«Дорогой Д., должна признаться, сегодня ты вызвал мое искреннее восхищение. Генри неисправим и никогда не откажется от соперничества. Правду говорят, боевые маги навсегда остаются мальчишками. Да, он снова подтрунивал над тобой, но, поверь, не со зла. Перед сном мы обсуждали случившееся. Поклянись, что сохранишь это в тайне!

Генри, да-да, наш несносный забияка Генри согласился, что смелости тебе не занимать. Прежде мне не приходилось видеть никого, кто решился бы возразить его «смертоносному квартету».

Я несколько раз перечитала последнее предложение. Показалось? Нет! Так и написано — «смертоносный квартет». Что бы это значило? Признаюсь, я как-то не задумывалась об увлечениях лорда Блэквуда. Как он коротает свободное время? Наверняка занимается чем-то очень мужским вроде охоты. Память услужливо оживила картинку, которую я так усердно старалась забыть. Залитый солнцем дворик, внизу он, черный охотничий камзол удачно облегает широкоплечую фигуру, на лице насмешливая улыбка, а я в одной сорочке торчу на подоконнике и изучаю трещинки на стене…

«…принял вас за нереду», — голос лорда Блэквуда снова звучал у меня в ушах. Пришлось зажмуриться и хорошенько потрясти головой.

Упрекнув себя за привычку возвращаться в прошлое, чтобы по сотому разу переживать неловкие моменты, я вернулась к тексту письма.

При чем здесь квартет? Это слово совсем не вязалось с образом боевого мага. И очень сомнительно, что речь шла о струнном или духовом «оркестре».

Я представила лорда Блэквуда с флейтой в руках. В его крупных ладонях она напоминала бы соломинку. Мысленно заменила ее на скрипку. Результат оставался прежним.

Все музыканты, которых мне доводилось видеть, были худыми и бледными юношами с одухотворенными лицами и печальными глазами. Лорд Блэквуд же являл полную противоположность этому собирательному образу. Высокий и крепкий, с военной выправкой и фигурой, словно вылитой из стали… Загорелое лицо и глаза, наглые, насмешливые. В них не было никакой печали, только холодное бесстрашие и тот особый блеск, выдающий настоящих хозяев жизни.

Вероятно, леди Блэквуд просто шутила насчет какого-то отдельного вокального выступления. Такое могло произойти, например, во время игры в фанты. Голос у лорда, конечно, приятный, но если слуха нет, то немудрено, что пение легко превращается в пыточный инструмент. А если рядом еще три таких же приятеля? Тогда неудивительно, что приставкой к квартету стало слово «смертоносный».

Вдоволь похихикав над собственными фантазиями, я продолжила чтение.

Леди Блэквуд много рассуждала о магии и чародейской элите, мешающей прогрессу. Она, ее супруг и даже «квартет» (видимо, я все же угадала, и это были друзья по жизни и товарищи по неудачному исполнению какого-нибудь романса) сходились в том, что развитие магических технологий и нынешняя система не могут существовать вместе, ибо последняя обречена. С ними не соглашался некий полковник Кроуфорд. Я вспомнила, что уже слышала эту фамилию от Тони.

Точно! Речь шла о соседе и давнем приятеле лорда Блэквуда. Судя по записям, полковник очень категорично возражал против любого прогресса и считал, что магия должна оставаться привилегией людей, в которых течет благородная кровь, ведь только они понимают истинное значение таких понятий, как долг, справедливость и честь.

Кроуфорд не отрицал, что и среди людей «низкого» происхождения встречаются талантливые самородки, способные к магии, но это исключение. По его словам, простой народ — невежествен, глуп и ленив, следовательно, повсеместный доступ к магии непременно станет причиной новой волны хаоса.

Листая страницы дневника, я будто становилась участником этой беседы, горячего спора, в котором лорд Блэквуд переубеждал своего друга, настаивая на неизбежности прогресса.

Нравилось это полковнику или нет, но «глупых невежд» в мире с каждым годом становилось больше, чем «настоящих чародеев». Носители «благородных фамилий» вырождаются, их отпрыски все меньше хотят посвящать себя изучению магических искусств, отдавая предпочтение привольной жизни и возможности платить за нее родительским состоянием.

Особенно мне понравились слова лорда Блэквуда, что понятия о чести вовсе не зависят от происхождения. Он метко выразился на этот счет, заявив, что лично был свидетелем тому, как рожденные благородными родителями младенцы и дети из самых грязных лачуг одинаково пачкают пеленки и ни капельки при этом не заботятся о долге и справедливости.

Судя по записям леди Блэквуд, подобными сравнениями споры заканчивались не единожды. И каждый раз такая откровенная образность страшно выводила из себя беднягу Кроуфорда.

У меня больше не оставалось сомнений, что до трагедии, случившейся с хозяйкой замка, жизнь в Золотых холмах била ключом. Здесь устраивали дружеские посиделки и пышные приемы, пели, танцевали, вели философские беседы обо всем на свете, спорили и ссорились, но каждый раз мирились.

Впрочем, среди заметок попадались порой и очень странные вещи:

«Мне в очередной раз пришлось столкнуться с кучкой состоятельных идиотов, претендующих на звание радетелей за счастье простого народа. Возможно, я все принимаю слишком близко к сердцу. Но никто не сможет переубедить меня, что простейшие артефакты, облегчающие труд, способны сделать жизнь каждого отдельно взятого человека проще и лучше. Да в одном мизинце моего Тони больше благородства, чем во всех этих напыщенных индюках, что называют себя элитой Бринвилля!

Дорогой Д, не могу найти себе места. С одной стороны, я, как и ты, считаюсь избранной от рождения. У нас есть все, о чем остальные могут только мечтать. И мы принимаем это как должное. С другой, ум мой твердит, что не дар, состояние или фамилия делают людей благородными, а честность, смелость и стремление приносить пользу.

Я бесконечно благодарна, милый друг, за тот искренний интерес, проявленный тобой к моим скромным наработкам. Ты поддержал теорию, которую даже мой супруг считает безумной. В последнее время Генри погружен лишь в дела долины да изучение новых артефактов, которые могли бы помочь в войне против хаоситов и их ручных чудовищ.

Увы, я не могу назвать это хоть сколько-нибудь увлекательным. Не хочу создавать вещи, которые повлекут смерть живых существ. Пусть даже врагов. А еще ты был совершенно прав, когда запретил мне называть собственное изобретение «пустяком и глупостью». Однако я все равно не рискну обсуждать с Генри задумку, которую считаю сырой. Какое везение, что у меня есть ты! На днях собираюсь с визитом к вам, в Малиновую заводь. Надеюсь застать и твою сестру. Не терпится увидеть ваши глаза, когда буду рассказывать о результатах новых экспериментов».*цитата из стихотворения Энн Финч -- графини УинчилсиИ, конечно, стоит рассказать о том, кто такой коловертыш и откуда он взялся.А это забавная зверушка из восточнославянского фольклора. Если в европейском частенько помощником ведьмы выступает черная кошка, то в русском это... зайка или нечто очень на зайку похожее. В поверьях Тамбовщины описан фантастический заяц с зобом на шее, который он использует, чтобы воровать для ведьмы молоко и масло.


Я пребывала в смешанных чувствах, когда поняла, что «дорогой Д.», с которым леди Блэквуд так часто делилась мыслями на страницах дневника, это Джефри Инграм. Надо же, какой неравнодушный человек! Удивительное, но приятное открытие: щеголю и дамскому угоднику, в которого влюблена даже Беатрис, не чужды добрые порывы.

Вспоминается общая беда очень красивых женщин, в которых с трудом признают наличие ума. Прежде мне никогда не приходило в голову, что и мужчины могут страдать от подобных предубеждений. Как нехорошо, что и я сама поначалу его испытывала. А ведь лорд Инграм спас меня от того ужасного фаэтона! Вот и леди Блэквуд разглядела в нем и благородную душу, и глубокий ум, и золотое сердце.

Впрочем, мне хватило всего нескольких встреч, чтобы убедиться в этом. Как говорила бабушка: посмотри на отношение мужчины к детям и узнаешь многое, если не все. Джефри всегда был добр и внимателен к Бетти. Малышка могла повиснуть у него на шее, будто лорд Инграм приходился ей старшим братом. И он тоже относился к ней, как к родной. Впрочем, не удивительно, ведь Беатрис выросла у него на глазах. Казалось, Джефри действительно интересовали рассказы девочки, и он охотно играл с ней. Особенную любовь они питали к пряткам.

Иногда мы втроем устраивали чаепития в саду. Будь воля Бетти, ее гость и гувернантка только бы и делали, что догоняли друг друга или, на худой конец, коротали время за партией в «шишки». Однако ни я, ни лорд Инграм не обладали необходимым количеством энергии для бесконечных игр. Пока воспитанница уплетала лимонное безе, которым каждый раз баловала гостя миссис Смитти, мы с Джефри обсуждали статьи из «Артефакторики сегодня». Признаюсь, его знания в некоторых областях впечатляли. И тем любопытней был выбор книг, которые он приносил мне из Малиновой заводи.

К счастью, недостатка в чтении у меня больше не было. Свою роль в этом сыграло предложением лорда Блэквуда пользоваться библиотекой замка. Первое время, сталкиваясь с ним там, я терялась и норовила уйти, чтобы не мешать хозяину заниматься своими делами.

— Бросьте, — настаивал он всякий раз, — как можно спокойно продолжать, зная, что из-за этого вы лишаетесь удовольствия побыть в обществе своих лучших друзей?

В шутливом намеке на книги не было ни капельки язвительности. Наоборот, мне нравилось такое сравнение. И я с радостью оставалась. Тихонечко выбирала тот или иной томик и устраивалась с ним в мягком кресле.

Лорд Блэквуд обладал невероятной способностью полностью отдаваться работе и действительно забывал о моем присутствии. Так и проходили наши вечера. Он составлял бумаги, время от времени играя в воздухе пером, читал письма и, кажется, мысленно отвечал собеседникам то презрительным хмыканьем, то одобрительным смешком. А я, не желая его отвлекать, сидела как мышка, боясь перевернуть страницу или прикоснуться к чашке с чаем, чтобы случайно не звякнуть блюдцем.

Признаюсь, бывало, наблюдение за Блэквудом увлекало больше, чем сюжет очередной книги. Меня забавляло, как он, принимая решения, щелкал пальцами, и с них сыпались крошечные искорки. Я рассматривала строгий профиль и отмечала, как этот мужчина по-особенному хмурится и потирает шрам над бровью, когда сталкивается с очередным сложным вопросом. Точно эти действия могли помочь поймать за хвост ускользающую мысль. А еще он рассеянно курил. Забывая про ножницы, прикусывал сигару, оттопыривал указательный палец, на котором появлялся огонек, и, словно живой канделябр, застывал так на несколько минут.

Обычно я мужественно терпела запах табака. В малых количествах он казался даже приятным. Но однажды лорд Блэквуд так увлекся, что выкурил несколько сигар подряд. Дым быстро заполнил библиотеку, и мне стало дурно. В глазах потемнело, горло царапал кашель. Однако вместо того, чтобы открыть окно, лорд Блэквуд воспользовался воздушным заклинанием.

И все бы хорошо, только он не рассчитал усилий. Порыв ветра тут же поднял в воздух стопку бумаг со стола, а из моей прически выскочили шпильки. Ситуация вышла настолько нелепой, что я даже не успела испугаться. Лорд Блэквуд был крайне любезен, несколько раз извинился и помог мне найти все заколки, а я ему — собрать документы.

Очень часто мы, разместившись в соседних креслах, просто молча читали. Лорд Блэквуд, погружаясь в книгу, закидывал длинные ноги на пуфик и барабанил пальцами по подлокотнику. Иногда он отвлекался, обдумывая какую-то мысль, и я ловила на себе его взгляд. В такие моменты лорд будто видел и не видел меня одновременно, будто смотрел сквозь. Со временем я даже привыкла к этой его манере и перестала каждый раз глупо смущаться.

В один из вечеров лорд Блэквуд начал подробно расспрашивать меня о ловушке и рунах. Я видела интерес в его глазах, а потому сама не заметила, как села на любимого конька. Закончилось все тем, что мы вместе принялись изучать чертежи новейших охранных артефактов, присланных из Королевской Академии магии. Это была очередная разработка кафедры боевых искусств, и лорд Блэквуд устроил мне настоящий экзамен, завалив вопросами, как можно улучшить опытные образцы. Тот вечер, несмотря на споры и обсуждения, пожалуй, стал один из самых приятных за все время, проведенное в Золотых холмах.

Я все чаще ловила себя на мысли, что сильно ошибалась насчет лорда Блэквуда. Да, у него, безусловно, грубоватые манеры и с непривычки любая беседа с ним может выглядеть, как допрос. Но если отбросить все эти мелкие недостатки, то становится ясно, что имеешь дело с человеком очень умным, проницательным, не лишенным чувства юмора и доброты.

Еще одной маленькой победой стало то, что я не принимала больше на свой счет его строгий тон и перестала опасаться «хмурых взглядов». Было неловко признавать, что в этом мне помогли дневники покойной хозяйки Холмов. Так, я узнала, что лорд Блэквуд не любит казаться некомпетентным и с трудом признает собственные ошибки. Похоже, эту привычку он приобрел после того, как начал преподавать в академии. Удивительно, но каким бы злым и насупленным ни казался лорд Блэквуд, он всегда руководствовался понятиями разума, чести и справедливости. Понимание этого очень упростило наше общение, и у меня появилась надежда, что со временем я окончательно перестану нервничать в его присутствии.

Мне нравилось, когда он пускался в рассказы о странах, которые видел, варварских обычаях хаоситов, их заклинаниях и зельях, сделанных якобы из тролльего молока и нетопыриной крови. Конечно, это больше было похоже на страшные сказки, хотя лорд Блэквуд продолжал уверять, что и тролли, и нетопыри в пустошах есть, пусть он и не видел живьем ни тех ни других.

В какой-то момент я поняла, что чувствую себя в Золотых холмах, как дома. Было здесь нечто такое, одновременно напоминающее и веселые дни детства в Лисьем камне, и покой, царивший в бабушкином особняке. Пусть я оказалась здесь по воле судьбы, рассчитывая лишь заработать свободу выбора, но этот замок и люди стали мне по-настоящему дороги.

Конец первой частиЧИТАТЬ ТОМ 2🌸СТРАНИЧКА АВТОРА🌸


Загрузка...