Проснулась Таня от чудесного запаха свежей выпечки. Ее ноздрей касался тонкий яблочный аромат с ноткой корицы. Бабушка шарлотку затеяла поутру. Красота-а…
Таня блаженно потянулась и открыла глаза. Солнце уже успело подняться над горизонтом и ставни едва сдерживали его буйный напор.
“Ну я разоспалась, – Таня блаженно потянулась еще разок. Ничего, я в отпуске. Мне положено. Пусть теперь Людочка отдувается. А я вот сейчас шарлотки наверну. Уж больно хорошо бабуля ее печет.” – Таня улыбнулась и вскочила с постели.
Пол был деревянный и теплый. Не ее скользкий холодный ламинат.
– Да что же со мной происходит? – растерянно прошептала девушка и несколько раз топнула по полу. Толстая коса опять упала ей на высокую грудь. Таня сразу вспомнила свое ночное пробуждение. И то, как сильно кружилась голова. Ноги задрожали и девушка опять приземлилась на постель. Точнее, на лавку, ее заменяющую.
– Бабуля… – едва шевелила помертвевшими губами Таня.
Бабули тут быть никак не могло. Ведь она ушла десять лет назад, двенадцать уже.
– Так… У меня точно галлюцинации. Обонятельные так точно, – наконец постановила Таня. Шарлоткой пахло невыносимо вкусно. До такой степени, что Таня решилась плюнуть на все галлюцинации и пошла прямой наводкой на запах.
Да далеко не ушла. Как она не хотела открывать глаза, а пришлось, когда ударилась лбом о тяжелую дверь. Но и тогда Таня только приоткрыла один глаз. А потом распахнула оба и уставилась на отражение в зеркале.
Да-да.
Воткнулась Таня головой вовсе не в дверь, а в зеркало.
Старинное, заключенное в покрытую патиной раму. Серебряная поверхность зеркала замерцала на мгновенье и замерла.
А в зеркале отразилась высокая, фигуристая блондинка с синими глазами и толстенной, в руку, косой через плечо.
В прозрачной, в оборочках, длинной ночнушке. Фигуристая блондинка дико выкатила глаза, потом зажмурилась и схватилась за сердце.
Таня с ужасом, отстраненно наблюдала. Нет, она почувствовала руки у себя на груди. Это были те самые руки, которыми она откидывала косу ночью.
– И вас вылечим, – грудным голосом, так не похожим на собственный, выдала Таня народный афоризм и опять закрыла глаза.
Запах же шарлотки звал идти дальше. Более того, судя по появившемся карамельным ноткам, шарлотку нужно было срочно спасать.
Таня вздохнула и оторвалась наконец от зеркала. В конце концов, ну что тут такого особенного? Народ вон, пишут, бывает грибы курят и такой результат получают, мама не горюй. А Таня вот только одну пироженку съела, а результат и того чище. Ведь ощущала она себя самой настоящей собой, Татьяной Петровной Лисицыной. Тридцати пяти лет от роду, разведенной брюнеткой с короткой стрижкой под мальчика. Менеджером по продажам компании “Все виды крепежа и инструмент”.
Конечно, это все очень и очень странно. Внутри она была собой, а снаружи неизвестной особой лет на десять младше. Будто какой-то шутник взял и поместил ее, Таню, в тело молодой девушки. Явной красавицы. И еще одел в странные, прямо средневековые одежды.
Панталоны! Вы только подумайте…
Таня критически оглядела тело, в которое ее занесла нелегкая, и пошатнулась. Занесла нелегкая, попала… Слова-то обычные, но… Выходит, не врали книжки-то. Мамочки-и. Таня была заядлой любительницей фэнтези, а про попаданок читать просто обожала. Еще бы. Вот поработай-ка десять лет в одной компании, торгующей всякими сверлами, шурупами и иже с ними, взвоешь с тоски. Да когда еще кругом одни мужики почти. Не считая секретарши Павы Леонтьевны, конечно. Но Паве лет уж под шестьдесят, не меньше.
Тут Таня охнула и осела прямо у зеркала. Запах шарлотки становился все карамельнее и грозил с минуты на минуту перейти к суровым горелым нотам.
– Пава-а… – простонала протяжно Таня. – Это она, точно. Ну же, старая перечница. А я ведь не верила, до конца не верила. Думала, розыгрыш.
Перед глазами девушки пронеслись воспоминания.
“Ты точно этого хочешь, Танечка? – с сомнением, но очень серьезно спросила Пава Леонтьевна. Она смотрела на Таню своими странно блестящими с прозеленью глазами и выглядела в этот момент не на свои шестьдесят с копейками, а лет на сорок, не больше.
“А кто бы не захотел, Пава Леонтьевна? – услышала Таня свой голос. Оказаться в другом мире, послать к чертовой матери все эти метизы и инструменты… Заняться чем-то, куда больше подходящим для женщины. Я, между прочим, в свое время очень любила готовить. Особенно печь, – улыбнулась тогда Таня. И получалось. Бабуля вот хвалила.
“Ну, что же, – задумчиво сказала Пава Леонтьевна и, будто с кем-то советуясь, замолчала на мгновенье. Будь по твоему, Танечка. Говоришь, готовить очень любила? – Пава усмехнулась, а глаза ее при этом сверкнули как падающие звезды, – тогда позволь тебя угостить, – и она протянула Тане маленькую коробочку.
– Только чур, сьешь одна. И лучше, если ночью, – добавила Пава. Глядишь, твое желание и исполнится.”
А Таня, вот дура-то, ведь взяла коробочку. И съела. Так вот откуда взялось то маленькое, совсем одинокое пирожное. Легонькое совсем.
Почему бы и не съесть его, последнее перед диетой, которая начиналась как раз с понедельника.
А ведь не верила Таня, не верила слухам-то. Еще Вера Сергеевна, уборщица, шепталась со сменщицей, Катериной-то. Ну да. Что-то про Паву Леонтьевну. Мол, не зря она столько лет сидит в секретарях. Ведьмой пару раз обозвали в горячах. Таня только отмахивалась на посмеивалась.
Вот и досмеялась.
И как только эта последняя мысль поднялась из глубины, Тане сразу полегчало. Ведь объяснения так разгружают. Понятно, что мало что понятно, но хоть ясно, кто виноват. А вот насчет того, что делать… Похоже, Тане надо идти спасать шарлотку.