«Меченые»

Глава 7

Всякое видел в своей жизни Петрович — а потому не столько прожитые годы, но пережитое в них, отложили на нем свою печать. Его давно называли по отчеству за окладистую бороду, и с обильными седыми прядями на голове — хотя лет то ему было совсем ничего — сорока еще не исполнилось. Постарел резко, после того как получил два года и лишился крыши над головой по принятому госдумой закону «отчуждения», на манер «демократичных стран» Евросоюза, которым нужно было соответствовать. Цель вроде благостная — ограничить домашнее и бытовое насилие над несчастными женщинами в семьях, а вышло так, что под удар «правосудия» попали ни в чем не виноватые мужчины, в большинстве своем безответные, такие как Петрович.

Что такое семья — на сей вопрос законотворчество дало четкий и однозначный ответ, приняв сожительство женщины и мужчины в течение трех лет при совместном проживании и регулярных занятиях сексом. Посему при юридических процедурах такие отношения полностью приравнены к тем семьям, что имели регистрацию в ЗАГСе, с соответствующей ответственностью мужчин согласно принятому закону о семейно-бытовом насилии.

К величайшему своему удивлению, Петрович только на суде понял, что стал он законченным «абъюзером», то есть «насильником», только за то, что не удовлетворял возросшие запросы своей сожительницы. Не давал деньги на шубу и не платил за секс — жуткое насилие над несчастной женщиной с точки зрения судьи, хамоватой и жирной бабы, что вела процесс по ЗСБН. Что такое «газлайтинг» он так и не понял, но судя по всему, что-то совсем страшное и мерзкое. Раз такое имело место, то неизбежно наказание!

Лизкины подруги врали не моргнув глазом — на суде поведали о жутких издевательствах, которые, как он оказывается творил над ней, заставляя удовлетворять свои сексуальные фантазии, о которых Петрович даже не подозревал. Но вид порнофильма, тайно снятого «потерпевшей», который заставили посмотреть в «закрытом показе», где Лизка его сама просила щипать и мять груди, и две справки от врача, в которых был зафиксирован факт наличия синяков, непонятно где и как полученных, решили все дело.

Под стук молотка «судья» объявила приговор — ему было запрещено приближаться к бывшей сожительнице ближе, чем на километр. В ее пользу проведено «отчуждение» его «однушки», доставшейся в наследство — должна же где-то «несчастная и пострадавшая» женщина, не имеющая своего жилья, проживать. И наложили выплату компенсации в двести тысяч рублей, но так как у него таких деньжищ отродясь не было, а получить заем в банке не смог, то получил два года «отсидки» по второму процессу через год, за неуплату алиментов. В местах «пребывания» он увидел множество «страдальцев» от бывших и законных мужей до сожителей. Прорва не заплативших алименты, которые по новому закону обязали выплачивать. Причем назначали приличные суммы в ТДС не только на своих детей, но и на бывших жен — на последних пожизненно, если на момент суда «половинки» не работали.

Стало страшно от услышанных рассказов — победа феминизма привела к жутким последствиям — мужчины стали шарахаться от отношений с женщинами как от чумы, как от ужасного лезвия гильотины. Одни разводы и никаких браков в стране, принявшей десять лет тому назад ЗСБН. Только клинические идиоты свою подпись в ЗАГСе ставили, надеясь, что именно им посчастливилось найти «нитакусеньку».

Творилась жуть по всей стране — в одночасье все мужчины попали в категорию «вечно должных» существ «второго сорта». А он сам превратился в бомжа — то есть «без определенного места жительства», опутанный по рукам и ногам чудовищным долгом, возросшим от процентов. И тут пришло то, что он посчитал поначалу «спасением».

Пришедший от всесильного «князева» подручного адвокат предложил сделку — раз квартира осталась его собственностью формально, то будет сделка — ему помогут осуществить ее продажу и выплатить долг по алиментам и компенсации бывшей «сожительнице». Все просто — ее «трудоустроят», а раз так, то он получит прекрасную возможность не платить навешанные судом пожизненные выплаты, вот только в свою квартиру никогда уже не возвратится. Предложение Петрович принял без раздумий — вторая «отсидка» по долгам, которой постоянно угрожала Лиза, его пугала — он понимал, что попал в пожизненную кабалу как от нее, так от государства.

И все решилось как по маслу — «сожительннцу» соблазнили «щедрым предложением», и она попалась в ловушку. Такой «начет» сделали, что сама в долгах как в шелках осталась, а так как была смазливой, то заставили работать в эскорте, оказывать интим-услуги. Петрович мог злорадствовать — то что можно было проделать с ним, вернулось к ней «бумерангом» со страшной силой — против государства не попрешь, явное оно, или тайное — безжалостный механизм расправы…

Совершенно не злорадствовал, увидев ее на «полигоне» — они оба оказались в пожизненном рабстве, под охраной «гридней», людьми без всяких прав, которых могли убить по прихоти, и убивали — он это видел собственными глазами. И во время «эксперимента» погубили — сам хоронил несчастных, будучи здесь единственным оставшимся в живых работником. Но теперь хоть не били — жил в доме, в тепле, в одной комнате с мальчишкой, которого определили ему помощником. Они двое могли тихо радоваться, что перенеслись в прошлое — в настоящем их не ждало ничего хорошего. А тут кормили без ограничений, одежонку дали, в бане мылись. А в соседней комнатке поселили бывшую, которая была служанкой и «подстилкой» для четырех охранников и двух «техников», хотя последние таковыми не являлись — соглядатаи, приставленные самим «Бесом». А с ней и сухую как жердь, с лошадиной мордой стерву, которую все до «переноса» жутко боялись, но сейчас ее положение кардинально изменилось. Ее изнасиловал Мартын без всякой жалости, а потом и вся его бригада. Так появилась вторая «подстилка», уже морально сломленная и боящаяся боли…

— Прости меня, Коленька, дура была полная, подруг слушала, своим умом не жила, совесть отринула. Вот и наказал меня боженька за алчность мою — работать не хотела, ноготки дороже тебя стали. А тут все осознала и поняла, сколько зла тебе причинила.

Сожительница всхлипнула — прежде ухоженная Лиза тут превратилась в лахудру, изможденную работой. И дальше будет только хуже — тридцатипятилетняя женщина, от тяжкого труда и сверхнормативного секса превратится через пять лет в старуху, на которую никто не посмотрит. Вид бывшей огорчал — жалко стало алчную дуру, которая считала себя самой умной и хитрой. А сейчас они в одной лодке находятся, чтобы счеты между собой сводить — оба тут на «птичьих правах», и в любой момент могут жизни лишится по воле Мартына — жестокость последнего ужасала, и с каждым прожитым днем тот все больше превращался в зверя.

— Что было, то быльем поросло — ты сама себя наказала. Нельзя жить за счет других, а вы все одурели — «женщина должна быть счастливой, а больше ничего не должна», — он припомнил ее слова, которые неслись с телевизора каждый день, и она повторяла их как мантру. Но теперь съежилась, положив на колени натруженные грязные ладони — они с ней сегодня начали колотить грядки. Нужно было высаживать семена — в овощах ведь витамины, а без них цинга и болезни для всех «пришельцев» угрозой будут.

— Нельзя свое счастье за счет несчастья других строить. Ошибка это — а за нее если не хочешь платить, то придется расплачиваться…

— Вот тут ты полностью прав, браток — только для тебя поздновато эта простая мысль дошла. Но все можно исправить, только начать нужно, и закончить, если кого-то нужно «кончить».

Последние слова были произнесены с усмешкой — из-за кустов показались двое. Петрович их узнал сразу — парень, которого считали «экстремистом», и зек, приятеля которого зарезал Мартын. Говорил именно последний, вроде улыбаясь, но глаза его нехорошо поблескивали.

— А скажи мне мил человек, куда гридни всей компашкой спозаранку ушли, до зубов вооруженные? В набег что-ли отправились?!

Когда посреди тайги встают такие горделивые исполины — эта величественная картина производит определенное впечатление. Особенно когда стоишь у подножия, задрав подбородок и видишь над скалой бесконечное синее небо. К чему ему людское горе и печаль, все мимолетно у границ вечности…

Глава 8

— Так значит, Мартын моего кореша просто так порешил, Петрович?! Оттого, что ему заблагорассудилось?! Учтем…

В голосе «Коржа» проявилась едва сдерживаемая ярость, но он себя взял в руки. А вот Сергей почувствовал прилив ненависти — таких тварей в образе человеческом, решающих кому жить, а кому умирать, он на дух не переносил. Был такой один у первого президента, когда капитализм строили — считал, что раз миллионы людей умрут, то ничего страшного не случится — они просто «не вписались в рынок».

— Кто там остался из вооруженных — оба техника и стерва, раз все пять «гридней» ушли к бурятам?

— «Мякишу» ствол дали, но он тряпка — врач хороший, но трус — его свои же и «чморят». А вот бабу эту Мартын изнасиловал, избил хорошо. И ей только кухонный нож доверяет — волком смотрит, — в голосе Петровича прорвалось злорадство — Сергей видел, что простив подругу, он относится к этой женщине с омерзением. Видно были на то веские основания — нехорошая баба, постоянно говорила, что всех мужиков нужно кастрировать.

— Только «Фаберже» с автоматом ходит, и он опасен. Недавно выяснилось, что «бесенок» он. А «мякиш» с карабином — у него к СКС только одна обойма, больше не дали — десять патронов всего.

— Ты в оружии разбираешься?

— Срочную служил — в мотострелковой бригаде снайпером. Не думаю, что забыл, как из СВД стрелять. Мартын совсем свихнулся от злобы — бешеную собаку убивать нужно, иначе всем пропадать. Он и его прихвостни никому не дадут жить — нельзя людей за скот считать.

— Ты прав, Петрович, — зек похлопал бородатого мужика по плечу. — У них никаких понятий нет, живут не по совести — «беспредел» устроили! Надо оружие у «мякиша» отобрать как-то, а затем «яйцеголового» как-то обезоружить — не хотелось бы кровь попусту лить.

— Сама врача в баньку заманю, он давно на меня глазами замасленными смотрит. А ты его там обухом стукнешь, — женщина непонятно почему покраснела и посмотрела на Петровича. А после того как тот кивнул, продолжила говорить дальше:

— Ружье вам принесем, а вы подождите тут. Мы скоро — мне обед варить, Николаю Петровича печку топить — без нас никто не справится.

— Хорошо, идите, будем ждать вас здесь. Сигареты есть? А то четыре дня не курили — уши опухли.

— Имеются — целая коробка у меня стоит, да на складе их до потолка, — мужик вытащил из кармана знакомую пачку «РS» с зажигалкой. Отдал, и тут же вместе со своей подругой отправились к поселку — до домиков было недалеко, крыши виднелись. А Сергей с «Коржом» забрались за кусты и дрожащими пальцами закурили. Парень размяк после первой затяжки — перед глазами все поплыло, да так, что покачнулся, и не в силах стоять на ногах, уселся на мох. Да и зек присел — отсутствие табака переносил болезненно, а сейчас просто высмолил сигарету за несколько затяжек и закурил еще одну. Проговорил блаженно, зажмурив глаза:

— Как хорошо, я думал, что с ума сойду — так курить хотелось. Голод переносить легче, чем отсутствие курева.

— Да и не голодовали мы — рыба в глотку не лезла, глухаря в глине запекли, рябчиков. Чай брусничный и чага, сок березовый, да «кофе» из корня одуванчика. Я даже отъелся…

— Любит тебя Дашка до беспамятства — хорошей женой будет. Я завидую тебе по-хорошему — только сейчас понимать стал, что такое любовь и семья. Жизнь ведь у нас недобрая — власть все делает, что бы люди друг друга возненавидели. Я ведь за доброту случайную сюда попал — первый раз решил помочь, а меня под статью за педофилию «подвели».

— Как такое случилось?!

Сергей сильно удивился — «сиделец» ему ничего не рассказывал за что его на «полигон» с приятелем определили. А вот насчет Даши прав — девчонка в него влюбилась по-настоящему, за эти считанные дни их жилище под скалой преобразилось — он никогда не думал, что в их положении можно создать определенный уют и повернуть саму жизнь к лучшему. Да и трудолюбива девочка — часами на ногах, все у нее в руках будто само по себе делается, так что диву даешься. Нашла глину, и вылепила сама пусть уродливую, но посуду — чашки и жбан, где сварили первую уху с кореньями, опуская в воду раскаленные камни. И начали думать, как соорудить примитивную баньку — от одежды и немытых давно тел ощутимо пованивало. Жаль, что топора не было, или хотя бы хороших ножей — тогда бы все замыслы в жизнь воплотили, благо леса вокруг на любой выбор.

— Кореш меня встретил, а тут пигалица лет четырнадцати — просит помощи, мол, мама ногу подвернула, и чемодан донести не может с поезда. А мы и не сообразили сразу, что «подстава» конкретная. Зашли за угол, а там тетка вой подняла — педофилы ее ангелочка силой уводят. И менты уже ждали — повязали сразу. Вот так вот — и огреблись бы по полной программе, но продали нас, лохов ушастых, «князю» для его экспериментов. Постой — никак Лизка зовет, давай поспешим…

Сергей с ухмылкой посмотрел на «Фаберже» — тот выглядел жалко, так как был голый. Сняли его со стервы за задницу — такого тот явно не ожидал, пытаясь начать акт насилия. А вот женщина выглядело жалко — сопротивление оказала прелюбодею, за что была избита, так как пустила в ход извечное оружие «слабого пола» — ногти. В пылу «любовной» схватки «бесенок» не заметил появления новых действующих лиц, пытаясь сверху залезть на свою жертву, уже раздвинув ей ноги.

— Слушай, озабоченный, тебе в детстве не говорили, что любовь штука обоюдная, по согласию, — в голосе «Коржа» прозвучала издевка, в руке он держал стальной клинок, и пистолет был заткнут за пояс. А вот Сергей вооружился СКС, благо карабин был ему хорошо знаком. «Мякиш» сопротивления не оказал, наоборот, изъявил полную лояльность новой «власти». Петрович уже орудовал в арсенале, отобрав снайперскую винтовку с автоматами, и довольный тем, что СВД уже была приведена к нормальному бою.

— И скажи-ка мне, мил человек, за что моего кореша порешили?

— Это Мартын все, — вопрос «бесенку» явно не понравился, и он решил что-то добавить, но тут вмешалась сидевшая на койке женщина, завернувшаяся в одеяло — одежду на ней разорвал несостоявшийся насильник.

— Мартын зарезал, это да — но я сама слышала, как ты его подговаривал на это. Комнаты ведь рядом, я и подслушала.

— Чего ты мелешь, не слушай ее — наговаривает на меня. Это она твоему корешу девчонку на вокзале подставила — хотела его кастрировать, а ты под запарку попал. А «Бес» вас у ментов выкупил…

— Хотела кастрировать, не скрою — я вас мужиков ненавижу, особенно зеков с наколками. Ненавижу, видеть вас не могу! А тебя, сука еще больше — ты ведь «Бесу» помогал детей на органы продавать, вот и «подписал» он тебя на «полигон». А я дура, деньгами польстилась — десять миллионов! Зачем здесь деньги, зачем?! Ой, какая дура была…

— «Корж», мы подобное сегодня уже слышали, — Сергей пожал плечами, внимательно смотря на «бесенка» — в глазах того был перемешан животный ужас с ненавистью, на лбу выступил пот. И произнес:

— «Фаберже», ты зачем детей на органы продавал? Во славу «демократии и торжества либерализма»? Типа — они тоже в рынок не «вписались»?

— За очень большие деньги, — язвительно произнесла женщина, — в европейских странах на органы большие очереди, «черная» трансплантология барыши миллиардные приносит. «Князь» на этом состояние сделал. А этот с ним в доле — мальчонка чудом здесь выжил — его ведь тоже на «разделку» определили, не так ли…

— Сука, — как в руке «бесенка» оказался пистолет, Сергей не заметил — ведь голый был. Вот только промахнулся он в женщину, ее оттолкнул к стенке «Корж», повалив. Успел «сиделец» ее спасти, и нож воткнуть в убийцу по рукоять, в самое сердце — настороже был. И присев рядов с ошеломленно глядевшей на него «стервой», произнес:

— Не живи ненавистью — сгоришь на хрен, человеком быть перестанешь. Нельзя ненавидеть мужчин только потому, что тебя обидел один. Люди ведь разные бывают, зачем под одну гребенку всех?!

Эту "крепостную стену" природа возвела для своей защиты, как кажется многим…

Глава 9

— Ты на кого батон крошишь, Макс?!

— Я тебе не дам людей убивать, Мартын, только за то, что они буряты, и тебе «Бес» приказал долину «зачистить». Ты с ума сошел!

— Убью, — прохрипел «бригадир» и вскинул автомат. Вот только выстрелить не успел, Макс опередил — выпущенная в упор очередь отшвырнула Мартына, а лежащая на земле девчонка завыла, когда тот на нее рухнул всем своим телом, содрогаясь в конвульсиях.

— Сука, своих бьешь?!

Стоявший рядом Вован вскинул автомат, вот только выстрелить в Макса не успел. Стоявший за его спиной Витек уже ткнул стволом в затылок и нажал на спусковой крючок — ПМ в таком деле куда сподручнее АК-74. Идея похода на бурятское кочевье ему не понравилась с самого начала — убивать людей из-за прихоти опьяневшего от смертей и крови начальника ему не хотелось. Категорически, от слова «совсем»!

— «Клык» не дергайся, а то завалим рядом с ними! Мы не хотим войны с бурятами, это раз! И срать хотели на приказы «Беса» — он в будущем времени остался и до его рождения хрен знает сколько веков! Пойми это…

— Да че вы орете, я и так не собирал впрягаться за Мартына и Вована — вертел я их на одном месте вместе с «князем» и «березой». Давно сам вам хотел предложить от них избавится — я впервые осознал, что такое свобода. А они нет — сами хотели властвовать, землей владеть. Вот и получат по два квадратных метра — вполне достаточно.

— Вот и хорошо, — пробормотал Витек, засовывая пистолет в кобуру — рука немного тряслась, все же вот так убивать ему не приходилось до этого. Но не сделать этого было чревато долгой войной с туземцами, в которой автоматы не помогут — всех «пришельцев» просто истребят со временем, вырежут без жалости одной ноченькой. И современное оружие не поможет, хотя и причинит степнякам жуткие потери.

— Макс, ты бурятский понимаешь, расспроси девчонку.

Витек посмотрел на бурятку в промасленном и грязном халате — та лежала на земле и тихонько скулила. А сам направился к ее спутнику, бросив взгляд на мертвую собаку, что с лаем несколько минут назад бросилась к ним. И была застрелена Мартыном, а потом бригадир пульнул и в парня, что схватился за лук. А ведь буряты явно мирные, и не собирались нападать — наоборот, смотрели с любопытством на приближающихся пешком людей в странной одежде и без привычного для этих времен оружия.

Витек подошел к лежащему на земле буряту, склонился над ним. Юнец совсем, даже щетина не пробивается. И тронув пальцами шейку паренька, почувствовал биение сонной артерии. Тогда быстро распахнул воняющий какой-то гадостью потрепанный халат, и с облегчением выдохнул. Пулевое ранение в предплечье не смертельно, просто падение на землю из седла вышибло из него сознание.

— Надо его срочно к «Мякишу» отвезти, тот заштопает — дырка в плече, по мякоти пуля прошла. Макс, объясни это девчонке, скажи, что мы поможем им многим и не собираемся никого убивать.

И пока «гридень» что-то говорил бурятке, Витек обработал рану и сделал перевязку. Посмотрел еще раз на парня — тот чем-то походил на девчонку, видимо, брат с сестрой.

— Витек, «Фаберже» придется «мочить» — этот нам может нож в спину воткнуть — подельник «Беса». Нет ему никакой веры! И беглецов искать и как-то с ними договариваться — нам незачем с ними воевать.

— Ты прав, «Клык» — приедем — вывесим флаг. И картонки повесим по периметру — они прочитают, думаю, рядом где-то крутятся. А насчет «бесенка» подумаем — иначе сами в зверей превратимся. Так, давай паренька в седло поднимем — какой конек умный.

Витек посмотрел на низенькую лохматую лошадку, непривычное седло на уровне пояса, но не пони — настоящий конь, пусть и небольшой в размерах. Не убежал от хозяина, рядом стоит, только зубы скалит, но не кусает. Хотя видно, что может запросто это проделать, тяпнет за руку как тигр лютый, зубы больно впечатляющие.

— Девчонка к своим поедет, с родичами вернется, коней приведут и нас до «дома» сопроводят. Тела мы увезем и похороним у нас, погост уже разбит. А брата ее к «мякишу» доставим на излечение — я сказал, что у нас шаман сильно могучий — иначе объяснить не мог, кое-как понимаю, две трети слов просто теряю — нет смысла в них.

— Просто он есть, а ты его не улавливаешь — ведь многие века нас разделяют. Язык ведь старый…

— Ты не представляешь насколько древний, — хохотнул Макс, похожий лицом на азиата — отец у него бурят, а мать русская. Вот только они педагоги, а непутевый сынок в ЧОП подался — «братком» стал. Или «узаконенным» бандитом, что намного ближе к истине…

— Вроде о мире договорились, войны не будет, зла на нас не держат. Подарками мы их наделили знатными, их старейшина угодья по реке отдал до долины, в союзники набивается.

— Это я понял, — усмехнулся сидящий рядом с Максом парень, тот самый, что организовал побег с «полигона». Беглецов было трое и все приоделись, даже слегка помылись, частично устранив следы недельного пребывания в тайге. Но имевшиеся между ними «счеты» не стали сводить, хотя были вооружены до зубов — наоборот, предложили вместе жизнь обустраивать на новом месте и в новом для всех времени.

— Девчонок и своего сына он оставил как аманатов, таковы здесь нравы, — усмехнулся Макс. Он как то быстро сошелся с предводителем «беглых» — парень понимал бурятский язык, и даже говорил с местным владыкой вполне уверенно, помогая жестами.

— Просто он в полной мере оценил, на что способно автоматическое оружие. И оставил своих детей как шпионов — юнцы достаточно смышлены и через полгода будут понимать русскую речь. Дружить будем — без их помощи нам туго придется, да и дочка его на тебя заглядываться начала — понимают, что у нас всего две женщины. А так породнимся, и узы крепче станут — родственные. И со временем я, наконец, определился — о Чингиз-хане тут никто не слышал, и знать не знают.

Витек их слушал, но поднял взгляд и вздрогнул — к нему подошла та самая девчонка, которую он изнасиловал в подземелье. А то, что у нее на поясе торчала из открытой кобуры рукоять ПМ, было открытым вызовом, как и недобрая улыбка. «Гридень» на нее затравлено посмотрел, но решился — отложил автомат далеко в сторону, вытащил из кобуры свой «макар», и так же отбросил его, склонив повинную голову.

— Хорошо, что ты человеком снова стал, а не холуем всех этих «бесов», — девчонка присела рядом с ним, тяжело вздохнула. Посмотрела на притихшего "гридня", они встретились взглядами. И неожиданно улыбнулась, и уже по-доброму, без ненависти в глазах.

— Ладно, прощаю тебя, ты сигареты и зажигалку все же дал — огонь нас и спас в тайге.

— Спасибо, что простила меня. И знай — за мной долг и ты оплату можешь потребовать в любой момент, — произнес Витек, и, увидев протянутую ему руку, крепко пожал. Счеты были окончательно закрыты, и с этого момента он понял, что для них всех начиналась новая жизнь…

Словно все знающей "старухой" возвышается эта величественная скала на Олхинском плато. Трудно представить сколько даже не веков — тысячелетий — она "видела" с древнейших времен. Так что мимолетна человеческая жизнь, и как не пыжатся бренные телом властители, годы пролетают как один миг, отправляя в небытие все людские склоки, раздоры и свары — совершенно ничтожные перед осознанием вечности…