Легенда о Ши [СИ]

Она шла сквозь ночное поле. Кто ни разу не делал этого, никогда не поймёт, как это: словно весь мир во тьму обратился, и бездна простирается вокруг бесконечно. Тёмное небо, тёмная земля. Каждый твой шаг — на ощупь. Росистая трава нежно трогает за ноги, удержать пытается, но отпускает. Но страха нет. В подобном месте страшно бывает только тем, кто любит страхи свои домысливать. Спереди — никого, сзади — никого, вокруг — никого, и звенящая тишина, прерываемая разговорами птичьими. Чего можно испугаться тут, когда знаешь, откуда и куда идёшь? Даже если и захочет кто подкрасться к тебе, то услышишь ты его задолго до приближения. Но некому подкрадываться в поле ночном. Есть только прохлада, сочные запахи травянистые да проскальзывающие сквозь тучи, будто выглядывающие в оконца, звёзды. Ти-ши-на. Тем-но-та. По-кой.

Эти воспоминания бережно хранились в душе той, кого называли Ши. Возможно, её так прозвали от «she», что означает — «она». Возможно, за сходство с долгоживущим священным деревом. А может быть, за шелестящий звук ветра, который так же неуловим и опасен, как и она.

Только воспоминания о далёком времени, когда она была человеком, помогали Ши не забыть своё настоящее имя — Каэтана.

Парень резво перескочил через поваленное дерево, поросшее ярким, как самоцветы, мхом. Он остановился перед входом в странного вида лачугу — этакий лесной домишко. Недолго поразмыслив, Мѝтар вошёл внутрь.

Изнутри дом оказался совсем другим — просторным, светлым. Было тепло и уютно. Повсюду сушились бережно связанные в пучки травы и цветы, пахло полынью и мятой.

— Негоже в чужой дом без приглашения входить, — строго, но без упрёка сказала появившаяся на пороге девушка. — Заблудился?

— Если честно, то нет. Просто интересно стало, кто может жить в лесной глуши, — сразу признался парень.

— Любопытство хорошо в меру, — проговорила девушка и зашла в дом.

Митар не мог понять, рада незваному гостю хозяйка или всё же нет. Тон её был прохладный, но вполне доброжелательный.

— Каэтана, — назвала себя девушка.

— Очень приятно. Митар, — расплылся в улыбке парень.

Митар окинул дом Каэтаны изучающим взглядом и сказал:

— Судя по обстановке, у тебя должны быть крылья за спиной или метла в шкафу.

— Удивлю тебя, но есть и то, и другое, — ответила девушка, на этот раз улыбнувшись.

Митар не знал, как себя вести дальше.

— Ты охотник? — холодно спросила Каэтана, внимательно посмотрев на одежду парня.

— Я? Нет. Не люблю это дело, — сразу отмахнулся Митар.

— Это хорошо, — ответила девушка, будто поставив это собеседнику в заслугу. — Смерть порождает смерть. Тем более, бессмысленная. К тому же, ради удовольствия.

Каэтана так проговорила эти слова, что Митару стало не по себе.

— Слышал легенду о Ши? — неожиданно спросила девушка, посмотрев Митару прямо в глаза.

— Ну, слышал, — нехотя ответил тот.

— Веришь?

Было ощущение, что от этого ответа зависит многое.

— Нет, — махнул рукой Митар, — сказки всё.

— Если ты не веришь во что-то, то это не произойдёт. Но если ты знаешь о чём-то, то это уже есть в твоей жизни, — уверенно проговорила Каэтана, а потом отвернулась от собеседника, откинув струящиеся длинные светло-русые волосы, и принялась заниматься своими обычными делами.

— И давно ты так живёшь? Отшельницей? Не страшно? — пытался поддержать беседу парень.

— Время не имеет значения, когда ты чувствуешь себя счастливой. И я не одна. Страх — это всего лишь наше представление о чём-то, — поочерёдно ответила Каэтана, продолжая заниматься делами.

— Ты ведьма? Ну, то есть ворожея… знахарка… — замялся Митар.

— Лучше не задавать вопросы, ответы на которые тебе не нужны или не понравятся, — в манере, уже ставшей привычной, ответила загадочная девушка.

— Ладно. Не буду отвлекать. Пойду, — пожал плечами парень и направился к выходу. — До свидания, Каэтана. Как-нибудь снова к тебе загляну.

— Со мной лучше не встречаться, — заботливо и мягко проговорила лесная жительница, стоя на пороге и провожая взглядом Митара.

— Если хочется, то можно, — отшутился парень, махнув ей рукой на прощание. Его крепкая, хорошо сложенная фигура скрылась за зарослями кустарника.

Много ходит легенд по деревням и сёлам, но есть та, что передаётся из уст в уста и почти не изменилась за годы — легенда о Ши.

Кто она и откуда взялась доподлинно никому неизвестно. Её боятся и уважают. Силами природа она управляет да в души людские заглядывает. Детишек заплутавших из лесов выводит, только вот взрослых может и погубить там же. Не властно над ней время и нельзя её убить. Кому удосужилось в глаза её взглянуть, те прежними не станут. Чьи помыслы чисты — тем тайны открывает, чьи помыслы грязны — тех в грязи болот оставляет, а чьи помыслы темны, словно ночь, — у тех души забирает.

Много в легендах вымысла, много неправды, да только и истина имеется.

В каждой деревне есть свои странные люди, вот и тут был всеми известный пастух Алеко̀. Много лет он уже прожил на этом свете. Много знал, много повидал, прежде чем начать гонять стадо по лесам и полям. Был он художником, поэтом и музыкантом когда-то. Да и сейчас любил взяться за кисти на лоне природы или затянуть весёленькую, а порой и грустную мелодию на дудочке, а то и по струнам гитары пройтись. Творческие люди всегда загадочны.

Любила местная ребятня дядьку Алеко. Добр он был и мудр. Казалось, что обо всём на свете знал, но не каждому мог поведать.

Старики часто поговаривали, что сама Ши приходит его песни слушать да картины смотреть. Но мало кто в это верил. Байку про каждого можно придумать, была бы фантазия да время свободное, чтобы придумками заниматься.

В очередной раз Алеко творил на берегу реки, умело накладывая мазки. Знал он, что есть кто-то за спиной, взгляд чей-то тяжёлый в спину ощущал, но никогда не поворачивался, вот и сейчас продолжал своё дело. Когда картина была готова, услышал он шаги со стороны лесной опушки.

— Здравствуй, дядюшка Алеко, — вкрадчиво проговорил девичий голосок.

— О, Каэтана! Давно тебя не видно было. Всё по лесам прячешься, на свет божий не выходишь, — ласково проговорил Алеко.

— Свет божий он везде.

— Ну, не скажи. Во тьме его нет, — приглаживая усы, размышлял вслух мужчина. Он отошёл на несколько шагов от полотна и всматривался: искал свои ошибки и изъяны.

— Кто света не видывал, тому и тьма — свет, — нараспев проговорила девушка и встала рядом с Алеко, пытаясь увидеть то, что видел художник.

— Но ты ж не под землёй живёшь, ты видывала, — усмехнулся дядька Алеко.

— И свет, и тьму. Если тьму не бояться, то она не страшна.

— Ох, насколько меня странным считают, а ты ещё странней, — засмеялся Алеко. — Замуж бы тебя отдать, чтоб по болотам своим не бродила, а за дело взялась. Ишь что удумала: средь леса жить. И ведь эко диво — знать про тебя никто не знает в деревне, один я. А поверят ли? Махнут рукой, скажут: пастуший артист, чего с него взять, — по-доброму подсмеивался над собой мужчина.

— А ты не рассказывай: и мне спокойнее, и тебе, — мягко проговорила девушка.

— И то верно, — сдался дядька. — Каэтана, не слышала ли ты про парня нашего местного — Митара? Третий день как пропал в лесу. Ты ж все тропы знаешь, вдруг где встретился тебе. Как жалко, если сгинул в болотах… хороший человек.

Каэтана задумалась, а потом ответила:

— Захаживал в избёнку мою как раз три дня назад.

— Только б нашёлся. Лес-то он хорошо знает, летом там не пропадёт. Вот за болота я боюсь…

— Не заботься, дядюшка Алеко. Время как река, своим чередом течёт. Что надобно, то узнается, — спокойно проговорила девушка, махнула ему рукой и в лес вернулась.

Давным-давно, много лет назад, жила Каэтана с семьёй своей — с родителями, братом и сестрой. Дружно жили, любили друг друга и уважали. Но случилось так, что люди бессовестные ради наживы погубили всех близких её. Возненавидела Каэтана злость и алчность людскую и с тех пор мечтала только об одном — стать ангелом, несущим возмездие и призывающим к совести.

Предания гласили, что у подножия радуги врата есть зачарованные и, пройдя через них, можно стать, кем захочешь. Долго бродила девушка из деревни в деревню, из города в город в поисках мудрецов разных, которые могли рассказать о вратах. И нашла, наконец. Поведала ей о радуге седовласая старуха: не у каждой радуги врата есть, а только у той, что в День летнего солнцестояния появляется и одним концом в луг упирается, а вторым — в лес. Там, в лесу на поляне иван-чай должен расти, что по-другому кипреем зовётся. И надобно венок на голову себе сплести с кипреевыми цветами да вербеновыми листьями. Только тогда врата отворятся.

Уж и не надеялась Каэтана, что удастся такая ей затея. Разве каждый год в День летнего солнцестояния радуга встаёт? Разве каждый год она одним концом в луг, а другим в лес упирается? Разве на каждой полянке иван-чай растёт?

Но кто знает, чего желает, тот то и получает. Мудрость эта истинная.

В тот же год посчастливилось девушке найти полянку такую, и аккурат в нужный день радуга там встала. Вошла Каэтана во врата магические и пожелала стать ангелом, возмездие приносящим. Да только много мрака в душе её было, много обид и ненависти, о мести она мечтала. Обернулась она ангелом тёмным, с которым всякий встретиться боялся. И стала она той, кого называют Ши.

Шли годы. Память о том, что была она простой девушкой Каэтаной, помогала Ши ненадолго человеком становиться — красавицей с длинными светло-русыми волосами, голубыми глазами и румянцем на щеках, с точёной фигуркой, с голосом нежным, но строгим. Но чем меньше воспоминаний оставалось, тем меньше Ши могла Каэтаной быть.

Тот, кто встречал Каэтану, мог не беспокоиться: в образе человеческом не влияла она на людей. Но вот стоило увидеть Ши — девушку с чёрными, как смоль, волосами до пят, с синими, как река вечером, глазами и крыльями за спиной — у тех совесть просыпалась. Не топила Ши людей в болотах, вела их туда совесть, не могли они жить с грузом тяжким. Не забирала души злых — сами они дух испускали, когда осознавали, что нет места таким как они на белом свете. И не делилась тайнами с теми, кому совести своей не стоило бояться — понимали они, что живут правильно и дальше по совести жили, отчего мудрыми, удачливыми и счастливыми были.

Каждый зверь её любил, каждое деревце ветви к ней тянуло. Не боялись животные и растения совести своей, ибо чиста она. Для них Ши другом была.

Радовалась сначала Каэтана тому, что совесть пробуждает. Вот только жалко ей людей со временем стало, никому помочь нельзя было, никого научить прощению и искуплению — на то лишь светлые ангелы способны. И решила девушка в глушь лесную уйти подальше от людей. Только с годами народу в деревнях всё больше становилось, лес на дрова вырубали, и волею-неволею приходилось встречать кого-то. Не любила она охотников и навстречу им порой сама выходила. А детишек заплутавших, обернувшись зверем лесным или птицей, наоборот, из леса выводила.

Хотела Ши от дара своего, который проклятьем стал, избавиться. Но только не показывалась ей больше радуга. Даже когда детишки кричали и пальцем в небо указывали, не видела девушка ничего на том месте. Природу чувствовала, на погоду влияла, зверей понимала, но скрыта от неё радуга была. Смирилась девушка с участью своей, которую сама себе и создала, и жила в лесу. Одиноко было ей. Но гнала она прочь уныние, каждой мелочи радуясь, счастье своё тихое оберегала.

Шестой день по ночам у дома Митара собака чёрная выла. Вся деревня в страхе была. Даже мужики бравые не осмеливались близко к псу огромному подойти, ведь глаза его горели огоньками красными, будто пламенем. Но не слышал Алеко воя и разговоры деревенские слушать не любил. И вот на день седьмой захотелось ему картину нарисовать — луну изобразить над рекой. Решил хоть набросочек сделать.

Слышит Алеко за спиной шаги и дыхание чует тяжёлое. Знал он, что следит за ним часто кто-то, но то иное было существо. Обернулся дядька Алеко и обомлел — пёс стоит огромный с глазами алыми. Но недолго думая, достал он из кармана кусок пирога, что с собой захватил и кинул собаке.

— Страшен ты, друг. А я всё равно тебя не боюсь. Коли загрызть меня хочешь, так не убежать мне от тебя. А коли не хочешь, то чего мне бояться? — проговорил Алеко псу, а тот пирог подобрал и съел. — Страх — он мнимый. Ещё ничего не произошло, а мы бояться любим заранее. Ты может и с добром пришёл и сам не рад, что таким страшным уродился, а каждый тебя отогнать готов, да хуже того — камень кинуть. Ешь, дивное создание. Не враг я тебе, — продолжил он.

Склонил морду пёс, словно поклонился, и в лес убежал.

Продолжил Алеко занятие своё. Но спустя какое-то время снова звуки да шорохи послышали — то из леса кто-то шёл, сквозь кусты продирался.

— Ох, Митар! Живой! Седьмой день тебя ищут! — обрадовался Алеко, увидев парня.

— Седьмой день между жизнью и смертью был. Если б не ты, дядя Алеко, то сгинул бы, — ответил Митар.

— Я?!

— Ты пса большого не испугался, а тем псом я был. Обратила меня Ши в собаку страшную и семь дней дала. Если бы не встретил я за эти семь дней человека, который страха передо мной не почувствует, то распрощался бы с душой, — поделился парень.

— Эко диво! — всплеснул руками Алеко. — И за что она тебя так, Митар?

— А за дело, — вздохнул парень.

Уселся Митар рядом с дядькой на бревно и историю свою поведал:

— Было мне лет тринадцать. Хилый я был, да маленький, не то, что сейчас. Обижали меня все ребята, издевались, а я постоять за себя не мог. Вот однажды пошёл я в лес с сестрой да с её подружками. Они венков наплели и на меня ради смеха надели. А тут и дождь заморосил, а после него радуга появилась красивая, широкая. И увидел я, что конец радуги на полянке встал. Побежал я туда — а там врата у подножия. Слышал я давно от бабушек, что врата эти волшебные, самое заветное желание исполняют. И вошёл я во врата те и пожелал стать самым сильным, чтобы все меня боялись, чтоб одно моё появление страх вызывало. Прошёл я сквозь врата и подумал, что обман всё, раз ничего не изменилось. Да только ошибался я. В первую же ночь, пока тело спало, душа моя демоном обратилась. И так каждую ночь повторялось. И творил я вещи страшные. Все, кто встречались со мной, жуткий страх испытывали. Стал я создателем страхов людских. Каждая ночь новый страх приносила.

Замолчал Митар, склонив голову. А Алеко ласково на него посмотрел, пожалел.

— Вон оно дело какое. Вроде с виду человек хороший, а внутри демон живёт, — сделал вывод Алеко.

— И чем больше злился я, обижался и гневался, тем сильнее демон становился, — продолжил Митар. — Тогда решил я, что по совести надо жить днём, чтобы хоть как-то компенсировать свои ночные злодеяния.

Почувствовал Алеко, что снова кто-то в спину смотрит, но этот взгляд был ему знаком.

— Ровно семь дней назад гулял я по лесу, полянки ягодные присматривал, чтоб с сестрой туда отправиться. И набрёл я на домик лесной, вот только он необычный был — внутри больше, чем снаружи. Повстречал я и хозяйку обители — девушку…

— Неужто Каэтану? — перебил парня дядька Алеко.

— Каэтану. А откуда ты знаешь её, Алеко? — удивился парень.

— Знакомая моя. Да вот только я про неё и знаю, и никто больше.

— Девушка хорошая, только странная. Но понравилась она мне. Уж очень неловко я с ней пообщался и решил вернуться, когда по тропинке прочь от домика её ушёл. Вот только вернулся я и не увидел Каэтану, а встретил Ши на пороге.

Алеко покачал головой, удивляясь.

— Красивая она, волосы чёрные до пят почти, а за спиной два крыла, как у ворона. Как взглянул я в глаза её тёмно-синие, так совесть во мне и в демоне моём проснулась. И рвалась душа надвое. И не знал, что делать мне. Тогда Ши сказала, что обратит меня псом страшным ровно на семь дней и коли кто не испугается меня в обличие таком, значит жить мне на белом свете, умрёт демон мой, а я останусь. А коли не найду я такого, кто не почувствует страха, то погибну я вместе с демоном.

— Пожалела тебя, значит, — задумчиво проговорил Алеко. — А, постой-ка, Митар! Что ж это получается, наша Каэтана не боится Ши и не чурается, раз в её дом та вхожа?

— Вот боюсь, что Каэтана и есть Ши, — обречённо проговорил Митар.

— А ты не бойся. Что тебе оттого, Митар? — услышали они голос и вздрогнули.

— Ах, Каэтана! Правда ли это? — встал с бревна дядька Алеко.

— Правда, дядюшка. Как отец родной ты мне стал, слова добрые и мудрые говорил и меня слушал внимательно. Прониклась я к тебе всей душой. И знала я, что ничего тебе не станется, если в глаза Ши ты заглянешь, чиста твоя совесть. Но всё равно боялась, поэтому никогда не показывалась, лишь издалека наблюдала, а ты не поворачивался. Помогал ты мне вспоминать, какой я была раньше — девушкой простой. Благодарна я тебе за это, Алеко, — ласково проговорила Каэтана.

— Ты так говоришь, словно прощаешься. Нет мне разницы, Каэтаной ты зовёшься или Ши, душа твоя едина. Раз природа-матушка любит тебя, то не зла ты душой, — вкрадчиво сказал Алеко.

— Мудр ты, дядюшка. Но решила я покинуть эти места. Надо мне идти туда, где никто меня не найдёт, — став печальнее, проговорила девушка.

— А возьми меня в попутчики! Что в одном обличии, что в другом — одинаково прекрасна ты, и неважно мне, кто ты есть на самом деле, — смутился Митар.

— Нет, Митар, — покачала головой девушка, — каждый день ты будешь смотреть в глаза Ши. Вдруг случится так, что против совести своей пойдёшь. Тогда не спасти мне тебя. Погублю…

Погрустнел Митар и снова на бревно присел.

— Если б видели мы радугу, то смогли бы снять заклятье это, — вздохнул Митар, — да вот только ни ты, ни я, не видим её.

— Авось и я вам пригожусь, — подмигнул им Алеко и усы пригладил.

Красоты необычайной вышла картина у дядьки Алеко: семицветная радуга концом своим на полянке с иван-чаем стоит и у радуги девица, будто ангел с крыльями, да только тёмный ангел тот, волосы и крылья — чернее ночи.

— Вот странный ты человек, Алеко. Откуда такие сюжеты берёшь? Что в голове твоей творится! Но красота получилась, с этим не поспоришь, — размышлял деревенский мужик, с удочкой и ведром в руках, рассматривая полотно.

— Из жизни всё… из жизни… — загадочно усмехнулся Алеко. — Всё что выдумано, всё может в жизни быть. Ты подумал, а где-то появилось.

— Ха! Мудрёно говоришь, — махнул рукой мужик, перекинулся ещё парой фраз и пошёл рыбачить.

— Кто же теперь людей к совести призывать будет? — спросил Митар, крепко держа за руку Каэтану.

— Каждый сам должен это делать, — ответила Каэтана, — равно как и со страхами своими бороться.

Красивая девушка со светло-русыми волосами шла рядом с широкоплечим сильным парнем.

Много лет с той поры минуло, и забылась легенда. Вот только до сих пор тот, кто по совести живёт — счастливым становится, а кто о совести забывает — тот тени своей боится, словно Ши идёт за ним по пятам.

Давно нет демона, страхи создающего, да только люди сами вместо него стали страхи себе придумывать.

Врата радужные для всех открыты теперь, но семь раз взвесить нужно, прежде чем пожелать что-то. Каждое желание делом обращается.

И только творчество помогает нам помнить, что в каждом есть прекрасное, и место доброте у всех в душе найдётся.