Ледяная колыбель (том 3)

Глава 10

С розовыми лучами рассвета оленья упряжка уже неслась по пушистой целине. Ночь прошла без происшествий, позволив отдохнуть всем, кроме Эрминии, которая теперь, скрестив руки на груди, спала в санях с глубоко надвинутым капюшоном. Рэксволд сидел рядом с ней и даже придерживал за предплечье на ухабах и поворотах. Случайно или нарочно, со временем голова северянки легла ему на плечо — хоть какой-то прогресс. Не зря Джон с Лайлой оккупировали левую половину сидения раньше друзей, а, для пущей надёжности, севшая с краю вампирша уложила на колени мефита, где тот, свернувшись клубком под ладонью с горячей руной, вскоре задремал.

Всю дорогу, пока следопыт управлял оленями, Лайла глядела на Скарги и думала, какой путь ему пришлось преодолеть, чтобы доставить послание. Дельвинус явно искал встречи. Отнюдь не дружеской. Случилось нечто ужасное. Иначе бы он не рисковал жизнью дорогого сердцу фамильяра. Но что могла дать искусному пироманту молодая заклинательница? Ведь, если Дельвинус, возраст которого сейчас близился к четырём с половиной векам, жив до сих пор, ему подвластен не только Огонь — вампирша о таком мастерстве и не мечтала.

Джон заметил, что могучий лес справа наконец упёрся в ледяное озеро, длинное, синевшее вплоть до очертаний невысоких гор. Со слов Эрминии, как раз за ними начиналось Ложное Разлядье. Если повезёт, можно будет запастись сладковатыми корневищами, чтобы бежавший за упряжкой жеребец хотя бы несколько дней ни в чём не нуждался. Если крупно повезёт — набрать хараги для всех животных. Глядишь, и самим придётся жевать: от одной оленины начнёт воротить уже через неделю.

То ли мысленное упоминание оказалось слишком громким, то ли устремившиеся вдоль озера сани сильнее обычного тряхнуло на сугробе — северянка приподняла голову:

— Где мы уже? А, ясно. Маралий Берег. Коли не встрянем в буране, через часов пять будем на месте. Ближе к хребту разбудите, — она сильнее закуталась в капюшон, упёрла ногу в борт и засопела.

— Судя по тому, как шустро Эрми отрубилась, болтовня ей не помеха, — Рэксволду надоело пялиться на снежные холмы. — Ну-ка, Лайла, расскажи про зверушку. Почему он вдруг фамильный?

— Не фамильный, а фамильяр, — негромко промолвила вампирша. Она была рада отвлечься от котла пасмурных мыслей, в котором варилась последний час.

— Да я и со второго раза забуду. Хотя какая, по сути, разница? Созвучно — значит, недалеко от истины.

— У тебя часом черти чертополох не высаживают? — глухо усмехнулся Джон, на миг скосив глаза на ассасина.

— В яблочко. И шалашовки шалаши строят. Так что за слово такое, Лайла?

— Фамильяр — существо, добровольно избравшее себе покровителя в лице колдуна. При должном обращении оно становится верным прислужником, соратником и даже другом.

— Насильно мил не будешь?

— Именно так. Без врождённой тяги к людям ничего не получится: существо будет всегда стремиться на волю. Правда, и доверие к человеку не гарантирует крепкой эмоциональной связи. Кроме того, иногда встречается несовместимость чар, вызывающая дискомфорт у обеих сторон. Это целая наука. Куда проще найти коня по душе, воспитать собаку или приручить сову. Только, в отличие от фамильяров, они не способны усиливать магию хозяина.

— Ну вот, теперь всё встало на свои места, — ухмыльнулся Рэксволд. — А то я чуть было не поверил в бескорыстность.

— Не спеши чернить. Если задуматься, союзы лежат в основе большинства отношений, — взгляд вампирши долетел до Рэксволда и ненавязчиво сполз на спящую северянку.

— Ты всё-то в одну кучу не вали…

— Согласна. Не станем рассматривать сугубо человеческие. Вот тебе более корректный пример: разве охотник не может любить свою гончую? — Лайла обезоруживающе улыбнулась.

— Н-да, не подкопаешься… — с вялым смешком признал поражение ассасин. — Ты бы хоть пространство для спора оставила. Чисто ради приличия. Сейчас разговор заглохнет, и снова ветер слушать.

— Боишься, ушки загрустят? Тогда поведаю тебе одну историю, и ты поймёшь, что иногда союзы с фамильярами могут быть крепче кровных уз.

— А ну-ка… — заинтересованный Рэксволд уселся вполоборота, но из-за следопыта не мог полностью видеть рассказчицу. — Мешаешь, Джон, откинься мальца… — он подвинул того ладонью. — Вот, так лучше.

— Имей совесть, я как бы оленями уп…

— Т-с-с-с… — поднёс палец к губам ассасин. — Всё, Лайла, я готов слушать.

Под тяжёлый вздох следопыта вампирша начала повествование:

— В эпоху Великого Раздора, когда мир страдал от войн и разрушений, всё ещё находилось место чудесам. Её звали «Свет и Тьма» — неописуемой красоты кобыла. Как считали звероведы, плод любви пегаса и единорога, родившийся вопреки всем известным догмам. Уникальный фамильяр принадлежал Гонезру Лас’Андро, заклинателю, всецело посвятившему себя чарам Природы, и был так наречён неспроста. Пусть прислужница не унаследовала священного рога и белоснежных крыльев, зато обладала уникальным даром. Даже причудливая масть, напоминавшая исполосованный смолой снег, говорила о том, что она могла впитывать и светлую, и тёмную магию. Гонезру, не оставляющий чаяний создать чистый эликсир бессмертия — напиток, незапятнанный отпечатком чёрного колдовства — использовал накопленную энергию для своих экспериментов. Опасных и непредсказуемых. За что нажил немало врагов. В один злосчастный день, дабы свести на нет все усилия мага, недоброжелатели пошли на подлость: отравили фамильяра подброшенным в окно фруктом, слишком спелым и вкусным, чтобы охранявший лабораторию зверь смог устоять. Вернувшийся с рынка чародей нашёл лишь бездыханного, мёртвого друга. Гонезру долго горевал, пока не решился сделать невозможное: создать фито-механическое сердце. Тогда Свет и Тьма, тело которой он сразу же укрыл «Шалью Незыблемости» — заклинанием, подходящим лишь для неодушевлённых предметов, — сможет вернуться к жизни. Не меньше года, подпитывая нерушимость плоти своей жизненной силой, Гонезру корпел над новой задумкой. Но, как поговаривали коллеги, тщетно. Маг стал искать утешение на дне бутылки. А одной летней ночью дом чародея объял огонь. Полыхало до рассвета. Изредка что-то взрывалось. Ввиду этого люди несильно рвались тушить пожар — запертый изнутри дом сгорел до основания. Утром о маге напоминали лишь осколки колб на дымящемся пепелище. На этом история могла закончиться. Однако, много лет спустя, один охотник, вылакавший полбочонка эля, клялся всем в таверне, что видел в чаще леса полосатую лошадь и идущего рядом бородатого бродягу. Но ему никто не поверил… — с загадочностью в голосе закончила сказ Лайла.

Джон довольно хмыкнул, подобрал провисшие вожжи:

— Люблю истории про лошадей. С хорошей концовкой — особенно.

— Да, поучительная… — заулыбался Рэксволд. — А мораль-то какая! — он важно задрал палец. — В сложных делах ничегошеньки не получается без бутылки.

Потеряв взгляд среди оленьих рогов, Лайла поднесла ладонь ко лбу: удовольствие от красивой и удачно поданной истории сошло на нет.

— Кто о чём, а вшивый о бане… — осуждающе покачал головой следопыт, еле сдерживаясь, чтобы не прыснуть: боковым зрением он видел реакцию вампирши, да и Эрминию будить не хотелось.

— Ой, ладно вам, — махнул рукой Рэксволд. — Чего такие серьёзные? Понял я всё. А вообще у меня вопрос. Вороны желтоглазки — тоже фамильяры? В этом секрет его могущества?

— Нет, — без энтузиазма ответила Лайла. — У магии Тьмы всё наоборот. Подконтрольные создания вытягивают силы. Если речь о стаях воронов, то это лишь оружие, мёртвая плоть в гипнотическом ошейнике. Эльтаронский драугр и виверна, о которой я рассказывала, не исключения. Но есть у него и фамильяр. Особо крупный ворон. Вполне осмысленный. Он не похож на существо, ослеплённое зовом внушения. Думаю, у них какая-то иная связь, тесно сплетённая чарами Тьмы. Мне довелось видеть их общение. Возможно, даже таким, как Леонардо, чуждо одиночество.

— Я сейчас расплачусь… — с сарказмом произнёс ассасин. — Нашла кого жалеть. Этот урод убил Эрми. То, что она здесь, — не его заслуга. А от моего гнева выродка спасает только данное ей слово. Однажды мои клинки уже побывали в его башке, — зло процедил он. — Во второй раз я бы на нём живого места не оставил… Растёр бы, как плевок, ух…

— Выдыхай, — следопыт положил ладонь на плечо друга.

— Падаль желтоглазая, — нахлобучился Рэксволд. — Пусть вам и помог.

— Забудь о нём, — держа вожжи левой рукой, успокаивающе похлопал того Джон. — Сейчас куда важнее не помереть здесь.

— Угу, — немного остыв, буркнул ассасин. — Фух. Аж жарко стало. Коли околею, Лайла, напомни об ублюдке. У тебя это хорошо получается. Проникновенно так…

— Рэксволд, — повысила голос вампирша, и Скарги приоткрыл один глаз. — Я ведь могу и обидеться. Мне тоже хватило страданий, а оказавшись в его особняке, я поначалу хотела покончить с собой. Благо было чем.

— Всё, всё… — вернув правую руку к вожжам, левой Джон спешно обнял Лайлу. — Поговорим о чём-нибудь другом. К примеру, куда направимся, когда доберёмся до моря? Рванём в Ардонэйзию на поиски древней библиотеки?

— Рванём… Скорее поползём на корабле, — усмехнулся ассасин. — Может, есть способ получше? Как-никак на наши шкуры выпало две телепортации ещё до возвращения магии. А теперь… Точно… — на его лице проступило озарение. — Теперь же все могут колдовать! Лайла, покажешь мне потом основы, всё то, что не фурычило в Эльтароне.

— Покажу, — с хитрецой в улыбке ответила вампирша. — Если будешь себя хорошо вести…

— Ох, будет чем удивить Алана, — размечтался Рэксволд. — Что, думали, я забыл о мелком воришке? Да как бы не так. Обязательно заскочим к нему в столицу на обратном пути.

— А ведь и правда, — задумался Джон. — Рядом же будем. Интересно, добрался он уже, открыл свою замочную лавку?

— Должен бы. Хотя не удивлюсь, если даже к двери не подойдёт. Небось, дни напролёт трясётся под кроватью после того, как города наводнили слухи о «чудищах». Тут без всяких существ пьянь фантазией фонтанировала, а теперь… сложно представить, что в тавернах творится.

Рэксволд был не далёк от истины. Стоило Алану приобрести лавку и по совместительству дом, весь город словно с ума сошёл. Уже два дня на каждом углу люди рассказывали о страшных тварях. То странного вепря в Кипрейный Лугах встретят, то живое дерево в Мальвовом Лесу найдут. А вчера, как юнец понял из разговора стражников, что-то неведомое порхало над городом. Своими глазами Алан ни черта не видел, но выходить за стены столицы хотелось всё меньше и меньше. Тем более сумасшествие подстегнуло воровство, и народ стал переживать за своё добро. Наскоро сколоченная вывеска уже привела первого клиента, купца, которому срочно требовался замок на амбар, да такой, чтобы камнем не сбить. Не зря юнец по возвращении первым делом обошёл местных барахольщиков. Гора старых замков, деталей и механизмов позволила собрать желаемое, а вот к установке пришлось привлечь плотника. Алан собирался взять в оборот и кузнеца, но тот отказался работать без чертежей. Да уж. Наладить производство сложнее, чем получить разрешение от префектуры, где звон монет звучит громче любых просьб.

К вечеру новоявленный коммерсант окончательно вымотался и прилёг отдохнуть на пыльную кушетку, как в дверь снова затарабанили. Слишком настойчиво — пришлось подниматься и открывать.

— Я могу чем-то помочь? — неуверенно сказал Алан, глядя на стоявшую перед ним даму в сарафане цвета вишни, изящной шляпке и с зонтиком от солнца на плече.

— Я бы хотела поговорить с мастером, — взор горожанки пролетел над макушкой юнца и устремился в недра помещения. — Он на месте?

— Я — мастер… — насупился Алан: уже второй раз его приняли за подмастерье.

— Вот как… — накренила голову женщина, словно прикидывая, на что способен лохматый мальчуган. — Ладно. Не думала, что до этого дойдёт: хочу запереть ставни своего салона. Само собой, изнутри. Засовы, щеколды, да хоть навесные замки. Неважно. Главное, чтобы держалось крепко. Люд всё с полок посметал, скоро и гвоздя не найдёшь. Заплачу двадцать золотых, если работа будет сделана до темноты. Как, возьмёшься?

Алан мысленно разложил содержимое заветного ящика с деталями. Три железные щеколды там точно водились. Ржавые немного, но это поправимо.

— Эм… А сколько окон?

— Четыре.

— Четыре… — юнец потеребил рукав рубахи. — Ну, хорошо. Придумаю что-нибудь. Через полчасика загляну, коли скажете…

— «Лилия», — предугадала вопрос дама. — Дом моды на главной площади, — она сунула ему пять золотых. — Задаток. Сейчас ты — единственный, кто стоит между великолепными нарядами и шастающим по ночам отребьем, что норовит отыскать в моём салоне причину щедрости столичных аристократов. Не подведи меня, — её взор на секунду метнулся к вывеске, — Алан Квайт.

Дама вальяжно удалилась. Юнец же вернулся в мастерскую и стал копаться в большом деревянном ящике. Эх, щеколды… Какая же примитивщина! Руки чесались взяться за сложные механизмы, замки, от одного взгляда на которые у вора проступил бы холодный пот. Но всему своё время — на первых порах сойдут и пустяковые заказы. Если он собрался сделать себе имя, и не абы где, а в Рвинкольте, самом сердце Ардонэйзии, начинать стоило с малого.

В пустыне Леонардо с Хризальтерой обменялись любезностями, вонзив друг в друга обломок клеймора и ритуальный кинжал. Смертоносный удар в спину лишь позабавил некроманта, в то время как демонесса испытала непередаваемые муки от зачарованного оружия: будто тело разрывало на миллион кусочков. Пусть ей удалось вывернуться и нырнуть в омут теней, она до сих пор находилась в западне. Колдун шёл по пятам. Где бы она ни находилась, опасалась, что воздух вот-вот почернеет и из тумана появится высокомерный лик преследователя, — места пребывания менялись каждые несколько секунд. Хризальтера уже успела провалиться в ледяную реку, спугнуть в чаще косулю и постоять на поросшей багровым мхом скале. С каждой новой телепортацией тревога на её лице всё больше вытеснялась ухмылкой: паук не тот, кто ловко скачет по серебряным нитям, а тот, кто прядёт паутину. Леонардо придётся изрядно постараться: уже скоро весь мир, подобно язвам чумного, покроют рубцы теневой магии. Несколько тысяч перемещений — вопрос одного дня. Потом же, скрывшись под вуалью запутанных следов, можно будет спокойно продолжить начатое.

Места появлений выбирались случайно. Иногда перед глазами вздымались горы, как снежные, так и укрытые плащом из зелёных крон. Случалось, разверзались гигантские пропасти, на краю которых угрожающе свистел ветер. А бывало, раскидывались леса. Разные. То хвойные непролазные чащобы, то солнечные мангры с разлапистыми деревьями и свисавшими всюду лианами. Потом же их сбривали луга, равнины и пустыни, что зачастую простирались до самого горизонта. Но порой Хризальтере доводилось очутиться на шумной площади или оживлённой улице. Там знавшая свыше двух тысяч языков демонесса ехидно наблюдала, как при виде её старухи в ужасе взывали к богам. Как, напоминая трусливую стаю дворняг, с визгами разбегались молодые особы. Как, подавившись ругательствами, пятились суровые верзилы. А какой-то мальчуган, только вышедший из дома со связкой замков, и вовсе грохнулся в обморок.

Мимолётная встреча с суккубом накладывала вечный отпечаток на взбудораженные умы, что несказанно радовало Хризальтеру.

А пока миром постепенно овладевало сумасшествие, на севере оно давно стало обыденностью, жестокой и неизлечимой, словно ползущее вместе со зверьём бешенство.

Охотников клана «Гальдгорен» было сложно спутать с кем-либо ещё. Плотные одежды из шкур, снаружи укреплённые костяной бронёй, смотрелись жутко. В сочетании со шлемами из кабаньих черепов, варвары напоминали оживших скелетов, внутри которых темнела полусгнившая требуха. А чего стоили длинные когти из рёбер, которые крепились по три-четыре штуки на каждый наруч. Воины затачивали их до остроты мечей, отчего самый невзрачный удар мог посоперничать со взмахом медвежьей лапы. Попади такой по лицу — кожа повиснет лоскутами, а по глубокой ране кисельным ручьём потечёт распоротый глаз. Обезумевшую от боли жертву останется лишь добить…

Но сегодня вышедшие на охоту каннибалы не планировали умертвлять добычу. На носу было ежегодное торжество, праздник Плоти и Крови, где даже трёхлетнему ребёнку дозволялось попробовать на вкус убийство: разворотить горло жертвы костяным ножом. Потому требовались живые пленники. Бодрые и незамученные, дабы в полной мере ублажить Духов предсмертным страхом и наполнить кубки из людских черепов свежей кровью.

В то время, как мальчишки весело кидались внутренностями, у взрослых особым умением считалось отведать мозгов жертвы, пока та находится в сознании. Пробивать голову следовало быстро и с ювелирной точностью, а отщипывать кусочек, не зная жадности. Иначе умирающий станет погибшим, испортив всё развлечение.

Предвкушая славное пиршество, шестеро охотников неслись на одиночных упряжках по лесистому склону. Одни небольшие сани — один олень. Такой расклад позволял набирать скорость без потери манёвренности. Лавируя между сосновыми стволами, как бегущая стая волков, воины то разъезжались, то снова ехали кучно. Сегодняшний маршрут пролегал глубже обычного. Они планировали сделать петлю вокруг Нестынущего Ручья в надежде наткнуться на какого-нибудь зверолова, а в случае неудачи наведаться в Ух-Нод, где тоже частенько останавливались путники. Даже если там целый клан, утащить зазевавшегося на морозе зассанца, зачастую в хлам пьяного, проблемы не составит. А может, и парочку. В идеале каждый должен вернуться не с пустыми санями. Ведь отряду, что притащит больше всего добычи, полагались самые лакомые куски.

Удача улыбнулась совсем неожиданно. Далеко, в просветах между деревьями, кто-то ковылял. Странник. Судя по белой гриве на бурой спине, уже в годах — поймать вшестером, как два пальца обсосать. Переглянувшись, каннибалы направили оленей к цели, на ходу доставая боласы. Сцепленные верёвками камни обездвижат путника ещё до того, как он успеет осознать выпавшую на его долю честь: стать одним из живых блюд на празднике Плоти и Крови.

Эрминия проснулась в холодном поту, и лишь выработанный за годы странствий навык не позволил ей вскочить в незнакомой после сна обстановке. Северянка медленно поводила глазами — в обрамлённом капюшоном обзоре всё так же бежали олени. Впервые она была рада видеть Грондэнарк. Ни он, ни все драугры и хельграсы, вместе взятые, не могли сравниться с тем, что ей привиделось в кошмаре. Столько ужаса не способен вселить даже разъярённый дракон. Как и незавидная судьба безногой, никому не нужной калеки, не способной защитить себя ни от обрюзглого насильника, ни от жестокой детворы. Но уж лучше испытать гнев дракона или лишиться конечностей, чем во власти немого паралича держать на руках новорождённого. Своего сына. С которым нужно что-то делать. То ли накормить, то ли бросить в колодец…

— Проснулась? — Рэксволд увидел, как Эрминия трёт лицо заснеженными перчатками. — Вовремя. Я как раз хотел тебя будить.

— Где мы? — осматриваясь, та чуть одёрнула капюшон.

— Ну, так это твоё… расхлябье.

— Разлядье, — поправил Джон. Одной рукой он управлял оленями, другой — осторожно гладил сидевшего на коленях у Лайлы мефита, что завернулся в крылья, словно в плащ.

— Да какая разница? — отмахнулся ассасин. — Гору объехали. Вот равнина началась. Куда дальше?

— Туда, — Эрминия указала на зеленевший среди снегов пятачок леса. — Вокруг него и будем искать.

Вскоре сани остановились у одной большой опушки: язык не поворачивался назвать бором заросли шириной в полсотни метров.

— Подождите выходить… — Лайла посмотрела на остальных. — Правильно ли я понимаю? Нам нужны промёрзлые корни. Они находятся в земле. Получается, я могу растопить снег без риска что-либо подкоптить?

— Ну, в принципе, да… — прикинула Эрминия.

— Тогда… — вампирша выбралась из упряжки, — сделайте круг, чтобы не мешаться и не пугать животных. Боюсь, столько огня они ещё не видели. Зато к вашему возвращению здесь будет голая земля, — она посмотрела на запорхавшего рядом мефита и жестом разрешила ему сесть на плечо.

— Мешаемся мы ей, видите ли… — Рэксволд отобрал вожжи у следопыта. — Мы ещё подумаем, возвращаться ли за тобой.

— Подумай-подумай… хочешь ли ты обучаться магии, — подмигнула Лайла.

— Ишь… Хитрая какая. Ладно. Вернёмся. Но только посмей потом сказать, что я рылом не вышел для поколдушек. Возьму прут и высеку. Никакой Джон не спасёт.

— Я вообще-то здесь… — робко подал голос следопыт.

— Вот и наматывай на ус, — усмехнулся Рэксволд и хлестнул оленей вожжами. — Не то тоже выхватишь… — тихую фразу изрешетила заскрипевшая упряжка.

— Что ж, Скарги… — Лайла провожала взглядом отдалявшиеся сани. — Я, конечно, не Дельвинус, но кое-что умею…

Вампирша прикрыла глаза и сосредоточилась — перчатки наполнило тепло оживших рун. Немного погодя от сомкнутых сапог во все стороны стала расползаться огненная лужа. Она лавовой волной подминала снег и росла, пока не превратилась в пламенный диск, который вполне мог занять торговую площадь небольшого городка. Такая громадная проекция вытягивала силы со скоростью тройки королевских скакунов, застоявшихся в стойле и желавших обогнать ветер. Неудивительно, что через полминуты Лайла ощутила слабость. Однако совсем ненадолго. Нутро вдруг заполнило невероятное чувство лёгкости, будто толкаемый в гору валун внезапно обернулся ворохом перьев: без какой-либо команды Скарги решил помочь заклинательнице, дополнив её энергетический поток своим. Это было неожиданно и приятно. Как правило, фамильяры оказывали поддержку лишь своим хозяевам. Оттого жест доброй воли — явственное выражение доверия и дружелюбности. Значит, Скарги не держал обиды за недавнее недоразумение с горячим приёмом — на щеках снова проступил румянец стыда: ну как можно было спутать горгулью и мефита⁈ От посторонних мыслей огненная проекция замерцала, будто пламя свечи, терзаемое оконным сквозняком, — Лайла пообещала себе больше не отвлекаться.

Вскоре посреди снега блестело круглое озерцо глубиной по колено. Сквозь кристально чистую воду просматривалось земляное дно, полное жухлой травы и сгнивших стеблей. Последние, вероятно, и есть та самая харага. Ютясь на снежном островке, вампирша собралась довести дело до конца, осушить водоём: мочить меховые сапоги глупо, а в такой мороз и опасно для здоровья. Первой мыслью было вычерпать воду твёрдым пламенем. Однако к чему такие сложности? Ведь не песок же это, в конце концов. Проще и разумнее испарить.

Так негаснущий огненный диск, во всю площадь озерца, коснулся зеркальной глади и с шипением достиг дна — взор забелило безразмерное облако, какое не встретишь даже в долине гейзеров. Когда пар развеялся, вокруг простиралось лишь сырое дно с небольшими лужами в редких углублениях. Получилось! Можно беспрепятственно копаться в поисках корневищ, пока земля не покроется ледяной коркой. Впрочем, и на неё найдётся управа в виде огненного ковра. Магия вновь победила рутину. И не абстрактная магия, а созданная собственными руками. Чем не повод для гордости?

— Спасибо за помощь, Скарги, — погладила мефита Лайла, и тот от удовольствия заскрежетал коготочками по плечу. — Одна бы я не справилась. По крайней мере, точно бы не уложилась вовремя, — она повернулась к краю опушки, из-за которой вот-вот должны были показаться олени.

Интересно, удивятся ли Джон с Рэксволдом? С Эрминией-то всё понятно: выжги полкоролевства и, возможно, на её лице мелькнёт тусклый отпечаток изумления. Воинов же радиус заклинания должен впечатлить. Сказать по правде, вампирша не планировала ставить рекорды, да увлеклась плетением чар, но, что намного важнее, проверила теорию с осушением мелких водоёмов. Эксперимент увенчался успехом — это бесспорное достижение.

Однако ни через минуту, ни через пять упряжка не появилась — триумфальный настрой сменился раздумьями. Что-то случилось. По всей видимости, дорвавшийся до вожжей Рэксволд решил полихачить и теперь перевёрнутые, а то и сломанные, сани лежат в сугробе. Или же не стоит себя накручивать и сейчас из-за деревьев покажутся ретивые олени? На крайний случай — Джон, который устало махнёт рукой, чтобы шла к разбитой повозке и израненным животным? Ни-ко-го. Не хотелось думать о встрече с агрессивным существом, но скверные мысли обгоняли друг друга. Довольно ожиданий. Нужно брать ситуацию в свои руки. Как минимум идти навстречу. Прохрустев сапогами по заиндевевшей земле, хмурая Лайла направилась к заснеженному бору.

Чувствуя смену её настроения, сидевший на плече мефит предпочёл стать невидимым. Он всегда так делал, когда Дельвинус начинал ругаться: ведь однажды, за старательные попытки успокоить хозяина, тот запустил в него книгой. Оскорблённый Скарги три дня жил за шкафом. Люди странные. А если сдвигают надглазную шерсть — непредсказуемые.

Борясь с глубоким снегом и тревогой на душе, Лайла наконец обогнула бор. За ним никого не оказалось. Лишь пугающее изобилие следов от одних больших саней и множества малых, что лучами тянулись к распаханной ногами белизне и единым потоком устремлялись вдаль. Под грузом неимоверного потрясения вампирша безвольно осела, а с задрожавших губ сорвалось одно-единственное слово:

— Простите…