххара – самого могущественного мага в западных землях. Он способен обращаться в дракона черного цвета и является главой Общества Черного Дракона. Он, как видно из названия, крайне тщеславен и не признает ничего, кроме силы. Поэтому он и присоединился к Узурату».
Румяный Наорау встал и, улыбаясь от уха до уха, помахал рукой Лавадэру. Тот кивнул в ответ. Наорау заговорил, выдерживая паузы между словами. Никто не издавал лишенго звука – Краду никогда не говорил лишнего и каждое его слово весило больше, чем чье-либо еще.
«Приготовьтесь. Я слышал волны Темных сфер. Цветок способен освободить богов Айлорэмэ. Он сделает это. Зов Земли».
Члены совета зашептались и заерзали на местах. Лавадэр нахмурился и начал поглаживать бороду: «Зов Земли может пробудить и древних Чудовищ – тех из них, кто не пал в Первых магических войнах. Они опустошали земли Великолесья задолго до появления аллирийских богов. Они спали 4000 лет и за это время наш мир изменился – исчезли гиганторы, которые помогали людям в войне. Да и среди самих людей осталось крайне мало могущественных магов. Для них мы легкая добыча. Боги Айлорэмэ опасны еще и тем, что способны призвать на войну тех, кто до сих поклоняется им. И возможно даже тех, чьи далекие предки служили им. А это – почти все народы Запада. Плата Крови – мы все понимаем, что это значит. Дурная наследственность служителей демонов, преследующая их потомков, лишающая их сна. Мы – члены Совета – это единственное, что могут противопоставить этому страшному нашествию наши народы».
Тарай-Ваоэн привстал, дождался согласия Патрона и сообщил: «Я слышал, что проснулись Мануриты»
За столом послышались смешки и скептические вздохи.
«3-зря см-смеетесь» – вдруг без разрешения, заикаясь заговорил молодой маг Элькантарао.
Он встал, вышел из-за стола и направился к стене за спинами сидящих в самом конце стола. Сэлис привстала и вперила в него подозрительный взгляд, показывая Лавадэру знаками не прерывать внезапную тираду юнца. Осталные члены совета снисходительно и возмущенно оглядывались на Элькантарао. «Вы все… Вы все покойники. Вы посмели строить козни против Вестника Нового мира. Его могущество выше ваших мыслей. Сама смерть идет туда, куда он укажет пальцем». Элькантарао судорожно сглотнул, полоснул по ладони острием кинжала и приложил ее к стене: «А он указывает прямо сюда…». Маги начала вскакивать со своих мест, Лавадэр закрыл глаза и поднял руки над головой. Спустя несколько секунд на месте кровавого знака из стены посыпалась пыль, шершавые каменные кирпичи пошли трещинами, стена глухо загудела, вздулась и взорвалась сотнями осколков. Последовавшие за этим события произошли настолько быстро, что для их рассмотрения пришлось бы остановить бег времени и сделать секунды невыносимо долгими. Из клубов пыли в зал метнулись две тени – огромные кошки черного матового оттенка с застывшими глазами статуй приземлились на стол и обратились в высоких, в полтора человеческих роста воинов.
Каждый из Мануритов держал в руках по два таких же черных матовых меча. В это же мгновение у них над головами скользнули еще две живых статуи-кошки, оттолкнулись от стола, оставив на его поверхности завитки стружки и в гигантском прыжке ринулись на Лавадэра. Старый маг успел лишь выкрикнуть «Бегите!» и направить руки в сторону стены справа от себя – за спиной Айрао. Мощный удар невидимой энергии выбил целую гору кирпичей, проделав большое окно на улицу. Маг еще не успел опустить руки, как Мануриты обрушились на него, повалив белое седалище.
Повинуясь команде, Айрао попятился назад и упал на спину. Тем временем юркнувший под стол еще в момент взрыва старик Энор бросил ему упавший на пол посох Краду. Манэгу обратился в рой насекомых, ту же вылетевший в образовавшуюся в стене дыру. Айрао схватил посох, попятился и упал в пробоину в стене спиной назад. Через секунду снаружи послышался треск ломающихся ветвей и уханье огромных крыльев – покрытый золотистой чешуей дракон быстро набирал высоту, удаляясь прочь. Мануриты, оставив истекающего кровью Лавадэра, набросились на выхватившего меч Гарарра – он тут же оказался на полу. В небольшом зале творилась настоящая бойня – даже самые могущественные заклинания не были способны остановить ожившие статуи. Их матовые тела поглощали заклятия, как громоотводы – магические удары ни на мгновение не останавливали их четкие и быстрые движения.
Магам приходилось бороться с Мануритами как обычным людям – они падали под черными мечами, хватались за разорванные огромными когтями лица и теряли сознание от страшных ударов о стены и пол. Тарай-Ваоэн и Варагат-Манават яростно сражались с одним Мануритом, обрушивая на него серии ударов – мечи лишь скользили по неуязвимому черному телу, высекая искры. С яростным криком Варагат обратился в огромного Змея и повалил Манурита на пол, обвив ему руки и ноги. Преодолев смертельную для любого человека хватку, черный воин схватил Змея за челюсти. Послышался хруст и на полу появился бородатый мужчина с вытаращенными от боли глазами и изуродованным лицом.
Отброшенный в дальний угол Тарай-Ваоэн попытался было встать, но потерял координацию от сильнейшего удара головой и рухнул лицом вниз. В суматохе боя Энор аккуратно прополз под столом, зачерпнул ладонью в лужице крови, измазал себе голову и упал навзничь на гору тел.
Дождавшись, пока тяжелые шаги Мануритов стихнут, старый маг приоткрыл один глаз и посмотрел вверх. Дико и возбужденно улыбаясь, Элькантарао ходил по залу, присаживался на корточки и добивал раненых своим коротким кинжалом. Молодой человек нервно хихикал и бормотал себе под нос: «Жалкие, какие же вы все жалкие».
Увидев плачущего от боли и что-то мычащего Наорау, Элькантарао подошел к нему: «Что, выродок, мамочку зовешь? Топить вас надо при рождении, уродов». Эльканатаро наступил на шею лежащему парню и, высунув язык от азарта, смотрел, как тот задыхается и бьется в конвульсиях.
«О, старик! И шуту досталось!», – Эльканатарао присел на корточки над Энором и протянул руку, чтобы перевернуть тело. «Террано нонмото!», – вырвавшиеся из ладоней Энора лучи подбросили Элькантарао в воздух и прижали к потолку. Извиваясь от боли и брызжа слюной, молодой маг хрипел проклятия. «Что ты сделаешь, старик? Ты же такой добрый – все это знают. Ты, и все твои дружки, и этот твой мальчик-выскочка – вы все сдохнете!».
Энор прищурился и кивнул в сторону лежащего на полу Лавадэра:
«Один мой друг говорил, что этого заклятия не достоин ни один человек. Что никто не заслужил вечно жить на вздохе, переживая бесконечно растянутый миг и видя, как перед его неподвижными глазами бегут года… Но мой друг мертв…». Элькантарао завыл от ужаса, а старый маг приложил палец к губам и шепнул: «Тссс!». Затем он протянул руку и произнес: «Заклинаю тебя силой Третьей Стихии! Плоть земли, дух блужданий!». Прижатые к потолку руки и ноги Эльканатрао начали покрываться серой бугристой коркой, на глазах превращаясь в камень и сливаясь со зданием. Скоро на Энора сверху смотрела вросшая в потолок статуя с протянутой вниз, вывернутой в конвульсии рукой и лицом, застывшем в гримасе отчаяния и злобы.
Энор огляделся, присел на кромку стола и закрыл лицо руками. Все его друзья, люди, на которых возлагали надежды целые народы, все они были мертвы. Старый маг утирал слезы не замазанными кровью полами плаща и поправлял выбившиеся из косы седые пряди. Стукнув кулаком о стол, Энор вышел из зала и отправился вверх по лестнице в старую пыльную библиотеку. Там он отыскал пожелтевший лист бумаги и неиспользованный пузырек чернил. Быстро написав письмо, он поджег его от угольков почти погасшего камина и развеял на сквозняке в пробитой Лавадэром дыре в стене. Через час в саду поместья «Роща Молчания», между покрытыми мелкими трещинами мраморными оградками и рядами разросшихся яблонь на земле лежали 13 тел. Старик Энор, обливаясь потом и сжав зубы, копал землю на месте большого цветника.
Когда багровое солнце начало тонуть за волнующимся занавесом леса, посреди сада чернела длинная, неглубокая яма шириной в человеческий рост. Энор стоял, подставляя сутулую спину прохладному ветерку, и долго смотрел на лежащего со сложенными на груди руками Лавадэра. Большие рваные раны на шее Патрона совета были прикрыты сложенной квадратом теплой накидкой. Слева от Лавадэра лежал Гаррар, как бы прижимая окоченевшими руками погасший зеленый кристалл к невидимой под одеждой сквозной ране от меча. Сэлис, Варагат-Манават, Наорау и еще восемь магов уже заняли свои места в большой могиле, разделенной на индивидуальные ячейки старыми сосновыми досками. Тарай-Ваоэна, Матору и еще двоих магов Мануриты забрали с собой – по-видимому, для допроса во дворце Узурата. Сложив всех в яму, Энор принялся ходить по саду, старясь выдерживать ровный круг. Постепенно уменьшая радиус, старый маг, наконец, подошел вплотную к могиле и принялся забрасывать ее влажным ароматным черноземом. Осенний ветер нагнал слабо моросящий дождик.
Энор с наслаждением подставил лицо холодным каплям, смывая трясущимися от усталости руками кровь и землю. Затем лег на траву и до глубокой ночи, почти не отрываясь глядел в темно-синее ночное небо, покрытое мерцающими точками звезд.
Тпру!.. Золотая карета, не замедляясь, влетела в еле успевшие распахнуться тяжелые дубовые ворота форпоста «Медвежий овраг».
Едва не прыгнув в большой костер, кони отпрянули в сторону и остановились, подняв невидимые в ночной темноте клубы пыли. Отблески пламени играли на бревнах форта, вырывая из тьмы гигантские несоразмерные фигуры суетящихся людей. Облаченный в охотничий костюм с кольчугой и щитком на груди Ранама встретил Яна и сунул ему в руку смятый листок бумаги:
«Открывайте схрон. Мальчика отведи к кузнецу».
Ян без разговоров последовал за ним. Дородо, Файтару и еще пятеро мужчин возились вокруг толстой заржавевшей решетки в полу деревянной крепости форпоста. На решетке был изображен недавно виденный Яном в Янване пятилистный цветок:
«Этому схрону чуть меньше тысячи лет и его ни разу не открывали.
Большой висячий замок не слушался ключа, хрустя ржавыми и забитыми пылью внутренностями. Ранама с досадой стучал по нему кулаком и хватался за голову. Внезапно Дородо схватил его за руку:
«Тихо!..»
За оградой форпоста, среди деревьев слышался шум шагов и приглушенные разговоры. Замерев в ожидании, Ранама беспомощно смотрел на товарищей. Внезапно вдали в поселке послышался пронзительный женский визг – со всех сторон из-за дубовой ограды на Малован летели горящие стрелы. За стеной вновь послышался шум и в башни форпоста с хлестким свистом вонзилось несколько зажженных дротиков. Ранама принялся изо всей силы дергать решетку. «Отойдите!» – попросил Ян и пристально уставился на замок изподлобья. В помещении запахло нагретым металлом, замок начал дымиться и покраснел. Еще несколько секунд и раскаленная добела скоба замка просела под его весом, испустив ворох искр:
«Что стоите? Вперед!» – прикрикнул Ранама на ошеломленных товарищей.
Ян спрыгнул вниз вместе со всеми. Посреди небольшого подземного помещения с выложенными камнем стенами стояла треугольная конструкция наподобие стенда. На «стенде» висели инкрустированные золотом и покрытые письменами большие мечи. Возле стен лежали ящики с доспехами и стояли круглые, идеально отполированные медные щиты. Мужчины молча схватили по мечу и щиту и выбрались обратно. Ранама подвел Яна к запыхавшемуся от бега Ра. Сын кузнеца был одет в новую кольчугу и придерживал рукой висящий на плече лук. Набегу Ян спросил:
– Где Олин и остальные?
– Не знаю, наверное дома. Там сейчас такое творится…
Малован полыхал, пронзая ночную тьму столбами рыжего пламени и какофонией воплей. Жители поселка в панике бегали по улицам, спасаясь от огня, падая и натыкаясь друг на друга. Ян видел, как заспанные мужчины в ночных рубахах выскакивали на улицу с вилами и топорами наперевес и пытались защитить свои дома – замотанные в темные одежды воины-пришельцы легко расправлялись с ними, искусно орудуя мечами. Затем убийцы врывались в дома, раздавался женский визг и грохот. Не найдя того, что искали, налетчики переходили от дома к дому, поджигая все за своей спиной.
– Что… Что они ищут? – проговорил, задыхаясь от бега Ян.
– Они ищут тебя!
На очередном перекрестке Ян едва ну упал, споткнувшись о что-то мягкое. На земле лежал, раскинув руки и неестественно вывернув голову парень лет 15–16. Ян не раз видел его на Говорильне, но не помнил как его зовут. Ра развернул тело:
– Эавайну… Мы называли его Сероглазкой. Ему свернули шею.
– Что? Почему?
Ра открыл ворота кузницы и пропустил Яна вперед:
– Есть догадки…
– Ну же?!!
– На тебя похож. Глаза, рост. Давай, проходи! Отец, мы пришли!
Кираноф спустился с крыльца дома и повел Яна в кузницу. У Яна тряслись руки и пересохло во рту – перед глазами стояло бледное лицо мертвого парня с перекрестка. «Глупости! Вовсе и не похож», – начал было мысленно оправдываться сам перед собой Ян. Кузнец вывел его из транса, отодвинув тяжелый скрежещущий люк, ведущий на нижний, подземный этаж кузницы. В лицо ударил жар от закрытого толстой железной решеткой горнила печи. В небольшом темном помещении было трудно дышать от духоты и запаха гари. Кираноф подошел к дальней стене комнаты и вытащил из нее один из кирпичей. За ним оказалась замочная скважина – кузнец лязгнул ключом и прямоугольный кусок стены медленно отодвинулся в сторону:
– Тут что-то наподобие чулана. Посидишь здесь.
– И всё? – возмутился Ян, жестами намекая на то, что творилось снаружи.
– И всё, – угрюмо отрезал Кираноф и захлопнул за собой створку в стене.
Ян постоял с минуту, вглядываясь в темноту, потом сел на какую-то железяку и обхватил голову руками.
Тем временем на другом конце поселка Олин Магарэт бежал по улице, сжимая в руках рукоять кинжала. В окнах усадьбы Файтару не горел свет. Сердце парня ёкнуло – ворота были распахнуты. Не успел Олин подойти поближе, как за углом улицы послышалась речь на неизвестном ему иностранном языке. Осмотревшись, он не придумал ничего лучше, чем лечь на землю лицом вниз. Двое закутанных в темные одежды мужчин с мечами остановились у ворота и принялись что-то обсуждать. Один из них вошел внутрь, а второй подошел к Олину. Олин, не дыша, дождался, пока противник перевернет его на спину, открыл глаза и вонзил кинжал ему под кадык. Затем вскочил, повалил хрипящего врага на землю и зажал ему рот ладонью.
Вытерев кинжал об одежду убитого, Олин на цыпочках вошел в ворота и едва не вскрикнул от страха. Второй разбойник аккуратно шагал по аллее по направлению к крыльцу, а над ним бесшумно парил жуткий белый призрак. Присмотревшись получше, Олин понял, что в зловещем свете луны принял за призрака Эои, висящую в воздухе в белой ночной пижаме. Девушка держала в руках длинную деревянную доску. Когда незваный гость скрипнул первой ступенью крыльца, Эои размахнулась и, отчаянно крикнув, ударила его доской по затылку. Последним, что увидел оглушенный ударом воин, был спускающийся с неба белый призрак и неясная фигура с блестящим клинком в руке. Олин запрыгнул на лежащего на ступенях противника и с размаху полоснул его по шее. Эои вскрикнула и закрыла лицо руками. Олин медленно вытер рукавом забрызганное горячей темной кровью лицо и отбросил кинжал трясущимися руками:
– Как ты?
– Я? Я в порядке.
– Где твоя семья?
– Мама и дети в подвале… Что происходит?
– Не знаю. Пойдем.
Ребята на секунду обнялись и побежали за ворота. На соседней улице шел бой – трое мужчин из форпоста, неуклюже управляясь с непривычно длинными мечами и отступая шаг за шагом, сражались с пятью или семью пришельцами. Вокруг них трещали горящие дома и деревья, а гигантские цветы склоняли бутоны, корчились и опускались к самой земле. Внезапно один из разбойников бесследно исчез. Его товарищи прекратили наступление, с опаской оглядываясь по сторонам. Еще один замотанный в темные одежды воин выронил меч и схватился за шею – высунувшиеся из пламени руки тянули его в пылающее окно дома. Не успев ничего сделать и оцепенев от ужаса, его соратники смотрели, как торчащие из проема ноги бьются в смертельной агонии. Минуту назад уверенные в себе и предвкушавшие победу мужчины сбились в кучу, выставили вперед мечи и повторяли: «Мат, пощади нас, Мат пощади нас». Из гула пламени послышался хриплый бас: «Мат, может быть, и пощадит». В ощетинившуюся клинками банду прилетел горящий труп и пришельцы окончательно потеряли контроль, бросившись врассыпную. Защитники Малована преследовали их и с размаху рубили мечами. Из горящего окна на крышу метнулась тень. Затем, таинственный обладатель зловещего голоса перепрыгнул на крышу соседнего дома, также полностью объятого огнем. Проскользнув по нескольким крышам, фигура застыла. Олин присмотрелся получше и выдохнул: «Чтоб я провалился!..». В самом центре гудяшего пламени, среди пылающих бревен деревянного перекрытия верхнего этажа дома стоял Чендеру, облокотившись на длинную ручку огромной железной кувалды. Он был абсолютно голым – вся одежда давно сгорела. Его волосы и борода развевались, повинуясь потокам неистового жара внутри огромного костра. Помедлив несколько секунд, Чендеру поднял кувалду над головой и принялся бить по бревнам под ногами. Под ним находился второй этаж дома, к которому только подбирался огонь. После нескольких ударов, полусгоревшее основание с грохотом провалилось. Через несколько секунд Чендеру появился в окне второго этажа, держа в руках сверток одеял:
«Лови!» – крикнул он Олину и аккуратно бросил сверток вниз.
Опешивший Олин успел подхватить внезапный подарок – им оказался завернутый в тряпки младенец. Малыш медленно моргал и слабо хныкал – видно было, что он успел надышаться дыма. Олин передал ребенка Эои и подошел поближе к стене дома. Внезапно входная дверь с грохотом вылетела на мостовую и Чендеру выбежал на улицу, жадно вдыхая воздух и неся на руках лишившуюся чувств женщину. Положив свою ношу на землю и кивнув ребятам, Чендеру сделал несколько глубоких вдохов, схватил кувалду и запрыгнул в пылающее окно дома напротив. Олин отдал ребенка подоспевшему патрулю защитников поселка во главе с Дородо и потянул Эои прочь.
Пробежав несколько улиц, ребята остановились, раздумывая что делать – посреди перекрестка стоял, плача и закрывая лицо ручками, мальчик лет пяти. Вокруг него светили фонари, а с соседней улицы доносились крики ожесточенной схватки. Двинувшись было к малышу, Олин встал как вкопанный. Из полумрака соседней улицы на перекресток, стуча когтями, медленно вышла огромная похожая на статую кошка матового черного цвета. Мальчик перестал плакать, рассматривая невиданного зверя. Манурит медленно подошел к ребенку и повернул голову, взглянув на него неподвижными каменными глазами. Затем отвернулся и продолжил свой путь. Борющийся со страхом и любопытством малыш вытянул руку и коснулся холодного матового бока живой статуи. Детская ладошка скользнула по гладкой поверхности – Манурит, не оборачиваясь, исчез в сумраке переулка.
Олин выдохнул, провел по лицу ладонями, аккуратно подбежал к мальчику и отвел его в сторону. Взяв ребенка за руки с двух сторон, Олин и Эои отправились дальше. Они прошли несколько поворотов и приблизились к Говорильне. Из-за угла дома не было видно, что происходило на площади, но разговоры были слышны хорошо:
– Последний раз спрашиваю, где мальчишка-маг?
– Я не понимаю, о чем вы говорите! Почему вы мне не верите? Я никогда не обманывал Шра!
– Да, ты поработал на славу – продал все секреты Отонского королевства, какие мог. Ты и самого себя бы продал, если бы кто купил!
– Вот видите, мы уже почти договорились!
– Похоже, он ничего не знает. На вышку его!
– Нет! Постойте, прошу вас!
Звуки борьбы сменились предсмертным хрипом. Олин выглянул из-за угла: несколько разбойников поспешно удалялись прочь, а на вышке дозорного в петле висел мертвый Монто. Его лицо побагровело, вытаращенные глаза застыли, а пухлые руки беспомощно болтались, выпустив висящий на поясе кожаный кошелек.
Ян Серовски почти целый час сидел в темноте, сжимая голову руками и заставляя себя не сорваться и не начать колотить в стены кулаками.
Тьма обступала со всех сторон и, казалось, старалась задавить его своей массой. В памяти отчетливо всплывали изуродованные лики смерти из злосчастного лесного видения. Еще чуть-чуть и они готовы были материализоваться, обдав его волной леденящих воплей. Ян начал паниковать и терять контроль – по нескольку раз бесцельно вставал и садился, жевал губы и судорожно искал какой-нибудь укромный угол..
Наконец, чтобы отвлечься, он встал и начал аккуратно ходить по комнате-чулану. Глаза привыкли к темноте и Яну удалось разглядеть многое из того, что пылилось здесь уже не первый год: каменные формы для заливки металла с канавками в виде мечей и плугов, лезвия кос, ржавые гвозди, колеса от телег и лошадиную сбрую. На дальней стене он заметил небольшую дверцу. Подойдя поближе, Ян услышал по ту сторону стены слабое звяканье. Дверь на удивление легко приоткрылась и Ян застыл в удивлении, глядя в щель. В большом подвале пахло сыростью и было темно – под потолком слабо мерцало несколько закопченных масляных светильников. Среди бесформенных сооружений из глины по форме и размеру напоминавших палатки, по земляному полу бродили сгорбленные грязные человечки ростом с семилетнего ребенка. Их покрытые морщинами и заросшие бородами лица были давали понять, что это были вполне взрослые мужчины. На шеях у этих странных одетых в лохмотья людей виднелись стальные ошейники, а руки были грязными и огрубелыми от тяжелого труда. Карлики слонялись туда-сюда, волоча за собой по полу прикованные цепями к стальным браслетам молоты. Те, у которого не было молотков, поддерживали размеренный ритм стуча браслетами на запястьях. Ян сглотнул и потихоньку прикрыл дверь.
Из цеха с горнилом донеслись звуки потасовки и Ян замер, вслушиаясь в голоса. Кираноф с несвойственными ему заискивающими нотками в голосе просил о чем то нескольких мужчин:
– Пожалуйста, уходите, здесь никого нет!
– Это и так ясно, что нет. Я спрашиваю, где мальчишка-маг? (послышался звонкий удар по лицу и тихий стон).
– Я же за вас, вы забыли? Я выковал ваши мечи! И еще сотни мечей для славной армии Шра.
– Не морочь мне голову, старик. Твои мечи тебя не спасут! Где вы прячете мальчишку?
– Я не знаю, правда не знаю! Маг его прячет!
Раздался грохот – кто-то швырял кузнеца по всему цеху:
– Пожалуйста, пощадите! Мне здесь не доверяют, они подозревают, что я продаю вам оружие… Мне не говорят ничего.
– Так, ясно. Ну-ка, что здесь у нас. О, какие угли. Выжгем ему глаза. Держите его!
– Не-ет! Хорошо, хорошо, я скажу! Я скажу вам все.
Кираноф тяжело дышал, прислонившись к стене с дверью в чулан:
– Его увезли из поселка, как только вы напали. Пока мы говорим, его везут в королевской карете на юг. Кони устали после пути из Янвана, идут медленнее обычного. Вот, все. Вы довольны?
– Как думаете, он не врет?
– Вроде кто-то из наших говорил, что видели необычную повозку у форпоста. Вся блестела…
– Тогда вперед! Бросьте его.
Когда шаги агрессоров стихли, кузнец встал на ноги и вышел наружу, чтобы удостовериться в том, что они ушли. Вернувшись, он подождал несколько минут и звякнул замком, открывая дверь в чулан:
– Вот же ублюдки, будь они трижды прокляты! Ты тут как?
– Нормально.
– Выходи, они ушли. Собрали всех, кого наши не перебили.
– Спасибо, что не выдали меня.
– Не за что, ох-ох, теперь буду хромать неделю…
Кираноф присел рядом с Яном на скамью из грубо тесаного бревна и вытер разбитый кровящий нос рукавом. Заметив, что Ян с беспокойством поглядывает на дверь в чулан, кузнец прищурился:
– Видел карликов, да?
– Кто это?
– Мои работники. Без них я бы успевал в три раза меньше.
– Это что, рабы? Я слышал, что в южных землях рабство считается преступлением.
– Это не рабы. Я расскажу тебе, все как есть, а ты не болтай об этом, идет? Эти ребята – потомки первых работников, которых мой прадед поселил у себя в кузнице. Как то раз он отправился в западные земли, на переговоры с какой-то военщиной Империи Туннар. Так вот, благодаря природному любопытству он узнал то, чего лучше бы и не знать. Династия Ламар, которая правит этой страной уже не первый век – людоеды. Представляешь? Приличные с виду люди, благородное семейство. Мало того, у них оказалась целая человеческая ферма – там выращивали детей на убой, как свиней, представляешь? Эти дети доживали лишь лет до 15. Моего прадеда это так задело, что он наплевал на свои контракты, выкрал нескольких детей и привез с собой. Никому не нужны были политические проблемы, поэтому он спрятал их, кормил и поил. Дети эти не умели даже говорить, не то, чтобы писать и читать. Он научил их чему смог и они стали работать в кузнице, не выходя на поверхность, чтобы их не нашли – у них такие клейма были на лицах, как у скота. Ужас, одним словом. Потом они привыкли, выросли, у них родились дети и так пошло. Из-за того, что живут под землей, такие маленькие. Зато сильнющие.
– Они вообще не видят света?
– Да почему же! Гуляют по саду немного. Они не любят бездельничать. Привыкли к распорядку.
– Почему на них цепи и ошейники?
– Не знаю, зачем их нацепил мой прадед, но сейчас у них это наподобие реликвии. Они не хотят расставаться с ними, передают детям, беспокоятся, когда я забираю у них инструменты на починку.
– Вы не думали отпустить их?
– Они никуда не хотят уходить. Я их, собственно, и не держу. Когда они гуляют, калитка не заперта. Я порой беседую с ними. Жена им делает баню, с детишками ихними нянчится.
Ян слушал, качая головой и не зная, как правильно оценить все, что услышал. Его футболка была полностью мокрой от пота, а на ладонях виднелись катышки грязи. Кираноф, кряхтя, встал и пригласил Яна наверх.
Ян Серовски шагал по опустевшим улочкам Малована под проливным дождем, натягивая капюшон на лицо и смахивая слезы. Утреннее солнце пыталось пробиться через свинцовую пелену туч, а порывистый ветер заставлял поежиться, подкашивая стену ливня. Селяне медленно, с опустошенными лицами бродили по своим пожарищам, пытаясь отыскать уцелевшие вещи. Тут и там слышались горькие рыдания – люди, не обращая внимания на холодную грязь, стояли на коленях возле своих покойников, аккуратно уложенных вдоль дороги. Некоторые из трупов были обожжены настолько, что их невозможно было узнать. Где-то вдалеке истошно вопил маленький ребенок, а чуть поодаль на разборе завала ухал тяжелый молот. К тому времени, как Ян обошел Малован по периметру, люди медленно потянулись на Говорильню, неся на носилках или везя на телегах своих туго замотанных в ткань, окоченевших мужей, жен, детей и родителей. С вышки дозорного зловеще свисала болтающаяся на ветру из стороны в сторону веревка – труп Монто со сложенными на груди руками лежал внизу. Закутанная в черный плащ и вуаль Ши стояла рядом, судорожно дергая плечами в тихом рыдании. Одетый в теплые кафтан и штаны Чендеру сидел неподалеку, облокотившись на ручку кувалды и глядя в одну точку. Его лицо все еще было местами замазано сажей, а руки покрылись посиневшими от холода царапинами. Старейшина Соладэр с перевязанной рукой безучастно сидел в стороне, вперив взгляд в несколько покойников, лежащих рядком на его большой телеге.
Внезапно среди тихих всхлипываний и разговоров вполголоса раздался срывающийся голос. Худой мужчина с рыжей растрепанной шевелюрой показывал в сторону вновь прибывших:
– Смотрите, кузнец идет! Он во всем виноват! Он всегда был за них, они к нему по ночам ходили!
Отчаявшиеся селяне начинали шуметь, переговариваясь друг с другом и кивая в сторону Киранофа:
– Посмотрите, его-то не тронули! И дом у него целый!
– Да, целый, я видела!
Кузнец знаками показал жене стоять рядом и не приближаться к площади и взял за руку едва не взорвавшегося Ра. Сидевший на скамейке рядом с Эои, Ааи и Оду Олин быстро взобрался на пустую телегу:
– Люди, послушайте!
Его волосы растрепались по ветру, одежда была забрызгана кровью, а глаза горели. Рыжий заводила не унимался:
– Кузнец виноват во всем! Вы что, не понимаете?
Около вышки раздался грохот – Чендеру поднял кувалду над головой и с размаху ударил о мостовую, люди вздрогнули, перестали бубнить и повернулись к нему:
– Эй ты, рыжий! Заткнись уже! Я не для того тебя вытаскивал из пекла, чтобы ты тут воду мутил! Заткнись и послушай, что тебе говорят. Ясно?
– Хорошо, хорошо, ясно…
Чендеру кивнул Олину. Тот, в свою очередь, подошел к лежащему на земле парню: «Я знал Эавайну с детства – мы с ним и с другими мальчишками играли в зарослях дикой яблони вон там, на опушке с северной стороны. Я смотрю на него и не верю… Я смотрю на всех них и не верю, что их больше нет. Но я понимаю, что началась война. Большая война, какой не было уже много веков, война добра и зла, война целых народов. И мы оказались на передовой этой войны. И мы выстояли!
Наши братья и сестры, сыновья и отцы погибли не напрасно – мы выстояли, не дали себя сломить, уничтожить, сравнять с землей. Весть о том, что здесь случилось, уже разошлась по всем южным землям. Страна поднимается на свою защиту, чтобы повторить наш подвиг. Давайте же почтим память наших близких, сохранив достоинство и единство – все то, что мы защищали этой ночью и за что отдали жизни все эти люди! Я готов достойно встретить новый день, а вы?»
Люди закивали, захлопали в ладоши и шумно поддержали оратора, смахивая выступившие слезы. Пришедший в себя от речи Олина старейшина Соладэр вышел на середину и принялся объяснять порядок шествия к месту погребения. «Хорошо сказал, молодец парень», – послышался за спиной у Яна знакомый голос. Энор стоял рядом, пытаясь отдышаться: «У меня сейчас ноги отвалятся. Пойдем присядем, поедим. Вечером мне еще всех обходить, утешать».
Ян снял влажную куртку, сбросил насквозь мокрые кроссовки и с наслаждением присел на мягкие подушки в комнате с большим зеркалом. Легкий аромат пряностей и древесины был настолько уютным, что хотелось лечь, закрыть глаза и валяться неизвестно сколько. Энор разжег камин и за приготовлением пищи рассказал Яну о нападении на Совет двадцати одного. Тот, в свою очередь, вкартце описал события прошлой ночи. Старый маг сидел, задумчиво глядя в стену:
– Знаешь, я видел его глаза. Он стоит, расставив руки, и взгляд такой спокойный… Ни разу не видел его таким раньше. Мне кажется, он добровольно ушел на покой. После разговора с тобой, он понял, что его миссия выполнена, что в тебе вся надежда на победу в этой войне. Он понял, что сделал для победы максимум – помог тебе хотя бы немного понять свой путь. Он давно жаждал покоя, он очень устал жить, бороться со своим заклятием и заботиться обо всех этих людях. Он отдал тебе все, что мог. И ушел, лелея надежду.
– Он рассказывал мне вещи о себе, о которых почти никто не знает…
– Это потому, что он видел в тебе освобождение. Свободу от ноши жизни, которая уже давно тяготила его. Я был его другом, мы с ним подолгу беседовали, изводя порядочные порции нгванна. Он ушел в тяжелые времена.
– Я не могу поверить, в то, что происходит. Все это так ужасно – из-за меня гибнут люди. Так много людей!
– Не вини себя. Они гибнут не из-за тебя, а по злой воле других людей. Давящая вина, равно как и горящая в сердце ненависть – твои злейшие враги. Они будут сковывать тебя, не давая идти по нужному пути. Из-за них все твое будущее великое путешествие и все, через что ты уже прошел, может оказаться напрасным.
– Я понимаю. Но мне трудно не думать об этом.
– Еще бы…
– И все-таки. Почему я? Почему я в друг оказался этим Героем-из-Ниоткуда? Будто не нашлось у вас достаточно порядочного человека, которому можно было бы доверить Силу Леса.
– Я ждал, что ты об этом спросишь. Будь я на твоем месте, я бы уже давно всем надоел с этим вопросом. Мы все всегда ждем четких и конкретных ответов на свои вопросы. Если человек отвечает в общем или слишком приблизительно, нам кажется, что либо человек не знает ответа, либо пытается его скрыть. Но я отвечу тебе очень приблизительно, потому что не знаю точного ответа. Я лишь чувствую, улавливаю причины, которые кроются в глубинах Мироздания и ускользают в веках, отделяющих нас от Предсказания. Каждый из нас, родившихся в Великолесье – так или иначе его часть. Мы созданы в этом мире, значит мы его часть, верно?
– Так.
– Часть не способна вместить Целое. Силы Леса – это все его энергии, накопленные за тысячи лет. Это Целое. Ты – не из нашего мира, ты не его часть. Понимаешь?
– Понял. Но в нашем мире огромное количество парней…
– Да-да, я помню вторую часть вопроса. Здесь сложнее… Я могу лишь предполагать. Если честно, будь я на месте Мироздания… ха-ха… вот так сболтнул… ну, в общем ты понял… Я бы тоже выбрал тебя или такого как ты.
– Ого, я особенный!
– Дело в свойствах твоей личности. Такому как ты хочется доверять. Во-первых, ты спокоен и трезво мыслишь, не смотря на столь юный возраст. Нет суетливости, ты стабилен. Даже когда ты срываешься, быстро приходишь в норму. Человек, подобный тебе, способен спокойно принимать взвешенные решения и держаться их. Во-вторых – ты скромен и лишен завышенного себялюбия. Собственная персона не заслоняет тебе мир. Это очень важно для человека, которому, пусть и временно, доверена такая невероятная мощь. В-третьих, ты способен к состраданию. Может быть из-за твоего прошлого или еще из-за чего, но ты способен увидеть чужую боль и сопереживать человеку. Для тебя добро и зло – это не абстрактные элементы большой игры, а жизнь, в то время как люди – не персонажи, а живые личности. Такому человеку трудней начать играть чужими жизнью и смертью. И, наконец, ты умен – стараешься понять суть вещи, а не легкомысленно пропустить главное. Примерно так.
– Вот это да. В нашем мире это называется психоанализ.
– Слово-то какое… Как будто название какого-то жуткого заклятия. Только ты не зазнавайся!
– И не думал.
– Серьезно. Как только ты утвердишься в мысли, что ты лучше и выше других – все пропало.
– Ладно, постараюсь не задирать нос. У меня есть еще один вопрос – в чем секрет этого зеркала? Почему я видел в нем Олина в первый день, когда попал сюда?
– Зеркало Сфер, или, как его еще называют, Зеркало двойников. По сути, это стекло, которое окунули в воды реки Вит-Лиэах. Ты, наверняка, видел ее.
– Да, захватывающее зрелище.
– Так вот. Воды этой реки уникальны. Они способны нести в себе и делать доступными восприятию невидимые сущности – сны, состоящие из мыслей и чувств людей. Как камни, из которых собрана печь, нагреваются и передают жар от пламени твоим рукам, так и воды Реки Снов переносят неуловимые глазами и ушами энергии Мира. Понимаешь?
– Примерно. Что-то наподобие оптоволоконного кабеля.
Энор пожал плечами и опустился на четвереньки, копаясь в нижнем шкафчике в поисках какой-то приправы:
– Может быть. Не знаю что это. Благодаря водам Вит-Лиэах, это зеркало способно улавливать колебания разных Сфер Мироздания, делать видимым невидимое. Его главное свойство – находить двойников. Оказывается, многие люди являются как бы «невидимыми братьями-близнецами». Они связаны на невидимом уровне. Зачем? Неизвестно… Мироздание не дает ответов на все вопросы. В обычной жизни эта связь не чувствуется, за исключением снов. Сон – это пограничная зона, перекресток Сфер Мироздания, это промежуточное состояние между жизнью и смертью. Нередко люди видят сны о каких-то событиях, которые никогда не смогли бы произойти в их жизни. Но во сне они участвуют в них. Это – отражение жизни двойника. До сих пор мы думали, что Тайна двойников действует только в Великолесье. Но в то утро я понял, что Мироздание еще больше и необъятней, чем нам казалось.
– Кажется я начинаю понимать эту странную уверенность Эои там, на Марраконе. Она сказал, будто уже видела то, как мы спаслись. Или будто ей рассказали.
– Возможно. Не удивлюсь, если Тайна двойников не подвластна времени и двойник твоей подруги живет в будущем. Ай, заболтался!
Старый маг сунул в рот обожженный о горячую сковороду палец и бросил в чайник ворох душистых трав.
– А у вас есть двойник?
– Скорее всего, да. Я часто вижу сны о каком-то странном месте. В Великлоесье такого не встречал. Огромный город, шумный, полный огней. По его улицам носятся странные существа. Я вижу их смутно – они большие, движутся рядами, а их глаза горят… Люди ходят по улицам, как бы не замечая этих зверей. Некоторые прохожие подходят к ним и исчезают… Часто вижу площадь у реки. За рекой огромное колесо, достающее до неба. На самой площади величественное здание с башней. Наверху башни огромные часы. Я слышу их бой: «Боммм, боммм, боммм». Я иду мимо и смотрю на них…
– Невероятно!
– Что? Ты видел это место?
– Это Лондон. Я там живу.
– Не может быть! Удивительно! Как непредсказуемо Мироздание!
– Ваш двойник жвиет в Лондоне.
– Я бы отдал многое, чтобы встретиться с этим человеком! Даже и не представляю сколько всего полезного и удивительного может дать встреча с человеком, с которым тебя связало само Мироздание сквозь расстояния и грани миров!
Энор воодушевленно тряс сковороду, перемешивая кушанье:
– Осталось чуть-чуть, минуты две.
– Отлично! Тогда последний вопрос – кто такие Мануриты?
– Долго объяснять, я лучше тебе прочту.
Энор подошел к шкафу, вытер жирные руки о штаны, порылся на полках и вытащил большую старую книгу с надписью «Жизнеописания владык».
– Это эпос западных племен, – пояснил маг, листая страницы.
Ткнув пальцем в нужный лист, Энор прочел:
Артикул XXVIII И было в то время – покрылись небеса темными облаками и померк свет Солнца и свет Старшей сестры (Луны). И были днем сумерки, ночью же – тьма. И перестали люди выходить из домов своих ночью, но запирали их, и запирали скот.
Артикул XXIX И взял маг Намэнаро священные деревья Земли бесплодия (которые видели первые дни Мира), что на юго-западе Края Голубых Елей, и сжег их. И сделал из пепла их статуи и заклял их и нарек их Мануритами. И сделал Намэнаро четырех мануритов и служили они ему и сражались с племенами шрахмэш и шуссриах. И были они крепче, нежели камень, и быстрее, нежели стрелы аллирийские. И обращались в диких кошек и раздирали врагов своих стальными когтями, и не уставали. И убоялись мануритов аллирийцы и туннар, и искали убить их, но не могли. И умер Намэнаро спустя 47 лет в глубокой старости, и заклял мануритов служить величайшему и достойнейшему из людей. И окаменели мануриты и сделались черными статуями. И тщились аллирийцы разбить их, и сжечь их, но не могли. И отнесли мануритов в четыре стороны света народы земель дальних, и скрыли их в земле и в горах.
«Пробуждались Мануриты всего один раз – они служили Маттаришу Многоликому, защищая его во всех походах. После его смерти они снова окаменели и находились в таком состоянии до недавних пор. До сих пор никто не придумал способа их уничтожить. И не мудрено, они ведь и так уже пепел. Причем пепел Первозданных деревьев, хранящих неведомые силы удивительных Первых дней Мира», – Энор вздохнул и отправился на кухню снимать с печи шипящую сковороду с ароматным кушаньем.
Успев съесть всего несколько ложек овощного рагу на основе бобов, Ян прислушался к необычному звуку. Затем последовал примеру Энора, который бросил ложку на стол и побежал на улицу. Еле слышимый, на границе восприятия, низкий гул поднимался из-под земли, сотрясая воздух. Насколько было видно вокруг поселка, из крон деревьев с резкими криками поднимались стаи птиц. Жалобно мычал скот в загонах, а собаки начинали заливисто лаять. Вода в больших мутных лужах подернулась едва заметной рябью. Глубинный гул земли постепенно нарастал примерно с минуту, после чего резко пропал.
– Зов Земли, – с мрачным видом проговорил Энор и отправился обратно в дом.
– Что теперь будет?
Старый маг молчал, глядя в огонь. После некоторой паузы он произнес:
– Аллирийские боги освободятся из оков Земли и придут к людям, которые поклоняются им, чтобы повести их на войну. Могу представить, что сейчас начнется в западных землях… Древние Чудовища пробудятся на северо-востоке и в непроходимых чащах Юга и двинутся к полю битвы, круша все на своем пути… Вам пора в путь. Если ты готов, конечно.
– Я не знаю, к чему, но я готов.
– Спасибо тебе, Герой-из-Ниоткуда.
Энор глубоко вздохнул и отправился мыть посуду.
Тем временем за сотни километров от Малована, на шумной и солнечной улице столицы королевства Шра города-крепости Урату прохожие, оправившись от необычного гула, продолжали глазеть на большую клетку, выставленную на всеобщее обозрение. На полу клетки лежал, скрежеща зубами от боли, Тарай-Ваоэн. Его спина была исполосована кнутом, а в руках зияли раны от раскаленных железных прутьев. Спутанные светлые волосы размазывали по лицу едва запекшуюся кровь, а глаза горели яростью. Зеваки подходили к клетке, с любопытством осматривали несчастного и, опасливо оглядываясь на закованных в латы стражников, уходили прочь. Активно работая локтями, через толпу к клетке пробилась девушка-подросток в коротком черном кожаном платье без рукавов и высоких обтягивающих сапогах:
– Эй, верзила! Как ты там?
Тарай-Ваоэн взглянул на склонившуюся девушку, посмотрел на улицу за ней и ухмыльнулся – один из стражников сидел, приоткрыв рот, и не мог оторвать взгляда от роскошного вида.
Второй стражник хлопнул его по затылку и забурчал вполголоса:
– Хватит пялиться! Ты, что, совсем дурак? Знаешь, кто это? Это же принцесса! Хочешь, чтобы тебе глаза выкололи?
Девушка наклонилась еще ниже, придерживая сзади платье руками:
– Эй, красавчик!
– Что тебе, девочка? – с неохотой прохрипел Тарай-Ваоэн.
– Ты же вроде военнопленный? Ты мне нравишься.
– Я польщен. А что, началась война?
– Вообще то да. Все готовятся к войне. А у вас там, что, не готовятся?
– Ну, как сказать…
– Кстати, меня зовут Калиль Ва-Шра, а ты, вроде бы Белый Барс?
– Ого, золотая девчонка! Папа-то в курсе, что ты тут со мной болтаешь?
– Знаешь, меня бесит весь этот бред, который навяливает Вестник моему отцу. Про то, что Шра должны править Великолесьем, уничтожать непокорных. Про Новый Мир и прочее.
– Меня тоже. И что?
– А вот что!
Девушка выпрямилась, картинно ударила кулаком по прутьям, плюнула в сторону пленника и удалилась с важным видом. Тарай-Ваоэн быстро поднял звякнувший о каменный пол маленький металлический предмет и сунул его в карман штанов.
Через полчаса после заката в Урату тревожно запел армейский рог: замок клетки с пленником был открыт изнутри, а стражники лежали на земле без сознания. Тарай-Ваоэн в образе барса скакал по улицам что есть сил и рычал от боли – каждый шаг доставлял неимоверные страдания. Взобравшись по выстроенным ярусами каменным домам и деревьям, он оказался на городской стене. Затем разогнался получше, прыгнул, перемахнул ров с водой и с высоты нескольких десятков метров приземлился на выложенную булыжником дорогу. Белый барс взревел от боли и рухнул на брюхо. Тут же на стенах появилось несколько десятков стражников, которые подняли шум и принялись пускать в него стрелы. Поднявшись, Тарай-Ваоэн побежал по дороге по направлению к лесу, оставляя за собой тонкий пунктир из крови.
– Папа, смотри – червяки!
– Ага… Червяки живут в земле, сынок.
– Пап!
– Что, Ро?
– Смотри как их много! Они решили все вместе выйти погулять!
Сороколетний крестьянин Вартарим из глухой деревеньки Центрального полесья в империи Туннар оглянулся и посмотрел туда, куда показывал его пятилетний сын. Сырая почва была усеяна извивающимися и блестящими слизью земляными червями. Новые лиловые и влажные «шнурки» неуклюже выползали на свет, оставляя в грязи ниточки туннелей:
– И правда! Никогда столько не видел!
Подняв глаза, Вартарим застыл в удивлении. Стаи птиц с гуканьем, стрекотом и карканьем покидали насиженные кроны в зарослях кустарника и, будто бы в торопях наталкиваясь друг на друга, разлетались в разные стороны. Вся Долина битв, на границе которой ютилось крошечное поселение племени тун, шумела и волновалась. Вдалеке послышался хруст веток – стая диких коз, лениво жевавшая сочную траву в тени кустарника, во весь опор скакала по направлению к лесному массиву на склоне горы.
Вартарим, хоть и не мог похвастаться столичным образованием, хорошо знал сказания о Долине битв, которые читал в «Жизнеописаниях владык». Именно здесь, в самом центре Айлорэмэ, в большой долине произошла величайшая битва древности, положившая конец Вторым Магическим войнам. Войска аллирийцев при поддержке светлых магов Востока, богини Махат и драконов одержали нелегкую победу над четырьмя Демонами Запада или аллирийскими богами, приведшими сюда бесчисленное множество кочевых варваров, служивших им уже не одно поколение. Здесь величайший из магов Авэнаро заключил под землю Мата, Ванту-Заака Лишме и Туффараха, освободив народы Великолесья от ига темных культов. Долго стоявшая выжженной, а затем поросшая корявым и буйно цветущим кустарником долина слыла проклятым местом. Никто уже более двух тысяч лет не смел поселиться в самой Долине битв, крестьянские домики и хижины горных старателей виднелись на расстоянии нескольких тысяч шагов выше, у подножий гор. Во все века находились смельчаки, желающие нажиться на погребенных под пеплом и корнями кустарника военных трофеях. Они отправлялись в Долину битв и делали раскопки, с замиранием сердца прислушиваясь к земле. Однако в большинстве случаев, за исключением усталости и разочарования, добыть им ничего не удавалось. Вартарим взял ребенка за руку:
– Пойдем, сын.
– Но пап, ты ведь еще не уложил все дрова!
– Потом закончу, пойдем скорее!
Крестьянин, тревожно оглядываясь, зашагал по каменистой тропе вверх, к деревне. Над волнующейся долиной, у самой земли, плыло марево, из трещин в почве начали вырываться первые струйки дыма, а листья кустов быстро пожухли. Стоявшие уже несколько лет сухими мертвые кустарники моментально вспыхивали сверху донизу от волны подземного жара. Что-то огромное, мгновенно превратившее целую долину в раскаленную сковороду, готовилось вырваться наружу. Еще полминуты – отец и сын успели преодолеть половину пути по склону – и воздух сотряс оглушительный грохот. Вся необъятная Долина битв полыхала бьющими вверх, и, казалось, достающими до облаков, снопами пламени. Это было пламя Мата – не похожее на дрожащие на ветру языки костра, не схожее даже с могучим потоком раскаленных газов земных недр, крошащим скалы. Это пламя неистово вырывалось из земли и било вверх, как мощные лучи света. Стон плавящейся земли заглушил вой урагана – снопы-гиганты свивались в единый смерч, вращающийся со столь бешеной скоростью, что, казалось, сам воздух и само небо держались из последних сил, чтобы не поддаться его притяжению. Вартарим оцепенел от ужаса, завороженное глядя на мощь древнего бога:
«Папа! Мне страшно!»
Крестьянин очнулся и попятился назад, схватив сына за плечи. Гигантский оглушительно воюющий смерч двинулся к краю долины в направлении деревни. Люди в ужасе выбегали из своих хижин, держа на руках детей и стараясь не смотреть в сторону огненной стихии.
Пламя Мата пожирало все на своем пути: деревья, беспомощно вскинув ветви, мгновенно превращались в струйки черного пепла, вплетающиеся в пылающий вихрь, а скалы, дрогнув от удара огенной ярости, нехотя покрывались трещинами, а затем раскалялись до красна. Лесопилка, на которой совсем недавно мирно трудились отец и сын, исчезла в ненасытных недрах пламенного урагана. Хижина Вартарима стояла на краю деревни, ближе всех к долине. Крестьянин вручил сына жене и задержался в доме, чтобы взять необходимые для ночевки в горах теплые вещи. Когда Вартарим открыл дверь хижины, чтобы броситься вслед односельчанам, его сбило с ног потоком горячего ветра – пламя Мата утробно выло совсем близко к деревне. Поднявшись на ноги и прикрыв голову найденным дома одеялом, Вартарим шагнул, было, в направлении большой улицы, ведущей к противоположному концу деревни. Но новый, более сильный порыв ветра снова сбил его с ног, будто бы пламенный ураган не желал отпускать крошечного человека, барахтающегося внизу:
– Папа! Папочка! – Ро, стоя в далеке с толпой жителей деревни, размазывал слезы по лицу и пытался врываться из объятий матери.
– Нет! – Вартарим замахал руками, убеждая сына оставаться на месте.
Собравшись с силами, крестьянин вскочил на ноги, сделал несколько шагов навстречу семье и на мгновение обернулся в сторону огненной стихии. Это стало его роковой ошибкой – Вартарим застыл на месте, глядя широко открытыми глазами вглубь пламенного урагана.
Невидимая сила сковала его, крестьянин выронил одеяла и схватился за голову. Его тело забилось в судорогах, лицо исказила гримаса боли, а руки бесконтрольно вырывали клоки волос:
«Папа!» – мальчуган вырвался и бросился к отцу.
С ужасом наблюдавшие за мучениями Вартарима соседи схватили под руки его жену, ринувшуюся, было, за мальчиком. Ро, рыдая в голос, обхватил отца за пояс. Вартарим стоял, опустив руки, наклонив голову на бок, подергиваясь и быстро моргая. Он поднял голову и взглянул в остановившийся в нескольких десятках метров перед ним огненный ураган. Его глаза закатились, обнажив белки, а руки затряслись мелкой дрожью. Затем он повернул голову и измерил сына холодным стеклянным взглядом:
«Пап?»
Вартарим с размаху ударил сына по спине так, что тот упал на землю. Затем крестьянин схватил лежашее у стены дома небольшое бревно и бросил на ноги сыну. Мальчик задыхался от боли и страха:
«Па… па»….
Вартарим медленно пятился назад, не отрываясь глядя на огонь. Пламя Мата двинулось вперед:
«Папочка, мне больно! Папочка не уходи! Пап»…
Поток пламени коснулся своей жертвы, сквозь вой стихии прорвался истошный детский визг и селяне, все до одного, отвернули глаза от страшного зрелища. Вартарим, подергивая головой, упал на колени и коснулся лбом земли. Приблизившийся огненный смерч приподнял крестьянина над землей невидимой силой, раскинул его руки и поставил на землю лицом к односельчанам. Люди бросились прочь, теряя пожитки, крепко держа за руки детей и подхватив под локти бьющуюся в рыданиях жену Вартарима. Пламя Мата продолжало двигаться вперед, засасывая вспыхивающие как спички хижины и оставляя за собой черную смолистую борозду шириной в несколько сотен шагов.
По всему Западу Великолесья, в сотнях километров друг от друга, заброшенные и заросшие зеленью храмы-пирамиды озарялись оранжевым заревом – пламя Мата вспыхивало на потрескавшихся от времени жертвенниках. Уже почти забывшие запах человеческой крови камни теплели в предвкушении. По мраморным ступеням дворца властителя империи Маттар, второго могущественного королевства на западе Великлоесья, ступал облаченный в золотые одежды верховный жрец бога Мата Вартарим. Его потухшие глаза смотрели в пустоту, а покрытые рубцами от ожогов руки сжимали тяжелый стальной штандарт с флагом, на котором был изображен топор, занесенный над переплетенными корнями дерева. Он пришел заявить права бога на эти земли. Он пришел, чтобы собрать ее жителей на войну.
Тем временем далеко южнее царств Запада и западнее границ Отонского королевства, в малонаселенных людьми чащах содрогнулись скалы. Собачий Каньон с высоты птичьего полета был похож на огромную чуть неровную темную складку на бесконечном зеленом ковре Леса. Длинный овраг глубиной в несколько сот метров кишел жизнью: его склоны были покрыты мощными и замысловато изогнутыми стволами деревьев, переплетенных друг с другом сетью сочно-зеленых лиан. Между деревьев бурно росли кустарники и большие, с человеческий рост, папоротники. Густой полог из свившихся в кронах деревьев лиан защищал дно каньона от прямых солнечных лучей, превращая его в душный и влажный «подвал» леса, в котором днем царили сумерки, а ночью таинственно мерцали огни гигантских фосфоресцирующих грибов. Бесчисленное множество бабочек, полукузнечиков-полустрекоз и огромных угрожающе жужжащих мух носились между тонкими водопадами, в которые превращались стекающие по склонам каньона ледяные ручьи. Каньон прозвали Собачьим из-за невероятного множества древесных собак, крикливыми стаями носившихся в ветвях. Древесные собаки чувствовали себя хозяевами этого места – они боялись только огромных черных змей, прячущихся в прелых листьях на земле. Змеи-собакоеды, в свою очередь, старались не пересекаться с муравьиными тропами. Многотысячные армии этих насекомых величиной с фалангу пальца руки атаковали змеиные норы и неизменно возвращались с добычей.
Но в это утро все обитатели Собачьего Каньона притихли и насторожились, ощутив невиданный в этих краях подземный толчок.
Среди них были и трое людей – охотники за ядами из Энии жили в пещере на южном склоне уже несколько недель. От пещеры распространялся терпкий дымок курительных трубок, а шкатулка с изображением лица с глазами-бутонами была порядком опустошена:
– Братцы, кажется я перебрал с пыльцой остролиста… У меня земля под задницей ходуном ходит, – медленно произнес развалившийся на сваленных в кучу мешках мужчина с длинными засаленными волосами.
Его товарищи, щурясь от дыма, удивленно переглянулись:
– У меня то же самое. Я остролист не добавлял. Никогда не кладу…
– Точно, будто тряхнуло.
Снаружи послышался сильный шум, похожий на свист вырывающегося из под крышки котла пара:
– Мумо, иди глянь что там, ты ближе всех к выходу.
– Ну да, как всегда… Мумо, кто же еще…
Коротко стриженый и худой охотник поднялся и шатаясь дошел до выхода:
– Братцы! Это… Я, кажись, вообще перекурил…
– Ну что там?
– Тут это… Все поднимается.
Товарищи побросали трубки, доковыляли до выхода и застыли в удивлении. Дно каньона шевелилось – деревья ходили ходуном, с треском ломаясь и утягивая друг друга вниз сцепившимися лианами. Птицы, возмущенно каркая, кружили над лесовалом, а древесные собаки со всех концов каньона исступленно вопили, будто каждая из многочисленных стай пыталась перекричать остальных. Целый массив почвы длиной в несколько футбольных полей и шириной не меньше ста шагов приподнялся над поверхностью. Скрывавшаяся под слоем чернозема скала зависла в воздухе. Присмотревшись, охотники вытаращили глаза и присели от неожиданности – "скала" стояла на трех парах массивных ног, наподобие слоновьих. Из поверхности скалы ближе к краю вырвались два столба пара. Рядом с "гейзерами" что-то блеснуло: гигантский глаз с черным зрачком и золотой радужкой медленно открылся и закрылся. Глаза величиной с небольшие озера возникали по всей поверхности скалы, с которой уже осыпались все остатки ландшафта. Спрятавшиеся в пещере мужчины хватались за голову, не веря тому, что видят. Гигант дышал – невероятно медленно, с шумом втягивая воздух и выпуская столбы пара. Набрав воздуха, существо издало оглушительный рев – звуковая волна прокатилась по каньону, поднимая ветром кроны деревьев и разгоняя стаи птиц.
Могучий звук был настоящей симфонией оттенков: в нем слышалось утробное звериное рычание, треск ломающегося дерева, шум низвергающегося водопада и тысячи тонких птичьих голосов. Будто бы весь Лес, повинуясь дирижерской палочке, на полминуты слился в невероятно сложном хоре. У гигантского ископаемого не было пасти – звук исходил от самого туловища-скалы, будто вырываясь из пор.
Существо подняло одну из огромных ног и переставило ее ближе к склону каньона. Первый шаг реликта отразился подземным толчком и гулким эхом. Тело гиганта быстро меняло цвет, зеленея и покрываясь коричневыми наростами. Причина этого была очевидна – скала медленно засасывала все, чего касалась: в колыхающейся толще исчезали деревья, земля и каменные валуны. Скрежеща каменными "суставами", реликт поднялся на задние лапы и с грохотом обрушился передними на край каньона. Несколькими крошащими скалы "шагами" существо выбралось наверх, заполнив весь большой каньон облаками пыли. Первым смог произнести что-либо длинноволосый охотник:
– Я… Кажется я знаю что это… Не могу поверить, что все эти россказни – правда.
– Какие? Что?
– Мне бабушка рассказывала всякие истории. Говорила, что это было на самом деле.
Древние магические войны. Вот эта самая…. небывальщина, что вылезла наверх – это Всезверь.
– Как-как?
– Всезверь. Он поглощает все вокруг и растет. Поглощает и растет. Он берет свойства всего, к чему прикасается. Его не берет ни огонь, ни оружие. Древние говорили, что убить его означало бы убить сам Лес.
– Куда он идет?
– Не знаю. Он просто идет. У него нет цели, его цель – соединение с Лесом.
– Кажется он пошел на север. Что там у нас… Айлорэмэ?
– Да, точно.
– Братцы, предлагаю сваливать. Тут невесть что творится. Бежим, пока он не вздумал повернуть в нашу сторону.
Мужчины, оглядываясь на ревущее симфонией звуков существо, схватили мешки с добычей и принялись карабкаться вверх, по направлению к лесным тропам.
Всезверь медленно и размашисто шагал на Запад, сотрясая землю и хаотично блестя глазами. За время его сна многое изменилось: деревья уменьшились в размерах в десятки раз, на горизонте не было видно ни одного живого существа достойных размеров. Весь этот маленький мир копошился под его ногами, в ужасе расступаясь перед невиданным зрелищем древнего существа. Тело Всезверя ощетинивалось новыми и новыми "иглами" поглощенных деревьев, переливалось на солнце потоками осушенных озер и росло на глазах.
Ян Серовски шагал по сырой после дождя мостовой Западной улицы поселка Малован и с наслаждением вдыхал аромат свежеиспеченного, еще теплого хлеба. В наполненном послегрозовой свежестью воздухе раздавался стук топоров, размеренное вжиканье пил и тяжелые удары молотов. Повсюду кипела работа – люди отстраивали сгоревшие жилища заново, помогая друг другу и проводя на стройке от рассвета до полуночи. Прошла неделя после той страшной ночи, когда от рук налетчиков с Севера погибло 47 жителей поселка. Совершив погребальные ритуалы и почтив память ушедших двухдневной тризной, малованцы принялись разгребать пепелища, выстругивать бревна и складывать фундаменты на месте обгорелых ям. Гигантские цветы, росшие почти в каждом дворе, будто бы старались всеми силами ободрить людей – они поднимали спрятавшиеся от пламени бутоны, раскрывали лепестки и каждое утро наполняли прохладный ветерок нежными ароматами.
Почти во всех домах было непривычно тесно – те, кому посчастливилось сохранить жилища от огня, принимали погорельцев, застилая матрасами и одеялами полы во всех комнатах и накрывая обед на больших импровизированных столах посреди огородов. Отложив полевые работы, мужчины помогали соседям на стройке, а женщины по вечерам, уложив мужей спать, вместе плакали и обсуждали планы на будущее. Похоронивший жену и родителей старейшина Соладэр целыми днями бегал по поселку с большой тачкой и мелко исписанным листом бумаги. Он опустошал свои запасы зерна, соли, сушеных фруктов, вин, масла, мехов и одежды, развозя все это добро тем, чье хозяйство в одночасье исчезло в пламени пожара. Двое его молодых дочерей, с утра до ночи сидя в кладовых и орудуя весами, на практике применяли знания по арифметике, недавно полученные в дорогой янванской школе.
После нескольких дней скорбного уединения, дочь купца Ши Монто заперла дом, села на вороного жеребца и уехала прочь. Если бы жителям поселка дано было предвидеть будущее, они ни за что не отпустили бы одурманенную горем женщину.
Купленный за четверть золотого у пухлого лавочника Дэнэру круглый хлеб так и просился в рот. Ян с трудом сдерживался, чтобы не отщипнуть маленький кусочек от румяной корочки. Он поймал себя на мысли о том, что привык называть место, куда он направлялся, «домом». Семья Магарэта стала настоящим прибежищем для испуганного мальчика в чужом, безумно ином мире. Ян с улыбкой вспоминал первые дни в поселении отонцев, когда голова шла кругом от новой информации, а в душе щемило детское желание проснуться в своей кровати, пойти в другую комнату и увидеть маму.
Ян открыл дверь в столовую и едва не споткнулся о пробегавшую мимо на четвереньках малышку И. Девочка звонко тарабанила по деревянному полу коленками и заливисто хохотала, убегая от Сэна, корчившего «страшные» рожицы и издававшего невообразимое:
«Пиу-пиу-пиу!». Ян отдал хлеб Ио и сел за стол напротив Олина, раскладывавшего, а хотя, скорее, разбрасывавшего приборы по индивидуальным кружевным салфеткам. Ио оглянулась в сторону малышей:
«Дети, за стол!»
И и Сэн и не думали останавливаться, увлекшись веселой игрой. Ио устало наклонила голову, глядя на детей. Ян развернулся на стуле, выпрямился, дважды хлопнул в ладоши, сложил руки на груди и проговорил басом: «Внимание! Воины Великой Подушечной Империи! Занять строй!». Дети, по инерции пробежав нескольо шагов, встали по струнке, сложили на груди ручки и насупили брови. Их серьезный вид в сочетании с раскрасневшимися щеками и растрепанными волосами был невероятно забавным.
«Вперед, во имя Великой Подушки, завоюем эту крепость, – пробасил Ян, показав в сторону стола».
Дети с визгом бросились к столу, вскарабкались на свои места, схватили вилки и снова насупились, глядя на Яна. Ио прикрыла рот рукой, умиленно улыбаясь. Олин скептически закатил глаза и покачал головой. «Делайте как я!» – приказал Ян, начав методично черпать ложкой суп. И и Сэн послушно принялись за еду, капая супом на льняные рубашечки и перебирая в воздухе ногами.
После обеда Ян и Олин отправились в кузницу, где их должны были ждать Энор, Оду и девчонки. Старый маг предупредил, что им предстоит важное дело, и парни гадали, о чем может идти речь. У ворот их встретил молчаливый и сосредоточенный Ра. Ян и Олин переглянулись и пожали плечами. Переступив порог кузницы, парни остановились в нерешительности – в душном помещении царила рабочая суета. Кираноф сидел за верстаком в замазанном сажей фартуке и ковырял отверткой в каком-то механизме, разглядывая его через увеличительное стекло. Карлики в лохмотьях и стальных ошейниках сновали туда-сюда, спускаясь в помещение с горнилом и поднимаясь обратно. Они приносили кузнецу завернутые в тряпки после охлаждения в студеной воде детали и наталкивались друг на друга, заглядываясь на сидевших в уголке Эои и Ааи. Карлики впервые в жизни видели "больших" женщин, кроме находившейся уже в зрелом возрасте Юи Кираноф. Девчонки пребывали в шоке от такого внимания, как и в целом от всего происходящего. Они сидели, прижавшись друг к дружке и глядели на все широко открытыми глазами. Оду стоял в углу с опущенными в миску с глиной руками и от нетерпения разглядывал потолок. Один из карликов подошел и по-детски подергал Киранофа за рукав. Кузнец обернулся:
– А! Пришли-таки. Присядьте пока вон там.
Ян и Олин попытались определить к какой части наваленной кучи хлама относилось определение "Вон там", однако в итоге решили расположиться на полу рядом с сундуком, на котором сидели Эои и Ааи. Девушки заметно оживились и принялись расспрашивать Яна о карликах.
Минут через десять Кираноф подошел к Оду, забрал у него миску с глиной и спустился вниз. Оду с важным видом присел рядом с друзьями:
– У меня будут боевые наручи!
– Что это?
– Ну, такие перчатки со стальными пластинами вот тут (он показал на казанки пальцев). Как двинешь такой штукой, мало не покажется. А еще для меня сделали настоящий боевой топор, острый с двух сторон, с письменами на лезвии!
– О, нам раздадут оружие! Отлично, давно пора, – одобрительно закивал Олин.
– Что? Ну а мы то здесь причем? – пожала плечами Эои.
Кузнец выглянул из люка в полу:
– Так, первый сын Магарэта! Давай сюда к нам!
Олин воодушевленно вскочил, а Ян и Оду тут же отправились следом, не желая пропустить ничего интересного. Эои и Ааи немного замешкались, однако, увидев поднимающихся наверх карликов, ринулись к парням: "Да, нам тоже очень интересно!"
Внизу было настолько жарко, что даже после духоты мастерской на мгновение перехватывало дыхание. В полутьме кузницы скакали причудливые тени, повинуясь отблескам гудящего за стальным забралом горнила пламени. Двое карликов методично качали мехи, а еще двое аккуратно выливали раскаленный жидкий металл в каменную форму. Кираноф достал из кармана ткацкую иголку, на секунду сунул ее в краснеющие под горнилом угли, взял Олина за руку и ткнул иглой в подушечку указательного пальца. Эои и Ааи ахнули от неожиданности и вытянули шеи из-за спин парней, чтобы увидеть, что будет дальше. Кузнец подвел Олина к каменному столу и поводил его рукой над волнующимся в длинной канавке металлом. Несколько капель крови упали в раскаленную красную жижу и исчезли, зашипев. Кираноф отпустил кисть Олина, расставил руки и торжественно произнес: "Кровь к стали. Чья же кровь, того и сталь. И возжаждет сталь крови". Постояв с минуту, кузнец повернулся и принялся доставать из кадки с водой увесистые металлические "кастеты", вылитые по глиняной форме Оду:
– Добрый человек будет говорить дурные слова? – ребята обернулись на тихий и хриплый голос.
Впервые кто-то из карликов-работников произнес что-то вслух, развеяв впечатление о том, что все жители подземелья немы. Кираноф покачал головой:
– Нет! Никаких дурных слов! Меч для нашего друга куется.
– Что за "дурные слова"? – осведомился Олин.
– Это серьезная тайна. Никому ни слова, ясно? (девочки возмущенно нахмурились в ответ на многозначительный взгляд кузнеца) Правду говорят, что я выковал немало мечей для Шра. Но на всех их лежит заклятие, портящее сталь. Я произношу его, пока меч куется. Это и есть "дурные слова". Так с виду заметить невозможно, но в тот момент, когда я произнесу вторую часть заклятия, порча и проявится. Все мечи станут хрупкими, как стекло!
– Вот это да!
Кузнец хмыкнул с довольным видом, вытер валящий градом пот и пригласил всех обратно наверх. Поднимаясь по лестнице вслед за Эои и Ааи, парни переглядывались, косясь на их тонкие платьица, прилипишие от пота к телу и прекрасно облегавшие фигуры, особенно ниже поясницы. Наверху Кираноф огляделся, немного подумал и достал из сундука, на котором до этого сидели Эои и Ааи, два механических устройства по виду похожих на арбалеты:
«Теперь дамы. Вам я приготовил свое изобретение, над которым работал так… два, три, пять с половиной лет! Семистрелы»!
Кираноф вскинул один из арбалетов и нажал на курок – тихий щелчок, и небольшая стрела наполовину вонзилась в стоявшее у противоположной стены бревно. Олин и Оду охнули от изумления, Ян застыл с открытым ртом, а девушки вздрогнули. Кузнец показал на длинную щель в корпусе арбалета:
«Сюда входит семь стрел и можно делать вот так!»
Он нажал на курок несколько раз подряд и механизм выплюнул несколько стрел – тонкие трости с едва заметным оперением и стальным наконечником пробивали толстые доски, крошили кирпичную кладку на стенах и почти полностью уходили в натоптанный земляной пол. Эои нерешительно взяла семистрел в руки (он оказался легче, чем выглядел), а Ааи отпрянула назад:
– Я не хочу никого убивать! Это ужасно!
– Стреляй по ногам, – невозмутимо буркнул Кираноф и всучил ей оружие.
– Сильная вещь. Кость пробьет насквозь, – одобрительно закивал Олин, введя Ааи в тихую панику.
Кузнец по-хозяйски хлопнул себя бокам и почесал затылок:
– Так, что у нас дальше?
– У вас дальше перерыв! – Юи Кираноф зашла в мастерскую и поставила на пол большой графин с холодным ягодным морсом.
– О, жена! Ты это кстати, горло промочить не мешало бы!
При виде женщины сновавшие по мастерской карлики встали как вкопанные и благоговейно опустили головы: "Великая Мать! Здесь Великая Мать". Их братья быстро вынырнули из люка и застыли в той же позе. Юи улыбнулась и потрепала одного их карликов по голове. Человечки оживились и начали кланяться женщине, расплываясь в улыбках.
– Тебе, муж, отдохнуть бы! Уже двое суток не вылезаешь из своей бани!
– Не сейчас, женщина! Некогда мне! А что это ты таскаешь такую тяжесть? – кузнец указал на большой графин, – Где этот бездельник Ра?
– Наш сын на форпосте, тренируется.
– А! Тренируется… Ну пусть тренируется. Сейчас как раз самое время – лысый козел не взблеет, что завтра может случиться.
Юи укоризненно покачала головой, раздала всем кружки и ушла обратно в дом. Кузнец жадными глотками выпил большую кружку морса и достал из под верстака огромный, ростом почти с самого Оду, обоюдоострый топор с полукруглыми лезвиями. Ян неожиданно для себя прочел изящно выведенную резцом вдоль лезвия строку на неизвестном языке: "Сила восходит к спокойствию, как горная река к истоку своему". Рукоять топора была вылита вместе с топорищем и представляла собой стальную трубу с кожаной оплеткой в двух местах – под две руки. Оду с гордостью принял топор из рук кузнеца и тут же порезал палец до крови, решив проверить, насколько остро лезвие:
– Здравствуйте, все! – Энор появился на пороге с распростертыми объятиями и широкой улыбкой, – Ох, ну и духота! Я тут долго не протяну! Старый стал!
Все поздоровались с магом и Кираноф снова показал на люк в полу: "Очередь Яна". Ян немного занервничал, ожидая в лучшем случае, что ему будут колоть палец, а в худшем – очередные непонятные чудеса.
Так и случилось. Укол оказался почти незаметным, капли крови из указательного пальца правой руки зашипели и исчезли на поверхности жидкой стали. Однако привычному кузнечному ритуалу было не суждено завершиться как обычно. Вместо того, чтобы произнести речь, Кираноф прикрыл глаза рукой – от раскаленной заготовки меча исходило необычайно сильное сияние. Свет бил в глаза, будто полуденное солнце.
Сияние наполнило все уголки комнаты и заставило присутствующих отвернуться. Все по очереди выбрались наверх и Эои не выдержала первой:
– Что это вообще было?!
– Это знамение! – Энор с трепетом указывал вниз, – Само Солнце – Источник жизни Леса – признало Героя-из-Ниоткуда! Этот меч не предназначен для убийства, но лишь для великих побед в магических битвах! Это просто… как…. пффф… Это невероятно!
– Ого… – пролепетал Ян, смутившись от ошеломленных взглядов.
– Это оружие достойно собственного имени. Как ты назовешь его?
– Я назову его Янлу – "солнечный луч", – произнес Ян, напряженного поморщив лоб с полминуты.
Энор одобрительно закивал головой, а Кираноф в недоумении развел руками:
– Как же его ковать? Тут даже маска из темного стекла не поможет! Без глаз останешься. И тянуть нельзя, металл твердеет.
Один из карликов-работников, пожилой морщинистый человечек с проницательным взглядом и густыми бровями вышел вперед:
– Добрый человек! Позволь мне ковать.
– Ты что, Кванта, ослепнуть хочешь?
– Кванта долго жил. Кванта многое видел. Ковать Янлу – это честь!
Кираноф помедлил в замешательстве, присел на корточки и обнял маленького старика:
– Хочешь взглянуть на сад?
– Спасибо, добрый человек! Кванта любит сад. Он здесь, – карлик похлопал себя по груди.
Ян не выдержал:
– Вы не обязаны этого делать!
– Кванта сказал – это честь.
Кузнец нехотя поднялся на ноги, молча достал с полки небольшой, но тяжелый молот и темно-коричневую стеклянную маску на завязках. Кванга одел маску, поклонился присутствующим и исчез внизу. Кираноф постоял с минуту над люком, глубоко вздохнул и молча уселся за верстак, принявшись собирать наручи для Оду. Ребята, потупив глаза, расселись по мастерской, а Энор начал ходить туда-сюда, сосредоточенно глядя в одну точку. Из кузницы доносились глухие удары молота, делавшие тишину наверху еще более напряженной. Кираноф, задумчиво глядя в стену, произнес: "Они не похожи на нас, эти наши работники. Самое большое счастье для них – это любимый труд. Когда мало заказов и кузница простаивает, они хиреют на глазах. Будто вместе с огнем в горниле медленно гаснет их жизнь. Такое вдохновение, такое наслаждение я вижу в их глазах, когда они работают! Иногда они плачут, как дети, отдавая мне изделия, над которыми трудились. Будто вкладывают душу в каждую железку. А души у них ох какие широкие. И простые, как их труд. Порой смотришь, как гуляют по саду – глядят, открыв рот на бабочек. И улыбаются так тихонько, стоят подолгу. А когда рассвет бывает красивый, все небо в огне – у них столько восторга, будто по мешку золота им выдали!"
Ребята внимательно слушали, понурив головы, а старик Энор медленно кивал головой, задумчиво складывая полы плаща. От рассказа кузнеца все погрузились в еще более глубокое молчание. Чтобы разрядить обстановку Кираноф, наконец, обратился к Энору:
– Что слыхать, светоч? Что в стране происходит?
– Война, брат, война. Отовсюду шлют письма о нападениях на деревни. Чужаки ищут Героя-из-Ниоткуда. Молодые парни пропадают без вести. Даже в Янване начинается потихоньку паника. А наши Щиты Солнца этой ночью так гудели, будто еще чуть-чуть и лопнут. Вся нечисть поднялась из лесов, как муть со дна болота.
Старый маг долго рассказывал о деревнях и поселках, подвергшихся нападению: о том, как их жители устраивали оборону, как пережили атаку и как письменно благодарили малованцев за предупреждение. Наконец, стук молота стих и из кузницы послышался тихий голос: "Добрый человек!" Кираноф вскочил и поспешно спустился вниз. Через минуту он снова появился, таща тяжелую кадку с водой, из под приоткрытой крышки которой пробивались яркие лучи. Еще через минуту он вывел на поверхность Квангу: глаза старика покраснели, а руки ощупывали все встречающиеся предметы. Эои прикрыла рот рукой, а Ааи тихо вскрикнула и заплакала. Парни мялись на месте, не зная как себя вести. Помедлив, Ян нагнулся к Кванте, обнял его и прошептал: "Спасибо". К горлу подступал комок и говорить больше ничего не хотелось, да и казалось неуместным. Старый карлик улыбнулся, ощупал трясущимися мозолистыми пальцами лицо Яна и произнес: "Ты добрый человек. С тобой сила. Кванта рад, что видел тебя".
Кираноф обхватил Квангу за плечи и повел в дом под тихие всхлипывания Эои и Ааи. Олин и Оду усиленно кивали головами, стараясь пересилить чувства, а Ян украдкой утер прокатившуюся по щеке слезу. Энор подошел к двери вслед за Киранофом:
– Ребята. Предлагаю разойтись. Мы, в общем то, закончили.
Весь оставшийся день ребята провели по домам в тяжелых размышлениях, а весь следующий день – на дворе форпоста. Эои и Ааи дырявили мишени из своих арбалетов, Оду под руководством Ранамы учился обращаться с боевым топором, а Олин до изнеможения бился на деревянных мечах с Ра. В это время Ян сидел на крыше дома семьи Магарэта, хрустел сладкой сочной морковью и думал. Он пытался собрать воедино все, что успел узнать о своей "великой миссии" и ловил себя на мысли, что уже не отказался бы от этого потенциально удивительного и опаснейшего путешествия, даже если бы прямо сейчас кто-нибудь предложил ему отправиться домой, в Лондон. Он думал об Ио Магарэт, о том, как она переживает за него и за Олина, гадал, как отнесутся к разлуке малыши и загибал пальцы, перечилсяя все, что следовало бы взять с собой в поход. К вечеру он спустился в свою комнату, пожевал бутурбродов с сыром и улегся спать раньше обычного.
На следующее утро Ян Серовски сидел на скамейке Говорильни, зевая и борясь с последствиями простуды при помощи носового платка. Он выглядел в точности также, как и в тот день, когда забрел вглубь Грин-парка – джинсы, кроссовки с белыми шнурками (Ио зачем то выбелила их) и застегнутая до уровня ключиц ветровка. На этот раз под курткой была надета меховая жилетка, на поясе в плотных ножнах висел меч с изящной рукоятью, а рядом лежал набитый под завязку едой рюкзак.
Помимо съестных припасов, Ян упаковал в дорогу мешочек с кошачьим листом, небольшое полотенце и ломтик душистого мыла. Рядом с ним сидел Олин, облокотившись на большой рюкзак, из которого торчали штыри палатки и концы большого мотка веревки. Ян улыбнулся, глядя на друга – вместо чуть нервозного угрюмого подростка перед ним сидел спокойный и сосредоточенный молодой мужчина. По шуму, который донесся со стороны Восточной улицы, было понятно, кто идет – Оду важно вышагивал, выпрямив спину, размахивая руками и поправляя лямки огромного рюкзака. За его плечами виднелся облаченный в кожух топор. Друзья поздоровались:
– Где же девчонки?
– Прихорашиваются, поди.
– Да уж, без этого никак не спасти мир.
– А ты думал.
Эои и Ааи появились из-за угла, держась за руки. Они были одеты в теплые куртки с мехом и толстые штаны. Волосы у обоих были туго завязаны в косы. Девушки смахивали последние слезинки, пытаясь скрыть остатки эмоций после прощания с близкими. Ребята по очереди обнялись и уселись на скамью в ожидании Энора. Старый маг появился через несколько минут, по-пингвиньи переваливаясь с ноги на ногу и улыбаясь до ушей:
– Все в сборе! Отлично! Вы не поверите, что я вам принес.
– Ле-де-нцы, – хором проговорили ребята и засмеялись.
Энор раздал всем по золотистой сахарной конфете на палочке:
– Приберегите их.
Старый маг медленно обнял каждого по очереди и вытер выступившие слезы:
– Не знаю, что и сказать…
Ян улыбнулся:
– Ничего и не надо. До встречи. Что-то там про круги…
Энор улыбнулся в ответ и помахал всем рукой. Ребята надели рюкзаки и последовали за Олином, уверенно зашагавшим в сторону северных ворот поселка.
Пятеро молодых людей шли по прелым листьям проселочной дороги, удаляясь от дубовой ограды родного поселка и сосредоточенно думая о чем-то. Лес заглатывал тропинку развесистыми ветвями елей, принимая их в свои объятия.
Это было началом. Началом Великого путешествия.