Я сидела за столиком в первом попавшемся баре и вспоминала недавние события.
Казалось, что это было сегодня. Я думала, что меня уже ничто не сможет удивить, когда меня нашел Он…
Несколько невыносимых дней почти в сомнамбулическом состоянии я провела в соборе. Обыскав служебные помещения, я обнаружила чьи-то вещи, среди которых были пирожки. Видимо, служащие покидали здание в спешке и, на мое счастье, пообедать не успели.
Я бродила внизу, равнодушно разглядывая расписные сводчатые потолки, когда появился Он.
Не утруждая себя стуком в дверь, он просто снес ее с петель. И зашел, спокойно, по-хозяйски, оглядывая помещение и меня. Его шаги гулко отражались от стен.
— Ну, здравствуй, доченька.
Я вздрогнула, узнав его по своему странному сну, но мгновенно вернула самообладание.
— Здравствуй, папочка… — Как он меня нашел? Узы крови, наверное. Я нервно хихикнула. — Не скажу, что рада тебя видеть. Я думала, ты умер… не своей смертью.
Виктор закатил глаза.
— Глупые серебряные. Решили, что я не настолько опасен, и всего лишь заточили меня за стену. Они не представляли, каких размахов я достиг в своих исследованиях. К тому же, я оставил в наследство Совету Красных кристалл и медальон, но, как видишь, справился сам. Я за стеной создал другой накопитель силы.
Значит, за мной зря гонялись?
— Меня мучит вопрос: почему я родилась? Зачем тебе это нужно было?
Вампир задумчиво пожевал губы.
— Это был очередной эксперимент, — он скривился, — очевидно, неудачный. Ты оказалась никчемной, даже как хранительница медальона. А ведь мои подчиненные потратили на тебя столько сил. Пасли, следили. Им даже пришлось устранить твою мать.
Я побледнела.
— Не может быть…
Он недовольно посмотрел на меня.
— А что ты хотела? Это была вынужденная мера. Твоя мать была гордой и независимой девочкой, считавшей, что сумеет противостоять нам. Она не позволила бы контролировать тебя и собиралась рассказать тебе правду… Но все было напрасно. Твоя кровь оказала нам медвежью услугу.
Он прошелся передо мной, застывшей, словно статуя, заложив руки за спину.
— Жаль, но придется тебя убить. Я возьму твою силу — хоть какой-то будет от тебя прок.
После этих слов пелена горя спала с меня, и я просто озверела. Вампир был силен, очень силен, но и меня ярость наполняла необходимой силой.
Мы методично громили памятник архитектуры. Пока я не уступала ему, но чувствовала, что смогу лишь уйти, победить мне его не под силу. Руководствуясь этим, я со всей силой зашвырнула Виктора в соседний зал и стала заваливать дверь громоздкими предметами. Дверь сотрясалась, гора перед ней вздрагивала.
— Ты сама придешь ко мне! — взревел вампир. — Твоя кровь приведет тебя к кристаллу!
Я выскочила на улицу и побежала, не разбирая дороги.
Если он меня нашел сейчас, то ему не составит труда сделать это снова.
Мне очень хотелось найти Барского. Почему-то казалось, что он мне поможет. Теперь я бы точно направила свою силу на борьбу с вампирами. Я с огромным удовольствием стала бы помогать уничтожать их. Особенно Виктора. Ненавижу.
Я долго плутала по городу, с удивлением осознав, что в нем царит относительное спокойствие. Трупы с улиц исчезли. Люди продолжали работать. Только теперь они подчинялись вампирам! Это они наводили порядок, командуя людьми.
Пару раз я видела, как вампиры открыто насыщались, впрочем, не убивая. Я избегала их, как могла.
Вечером я набрела на этот вполне себе функционирующий бар (пир во время чумы, черт возьми), в котором теперь сидела с обреченным видом.
Такого опустошения я не испытывала с тех пор, как потеряла маму. Вспомнилось то чувство бесконечной тоски, одиночества и обиды на нее, оставившую меня одну.
Теперь я узнала, что ее даже не убили, а УСТРАНИЛИ, как помеху на пути к контролю надо мной. Ненавижу Виктора за то, что он сделал с моей матерью, за то, что сделал с моей жизнью.
Когда я в очередной раз подняла взгляд, передо мной сидел Валентин Барский.
Почему-то я этому не удивилась. Знал бы он, сколько раз за последнее время меня тянуло к нему.
Барский, верно оценив мое состояние, заказал дорогущего коньяка. Мечта, а не мужчина, подумала я с мрачным юмором: молчит, коньяком поит.
Поднаглев, я заказала закуску — пусть раскошеливается за сомнительное удовольствие пить в моей компании.
Дальше мы сидели и тупо надирались.
— Знаешь, Барский, — язык слегка заплетался, — вы мне всю жизнь испоганили. Вот жила я и не знала ни о каких тварях. А сейчас я хочу все забыть! Так что пошли танцевать!
Ну, он и пошел. И как пошел! С какой-то звериной грацией. Своим танцем он заворожил танцпол. А мне было все равно! Я отрывалась так, как может это делать человек в последний день своей жизни. А потом мы снова пили, затем — опять танцевали, кажется, медляк…
Я просыпалась мучительно и медленно. Тяжело переживая последствия неумеренных возлияний. В голове стучало, незнакомый потолок кружился, перед глазами мелькали черные бабочки, а тяжелая рука на животе не помогала установить спокойствие в желудке.
Стоп! Какая рука?
Я подорвалась, одновременно пытаясь удержать, рвущуюся из головы барабанную дробь. Ой, мамочки! На меня с иронией смотрели черные глаза. Не вынеся позора, я рухнула обратно и укрылась с головой простыней.
— Лара, — тронул меня за плечо этот урод, в смысле, красавец-мужчина.
— Отстань, — проныла я, — дай умереть спокойно!
— Я произвел на тебя такое невыносимое впечатление? — насмехался этот… растлитель невинных девушек!
— Ты! — я взвилась и ткнула пальцем в его обнаженную грудь. — Ты не произвел на меня НИКАКОГО впечатления! Я вообще ничего не помню! Ты думаешь, я мечтала пропустить свой первый раз, не заметив и не запомнив?!
Барский подтянул меня к себе:
— Ну, я же не знал, что это в первый раз. К тому же, можно освежить…
— Ты… гад! Ты воспользовался моим невменяемым состоянием! Да я бы никогда… У-у, — я, взревев, вскочила с кровати, испытывая противное саднящее чувство между ног. Похотливое животное! А я-то, как могла? Даже Сереже не дала, любовь к которому лелеяла столько времени.
Плюнув на все, я, как была, прошлепала в ванную, чувствуя скользящий взгляд на обнаженной спине.
Черт! Стыдно-то как! Не перед этим сексуальным маньяком, а перед самой собой. Даже если это был последний день в моей жизни, не стоило проживать его так погано.
Когда я вышла после моциона, меня встретил одетый и подтянутый Барский. И такой… чужой! Ну, не чувствовала я, что провела с этим человеком ночь!
Это даже сном не было. Этого просто не было!
— Я жду тебя внизу! — высокомерно бросил этот чужак и вышел.
Я судорожно натягивала джинсы, попутно разглядывая спальню Барского, в которой никогда раньше не бывала, пока не наткнулась взглядом на пятна крови на простыне…
Я попыталась представить, как это происходило. Целовались ли мы? Ласкал ли он меня? Или просто взял то, что предлагало мое пьяное тело? А предлагало ли?
У меня возникло подозрение, что я отключилась еще в баре. Может, Барский принял сонное несопротивление за согласие? Что-то я не припомню, чтобы когда-либо буйствовала в пьяном состоянии. Никто от меня пьяной ничего еще добиться не мог, поэтому я спокойно напивалась в мужской компании, зная об этой своей особенности.
Я уже натягивала свитер, когда меня вдруг осенило, перебив даже похмельный синдром. Черт! Я ломанулась по знакомой лестнице на первый этаж. В гостиной Барского не наблюдалось, зато из кухни доносились отвратительные для моего состояния запахи.
Барский жарил яичницу. Я с трудом поборола желание зажать нос.
— Пей! — передо мной появился стакан с какой-то жидкостью. Подозрительно взглянув в каменное лицо горе-любовника, я одним махом (как вчера коньяк) опрокинула в себя желто-зеленую жидкость.
— Барский, — просипела я, справедливо полагая, что теперь могу называть его, как угодно, хоть чайником, — а ты хоть… предохранялся?
Ни мало не смутившись, он облокотился на кухонный стол, глядя на меня с непонятным выражением на красивом лице. Я почему-то почувствовала себя маленькой девочкой, еще сильнее переживая вчерашнее недоразумение.
— Что ты знаешь о физиологии вампиров? — вкрадчиво спросил он.
— Ну-у, — глубокомысленно промычала я.
— Ясно. Так вот, вампиры могут управлять своей детородной функцией.
Я ошеломленно молчала, думая о том, какие перспективы передо мной открывала это новость. Стоп! Но я-то вчера была не в состоянии чем-либо управлять.
— Я не тебя имел в виду, — прервал он мои размышления, — ты наполовину человек, и, думаю, подобных способностей у тебя нет.
— И что это значит? Мы не предохранялись?
— Лара, я владею этой способностью.
Я открыла рот.
— Но ты ведь не пьешь кровь!
— Ты тоже, — фыркнул этот разводитель таинственности вокруг своей персоны.
— Так ты тоже помесь вампира и человека? — не очень изящно выразилась я, присев на краешек стула.
— Это ты помесь! — возмутился Барский. — А я сын высшего серебряного вампира и…оборотня.
Я сглотнула, вспомнив ночную встречу с милой собачкой. Все, приплыли! Я порадовалась, что сижу.
— Значит, ты…
— Бессмертный. И, да — у меня есть вторая ипостась, которую ты видела, и, да — я могу контролировать детородную функцию.
— А магия? Ведь серебряные владеют некоторой магией, — уже деловито спрашивала я.
— В некотором роде, — медленно ответил Барский, растягивая слова.
— А… внушение? — Я в упор смотрела на него.
— Если ты спрашиваешь, применил ли я к тебе вчера внушение, то… да! — Этот хам еще и самодовольно улыбался.
— Ублюдок! — Я запустила в него кружку.
— Эй! — Конечно, не попала, но ухмылку с лица стерла.
— Как ты посмел?!
— Знал бы, что ты такая истеричка…
— Ах, ты, гад! — Я решила основательно погромить его кухню, как ни странно, действуя осознанно: ярость, как это часто теперь бывало, не застилала мне глаза. Видимо, ночью вылилась в нечто иное…
Наверное, со стороны смотрелись мы уморительно: я, такая шмакодявка, гоняла по кухне двухметрового полуоборотня, полувампира.
Странно, но он не особенно сопротивлялся. Чувствует свою вину, гад!
Изловчившись, я использовала оружие массового унижения — подножку, а потом оседлала этого недоумка.
— Лара, — прохрипел он, отцепляя мои пальцы от шеи, — прости! Я не удержался. Я ведь тоже выпил. К тому же, ты нуждалась в утешении.
— Спасибо, утешил, — буркнула я, но с груди слезла.
Сев на стул, я заподозрила, что услышу что-нибудь неприятное, поэтому решила опередить:
— Запомни, Барский: так как я ничего не помню, между нами ничего не было. — И, увидев, как блеснули его глаза, добавила: — И я настоятельно не рекомендую тебе пытаться повторить вчерашнюю ошибку.
Стыдно сказать, но я испытала облегчение от того, что не сама прыгнула к нему в постель. А что? И опыт приобрела, и, вроде как, не при чем… Да, и если честно, где-то глубоко в душе (или не очень глубоко), мне польстило, что этот сексуальный мужчина захотел меня настолько, что сначала напоил, а затем — использовал внушение. Значит ли это, что он не настолько уверен в своем природном магнетизме, чтобы просто соблазнить меня? А вдруг ему просто утруждать себя не хотелось, забормотал червячок сомнения? Мда… уж лучше остановиться на первом варианте. Мало мне, что ли, комплексов?
И, вообще, как-то не до чувств мне в последнее время.
Так, обдумав свое странное положение, я деловито уселась за стол, где, пожав плечами, поменяла местами тарелки — Барский-то себе, любимому, наложил больше, — чем вызвала возмущенное восклицание оного.
— Знаешь, — задумчиво сказала я в ответ, — это странное питье не только сняло похмелье, но и аппетит от него разыгрался, да плюс я до этого неделю голодала, — загибала я пальцы, — да еще набегалась вчера, да прибавь к этому ночное потрясе…
— Ладно! Хватит! — сдался Барский, поднимая вверх руки, и я торжественно принялась за яичницу.