Легенды Лазурной Юдоли. Принц Аглианта

Глава 1. Лазурная Юдоль

I

Его звали Геррер, и он почти неподвижно сидел в самом углу Таверны дядюшки Кюрия. Его суровые черты лица гармонично скрывались за большим, но потрепанным капюшоном, и мало кто мог их досконально разглядеть при таком тусклом свете.

Человек не торопясь покуривал трубочку, набитую дешёвым табаком, и делал вид, что кого-то очень ждал. Хотя, разумеется, Геррер никого тут не ждал, да и некого было ему тут ждать. Он лишь проводил тут своё свободное время, коего было не так уж много, да и тратил последние гроши, что у него остались.

Так и сейчас – он взял на свои последки две больших кружки не самого лучшего пива, к тому же ещё и тёплого. Но он попивал его пусть и с монотонным выражением лица, но всё же с долей удовольствия. Которую, правда, никто не мог заметить.

– Вы ничего больше не желаете? – подбежала молоденькая служанка к Герреру, явно стараясь ему во всём угодить.

– А ты разве не видишь, что я ещё и первую не допил? – грубым и сухим ответил ей мужчина.

– Может быть, вы хотели бы чего поесть? Мало кто может устоять перед моей яичницей.

На этом слове служанка страстно облизнула губы, выражая якобы удовольствие от придуманной яичницы. Геррер понимал всё, что она хочет. Но больше всего не хотел сейчас именно этого.

– Я не голоден, – стиснув зубы и отвернув от девушки голову, сказал Геррер, явно давая этим понять свои намерения.

Хмыкнув, служанка мигом убежала, не оставив ни малейшего следа своего пребывания. Геррер был очень рад этому известию. Его всё выматывало за эти дни, и он не хотел никакого общения, никаких лиц рядом и тем более никаких девушек.

Хотя если Геррера побрить и одеть в более пристойные одежды, то спокойно можно было его назвать и красивым мужчиной. Не принцем, конечно, но всё же очень приятным для глаза. На вид ему было не более тридцати двух лет. А точнее, ему было двадцать девять, пусть щетина и чуть скрывала его истинный возраст.

Он не думал о своей внешности – пусть этим занимаются аристократы. Геррер думал только о том, как правильно жить и выживать. Он не имел огромного достатка, поэтому каждая монетка, пришедшая ему в карман, имела для него огромный вес.

Но Геррер был рад спустить её сюда, в таверну, на пиво. Не именно в эту таверну, а совершенно в любую. Ведь Геррер не имел постоянного места жительства, а потому постоянно находился в разных городах. Временами даже в странах.

Тут, в таверне дядюшки Кюрия, он появлялся всё же чаще всего. И место, за которым он тут сидел, было его излюбленным и постоянным. И мало кто в отсутствие самого Геррера садился сюда.

Геррера не считали тут чужаком, но мало кто знал имя этого человека. И очень мало, кто слышал его голос. В этом месте Геррер не общался ни с кем. Он просто сидел на самом отдаленном месте в одиночку и следил за тем, что происходит тут.

Вон там вон – в другом углу – сейчас развяжется драка. Что-то не поделили между собой два безумно пьяных мужика. Наутро они даже не смогут припомнить, что именно, да и вообще могут и не узнать об этой потасовке.

Драка, как понял Геррер, так и не успела начаться, оттого, что один из мужиков под грузом своего пьяного тела и неконтролируемостью своих пьяных ног рухнул прямо на стол, уставленный стаканами и тарелками…

Что ж – не повезло ему… Убыток, который понесёт трактирщик за это, будет выплачен из кармана этого самого мужика. Который ещё с утра будет недоумевать, почему именно он, а не кто-то другой. Но потом со всем смирится, помирится и со своим оппонентом, и с трактирщиком, и будет так же дальше приходить сюда ежедневно, снова что есть сил напарываться и непременно ломать.

Ну а сейчас домой – спать. С этой целью его и потащили куда-то его друг и один из охранников-вышибал. Сам этот мужик встать был уже никак не в состоянии. Он и говорить-то уже не мог, что-то пытаясь бормотать под нос. Но ничего не выходило. Ох и рада же будет его «благоверная» такому вот появлению мужа. Настолько рада, что огреет его несколько раз сковородой или палкой, после чего заботливо уложит спать. Всё-таки любит его до сих пор. Не зря же трех детей от него нарожала. Может и больше – Геррер об этом не знал. Всё это были лишь его догадки. И вообще ни о чем они не говорили.

Табак в трубке у Геррера закончился, а потому он приступил к пиву, сделав один большой и глубокий глоток. Пиво в первой пинте закончилось, а потому можно приступить и ко второй.

Пиво в этой таверне не сказать что бы было самым лучшим. Скорее оно было самым выгодным по цене. От того, что тёмное пиво привозили сюда не гномы из подземелий, а делали прямо в деревнях на их пивоварнях. А светлое поставляли сюда не лесные эльфы, а брали его вообще невесть откуда. Но народ не жаловался – его сюда приходило ото дня в день очень много, и прибыль постоянно капала в карман хозяину трактира. Наверное, зажиточным человеком он являлся, и в жизни не имел много трудностей. Тем более, таких, как у Геррера.

Народ постоянно ходил тут туда-обратно и постоянно о чём-то галдел. Это точно не было местом для серьёзных раздумий. Так как думать под такое вот собрание инородных и непонятных звуков не представлялось возможным.

В таверну почти незаметно вошёл, возможно, даже прокрался человек, который был очень знаком Герреру. Но толпа проходивших мимо людей не давала разглядеть его лицо, оттого Геррер всё никак не мог понять, кто же это.

Он очень выделялся из толпы своей ухоженностью. Ведь это место больше предназначалось для простолюдинов, которые пришли сюда отдохнуть после тяжёлого рабочего дня.

А эта личность была одета в длинный шитый зелёный плащ, возможно даже эльфийской работы и красные дорогие сапоги из бычьей кожи. Он был гладко выбрит, а так же аккуратно причесан. Его белые прямые волосы были гармонично зачёсаны назад, придерживаемые какой-то черной лентой.

Чёрт подери, да это же Ферцен! Геррер просто не мог не узнать его, пусть и не видел его лица уже почти два года! Оно ведь всё равно за это время ничем не изменилось. Изменилось только его одеяние – из строгого гвардейского в элегантное аристократическое. Оно ему походило намного больше, чем старое, но Герреру всё же не нравилось. Хотя какая разница, в чём ты увидел своего старого друга?

Ферцен, словно шальной, ходил вокруг да около, выискивая себе свободное место, и не замечал Геррера. Тот впервые за долгое время натужно улыбнулся и промолвил:

– Вы, верно ищете свободное место, молодой человек?

Ферцен обернулся не сразу, а только тогда, когда понял, что слова адресуются ему. Всё-таки этот малый так и не изменился за то время, что не виделся с Геррером. Всё такой же растерянный и смешной. И сейчас его глаза были буквально выпучены от изумления.

– Здесь свободно, – ещё раз произнёс Геррер.

– Геррер, – произнёс Ферцен. – Ты?

– Ферцен… Конечно я.

Ферцен в исступлении кинулся на шею другу и долго обнимал его, пока эмоции всё-таки не утихли. Геррер и сам был несказанно рад такой встрече, хотя и не так яро показывал свои эмоции. Всё-таки его образ это ему не позволял.

– Как ты тут оказался? – спросил Ферцен, подсаживаясь на лавку напротив.

– Я частенько бываю тут, но тебя почему-то ещё не видел.

– Да я тут почти не бываю. Не очень нравится это место. Хотя всё-таки довольно уютно.

Геррер всё больше и больше вглядывался в Ферцена и не переставал удивляться. Он нисколько не изменился. И он не был гладко выбрит, как могло показаться раньше. Нет же! У него просто не было бороды! Были несколько бесцветных смешных волосинок на подбородке и ничего более. Всё точь-в-точь, как было тогда, в день их знакомства.

– Я тебе поражаюсь. Раньше за милую душу в таких заведениях уплетал всё, что угодно, а сейчас…

–Нет, я не брезгую, – не дал договорить другу Ферцен. – Просто могу позволить себе лучшее.

Даже тут Ферцен не изменился. Всё так же хвалится тем, что чего-то добился. Делает из себя зажиточного дворянина. Правда вот, плохо получается.

– Что же тогда ты сейчас сюда пришёл?

– Сегодня не так много денег, – произнёс Ферцен. – И, к тому же, я говорил, что тут весьма уютно… Где служанки? – громко крикнул он.

В этот же миг к нему подбежала та самая молодая девушка, что несколько минут назад обхаживала Геррера. Сейчас же она намного суровей глядела на него, будто намереваясь ему чем-то отомстить. Только вот непоколебимый взгляд Геррера в чём-то даже насмехался над ней.

– Что изволите отведать? – всё так же, с изображенной нежностью спросила она.

– Два пива… Мне и моему другу, – произнёс Ферцен, своим голосом явно пытаясь ей понравиться.

– Какого именно?

– Знаешь… А давай-ка любого. Неважно какого. Я плачу!

Геррер ещё раз улыбнулся, глядя на друга. Он не переставал его и смешить, и удивлять. Ферцен явно пытался понравиться Герреру и сверкнуть каким-то новым положением. Каким же, интересно?

– Ты неподражаем, друг, – пробормотал Геррер.

– А она хорошенькая, – ответил Ферцен. – Я к ней ещё приду как-нибудь…

– О да… Как поживаешь, старый друг? Мы так и не удосужились это спросить друг у друга.

– Вполне хорошо, – ответил Ферцен. – Видишь, даже денежки начали иметься. Только вот после твоего ухода из гвардии как-то не так стало. Без тебя там явно чего-то не хватает.

– Давай только не будем об этом, – махнул рукой Геррер. – То решение я обдумывал долго и сделал правильный выбор. Я просто-напросто исчерпал себя там. Оставил там всё, что только мог.

– Тебя никто за это не осуждает. Я и сам покинул её. Правда, не так давно, как ты, а всего лишь три месяца назад, но уже вспоминаю её как будто давно позабытое.

Вспоминая Ферцена как бойца, Геррер подумал, что Гвардия мало что потеряла с его уходом. Вот когда уходил Геррер, гвардейцы действительно переживали. И не делали вид, что переживают, а действительно переживали. Оттого, что Геррер всегда был одним из самых лучших. Нет, не в силе и не в технике владения оружием (хотя и там он был далеко не промах). Козырем Геррера являлась его рассудительность, педантичность и точность. И она зачастую всех поражала.

Ферцен всегда стремился к нему, но даже близко у него это не получалось. Он сносно обращался с клинком, хорошо стрелял с лука, но почему-то ему всегда это мало чем помогало. Место Ферцену было не на поле боя, а во дворцах, на должности вельмож. Только вот из-за скромного происхождения места Ферцену там бы точно не нашлось.

– Вот так вот и прекратили мы своё обитание в Гвардии, – сделал заключение Геррер. – А ведь если разобраться, нам можно много что веселого вспомнить о тех временах.

– И на несколько минут даже снова вернуться туда, – продолжил Ферцен.

– А ты прав… Былую молодость вспомнить…

– Молодость? – удивился Ферцен. – А ведь мы… А ведь ты… Действительно стал старше. И не брился, наверное, пару недель…

– Чего не скажешь о тебе, – усмехнулся Геррер. – Всё такой же, как в день нашего знакомства.

– Хватит подшучивать надо мной… Мне тогда было не более пятнадцати, а ты был на три года старше. Я должен был измениться с тех пор.

– Ну конечно мы изменились, – хлопнул друга по плечу Геррер, – И ты, и я.

В это время к столику подошла служанка, снова строя глазки Ферцену. Тот отвечал ей взаимностью, только Геррер не понимал, хорошо ли у него получается или нет. Во времена службы в Гвардии Геррер не вспоминал, чтобы у Ферцена были какие-то связи с девушками.

– Поставь сюда, – сказал ей Ферцен, переведя взгляд куда-то пониже её подбородка.

Девушка аккуратно поставила две пинты пива на стол, окинув ещё раз Геррера своим недовольным взглядом. У неё это плохо получалось, даже вызывало у Геррера смех. Эта особа была проста, как неизвестно что и казалось, что даже думать не может. Безусловно, в голове у неё что-то и было, но что-то не очень целесообразное.

О да, он потерял такое счастье из-за своей грубости. Даже неизвестно, что теперь делать. Пора искать веревку и мыло. А то под хмель Герреру очень хорошо удается думать о всякой чепухе. Непристойной для его сурового образа…

–Честно, за последнее время так много всё изменилось, – вдруг начал Геррер,

– Не спорю, – ответил Ферцен, делая солидный глоток свежего светлого пива, – только я удивляюсь, почему все эти два года я нигде не видел тебя?

–Знаешь, у меня к тебе такой же вопрос, – с улыбкой ответил другу Геррер.

– У меня всё гораздо проще. Я всегда был в этом Айвин Клум, в Гвардии. Меня не так сложно было найти. Я практически всегда был в этом городе…

– Тут ты прав, – ответил Геррер, – А я, словно странник, скитаюсь по всему Королевству, и не имею постоянного места жительства…

– Как ты дошёл до такого? – содрогнулся Ферцен.

– Это мой выбор, я сам его выбирал. Ты же знаешь, что в Королевстве у меня нет ни единого родного человека. А разыскивать их на востоке мне не очень охота.

Да и не в желании вовсе дело, а в возможности. Куда должен был отправиться Геррер, чтобы найти себе пристанище? Уж не на Дьявольские ли острова? Или куда ещё хуже. Увы, Геррер не помнил, где его родина. Он оказался в Айвин Клум в совсем ещё детском возрасте, когда самое сложное, что он мог запомнить, так это своё имя. Уже позже от кого-то узнал, что попал сюда из восточных земель. Так что выбор там не ахти какой большой – восточнее Лармании находится только Орентис, а там живут люди с бронзовой кожей, каким Геррер и близко не являлся. Однако были между Орентисом и Родевилем острова, и в это происхождение Герреру верилось куда больше. Люди, а точнее их варварское проявление, как пишут в толстых томах мудрецы, преобладает на островах Алмакидах. Есть все шансы, что Геррер является как раз варваром с востока.

Другое дело Ферцен – утончённая особа, как могло бы показаться с первого взгляда. Поначалу можно было бы и подумать, что этот человек происходит из дворянской знати. Но это было далеко не так. Отцом Ферцена был нищий рыцарь, который умер, едва сыну исполнилось пятнадцать. Именно поэтому он и оказался тогда в Гвардии, потому что выбор был невелик. А именно – голодная смерть или служба.

– Я бы сам с радостью вернулся сейчас в семью, – сказал Ферцен. – Я же ведь помню, что у меня была сестра. Накоплю денег и непременно найду её.

– Тебе хотя бы есть кого искать, – с ностальгией промолвил Геррер, сделав ещё больший глоток пива, как будто он помогал ему забыться.

– Не переживай, друг, – успокоил его Ферцен. – Придёт время, и ты сам найдёшь своё пристанище и будешь счастлив…

– А ты счастлив сейчас? – неожиданно спросил Геррер, словно перебив Ферцена.

– О чём ты?

– Ну, как ты мне сейчас рассказываешь, ты начал богатеть…

– Ты про это? Я даже не знаю, что ответить тебе. Это намного лучше того, что было в Гвардии. В Гвардии был святой долг, но слишком мало денег. Мы боролись не за себя, а за престиж государства. И прежде всего за его величество.

– Воля короля непреклонна, – промолвил Геррер, – И, будь я подданным этой страны, следовал бы слепо ей до сих пор. А сейчас блуждаю даже в карнарских землях, но постараюсь находиться подальше от тамошних владык.

– С королём ты всегда был в хороших отношениях.

–Можно сказать, даже в дружественных, – продолжил Геррер. – Но он никогда меня не слушал. Всё время гнул свою линию. Даже если сомневался в себе же. Тот лишь факт, что он король, не позволял ему кого-то слушать.

– В Гвардии ходили слухи, что ты ушёл из-за него.

– Про тебя, Ферцен, я уверен, сейчас там тоже немало слухов ходит. Ты же тоже ушёл.

– Увы, моя ценность в Гвардии была ограничена. В отличие от твоей. Зато сейчас моё место в жизни гораздо важнее, чем было раньше.

Геррер понимал, что Ферцен сейчас ходил всё вокруг да около, и не осмеливался прямо сказать, чем же он сейчас занимается. Геррер, конечно очень сомневался, что Ферцен связался с преступностью – ему это совершить не позволила бы та же совесть. И смелость, коей в Ферцене было не так уж много.

– Уж не связался ли ты с бандитами? – решил пошутить Геррер.

– Я не знаю, – ответил Ферцен, и этот ответ немного удивил Геррера.

– Как?

– Жизнь научила меня только получать деньги, не задумываясь, откуда они. Знаешь ли, чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Это и ко мне относится

– Я бы на твоём месте был бы осторожнее, – предостерег Геррер. – Не шути шутки с тем, кого знаешь не так долго.

– Я предельно осторожен. И, стоит только заподозрить что-то неладное, я прекращу всё это.

– Какую же работу ты выполняешь? – спросил Геррер, хотя и понимал, что Ферцен не очень хочет отвечать на этот вопрос.

– Непыльную. Я очень осведомлён об этих местах, а так же о Карнарии. Потому я помогаю иностранцам в изучении многих мест. Тех, о которых они хотят знать…

– А не кажется ли тебе это странным, друг мой? Это что, их чисто любознательный интерес? Не думал ли ты никогда, что они что-то ищут тут?

– Думал, – невнятно ответил Ферцен. – Но это не моё дело. Я тебе уже об этом говорил. Я получаю деньги и молчу! Молчу, и никто больше не знает о том, кто я и чем занимаюсь.

– Не заводись. Не к месту. Просто я рекомендую тебе быть осторожнее…

– Об этом я и сам знаю!

– Верю тебе. Можешь ли хотя бы для примера привести то, что именно ты им рассказываешь?

– Нет! Я же не расспрашиваю тебя о твоей работе. Хотя мне временами тоже очень интересно, где ты обитаешь и чем промышляешь…

– Можешь успокоиться, – сказал Геррер. – Я никого не убиваю.

– Я тоже! А значит, совесть моя чиста и никто…

– Но ты же боишься закона, – чуть тише сказал Геррер, и по взгляду Ферцена понял, что сказал он чистую правду.

– Не в этом дело, – перевёл разговор Ферцен. – А в том, что закон сильнее меня. И сильнее тебя, если на то уж пошло.

Геррер решил не отвечать, а только понимающе кивнул, отпив снова пива. Третья его пинта была полна лишь наполовину. Однако в мозгах Геррера хоть и присутствовал хмель, но совершенно в небольших количествах. В отличие от Ферцена, который даже не допив свой первый бокал, смотрелся пьянее более крепкого друга.

Может быть, в его голове и засел хмель, но язык он ему не развязывает. Что-то он тщательно скрывает. Раньше, во времена службы в Гвардии, Ферцен после одного бокала тёмного бокала рассказывал все свои тайны, важные и неважные. Даже временами таким образом и становился душой компании. То были славные вечера отдыха, когда бравые гвардейцы, собравшись возле костра и сняв надоевшие доспехи, сладко потягивали пиво и разговаривали о чём-то хорошем. Тогда их суровые военные маски снимались, и все они на какое-то время становились людьми. Не теми бездушными инструментами, стоящими на страже или на блокпосте, а просто настоящими. Такими, какими их родила природа, а не сделала Королевская Гвардия.

– Только не стоит думать, что закон сильнее всего, – произнёс Геррер и тут же резко обернулся.

Дело в том, что раздался резкий удар, и дверь растворилась изнутри. Она буквально слетела бы с петель, получив бы хоть немного более сильный удар.

На пороге стояли трое одинаково одетых мужчин в красных капюшонах и белых плащах. Двое из них, что стояли слева и справа, сжимали в руках заряженные арбалеты, и поочерёдно направляли их на всех посетителей таверны, чтобы те не вздумали вскочить со своих мест.

Геррер был ошарашен таким поведением этих лиц, но первым напасть не смог. В конце концов, никто не знал, с какими намерениями они здесь. И совершенно точно можно было утверждать, что это не закон. То, о чем только что сказал Геррер, практически воплотилось в жизнь. Есть ли что-то сильнее закона? Скорее всего, есть и сейчас они находятся на пороге этой таверны.

Все посетители медленно расступались, когда эти трое пробирались мимо них. Девушка, разливающая пиво, вообще неуклюже спряталась за ту самую бочку, откуда виднелись только её ноги. А пьяный мужчина, который уже плохо понимал, что тут происходит, забрался на стол, и, словно военнопленный, поднял руки вверх.

Однако эти трое полностью игнорировали всё, что тут происходит. Так как направлялись они именно к столу, где сидели Ферцен и Геррер. Только сейчас начала ощущаться их волшебная притягательность. Будто бы манило от них чем-то неведомым. Тем, что нельзя описать.

– Сомнения не подвели, – монотонно произнёс средний, тот, что был без арбалета, – Ферцен Рейгер здесь.

– Что происходит? – в бешенстве воскликнул Ферцен.

– Именем закона, ты арестован.

Монотонный голос чужака так и не поменялся. Несмотря на то, что голос был нисколько не груб и не хрипл, было в нём что-то то, что делало его владельца старше, чем он выглядел на самом деле. Хотя сквозь низко опущенный капюшон прослеживалось, что чужаку было не больше 27-28 лет… Может быть, всё это только иллюзия, но она давала о себе знать.

– Я не понимаю, о чём вы? – не мог успокоиться Ферцен.

– Я думаю, что ты знаешь об этом больше чем я. Поэтому именем закона…

Геррер не выдержал и вскочил со своего места:

– Законом в этом городе правит только Королевская Гвардия!

В руках Геррер уже держал невесть откуда появившийся блестящий кинжал. Тот самый, которого его так и не смогли лишить после ухода из Гвардии. Хотя по правилам всё это было королевским имуществом и должно было быть возвращено обратно.

– Если бы у тебя был хотя один малейший шанс в битве с нами, я бы принял бой, – сказал незнакомец

– Не сомневайся, я его найду, – плавно промолвил Геррер.

Чужак впервые изобразил что-то наподобие улыбки. Проследились его идеально белые и ровные зубы. Интересно, как он за ними ухаживал на протяжении всех своих лет?

– Садитесь! – произнёс чужак, глядя прямо в глаза Герреру.

Словно какое-то наваждение случилось, но оно заставило Геррера безропотно сесть обратно. Ему казалось, что в глазах иноземца на какое-то время загорелся жёлтый огонёк, через полсекунды потухший, но оставивший за собой немалый след.

– Я не понимаю, что вам от меня нужно? – не переставал униматься Ферцен, даже когда его поднимали с насиженного места два чужака, убравшие арбалеты. На их спинах, помимо арбалетов, грозно красовались по чуть изогнутому мечу в великолепных ножнах.

– Слово Кодекса, мы не нанесём тебе вреда во время ареста, но про нараков узнаем всё. – произнёс чужак, и тон его заставлял поверить в эти слова.

– Кто вы и зачем здесь? – чуть слышно спросил опешивший Геррер.

Чужак медленно остановился, и чуть обернувшись, произнёс, эффектно сняв капюшон:

– Я Клай. Клай Вурраэ.

И он протянул Герреру руку – тот акт, который от него точно никто не ожидал. Следуя понятиям настоящего мужчины, Геррер пожал её, хотя бы не стал скрывать, что делать ему это отнюдь не хотелось. Имя своё он называть не стал, так как это было явно незачем. Друзьями они с Клаем уже не станут, и вообще вряд ли ещё когда-нибудь увидятся.

Геррер молча проводил четверых взглядом. Он отлично понимал, что ничего не сможет сейчас сделать. Только сидеть и смотреть, как уводят друга. Это рассудительность никогда его не губила. Кинься он сейчас в открытый бой – не выжил бы. Троица неплохо вооружена, и, похоже, что неплохо владеет тем, что имеет. Так что Геррер мало того что не спас бы Ферцена, так ещё и сам бы тут же полёг. Его тело сразу бы унесли куда-нибудь, и вся таверна забыла бы об этом случае. Как будто его и не было.

II

Далее действие переносится на север от королевства, называемого Ларманией, названного так по имени своего античного героя, проживавшем там несколько сотен лет назад. Переносится в соседнее королевство Карнарию со столицей в городе Аглун Хед. Когда-то эти два государства были единым королевством и носили название Великого Геркола, страны Трёх Великих Обителей. Но с тех пор уже минуло так много лет, что только одно упоминание об их количестве может вызвать непонимание.

Это было даже ещё до великой Последней Войны Аламонта, изменившей всё. Изменившей мироздание и отношение ко всему остальному. Даже тогда, по сути, это были две разные страны, два разных народа, соединённые вместе одним знаменем. С чего всё начиналось? Мудрейшие могут сказать, но их сейчас не сыскать. Наверное, с того, что страна начала разделяться на провинции, в каждой из которой постепенно устанавливались свои порядки и своя обыденность. Так, судя по всему, и разделились на южан и северян. Войн в те времена никто не припоминает, получается, что всё тогда обошлось мирно и без кровопролития.

И в действительности, минуло уже очень много лет, а разница между северянами и южанами не менялась. Менталитет менялся только совсем чуть-чуть, но всегда только в одну сторону. Карнарцы всегда смотрели будто бы сверху на своих южных соседей, ощущая их более низшей расой, нежели они сами. Они, даже, наверное, радовались тогдашнему разъединению. Иначе они бы стали такими, какими считают южан.

Не сказать бы, что северяне просто ненавидели своих южных соседей, и считали их за отброс общества. Они по-прежнему были в хороших отношениях друг с другом, по- прежнему взаимосвязь между королевствами была куда крепче других союзов с государствами Родевиля.

Дело в том, что чисто от природы у северян было больше высокомерия. Они считали именно себя первыми поселенцами Родевиля – единственными чистокровными людьми на этой земле. И действительно, карнарское население в своём большинстве являлось чистокровным человеческим. Да, в своё время многие лорды держали у себя в рабстве тёмных эльфов павшего Дородриана, но после отмены рабства в Карнарии эта традиция канула в прошлое.

Ларманцы же были более гостеприимны. Не зря же ведь во времена Великой Войны их называли Страной Мира. Ибо сюда стекались все расы этого мира, и чувствовали себя тут как дома. За одним столом в таверне могли сидеть эльф и гном, мило болтая за кружкой пива о событиях, происходящих в разных уголках континента. Не являлась диковинкой свадьба человека и эльфа. Да о чём тут можно говорить – сам король этой страны являлся наполовину эльфом, а наполовину представителем другой, какой-то древней и ныне почти вымершей расы.

Отсюда и причины этого лёгкого недолюбливания: люди не очень любят тех, кто отличается от них. Древность помнит много войн между людьми и другими расами. Сейчас, конечно такую войну трудно представить – людей стало слишком много, гораздо больше, чем эльфов и гномов – двух рас, что некогда составляли серьезную конкуренцию людям.

«Южане были словно дикари для северян. Не такие, как восточные дикари, но только чуть проще. Южане, наверное, умеют только пить и драться. Ни о какой высокой культуре у них не может идти и речи. Они её утратили тогда же, когда утратили и нас. Сейчас это просто затхлая страна анархистов. И им никогда не дотянуться до нас».

Конечно, это было просто провокационное высказывание, до такого редко когда доходило. Но именно так думал профессор Сёгмунд и именно это он втолковывал своим многочисленным ученикам. Те внимательно его слушали, и некоторые даже соглашались с его мнением, но некоторые попросту не воспринимали его как данность.

Причиной такой дискриминации Сёгмунд считал свою великую силу. Неизвестно, действительно ли это было так, или просто он слишком зазнавался, но до должности ректора Солнечной Академии он дослужился. Вернее сказать, даже не дослужился. Он сам основал тут Академию сорок пять лет назад, когда популярная в то время Инквизиция превратила другие школы в руины.

В действительности, Солнечная Академия была не такой уж и солнечной. Солнце в этих краях было нечастым гостем. Гораздо больше сюда любил «захаживать» снег. И туманная погода являлась здесь настолько обычным явлением, что все к ней давно привыкли.

Конечно, Солнечная Академия находилась в самой северной точке Карнарии. А север и без того не самых жарких земель обещал быть именно таким. Наверное, это было идеальное место для размещения Академии – на краю Королевства, как раз там , где было меньше всего поселений. Граничит с Латьенскими землями – но все знают, что сейчас они полупусты. Никто сюда не сунется – ни случайные разбойники, ни Пресвятая Инквизиция, теряюща своё влияние год за годом. И хотя у профессора Сёгмунда есть разрешение на обучение волшебству, лишний раз видеть их лица вовсе не хотелось.

Никто из бывших коллег тут не беспокоит Сёгмунда, и поэтому он спокойно может дописывать свои многолетние труды. Пособия для обучения магии, природа магии и другие фолианты по этой теме. Быть может, в будущем, эти книги будут очень полезными для цивилизации, но сейчас никто о них, кроме самого профессора и его некоторых приближенных, даже не знал.

Колдовская академия была единственной в западной Карнарии, и профессор Сёгмунд очень гордился этим. Он считал себя просветителем, буквально спасителем этих земель и никогда это не скрывал. Он думал, что все обитатели Академии обожают его и превозносят к небесам, словно божество.

В свои восемьдесят семь лет он просто отлично себя чувствовал, и ощущал, что может прожить ещё не менее двадцати лет. Он не употреблял омолаживающие зелья, которые, по его мнению «омолаживали тело, но старили душу». Сёгмунд пользовался снадобьями, сваренными им же самим и ни кем другим. Но это были не более чем витамины, напиток для поддержания тонуса.

Кабинет профессора находился на самой верхушке гигантского семнадцатиэтажного здания Академии, там же он и жил. Выходил оттуда редко, так что ходить ему много не приходилось. Разве что только провести пару лекций в неделю, да произвести осмотр этажей здания. Все нужные люди сами приходили в кабинет к ректору сами.

Люди! Да, именно люди и никто больше! В Академии не было ни единого эльфа, и уж тем более гнома или представителя другой расы. Сёгмунд даже пренебрегал тёмными эльфами в качестве дешёвой рабочей силы. Поэтому всю работу ученики выполняли сами. И особо на это не жаловались. Ради своего же любимого дела старались ведь.

Сёгмунд всегда наблюдал за своей академией со счастливой улыбкой. Он верил, что собирал великую армию, которая всегда готова слепо следовать за ним. Нет, профессор не планировал захвата мира при помощи своей «армии». Его просто радовал тот факт, что этих людей делает по сути он сам. Они стали теми, кем стали именно благодаря ему. И таких уже набралось больше тысячи. Да и сколько ещё будет? Несомненно, жизнь свою Сёгмунд посвятил этому. И будет дальше жить ради этого до конца своих дней, когда бы они не наступили.

Он знал абсолютно всё, что происходит сейчас в Академии. На всех семнадцати её этажах. И никто не понимал, как это возможно – уследить сразу за всем одновременно, к тому же не покидая своего кабинета.

Сёгмунду было даже неинтересно, но приходилось много видеть. Так же и сейчас он видел какую-то лекцию, на которую совершенно того не желая, обратил повышенное внимание. Наверное, просто день сегодня был слишком скучным, и профессору хотелось перевести дух. Прямо сейчас он мог уснуть. Прямо сидя.

Там, где-то в углу, на задних партах сидели два друга, совершенно ничем не примечательные собой, и не выделявшиеся из толпы. Лекционная аудитория была огромной – тут собралось более сотни студентов, и все, словно один были одеты в чуть нелепые чёрно-синие формы.

Был слышен скрип перьев по всему залу. Он очень раздражал уши, но другого выбора не было – много кому хотелось учиться постигать магические знания, а для этого надо было записывать всё, что слышишь.

Бэрз и Солон не писали ничего. Они даже практически не слушали того, что говорил суровый, но глуховатый и подслеповатый лектор. Очки его были настолько толстыми, что сквозь их стёкла глаза его были просто огромные, словно у жабы. И выглядело это очень смешно. Солон даже пытался зарисовать его, но случайно капнул чернилами на листок, и все старания его прошли даром. Даже Бэрз не успел оценить это «произведение искусства».

Это было последнее занятие на сегодня, поэтому, когда зазвенел колокол, означающий перемену во всей Академии, радость нахлынула на Солона и Бэрза. Лекции просто выматывали их умы. Гораздо интереснее было посещать практические занятия. Там и эмоций получишь сколько надо, и обучишься истинным чудесам колдовства.

Коридор двенадцатого этажа, на котором только что проходила лекция, был битком набит людьми. Одетыми пусть, как на подбор, одинаково, но отличающихся друг от друга практически всем. Да и в шайки они собирались подходящие. Изысканные дворне, богатые и ухоженные, шли по коридору и никого не сторонились. Крепкие деревенские парни, гораздо более скромные, чем остальные. Кучка красивых девушек. И, словно в противоположность им, кучка некрасивых девушек.

Даже Бэрз и Солон заметно различались между собой. Бэрз – очень высокий и худой, чуть согнутый в спине. Солон же считал себя абсолютно обычным. Прямые белокурые волосы спадали до самых плеч, серые глаза не выдавали ни благородства, ни какой-либо искры. Ростом, как считал Солон, он и вовсе не вышел. В особенности, смотря снизу вверх на своего лучшего друга.

Впорчем, вглядываясь порой в самого себя в зеркале, Солону приходила мысль, что он даже красив и вполне походит на дворянина, коим, к превеликому разочарованию, не являлся.

– Лекция была что надо, – сквозь шум пробормотал Солон, – я чуть было не уснул.

– Я бы тебе не позволил, – усмехнулся Бэрз. Говорил он заметно медленнее, нежели Солон.

– За три года, что я учусь тут, абсолютно ничего не изменилось. Профессора не меняются. Как и содержание их лекций.

– Это была философия, – развёл руками Бэрз. – Там всегда рассказывают одно и то же. Только в разной форме.

Сейчас они проходили мимо очень интересного места. Они уже привыкли лицезреть это каждый день, но никогда не могли пройти мимо такого. На помосте стоял низкий толстячок лет двадцати четырёх, скорее всего тоже ученик старших курсов. Его тут называли Пророком. Он, наверное, и учился на факультете Прорицания, но из всего факультета только он один высказывал всё, что он думает, открыто.

– Мы все в опасности! – говорил, буквально восклицал он. – Наша Академия в опасности! Она сгорит в своей же агонии, помяните же мои слова, братья! Она является началом конца – всё начнется и закончится здесь! Сами небеса начинают воевать против нас! И первыми на их пути встаём мы – Адепты Солнечной Академии!

Многие считали этого человека сумасшедшим. И действительно – своими повадками он давал думать только такое. Он изо дня в день говорил о каких-то опасностях, предостерегающих нас в скором времени, но никогда они не сбывались. Всё было так же как и раньше. Но удивительным было не это, а другое. Если люди подходили к Пророку поодиночке, он всегда говорил им правду. К счастью, эти самые сбывшиеся пророчества были не особо замысловатыми. Даже близко не достигали такого вселенского масштаба, о котором он рассказывал всему проходившему народу.

– И, самое страшное – мы являемся их же инструментами! Мы же и должны принести им помощь, уничтожившую нас! Я не прошу – я умоляю! Внемлите моим словам!

Бэрз медленно покрутил пальцем у виска:

– Это неисправимый придурок, – сказал он.

– Пошли отсюда, – ответил Солон. – Хотя… Может быть, скинем его с помоста, а потом спустим по лестнице?

– Ты чего? – испугался Бэрз. – Пошли уже!

И друзья пошли дальше. Им предстоит спускаться все 12 этажей пешком, так как магический лифт двигается только вверх. А телепортами разрешено пользоваться лишь преподавателям. Печально конечно, но Солон и Бэрз не преподаватели. И такого будущего у них точно нет.

Академия на переменах была просто переполнена различными приключениями. Адепты просто не могли проводить своё время спокойно, несмотря на достаточную строгость профессора Сёгмунда.

Повсюду устраивали разные конкурсы, прямо в коридорах тестировали различные заклинания, и всё в таком духе. За это подлежало бы наказание, но смотрители ни за что не смогли бы переловить всех хулиганов. Их было тут очень много, и по большей части – от 16 до 20 лет. Были, конечно, и постарше, даже лет по 27, но это являлось сравнительной редкостью.

– Может, тоже попрактикуемся? – неожиданно предложил Солон. Запал аж сверкал на его лице.

– О чем ты? – спросил Бэрз.

– Тут многие зря времени не теряют. Отрабатывают заклинания, которые недавно выучили.

Около окна стояли несколько девушек с курса Солона. Безусловно, они были знакомы, и Солон хотел показать себя для них в лучшем свете. Может быть, они и обратят на это внимание. Хотя, не исключен вариант, что они просто не заметят двоих юношей из огромной толпы, где каждый желает что-то показать.

– Не хочу я в это ввязываться, – отринул предложение Бэрз, и собрался было идти, но Солон его остановил:

– У нас закончились занятия на сегодня, и целый день свободен. В нашей памяти уйма заклинаний, но мы ими не пользуемся!

– Забыл про соглашение с инквизиторами? – неожиданно проговорил Бэрз.

– Нам разрешается делать в этих стенах что угодно. Смотри, чем тут занимаются все адепты. Передвигают что-то. Что-то перевоплощают. Всё это так несерьёзно. Предлагаю устроить дуэль!

– Чего? – недоумевал Бэрз.

Солон, похоже, был сегодня в очень хорошем расположении духа, и ему хотелось куда-то выплеснуть все свои эмоции. Такие приступы с ним случались, но не очень часто. Вечно витающие в его голове посторонние мысли мешали ему столь же безрассудно, как и сейчас, пускаться на авантюры.

– Род Баззари посчитает вас трусом, – с неожиданно появившимся благородным тоном проговорил Солон. – Если вы отринете эту дуэль, Бэрз Баззари!

И он грациозно вытащил свою волшебную палочку из внутреннего кармана. Словно и не деревянная эта палочка была, а шпага. Несомненно, всё, что произнёс сейчас Солон, было голосом сарказма. Но говорил он непривычно медленно для себя и непривычно грациозно. Словно он сын герцога, а не ремесленника.

– Ладно, – недовольно ответил Бэрз, неуклюже вытаскивая и свою палочку.

Палочки у друзей отличались друг от друга. У Солона она была длинной и тонкой, с украшающим её основание янтарным камнем.

У Бэрза, как уже говорилось ранее, палочка была короче и толще. И там, где у Солона красовался жёлтый камень, была выгравирована змейка, несколько раз опутывающая рукоятку. Всё-таки она смотрелась не так дуэльно, как палочка Солона.

– Ты в ответе за это, – предупредил Бэрз, отходя на необходимое расстояние.

Всё адепты, наполняющие это помещение, начали незамедлительно расступаться, когда поняли, в чём дело. Разумеется, никто из них не собирался уходить отсюда. Наоборот, всем было интересно, что произойдёт, и как будет протекать этот процесс.

– Это не обсуждается, – с диким азартом сказал Солон, скидывая с себя мантию и отдавая её подержать какому-то случайному зрителю.

Однако его немного разочаровало то, что девушки, стоящие у окна, на это не обращали никакого внимания. Что ж, до самого интересного ещё далеко. Будет время и им удивиться.

Солон принялся засучивать рукава белоснежной рубашки, на груди у которой гордо красовался значок Факультета Стихий – жёлтая молния на фоне звёздного неба.

Бэрз не так старательно готовился к «поединку», как его друг, но мантию тоже решил снять. Её тут же подхватили восторженные зрители и отдали её самому маленькому юноше – наверное, первокурснику.

Неожиданно появившийся секундант дал сигнал о начале боя, и Солон принял красивую стойку, будто в руке его действительно была шпага, а не палочка. Бэрз его энтузиазма не разделял, но по его лицу было понятно, что сдаваться он не собирается.

И едва только секундант успел махнуть рукой в знак начала боя, как Солон исполнил свою первую же атаку. Она была незамысловатой, и Бэрзу не составило труда отразить её и ответить своим контрвыпадом.

Заклинания летали, словно заведенные. Но они не особо выделялись разнообразностью. Ведь друзья не стали бы использовать даже сравнительно мощные заклинания – это всё-таки шуточная дуэль, а никак не настоящая. Да к тому же, особо много заклинаний Солон и Бэрз не знали. Да даже теми, которые знали, толком пользоваться не могли.

– Браво! – завопила толпа, когда Солону удалось очередное заклинание.

После него Бэрз получил фиолетовый заряд в грудь. Но он был не смертельным, тем более что Бэрз начал отлетал с непривычно замедленной скоростью. Он даже сделал несколько пируэтов в воздухе, прежде чем по-исскусственному упал.

Это выглядело забавно, но едва успев упасть, Бэрз безмолвно взмахнул палочкой. Это действие было довольно простым, но в то же время и весьма острым. Невидимая нить должна была откинуть Солона далеко назад, если бы он не успел отразить этот выпад контратакующим заклятьем.

Бэрзу досталось неплохо, гораздо сильнее, чем Солон ожидал. Паренька откинуло ещё дальше, и он спиной врезался в прямо стоящую за ним статую профессора Сёгмунда. Статуя, словно игрушечная, сразу же раскололась на несколько частей.

Это было просто катастрофично – статуя с грациозным, ещё молодым профессором стояла тут все те сорок пять лет, что существовала Академия, и никому ещё до этого не удалось её сломать. Никому, пока не появился Солон.

Откуда ни возьмись, прямо из зеркала, стоявшего у правой стены коридора, возник сам профессор Сёгмунд. Не каменный, а настоящий, и выглядело это ужасно.

Появление его, как и всегда, было эффектным. Поначалу зрители в зеркале, помимо своего отражения, начали видеть надвигающегося ректора, который, приблизившись, вышел из зеркала, деформировав его. Это чем-то напоминало нырок из воды.

– Что тут, чёрт подери, происходит? – вне себя от ярости прокричал Сёгмунд.

Все, кто присутствовал в радиусе слышимости этих слов, мгновенно замерли в ужасе. Что уж говорить, профессор выглядел очень бодро для своих преклонных лет. И голос его был отнюдь не старческий. К тому же он почти не полысел за свой срок – его седые и сухие, словно солома, волосы были неопрятно растрепаны в стороны. Ещё у него не было никакой необходимости носить очки. А зря – так он был бы больше похож на профессора.

– Вы что, повылетать все захотели? – прокричал Сёгмунд, но голос его уже был скорее сиплым, чем грозным.

Толпа, словно пятно, стала расползаться и постепенно уменьшаться. Все разбегались, так как очень боялись гнева своего ужасного ректора. И было чего бояться – о жестокости его наказаний ходили легенды. Хотя, к слову, из ныне обучающихся, эти самые жестокие наказания никто на себе не испытывал.

– Моррисон, Баззари, проследуйте за мной, – промолвил профессор Сёгмунд, и его голос был уже абсолютно спокоен.

Похоже, и вправду Сёгмунд видел всё, что происходит в Академии, даже находясь в своём кабинете. Создавалось такое ощущение, что у него тысячи глаз, а не два. Может быть, так оно и было, но несколько в ином смысле.

– Но мы… – начал было оправдываться Бэрз.

– Молчать! – вновь повысил голос ректор. – И проследуйте за мной.

Солон и Бэрз поняли, что лучше промолчать, так как может быть хуже. Отчисление из Академии не смотрелось бы в этом случае самым худшим. Если конечно легенды об ужасном профессоре Сёгмунде не врут.

Как обычно бывает в подобных случаях, Солон пожалел, что не послушал осторожного Бэрза. За три года знакомства Солон уже успел понять – Бэрз не трус, но боится всего. Не в том смысле боится, когда по коже бегут мурашки и течёт холодный пот. А в том, что всегда видит в возможном будущем только негативные события. Если Солон задумывает какую-то шалость, Бэрз несомненно будет бояться ещё не состоявшегося наказания. Это произошло как раз сейчас, и этот раз не оказался для мыслей Бэрза исключением.

Профессор Сёгмунд беспрепятственно прошел сквозь зеркало, словно на том месте было не стекло, а воздух. Тот же самый трюк предстояло повторить Солону и Бэрзу, и они успешно с ним справились.

Дорога сквозь зеркало была чуть тяжелей, чем сквозь обычный воздух. Словно это пространство было в несколько раз плотнее.

Эти зеркала как раз и являлись одним из видов телепортов, доступных преподавателям, но не студентам. Что ж, зато таким способом Солон и Бэрз поимели возможность воспользоваться ими. Раньше перемещаться по телепортам не приходилось, и вряд ли в обозримом будущем придётся.

Совершенно недолгая дорога через отражение коридора – и троица выходит из другого зеркала – того, что располагается в кабинете у профессора Сёгмунда. В этом кабинете Солону приходилось бывать раньше. Но всего один раз и на далёком первом курсе обучения. Естественно, что Солон почти не запомнил это место, и сейчас видел его как будто впервые.

Ректор деловито сел за свой стол, заваленный всякими книгами и непонятными инструментами. Для чего они были предназначены – совершенно непонятно. Может быть для пыток, а может для науки. Лишь только наличие глобуса и вращающегося вокруг него спутника придавали оптимизм.

– Рассказывайте, что там произошло, – совершенно спокойно и адекватно сказал профессор Сёгмунд.

– Извините, пожалуйста, но это случилось совершенно случайно, – принялся оправдываться Бэрз.

– Баззари ни в чём не виноват, – выгородил друга Солон. – Это я спровоцировал его на дуэль. И, в конце концов, я провёл ту атаку, после которой мы разбили статую.

– За неё можно не беспокоиться, – сказал профессор. – Мы живём не в какой-то деревне, а в небольшом волшебном мире. Поэтому статую легко восстановить. Скорее всего, с ней уже всё в порядке.

Это всё же немного успокоило Солона и комок в его горле словно растворилс. Он не повредил академического имущества, а значит, наказание должно быть не таким суровым, как он ожидал. По крайней мере, ни его, ни Бэрза не должны отчислить из Академии. И, тем более, не будет речи ни о каком телесном наказании.

– Могу ли я верить вашим словам, Моррисон? – спросил ректор.

– Целиком и полностью, – непоколебимо ответил Солон.

– Тогда герр Баззари может быть свободен.

В эту фразу Сёгмунда верилось слабо. Но Бэрз, едва только услышав эти слова, мигом раскрыл дверь и тут же смылся из кабинета ректора, как будто его тут и не было. Солон ни в чём не обвинял сейчас друга – был уговор заранее о том, кто примет вину на себя.

– Я не буду расспрашивать, зачем вы это сделали, Солон, – сказал профессор, едва только Бэрз скрылся из вида. – Я знаю, что ты не найдёшь на это причины. Даже я понять не могу, что творится в ваших молодых головах.

Наедине профессор Сёгмунд казался не таким монстром, как представал в глазах студентов. Наверное, та личина была лишь его образом, чтобы завоёвывать авторитет и внушать страх. Может быть даже уважение. Но в этой обстановке показывать ничего Сёгмунд не должен был. Тут уравниваются шансы и права собеседников. На время.

– Всё произошло случайно, профессор.

– Ничто не происходит случайно, Солон. Но не в этом дело. Я не собираюсь зачитывать тебе лекцию по философии. И исправлять тоже, потому что это невозможно.

Солон слушал ректора и не рисковал перебивать. Потому что знал, что переменчивое настроение Сёгмунда в миг может обратиться гневом. А испытывать его на себе не очень хотелось.

– Статуя стояла тут долгие годы, и ты оказался первым, у кого это получилось. Каждый год происходит что-то из ряда вон выходящее, и всегда это событие оказывается уникальным. Ты хочешь, чтобы об этом узнал твой отец?

– Мне всё равно, профессор. Я не видел своего отца почти четыре года. С тех пор, как он отдал меня сюда.

–А я видел, – полушёпотом сказал Сёгмунд. – И он всегда спрашивал у меня о тебе. Его интересует твоя судьба, он до сих пор тебя любит. И мечтает, что бы ты оказался лучше него. Чтобы ты чего-то добился.

– Но он не смог до конца воспитать меня сам. Отдал сюда и резко пропал.

– Ты многого не понимаешь, мой юный друг. Ты помнишь, в какой бедности вам приходилось пребывать в последнее время? Во всяком случае, я слышал. Отец оказал тебе услугу, отдав сюда. Ты получаешь бесплатное образование и бесплатный приют.

– Но меня он не спросил, – неожиданно отрезал Солон.

– Я знаю, что ты хотел бы сейчас находиться в семье, в тепле и уюте. Здесь никто не может обеспечить семью, но на уют и дружескую обстановку никто никогда не жаловался.

Сёгмунд привстал со своего кресла. Видимо, ему тоже не сиделось на месте, несмотря на старые кости.

– Когда я впервые увидел тебя, Солон, я сразу многое понял. В тебе было что-то такое, чего не было в ровесниках. Поэтому ты и оказался тут. Фактором твоего пребывания здесь было не только желание твоего отца, но и моё желание. Всех обучающихся здесь в какой-то мере нашёл я сам.

Это был довольно обыденный момент, когда Сёгмунд решил похвастаться своими успехами. Естественно, он не ездил по городам и не устраивал смотров юных (или не очень) волшебников. Практически всегда приходили к нему. И не с родителями, как Солон, а в одиночку.

– Меня часто посещало ощущение, что отец просто хотел избавиться от меня.

– В какой-то мере это так. Но он хотел избавить тебя от бедности. Которая окружала и его, и тебя.

Сёгмунд медленно прошёл в сторону своего балкона, и жестом попросил Солона проследовать за ним. Там, за дверью располагалась обширная площадка под открытым небом. Это был сад. Необыкновенной красоты. Расположенный на высоте шестнадцати этажей. Сначала показалось, что это лишь иллюзия, которую вызвал своим колдовством профессор Сёгмунд, но потом оказалось, что это вовсе не так, и каждый листик был вполне себе осязаем.

– Знаешь, к чему я тебе всё это говорю сейчас? – спросил Сёгмунд.

– К чему же? – поинтересовался адепт.

– К тому, что мне нельзя тебя отчислять. Хотя следовало бы выгнать и тебя, и герра Баззари. Но твоя самоотверженность, когда ты принял вину на себя, всё поменяла. Позволила отпустить Бэрза.

– Он действительно ни при чём…

– Да не в этом дело. Можешь пока не вспоминать о нём. Разговор идёт о тебе. Я потеряю многое, если напишу приказ о твоём отчислении. Ты перспективный маг и многого стоишь. Конечно, не такой как я, но до моего уровня мало кому удаётся достать.

Солону очень не нравилась самоуверенность ректора, но он не мог сказать об этом вслух. Хотя соблазн был, но это скорее маленький бес играл в голове у Солона и провоцировал на глупые поступки.

– Все провинившиеся студенты оказываются в этом саду. И только тут понимают, что мы бережем и вообще ради чего мы есть.

– Ради чего мы есть? – спросил Солон, не понимая полузагадок-полунамёков Сёгмунда.

– Сфера Вечности здесь, – совсем тихо сказал ректор.

– Сфера Вечнсти?

– Я знаю, что ты слышал о ней. Но слишком мало мало. Ты, да и все твои знакомые воспринимаете это больше как легенду, или вообще сказку.

– А разве это не так? – спросил Солон, уверенный в своей правоте.

Сёгмунд слегка ухмыльнулся и взглядом попросил Солона вновь следовать за ним. Теперь они пробирались сквозь благоухающие и цветущие деревья великолепного сада, куда-то в сторону центра.

Там Солон и увидел легендарную Сферу Вечности. Она не была впечатляющей – прямо в воздухе вращались вокруг сверкающего и горячего маленького солнца шесть идеальных шаров. Первые четыре были маленькими, но последующие два являлись просто огромными, словно защищали своих младших собратьев от опасностей, подстерегающих снаружи.

– Теперь-то веришь? – спросил профессор. – Сферу Вечности создали около тысячи лет назад, поэтому двух планет тут не хватает. В то время о них ещё не было известно.

– А я не верил нам, – пробормотал Солон.

– Ты должен понять, что мы должны её оберегать. Ведь малейшее повреждение, полученное вот этим вот шариком, может привести к концу света!

Солон всё это знал – был наслышан. Его взгляд приковала ещё одна планета. Это был самый маленький из всех шаров – красного цвета. И он медленно вращался вокруг третьей по счёты планеты, словно являясь её младшим братом.

– Ардррим тоже нельзя трогать, – сказал профессор. – Наш спутник является частью нашей планеты. У других планет, как видишь, тут нет спутников, но это больше недочёт. Никто не посчитал нужных прикрепить их сюда. А ведь у этих двух гигантов спутников полно.

– Лучше бы вообще их тут не было. Это же такая опасность – даже смотреть на такое!

– Ради этого мы её и охраняем. Сферу Вечности ведь нельзя уничтожить. Сам знаешь, чем это сразу же обернётся. Так что придётся нам её оберегать, как зеницу ока. Даже надёжнее.

– Мало ли сумасшедших, которым может прийти в голову совершить такую глупость?

– Немало, но мы ограждены от них. У Академии практически идеальная защита. Сам ставил. Эти заклинания ни один Аламонт не снимет, что тут говорить о других, рядовых магах.

– Наш святой долг защитить это сокровище, – в несвойственной для себя манере ответил Солон.

– Вот именно. Чем нас больше, чем мы сплочённее, тем и безопаснее. А такие поступки, как сегодняшний твой, только рушат эту идиллию. Ты обязан понести наказание, но никак не идущее в сравнение с отчислением или чем-то подобным. Конечно, живи ты лет двадцать назад, я б наказал тебя интереснее, но телесные наказания у нас запрещены. Точнее, я сам же их и запретил.

– Что я должен сделать? – спросил Солон, теперь уже не ожидая самого худшего.

– В лес, который находится на границе с Новым Латьеном, мало кто осмеливается заходить просто так. Боятся латьенских лучников-полуэльфов. И тем более боятся там дежурить ночью. Хотя, если честно, там не опаснее, чем в этом саду. Но сердцами наших адептов движет страх. Поэтому и дежурят в этом лесу только наказанные.

– Я согласен, – сказал Солон.

– Я не сомневался в тебе, Солон. Наказание может и понравиться тебе, если попадётся хорошая компания, и вы сможете должным образом провести время. Главное – не накручивай себе лишнего, и не навязывай свои страхи компании. И по возможности, сам не слушай их.

В душе Солон почувствовал облегчение. И не важно, что эти несколько ночей он планировал мирно поспать, а не шастать по лесам. Но эта воля ректора оказалась самой милосердной из всех. Солону даже пришла в голову мысль, что он является любимчиком Сёгмунда. Но… В этом человеке трудно быть уверенным, так же как быть уверенным и в его мотивах.

Но то, как страстно он изображал любящего учителя, просто поражало. Он не желает никому зла, он преподнёс наказание только от безысходности, и вообще он идеальный. И не только идеальный профессор, но и идеальный друг.

Что ж, поскорее бы минули эти несколько ночей дежурства, и жизнь вернулась бы в привычное русло. Солона, конечно, ничего не исправит, но хотя бы даст ему пищу для размышлений. А это уже многого стоит.

III

Наступал вечер. Ночь сегодня не будет такой тёмной, как была ещё несколько дней назад, но звёзды уже появились на синем небосводе. Столь прозрачном и чистом, что можно было утонуть в этих мириадах звёзд, и в этой проницательной синеве, что сводила с ума своей загадочностью и беспечностью.

Пожалуй, сейчас было идеальное время для вечернего отдыха. И идеальная обстановка, лучше даже не придумать. Обсерватория Анистона возвышалась выше любого здания в городе, а потому лежать на самой её крыше, и изучать это загадочное место было настоящим удовольствием.

Для Гельфиды Анистон, дочери Георега сейчас не было большего счастья. Она лежала прямо на камнях. И лёгкий ветерок растрепывал её шикарные волосы по всему лицу. Но это приносило ей только большую радость, ведь после напряжённого дня её могло успокоить лишь только такое трепыханье весеннего ветерка.

Возле неё гордо восседал сокол-альбинос, и настороженно осматривался по сторонам, будто бы охраняя свою любимую хозяйку от посторонних опасностей.

– Лютик, ты тоже можешь отдохнуть, – сказала Гельфида своей птице, даже не поворачивая к ней своего взгляда.

Птица, будто бы поняв человеческую речь, повиновалась и опустила голову. Видно так она хотела дать понять своей хозяйке, что она итак ужеотдыхает. Но ту было трудно провести.

– На сегодня ты свободен, Лютик, – сказала она. – Можешь полетать по городу и окрестностям, главное слишком надолго меня не покидай. Найди обратную дорогу!

Но последние слова Гельфида говорила уже вдогонку, так как Лютик беспрепятственно улетел в просторы. Гельфида поднялась и подошла к перилам, что отделяли крышу от города.

Весь город был словно на ладони с такой гигантской высоты. Город был не таким большим, как Аглун Хед или Акра, потому его границы были видны прямо отсюда. Видно было буквально всё – от элитных высоких построек до низеньких избушек нищих районов.

С высоты птичьего полёта Гельфида любовалась городом и полётом Лютика словно в никуда. Сейчас Гельфида могла и сама почувствовать себя на месте Лютика, ведь она была так же высоко, как и он. И, смотря вниз на город, ей казалось, что она владеет всем этим, что она королева этого города и его неоспоримая и любимая владычица.

Лишь только с наступлением темноты она решила спуститься чуть пониже, на один ярус, где находилась сама обсерватория. На воздухе похолодало, и Гельфиде меньше всего хотелось, чтобы её сейчас продуло, и она заболела.

Её дед, герр Анистон, сидел на своем привычном месте, в своих смешных круглых очках, и что-то изучал. Гельфида с такого расстояния не могла бы распознать, что именно. Так как на его столе было разбросано сразу несколько карт (причём как карт звёздного неба, так и карт с изображением земной поверхности), много книг, и всяких вырванных листов бумаги, небрежно исписанных каким-то непонятным почеркам, и с кучей всевозможных клятв.

– Гельфида? – хрипловатым голосом поинтересовался герр Анистон, предпочитая спросить, а не лицезреть свою внучку вживую.

–Я, дедушка, – ответила она.

Гельфида наблюдала за тем, как дед нащупал на столе здоровенную лупу и стал изучать сквозь неё карту. Одновременно и сквозь неё, и сквозь очки. Будто бы почерк был настолько мелким, что герр Анистон при возможности использовал бы тысячи линз.

– Как день прошёл? – спросил дед, хотя заранее мог догадываться об ответе Гельфиды.

– Всё как обычно, – ответила Гельфида, выражая лицом долю недовольствия.

– Ну да, ну да… Знаю, знаю… Мечи, стрелы и верховая езда…

– Ну да, а ещё метание ножей, – сказала Гельфида, уже понимая, в какое русло продвигается дальнейший разговор.

– Когда же ты всё это ребячество оставишь? Ты очень красивая, за тобой очередь рыцарей должна уже выстроиться. А свадьба – это всегда хорошо.

–Но не в моём возрасте.

– Конечно, не в твоём. Раньше надо было. Уже двадцать второй год, а всё… Тьфу…

Гельфиду ничуть не задевали слова деда, так как слышала она их каждый день. Примерно в это самое время. И знала, что её жизнь и пристрастия уже никому не исправить. Даже герру Анистону, которому в свои преклонные годы только на звёзды и на карты бы любоваться.

Весь кабинет деда был завален всякими странными вещами, среди которых были и измерительные приборы, и какие-то приспособления, напоминающие орудия пыток. И вообще вся обсерватория напоминала не обсерваторию вовсе, а дом либо алхимика, либо инквизитора.

Больше всего Гельфиду всегда привлекало изделие, которое дед называл глобусом. Этот шар с изображёнными на нём континентами и морями он с десяток лет назад создал сам. И всегда держал в самом видном месте.

Больше всего Гельфиде нравилось его крутить, будто бы герр Анистон только для этого его и создавал. Сам дед очень не любил, когда Гельфида это делала, и говорил, что «ещё немного и земная ось сорвётся, а планета укатится под стол». Только вот за более чем десять лет нравоучений ничего не изменилось. Гельфида всё так же бесчисленное множество раз крутила глобус, а земная ось стояла на месте, будто приваренная наживо.

Среди синего моря гордо красовался Родевиль со всеми прилежащими ему островками, включая и «чёрные» Дархард и Блэкланд. Сверху, в такт реальности были нарисованы снега, огибающие границы Хайклума – страны грандиозных Альвенов. И пустые, словно выжженные земли кровавого Блуди-Хоствилля, и зелёные эльфийские земли, включая Новый Латьен, смотрелись очень живо и колоритно на этой карте. Как и горные Гельвенион и Коносогория, так и разноцветные Лармания и Карнария.

К востоку от Родевиля простирался примерно схожий по размерам континент Орентис, отличающийся главным образом тем, что вытягивался не с севера на юг, как Родевиль, а с запада на восток. Далёкие, не совсем понятные для родевильцев земли Республики Эамавиль, бывшей великой Империи Районар и чуть ли не сплошного берёзового леса Биркискогура, о котором из всего известного мира знали меньше всего.

Южнее же Родевиля находился целый архипелаг разныхпо размерам островов, по рассказам иноземцев заселённых странными чернокожими людьми. И уже ниже островов был изображён полумифический Татмос – южный материк, чуть меньший по размерам, нежели Родевиль. По словам деда, он смог лишь отобразить примерные северные границы континента, а вот южные, восточные и западные придумал сам.

– Многие современники пытались найти Татмос, – сказал герр Анистон, заметив сквозь свои толстые очки, как Гельфида внимательно изучает этот континент. – Да только половина из них высаживалась на межземельные острова, где многих поедали чернокожие каннибалы.. А те, кому удавалось вернуться оттуда посчитали найденные земли не островами вовсе, а севером Татмоса. Другие же миновали острова, но сгибали в тех водах, что разделяют Татмос и Межземельные острова. Ибо прокляты эти воды и соваться туда не стоит. Они наполнены жаром, вода всегда кипит и плавит кили кораблей. А воздух настолько невыносим, что за считанные минуты сжигает кожу с лиц.

– А было бы интересно попасть туда, – неожиданно проговорила Гельфида.

– Даже думать об этом не смей, – предостерёг её дед. – Я знаю, какая ты неисправимая авантюристка, но все эти моря точно не для тебя. Ты мне живой нужна. Живой, здоровой и красивой.

– А я такой и останусь. Не волнуйся, дедушка, без твоего ведома я тебя не покину.

– Без моего ведома. – проворчал себе под нос герр Анистон и продолжил. – Последними, кто посещал Татмос, были, наверное, Ульга Захеде и Нага Наваи. Только уже тысячу лет как они сгинули, и мы от них ничего узнать не сможем.

– Что за континент под названием Неизведанные Земли? – поинтересовалась Гельфида, указывая на огромный материк, вдвое или втрое больше Родевиля, находящийся в противоположном полушарии.

Не знаю. Никто не знает. На то они и неизведанные, что там никто ещё не был. Возможно, их там вообще нет, но я решил нанести гипотетические очертания, так как вероятно, что там всё же что-то да есть.

А почему там не может быть сплошной океан к примеру?

Это будет суровая несправедливость к их полушарию. В нашем, по крайней мере Орентис, Родевиль и Татмос. А там не может быть ничего. Очертания Неизведанных Земель придуманы мной самим, а так же я проигнорировал все острова, которые должны располагаться возле него. Зато Татмос, если он существует, изображён тут верно. Но только с севера. Я его срисовывал с древних карт, когда мореплаватели ещё могли плавать туда.

Гельфида уже почти бросила слушать деда, так как окружающие гипотетические континенты её мало волновали. Спокойствие родного Родевиля стояло во главе всего, остальное всё уже – дело других. Она молча прошла в противоположный угол кабинета и уставилась на очередную штуку, предназначение которой ей было совсем не понятно. Но разобраться стоило.

Герр Анистон, поняв, что бесполезно дальше что-то рассказывать, вновь уставился в свои бесчисленные карты, разбросанные на столе. Минуту спустя он наконец прильнул к телескопу – главному аппарату во всей этой обсерватории.

Он был поистине огромным, этот телескоп. И увеличивал всё, если верить деду, в 66 раз. Настолько сильный телескоп был только в этой обсерватории. Нигде, даже отдалённо приближённого к нему по мощности, не существовало в Родевиле и Орентисе. И, наверняка, не будет существовать лет ещё так сто.

Телескоп выглядывал прямо в большое окно, специально предназначенное для этого телескопа. Именно с этого ракурса лучше всего было видно звёздное небо. Гельфиде приходилось заглядывать в этот телескоп несколько раз. Не с научной целью, а с целью излишней любопытности, которая была присуща Гельфиде в детстве (да и сейчас она мало чем изменилась).

Тогда она думала, что Луна, или Ардррим, видимая невооруженным взглядом лишь как небольшой круг, станет видна более отчётливо. И она увидит их леса, их города, и мифических обитателей – нараков. Но её надежды были убиты, когда она увидела ту же самую луну, что и раньше. Только увеличенную в 66 раз, но всё с той же непонятной красноватой поверхностью…

Ничто не может помочь добраться туда, поэтому выдумка про нараков – просто глупость. Неимоверная глупость. В которую Гельфида перестала верить ещё лет в 14. Хотя натура её до сих пор была донельзя мечтательной, романтичной и с излишней склонностью к фантазиям. Будто бы ей до сих пор 14, а не на 7 лет больше.

– Я так и думал, – пробормотал из-за угла что-то дед, но Гельфида по привычке проигнорировала его, продолжив рассматривать всевозможные вещи в обсерватории.

– Гельфида! – уже погромче сказал герр Анистон, и девушка на этот раз проигнорировать его не смогла.

– Что-то случилось? – спросила она, отложив обратно на место инструмент, похожий на то, чем пользуются зубные лекари.

– Подойди сюда, дорогая, – попросил он, и Гельфида не могла не заметить дрожь в его голосе.

Дрожь в голосе слегка насторожила Гельфиду, и ей не оставалось ничего другого, кроме как послушать деда и подойти к нему. Тот наконец-то отвёл свой глаз от телескопа, и, протерев его правой рукой, посмотрел на Гельфиду.

– Я не верил, что это возможно, но оказалось, что это так, – проговорил он.

– О чём ты?

– Всю неделю я смотрел в этот телескоп и собирал все имеющиеся доказательства… Девять Солнц выстроились в ряд!

– Чего? – сделала недоумённый взгляд Гельфида. – А что это значит?

– Только посмотри сюда, – и он предложил ей свой телескоп.

Гельфида медленно, с некой опаской, с которой она все время подходила к этому телескопу, прислонилась правым глазом к запотевшему стеклу. Поначалу ничего не было понятно, но потом изображение прояснилось, и Гельфида увидела несколько звёзд, расположенных близко и в один ряд. Словно на небосводе они были нарисованы, а не находились там на самом деле.

Раз, два, три… восемь…

– Откуда девять? Я увидела всего восемь, – сказала дедушке Гельфида, отпустив свой глаз от пугающего отверстия.

–Да всё очевидно – девятое солнце – наше!

Гельфида нахмурила взгляд, и, представив в голове получившуюся картину, решила промолчать. То, что девять солнц выстроились в ряд, её не очень удивляло. На ночном небе очень много звёзд, а с телескопом их открывается в десятки раз больше, так что мало что тут должно быть удивительным.

– Это не означает конца света? – с немалой степенью сарказма спросила Гельфида

По лицу герра Анистона стало понятно, как ему не понравились слова внучки.

– Можешь смеяться долго, пока не дослушаешь до конца то, что я сейчас тебе расскажу.

Неожиданно Гельфида почувствовал, какая тишина витала сейчас над ночной обсерваторией. Возможно, тишина была и до этого, но Гельфида этого не замечала. Или не хотела замечать, потому что всегда ей приходилось то говорить, то слушать.

– Много лет назад, ещё до Последней Войны Аламонта и до рождения Лунного Владыки колдуном-шутником Аббасом был создан смешной артефакт – маленькое солнце с непонятными шарами, вращающимися вокруг него. Двумя огромными, двумя поменьше, четырьмя ещё меньше и бесчисленным множеством маленьких, обращающихся вокруг старших собратьев.

– Это Солнечная Система, – перебила деда Гельфида.

– Могла бы не перебивать. Тысячу лет назад никто об этом не знал, кроме альвенов и Перворождённых. Аббас являлся как раз либо альвеном, либо перворождённым и знал об этом. Этот подарок он преподнёс Королю погибшего Ненгара, в знак шутки.

– В чём заключалась шутка? – поинтересовалась Гельфида.

– В том, что игрушка являлась не просто макетом системы, а её настоящим отображением. Всё, что происходило с артефактом, происходило и на самом деле. Уничтожь на макете нашу Землю, она бы и в действительности погибла. А ты понимаешь, что могло бы случиться с артефактом в руках незнающего человека, пусть даже и короля? Нам повезло, что при дворе короля был астроном, который высказывал предположение о сферическом строении планеты. Он-то и попросил короля поосторожней пользоваться артефактом.

– А при чём тут девять солнц?

–Гельфида, слушай дальше. Всему своё время. Маги Севера, узнав о шутке Абасса, обезглавили его, а его изобретение хотели отобрать у Ненгара. Но король отказался отдавать его, так как это был подарок. А подарки не возвращают. За что потом их страна поплатилась.

– Ненгар пал из-за этого? – спросила Гельфида.

– Это было одной из главных причин. Много лет спустя Лунный Владыка узнал об этом артефакте, который нарекли Глобусом Абасса. И он похитил его. Для этого пришлось сравнять с землёй весь огромный Ненгар, кроме небольшого поселения на юге, но это другая история. Лунный Владыка провозгласил себя первым Хранителем Глобуса Аббаса и заколдовал его так, что пользоваться артефактом мог только один человек, рождённый в день начала становления 9 солнц, или человек, убивший его.

– Так он хотя бы оградил Глобус Аббаса от нежелательных рук.

– Наверное, единственный положительный поступок в его жизни. Глобус, или по-другому Сфера Вечности, являлся активным только в течение парада этих самых девяти звёзд, который длится от 50 до 100 лет. Со смертью Хранителя власть над Сферой переходила его сыну или дочери. А затем, когда парад кончался, Сфера становилась никому неподвластной ещё на несколько сотен лет.

Гельфида опять же решила обдумать всё только что сказанное дедом, но в голове мало что укладывалось. Все эти Сферы Вечности и Глобусы Аббаса если и выглядели правдоподобно, то только в образном смысле. Как древняя реликвия, в которую какие-то друиды якобы заключили необыкновенную силу. Гельфиде показалось, что сила, якобы заключённая в Сфере необыкновенно огромная, а значит заведомо почти невозможная.

– После того, как Лунный Владыка завладел Сферой, все упоминания о нём закончились. Наверняка он жил дольше парада 9 звёзд, а значит, своим сыновьям скорее всего ничего не передал и никто из них не владел этой реликвией. Около пятиста лет назад Сфера была найдена. Как найден и его Хранитель. Тогда и появилась эта обсерватория. Которая в то время была ещё и крепостью. Тогда мы забрали Сферу и берегли её как могли. 76 лет берегли и всё-таки смогли уберечь. Тогда-то это место и стало обсерваторией, а так же священным орденом Девятого Солнца. Каждый проживающий здесь даёт клятву, что будет оберегать Сферу Вечности любой ценой.

– Это место – старинный и священный Орден? Ха-ха… Если это место и похоже на что-то, то точно не на орден… Орден Девятого Солнца…

– Конечно, всё это время Ордену и не требовалось существовать. Сама подумай – для чего? Для лишних ушей? О Сфере и так тогда узнало слишком много людей, и её похитили у нас, к счастью она была тогда неактивна. В ходе долгих распрей из-за него она оказался у герра Сёгмунда в его Академии.

– Сёгмунд, – начала вспоминать Гельфида. – Старый и в очках… Солнечная Академия… Совсем недалеко. Академия магии и он её ректор?

– Молодец, Гельфида, что ещё помнишь то, как этот замечательный человек наведывался ко мне в гости.

– Я была совсем мала, – сказала Гельфида. – Мне было не более десяти лет, и профессор показался мне очень смешным. Я хотела над ним пошутить, пока он спал, но не получилось.

– И это очень хорошо, потому что Сёгмунд этого не любит. Он мой друг, и ссоры с ним я до сих пор не желаю.

Гельфида до сих пор помнила то появление герра Сёгмунда в Обсерватории Анистона около 12 лет назад. Её удивило то, что от староватого Сёгмунда вкусно пахло шоколадом и фиалками. Тогда Гельфиде хотелось понюхать Сёгмунда поближе, но потом, поняв, что её примут потом за дурочку, передумала.

Дед и герр Сёгмунд тогда разговаривали о каких-то странных и взрослых вещах. Но ни слова о Сфере Вечности она тогда не услышала. И дело не в том, что она была мала, и это было давно. Просто не слышала.

– А он до сих пор жив? – поинтересовалась Гельфида.

– Да, он жив, и вполне себе хорошо себя чувствует. Хотя ему должно быть уже больше восьмидесяти пяти. И я рад сообщить то, что он понятия не имеет об Ордене Девятого Солнца.

– К чему ты это говоришь?

– К тому, что клятвой связан каждый, живущий в этой Обсерватории. Ты связана клятвой, Гельфида.

– Не может быть – я не давала никакой клятвы.

– Ты и не обязана была давать её. Я дал её за тебя. Точнее за всех своих потомков. Потомком моим ты и являешься.

Вот так поворот. Гельфида сама того не желая, уже участвует в какой-то секте. Неужто и дед её тоже полуобезумевший фанатик? А ведь всегда казался адекватным и серьёзным человеком! Нет уж, эти новые приключения не для Гельфиды… Уж лучше плавания в поисках Татмоса или Неизвестных Земель!

– Дед, я не очень хочу ввязываться в ваши дела с девятью солнцами или чем там ещё…

– На данный момент в Ордене состоим только ты и я. И дело намного сложнее, чем ты думаешь. В прошлый раз чуть было не началась война за право владением Сферой! Я же говорил, что смерть предыдущего Хранителя делает Хранителем убийцу!

– Ну а чего я теперь должна сделать?

– Нам нужна Сфера, – невозмутимо ответил герр Анистон. Сейчас он был совершенно не похож на себя, и Гельфиде хотелось назвать его именно «герр Анистон», а не «дедушка».

– Ну и ищите её!

– В ордене всего двое – ты и я! А я стар! Нам нужно достать Сферу в рекордно быстрые сроки, и чем незаметнее, тем и лучше. Совсем скоро все узнают о параде Девяти Солнц! И начнётся война! Которая закончится концом света!

Гельфиду просто убивало то, насколько фанатично дед сейчас распинался об опасностях, которые грозят с этим парадом. Какая-то неведомая игрушка, Сфера или глобус Аббаса. Да просто нереально, что она может сделать! Ни одна из войн ещё не привела к концу света, а тут какой-то глобус!

– Так пусть герр Сёгмунд тебе и отдаст эту Сферу, если он тебе такой хороший друг!

– Извини, внучка, но ты не знаешь герра Сёгмунда, – сейчас герр Анистон был необыкновенно жив, как никогда. – Этот старый герой думает, что он сам вправе владеть этой штукой, что он сможет защитить Сферу от кого угодно, будь то хоть десять тысяч нараков, хоть сотни драконов! Со своими волшебниками-недоучками, которых он обучает!

– Сейчас, наверное, ты решил, что он не сможет, а ты сможешь? Рьяно утверждая¸ что в ордене осталось всего двое!

– Сейчас двое, но к исходу месяца будет больше! Четыреста лет назад именно наш орден уберёг Сферу! Наш, а не чей-то другой! И сейчас всё будет так же, ибо Обсерватория является неприступной крепостью. Если оснастить её опытными воинами, она будет неприступна.

– Значит, ты хочешь, чтобы я добыла Сферу, да? А для этого я, наверное, должна убить твоего друга герра Сёгмунда и половину его волшебников-недоучек?

– Не думаю, что у тебя получится. Тебя учили воровать, не скрывай этого. Я для этого и нанимал твоих учителей, чтобы они тебя научили, если вдруг пригодится!

– Значит, я отказываюсь.

– Нет, – невозмутимо ответил дед. – Извини, но это приказ.

– Приказ? – Гельфида не могла в это поверить.

– Не удивляйся. Я командующий этим орденом. Если угодно, твой Лорд. И ты обязана подчиняться мне. Гельфида, урождённая Анистон, дочь Георега Анистон и Леи Анистон – приказываю тебе ценой твоей жизни или смерти достать и принести мне Сферу Вечности.

Гельфида недоумевала от сказанных дедом слов. На Лорда-командующего он похож был меньше всего, как и его Обсерватория на Крепость Ордена Девятого Солнца.

– Я обязана повиноваться? – спросила Гельфида.

– Да. Сёгмунд говорил мне, что Сфера находится на крыше Академии, в которой семнадцать этажей. Я думаю, что тебе удастся миновать их. Никакой стражи Сфере не полагается, так как Сёгмунд считает самого себя лучшей стражей, и его кабинет находится около той самой крыши. Не упусти момент – не дай заметить себя Сёгмунду, иначе не получится ничего.

Гельфида молча опустила голову. Не потому что она боялась предстоящего задания – это дело представлялось для неё сущим пустяком. Её настораживал сам факт того, что она участвует в этом. Ей показалось, что всё может зайти намного дальше обычного похищения. Ведь если вслушаться в слова дедушки о том, во что может перерасти борьба за Сферу Вечности, это и есть так. Потому Гельфиде хотелось просто избавиться от нежеланного задания и уйти прочь. Туда, где её не сможет найти никакой Орден Девятого Солнца, никакой Аббас со своим глобусом (даже девятью), и даже никакой герр Сёгмунд, смешной, но такой раздражительный…