«М»ы

— Опоздали, они уже там!

Кедров с досадой хлопнул по выпуклой эмблеме перед собой. Исцарапанная, местами с отвалившейся голубой эмалью большая буква «М», Мытищинского машиностроительного была для Максима козлом отпущения, которому в последнее время часто перепадало на орехи. Когда полетела одна из секций аккумуляторов, ей сильно досталось. Чтобы выжать последние крохи энергии Айно и Карим тогда провозились на морозе битый час — извлекали из корпуса, били кувалдой, впихивали её на место.

Ещё один раз Максим лягнул её в гневе, проснувшись вчера от скрежета слетевшей гусеницы. Винить было кого — прижимистый Кузьмич не соблазнился даже золотистой бутылкой «Арарата», размашисто написал «Не представляется возможным» и выстраданная накладная вернулась в бухгалтерию геологоразведки ни с чем.

Сюда бы этого кругленького, пухленького Кузьмича с гранёным стаканчиком чая в старинном подстаканнике и затёртым планшетом на котором вечно маячит кроссворд «Комсомолки». Ведь были гусеницы на складе, были! Это Максим знал точно. В курилке жизнерадостный хохол, пилот транспортника, благодушно поделился со страждущим пачкой крепких «Столичных» и поведал, что видел в транспортных логах гусеницы для вездеходов. Геологоразведке они были нужны как воздух.

Бедолаги, которым не удавалось починить гусеницу, сгрызали ногти до мяса в ожидании ремонтника. А здесь на этом маршруте спасатели Кедрову не светят — они за двести километров от периметра возврата, ни одному, самому мощному вездеходу Капы не хватит аккумуляторов добраться до них. Кузьмичу на это всё было плевать, геологоразведка была далеко — колесила где-то за горизонтом красной пустыни, а транспортный отдел администрации куполсовета вот он, рядом. Что будет если вездеход председателя встанет? У Кедрова есть гражданская сознательность, он понимает общественные приоритеты?

— Да Макс, этто американцы, виддишь горбатую шттуку слева, бобкэт?

Когда Айно волновался, его эстонский акцент становился более отчётливым — «т» становились длинно-тягучими, а ударение на первом слоге звучало как маленький взрыв.

— Вот сволочи, задницы скипидаром у них намазаны, что ли?

Слова Айно отвлекли Макса от тягостных воспоминаний, он оставил мытищинскую эмблему в покое, опять схватил ребристую рукоять командирской башенки. Эстонец был прав — по мере приближения большое, сверкающее синим пятно превратилось в ряды солнечных батарей, а рядом проступил горбатый силуэт. Каповцы называли их «бобкэты» или «еноты». Вездеходы штатовского купола «Обама» отличались характерным наплывом энергетического отсека позади пилотской кабины и походили на енотиков, которые шустро бегали по марсианским равнинам. Их форма и название фирмы-производителя «Bobcat» послужили поводом для прозвищ. Геологи купола «Капица» видели их только издали.

Согласно планетарному праву, территориальные границы фиксировались на расстоянии 450 километров от куполов. На Марсе пограничных сил, застав не было, купола выстраивались, как правило, в кратерах, вблизи крупных месторождений полезных ископаемых. Все тонкости были тысячи раз оговорены дипломатами на Земле. Никому не нужны были международные напряжения вдали от метрополий, поэтому границы были чисто номинальными понятиями. Никому не было дела к соседям, суровые условия планеты приковывали к куполам, требовали напряжения всех сил только чтобы удержать жизнь в их хрупких оболочках и извлечь из марсианских недр необходимые материалы.

— Внимание, здесь походный лагерь разведывательного отделения купола «Обама», Соединённые Штаты Америки. Я коммандер Даниэла Риверстоун. Немедленно остановитесь и назовите себя…

Как всегда Айно был на высоте, сразу сообразил, что янки их тоже заметили, и переключил рацию на штатовскую частоту. Женский голос хоть и звучал волнующе мелодично, но противные нотки официальности и превосходства неприятно резонули слух Максима. Можно было подумать, что за тысячи километров вокруг есть какой-то иной купол каких-то других штатов. «Ну, сучка феминистская, сейчас я тебе встречу на Эльбе устрою» — беззлобно подумал Кедров и продекламировал:

— Здесь партия геологоразведки купола «Капица» Советский Союз. Я начальник партии Максим Кедров. Следую истинным курсом 82 градуса.

Он специально указал направление в абсолютном счислении. Любовь американцев к информатизации при полном отсутствии здравого смысла порождала массу анекдотов. Никакой другой нации мира не пришло бы в голову приниматься за расчёты курса обьекта, если при этом он несётся на тебя. Пять минут незнакомой американке понадобилось, чтобы это сообразить. За это время солнечные батареи и бобкэт значительно выросли в поле визира — уже стали видны растяжки панелей, а на темносером корпусе вездехода проступили наросты датчиков и усики антенн.

— Шеф Кедров, ваша машина движется на наш лагерь. Это нарушение договора о статусе походных лагерей планетарного права. Вы вошли в пятикилометровую зону. Немедленно остановитесь!

Голос, цедящий английские слова дышал яростью и злостью. Максиму было на это плевать, он шёл сюда неделю — через тысячи километров пустоты, кратеров, трещин. Шел, чтобы вернуться ни с чем? Как побитая собака с опущенным хвостом?

— Карим, включи дальномер, двигай прямо на них, остановишься метров за пятьдесят.

Приказал он хрипло, переключаясь на внутреннюю связь. Механик-водитель, несомненно, слышал его разговор с американцами и разделял упрямство Максима. «Зубр» вздрогнул, прибавил ход.

Динамики взорвались угрозами и обвинениями. Когда стало ясно, что советский вездеход не остановится, а его лазерный луч скачет по корпусам бобкэтов, американцы заткнулись.

— Всё начальник, как в аптеке, 50 метров и совсем нет сантиметров.

— Хорошо Карим, насколько у нас осталось энергии?

— Часов на 16, не больше, а потом кирдык, совсем мёртвыми будем.

— Айно, давай связь с Капой, доложи, что мы в точке ноль и свяжи с Болотовым.

С выключенным мотором голоса в кабине звучали непривычно громко. Уши привыкли фильтровать слова из шумов механизмов и теперь бастовали — ныли от тишины. Максим говорил с экипажем, не отрываясь от окуляров. Вокруг крошечного «зубра» был марсианский вечер — маленькое солнце золотило вдали громаду горы Элизия на севере, здесь на равнине каждый каменистый бугорок тянулся густой тенью на восток. Песок потерял свой грязно оранжевый цвет, оттенки красного, стал темно-бурым и мрачным. Ничем этот пейзаж не отличался от виденных Кедровым раньше марсианских долин. Трещины, воронки, изредка нагромождения камней, угловатых с резкими сколами. Атмосфера, лишённая плотности и влаги не вылизывала здесь минералы. Они трескались от перепадов температуры, подтачивались песчаными бурями.

Было решительно непонятно, что могло выдать мощный пакет радиосигналов. Учёные куполов объявили о своей непричастности. Старые добрые мысли о братьях по разуму или на худой конец обломках летающей тарелки немедленно взбудоражили умы. На Землю и обратно полетели команды, инструкции, распоряжения. Точка передачи лежала далеко за чертой досягаемости обычных вездеходов. Энергонезависимых аппаратов для дальней разведки не было, на Марсе в этом не нуждались. Тем не менее, из соседних куполов к ней рванулись две экспедиции. Американцы спешно разработали перевозную электростанцию из спутниковых солнечных батарей. У Советского Союза не было технологии мощных энергопанелей. Техники «Капицы» или Капы, как его называли американцы, пошли другим путём — из купола вышла колонна вездеходов, груженных аккумуляторами. Оставляя за собой контейнеры с энергией для обратной дороги, колонна как многоступенчатая ракета пошла к цели. Но для последнего рывка аккумуляторов всё равно не хватало.

Болотов, эта живая легенда Марса, здоровенный дядька с Кубани, когда отправлял колонну, рубанул Кедрову решительно и сурово:

— Дойдёшь к месту на последнем киловатте Кедров. Разберёшься что там по чём, выставишь маяк. Мы тут подшаманим «Тополь» и прилетит к тебе друг волшебник в голубом вертолёте с мешком батареек, усёк? Решал в школе задачку по бросанию тела под углом к горизонту?

Магнитоимпульсный разгонный комплекс «Тополь-5М» использовали для вывода атмосферных зондов. Благодаря ему можно было сообщать углы стартового ускорения, зонды имели небольшие реактивные двигатели и дистанционное управление. Усекать тут было несложно — отстрелить зонд под низким углом и навести на маяк. Это походило на стрельбу из зенитки навесным способом по наземным целям. Всё это Максим понимал, но испытывать на своей шкуре ой как не хотелось. Авантюра чистой воды. А если умники технари накосячат и промахнутся километров на сто? Как брякнется зонд? Тьфу ты, примарсится? Не расколются в нём аккумуляторы как орехи?

— Усёк, Родион Кириллович. В первый раз что ли? — сказал он осторожно. — Если Родина скажет надо…

— По глазам вижу, дрейфишь капитально Кедров.

Заключил Болотов и его кустистые брови сошлись на переносице. Это было 12 болотов по шкале Болотова. Так геологи называли состояние шефа близкое к ярости. Его боялись, боялись за вспышки гнева, когда огромные кулаки рассекали воздух у носа провинившегося, а от мата закладывало уши. Но вместе с тем и любили его как друга, как отца и даже как бога. Когда ледяной марсианской ночью вдали вспыхивали огни спасательных партий, все погибающие от холода страдальцы знали, это железная воля Болотова разбила пустыню на квадраты, заставила людей работать круглосуточно. Лучшая московская клиника для больной раком матери — это был Болотов, строгий выговор с занесением в личное дело, вместо суда за случайную аварию — это был тоже он.

— Что у тебя Кедров? — голос Болотова звучал как всегда сухо и отрывисто даже здесь в титановой коробке вездехода. — Нашёл источник сигналов?

— Здесь американцы, стоят лагерем. Требуют не приближаться.

— Требовать будут у себя в штате Огайо посреди поля кукурузы.

— Упирают на планетарное право.

Максим мог себе позволить поёрничать, Болотов был далеко, и вечерняя равнина вокруг позволяла забыть грозную фигуру начальства. Без образа здоровяка-кубанца перед глазами его голос терял командирскую пронзительность.

— Заканчивай паясничать Кедров. Делай дело или квартальной премии не увидишь, а за одно и годовой отпуск проведёшь на озере Байкал с удочкой, а не в Крыму с девочкой. Насколько у тебя энергоресурс?

— Шестнадцать часов.

— Вот разбирайся в темпе, давай маяк, принимай зонд с аккумуляторами и уматывай. Я не могу держать кучу народа в ожидании тебя. Всё, конец связи.

Динамик хрюкнул сигналом отбоя, отключился. Копошение Айно в навигаторском углу было верным знаком того, что он уже начал делать свою часть работы — прокладывать обратный курс, более экономный с учётом полученных на маршруте данных. Карим тоже состроил озабоченную мину на своём скуластом лице и нырнул в двигательный отсек. Всю тяжесть стратегических и тактических раздумий пришлось нести Кедрову. Он задумчиво обвёл пальцем перчатки многострадальную «М» на внутренней обшивке и нажал кнопку связи.

— Максим Кедров вызывает Даниэлу Риверстоун. Приём.

Ему пришлось повторить вызов на протяжении пяти минут, прежде чем не услышал по-прежнему раздражённый голос американки:

— Я заявляю решительный протест по поводу нарушения вами территориальных границ США. Об этом факте будет проинформировано моё правительство и международная общественность. Я отказываюсь продолжать с вами сеанс связи.

— Был получен сигнал бедствия из этого района. Моя партия, как и ваш лагерь, находится на нейтральной территории, мы были обязаны незамедлительно реагировать. Ваш отказ будет считаться нежеланием сотрудничать, и, противоречит всем международным нормам.

Подстраиваясь под эту дипломатическую речь, Кедров врал как сивый мерин. За ним был не только Болотов со своими служебными кнутами и пряниками, но и шестая часть суши планеты Земля, которая не терпела никого на своей дороге.

Собеседница Кедра, судя по паузе, не ожидала такой наглости. Она прекрасно знала, что привело её и Кедрова сюда. Это была молчаливая игра сверхдержав и бесцеремонное искажение истинной причины их встречи, по-видимому, шокировало её.

— Какой сигнал бедствия? Мы ничего не фиксировали, и в близости от нас нет передающих устройств. Мы произвели фотосъемку местности и готовы подтвердить это в любом суде. Немедленно покиньте пятикилометровую зону нашего лагеря!

— Я покину этот район только после того как удостоверюсь в правдивости ваших слов.

— Повторяю, здесь ничего нет, кроме нашего лагеря. Вы нарушаете его границы.

— Приступаю к осмотру местности. Конец связи.

— Желаю успехов. Конец связи.

В этом «желаю успехов» американки было столько злорадства, что Максим приуныл. Либо штатовцы сами ничего не нашли, либо успели снять сливки. Но Кедров был обязан найти даже крохи с американского стола и привезти их на блюдечке Болотову.

Когда он с хрустом шагнул на песок Марса, солнце уже почти село. Крупные алмазы звёзд проступали в разряжённой атмосфере. Как всегда первое чувство беззащитности и растворяемости в бескрайнем просторе остро схватило голову. Он знал, что надо наполнить сознание информацией, занять телодвижениями, тогда неуверенность отступит. Руки сами пробежали по скафандру — тестирование регенерации, инициализация навигационной системы, габаритные огни, включение освещения, обогрев на стекло шлема для испарения конденсата.

— Слышишь меня Айно? У меня всё в норме, включаю металосканер и топаю к американцам.

— Слышу ттебя хорошо Максим, телеметрия идётт нормально, бутту на связи. Киви котти!

Очень хорошее у эстонцев пожелание хорошей дороги. Чувствуешь себя марсианским котом перед блюдечком со сладким киви.

Зелёноватый планшет выдал ровную засветку, приглашая в путь. Максим пошёл, всё больше отдаляясь от знакомого, приземистого силуэта «зубра». Метка маркера тоже двинулась от одного пятна к другому с паутинкой линий солнечных батарей. Хождение по Марсу, пусть даже по равнине всегда требует внимания и осторожности. Чуть зазевался и камень или коварная колдобина сами лезут под ногу. Луч фонарика выхватывает их один за другим. Ему пришлось почти полностью сосредоточиться на дороге.

— Ещё несколько шагов и я открываю огонь!

От этого неожиданного окрика в наушниках Кедров вздрогнул и замер на месте. «Бобкэт» был совсем рядом в шагах десяти. Раза в два больше «зубра». Внешнего освещения практически нет, только узкие иллюминаторы подсвечены изнутри. Чёрт, высматривая препятствия, он слишком близко подошёл к этой коробке!

— Окей, окей, я обойду по кругу.

В голове крутилось: «Оружие! У них есть оружие!». Марс был объявлен демилитаризованной зоной, свободной от вооружения. Сама мысль, что существует оружие, способное палить в марсианской атмосфере, никогда не приходила Максиму на ум. Зябко поёжившись, он принял резко вправо и постарался обойти вездеход как можно дальше.

Ничего, ровным счётом ничего! Кроме вездеходов землян, сканер не находил железа. Он прошёл минут тридцать по следам американцев, пока не наткнулся на место, где след гусениц резко поворачивал. Небольшая воронка, пара метров в диаметре, вокруг белёсая марсианская пыль разворошена. Здесь долго топтались, что-то тащили. Максим присел и тронул глубокие борозды в песке. Они начинались у воронки и заканчивались на гусеничных следах.

— Айно, я нашёл воронку, американцы здесь что-то забрали.

— Я слышал, как они тебя оттшилли.

— Дело труба, ничего нам здесь не светит.

— Буттем возвращатться?

— Будем, будем..

Буркнул Кедров и встал. Можешь повыть на Землю с Луной советский геолог Максим Кедров. Ты облажался, кто не успел, тот опоздал. Вернёшься на Капу, получишь клизму от начальства, насмешки от друзей. А главное на душе будут бегать гадкие тараканы досады. Их не разогнать даже бутылкой водки.

— Максим, чтто-тто случи…

Голос Айно резко оборвался на полуслове. Максим резко повернулся в сторону «зубра» и «бобкэта». Заорал что было силы:

— Что? Что случилось Айно!

Ответом был только слабый шум фона. Его пробила холодная испарина, противно схватил желудок. Вот тебе бабушка и Юрьев день! Зелёные человечки атакуют! Он побежал назад, забыв про всё на свете. «Чёрт! Чёрт!» — выбивала в висках кровь бешеный ритм. Луч фонаря как испуганный заяц прыгал по ребристым следам. Кедров нёсся за ним, жадно хватая воздух. Писк испуганного датчика регенерации и пошла обогащённая кислородом смесь. Забыв о правилах связи, он орал что-то несусветное, только бы Айно ответил. Но «зубр» молчал, молчали и американцы.

Уже на половине дороги Максим почувствовал страшный удар. Что-то массивное рухнуло со звёздного неба впереди, грунт ощутимо тряхнуло. Слабая вспышка в поднимающихся клубах белого пара. Кедров ускорил и без того бешеный темп.

Внезапно луч выхватил из темноты изуродованный корпус «бобкэта». Казалось, чудовищный молот смял кабину одним могучим ударом и вбил её в землю. Кормовая часть оказалась в метре над землёй. Панели солнечных батарей валяются неряшливой грудой. Стояки согнуты в крючья, топорщатся в разные стороны.

— Нначальник, там Айно… ррядом с тобой…

Казалось, Карим не говорил, а выбулькивал слова.

— Карим? Что случилось? Где ты?

Кедров крутнулся на месте как ужаленный. Блеснула в свете спина скафандра. Одна рука откинута вперёд, другая нелепо согнута. Чувствуя непоправимое, он перевернул человека. Это был Айно, грудная клетка разворочена, за стеклом шлема, залитое кровью лицо.

— Я на «зубре» начальник, Айно побежал… бросил им маяк под кабину… — голос Карима снижался до шёпота. — Иди сюда, худо мне… нне усппею сказать…

— Кааарим!

Сквозь запотевшее стекло свет фонаря казался мутным пятном. На бегу Максим нетерпеливо посылал его дальше от себя. Вот оно выхватило «зубр». Защитный кожух аккумуляторов поднят, у гусеницы фигура в непривычном скафандре. Тёмный силуэт, в пятнах крови и пыли. Крупная надпись «NASA» на плечевом щитке.

Дверь люка тоже в красных пятнах. Остервенело, рванув ручку, Кедров ввалился внутрь. Минуты в шлюзовом тамбуре показались вечностью. Сердце раненой птицей молотилось в клетке рёбер. Застёжка шлема упрямо не хотела открываться и сдалась только после упоминания чёртовой бабушки.

Карима он нашёл на командирском сидении. Тот сидел, боком привалившись к стене, зажимая руками живот. Лужа крови под ним неумолимо растекалась. Всё это казалось Максиму страшным сном.

— Ааа… пришёл Максимка, подстрелили меня… — струйка крови потекла у Карима из уголка рта, когда он начал говорить — Вышел поглядеть «зубра» перед дорогой, а этот шайтан американский нам коротит батареи. Я его достал, разбил молотком шлемак.

Гримаса, похожая на улыбку скривила его рот. Максим рванулся к аптечному блоку на стене.

— Замолчи, Карим, сейчас я тебя перевяжу.

— Нет, я не жилец, кровь внутри, я слышу. Боль только убери, горит у меня всё внутри.

Неуклюже вложив капсулу в инъектор, Максим ввёл ему обезболивающее. Карим помотал головой, сосредоточенно пытаясь поймать уходящее сознание. Его чёрные глаза туманились, он щурил их, глядя на Максима.

— Мало времени. Слушай. Там у янкесов наш модуль. Давно искали. Со старого «Фобос-2». Запустили перед Ельциным. Коды банков. Надо забрать. Почитай у меня в кармане… много денег… золота.

Голова его дёрнулась, запрокидываясь, обильно потекла кровь изо рта. Максим кинулся к нему, наклонил вперёд. Карим выплюнул кровавый сгусток и прохрипел:

— Айно… я из КСС, передай… полковнику Болотову…

Эта последняя фраза забрала последние силы Карима, его ресницы дрогнули, и застыли неподвижно. Кедров держал его за плечи и чувствовал, как обмякает тело, как уходит из него жизнь. Ничего более страшного он в жизни не испытывал.

Внутри была пустота. Всё стало на свои места. Пока он искал на Марсе руду, рядом с ним КСС — Комитет Стратегического Сдерживания искал старый сейф коммунистической партии. Он ел, пил, травил анекдоты, костерил с ними правительство, а Айно и Карим писали рапорта Болотову, который, оказывается полковник. Как жить, если вокруг каждый второй комитетчик? Сегодня ему приказали искать золото партии, а завтра прикажут найти врагов среди своих.

Максим осторожно отпустил Карима, включил прожектора внешнего освещения. Картина полного разрушения стала более очевидна — тяжёлый зонд с Капы врезал по кабине американцев, смял солнечную энергостанцию и валялся неподалёку, целый и невредимый.

«Вот и всё, енотики штатовские, отбегались. Хотя, какие вы енотики? Крысы вы. Хотели стащить чужой сыр. Вы что, лучше нашего КСС?». Эта простая мысль заставила его вздрогнуть. Если бы не Айно и Карим, он бы вернулся к мёртвому, остывающему «зубру». Американцы бы спокойно снялись и уехали со своей добычей.

Невольно Кедров повернулся к Кариму. Тот сидел, наклонив голову. Его мёртвые глаза смотрели на измазанную собственной кровью букву «М». «Мы» — пронеслось в голове у Максима, он тронул кнопку связи. Рокочущий бас Болотова был неукротим:

— Кедров, мать твою через коромысло!