Распродажа – это слово служит магнитом для любой женщины. Оно заставляет забыть о времени, материальных проблемах и прочих неурядицах. Волшебным образом переносит в мир вожделенных покупок. Особенно, если распродажи случаются в брендовых магазинах, цены в которых так и норовят побольнее куснуть гордость, заставить пройти мимо витрины и напомнить, что нищебродию, вроде меня, тут даже пыль не светит вытирать.
Но я, Аделаида Марковна Злобина, плевать хотела на условности. В свои тридцать с хвостиком… ну, ладно, хвостищем с пригородную электричку, научилась разбираться в людях. Особенно в молодых студентках, что косяками проходили через пост дежурной вахтерши женского общежития. Большинство девчонок, что неприступными фифами вышагивали по натертому до блеска полу бутиков на высоченных каблуках, в мини-юбочках и беленьких рубашечках прибыли в город нечесаными прыщавыми рохлями. И только к концу первого курса, немного пообтесавшись и вкусив свободной студенческой жизни, приобретали блестящий городской лоск. Впрочем, из общей массы наштукатуренного гламура по-настоящему преображались немногие. В основном те, у кого кроме смазливой внешности еще и ума доставало не скатиться до роли содержанок или клубных «звезд», а пристроиться на хлебное место. Тут и мужа обеспеченного присмотреть можно, и денег заработать, и самой в тепле да при модных вещичках находиться.
Одна из таких умниц и скромниц, Рита Морозова из триста семьдесят седьмой комнаты, шепнула по секрету, что в преддверии Нового года ожидается в их магазинчике, одном из дорогих в городе, грандиозная скидка. На самом деле распродавали прошлогоднюю коллекцию, чтобы освободить место новым моделям. Но не в этом суть. Стояла на витрине одна вещь, что неизменно притягивала мое внимание, заставляла «сворачивать» шею, когда случайно проходила мимо или заедала плохое настроение в пиццерии напротив. Это умопомрачительно дорогая сумка Prada. Оливкового цвета, сделанная из натуральной кожи, украшенная тисненой эмблемой именитого дома и золотистыми металлическими вставками. Строгая, стильная, модная и так поразительно подходящая под мои глаза. Неудивительно, что я сразу запала на это совершенство. Вкус к дорогим и практичным вещам мама привила еще с детства. От папы же досталась расчетливость, напористый характер и непокорная грива морковно-рыжих волос. С детства ненавидела этот цвет, поэтому регулярно закупалась лореалевским «Морозным каштаном» и нещадно закрашивала отросшие рыжие корни.
Сегодня, чтобы соответствовать новому образу, приоделась в лучший костюм-двойку. И даже, чего отродясь за мной не водилась в такое время года, надела капроновые колготки вместо тепленьких и родных рейтузов. Сапожки в тон моему будущему новому приобретению, и модную лисью шубку. На норковую, понятное дело, еще не заработала.
Вечер у меня также был запланирован неординарный. Впервые за несколько лет, согласилась пойти на свидание. И то лишь потому, что похвасталась перед подругами, что с личной жизнью у меня все в порядке. Петр Кузьмич, комендант, заведующий хозяйством общежития, мужчиной был не слишком видным. Но должность, особое положение, которое занимал среди студентов и что там, преподавателей, подняли его важность до небес. Мнил он себя царем и богом, хотя максимум на что тянул, плешивого орангутанга. Непомерно высокий, с длинными ручищами и пивным животиком. С вечно сальными волосами и такой же улыбочкой, стоило завидеть любое существо женского пола. Не знаю, чем привлекла его моя скромная персона, когда ушлые студентки готовы были расщедриться на повышенное внимание, лишь бы закрывал глаза на их вольности, но Петр Кузьмич систематически преподносил презенты, сопровождая это дело лобызанием моей бедной ладошки. Регулярно же звал на прогулки под луной или приглашал в скромное обиталище холостяка. Если бы не знала, сколько народу уже прошло через эту обитель, может, и поверила льстивым речам да заискивающему взгляду.
В последний раз такое представление Петр Кузьмич устроил на виду у Ирены Павловны и Анфисы Гавриловны, моих злейших подруг и первейших сплетниц. Сами-то они уже были почтенными матронами при мужьях и детях. Тогда как я по-прежнему одна обреталась в собственной двушке в трех шагах от родного общежития. Замужем побывать успела не раз, равно, как и развестись. А вот с детками не получилось. Поначалу даже радовалась этому, так как не довелось безотцовщину воспитывать, а сейчас уже и хотела бы, да пойди отыщи нормального мужика! Тот же комендант и намекал, что не прочь завести детишек-то. Но я как гляну на его залысины, да лицо, своим выражением напоминавшее контуженого хорька, представлю, что и ребеночек его копией уродится, так все желания на корню вянут.
Эх! Если бы такого, чтобы косая сажень в плечах! Не шибко красивого. Уведут еще! А чтоб на мужика был похож. И работы не боялся, и постоять за себя мог, и смотрел так, чтоб душа в пятки уходила. И любил, конечно. Не задумываясь, на край света пошла бы. Ух, он бы горюшка не знал! Хозяйка из меня, чего греха таить, отличная. Если уж приготовлю, так стол ломится. А за порядком по долгу службы привыкла следить, и построить кого хошь могу. Недаром меня Ядой Марковной за глаза кличут.
С широкой улыбкой, предвкушая вожделенную покупку, вошла я в сверкающий чистотой зал бутика. Перед праздником в пустынном обычно магазине, толпился народ. Дамочки восторженно вздыхали или, наоборот, возмущенно охали, завидев здешние цены. Были и такие, что смотрели на остальных свысока, небрежно указывали пальчиком на желанную сумочку, и продавщица тут же несла ее на кассу. Моя прелесть находилась в отдельной витрине, и я уже была в двух шагах от мечты, как вдруг какая-то фифа выхватила сумку прямо из-под носа.
Ага, размечталась! Реакция у меня, что надо. Я цепко схватилась за край сумки и дернула на себя. Вырвать не получилось, дамочка как пиявка прицепилась с другой стороны, потому и дернулась вперед, чуть не слетев с высоченных каблуков.
Борьба между нами шла молчаливая. Стиснув пухлые губы, блонди дергала вожделенную вещичку к себе. Вот только и я впилась бульдожьей хваткой.
Не отдам! Я о ней полгода грезила, деньги копила, скидку эту ждала. И чтобы вот так? Из-под носа? Ну, уж нет.
– Я первая ее увидела, – пискнула, наконец, фифа.
– Еще чего! – рыкнула, не прекращая попытки стряхнуть со своей покупки наглую липучку, – я специально за этой сумкой пришла. Вон, и девочки подтвердят, что откладывала. Так что, брысь отсюда.
– Нет! – заупрямилась нахалка, – сумка стояла на витрине, значит, любой покупатель мог ее приобрести.
– Я и приобретаю, не мешай! – дернула с такой силой, что блонди не удержалась на ногах и полетела вперед, опрокидывая меня же на стеклянную подставку.
А падать ой как не хотелось, вот и хваталась свободной рукой за что придется. Очень некстати это оказалась злосчастная витрина и зеркало с подсветкой. Рухнули мы с оглушительным звоном. В глазах аж мушки разноцветные заплясали, когда крепко головой приложилась. Ушибленный копчик противно хрустнул. Или не он, не поняла даже. Потому что от истошного визга девицы заложило уши. Мало того, что эта немощь костлявая разлеглась на мне как на диване, так и орала, будто резаная. Рвалась неизвестно куда.
– Ага, сумку-то выпусти, и беги, куда надобно, – подсказала лучший выход.
Хотя отпускать блондинку сейчас нежелательно. За разбитые витрины одной отвечать придется. Накладно это. Потому, как только сообразила, что зря дала такую подсказку, сама уцепилась за тощую воблу, как пиявка. А она продолжала верещать и рваться. Когда додумалась проверить, чего так испугалась блонди, и посмотрела в ту же сторону, стало поздно. Громадный светильник, ослепляя неоновыми лампами, рухнул прямо на наши головы.
Таких искр из глаз еще никогда не сыпало! И трясло почище, чем в пригородной маршрутке, и в голове шумело, и визг этот противный в ушах.
Боже! Если я сейчас умираю, – промелькнуло в голове, – то это самая нелепая смерть. Поумней ничего нельзя было придумать? Больно и обидно. И не за то, что умру. А за то, что так и не узнаю, кто из нас двоих победил?
Ужаснувшись, какой бред лезет в голову в такие мгновения, закрыла глаза и позволила темноте поглотить сознание. Напоследок мелькнула едкая мыслишка: хоть бы мужика там нормального встретить, поди смерть лучших забирает, и выбрать из чего непременно будет.