Легенды Освоенного Космоса. Мир-Кольцо

Хронология освоенного космоса

«Самое холодное место»

«Штиль в аду»

«Дождусь»

«Глаз осьминога»

События:

Возникновение банков органов.

Начало исследования планет Солнечной системы.

Принятие первых законов о трансплантации органов.

«Как умирают на Марсе» (2040)

«Человек-мозаика» (2099)

События:

Колонизация Пояса Астероидов.

Третья экспедиция на Марс.

Пояс добивается независимости. Начинаются запуски межзвездных автоматических станций.

ООН начинает сотрудничество с Поясом. Начинается запуск первых кораблей с колонистами.

«Мир Птаввов» (2106)

«В безвыходном положении»

«Шутки в сторону»

«Смерть от экстаза»

«Беззащитный мертвец»

«АРМ»

«Взрослые» («Защитник» т. 1)

«Вуаль анархии» (2135)

События

Обнаружен в ходе раскопок и оживлен первый представитель инопланетной расы. Обостряется проблема банков органов. Расцвет черного рынка органов для трансплантации. Введение смертной казни за торговлю органами.

В Солнечную систему прибывает пак — Фсстпок.

Золотой век на Земле.

Увеличивается количество колонизированных планет.

«Вандервекен» («Защитник» т. 2) (2340)

«Воители» (2360)

События:

Полная колонизация Солнечной системы. Война с паками.

Первый контакт с кзинами.

Первая война с кзинами.

«Дар с Земли» (2410)

«Этика безумия» (2425)

События:

Революция на колонизированной планете Лукитзет.

У галактических торговцев приобретен первый гиперпривод.

Окончание первой войны с кзинами.

События:

Последующие войны с кзинами.

Договоры с кукольниками и другими галактическими расами, часть которых входит в состав империи кзинов.

«Нейтронная звезда» (2640)

«Реликт Империи»

«В глубине души»

«Брюхошлеп»

«Калека»

«Грендел»

«На окраине Системы»

«Древнее оружие»

События:

Кукольники разрабатывают гиперпривод «Квантум II».

Выясняются причины взрыва ядра галактики.

Начало исхода кукольников и вызванный этим кризис межзвездной торговли. Первый контакт с грогами.

Рождение Луиса Гридли By.

Начало проведения лотерей на право завести ребенка.

События:

Космическая экспансия.

Объединение.

Широкое использование гиперприводов, постепенно вытесняющих ядерные двигатели.

«Когда наступает прилив» (2830)

«Мир-Кольцо» (2850)

События:

Первый контакт с триноксами.

Первый разведочный полет на Мир-Кольцо. Окончательное исчезновение кукольников.

«Безопасно при любой скорости»

События:

Продолжение галактической экспансии человечества.

Освоенный Космос превращается в Тысячу Миров.

Долгожительство серьезно осложняет жизнь общества.

Введение: моя вселенная — добро пожаловать в нее![1]

Двенадцать лет назад я начал писать. Одиннадцать лет назад — продавать написанное мною. И одновременно с этим я начал работать над историей будущего — историей Освоенного Космоса.

Временные рамки серии простерлись на тысячу лет вперед, привлекая данные прошлого. Действие большинства рассказов разворачивается либо в Обычном Космосе (колонизированные людьми миры и пространство между ними, шестьдесят световых лет — время Луиса By) или в Освоенном Космосе (гораздо больший пространственный и временной объем — 200 световых лет в направлении галактического севера и 33 000 световых лет к ядру галактики, — исследованный кораблями, построенными людьми, но контролируемый другими расами). Серия включает четыре повести: «Мир Птаввов», «Защитник», «Дар с Земли», «Мир-Кольцо», плюс рассказы, вошедшие в сборник «Нейтронная звезда», плюс книга, которую вы сейчас держите в руках, плюс еще одна, опубликованная в феврале 1976 года под названием «Длинная Рука Джила Хамильтона».

Истории о будущем имеют тенденцию быть хаотичными. Они вырастают на общей базе, из индивидуальных историй с общими допущениями, но каждая история должна — чтобы не обманывать читателей — быть самодостаточной. История будущего, представленная в серии Освоенного Космоса, хаотична, как любая реальная история. Разнообразие стилей, которое нельзя не отметить, обусловлено тем, что мое писательское мастерство развивалось на протяжении одиннадцати лет реального времени.

Рассказы и повести, помещенные здесь, расположены в хронологическом порядке. Я включил между ними вспомогательные записи с намерением объяснить, что происходило между и вокруг отдельных рассказов и повестей, в регионе, маленьком по галактическим масштабам, но громадном по человеческим.

Я размышлял над включением «Самого холодного места» и «Глаза осьминога», объективно оценивая их как не самые совершенные. Более того, первая устарела еще до того, как была опубликована. Но эти два рассказа вплетены в ткань серии, поэтому я их оставил.

Вы можете почувствовать, как меняется Марс на страницах моей книги. И это верное ощущение. «Глаз осьминога» был написан до полета «Маринера». Фотографии кратеров («Маринер-IV») послужили толчком для рассказа «Как умирают на Марсе». А появившаяся позднее статья в «Аналоге» сопровождалась новыми видами планеты, и это способствовало созданию «В безвыходном положении». Если космические зонды продолжат менять наши представления об обликах планет, что остается делать, как не писать новые рассказы? Правда, у меня был большой соблазн переделать некоторые из старых, неудачных рассказов. Но как я мог узнать, где остановиться? Вы бы читали модернизованные истории, а факты все равно продолжали меняться. С моей точки зрения, это не то, что вам надо. Надеюсь, я прав.

Повествование об Освоенном Космосе охватывает пять эпох.

Первая — это эпоха Лукаса Гарнера и Джила «Руки» Гамильтона: 2106–2125. Межпланетная цивилизация ослабила свои связи с Землей, и начинает жить по собственным законам. Изучаются и заселяются другие звездные системы. Проблема банка органов достигла своего апогея в жизни земного общества. Существование нечеловеческих разумов до назойливости ясно, и Человечество должно с этим смириться.

Центр следующей эпохи приходится примерно на 2340 год. В Солнечной системе это период мира и процветания. Существование в колониальных мирах, таких как Плато, более чем изменчиво. На краю Солнечной системы существо, которое было Джеком Бреннаном, ведет одинокую войну. Эпоха мира начинается со скрытого вторжения Бреннана-чудовища («Защитник») и заканчивается контактом с империей Кзинов.

Период, следующий за войнами людей и кзинов, покрывает часть двадцать шестого столетия. Это время беззаботного туризма и межрасовой торговли, в котором человечество не правит и им не правят.

Последний период напоминает предыдущий — мало что изменилось за двести лет, по крайней мере внешне, за исключением двигателей и союза миров, к нему присоединились новые расы. Но есть одна фундаментальная веха — ген Тилы Браун («Мир-Кольцо») активно распространяют среди людей.

Отмеченная выше фундаментальная перемена в человеческой природе делает жизнь не интересной для писателя. Период, следующий за «Миром-Кольцо», может быть и приятен для жизни, но беден событиями. Только одна история выжила из этого периода: «Безопасно при любой скорости». Это что-то вроде рекламы — но подобных ей не будет.

Есть нечто в истории будущего, и Освоенного Космоса в частности, что по-настоящему увлекает читателей. Они разрабатывают подробные карты, хронологические таблицы или программируют свои компьютеры для расчетов близких орбит вокруг точечных масс. Они посылают мне всевозможные карты, динамические анализы Мира-Кольцо и советы по решению проблемы Грог. Спасибо тем, кто хочет подобным образом развлечь меня.

Спасибо и Тиму Кайгеру за его помощь в составлении Библиографии, и Спайку Макфи и Джерри Бойаджайну за их помощь с хронологией. Они оказали мне неоценимую услугу.

Лappu Нивен, Лос-Анджелес, Калифорния, январь 1975

Самое холодное место[2]

«Ну же, вперед, искатель приключений, — сам-то хоть знаешь, зачем ты сюда притащился!» — так я преодолевал желание оставаться ближе к кораблю. Ведь неуклюже-громоздкая груда остывающего металла хранила в себе тепло Земли! Мне так будет не хватать этого тепла здесь, в самом холодном месте Солнечной системы.

— Видишь что-нибудь? — поинтересовался у меня в наушниках голос Эрика.

— Разумеется, нет. Тут слишком жарко — из-за корабля. Помнишь, как они бросились врассыпную от зонда?

— Да. Хочешь, чтобы я тебя за руку держал или уговорами занимался? Ступай!

Я вздохнул и сделал несколько шагов, тяжелый коллектор подпрыгивал у меня за плечами.

Во время приземления вокруг корабля образовался неглубокий кратер из почти мгновенно превратившегося в лед газа, и теперь я карабкался по его скользкому склону. Шипы на ботинках не давали мне упасть.

Наконец подъем закончился, и теперь вокруг вздымались утесы — огромные массы замерзшего газа с гладкими округлыми краями. Они отливали мягкой белизной там, где свет от моего нашлемного прожектора касался их. Все остальное было пугающе-черным, как вечность. Яркие звезды сияли над плавными очертаниями утесов, но этот свет был недосягаем для черной поверхности. Я несколько раз оглядывался, не желая расставаться с привычным силуэтом корабля, но он становился все меньше и темнее, пока не исчез из виду.

Предполагалось, что здесь есть жизнь, но и только. Два года назад зонд «Посланника-6» приземлился где-то поблизости отсюда, и на Землю были переданы кадры с изображением поверхности планеты. Какие-то черные загогулины извивались на снегу, на границе света и тени. Должен сказать, столь четкое изображение получается крайне редко. Естественно, некоторые мудрецы предположили, что это были всего лишь… дефекты съемки!

Мне лучше знать. Это была жизнь. Что-то огромное, ненавидящее свет.

— Эрик, ты здесь?

— А куда ж я денусь? — насмешливо ответил он.

— Послушай, — сказал я, — если я буду следить за каждым словом, которое произношу, то скоро замолчу навсегда.

Все равно я был бестактен. Эрик попал в аварию, очень серьезную. И теперь он никуда не сможет уйти, потому что он — это корабль, или корабль — это Эрик — выберите сами, что вам больше нравится.

— Ладно, проехали, — миролюбиво произнес мой приятель. — Кстати, у тебя большая утечка тепла из скафандра?

— Очень маленькая. — И действительно, замерзший воздух даже не таял под моими подошвами.

— Наверное, для них и этого более чем достаточно… или они, должно быть, боятся света твоего прожектора.

Эрик знал, что я ничего не вижу. Ему было проще, потому что он смотрел через объектив на моем шлеме.

— Ладно. Поднимусь выше, вот на эту гору, и отключу ненадолго свет.

Я повернул голову, чтобы Эрик смог увидеть упомянутый мною холм, и затем запрыгнул на него. Совсем несложное физическое упражнение — можно прыгнуть практически так же высоко, как на Луне, не боясь, что какой-нибудь острый камень повредит скафандр: вокруг был лишь слежавшийся снег.

Достигнув вершины холма, я выключил свет — и мир исчез. Мое воображение снова разыгралось, населяя окружавшую меня темноту чудовищами, которые протягивали ко мне жадные щупальца… Почему-то темнота и этот холод рождают самые отвратительные и страшные образы. Неужели нельзя представить себе более дружелюбных существ?

Я надавил кнопку на своем шлеме, и во рту оказался черенок трубки. Потрясающие теперь делают скафандры! Обновитель воздуха сдувал с моего подбородка выдохнутый воздух и дым. Я курил и ждал, дрожа от осознания холода, пока наконец не понял, что потею. Скафандр был, пожалуй, даже слишком хорошо изолирован.

Над горизонтом взошла наша секция с ионной тягой — блестящая звезда, которая катилась по небу слишком быстро и исчезла, войдя в тень планеты. Шло время; запас табака в трубке выгорел.

— Попробуй свет, — сказал Эрик.

Я включил прожектор — и вокруг мгновенно возникла волшебная зимняя страна. Медленно поворачиваясь кругом, я пристально вглядывался в сказочно-белый, оживший под лучом света пейзаж… и увидел!

Даже на таком близком расстоянии это походило на тень. А еще — на плоскую, чудовищно большую амебу… или на лужицу нефти. Оно текло вверх по склону, пытаясь сбежать от резкого света прожектора.

— Коллектор! — скомандовал Эрик.

Я поднял коллектор над головой и нацелил его, как телескоп, на убегающую загадку, чтобы Эрик мог найти ее объективом. Коллектор прыгнул вверх и в сторону, плюнув огнем в оба конца. Теперь его контролировал Эрик.

Через секунду-другую я спросил:

— Мне возвращаться?

— Конечно же, нет! Оставайся там, где стоишь. Я же не могу принести коллектор на корабль. Тебе придется подождать и забрать его с собой.

Лужица-тень скользнула через край холма. Пламя, вырывавшееся из дюз коллектора, преследовало ее, взлетая все выше. Коллектор, уменьшаясь в размерах, скрылся за гребнем. Через секунду я услышал бормотанье Эрика:

— …Готово!

Яркое пламя снова появилось, его скорость стремительно росла. Изгибаясь, оно направлялось ко мне, и когда коллектор опустился передо мной на две горизонтальные дюзы, я поднял его за «хвост» и понес на корабль.

— Да ты не беспокойся, — по голосу приятеля чувствовалось, что он доволен. — Я только отделю ложечкой кусочек от его бока, если можно так выразиться.

Осторожно неся в руке коллектор, я поднялся по посадочной опоре к воздушному шлюзу. Эрик совсем недолго изображал дотошного привратника. Наконец-то можно стянуть с себя заиндевелый скафандр в благословенном искусственном свете бортового дня!

— Неси в лабораторию и не вздумай трогать его!

Все-таки Эрик иногда сильно действует на нервы.

— У меня мозги есть, — прорычал я. — Пусть даже ты их и не видишь.

Наступила звенящая тишина, пока мы оба пытались придумать извинения. Эрика осенило первым.

— Прости.

— И ты меня.

Едва я оказался в лаборатории, как Эрик принялся руководить:

— Клади контейнер вот сюда. Нет, не закрывай. Поворачивай, пока вот эти линии не совпадут с линиями на коллекторе. Хорошо. Подвинь чуть-чуть. А теперь затвори дверь… Дальше я сам. Иди выпей кофе.

— Лучше проверю твое оборудование.

— Идет. Смажь мои протезы.

— «Протезы»? Здорово. Жаль, что не я сам это придумал.

Я нажал на кнопку «Кофе», чтобы он уже был готов к моему приходу, и открыл дверь в передней стенке кабины. Эрик очень похож на электрическую сеть, за исключением его мозга — серой массы в сосуде в верхней части отсека. Во всех направлениях от позвоночника, также помещенного в сложной формы сосуд из стекла и мягкой пластмассы, нервы Эрика протянулись повсюду и управляют кораблем. Что касается приборов, с помощью которых можно управлять моим приятелем, — правда, к этому делу он относится очень болезненно, — то они размещены по бокам сосуда. Насос ритмически качает кровь, семьдесят ударов в минуту…

— Как я выгляжу? — поинтересовался Эрик.

— Превосходно. Напрашиваешься на комплимент?

— Придурок! Я еще жив?

— Приборы считают, что да. Но я лучше немного понижу температуру твоей жидкости. — С тех пор как мы приземлились, я держал температуру достаточно высокой. — Все остальное в норме… кстати, пищи в резервуаре маловато.

— Ничего, до конца экспедиции я протяну.

— Эрик! Кофе готов.

Единственная вещь, которая меня всегда беспокоила, это его «потроха». Они слишком сложные, поэтому их Очень просто повредить. А если, он умрет, участь приятеля придется разделить и мне, потому что Эрик — это корабль. Если же в ящик сыграю я — Эрику грозит смерть из-за потери рассудка: он не сможет спать, если некому будет проверять его «протезы».

Я почти допил кофе, когда услышал:

— Эй!

— Что случилось? — Я был готов бежать в любом направлении.

— Это всего лишь гелий!

В голосе Эрика явно чувствовалось удивление и возмущение.

— Я его расшифровал, Хоуи. Это гелий-два. Вот каковы наши монстры. Чушь собачья!

Гелий-два — супержидкость, текущая в гору. Дважды чушь!

— Эрик, проверь на примеси.

— На что?

— На примеси. Мое тело — окись водорода плюс куча всяких примесей. Если имеются примеси достаточно сложного состава, то это организм.

— Разумеется, тут уйма других веществ, — ответил Эрик, — но я не могу их проанализировать достаточно точно. Ладно, придется везти эту гадость на Землю, пока наши холодильники смогут хранить ее замороженной.

— Стартуем сейчас?

— Думаю, да. Можно воспользоваться другим образцом, но с таким же успехом ждать здесь, пока испортится этот.

— Ладно, тогда я пристегиваюсь. Эрик!

— Что?

— Отправление через пятнадцать минут — ждем ионно-двигательную секцию. Можешь готовиться.

И все же я не мог не поделиться своими мыслями с приятелем.

— Эрик, надеюсь, что он все-таки не живой. По мне, гелий-два должен вести себя так, как полагается гелию-два — и не более того.

— Почему? Не хочешь стать знаменитым?

— Отчего бы нет? Но меня, скажу честно, пугает сама мысль о том, что здесь есть жизнь. Она слишком чужеродна, слишком холодна. Эта тень, амеба… словом, кто угодно — кочует, перебирается на ночную сторону перед появлением предрассветного полумесяца… Хотя ты прав, тут не может быть холоднее, чем где-либо между звезд.

— К счастью, у меня недостаточно воображения, по сравнению с тобой.

Через пятнадцать минут мы стартовали. Под нами была кромешная темнота, и только Эрик, подключенный к радару, мог видеть, как ледяной купол становится все меньше, пока от него не осталась только большая многослойная ледяная шапка, которая покрывала самое холодное место в Солнечной системе.

Штиль в аду[3]

Хотя в кабине было освежающе прохладно, как в каком-нибудь офисе в разгар лета, я всей шкурой ощущал страшный жар, царивший за пределами корабля. Этого жара с лихвой хватило бы, чтобы мгновенно превратить свинец в булькающую жидкость.

— Смотри-ка, вон опять рыба плывет, — заметил я, уставившись на маленький иллюминатор, словно оклеенный снаружи черной бумагой — такая за ним была темнота.

— Какая на этот раз? — заинтересованно отозвался Эрик. — Жареная или копченая?

— Трудно сказать, она проплыла слишком быстро. Может, камбала, может, лосось, но, скорее всего, ставрида. Да, думаю, ставрида… Запеченная под томатным соусом. Представляешь?

— Послушай, тебе обязательно нужно то и дело упражнять свою фантазию?

— Обязательно. Единственный способ не свихнуться, бултыхаясь день за днем в этом… этом… Пюре? Смоге? Кипящем сиропе?

— Испепеляющем черном штиле.

— Точно! Эрик, я и не знал, что ты поэт! Как тебе удалось завернуть такую меткую фразу?

— Услышал ее давным-давно, когда пришло сообщение от зонда «Маринер-II». Я был тогда мальчишкой и глотал известия из космоса так же жадно, как фруктовое мороженое. Кое-что могу процитировать хоть сейчас: «Бесконечный испепеляющий черный штиль, раскаленный, как печь для обжига, — его никогда не нарушит дуновение даже легкого ветерка»…

Я вздрогнул.

— Интересно, какая сейчас снаружи температура?

— Лучше тебе не знать, мистер Почемучка. С твоим богатым воображением…

— Ничего, я постараюсь держать себя в руках, док.

— Шестьсот двадцать градусов.

— Шестьсот два… Док, беру свое обещание назад!

Я всегда обожал горячих красоток, но Венера, любимица стародавних писателей-фантастов, была для меня чересчур горяча! Наш корабль висел над ней на высоте двадцати миль, завязнув в раскаленном воздухе, как муха в кленовом сиропе. Бак с водородным топливом, теперь почти пустой, должен удерживать нас в подвешенном состоянии до тех пор, пока давление внутри него будет уравновешивать внешнее. Эрику полагалось регулировать давление в баке, управляя температурой газообразного водорода; к тому же через каждые десять минут мы брали пробы воздуха и регистрировали его температуру. Данные время от времени менялись, но пока не принесли ничего сенсационного.

Пох…