Критика

Глеб Елисеев Путеводная нить

Какими только способами сочинители фантастических историй не пытались добраться хотя бы до ближайшего небесного тела — Луны! В длинном списке чудес инженерно-космической мысли есть не только корабли, но и экзотические транспортные средства: всевозможные демонические существа, драконы, стаи птиц… Однако самым прагматичным способом достичь занебесья оказался вариант прямого подъема — по нити или по стеблю, зацепившемуся за нечто за пределами земной орбиты. Попросту говоря, космический лифт.


Традиционно литература вымысла обгоняла науку, которая долгое время даже умозрительно не рассматривала подобный способ путешествия в космос. Пожалуй, первое произведение, где присутствует идея искусственно соединенных друг с другом миров, — это хорошо известная сказка «Джек — победитель великанов», знакомая также под названием «Джек в стране чудес».

Хотя, конечно, историю паренька, поднявшегося на небо по стеблю волшебного боба, нельзя воспринимать прообразом инженерной идеи. Как и путешествие на Луну барона Мюнхгаузена. «Самый правдивый человек на свете» так описывал первое посещение естественного спутника нашей планеты: «В Турции есть такой огородный овощ, который растет очень быстро и порою дорастает до самого неба. Это — турецкие бобы. Ни минуты не медля, я посадил в землю один из таких бобов, и он тотчас же начал расти. Он рос все выше и выше и вскоре дотянулся до Луны! «Ура!» — воскликнул я и полез по стеблю вверх. Через час я очутился на Луне… Я хотел спуститься вниз на Землю. Но не тут-то было: солнце высушило мой бобовый стебелек, и он рассыпался на мелкие части! Увидя это, я чуть не заплакал от горя».

Однако барон, всю жизнь руководствовавшийся принципом «безвыходных положений не бывает», — не растерялся и вернулся домой не менее остроумным способом: «Я подбежал к соломе и начал вить из нее веревку. Веревка вышла недлинная, но что за беда! Я начал спускаться по ней. Одной рукой я скользил по веревке, а другой держал топорик. Но скоро веревка кончилась, и я повис в воздухе, между небом и землей. Это было ужасно, но я не растерялся. Недолго думая, я схватил топорик и, крепко взявшись за нижний конец веревки, отрубил ее верхний конец и привязал его к нижнему. Это дало мне возможность спуститься ниже к Земле… И вдруг — о ужас! — веревка оборвалась. Я грохнулся наземь с такой силой, что пробил яму глубиною по крайней мере в полмили».

Даже у Мюнхгаузена спуск с небес по веревке все же окончился катастрофой. Поэтому, в отличие от юмориста Э.Распэ, научные фантасты идею подъема в космос по нити долгое время игнорировали, справедливо полагая, что ни одна нитка не выдержит собственного веса и просто оборвется.

Впрочем, один смелый автор все-таки попытался обыграть идею сверхпрочной паутины, способной связать Луну и Землю. Это сделал английский фантаст Б.Олдисс в романе «Теплица». Правда, речь шла об очень отдаленном будущем, где большинство животных вымерло, их экологические ниши заняли сильно изменившиеся растения, а спутник приблизился к нашей планете. Вот в этих условиях и появились на свет гигантские растительные пауки, способные сплести сеть между мирами, по которой можно достичь лунной поверхности. Героям нужно лишь прицепиться к лапе паука, отправляющегося в межпланетное путешествие.

И все же фантастическое построение Б.Олдисса выглядело не очень-то правдоподобным. А между тем еще в 1930-е годы идею космического лифта (вернее, орбитальной башни) высказал К.Э.Циолковский. К сожалению, великий мыслитель в очередной раз обогнал свое время, и, как в случае с большинством его проектов, на него не сразу обратили внимание. Лишь в бурные 1960-е идея подъемника на орбиту вновь всплыла на страницах советской печати. И, в отличие от многих других НФ-изобретений, появилась не как досужий вымысел фантаста, а в качестве реального предложения отечественного изобретателя. В 1960 году инженер Ю.Н.Арцутанов в газете «Комсомольская правда» высказал идею «небесного фуникулера»: с одной стороны он зафиксирован на Земле, с другой — закреплен на космической станции.

Увы, в поглощенные ракетной гонкой 1960-е годы какой-то скучный и неромантичный лифт на орбиту энтузиазма не вызвал. Пожалуй, единственный заметный отклик на инженерную идею — НФ-картина «Космический лифт» космонавта-художника А.Леонова и живописца-фантаста А.Соколова.

Сам проект казался технически невыполнимым. Как тянуть нить на орбиту? Об этом позднее высказался А.Кларк: «Вопрос, который поставил перед собой Арцутанов, отличался детской непосредственностью, свойственной истинным гениям. Если бы такая мысль пришла в голову просто умному человеку, он тут же отбросил бы ее как величайшую нелепость. Если тело может оставаться неподвижным относительно поверхности Земли, нельзя ли спустить с него трос и таким образом связать Землю с космосом? Но как осуществить эту идею на практике? Расчеты показали, что ни одно вещество не обладает достаточной прочностью. Трос из самой лучшей стали не выдержит собственного веса еще задолго до того, как будут перекрыты тридцать шесть тысяч километров между Землей и синхронной орбитой».

Впрочем, Ю.Арцутанов не огорчился вялой реакции на идею и спокойно продолжал разрабатывать и совершенствовать техническую сторону проекта.


Несколькими годами позже, в 1966-м, похожую идею выдвинули американские океанографы Д.Айзекс, Х.Брэднер, Д.Бэкес и Э.Вайн в статье «Постановка спутника Земли на мертвый якорь». Позднее эту же тему поднял Д.Пирсон в статье «Орбитальная башня: устройство для космических запусков, использующее энергию вращения Земли». Но лишь в 1979 году состоялось воплощение дерзкой идеи космического подъемника на страницах НФ-литературы — в романе Артура Кларка «Фонтаны рая».

Роман целиком посвящен истории создания космического лифта на тропическом острове Тапробана. Под столь экзотичным названием писатель имел в виду хорошо ему знакомую Шри-Ланку, где он проживал долгие годы. Однако, сохраняя этнический и географический антураж острова, Кларк «подвинул» его на восемьсот километров южнее, так как космический лифт выгодно располагать на экваторе нашей планеты. Поэтому, строго говоря, «Фонтаны рая» — это не только «твердая» НФ, но и «альтернативная география».

Но главное в книге, конечно же, не подобные вольности, а детальное описание возникновения замысла орбитального подъемника и его строительства на вершине самой высокой горы острова Тапробана — Шри-Канды.

Кларк четко и вполне научно обосновал преимущества космического лифта перед постоянными ракетными перевозками грузов на орбиту: «Однако, хотя ракеты стали сейчас наиболее надежным транспортным средством из всех, какие когда-либо были изобретены… они все еще малоэкономичны. Хуже того, их воздействие на природу чудовищно. Несмотря на все попытки контролировать коридоры входа и выхода, шум при взлете и посадке досаждает миллионам людей. Продукты выхлопа, накапливающиеся в верхних слоях атмосферы, уже привели к климатическим изменениям. Все помнят вспышку рака кожи в двадцатых годах, вызванную прорывом ультрафиолетового излучения, а также астрономическую стоимость химикатов, которые потребовались для восстановления озоносферы». Кларк скрупулезно описал, как сначала было изобретено моноволокно для троса подъемника, не рвущееся под собственной тяжестью, а затем подробно и четко представил читателю конструкцию космического лифта: «Общая высота башни должна составлять не менее сорока тысяч километров, причем наиболее опасна нижняя сотня километров, проходящая в плотных слоях атмосферы. Здесь следует бояться ураганов. Башня не будет устойчивой, пока ее надежно не прикрепят к земле. И тогда впервые в истории мы обретем лестницу на небо — мост к звездам. Простая подъемная система — лифт, приводимый в движение дешевым электричеством, — заменит шумную и дорогостоящую ракету, которая отныне будет применяться лишь для дальних космических полетов… Такая башня состоит из четырех одинаковых труб: две для подъема, две другие для спуска. Нечто вроде четырехколейной железной дороги с Земли на синхронную орбиту. Капсулы для пассажиров, грузов и топлива будут двигаться вверх и вниз по трубам со скоростью нескольких сотен километров в час. Поскольку девяносто процентов энергии будет возвращаться в систему, стоимость перевозки одного пассажира не превысит нескольких долларов… По самым скромным подсчетам, лифт в сто раз экономичнее любой ракеты».

Насыщенный техническими идеями и до визионерства конкретно написанный роман произвел глубокое впечатление на читателей. И Кларк вполне заслуженно получил заветный «дубль»: премию «Небьюла» в 1979-м, и «Хьюго» в 1980-м.

Выдающийся английский фантаст тему космического лифта в научно-фантастической литературе открыл и, по большому счету, закрыл. После «Фонтанов рая» создавать технологически подробный производственный роман о сооружении космического лифта было бессмысленно. Ведь в романе британца использованы практически все возможные повороты сюжета, вплоть до неизбежной драматической катастрофы, произошедшей по ходу строительства и успешно преодоленной конструкторами. Более того, ближе к финалу в мыслях главного героя возникает самый оптимальный путь дальнейшего развития концепции космического подъемника: «Идея не была абсурдной — она не была даже оригинальной. Размеры синхронных станций уже составляли десятки километров, многие были соединены кабелями, простиравшимися на значительную часть их орбиты. Соединить их все и создать таким образом кольцо вокруг Земли было бы технически гораздо проще, чем построить башню, и на это потребовалось бы гораздо меньше материала. Нет, не кольцо, а колесо. Эта башня — всего лишь первая спица. За ней последуют другие (четыре? шесть? двенадцать?) с определенными интервалами вдоль экватора. Когда их все соединят друг с другом на орбите, проблема устойчивости, докучавшая строителям отдельной башни, исчезнет. Африка, Южная Америка, острова Гильберта, Индонезия — все они, если нужно, смогут предоставить места для конечных станций на Земле».


В современной НФ орбитальный лифт играет роль антуражного элемента в тексте, неизбежной детали, возникающей при описании околопланетной астроинженерии в отдаленном будущем. Несколько космических «небесных крюков», находящихся на Земле и Марсе, упоминаются у Ф.Пола в «Кометах Оорта». В качестве обычного способа подъема грузов с поверхности во всех цивилизованных мирах Галактики в романе Т.Пратчетта «Страта» предложена некая «Линия», представляющая собой единую искусственную молекулу исключительной прочности. В романе Д.Скальци «Обреченные на победу» люди не только активно используют на Земле и в космических колониях орбитальные подъемники, но и называют их «бобовыми стеблями» в честь Джека — победителя великанов. А кабина лифта на местном жаргоне именуется «бобовым зернышком».

В других текстах мирная идея механического подъемника в небеса связана с катастрофическими событиями или масштабными преступлениями. Так, в романах А.Рейнольдса «Город Бездны» и Т.Терри «Небесный город» описаны масштабные террористические акты, произошедшие на космических лифтах.

Наиболее детальное развитие темы в НФ после Кларка — это книга «Паутина между мирами» Ч.Шеффилда, где изображено множество подобных конструкций. В другом романе того же автора — «Летний прилив» из цикла «Наследие Вселенной» — представлены оба возможных воплощения идеи орбитального подъемника: отдельное сооружение, связывающее две планеты («Пуповина»), и целый комплекс подъемных механизмов, идущих с поверхности в космос и объединенных в общую систему («Кокон»). Правда, создали лифты не люди, а инопланетяне — давным-давно исчезнувшая раса Строителей, заполнившая Галактику непонятными объектами космического масштаба. Человечество же эти конструкции лишь эксплуатирует и, возможно, совсем не по назначению.

Нередко идея орбитального подъемника используется в аниме, комиксах и компьютерных играх.

Но в целом к теме фантасты заметно охладели. Например, у А.Громова в романе «Завтра наступит вечность» подобная конструкция, заявленная в начале книги, вскоре оказывается не совсем лифтом, а затем уже и совсем не лифтом… Однако, в отличие от времен автора «Барона Мюнхгаузена», строительство подобного подъемника кажется вероятным и даже почти неизбежным, а потому уже не будоражит воображение. Ныне это дело не фантастов, а инженеров-проектировщиков.

Сейчас проекты космического лифта обсуждаются вполне практически. Американские фирмы даже борются за право первыми реализовать опытные варианты этого сооружения. Появились идеи конструкций, творчески развивающие концепцию Арцутанова, — космический фонтан, пусковая петля («петля Лофстрома»), сверхзвуковой подвес, электромагнитная катапульта и т. д.

А фантасты теперь предпочитают изображать плотные космические поселения на орбите, своего рода искусственную скорлупу, окружающую земную атмосферу. У того же А.Кларка в последних романах из цикла «Космическая одиссея»(например, «2061: одиссея три») описано несколько космических лифтов, связанных со множеством искусственных спутников, объединенных в город на орбите: «И если очень внимательно присмотреться, можно было различить тонкую нить Панамской башни — одной из шести алмазных труб, связывающих, подобно пуповине, Землю с ее рассеянными в космосе детьми, — которая на двадцать шесть тысяч километров протянулась вверх от экватора, чтобы соединиться с Кольцом Вокруг Мира».

Это действительно наиболее логичный путь освоения околоземного пространства. В таком случае оно не превращается в суверенную область, заполненную отдельными искусственными спутниками, нередко стремящимися проводить самостоятельную политику и часто недовольных матерью-Землей (как у Д.Холдемана в цикле «Миры» и у М.Рейнольдса и Д.Инга в «Лагранжийцах»). Возникает единая система, обитатели которой ощущают себя жителями одного, хотя и существенно выросшего мира. Впрочем, для поддержания связи «верхнего этажа» с поверхностью фантасты уже предлагают использовать не только лифты, но и его модификации. Например, у Д.Симмонса в НФ-дилогии «Илион» и «Олимп» герои попадают на повисшее над Землей экваториальное кольцо при помощи гибрида подъемника и электромагнитной катапульты.

Рано или поздно идея космического лифта будет реализована. Вопрос только — когда? Неужели придется ждать до XXII века, как прогнозировал в «Фонтанах рая» А.Кларк? Или все-таки суперподъемник «Земля — Орбита» заработает уже в этом столетии?

Крупный план

Аркадий Рух Сага прибрежного города

Грэй Ф.Грин. КЕТОПОЛИС. КИТЫ И БРОНЕНОСЦЫ. Астрель

Информация об этой книге проникала в среду любителей фантастики, как вода сквозь толщу земли: по капле, но беспрерывно. И о романе, и об авторе ходили самые противоречивые слухи. Что ж, если о самом Грэе Ф.Грине по-прежнему мало что можно сказать с абсолютной достоверностью, то мнение о «Кетополисе» теперь способен составить каждый. «Киты и Броненосцы», первая часть эпопеи, наконец-то вышли на русском языке.


Разговоры об агонии классического романа уже успели набить оскомину. Казалось бы, за два последних века усилиями мэтров роман оказался вычерпан до донышка: любая сюжетная коллизия выглядит заимствованием, любой стилистический оборот — цитатой. Удел романиста нынче не очень-то разнообразен: либо штамповать поделки согласно одобренным массовым читателем клише; либо погружаться в пучину постмодернизма, переходя на язык, понятный от силы сотне-другой посвященных; либо апеллировать к внелитературной оценке своего творчества, делая акцент на «идейности», то есть «историзме», «общечеловеческой значимости» и прочих достоинствах, расположенных скорее в поле общественных наук, нежели изящной словесности.

А можно рискнуть. Выйти за очерченные традицией рамки.

Одного таланта мало: потребуются недюжинная смелость и даже самоуверенность, которая граничит едва ли не с наглостью. Что ж, таинственному автору, известному как Грэй Ф.Грин, не занимать ни первого, ни второго.


Фактически, «Кетополис», сочетая в себе всю атрибутику фантастического метода с изощренной композицией, застыл в том пограничье, где водораздел между фантастикой и мейнстримом может быть проведен разве что издательским волюнтаризмом, как это в свое время произошло, например, с книгами турбореалистов.

Сразу отмечу для осторожного читателя: Грин, кто бы ни скрывался под этим именем, отнюдь не революционер. Каковы бы ни были мотивы, побудившие его на создание «Кетополиса», стремления отменить разом всю предшествующую литературу, дабы на tabula rasa начертать свои словеса, среди них нет. Напротив, роман пестрит скрытыми цитатами и реверансами в адрес сонма предшественников — от Гомера до Геймана, а сам автор определяет направление, в котором работает, как «смесь паропанка и виски».

Не пытается писатель (возможно, напрасно) и сломать традиционную линейность повествования. Несмотря на общую фрагментарность, заявленную уже в жанровом определении «роман-мозаика», перед нами отнюдь не совокупность разрозненных фрагментов, которая способна волею читателя сложиться в ту или иную картинку, как у Милорада Павича. Различные элементы подаются в единственно возможном, авторском, порядке, исключающем преждевременное раскрытие интриги.

Пожалуй, более всего предложенная игра напоминает те детские наборы, чьи причудливые детали — при должной кропотливости и следовании прилагаемой инструкции — складываются в нечто узнаваемое. В случае с «Кетополисом» ни инструкции, ни даже завлекательного образа конечной «картинки» нет, зато предусмотрен порядок их расположения.

Собственно, попытки показать одни и те же события глазами нескольких персонажей предпринимались неоднократно, да и обилием сюжетных линий публику тоже не удивишь… Однако 15 описаний одного и того же дня, предшествующего Кетополийской катастрофе 31 октября 1901 года, расположенных не параллельно, а последовательно, — это, пожалуй, ПАТЕНТ. Перед нами полтора десятка вполне самостоятельных историй, совокупно раскрывающих многие (но не все) тайны одного из самых загадочных городов современной фантастики.


Кетополис — столица государства, расположенного на одноименном острове, крупнейшем в Магаваленском архипелаге. Его не стоит искать на современной карте: в реальности романа он находится где-то в Тихом океане, на перекрестке морских путей, примерно между Индокитаем и Гавайскими островами.

Мультикультура, сложившаяся из испанской, голландской, британской, французской, польской, сиамской волн миграции и приправленная розенкрейцерской мистикой, на диво органично вписывается в общеисторический контекст. Немало способствуют этому и мелкие mockumentary, подобно арабескам, обрамляющие текст. Легкая, едва заметная корректировка — и упоминания Кетополиса появляются, например, в «Острове сокровищ» Стивенсона или в воспоминаниях Виктора Шкловского, а то и в научно-популярных журналах начала прошлого века.

Разумеется, паропанк. Гигантские дирижабли, перевозящие пасажиров и грузы, днем и ночью причаливают к вершине Хрустальной башни; местные механики творят чудеса, создавая из пружин и шестеренок сверхсложные аппараты; гигантские автоматоны и шагающие форты патрулируют побережье, а в это время…

Таможенный инспектор пытается перекрыть канал поставки наркотиков в город. Юная звезда кинематографа вычеркнута из жизни, в одночасье забыта и поклонниками, и коллегами. Парочка авантюристов-неудачников скитается по праздничному Кетополису в поисках китового черепа. Ищет пути на далекую родину беглец Циклоп. А в это время в закрытой от посторонних глаз Плетельне под охраной немногословных мужчин плетут свои волшебные сети слепые девушки; безумный Вивисектор, совмещая несовместимое, плодит чудовищ; армия дикарей другого гениального безумца, генерала Остенвольфа, вот-вот покинет джунгли и двинется на штурм, а собравший в своих руках всю власть в Кетополисе Одноногий Канцлер уже завтра готов бросить военную эскадру на уничтожение ненавистных китов…


При всем этом «Кетополис» отнюдь не чтение для «высоколобых». По крайней мере, не только для них. Если композиция из предложенных фрагментов и требует серьезного интеллектуального усилия, то каждая составляющая представляет собой законченный рассказ, способный доставить удовольствие любому ценителю фантастической прозы.

Отдельно стоит сказать об особенностях перевода «Кетополиса». Собственно, речь идет не о переводе, а, скорее, пересказе. Дело в том, что сам автор настаивал, чтобы каждый из фрагментов был переложен отдельным автором. Отсюда и особые требования к тем, кто фактически стал соавтором русского варианта «китовой эпопеи». Полагаю, знатоки жанра будут приятно удивлены знакомству с неизвестными доселе гранями тех переводчиков, благодаря которым «Кетополис» появился на русском.

«Киты и Броненосцы» плыли к читателю более пяти лет. Хочется надеяться, что издательская судьба последующих томов окажется менее подвержена всем надводным и подводным течениям.

Аркадий РУХ

Рецензии

Нил Стивенсон Анафем

Москва: ACT,2012. - 926 с.

Пер. с англ. Е.Доброхотовой-Майковой.

3000 экз.


«Анафем» — первый роман Стивенсона, действие которого происходит не в нашем мире, а по соседству, на планете Арб, населенной мирянами и инаками: унариями, деценариями, центенариями и даже милленариями, живущими в матиках и концептах, которые названы именами великих просветителей. На ниве словотворчества писатель поработал изрядно: провенер, аперт, элигер, инбрас, мессал и собственно анафем — лишь несколько авторских неологизмов, с которыми предстоит столкнуться читателю. Благо роман снабжен развернутым глоссарием и даже сборником упражнений.

Обстоятельное знакомство с миром «Анафема» происходит по мере развития действия, и за ширмой средневековья мы обнаруживаем общество высоких технологий. Пространство романа, которое пересекает главный герой, фраа Эразмас, столь же последовательно и постепенно расширяется — до пределов космоса и даже поликосма. Несмотря на внушительный объем, текст очень плотный. Этот роман — концентрат научных идей. В книге представлена история науки от древнегреческих философов и математиков до наших дней и немного дальше. Влияние науки на общество — одна из центральных тем произведения. Поэтому неслучайно автор обратился к выдуманному миру. Он от души играется концепцией «Наука и технологии без ограничений». Примечателен в этом смысле набор авторских «иконографии» — перечень стереотипов восприятия ученых и научной деятельности обыденным сознанием.

Другая важная тема «Анафема» — пересечение гипотез множественности миров (по Эверетту) и квантовой природы сознания. Вспомнив о расцвете когнитивных наук в текстах Уоттса и Игана, можно заключить, что тема сознания становится новым фронтиром для НФ.

Наконец, книга написана изобретательно и смешно. Не зря же один из героев «Мобильника» Стивена Кинга назвал Нила Стивенсона богом научной фантастики.

Сергей Шикарев

Россия через 30 лет: выжить или жить? Сборник прогностических эссе Сост. Д.Володихин

Москва: Воздушный транспорт, 2012. - 256 с.

4000 экз.


Немало людей к футурологии относятся с сомнением. Эта сестрица хиромантии и астрологии в XX веке сумела придать себе лоск респектабельности и прикинуться научной дисциплиной. Поэтому приятно взять в руки сборник текстов, где авторы, понимая истинную сущность футурологии как одного из направлений фантастики, пытаются смело фантазировать о судьбах России в близком будущем. Уязвимость своих размышлений они тоже отлично осознают, к делу подходят без унылой демонстрации собственной значимости. Поэтому столь много в «России через 30 лет» просто обычных фантастических рассказов.

Сборник поделен на четыре части. Первая — «Все рухнуло» — пожалуй, наименее интересная из них: чтобы живописать подробности развала всего и вся, особой выдумки не надо. Впрочем, у С.Шаргунова, Д.Куренкова и А.Гуларяня получились вполне занимательные истории на затертую тему «Конец света в одной отдельно взятой стране». Противовесом выступает раздел «Будущее России лучезарно», в котором А.Меньшиков, М.Москвитин, Ю.Баженов и Ю.Вороненков пытаются вообразить утопию, воцарившуюся наконец-то на Руси.

Наиболее же правдоподобными выглядят прогнозы авторов из раздела «У нас есть надежда», в котором собраны не столько беллетристические, сколько аналитические тексты. В числе авторов немало и фантастов, в том числе Э.Геворкян, А.Тюрин, Д.Володихин, Н.Иртенина. Хорошо осознавая ограниченность самого метода прямой экстраполяции, они пытаются нащупать контуры приближающегося будущего. Любопытнее других это удалось П.Святенкову в статье «Будущее России: три сценария», И.Гринчевскому в «России через 30 лет» и Н.Иртениной в «Церкви и мире».

В целом сборник удался, включенные в него тексты будоражат мысль и вдохновляют на дискуссию с авторами.

Хотя интереснее будет почитать этот сборник лет эдак через 30.

Игорь Гонтов

Алексей Калугин Мир-на-оси

Москва: Эксмо, 2012. - 448 с.

(Серия «Абсолютное оружие»).

4000 экз.


Изображенный мир — девятимерный, магический и, на первый взгляд, ничего не имеющий общего с нашим. Видимо, поэтому и начинается роман с лекции о различиях между мирами. Алексей Калугин прекрасно владеет приемом гротеска. Вывернув наизнанку реалии нашего бытия, позволяет читателю взглянуть на общество как бы со стороны. Доктор-виртуоз Малахаев, гастарбайтеры-шенгены, Вова и Медведь, Джеймс Бонд, Кафка, Дали — вот лишь некоторые из тех, кого встретит читатель на страницах романа.

Но перед нами все же не фэнтези, а, скорее, сайнс-фэнтези. Магическое кружево причудливо соединяется с элементами социальной НФ.

К сожалению, на фоне узнаваемости и безумства самого мира сюжет выглядит бледнее. Автор параллельно ведет две линии, сталкивая их в финале. Гарантированный хэппи-энд для всех.

Основной сюжет вращается вокруг детективной истории похищения рояля из «Желтого Дома». За расследование берутся, с одной стороны, последний чародей в Мире-на-Оси, а с другой — некая загадочная личность, готовая ухватиться за любую проблему. Впрочем, нанимают ее не столько для расследования, сколько для объяснения появления этого самого рояля на Лысой горе, расположенной на территории Центральной Академии.

Алексей Калугин, по счастью, не впадает в искушение «спасительного» стеба. На ироничном, даже комичном материале он мастерски выстраивает детективную интригу, заставляет читателя двигаться до поры до времени по ложному следу. Но за детективной игрой, густо сдобренной скрытыми и явными цитатами, писатель не забывает поговорить о главном — о нас с вами, обычных «человеках», живущих в самом обыкновенном из миров.

Светлана Кузнецова

Феликс Х. Пальма Карта времени

Москва: Астрель — Corpus,2012. - 640 с.

Пер. с исп. Е. Матерновской и др.

4000 экз.


Викторианская эпоха для современных авторов — что-то вроде старого детского сада, в котором давно не меняли игрушки. Воспитанники уходят, а куклы остаются. Здесь и потасканный Влад Цепеш, и Джек-потрошитель, и Человек-невидимка, и знаменитый дуэт, арендующий комнаты на Бейкер-стрит. Читатели по всему миру куда лучше знают географию того «темного» Лондона, чем нынешнего «причесанного» мегаполиса. А уж сколько литераторов стяжали свой хлеб на благодатной умащенной смогом «ниве» британской столицы! От Диккенса и Конана Дойла до Нила Геймана и Сюзанны Кларк.

Новый викторианский замес от мастера коротких историй испанца Феликса Пальмы демонстрирует знакомые черты не раз проверенных в боях героев и мрачную привлекательность многократно использованных подмостков. Даже знаменитый писатель Уэллс — один из центральных персонажей произведения — выступает в этом амплуа не впервые. В романе «Машина пространства» Кристофер Прист уже использовал отца-основателя НФ, сведя его с героями «Машины времени» и «Войны миров».

«Карта времени» исполнена в духе европейского приключенческого романа рубежа XIX–XX веков. Как обещает автор, в книге есть и приключения с дикими туземцами, и любовные страсти, и мрачные тайны, и причудливые творения человеческого разума. Пальма выкладывает их перед читателем неторопливо и монотонно, как усталый, но хитрый факир, готовящий главное напоследок.

Вопреки восторженным репликам в англоязычной прессе и в Сети, можно сказать, что перед нами средний роман-стилизация, почти во всем вторичный и чересчур пространный. Это книга, которую можно взять в дальнюю дорогу. Скорее всего, вам хватит и на обратный путь. Куда больше интереса вызвало бы сходное произведение с испанским колоритом, но автор поставил на проверенную лошадку.

Николай Калиниченко

Классициум Фантастическая антология нефантастической классики

Москва: Снежный ком М, 2012. - 496 с.

3000 экз.


Минувший XX век принес крупнейшие политические и идеологические эксперименты, взлет научной мысли, выход в космос и многое другое. Он подарил литературе непревзойденных мастеров пера, классиков современности.

Любое событие повседневной жизни находит отклик у человека пишущего. Но о чем бы писали, к примеру, Хемингуэй, Маяковский или Гумилев, если бы история XX века пошла иным путем? Если бы человечество намного раньше вышло в космос и добралось, скажем, до ближних планет Внеземелья?

Об этом новый проект издательства «Снежный ком М» под названием «Классициум». В нем умельцы современной российской НФ-литературы взялись творить так, как творили бы классики прошлого столетия, живи они в альтернативном НФ-времени. Иногда им удавалось выполнить эту сложнейшую художественную задачу, иногда — нет. Сборник вышел «пятнистым»: удачи и очевидные провалы соседствуют.

Каждому рассказу предшествует биография автора. Естественно, такая, какой она могла быть, живи классик в этой интересной реальности космодромов и колонизации планет Солнечной системы. Антология делится на две части. В разделе «И ракета взлетит!» представлены стилизации под иностранных авторов. Завершает ее Владимир Набоков. И он же открывает вторую часть антологии — «Жемчужные врата», где представлены уже российские классики: Горький, Маяковский, Грин и другие.

Из наиболее интересных стилизаций сборника выделим рассказ о летающих марсианских кораблях и корабелах «Смерть взаймы» Г.Л.Олди, укрывшихся под маской Марии Гинзбург, и историю «И ракета взлетит» Андрея Щербака-Жукова, выступившего от имени Эрнеста Хемингуэя. Это изящный рассказ о настоящих и вымышленных реалиях, с которыми сталкивается человек на Венере. Добрых слов заслуживает и рассказ Юлианы Лебединской «Черный бок Япета», написанный от лица Джека Лондона.

Светлана Кузнецова

Вехи

Валерий Окулов Каперанг фантастики

Драматург Александр Островский утверждал: русский писатель должен жить долго, чтобы успеть получить признание. В этом месяце патриарху отечественной фантастики (да и литературы вообще) Евгению Львовичу Войскунскому исполнилось 90! И на творческую пенсию уходить он не планирует. Его литературный стаж — более 60 лет, его жанровый диапазон — реалистическая проза, научная фантастика, мемуаристика. Многие нынешние звезды отечественной НФ справедливо называют его Учителем.


Кстати, у Е.Л.Войскунского в этом году еще один значительный юбилей. Ровно полвека назад состоялся его дебют в фантастике, когда увидел свет роман «Экипаж «Меконга» (1962), написанный в соавторстве с двоюродным братом Исаем Лукодьяновым. Роман этот стал самым популярным в НФ-биографии писателя и, вне всякого сомнения, оставил глубокий след в читательских душах нескольких поколений.

Хотя нынешние тинейджеры, вскормленные Гарри Поттером, скорее всего, не поймут восторга тогдашних подростков, взахлеб зачитывавшихся «Экипажем». Время тогда было особенное, романтическое: мечтали о построении коммунизма, но зачитывались при этом штильмарковским «Наследником из Калькутты», беляевским «Человеком амфибией»… Так что ничего странного в том, что в те годы немолодые уже кузены — 35-летний капитан-лейтенант в отставке Войскунский, успевший опубликовать книгу повестей о военных моряках, и его 44-летний двоюродный брат «колоссально начитанный» технарь Лукодьянов — решили написать не вполне «советский» приключенческий роман.

«Экипаж» начинается с фразы: «Приятно начать приключенческий роман с кораблекрушения…». Однако сказалась любовь соавторов к фантастике и произведениям Жюля Верна, и появились такие сугубо НФ-темы, как, например, проницаемость материи. Авторы щедро расцветили текст пестрым бакинским бытом, хорошо знакомым им не понаслышке.

По признанию Е.Л.Войскунского, «писали роман весело, с увлечением». Через два года отправили рукопись в Детгиз и стали ждать ответа. Им повезло: машинописный фолиант попал в руки редактору Аркадию Стругацкому, сразу поддержавшему новый писательский дуэт. Соавторам пришлось немало поработать, но летом 1962 года в серии «Библиотека приключений и научной фантастики» стотысячным тиражом (средненький тираж для тех лет) книга наконец вышла. Еще до выхода внутренний рецензент издательства Юрий Рюриков, литературовед, не чуждый фантастике, писал: «Читается книга с интересом, у которого два основных возбудителя: фантастическая научная проблема, никогда не поднимавшаяся в фантастике, притягивающая читателя своей новизной и необычностью, и сюжет тайн и борьбы. Смелостью и интересностью проблемы, живостью повествования книга примыкает к новому направлению нашей фантастики». Положительно оценил рукопись и самый влиятельный жанровый критик тех лет Кирилл Андреев: «Увлечение, с каким авторы писали книгу, невольно передается ее читателям». Высоко оценили роман и коллеги — фантасты Михаил Емцев и Еремей Парнов: «Читатель забывает о недоверии. Читатель ни разу не усомнился». Образы молодых ученых из НИИ Транснефти вряд ли сопоставимы с «вечными героями» известных приключенческих книг. Но успеху романа в немалой мере способствовали живые запоминающиеся персонажи, а также яркие, иногда пародийные параллели с «Тремя мушкетерами» и обширная эрудиция авторов.

Как сообщает отечественная «Энциклопедия фантастики»: «Стилизованный под жюль-верновскую фантастику роман, соединяющий историческую, морскую, приключенческую и детективную, сатирическую и юмористическую прозу с НФ-романом изобретений и открытий», сразу вывел их в первые ряды советской научной фантастики 1960-х годов.

В феврале 2004 года на «Росконе» Е.Л.Войскунский наконец-то получил свою первую жанровую награду — специальный приз оргкомитета «Большой Роскон». До этого затянувшегося признания достижений была прожита нелегкая, но счастливая жизнь.


Будущий писатель родился 9 апреля 1922 года в Баку. Его отец, участник Первой мировой, после возвращения с русско-турецкого фронта в 1918 году решил остаться в этом азербайджанском городе и встал на постой в доме, где с конца XIX века жила переселившаяся из Минска семья его будущей жены. Был он фармацевтом, но резко изменил все свое существование: закончил филологический факультет и стал преподавать латынь в мединституте.

После школы Евгений, с детства увлекавшийся рисованием, решил стать архитектором. В 1939 году он поступил на факультет истории и теории искусств Академии художеств в Ленинграде и планировал через год перейти на архитектурный. Но в том же 1939-м появился Закон о всеобщей воинской обязанности, никаких отсрочек не предусматривавший, так что спустя несколько месяцев после совершеннолетия Евгений получил повестку. Никогда не помышляя о многолетней военной службе, в октябре 1940 года он попал в Отдельный восстановительный железнодорожный батальон на бывший финский полуостров Ханко (он же Гангут). Участвовал в строительстве ветки для транспортеров, несших пушки главного калибра, работал в библиотеке и художником в клубе. Командиры были всякие, так что неспроста в одном из романов писателя приведена известная всем служивым поговорка: «На флоте так: стой там — иди сюда». Хотя собственно на флот Войскунский попал только в начале Великой Отечественной…

«Люди выбитого войной поколения не выбирали себе судеб. Те, кому посчастливилось, выжили — формула нашей судьбы», — сказал писатель в полюбившемся многим читателям романе «Кронштадт» (1984). «Недосып, много тяжелой работы. Очень много шуму. И гибель… Было голодно, сил не хватало для жизни», но все равно надо было жить: «Всему надо радоваться, братцы».


Со школьных лет одержимый литературным зудом Войскунский осенью 1941 года стал корреспондентом редакции газеты «Красный Гангут». Он участвовал и в обороне, и в десантах. После Ханко — в редакции кронштадтского «Огневого щита», в 1944 году снова оказался в Финляндии. Затем его командировали на военную базу полуострова Порркала-Удд. Военному журналисту Войскунскому присвоили звание старшины I статьи, он был награжден медалями, орденом Красной Звезды (вторую Звезду он получил после победы). И вскоре присвоили звание младшего лейтенанта. Он служил в Пиллау (Балтийск) в качестве журналиста флотской печати, затем политработником Балтийской дивизии подводных лодок в Лиепае. С 1947 года учился на заочном отделении Литературного института имени Горького, закончил его в 1952-м. В 1956 году на флоте начались большие сокращения, Войскунский в звании капитан-лейтенанта (капитана III ранга ему присвоили позже) вышел в отставку и уехал в родной Баку.

В том же году в «Воениздате» вышла его первая прозаическая книга — небольшой сборник повестей «Первый поход». Еще через год пьеса Войскунского «Бессмертные» получила премию на Всероссийском конкурсе, а в 1959-м его приняли в Союз писателей.

Словом, литературная жизнь налаживалась. Но 1960-е оказались для успешного писателя-реалиста десятилетием фантастики: вдохновленные удачным НФ-дебютом Войскунский и Лукодьянов продолжали активную работу в этом жанре до середины 1970-х, опубликовав повесть «Черный столб» (1963), сборник рассказов «На перекрестках времени» (1964), роман «Очень далекий Тартесс» (1968). А повесть «Формула невозможного» даже была экранизирована советским ТВ.

Но если «Плеск звездных морей» (1970), описывающий попытки планетарной инженерии и рисующий панораму коммунистической утопии, цензура приняла благожелательно, то роману «Ур, сын Шама» (1975) не повезло: ретивые функционеры Госкомиздата обвинили книгу в «протаскивании» сионизма и навесили ярлык «вражеская пропаганда». Наступали другие времена…

Последняя совместная книга Е.Войскунского и И.Лукодьянова вышла в 1980 году — НФ-роман «образца начала шестидесятых» под названием «Незаконная планета». В создании еще одного варианта желаемого будущего соавторы преуспели: в него начинаешь верить. К сожалению, Исай Борисович, чье здоровье сильно пошатнулось, отошел от литературных дел.


Е.Л.Войскунский еще с 1962 года вел немалую организационную и «воспитательную» работу в области фантастики, сначала на «посту» руководителя Комиссии по научно-фантастинеской литературе при Союзе писателей Азербайджана, а после переезда в 1971 году в Москву стал одним из руководителей Московского семинара молодых фантастов и знаменитных Малеевок, вошел в Совет по научно-фантастической и приключенческой литературе при Союзе писателей СССР. В течение нескольких лет он был членом редколлегии легендарных сборников «НФ» издательства «Знание», выступил составителем двух выпусков.

Он активно помогал своим семинаристам, а не только делился опытом. В 1983 году написал благожелательную рецензию на рукопись сборника рассказов своих малеевских подопечных Евгения и Любови Лукиных. Но разгромную рецензию на ту же рукопись дал для Роскомиздата Александр Казанцев, нападая не столько на авторов, сколько на рецензента и других «врагов советской фантастики». Войскунский не побоялся вступить в открытый конфликт с главным «номенклатурщиком» советской НФ.

После смерти в 1984 году И.Б.Лукодьянова Войскунский надолго ушел из фантастики и возвратился к своим литературным истокам — реалистической и военной прозе. Судьбы людей своего поколения привлекали его куда больше, чем жизнь персонажей «коммунистического завтра». Заметными событиями стали его романы «Кронштадт» (1984), отмеченный премией им. К.Симонова, «Мир тесен» (1990), «Девичьи сны» (2000). Позже писатель сказал: «Душа у меня не на месте… Меня тревожили воспоминания о войне, я понял, что должен выразить свое поколение». Но даже в этих максимально реалистических романах то и дело выплывают признания в любви к фантастике, которая всегда оставалась любимым чтением Войскунского.

В 1995 году с публикации повести «Химера», основанной на старом рассказе «Прощание на берегу» (1964), состоялось возвращение Е.Л.Войскунского в жанр. В 2000 году в журнале «Если» появилась повесть Войскунского «Командировка», тепло встреченная и критиками, и читателями, а в 2008-м в сборнике «Порох в пороховницах» была опубликована повесть «Девиант».

А как встретили его воспоминания! Началось с «Научной фантастики в Баку» в третьем выпуске ежегодника «Фантастика 2002» — о том «свежем и интересном» времени, когда люди разных национальностей вышучивали, а не резали друг друга. Затем последовала целая серия мемуарных публикаций в «Если»: «Рефлекс поиска» (2007) — о Сергее Снегове, «Новые пути бытия» (2008) — о Георгии Гуревиче, «Остров в океане» (2008) — о семинарах в Малеевке. Последний очерк в следующем году обрел «АБС-премию».

Все эти разрозненные очерки — лишь главы, фрагменты главной книги Е.Л.Войскунского — 900-страничного мемуарного романа «Полвека любви» (2009), над которым писатель работал более шести лет. В любви Евгению Львовичу действительно повезло: почти полувековой счастливый брак, дети, внуки[16].

Сегодня Евгений Львович в отличной литературной и хорошей физической форме. Он работает над новым романом. По флотскому званию «кап-три», но в литературе — определенно каперанг! Да, жить непросто, когда здоровье уже не то и (по Войскунскому) «само течение времени ускорилось»… «Мне редкостно повезло, — признается писатель. — Я не истлел на холодном грунте Финского залива, не сгорел в огне… Я остался жив — для чего?..»

Вл. Гаков Русский меннонит в американской НФ

В этом месяце мир фантастики отмечает 100-летие со дня рождения одного из столпов англо-американской НФ Альфреда Ван Вогта. Трудно найти в истории западной НФ-прозы другого такого же автора, чье творчество вызывало бы оценки столь полярные — от культового обожания (причем не только в Америке и Англии, но почему-то и во Франции!) до агрессивного неприятия, выраженного лапидарным приговором: «Бред какой-то!».


То, что в конце прошлого века Альфред Ван Вогт оставался одним из немногих живых классиков американской science fiction и ее кэмпбелловского золотого века, не подвергали сомнению даже самые ярые критики этого писателя. Тем более поразительно, что живым классиком Альфред Ван Вогт стал еще в 1940-е годы, едва успев свыкнуться с другим приятным ощущением: называться «писателем-дебютантом». Впрочем, все они, «птенцы гнезда кэмпбеллова» — Азимов, Хайнлайн, Старджон, Бестер, Кларк, стартовали на удивление стремительно: несколько лет в дебютантах — и уже классики!

Хотя, в отличие от литературных «однокашников», Ван Вогт дальше двинулся «другим путем». Писатель-фантаст всю жизнь увлекался разного рода «независимыми мыслителями», к чьим идеям научное сообщество относилось как к явному бреду. И если бы только зачитывался ими, так еще и отчаянно, наперекор всем — читателям, издателям, критикам — пропагандировал эти идеи в своих фантастических романах! Вполне вероятно, что кто-то и сегодня зачитывается его «Слэном», «Миром Анти-А», серией об Оружейниках и «Путешествием космического «Бигля»[17].

Но не признать, что и эти книги оказали огромное влияние на развитие американской фантастики, значит грешить против исторической правды. Тем более что достаточно обратиться к его лучшим рассказам «Чудовище», «Зачарованная деревня», «Процесс», и все споры разом прекращаются: классика, что тут добавить!

Будущий писатель НФ родился 26 апреля 1912 года в Канаде на ферме в провинции Манитоба. Насчет того, чья кровь текла в жилах Альфреда Элтона Ван Вогта, споров вроде бы тоже нет: голландская. Хотя предки будущего писателя были голландцами особенными — они принадлежали к религиозной общине меннонитов, которых одинаково преследовали и католические, и протестантские государи. И не просто меннонитов, а «русских меннонитов»! Это не опечатка и не оговорка — так в европейской литературе называют религиозных диссидентов, отколовшихся от «прусско-голландского» анабаптизма и в XVIII веке осевших на южных окраинах Российской империи. А веком позже оттуда же разъехавшихся по всему свету — Старому и Новому…

Поэтому не исключено, что предки Ван Вогта когда-то жили на территории нынешней суверенной Украины. И что известно точно: до четырехлетнего возраста маленький Альфред общался с родителями только на так называемом «плаутдиче» (Plautdietsch — немецко-платский диалект). И подданным США писатель стал лишь после того, как разменял четвертый десяток.

Детство свое сам Ван Вогт считал ужасным, и не потому что семья была бедной. Скорее, наоборот: отец работал адвокатом в солидной компании и по делам службы много раз менял место жительства. Но эти бесконечные переезды, как выясняется, для его сына стали настоящим кошмаром. «Я был как корабль без якоря, уносимый куда-то штормом во тьму. Постоянно искал тихую гавань, а вместо этого снова и снова несся навстречу новым неожиданностям». Любопытное признание для будущего писателя-фантаста…

Позже Ван Вогт вспоминал еще о двух предельно конкретных травмах детства, повлиявших, как ему казалось, на будущее творчество. Во-первых, не смог защитить младшего брата, которого поколотили старшеклассники: сунулся, а ему самому наваляли… А во-вторых, в двенадцатилетнем возрасте был высмеян учителем, уличившим «взрослого парня» в чтении детских сказок!

Теперь ясно, откуда у взрослого писателя и «нетрадиционного мыслителя» взялись все эти идеи об «эволюции каждого человека в сверхчеловека», о «духовном прорыве» к неаристотелевой логике, эти комплексы на грани паранойи («Монстры вокруг нас»). Даже о той же абсолютной монархии, которая представлялась писателю Ван Вогту вершиной социальной эволюции… Короче, живи он тогда в Вене, один тамошний седобородый доктор, конечно, довольно потер бы руки: «А что я говорил!».

* * *

Писателем Ван Вогт мечтал стать с детства, но заняться литературным трудом пришлось по необходимости. В семью пришло несчастье — на сей раз не подростковый комплекс, а самое что ни на есть реальное. Сразу после краха нью-йоркской биржи в октябре 1929-го, вызвавшей Великую депрессию, отец потерял высокооплачиваемую работу в крупной судоходной компании Holland American Lines. Мысли о продолжении учебы в колледже пришлось отложить до лучших времен, и Альфред начал зарабатывать деньги, чтобы помочь семье: трудился на ферме, мелким клерком в статистическом бюро, водил грузовик… Пока не обнаружил, что делать деньги можно и с помощью пишущей машинки!

Разумеется, первые гонорары принесла никакая не фантастика (она вообще редко приносила солидные деньги до начала 1950-х), а литературная поденщина — журнальные очерки (в Америке их называют true stories), любовные новеллы, рекламные статейки, — которую у нас называют «джинсой», и радиопьески. Так что к концу 1930-х, когда Альфред Ван Вогт дебютировал наконец в фантастике, по части литературного профессионализма у него был полный порядок.

Год его дебюта в знаменитом журнале Джона Кэмпбелла «Astounding Stories» стал легендарным для американской science fiction. Потому что в тот год взошло сразу несколько звезд на «фантастическом» небосклоне: Роберт Хайнлайн, Айзек Азимов, Теодор Старджон, Лестер дель Рей. И Альфред Ван Вогт. В том же 1939-м, кстати, он обзавелся не только первой публикацией в профессиональном журнале фантастики, но и женился на Эдне Мэйн Халл, в соавторстве с которой позже написал несколько произведений (она умерла в 1975-м, после чего писатель женился во второй раз — на пережившей его Лидии Берегински).

Да и сам дебютный рассказ «Черный разрушитель» (ранее был написан еще один и также отправлен Кэмпбеллу, но вернулся от редактора на доработку) ждала судьба необычная. Правда, с перерывом почти в 40 лет…

Дело в том, что история инопланетного хищника, способного адаптироваться к любым условиям — даже проходить сквозь металлические стены! — и планомерно пожирающего экипаж земного звездолета, слишком напоминала сюжет сенсационного фильма Ридли Скотта «Чужой». Настолько, что многие начитанные фэны и критики сразу же увидели в сценарии явный плагиат. Точнее, плагиат сразу на два дебютных рассказа Ван Вогта — «Черный разрушитель» и вышедшие чуть позже «Кровавые раздоры». И хотя сценаристы Дон О'Бэннон и Рональд Шассетт клялись и божились, что написали оригинальный сценарий, а ранних рассказов Ван Вогта «в упор не видели», да и тему инопланетного чудовища, пожирающего всех и вся, особенно оригинальной не назовешь, осадок, как говорится, остался. И студия, чтобы не допустить развития скандала в зале суда, вынуждена была улаживать конфликт с Ван Вогтом во внесудебном порядке. «Цена вопроса» в прессе не скрывалась — 50 тысяч, в те годы деньги немалые. Особенно для писателя, не являющегося автором бестселлеров.

Чуть позже обе упомянутые новеллы вместе с двумя другими составили роман «Путешествия космического «Бигля», написанный под очевидным воздействием путевых дневников Дарвина. Эту книгу Ван Вогта многие по сей день считают тем самым произведением, что вдохновило продюсера Джина Родденберри на создание его неувядающего телесериала, а ныне киносериала «Звездный путь»…

Но роман вышел лишь в 1950 году. А в 1941-м Ван Вогт окончательно порвал со службой где бы то ни было (последним его местом работы была своего рода «спецслужба» — правительственное Агентство национальной безопасности, где Ван Вогт трудился мелким клерком), чтобы полностью посвятить себя литературному труду. И перебрался в соседние Штаты, гражданином которых он стал в 1944 году. Потому что к этому времени он уже числился живым классиком американской science fiction, и этот статус принес писателю его роман «Слэн», в 1940-м напечатанный с продолжением у того же Кэмпбелла, а затем вышедший отдельной книгой.

Роман переведен на русский язык, поэтому нет необходимости подробно останавливаться на истории девятилетнего супермена — экстрасенса с двумя сердцами и интеллектом гения — и таких же, как он, экспериментально выведенных сверхчеловеков, которым приходится жить, если не выживать, во враждебном им мире «нормальных» людей. О популярности этого романа говорит хотя бы то, что придуманное автором слово slan (от имени и фамилии «творца» сверхчеловеков — Сэмюэла Лэнна) вошло если не в толковый словарь английского языка, то уж в лексикон фэнов точно. Чего стоит один слоган «Fans Are Slans» («фэны — это слэны»).

* * *

Поселившись в Голливуде — тогда еще «самостийном» городке, позже вошедшем в состав большого Лос-Анджелеса, Ван Вогт вопреки ожиданиям не стал писать киносценарии, хотя место к тому определенно располагало. Он занялся совсем иным делом, огорчившим немалое число его литературных поклонников. Романы он еще некоторое время выпускал, и они хорошо расходились, а в 1947 году по результатам читательского опроса он был признан самым популярным писателем-фантастом Америки. Но вскоре литературный поток превратился в ручеек, а затем и совсем иссяк. Ибо писатель открыл в себе новое призвание — проповедника.

Человек, безусловно, глубоко религиозный, Альфред Ван Вогт не стал проповедовать какую-либо из существующих мировых религий, а постарался обратить блуждавшее во тьме человечество в религию новую. Причем искренне верил, что обращает не в новую веру, а приобщает к откровениям новых наук — неортодоксальных, раздражающих академическое сообщество, но наук! Хотя речь шла о хорошо известных нам сегодня разнообразных псевдонаучных теориях и практиках, лежащих на стыке эзотерики и психологических тренингов и обещающих адептам духовное просветление. Словом, превращение в того самого сверхчеловека, о котором Ван Вогт грезил всю жизнь.

Уже в его ранних рассказах, вошедших в «Путешествие космического «Бигля», мелькнул термин «нексиализм» — так называлась придуманная автором «научная дисциплина», позволявшая землянам изучать поведение инопланетян. Впоследствии Ван Вогт стал горячим сторонником науки, уже реально существовавшей, т. н. «общей семантики», созданной тезкой писателя — американцем польского происхождения Альфредом Коржибски[18].

Что, безусловно, привлекало Ван Вогта в личности автора «общей семантики», так это отсутствие формального научного образования. Коржибски, правда, окончил Варшавский технический университет с дипломом инженера, но в области философии и психологии так и остался просто «независимым мыслителем». Как и прочие «независимые мыслители», идеи которых очаровывали впечатлительного писателя-фантаста. Идеи Коржибски Ван Вогт пропагандировал в цикле романов о мире, где работает «антиаристотелева логика» — «Мир Анти-А» и «Пешки мира Анти-А»[19] (в 1980-х, вернувшись в НФ, он написал завершающий роман трилогии — «Анти-А — 3»). Если кто-то что-нибудь понял в этих заумных опусах — респект.

Кстати, первые читатели, такие же пленники «обычной», аристотелевой логики, остались, мягко сказать, в недоумении. И забросали Кэмпбелла обидными для всякого редактора требованиями объяснить, «о чем этот роман?». Редактор обещал, попросив всего несколько дней на формулировку ответа, но так и не выполнил обещанного…

Сам же автор не скрывал особенностей своего творческого метода: «Когда я приступаю к работе, мои первоначальные задумки бывают временами настолько неопределенными, что кажется просто невероятным, как из столь тщедушного исходного фантома в конечном счете получается законченное произведение… У меня сложилась привычка включать в ту историю, над которой я работаю, все бродящие у меня в голове в данный момент мысли. Частенько бывало, что они, казалось бы, никак не к месту, но, поразмыслив, я всегда находил тот угол, под которым их можно было использовать…».

А еще Ван Вогт в первые послевоенные десятилетия переболел, как и многие, паранойей на тему «красные идут». Правда, в его реалистическом романе «Преступник» (1962) свободному миру угрожают «желто-красные», поскольку действие происходит в маоистском Китае. И в качестве идеала общественного устройства пропагандировал… абсолютную монархию! Отголоски этой «свежей» идейки можно найти в популярном цикле об Оружейниках Ишера и в других произведениях Ван Вогта, написанных в разные годы.

Но все это оказалось сущими цветочками по сравнению с тем, чем писатель увлекся в начале 1950-х. Точнее, кем увлекся — Роном Хаббардом! И не просто увлекся, как многие, но стал верным адептом хаббардовской дианетики (предшественницы еще более популярной сайентологии). На сей раз роман с идеями очередного «независимого мыслителя» оказался настолько серьезным, что писатель Ван Вогт надолго забросил фантастику и всецело посвятил себя Учению. Он возглавил калифорнийский Центр дианетики, но не прошло и года, как тот оказался на грани банкротства. Это ж нужно было постараться, чтобы разорить один из проектов «афериста века», всегда и из всего выжимавшего денежку до последней! Однако Ван Вогту с супругой это удалось… Но битым неймется — после улаживания дел с кредиторами семейно-творческая пара на гонорары от своих произведений организовала собственный Центр дианетики.

Этой, не побоюсь слова, дурью писатель занимался почти десятилетие. В НФ он вернулся в начале 1960-х — говорят, по призыву Фредерика Пола. И за оставшиеся четыре десятилетия написал еще несколько десятков романов (всего их в активе Ван Вогта, кстати, не так много по американским стандартам — менее полусотни).

Умер один из последних классиков золотого века американской science fiction от болезни Альцгеймера, всего года не дотянув до наступления нового века и тысячелетия — в январе 2000-го. А лучшие его произведения, в особенности его рассказы, ставшие классикой жанра, остались там, в 1940-1950-х, в том недолгом веке, который был назван золотым благодаря в том числе и Альфреду Ван Вогту.

Загрузка...