«Летящая черепаха»

На гонки глиссеров я попала случайно. Спортивную хронику вел в нашей газете Мартьянов, но он заболел, и заведующий отделом информации сказал мне: «Придется ехать вам. Понимаю, понимаю... Но что поделаешь. Больше некому. Захватите фотоаппарат... и, пожалуйста, не напутайте в морской терминологии. Знаете, всякие там бим-бом-брамсели, стаксели и прочие фордевинды...»

О водно-моторном спорте у меня были самые смутные представления. Но мне повезло. У ворот яхт-клуба я встретила Ноткина, корреспондента спортивной газеты и моего старого знакомого. Маленький, юркий, до отказа нагруженный фотодоспехами, он неожиданно вынырнул из толпы и еще издали закричал:

— Привет, коллега! Почему такая скорбь? Кто вас обидел?

Я объяснила, в чем дело.

— Пустяки! — решительно заявил Ноткин. — У вас будет отличный очерк. Сейчас я вам все организую. Ну-с, прежде всего начало, — он на секунду задумался. — Пишите! «За последние годы в развитии водно-моторного спорта, который является... является...»

— Мне бы хотелось иначе, — не очень уверенно сказала я. — Например, так: «Веселое солнце, разбитое на тысячи золотистых слитков, искрилось и сверкало на волнах...»

— Искрилось?! На волнах?! — с негодованием переспросил Ноткин. — Ни в коем случае! Никаких волн нет. Иначе нельзя было бы проводить соревнования. Штиль! Понимаете? По двенадцатибалльной шкале — ноль.

Я грустно кивнула головой. Пожалуй, заведующий отделом не зря предупреждал меня насчет бим-бом-брамселей, стакселей и прочих фордевиндов...

— Пишите! — приказал Ноткин. — Прежде всего факты и цифры. Первое — дистанция пятьдесят километров. По кругу. Второе — участвуют глиссеры без ограничения объема мотора и корпуса. Это самое интересное, учтите. Когда соревнуются по классам, силы примерно равны. Счет ведется на сантиметры и секунды. А тут возможны всякие неожиданности. Ну-ка, идемте, я вам покажу глиссеры...

Мы шли вдоль пристани (по пирсу — как выразился просвещенный Ноткин), рассматривая готовые к гонкам суденышки. Каюсь, они мне чем-то напомнили выставку собак. Здесь были скоростные глиссеры — длинные, похожие на борзых; глиссеры с воздушными винтами — короткие, широкие, смахивающие на бульдогов; глиссеры с подводными крыльями, ужасно напоминающие кривоногих такс; громадные сенбернары — катера и крохотные тойтеррьеры — лодочки с подвесными моторами...

Разумеется, я и не пыталась делать эти сравнения вслух. Я покорно шла рядом с Ноткиным и записывала то, что он мне диктовал.

— Пишите! — говорил он. — Семнадцатый номер. Общество «Водник» — глиссер «Стрела». Хорошие шансы. Дальше. Четвертый номер. Общество «Динамо» — катер «Чайка». Годится для воскресных прогулок... А это, — голос Ноткина стал почтительным, — а это «Ласточка». Десятый номер, глиссер яхт-клуба. Воздушный винт и подводные крылья. Сила! Запомните, что вам говорит Ноткин: «Ласточка» придет первой. А теперь подождите минутку, нужно щелкнуть водителя...

Ноткин убежал. Я перелистала блокнот. Цифр и терминов было записано более чем достаточно. Как только их удастся вместить в короткий очерк! Хотелось бы написать просто, скажем, так: «Еще накануне на улицах свистел северный ветер — знаменитый бакинский «норд», — судорожными рывками натягивал провода, бросал в окна пригоршни мелкой пыли, сгибал стволы деревьев. А сейчас над бухтой ни ветерка. Веселое солнце, разбитое на тысячи золотистых слитков, искрится в ровном зеркале моря...»

— А, вы здесь! — Ноткин как всегда появился неожиданно. — Идемте. Зрелище для богов, — он восторженно потряс «Лейкой». — Спортивный анекдот...

Ноткин побежал по пристани (извините, я хотела сказать — по пирсу). Я поспешила за ним.

У самого конца пирса, поодаль от других глиссеров, стояло судно очень странного вида. Представьте себе сдвоенный корпус — две расположенные рядом узкие, длинные, похожие на ракеты, лодки, соединенные чем-то вроде застекленной кабины. Все это сооружение глубоко — чуть ли не по самую палубу — сидело в воде. На борту красовалось изображение летящей черепахи — с маленькими крылышками и поджатыми лапами. Черепаха была нарисована тщательно, даже щегольски, все же остальное не отличалось аккуратностью и чистотой. По сравнению с нарядными, сверкающими краской и лаком глиссерами этот странный кораблик казался невзрачным и грязноватым, как заблудившаяся дворняга (да простится мне еще одна «собачья» аналогия!) на выставке породистых псов.

— Шестой номер, — сказал Ноткин, заглянув в записную книжку.— Глиссер «Летящая черепаха». Общество «Наука». Гм... А вот кто ведет, не знаю. Эй, на шаланде! Есть там кто-нибудь живой?

Люк на мостике «Летящей черепахи» приоткрылся, и над глиссером возникла мрачная массивная фигура в промасленном комбинезоне.

— Эй, на линкоре! — уже более почтительно крикнул Ноткин. — Откуда вы взялись?

Мрачная фигура, не удостоив нас ответом, скрылась в люке.

— Так, — вздохнул Ноткин. — Прямо музыкальная комедия. Только без музыки.

Из люка снова высунулась мрачная фигура.

— Сколько вы весите? — спросила фигура, ткнув массивным кулаком в сторону Ноткина.

— С фотоаппаратами — семьдесят,— ответил корреспондент. — Заметьте, пожалуйста, я не боксер.

Фигура повернулась ко мне.

— А вы?

— Пятьдесят восемь.

— С беретом и записной книжкой, — уточнил Ноткин.

Мрачная фигура вновь скрылась. Через минуту из люка поднялся человек в белом костюме, лет сорока, худощавый, с седыми гладко зачесанными волосами.

— Градов! — изумленно воскликнул Ноткин. — Кого я вижу! На этой черепахе...

Градов легко спрыгнул на пирс.

— Знакомьтесь, — сказал Ноткин.— Мастер спорта Игорь Петрович Градов, доцент Политехнического института... Послушайте, Игорь Петрович, что это значит? Вы же всегда выступали за «Буревестник»...

— От «Буревестника» идет Бадалян на «Дельфине», — ответил Градов.— А меня на этот раз интересует наука.

— Подождите, Игорь Петрович, причем здесь наука? Ничего не понимаю... И потом эта «Черепаха»... Вы оскандалитесь! Позор на вашу седую голову...

— Ладно, — махнул рукой Градов. — Сейчас не в этом дело. Выручайте меня. Понимаете, в судейской коллегии зарегистрирована команда из двух человек, а механика своего я взять не могу. «Черепаха» и так перегружена, а он весит сто двадцать семь килограммов. Может быть, вы... — он посмотрел в мою сторону. — Если бы вы...

— Охотно, — сейчас же ответила я.

Это был именно тот случай, о котором говорят: «Сперва сказала, потом подумала».

— Ни в коем случае! — Ноткин протестующе взмахнул фотоаппаратом. — Только через мой труп! Ей же надо снимать финиш, а на вашей «Черепахе» она придет к вечеру.

— Послушайте, Ноткин. — Градов старался сохранять спокойствие. — вы понимаете разницу между дирижаблем и самолетом?

— Ну?

— Что «ну»? Моя «Черепаха»... Резкий удар гонга перебил Градова.

— Через пятнадцать минут старт, — Градов повернулся ко мне. — Решайте.

— Да.

— Отлично! Нужно утрясти еще в судейской коллегии. К счастью, вы корреспондент... Одну минуту!

— Что вы наделали! — осуждающе сказал Ноткин, когда Градов ушел. — Вы же ничего не увидите. «Черепаха» застрянет где-нибудь на втором километре... Ну ладно, ладно, — смягчился он, заметив мое огорчение. — Я вам устрою снимки. Эх, молодость, молодость...

Градов вернулся, озабоченно поглядывая на часы.

— Все в порядке. Однако уже время. Пора на «Черепаху». Миша!

Из люка вынырнул мрачный Миша.

— Помоги девушке, — приказал Градов.

— Счастливого плавания! — усмехнулся Ноткпн. — Пишите письма. За снимками придете в редакцию...

Кабина «Летящей черепахи» оказалась такой тесной, что я удивилась, как мог поместиться в ней Миша. Два стоявших рядом кресла, приборная доска, штурвал — больше ничего в кабине не было.

— Ну как? — протискиваясь в кабину, спросил Градов.

Ответить я не успела. На пирсе захрипели репродукторы: «Заводись!» — и тотчас же послышался оглушительный треск моторов.

Градов включил стартер. «Черепаха» вздрогнула, раздался рев двигателей... и сразу же заглох. Градов откинул люк.

— Миша! Проверь распределители на двигателях. Быстро!

Сквозь плексиглас иллюминаторов я видела, как судья поднял над головой флажок.

— До старта осталась одна минута, — сказал Градов. — Глиссеры идут к стометровой стартовой зоне.

Я промолчала. Мимо нас прошел судейский катер. Свесившись с кормы, Ноткин что-то кричал мне...

— Жалеете, что согласились? — улыбнулся Градов.

— Нет, что вы, — без особого энтузиазма ответила я.

Где-то впереди рванулась в небо ракета. Гонки начались. Десятки бурунов вспенили ровную гладь моря. Зрелище было захватывающее — в первые секунды глиссеры шли в одну линию, словно на параде.

— Хорошо идут! — крикнула я Градову.

— Плохо, — ответил он, пожимая плечами. — Дирижабли.

Он второй раз употребил это слово «дирижабли».

— Почему «дирижабли»?

— Вы знаете, как летает дирижабль?

— Конечно. По закону Архимеда. Он весит столько же, сколько вытесненный объем воздуха.

— А корабль?

Меня начали злить эти вопросы.

— То же самое. Его вес равен весу вытесненной им воды. К «Черепахе» это, по-видимому, не относится.

К моему удивлению, Градов весело рассмеялся.

—Вы угадали! К «Черепахе» это не относится. Современные глиссеры — по существу дирижабли с крыльями, помесь дирижабля с самолетом. Когда они неподвижны, их, как и всякий корабль, держит на воде большой объем корпуса. Они, так сказать, держатся наподобие дирижаблей. Когда они движутся, их поддерживает подъемная сила, создаваемая днишем иди подводными крыльями. Но поднявшись над водой за счет этой подъемной силы, глиссер из-за больших размеров корпуса испытывает огромное сопротивление воздуха — до восьмисот килограммов на квадратный метр поперечного сечения. Иначе устроена моя «Черепаха». Ее корпус имеет очень малую площадь поперечного сечения. Так сказать, «кожа да кости», или точнее «кожа да мускулы»: двигатели, кабина и ни сантиметром больше. Конечно, такой корпус во время стоянки утонул бы, но его поддерживают поплавки, расположенные между лодками. Поплавки эти имеют существенное отличие — они эластичны и наполнены воздухом. Когда глиссер движется, сопротивление воды создает подъемную силу, точно так же как воздух создает подъемную силу крыла самолета. Поплавки выходят из воды — они теперь не нужны. Я выпускаю из них воздух, складываю и убираю внутрь корпуса. Поперечное сечение глиссера, а следовательно, и сопротивление воздуха резко уменьшаются, и скорость возрастает. Когда двигатель останавливается, поплавки автоматически возвращаются в исходное положение и наполняются воздухом. Точнее, газами из специального порохового патрона.

— Но это опасно! — возразила я. — При внезапной остановке глиссер может утонуть.

— Нисколько. Подобно самолету, у которого остановился мотор, «Черепаха» имеет запас скорости. Проходит несколько минут, пока скорость уменьшится до опасного предела. За это время можно не только выпустить поплавки, но и наполнить их воздухом от порохового патрона или компрессора.

То, о чем рассказывал Градов, было интересно. Я вытащила записную книжку. Градов поморщился.

— Зачем? Об этом надо писать в спокойной обстановке.

Но во мне уже заговорила репортерская жилка.

— В таком случае еще один вопрос. Почему новое изобретение вы впервые решили испытать на гонках?

Градов рассмеялся.

— Послушайте, милая барышня, разве все должно быть разложено по полочкам? Изобретения — в институтах и лабораториях, гонки — в спорте... Вы же репортер, разве вы не видите, что новое рождается всюду, где человек работает? Изобретения — не цыплята, их в специальных инкубаторах не высиживают.

«Милая барышня» прозвучало подчеркнуто иронически. Только сейчас я обратила внимание на голос Градова — негромкий, очень спокойный, подчеркивающий отдельные слова. По-видимому, так он и говорил у себя в аудитории...

Я вдруг почувствовала себя студенткой перед строгим профессором.

— Вот зарубежные спортсмены, — продолжал Градов, — стремятся только к рекорду. Путь простой: меньше вес глиссера, меньше прочность, но больше мощность мотора. Отсюда и катастрофы: в пятьдесят втором году разбился англичанин Джон Кобб, через два года— итальянец Марио Верга... А я искал решение, которое было бы пригодно и для транспорта. На «Черепахе» и другая новинка — гребные винты с антикавитационным профилем. Понимаете, у обычных винтов на больших оборотах резко падает коэффициент полезного действия. Винт как бы вращается в пустоте, вода не поспевает за лопастями — это называется кавитацией. Ну а у меня винты имеют особый профиль, с тупой задней кромкой...

Я смотрела на море — туда, где скрылись глиссеры. Конечно, они были «дирижабли с крыльями», но надо отдать им должное — пока мы беседовали, они успели уйти довольно далеко. Видны были только черные точки.

— Что ж, — сказала я Градову,— кажется, вы сделали интересное изобретение. Дело, конечно, не в рекордах. Не огорчайтесь, что с гонками получилось так... В конце концов первый паровоз тоже...

Закончить фразу мне не удалось. Сверху раздался бас Миши: «Готово!»— и Градов включил двигатели.

«Черепаха» медленно отошла от пирса. Оркестр иронически сыграл туш. Я была рада, что в закрытой кабине меня никто не мог видеть.

Как я ругала себя! «Черепаха» ползла к стометровой стартовой зоне, и, кажется, взгляды всех собравшихся на пирсе сосредоточились на нашем нелепом кораблике...

Может быть, по двенадцатибалльной шкале и был ноль, но «Черепаху» почему-то сильно раскачивало, так сильно, словно начинался шторм. Где-то сзади, за тонкой перегородкой, сердито урчали двигатели, и я чувствовала, как весь кораблик содрогается от их работы. «Бег на месте», — подумала я.

— Смотрите на указатель скорости! — сквозь шум моторов прокричал Градов.

— Лучше смотреть на календарь. Градов удивленно взглянул на меня.

— Разве вы не поняли? Мы их догоним. Когда я уберу поплавки, лобовое сопротивление снизится по меньшей мере...

— Вы же теряете время! — разозлилась я. — Догнать мы их никогда не догоним, но хоть отсюда уйдем. Стыдно...

Я думала, что Градов обидится. Но он просто пожал плечами.

И в этот момент «Черепаха» рванулась вперед. Это произошло в какую-то долю секунлы — я даже толком не заметила. Приглушенный гул моторов перешел в неистовый рев, «Черепаха» задрожала, нос ее пополз вверх, поднимаясь над линией горизонта.

Должна признать, что в первый момент мне показалось, что мы просто-напросто тонем. Но уже в следующее мгновение и поняла ошибку. Задрав нос, «Черепаха» бешено неслась вперед. Подводные крылья подняли ее над водой, и обычных бурунов почти не было видно. Качка прекратилась. Мы словно летели над водой.

Градов что-то кричал, показывая на приборы. За ревом моторов я ничего не слышала; кажется, он кричал, что выпускает воздух из поплавков. Я посмотрела на указатель скорости. Стрелка, дрожавшая у цифры «120», вдруг быстро пошла вправо.

130...

140...

150...

160...

Да, «Черепаха» почти летела над морем! Мое отношение к ней (да простится мне такая непоследовательность!) изменилось мгновенно. Теперь я даже в мыслях называла ее «Летящей черепахой» — она заслужила этот эпитет. Стрелка указателя скорости упорно скользила по шкале.

168...

175...

179...

С каждой секундой скорость «Летящей черепахи» увеличивалась. И самое главное — эта скорость ощущалась физически. Трудно передать это ощущение. Нечто подобное бывает при посадке самолета, когда, глядя на бетонированную дорожку, начинаешь видеть скорость.

Впрочем, очень быстро скорость перестала мне казаться огромной, потому что остальные глиссеры все еще находились впереди нас. Прошло минут шесть, прежде чем мы обогнали самый отставший. Это была всего-навсего маленькая лодчонка с подвесным мотором, но я кричала: «Ура!»

А стрелка указателя скорости лезла вверх.

182...

184...

И вот тут мы обогнали катер судейской коллегии. Впрочем, «обогнали» — это не то слово. Мы пролетели мимо них. Но мне показалось, что я вижу изумленную физиономию Ноткина...

А потом «Летящая черепаха» нагнала первый настоящий глиссер, кажется, это была «Стрела». На этот раз и Градов не выдержал: он обернулся и прокричал им что-то весьма малолестное.

Еще минута — и мы догнали основную группу глиссеров. Градов почти не смотрел по сторонам, и я показывала ему на пальцах количество оставшихся позади машин... Азарт гонок — впервые в жизни! — захватил меня. Я даже не помню, какой скорости достигла «Летящая черепаха». Меня интересовало только одно — скорее перегнать все глиссеры, скорее выйти вперед!

«Летящая черепаха» оказалась изумительной машиной. Только потом я поняла, что мне необыкновенно повезло: я была первым пассажиром корабля будущего. Как самолеты вытесняли дирижабли, так «Летящие черепахи» в будущем обязательно вытеснят обычные водоизмещающие корабли. Первый шаг на этом пути — корабли типа волжской «Ракеты». Но, как выразился Градов, это дирижабль с крыльями. На стоянке «Ракета» держится на плаву за счет большого объема корпуса. А большой объем корпуса при движении неизбежно вызывает большое сопротивление воздуха. Иное дело «Летящая черепаха». В ней нет лишнего объема. Поплавки не в счет — они убираются.

В воздушном транспорте дирижабли давно вытеснены самолетами. Когда-нибудь (я верю — это будет очень скоро) «Летящие черепахи» вытеснят обычные корабли. Они станут самым быстрым и самым распространенным видом морского транспорта...

Повторяю, обо всем этом я подумала потом. А тогда я от радости кричала какую-то чепуху о бим-бом-брамселях и считала оставшиеся позади глиссеры. С каждой минутой их становилось больше: «Летящая черепаха» уверенно вырывалась вперед. У нее была изумительная устойчивость (так, кажется, нужно говорить): мы проскочили десятки больших бурунов, поднятых передними глиссерами, а «Черепаха» даже не покачнулась. Зато мы вели себя в высшей степени корректно — позади «Черепахи» оставались только две небольшие весьма скромного вида волны...

Однако это не помешало нам учинить переполох. Лидеры гонки, наверное, ожидали увидеть все, что угодно, но не «Летящую черепаху». Катер, шедший в соседней полосе, неожиданно круто свернул (полагаю, они просто засмотрелись на нас), и я пережила несколько неприятных секунд. Градов провел «Летящую черепаху» метрах в трех от катера.

Когда мы прошли примерно две трети дистанции, впереди оставалась только «Ласточка». Она шла довольно энергично — расстояние между нами сокращалось не так быстро, как мне бы хотелось.

И все-таки мы ее нагоняли с каждой секундой. Уже был виден голубой, поблескивающий на солнце корпус «Ласточки», уже можно было разглядеть сверкающий круг воздушного винта. Нас разделяло метров триста — четыреста.

У «Ласточки», как я догадывалась, оставался только один шанс. Трасса гонок здесь сворачивала, нужно было замедлять скорость, и «Ласточка», пользуясь большей маневренностью, могла кое-что выиграть.

Со стороны это выглядело красиво. Узенькая, юркая «Ласточка» начала круто разворачиваться, почти прижимаясь к бую. Вскипели высокие буруны... И вдруг «Ласточка» исчезла. Сразу, мгновенно. Я схватила Градова за руку. Он резко уменьшал газ.

— Опрокинулся! — крикнул Градов. — Поворот овер-киль... Нельзя так круто сворачивать.

«Летящая черепаха», замедляя движение, шла к перевернувшемуся глиссеру. Сзади надвигался рев двигателей — нас догоняли. А Градов, словно нарочно, действовал без спешки, методично. Подвел «Летящую черепаху» к покачивающейся верх днищем «Ласточке», заглушил двигатели, открыл люк кабины.

Пофыркивая и отплевываясь, к нам подплыл молодой паренек в кожаном шлеме. На лице паренька — курносом, веснушчатом — было написано восхищение.

— Игорь Петрович, а Игорь Петрович,— кричал он, цепляясь за борт «Черепахи». — Как же это? Вот здорово!

Видимо, «Летящая черепаха» интересовала его больше, чем собственная неудача.

— Здорово, очень даже здорово, — сердито отозвался Градов, помогая парню подняться на борт.— Тебя за такие номера дисквалифицировать надо... Разбиться захотел?

— Так я...

— Лезь в кабину!

Мимо нас с ревом пронеслись два глиссера. Потом — еще два. Виновато покашливая, парень протиснулся в кабину.

— Извините, — смущенно сказал он мне, — я, кажется, немного вас замочил...

— Немного, — усмехнулся Градов.— Именно немного.

Вновь завыли двигатели. «Летящая черепаха» шла теперь в самом конце гонок. Но я верила — мы наверстаем потерянное время. Верила и надеялась.

— Автоматы управления подводными крыльями! — сквозь шум моторов кричал паренек, показывая на приборную доску.

Градов кивнул головой, потом сердито сказал:

— Заглохни. Мешаешь. Парень «заглох».

На этот раз «Летящая черепаха» набирала скорость не так быстро. Стрелка указателя скорости медленно, словно нехотя, переползала с деления на деление. Но когда Градов убрал поплавки, мы снова рванулись вперед.

Это было похоже на прыжок — сильный, стремительный. Опередившие нас глиссеры, еще минуту назад такие далекие, начали вдруг приближаться.

Как я потом упрекала себя, что не догадалась сделать снимки! Это были бы отличные кадры! Лицо Градова — застывшее, с прищуренными глазами, с непередаваемым сочетанием спокойствия и азарта... Откровенный восторг на веснушчатом лице паренька с «Ласточки»... Глиссеры, бешено несущиеся в шлейфах пены и все-таки отстающие от «Летящей черепахи»... И море, залитое солнцем... И смешное изображение крылатой черепахи на борту нашего чудесного кораблика...

Но я забыла про фотоаппарат. В одном Ноткин оказался прав: за фотоснимками мне пришлось потом ездить к нему в редакцию.

Зато мы пришли первыми! Еще километрах в десяти от финиша «Летящая черепаха» легко обогнала лидирующий глиссер.

Когда мы подходили к пирсу, Градов, заглушив моторы, спросил:

— Вы, кажется, начали что-то говорить о первом паровозе? Ну...

К счастью, оркестр заиграл туш, причем совершенно серьезно. Без всякой иронии.

Это избавило меня от ответа.

Рисунки Ю. БАЖЕНОВА