Критика
Глеб Елисеев
«Я — семья…»
Психиатрия, пожалуй, самая сложная из наук о человеке, ведь не понятно, где проходит грань между нормой и аномалией. Как подметил Д.Джонс: «Разум от безумия отделяет только тонкая красная линия», но еще точнее выразился один из героев А.А.Галича: «А кто не псих?». Фантасты, эти «испытатели наук», были не прочь вторгнуться и на эту территорию, осваивая ее в соответствии с законами жанра. Вполне естественно, что особым успехом у авторов пользуется расстройство множественной личности (РМЛ), или как предпочитают говорить американские специалисты — «диссоциативное расстройство идентичности».
В медицинских справочниках этот недуг характеризуют как «тяжелое, хроническое расстройство», ранее известное под названием «раздвоение личности». Это когда человек «попеременно ощущает себя то одной, то другой личностью», а поведение его определяет та, которая в данный момент доминирует. У женщин эта болезнь встречается чаще, чем у мужчин, а в целом она проявляется у 4 % психически больных, госпитализируемых с другими диагнозами.
Трудность, которая возникает при попытке обозреть тему, связана с тем, что грань между реальным и нереальным, возможным и немыслимым в историях о расстройствах множественной личности зыбка и почти неопределима.
В давние времена и в литературе, и в медицинской практике все было гораздо проще: если человек уверяет, что у него не одна, а несколько личностей, и некоторые из них подбивают его делать пакости, то перед нами либо безумец, либо одержимый. Скорее всего, последний.
Об одержимости сказано еще в евангельских текстах, и сам Иисус Христос показал, как надо решительно действовать в таких случаях, изгнав из человека, страдающего одержимостью, легион демонов. Историй об одержимости достаточно и в средневековых сочинениях, вроде древнерусского сказания «История о бесноватой Соломонии». Однако в период Возрождения черти стали хитрее, научились лучше маскироваться, и уже эпоха Просвещения вывела тему одержимости из разряда «модных».
Реабилитация наступила в эпоху Неоромантизма, когда шло становление литературы ужасов. А еще чуть позже вселяющиеся в людей демонические сущности заполнили страницы всевозможных пальп-журналов и дешевых книг с яркими обложками. В истории жанра самым известным и успешным текстом на эту тему стал «Экзорцист» У.Блэтти, включая его продолжения — кинематографические и литературные. А снятый по первой книге фильм У.Фридкина вызвал настоящий зрительский бум, сегодня он признан шедевром киноужасов.
Однако в рамках нашего обзора куда интереснее другой роман Блэтти — «Легион», где действует целый сонм демонических индивидов и порабощенных ими сознаний в теле одного человека. Описанная фантастом картина больше напоминает расстройство множественной личности, чем классическую одержимость с ее яростью, корчами и ярко выраженным безумием больного.
Именно после выхода книг Блэтти, ставших бестселлерами, одержимость становится расхожим штампом в хорроре — литературном и киношном. Бесы-захватчики появляются практически во всех известных телесериалах, посвященных сверхъестественному (например, в классическом сериале «Сверхъестественное»). И в качестве одного из распространеннейших явлений в отдаленном будущем (особенно — среди телепатов) одержимость представлена даже во многих романах по игровой системе «Вархаммер 40 000».
Губит любое произведение на эту тему только банальность развития событий. Ну, что нового в том, что влез очередной чертяга в сознание человека и теперь руководит его поступками? Лишь в редких случаях возникает любопытный поворот темы, как в недавнем романе Д.Грегори «Пандемоний», где демоны склонны прикидываться популярными персонажами американской масс-культуры.
* * *
Несколько менее тривиальной ситуация становится, когда фантаст объясняет истоки одержимости без привлечения потусторонних сил. Например, у Т.Диша в «Азиатском береге» одержимость «демонами», которые на самом деле являются частью подсознания героя, приводит его к трансформации в совершенно новую, глубоко чуждую ему личность.
Еще более распространенный вариант — это описание вторжения в сознание инопланетного разума, полностью или частично контролирующего деятельность человека, как, например, в «Пассажирах» Р.Сильверберга, «Игле» Х.Клемента, «Четверо в одном» Д.Найта и «Паразитах мозга» К.Уилсона. Иногда инопланетянин даже не пытается скрыть от окружающих факт захвата чужого тела. Но обычно это приводит к тому, что он становится постоянным обитателем местного психдиспансера, как это случилось с героем книги Д.Брюэра «Планета Ка-Пэкс». А в романе Д.Типтри «Выше стен Земли» целая инопланетная раса пытается при помощи «телепатического мыслепровода» вселиться в сознание землян.
Впрочем, и люди не отстают от пришельцев в стремлении поработить ближнего и завладеть его телом. В некоторых случаях даже часть тела, сохранившая остаток чужой души, может подчинить себе несчастного и вызвать раздвоение сознания. Так, например, произошло с персонажем романа М.Ренара «Руки Орлака», которому пересадили кисти казненного преступника. На более высоком научном уровне и более оптимистично описывает схожую ситуацию Ч.Шеффилд в романе «Сторож брату моему». В подобной ситуации оказывается и герой романов К. Сиодмака «Мозг Донована» и «Память Хаузера», угодивший под влияние сохраненного им мозга умершего преступника. У Ф.Рассела в рассказе «Кресло забвения» описано, как герой-преступник создал специальный аппарат для подключения к сознанию жертвы.
Есть в истории жанра повествования и о том, как одержимость человека человеком возникала в результате путешествий во времени. Например, в результате темпоральных перемещений персонаж обнаруживает себя в одном из своих предыдущих телесных воплощений («Смирительная рубашка» Д.Лондона) или оказывается «подселенным» в тело другого человека (революционер Гелий из повести В.Итина «Страна Гонгури»). В сознание различных исторических персонажей проникал герой романа Д.Чалкера «Остановка на ночной стороне».
* * *
В отличие от одержимости «простое» раздвоение личности издавна воспринималось как сугубо медицинский недуг. Во всяком случае, еще со времен Просвещения приступы разделения сознания трактовались как безумие, связывались с шизофренией и описывались в литературе. А вот рассказы о раздвоении личности всегда были фантастичны: истории о двойниках, о темной сущности души. Из ранних произведений на эту тему вспомним рассказ Э.По «Вильям Вильсон». Ф.М.Достоевский в повести «Двойник» появление второго «я» героя представляет галлюцинацией. Ярко и убедительно тему раздвоения личности отразил Р.Стивенсон в «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда». Свою трактовку сюжетной коллизии этой повести предложили голландский писатель Белькампо в рассказе «Признание» и американский прозаик Г.Эндор в романе «Осознавая себя женщиной». В рассказе Г.Эверса «Смерть барона фон Фриделя» описано расщепление сознания одного человека на мужскую и женскую личности. Борьба между ними завершилась трагически: барон фон Фридель покончил жизнь самоубийством. Позднее, в рассказе «Работа вдвоем» М.Бишоп также описал, как две личности борются за контроль над телом.
Со времен Стивенсона и Эверса мотив раздвоения личности звучит преимущественно в трагическом ключе. В романе «Человек без лица» А.Бестера больная совесть героя предстает в облике ментального фантома. Раскол сознания превращает человека в кровавого маньяка-убийцу («Психо» Р.Блоха); безумием заканчивается тяжелая форма заболевания у гениального скульптора (Г.Ф.Лавкрафт «Гипнос»). В романе Ф.К.Дика «Помутнение» разделение самосознания, ставшее необходимой частью полицейского прикрытия героя, доводит его до окончательного сумасшествия. Трагически заканчивается распад личности для героев С.Кинга в повести «Потаенное окно, потаенный сад» и в романе «Ловец снов».
Нередко под пером писателей-фантастов психическое разделение сознания приобретало и вовсе странные формы. Например, в повести В.Колупаева «Защита» герой мог общаться с собственной совестью по телефону.
* * *
В медицинской практике диагноз «расщепление личности» начали ставить с конца XVIII столетия. В XIX веке наука предложила идею о том, что человек может иметь несколько психических центров, проявляющихся при травматическом жизненном опыте и способных сформировать несколько личностей в одном теле. Опираясь на подобную концепцию, в 1888 году французские врачи Буррю и Бюрро издали книгу «Вариации личности», где описали клиническую историю Л.Виве, обладавшего шестью разными личностями с отдельными индивидуальными воспоминаниями. Тогда же их соотечественник П.Жане создал теорию «диссоциации», согласно которой такие сущности являются действующими психическими центрами в сознании одного индивида. В 1906 году М.Принс в книге «Диссоциация личности» описал случай с К.Фаулер, обладавшей тремя личностями, и предложил способ лечения недуга, базировавшийся на вытеснении в подсознание одних индивидуальностей и объединении других. В 1915 году об экспериментах над пятью личностями пациентки Д.Фишер писал психиатр У.Ф.Принс в книге «Случай множественной личности Дорис».
Шума эти исследования наделали много, вдохновив и фантастов на создание «медицинской НФ». Вполне научно о РМЛ писали О.У.Холмс в романе «Ангел-хранитель», У. Безант в романе «Врата плюща» и С.Вейнбаум в «Мрачном ином».
В то же время в первой половине XX века психическое заболевание с проявлением множества личностей было достаточно редким явлением. Настолько, что в середине 1940-х годов некоторые американские психиатры стали заявлять: подобное заболевание ныне уже не встречается.
Однако в 1950-е годы неожиданно разразилась настоящая эпидемия этого недуга. И существуют гипотезы, что решающую роль тут сыграла… литература.
В 1954 году вышла книга Х.М.Клекли и К.Х.Торбетт «Три лица Евы», где был описан вполне реальный клинический случай пациентки К.Костнер-Сайзмор, у которой проявлялись три личности. Труд вызвал огромный интерес, еще более подогретый экранизацией 1957 года (в 1977-м К.Костнер-Сайзмор заявила, что авторы неверно интерпретировали факты ее жизни, и опубликовала собственную книгу «Я — Ева»). После появления «Трех лиц Евы» симптомы расстройства множественной личности стали диагностироваться все чаще и чаще.
Окончательно характер психической эпидемии болезнь приняла после появления в 1973 году бестселлера Ф.Шрайбер «Сибил», живописавшего историю Сибил Дорсетт, в сознании которой поместилось аж 16 личностей. Книга основывалась на реальной истории болезни американки Ш.Мейсон. В 1976 году вышел телесериал на основе романа, и все большее число американцев стало жаловаться на «расстройство личности».
Эпидемию подогрело увлечение психотерапевтами регрессивным гипнозом, который, увы, использовался активно и бессистемно, несмотря на то что гипнотизер может невольно влиять на ответы пациента. Плачевный результат этой неконтролируемой практики в США — книга «Мишель вспоминает» Л.Паздера и М.Смит. Этот текст спровоцировал еще большую эпидемию, когда пациенты вдруг «вспоминали» о своем участии в культах сатанистов и человеческих жертвоприношениях. В конечном итоге многие специалисты стали оценивать заболевание как ятрогенное явление, то есть навязываемое психотерапевтом умственно и душевно нестабильному пациенту. Уже к 1980 году число людей, уверенных в том, что они страдают РМЛ, возросло до десятков тысяч.
Определенный вклад в популяризацию исследований расстройства множественной личности внес писатель-фантаст Д.Киз, создавший культовый роман о психологических экспериментах «Цветы для Элджернона». Началось все с того, что писатель в 1981 году заинтересовался историей некоего Уильяма Миллигана, обвиненного в ряде уголовных преступлений. Однако подследственный уверял детективов и подключившихся к делу психиатров, что виноват не он, а 23 личности, поселившиеся в нем. Д.Киз поначалу отнесся с недоверием к истории Маллигана, но пообщавшись с ним, изменил свое мнение. В результате появилась книжка «Множественные умы Билли Миллигана». Сам же У.Миллиган был признан невменяемым, пройдя десятилетний курс лечения в психиатрической клинике, был выпущен в 1991 году. А Д.Киз позже опубликовал еще одну книгу о своем герое — «Войны Миллигана».
По утверждению авторов книги «Чужой в зеркале. Диссоциация: скрытая эпидемия» М.Штейнберг и М.Шналь, сегодня в США наблюдается порядка 30 миллионов случаев РМЛ.
* * *
Реальность практически не дает фантастам шансов на выдумку. То и дело она подбрасывает удивительнейшие казусы. Взять, к примеру, нашумевшую историю с изнасилованием в штате Вирджиния. Обвиняемый, страдающий острой формой РМЛ, пытался доказать, что преступление совершил не он, а одна из 30 личностей, обитающих в его теле. Но это, допустим, понятно: преступник всеми правдами и неправдами пытается уйти от наказания. Но ведь и жертва настаивала на том, что изнасиловали не ее, а одну из множества личностей, контролирующих ее сознание! Суд вынужден был просто отправить преступника продолжать лечение…
Не будем же удивляться, что фантасты ныне не так часто отрабатывают тему в своих книгах. Один из самых запоминающихся примеров мультиличности в НФ (наряду с творением Д.Киза) — главный герой эпопеи Ф.Херберта «Дети Дюны» Лито Атридес, сын легендарного правителя Галактики Пола Муад Диба Атридиса. Лито объявляет, что его сознание контролирует союз множества сущностей, которым руководит личность одного из его самых отдаленных предков. Будущий бог-император Дюны так описывает свое сознание: «А я — сообщество, в котором доминирует один, древний и исключительно могучий. Он основал династию, продержавшуюся три тысячи лет. Звали его Харум».
Запущенная форма РМЛ (от девяти и более личностей в одном теле) встречается также у персонажей «Плоского мира» Т.Пратчетта, Д.Мартина и создателей межавторской серии «Дикие карты», «Четырех стихий» Р.Шекли…
В романе С.Кинга «Собрать троих» из фэнтези-цикла «Темная башня» главный герой — стрелок Роланд — извлекает из нашего мира в свой негритянку-инвалида Одетту Холмс, страдающую классическим расстройством множественных личностей. В ее теле скрывается преступница и маниакальная расистка Детта Уокер, ненавидящая белых и мужчин. Зато, в отличие от доброй и боязливой Одетты, психопатка Уокер отважна, решительна и обладает превосходными математическими способностями. Но слияние темной и светлой половинок и, как следствие, возникновение новой синтетической личности Сюзанны Дин происходит при весьма трагических обстоятельствах: невольная самотерапия Одетты-Детты-Сюзанны едва не прикончила иных героев романа.
В другом романе цикла («Бесплодные земли») встречается еще один персонаж с мультиличностью. Правда, он не человек, а разумный компьютер, управляющий сложнейшим монорельсовым поездом. Зовут его Блейн-Моно, а раздвоение компьютерного сознания у него преобразилось в законченное безумие.
* * *
«Соревнуясь» с реальностью и явно проигрывая на этом фронте, фантасты пытались пойти иным путем. Если природа сумела вселить в сознание одного человека множество личностей, то почему бы не придумать обратное: одно сознание, использующее множество тел?
Еще в начале XX века фантасты верили, что в будущем на подобное объединение окажется способно все человечество. Например, люди организуют «всеобщую трансцендентную субстанцию», как в пьесе Б.Шоу «Назад, к Мафусаилу». Советские авторы М.Емцев и Е.Парнов в повести «Душа мира» изобразили, как благодаря специальному биологическому устройству жители Земли научились сливаться в единый сверхразум, а отдельные личности даже получили возможность обмениваться мыслями или телами. Подобная же эволюция человечества описана и в романе М.Жери «Орбита и колесо».
Но в большинстве своем фантасты уверены: такое единение доступно лишь тем, кто обладает развитыми экстрасенсорными способностями. Классическая НФ-история о подобном психическом организме, составленном из разумов отдельных детей-экстрасенсориков, — роман Т.Старджона «Больше, чем человек». Ну, а циничный вариант развития темы изобразил К.Воннегут в «Балагане, или Более не одинок!», где двое достаточно вредных мальчишек оказались способны сливаться в единый сверхразум. В романе Д.Браннера «Цельный человек» главный герой из групп людей формирует временное коллективное сознание, организуя так называемые «ментальные концерты». Эту же идею использовала Д.Мэй в цикле романов «Изгнанники в плиоцен». А в ее романе «Джек Бестелесный» изображена группа преступников-телепатов, которые, объединяя психические сущности, создают новое существо — Гидру, аморальное и беспощадное, способное совершать идеальные убийства. Целую серию книг о телепатах-мутантах, объединяющихся в единый сверхраузм, создал Д.Морган («Новые разумы», «Множество разумов», «Ловушка для разума» и «Страна разума»). В ментальный суперорганизм сливаются сверхлюди-телепаты и у К.Робертса во «Внутреннем колесе».
Особо одаренные телепаты способны объединяться не только с человеческим сознанием. Героиня повести Д.Мартина «Песня о Лии» вошла в коллективный разум инопланетных существ-паразитов. В романе С.Кинга «Мобильник» мутанты объединяются в коллективный разум — свирепый и беспощадный. Да, подобное «ульевое» сознание может обладать многочисленными сверхспособностями, но в нем не будет ничего человеческого…
Психиатрия, пожалуй, самая сложная из наук о человеке, ведь не понятно, где проходит грань между нормой и аномалией. Как подметил Д.Джонс: «Разум от безумия отделяет только тонкая красная линия», но еще точнее выразился один из героев А.А.Галича: «А кто не псих?». Фантасты, эти «испытатели наук», были не прочь вторгнуться и на эту территорию, осваивая ее в соответствии с законами жанра. Вполне естественно, что особым успехом у авторов пользуется расстройство множественной личности (РМЛ), или как предпочитают говорить американские специалисты — «диссоциативное расстройство идентичности».
В медицинских справочниках этот недуг характеризуют как «тяжелое, хроническое расстройство», ранее известное под названием «раздвоение личности». Это когда человек «попеременно ощущает себя то одной, то другой личностью», а поведение его определяет та, которая в данный момент доминирует. У женщин эта болезнь встречается чаще, чем у мужчин, а в целом она проявляется у 4 % психически больных, госпитализируемых с другими диагнозами.
Трудность, которая возникает при попытке обозреть тему, связана с тем, что грань между реальным и нереальным, возможным и немыслимым в историях о расстройствах множественной личности зыбка и почти неопределима.
В давние времена и в литературе, и в медицинской практике все было гораздо проще: если человек уверяет, что у него не одна, а несколько личностей, и некоторые из них подбивают его делать пакости, то перед нами либо безумец, либо одержимый. Скорее всего, последний.
Об одержимости сказано еще в евангельских текстах, и сам Иисус Христос показал, как надо решительно действовать в таких случаях, изгнав из человека, страдающего одержимостью, легион демонов. Историй об одержимости достаточно и в средневековых сочинениях, вроде древнерусского сказания «История о бесноватой Соломонии». Однако в период Возрождения черти стали хитрее, научились лучше маскироваться, и уже эпоха Просвещения вывела тему одержимости из разряда «модных».
Реабилитация наступила в эпоху Неоромантизма, когда шло становление литературы ужасов. А еще чуть позже вселяющиеся в людей демонические сущности заполнили страницы всевозможных пальп-журналов и дешевых книг с яркими обложками. В истории жанра самым известным и успешным текстом на эту тему стал «Экзорцист» У.Блэтти, включая его продолжения — кинематографические и литературные. А снятый по первой книге фильм У.Фридкина вызвал настоящий зрительский бум, сегодня он признан шедевром киноужасов.
Однако в рамках нашего обзора куда интереснее другой роман Блэтти — «Легион», где действует целый сонм демонических индивидов и порабощенных ими сознаний в теле одного человека. Описанная фантастом картина больше напоминает расстройство множественной личности, чем классическую одержимость с ее яростью, корчами и ярко выраженным безумием больного.
Именно после выхода книг Блэтти, ставших бестселлерами, одержимость становится расхожим штампом в хорроре — литературном и киношном. Бесы-захватчики появляются практически во всех известных телесериалах, посвященных сверхъестественному (например, в классическом сериале «Сверхъестественное»). И в качестве одного из распространеннейших явлений в отдаленном будущем (особенно — среди телепатов) одержимость представлена даже во многих романах по игровой системе «Вархаммер 40 000».
Губит любое произведение на эту тему только банальность развития событий. Ну, что нового в том, что влез очередной чертяга в сознание человека и теперь руководит его поступками? Лишь в редких случаях возникает любопытный поворот темы, как в недавнем романе Д.Грегори «Пандемоний», где демоны склонны прикидываться популярными персонажами американской масс-культуры.
Несколько менее тривиальной ситуация становится, когда фантаст объясняет истоки одержимости без привлечения потусторонних сил. Например, у Т.Диша в «Азиатском береге» одержимость «демонами», которые на самом деле являются частью подсознания героя, приводит его к трансформации в совершенно новую, глубоко чуждую ему личность.
Еще более распространенный вариант — это описание вторжения в сознание инопланетного разума, полностью или частично контролирующего деятельность человека, как, например, в «Пассажирах» Р.Сильверберга, «Игле» Х.Клемента, «Четверо в одном» Д.Найта и «Паразитах мозга» К.Уилсона. Иногда инопланетянин даже не пытается скрыть от окружающих факт захвата чужого тела. Но обычно это приводит к тому, что он становится постоянным обитателем местного психдиспансера, как это случилось с героем книги Д.Брюэра «Планета Ка-Пэкс». А в романе Д.Типтри «Выше стен Земли» целая инопланетная раса пытается при помощи «телепатического мыслепровода» вселиться в сознание землян.
Впрочем, и люди не отстают от пришельцев в стремлении поработить ближнего и завладеть его телом. В некоторых случаях даже часть тела, сохранившая остаток чужой души, может подчинить себе несчастного и вызвать раздвоение сознания. Так, например, произошло с персонажем романа М.Ренара «Руки Орлака», которому пересадили кисти казненного преступника. На более высоком научном уровне и более оптимистично описывает схожую ситуацию Ч.Шеффилд в романе «Сторож брату моему». В подобной ситуации оказывается и герой романов К. Сиодмака «Мозг Донована» и «Память Хаузера», угодивший под влияние сохраненного им мозга умершего преступника. У Ф.Рассела в рассказе «Кресло забвения» описано, как герой-преступник создал специальный аппарат для подключения к сознанию жертвы.
Есть в истории жанра повествования и о том, как одержимость человека человеком возникала в результате путешествий во времени. Например, в результате темпоральных перемещений персонаж обнаруживает себя в одном из своих предыдущих телесных воплощений («Смирительная рубашка» Д.Лондона) или оказывается «подселенным» в тело другого человека (революционер Гелий из повести В.Итина «Страна Гонгури»). В сознание различных исторических персонажей проникал герой романа Д.Чалкера «Остановка на ночной стороне».
В отличие от одержимости «простое» раздвоение личности издавна воспринималось как сугубо медицинский недуг. Во всяком случае, еще со времен Просвещения приступы разделения сознания трактовались как безумие, связывались с шизофренией и описывались в литературе. А вот рассказы о раздвоении личности всегда были фантастичны: истории о двойниках, о темной сущности души. Из ранних произведений на эту тему вспомним рассказ Э.По «Вильям Вильсон». Ф.М.Достоевский в повести «Двойник» появление второго «я» героя представляет галлюцинацией. Ярко и убедительно тему раздвоения личности отразил Р.Стивенсон в «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда». Свою трактовку сюжетной коллизии этой повести предложили голландский писатель Белькампо в рассказе «Признание» и американский прозаик Г.Эндор в романе «Осознавая себя женщиной». В рассказе Г.Эверса «Смерть барона фон Фриделя» описано расщепление сознания одного человека на мужскую и женскую личности. Борьба между ними завершилась трагически: барон фон Фридель покончил жизнь самоубийством. Позднее, в рассказе «Работа вдвоем» М.Бишоп также описал, как две личности борются за контроль над телом.
Со времен Стивенсона и Эверса мотив раздвоения личности звучит преимущественно в трагическом ключе. В романе «Человек без лица» А.Бестера больная совесть героя предстает в облике ментального фантома. Раскол сознания превращает человека в кровавого маньяка-убийцу («Психо» Р.Блоха); безумием заканчивается тяжелая форма заболевания у гениального скульптора (Г.Ф.Лавкрафт «Гипнос»). В романе Ф.К.Дика «Помутнение» разделение самосознания, ставшее необходимой частью полицейского прикрытия героя, доводит его до окончательного сумасшествия. Трагически заканчивается распад личности для героев С.Кинга в повести «Потаенное окно, потаенный сад» и в романе «Ловец снов».
Нередко под пером писателей-фантастов психическое разделение сознания приобретало и вовсе странные формы. Например, в повести В.Колупаева «Защита» герой мог общаться с собственной совестью по телефону.
В медицинской практике диагноз «расщепление личности» начали ставить с конца XVIII столетия. В XIX веке наука предложила идею о том, что человек может иметь несколько психических центров, проявляющихся при травматическом жизненном опыте и способных сформировать несколько личностей в одном теле. Опираясь на подобную концепцию, в 1888 году французские врачи Буррю и Бюрро издали книгу «Вариации личности», где описали клиническую историю Л.Виве, обладавшего шестью разными личностями с отдельными индивидуальными воспоминаниями. Тогда же их соотечественник П.Жане создал теорию «диссоциации», согласно которой такие сущности являются действующими психическими центрами в сознании одного индивида. В 1906 году М.Принс в книге «Диссоциация личности» описал случай с К.Фаулер, обладавшей тремя личностями, и предложил способ лечения недуга, базировавшийся на вытеснении в подсознание одних индивидуальностей и объединении других. В 1915 году об экспериментах над пятью личностями пациентки Д.Фишер писал психиатр У.Ф.Принс в книге «Случай множественной личности Дорис».
Шума эти исследования наделали много, вдохновив и фантастов на создание «медицинской НФ». Вполне научно о РМЛ писали О.У.Холмс в романе «Ангел-хранитель», У. Безант в романе «Врата плюща» и С.Вейнбаум в «Мрачном ином».
В то же время в первой половине XX века психическое заболевание с проявлением множества личностей было достаточно редким явлением. Настолько, что в середине 1940-х годов некоторые американские психиатры стали заявлять: подобное заболевание ныне уже не встречается.
Однако в 1950-е годы неожиданно разразилась настоящая эпидемия этого недуга. И существуют гипотезы, что решающую роль тут сыграла… литература.
В 1954 году вышла книга Х.М.Клекли и К.Х.Торбетт «Три лица Евы», где был описан вполне реальный клинический случай пациентки К.Костнер-Сайзмор, у которой проявлялись три личности. Труд вызвал огромный интерес, еще более подогретый экранизацией 1957 года (в 1977-м К.Костнер-Сайзмор заявила, что авторы неверно интерпретировали факты ее жизни, и опубликовала собственную книгу «Я — Ева»). После появления «Трех лиц Евы» симптомы расстройства множественной личности стали диагностироваться все чаще и чаще.
Окончательно характер психической эпидемии болезнь приняла после появления в 1973 году бестселлера Ф.Шрайбер «Сибил», живописавшего историю Сибил Дорсетт, в сознании которой поместилось аж 16 личностей. Книга основывалась на реальной истории болезни американки Ш.Мейсон. В 1976 году вышел телесериал на основе романа, и все большее число американцев стало жаловаться на «расстройство личности».
Эпидемию подогрело увлечение психотерапевтами регрессивным гипнозом, который, увы, использовался активно и бессистемно, несмотря на то что гипнотизер может невольно влиять на ответы пациента. Плачевный результат этой неконтролируемой практики в США — книга «Мишель вспоминает» Л.Паздера и М.Смит. Этот текст спровоцировал еще большую эпидемию, когда пациенты вдруг «вспоминали» о своем участии в культах сатанистов и человеческих жертвоприношениях. В конечном итоге многие специалисты стали оценивать заболевание как ятрогенное явление, то есть навязываемое психотерапевтом умственно и душевно нестабильному пациенту. Уже к 1980 году число людей, уверенных в том, что они страдают РМЛ, возросло до десятков тысяч.
Определенный вклад в популяризацию исследований расстройства множественной личности внес писатель-фантаст Д.Киз, создавший культовый роман о психологических экспериментах «Цветы для Элджернона». Началось все с того, что писатель в 1981 году заинтересовался историей некоего Уильяма Миллигана, обвиненного в ряде уголовных преступлений. Однако подследственный уверял детективов и подключившихся к делу психиатров, что виноват не он, а 23 личности, поселившиеся в нем. Д.Киз поначалу отнесся с недоверием к истории Маллигана, но пообщавшись с ним, изменил свое мнение. В результате появилась книжка «Множественные умы Билли Миллигана». Сам же У.Миллиган был признан невменяемым, пройдя десятилетний курс лечения в психиатрической клинике, был выпущен в 1991 году. А Д.Киз позже опубликовал еще одну книгу о своем герое — «Войны Миллигана».
По утверждению авторов книги «Чужой в зеркале. Диссоциация: скрытая эпидемия» М.Штейнберг и М.Шналь, сегодня в США наблюдается порядка 30 миллионов случаев РМЛ.
Реальность практически не дает фантастам шансов на выдумку. То и дело она подбрасывает удивительнейшие казусы. Взять, к примеру, нашумевшую историю с изнасилованием в штате Вирджиния. Обвиняемый, страдающий острой формой РМЛ, пытался доказать, что преступление совершил не он, а одна из 30 личностей, обитающих в его теле. Но это, допустим, понятно: преступник всеми правдами и неправдами пытается уйти от наказания. Но ведь и жертва настаивала на том, что изнасиловали не ее, а одну из множества личностей, контролирующих ее сознание! Суд вынужден был просто отправить преступника продолжать лечение…
Не будем же удивляться, что фантасты ныне не так часто отрабатывают тему в своих книгах. Один из самых запоминающихся примеров мультиличности в НФ (наряду с творением Д.Киза) — главный герой эпопеи Ф.Херберта «Дети Дюны» Лито Атридес, сын легендарного правителя Галактики Пола Муад Диба Атридиса. Лито объявляет, что его сознание контролирует союз множества сущностей, которым руководит личность одного из его самых отдаленных предков. Будущий бог-император Дюны так описывает свое сознание: «А я — сообщество, в котором доминирует один, древний и исключительно могучий. Он основал династию, продержавшуюся три тысячи лет. Звали его Харум».
Запущенная форма РМЛ (от девяти и более личностей в одном теле) встречается также у персонажей «Плоского мира» Т.Пратчетта, Д.Мартина и создателей межавторской серии «Дикие карты», «Четырех стихий» Р.Шекли…
В романе С.Кинга «Собрать троих» из фэнтези-цикла «Темная башня» главный герой — стрелок Роланд — извлекает из нашего мира в свой негритянку-инвалида Одетту Холмс, страдающую классическим расстройством множественных личностей. В ее теле скрывается преступница и маниакальная расистка Детта Уокер, ненавидящая белых и мужчин. Зато, в отличие от доброй и боязливой Одетты, психопатка Уокер отважна, решительна и обладает превосходными математическими способностями. Но слияние темной и светлой половинок и, как следствие, возникновение новой синтетической личности Сюзанны Дин происходит при весьма трагических обстоятельствах: невольная самотерапия Одетты-Детты-Сюзанны едва не прикончила иных героев романа.
В другом романе цикла («Бесплодные земли») встречается еще один персонаж с мультиличностью. Правда, он не человек, а разумный компьютер, управляющий сложнейшим монорельсовым поездом. Зовут его Блейн-Моно, а раздвоение компьютерного сознания у него преобразилось в законченное безумие.
«Соревнуясь» с реальностью и явно проигрывая на этом фронте, фантасты пытались пойти иным путем. Если природа сумела вселить в сознание одного человека множество личностей, то почему бы не придумать обратное: одно сознание, использующее множество тел?
Еще в начале XX века фантасты верили, что в будущем на подобное объединение окажется способно все человечество. Например, люди организуют «всеобщую трансцендентную субстанцию», как в пьесе Б.Шоу «Назад, к Мафусаилу». Советские авторы М.Емцев и Е.Парнов в повести «Душа мира» изобразили, как благодаря специальному биологическому устройству жители Земли научились сливаться в единый сверхразум, а отдельные личности даже получили возможность обмениваться мыслями или телами. Подобная же эволюция человечества описана и в романе М.Жери «Орбита и колесо».
Но в большинстве своем фантасты уверены: такое единение доступно лишь тем, кто обладает развитыми экстрасенсорными способностями. Классическая НФ-история о подобном психическом организме, составленном из разумов отдельных детей-экстрасенсориков, — роман Т.Старджона «Больше, чем человек». Ну, а циничный вариант развития темы изобразил К.Воннегут в «Балагане, или Более не одинок!», где двое достаточно вредных мальчишек оказались способны сливаться в единый сверхразум. В романе Д.Браннера «Цельный человек» главный герой из групп людей формирует временное коллективное сознание, организуя так называемые «ментальные концерты». Эту же идею использовала Д.Мэй в цикле романов «Изгнанники в плиоцен». А в ее романе «Джек Бестелесный» изображена группа преступников-телепатов, которые, объединяя психические сущности, создают новое существо — Гидру, аморальное и беспощадное, способное совершать идеальные убийства. Целую серию книг о телепатах-мутантах, объединяющихся в единый сверхраузм, создал Д.Морган («Новые разумы», «Множество разумов», «Ловушка для разума» и «Страна разума»). В ментальный суперорганизм сливаются сверхлюди-телепаты и у К.Робертса во «Внутреннем колесе».
Особо одаренные телепаты способны объединяться не только с человеческим сознанием. Героиня повести Д.Мартина «Песня о Лии» вошла в коллективный разум инопланетных существ-паразитов. В романе С.Кинга «Мобильник» мутанты объединяются в коллективный разум — свирепый и беспощадный. Да, подобное «ульевое» сознание может обладать многочисленными сверхспособностями, но в нем не будет ничего человеческого…
Крупный план
Мария Галина
Как это делалось в Анк-Морпоке
Терри ПРАТЧЕТТ. НОЧНАЯ СТРАЖА. М. — СПб.: Эксмо — Домино, 2011
«Я больше не мокну ночами напролет под дождем, не борюсь за собственную жизнь в сточной канаве с каким-нибудь бандитом, не передвигаюсь быстрее, чем шагом. Все это у меня отобрали.
Ради чего?
Комфорта, власти денег и прекрасной жены».
Наш старый знакомый начальник городской стражи Сэм Ваймс (теперь уже Ваша Светлость) в центре повествования новой книги Пратчетта.
Казалось бы, герцог Ваймс вполне доволен своим положением, тем более что готовится стать отцом. Но иногда он тоскует по тем временам, когда мог сквозь тонкие подошвы дешевых ботинок чувствовать мостовые. Отчасти поэтому в погоню за психом и убийцей Карцером (Пратчетта какое-то время интересовал секрет харизматического обаяния зла) он пускается сам. И во время головокружительной погони по крышам Незримого университета получает такой удар молнии, что обнаруживает себя в Анк-Морпорке тридцать лет назад, как раз накануне тайного заговора и народного восстания. Тогдашний параноик-патриций и его тайная полиция порядком достали горожан, а городская стража, продажная и равнодушная, противостоять им не могла. А тогдашний Сэм Ваймс еще был зеленым юнцом под началом у старого и глуповатого капитана Мякиша.
Этот мятеж, закончившийся если не поражением, то ничем, мог завершиться гораздо хуже, если бы не чужак из Псевдополиса — сержант Киль. Он сумел сделать так, чтобы законы соблюдались хотя бы на одной-единственной улице Паточной Шахты. И чтобы полицейские не числили восставших горожан врагами, а видели граждан, которых они поклялись защищать. Именно сержант Киль своим примером и сделал когда-то из юного Сэма настоящего полицейского.
Но сейчас Киль убит провалившимся вместе с Ваймсом в прошлое Карцером, и будущему начальнику стражи приходится занять место сержанта: история сама себя пытается направить в одно и то же русло. Нужно учить самого себя «новому анк-морпоркскому стилю» — подчиняться закону, а не властям. Наставляет старый Ваймс молодого Ваймса, но заодно и весь полицейский участок на улице Паточной Шахты, и так удачно, что в конце концов (как и в первом варианте истории Анк-Морпорка) Ночная Стража становится оплотом народного возмущения против параноика и труса лорда Вертуна и его банды «особистов».
В изначальном варианте истории Республика Паточной Шахты просуществовала совсем недолго. Однако сейчас все происходит немножко по-другому — как знать, вдруг на этот раз удастся переломить ситуацию? Сержант Киль погиб, защищая «сиреневую революцию», а Ваймсу очень надо выжить и вернуться обратно. Но граждане города за его спиной возводят баррикаду — а он поклялся защищать их!
«Свободу, равенство, братство и любовь по разумным ценам!» Анк-Морпорк все-таки получил, но не сразу после революции. Ведь тогда пришел популист, тиран и опять же псих. И только потом появился Витинари.
Молодой Витинари сыграет, кстати, не последнюю роль в этой истории. Равно как и некий подметальщик, знакомый читателям по «Вору времени». Авторское объяснение странных исторических совпадений и многократных повторений ключевых событий ничем не хуже теории Фоменко.
Пратчетт, похоже, опять написал очень своевременную и прозорливую книгу (оригинал вышел в 2002 году). О том, что на самом деле революции делаются респектабельными людьми в вечерних смокингах за бокалом-другим хорошего шампанского. О том, что иногда и марионетки обретают свободную волю, а от воли одного человека зависит, как и куда повернется скрипучее колесо истории. О том, как легко одурачить народные массы, соблазнив их иллюзиями, и эти иллюзии, случается, воплощаются в жизнь.
И еще о том, что противостоять манипуляциям можно, а злу — нужно, как бы тебе ни хотелось домой, к жене и сыну: просто потому, что иначе ты перестанешь себя уважать.
Ну, еще о том, что делать полицейскому в смутное время. Если он, конечно, анк-морпоркский полицейский нового толка.
Мария ГАЛИНА
Мария Галина Как это делалось в Анк-Морпоке
«Я больше не мокну ночами напролет под дождем, не борюсь за собственную жизнь в сточной канаве с каким-нибудь бандитом, не передвигаюсь быстрее, чем шагом. Все это у меня отобрали.
Ради чего?
Комфорта, власти денег и прекрасной жены».
Наш старый знакомый начальник городской стражи Сэм Ваймс (теперь уже Ваша Светлость) в центре повествования новой книги Пратчетта.
Казалось бы, герцог Ваймс вполне доволен своим положением, тем более что готовится стать отцом. Но иногда он тоскует по тем временам, когда мог сквозь тонкие подошвы дешевых ботинок чувствовать мостовые. Отчасти поэтому в погоню за психом и убийцей Карцером (Пратчетта какое-то время интересовал секрет харизматического обаяния зла) он пускается сам. И во время головокружительной погони по крышам Незримого университета получает такой удар молнии, что обнаруживает себя в Анк-Морпорке тридцать лет назад, как раз накануне тайного заговора и народного восстания. Тогдашний параноик-патриций и его тайная полиция порядком достали горожан, а городская стража, продажная и равнодушная, противостоять им не могла. А тогдашний Сэм Ваймс еще был зеленым юнцом под началом у старого и глуповатого капитана Мякиша.
Этот мятеж, закончившийся если не поражением, то ничем, мог завершиться гораздо хуже, если бы не чужак из Псевдополиса — сержант Киль. Он сумел сделать так, чтобы законы соблюдались хотя бы на одной-единственной улице Паточной Шахты. И чтобы полицейские не числили восставших горожан врагами, а видели граждан, которых они поклялись защищать. Именно сержант Киль своим примером и сделал когда-то из юного Сэма настоящего полицейского.
Но сейчас Киль убит провалившимся вместе с Ваймсом в прошлое Карцером, и будущему начальнику стражи приходится занять место сержанта: история сама себя пытается направить в одно и то же русло. Нужно учить самого себя «новому анк-морпоркскому стилю» — подчиняться закону, а не властям. Наставляет старый Ваймс молодого Ваймса, но заодно и весь полицейский участок на улице Паточной Шахты, и так удачно, что в конце концов (как и в первом варианте истории Анк-Морпорка) Ночная Стража становится оплотом народного возмущения против параноика и труса лорда Вертуна и его банды «особистов».
В изначальном варианте истории Республика Паточной Шахты просуществовала совсем недолго. Однако сейчас все происходит немножко по-другому — как знать, вдруг на этот раз удастся переломить ситуацию? Сержант Киль погиб, защищая «сиреневую революцию», а Ваймсу очень надо выжить и вернуться обратно. Но граждане города за его спиной возводят баррикаду — а он поклялся защищать их!
«Свободу, равенство, братство и любовь по разумным ценам!» Анк-Морпорк все-таки получил, но не сразу после революции. Ведь тогда пришел популист, тиран и опять же псих. И только потом появился Витинари.
Молодой Витинари сыграет, кстати, не последнюю роль в этой истории. Равно как и некий подметальщик, знакомый читателям по «Вору времени». Авторское объяснение странных исторических совпадений и многократных повторений ключевых событий ничем не хуже теории Фоменко.
Пратчетт, похоже, опять написал очень своевременную и прозорливую книгу (оригинал вышел в 2002 году). О том, что на самом деле революции делаются респектабельными людьми в вечерних смокингах за бокалом-другим хорошего шампанского. О том, что иногда и марионетки обретают свободную волю, а от воли одного человека зависит, как и куда повернется скрипучее колесо истории. О том, как легко одурачить народные массы, соблазнив их иллюзиями, и эти иллюзии, случается, воплощаются в жизнь.
И еще о том, что противостоять манипуляциям можно, а злу — нужно, как бы тебе ни хотелось домой, к жене и сыну: просто потому, что иначе ты перестанешь себя уважать.
Ну, еще о том, что делать полицейскому в смутное время. Если он, конечно, анк-морпоркский полицейский нового толка.
Мария ГАЛИНА
Рецензии
Дмитрий Володихин, Геннадий Прашкевич
Братья Стругацкие
Москва: Молодая гвардия, 2012. — 352 с.
(Серия «Жизнь замечательных людей»).
5000 экз.
Новое исследование творчества АБС непременно начнут сравнивать с недавней работой Анта Скаландиса. И напрасно. Авторы биографии, выпущенной в серии ЖЗЛ, решали иную задачу. Если Ант Скаландис описывал главным образом житейскую судьбу писателей, то внимание Д.Володихина и Г.Прашкевича сконцентрировано на текстах. Соавторы выдвигают собственные (иногда точные, иногда откровенно спорные) интерпретации произведений.
Наверное, героев монографии этот подход вполне бы устроил. Во всяком случае, взгляды Б.Н.Стругацкого на писательские жизнеописания хорошо известны: «Я всегда полагал (и полагаю сейчас), что жизнь писателя — это его книги, его статьи, в крайнем случае — его публичные выступления; все же прочее: семейные дела, приключения-путешествия, лирические эскапады — все это от лукавого и никого не должно касаться…». И хотя соавторы еще в первой главе шутливо отстраняются от этих «директивных указаний», создали они именно творческую биографию, а не сплетение фактов обыденной жизни.
Книга Скаландиса обращена преимущественно к знатокам или компетентным читателям, хорошо знакомым с содержанием, например, «Попытки к бегству» или «Пикника на обочине». Однако Д.Володихин и Г.Прашкевич учитывают уровень гуманитарного одичания современного общества. В ходе своего скрупулезного анализа они подробно излагают содержание повестей и рассказов АБС. И делают это так, что даже человек, лишь поверхностно знакомый с творчеством братьев Стругацких, сумеет понять, о чем говорят критики.
В последние два десятка лет литературоведческие работы — большая редкость в нашем любимом жанре. И появление подобной монографии — реальный вклад в отечественное фантастиковедение.
Игорь Гонтов
Антитеррор-2020. Сборник
Москва: Эксмо, 2011. — 448 с.
(Серия «Русская фантастика»)
5000 экз.
Хорошее дело — сборник, в котором правда всегда на стороне тех, кто корчует террор, и никогда на стороне тех, кто его разжигает. Даже ради самых благих идей, даже во имя очередного «правильного» будущего… Очень верно выразился один из авторов: «Нельзя во имя будущего лишать будущего других людей».
В литературном смысле выделяются три текста, авторы которых сумели преодолеть обычную для подобного рода сборников хворь — выложиться в упражнении на заданную тему и… больше ничего. Куда интереснее использовать эту самую «заданную тему» как предлог поговорить о вечных проблемах. Работа спецов по антитеррору служит в этих случаях всего лишь предлогом для разговора о причудах человеческой сущности, испытываемой на разрыв. Кирилл Бенедиктов в повести «Зайиб» продолжает историю Ардиана Хачкая, центрального персонажа его же романа «Путь шута». Текст хорош тем, что представляет собой, помимо картинок борьбы с террористами, еще и «кадр» из жизни маленького человека, перерастающего в грозную величину — своего рода эзотерическое путешествие по картам Таро.
Леониду Каганову впору давать за рассказ «Магия» Булычевскую премию. Он предложил парадоксальную идею: стать убийцей ближнего, т. е. террористом, в его мире может каждый. Без особых затруднений! Но право на убийство, дарованное людям, как водится, из самых благих намерений, превращает планету в ад. Каганов вежливо напоминает читателю: к лучшему убийством никогда и ничего исправить нельзя.
Составитель Сергей Чекмаев в рассказе «Четыре страницы из черной тетради» предлагает выбор: пусть террористы прикончат одного, если его жизнь стоит многих сотен других жизней… Пусть? А если это твой ребенок?
Тексты неравноценны: есть сильные, есть, мягко говоря, средненькие. Но общий уровень сборника заставляет говорить о нем, скорее, как об удаче.
Дмитрий Михайлович
Ник Перумов, Вера Камша
Млава красная
Москва: Эксмо, 2012. — 480 с.
60 000 экз.
Роман в жанре альтернативной истории. Авторы явились к старту во всеоружии: у Перумова — богатейший опыт в конструировании вселенных, у Камши — мощная историческая база и талант к закручиванию сюжета. «Маховиком» здесь являются пограничный конфликт на реке Красная Млава и демонстрация силы в качестве увещевания притеснителей православной веры.
Что имеем? Серьезная геополитическая перестройка матушки-России. Перенос столицы с берегов Невы на берег Ладоги, василевсы вместо царей. Заслуживает уважения внимание авторов к деталям: оружию и одежде, именам и топонимам. Очевидна серьезная работа над проектом. Но главным критериев оценки жанрового текста является его увлекательность. А вот с этим, увы, есть проблемы. У Ника Перумова, как и во многих прежних текстах, чересчур пылкая любовь к затяжным описаниям сражений и бесконечным диалогам; у Веры Камши — некоторая тяжеловесность слова и обилие «литературных излишеств», свойственное авторам с историческим образованием. Серьезные различия в стилистике текста нарушают плавность повествования. Большое количество персонажей также не идет на пользу роману. Гусары и солдаты, генералы и светские львы получились живыми, но все же типовыми, словно срисованными с хорошей, но уж слишком популярной кальки. Кроме того, длинная чреда второстепенных фигур не дает возможности как следует сосредоточиться на характерах главных героев. В итоге центральным образам недостает выразительности.
Еще одна гиря на чашу «contra» — нарушение баланса между большим и малым. Доминирование описаний событий великих и грозных над бытописанием обычной жизни с ее радостями и горестями неизбежно создает эффект отстраненности. Все это, думается, вызвано тем, что двум ярким, талантливым авторам тесновато в одной упряжке.
Николай Калиниченко
Джеймс Сваллоу
Deus Ex: эффект Икара
СПб.: Азбука, 2011. — 352 с.
Пер. с англ. О. Ратниковой.
4000 экз.
В 2000 году вышла культовая НФ-игра «Deus Ex», главный герой которой — агент антитеррористического подразделения ООН Джей Си Дентон — втянут в водоворот интриг и заговоров правительств и международных корпораций. Спустя 10 лет вышел приквел «Deus Ex: Human Revolution», ставший продолжателем традиций оригинала. И вот теперь появилась первая книга, действие которой развивается в той же игровой вселенной. Перед нами не продолжение игры, а приквел.
Сюжет книги рассказывает о приключениях сотрудника спецподразделения правительства США Анны Келсо и бывшего наемника Бенджамина Саксона, «неосторожно» перешедших дорогу отряду киллеров «Тиран» и загадочной «Группе» — организации, тайно управляющей человечеством. Путешествие обещает быть захватывающим. Еще бы! Штурмовая операция в центре Москвы, освобождение из грузовика для перевозки заключенных, рукопашная с тремя киборгами, да еще на борту самолета, полет на дирижабле, взрыв огромной яхты в центре Женевского озера, загадочные иллюминаты, попивающие шампанское в ресторане на Эйфелевой башне…
И хотя тот факт, что книга представляет собой новеллизацию, несколько смущает, но в конечном итоге читатель обнаружит добротное приключенческое чтиво, к тому же не без культурного бэкграунда и россыпи литературных цитат. Перед нами довольно удачный эксперимент по скрещиванию Уильяма Гибсона с Яном Флемингом. Очень увлекательно, интригующе и с обилием действия.
Однако облик мира будущего, который рисует Д. Сваллоу, оказывается достаточно сложным и неуютным. Перед читателем предстает беспощадное грядущее, где человек постепенно все более и более дегуманизируется, превращаясь в винтики огромного механизма, в котором грань между людьми и машинами постепенно стирается.
Григорий Елисеев
Феминиум. Антология феминистической фантастики
Сост. Далия Трускиновская
Москва: Снежный ком, 2011. — 480 с.
3000 экз.
В аннотации обещано: «Некоторые завзятые феминистки пишут отличные фантастические рассказы, а некоторые известные фантасты сочиняют истории из жизни отважных, решительных и технически грамотных женщин. Если пригласить тех и других, да еще предложить им взять псевдонимы, чтобы читатель с трудом догадался, кто тут феминистка, а кто фантаст, то получится сборник „Феминиум“.
Бог весть, кто есть кто, но амплитуда качества текстов убийственная. От блистательных до абсолютно плоских.
Авторы текстов из первого ряда поступают самым разумным образом: делают из тематического сборника предлог для создания чудесных, тонких произведений, где-то там, «на пятой горизонтали», связанных с «отважными, решительными и технически грамотными». Настоящая жемчужина — жесткая детективная повесть «Имя Йонти», выполненная графично, в тонах старого американского черно-белого кино со стареющим Хэмфри Богартом and so on. Вещь принадлежит перу (хотя уместнее было бы сказать — камере) некоей Шейлы Кадар. «Достойный противник» — большой рассказ Ольги Боронихиной, где худенькая девушка Сафра несколько раз спокойно ставит на кон жизнь и состояние ради независимости своей планеты, своего народа. Это, конечно, очередная вариация на тему «пепел Клааса», зато сделанная на высоком драйве и с завораживающим искусством сюжетного плетения.
Ну, а создатели текстов из второго ряда бесхитростно сводят счеты с противоположным полом, бодро шмаляют газетные юморески и впопыхах монтируют из латиноамериканского католицизма какого-то матриархатного уродца, который готов и государству услужить, и с шаманами договориться о сотрудничестве…
Итак, ощущение от сборника: пятьдесят на пятьдесят. Стакан, как известно, в зависимости от оценки может быть либо наполовину полон, либо наполовину пуст…
Екатерина Кристинина
Пол Мелкоу
Стены вселенной
Москва: ACT — Астрель, 2012. — 349 с.
Пер. с англ. А.Шипулина.
(Серия «Сны разума»).
3000 экз.
Для нынешних авторов характерно многократное использование сработавшего приема. Например, удачный рассказ или повесть разгоняются в роман, а то и вовсе в сериал, зачастую убивая всю первозданную прелесть идеи;
По этому же пути пошел и американский фантаст П.Мелкоу, раскатав в романный блин одноименную повесть, ранее опубликованную «Asimov's Science Fiction Magazine» и переведенную, тоже удачно, для журнала «Если».
События в «Стенах вселенной» начинаются с того, что юный американец и потомственный фермер Джон Рейберн сталкивается со своим двойником, надменно называющим себя Джоном Первичным. Он разъясняет ошалевшему Рейберну, что существует неимоверное количество параллельных вселенных, где обитает столь же неисчислимое количество Джонов, а он, Первичный, способен путешествовать между ними благодаря портативному устройству перемещения. И только по доброте душевной он предлагает Джону-фермеру совершить краткую экскурсию в соседний мир.
Как тут устоишь перед искушением!
И что любопытно, при чтении повести не возникает вопросов, которые вдруг выпрыгивают, когда читаешь романную версию: откуда у Джона Первичного вообще взялось устройство перемещения? Кто, извините, такие прибамбасы производит и где? Да и вообще, есть ли другие странники по параллельным мирам, кроме Джонов-двойников? На некоторые из них читатель все же получит ответы ближе к финалу книги. А на прочие, похоже, они не предусматривались автором изначально. Тем более что «Стены вселенной» являются только первой частью задуманного цикла. И на языке оригинала роман-продолжение «Разрушенная вселенная» уже анонсирован на июнь 2012-го. Вполне подходящее чтение в год запланированного очередного «конца света»…
Игорь Гонтов
Дмитрий Володихин, Геннадий Прашкевич Братья Стругацкие
Москва: Молодая гвардия, 2012. — 352 с.
(Серия «Жизнь замечательных людей»).
5000 экз.
Новое исследование творчества АБС непременно начнут сравнивать с недавней работой Анта Скаландиса. И напрасно. Авторы биографии, выпущенной в серии ЖЗЛ, решали иную задачу. Если Ант Скаландис описывал главным образом житейскую судьбу писателей, то внимание Д.Володихина и Г.Прашкевича сконцентрировано на текстах. Соавторы выдвигают собственные (иногда точные, иногда откровенно спорные) интерпретации произведений.
Наверное, героев монографии этот подход вполне бы устроил. Во всяком случае, взгляды Б.Н.Стругацкого на писательские жизнеописания хорошо известны: «Я всегда полагал (и полагаю сейчас), что жизнь писателя — это его книги, его статьи, в крайнем случае — его публичные выступления; все же прочее: семейные дела, приключения-путешествия, лирические эскапады — все это от лукавого и никого не должно касаться…». И хотя соавторы еще в первой главе шутливо отстраняются от этих «директивных указаний», создали они именно творческую биографию, а не сплетение фактов обыденной жизни.
Книга Скаландиса обращена преимущественно к знатокам или компетентным читателям, хорошо знакомым с содержанием, например, «Попытки к бегству» или «Пикника на обочине». Однако Д.Володихин и Г.Прашкевич учитывают уровень гуманитарного одичания современного общества. В ходе своего скрупулезного анализа они подробно излагают содержание повестей и рассказов АБС. И делают это так, что даже человек, лишь поверхностно знакомый с творчеством братьев Стругацких, сумеет понять, о чем говорят критики.
В последние два десятка лет литературоведческие работы — большая редкость в нашем любимом жанре. И появление подобной монографии — реальный вклад в отечественное фантастиковедение.
Игорь Гонтов
Антитеррор-2020. Сборник
Москва: Эксмо, 2011. — 448 с.
(Серия «Русская фантастика»)
5000 экз.
Хорошее дело — сборник, в котором правда всегда на стороне тех, кто корчует террор, и никогда на стороне тех, кто его разжигает. Даже ради самых благих идей, даже во имя очередного «правильного» будущего… Очень верно выразился один из авторов: «Нельзя во имя будущего лишать будущего других людей».
В литературном смысле выделяются три текста, авторы которых сумели преодолеть обычную для подобного рода сборников хворь — выложиться в упражнении на заданную тему и… больше ничего. Куда интереснее использовать эту самую «заданную тему» как предлог поговорить о вечных проблемах. Работа спецов по антитеррору служит в этих случаях всего лишь предлогом для разговора о причудах человеческой сущности, испытываемой на разрыв. Кирилл Бенедиктов в повести «Зайиб» продолжает историю Ардиана Хачкая, центрального персонажа его же романа «Путь шута». Текст хорош тем, что представляет собой, помимо картинок борьбы с террористами, еще и «кадр» из жизни маленького человека, перерастающего в грозную величину — своего рода эзотерическое путешествие по картам Таро.
Леониду Каганову впору давать за рассказ «Магия» Булычевскую премию. Он предложил парадоксальную идею: стать убийцей ближнего, т. е. террористом, в его мире может каждый. Без особых затруднений! Но право на убийство, дарованное людям, как водится, из самых благих намерений, превращает планету в ад. Каганов вежливо напоминает читателю: к лучшему убийством никогда и ничего исправить нельзя.
Составитель Сергей Чекмаев в рассказе «Четыре страницы из черной тетради» предлагает выбор: пусть террористы прикончат одного, если его жизнь стоит многих сотен других жизней… Пусть? А если это твой ребенок?
Тексты неравноценны: есть сильные, есть, мягко говоря, средненькие. Но общий уровень сборника заставляет говорить о нем, скорее, как об удаче.
Дмитрий Михайлович
Ник Перумов, Вера Камша Млава красная
Москва: Эксмо, 2012. — 480 с.
60 000 экз.
Роман в жанре альтернативной истории. Авторы явились к старту во всеоружии: у Перумова — богатейший опыт в конструировании вселенных, у Камши — мощная историческая база и талант к закручиванию сюжета. «Маховиком» здесь являются пограничный конфликт на реке Красная Млава и демонстрация силы в качестве увещевания притеснителей православной веры.
Что имеем? Серьезная геополитическая перестройка матушки-России. Перенос столицы с берегов Невы на берег Ладоги, василевсы вместо царей. Заслуживает уважения внимание авторов к деталям: оружию и одежде, именам и топонимам. Очевидна серьезная работа над проектом. Но главным критериев оценки жанрового текста является его увлекательность. А вот с этим, увы, есть проблемы. У Ника Перумова, как и во многих прежних текстах, чересчур пылкая любовь к затяжным описаниям сражений и бесконечным диалогам; у Веры Камши — некоторая тяжеловесность слова и обилие «литературных излишеств», свойственное авторам с историческим образованием. Серьезные различия в стилистике текста нарушают плавность повествования. Большое количество персонажей также не идет на пользу роману. Гусары и солдаты, генералы и светские львы получились живыми, но все же типовыми, словно срисованными с хорошей, но уж слишком популярной кальки. Кроме того, длинная чреда второстепенных фигур не дает возможности как следует сосредоточиться на характерах главных героев. В итоге центральным образам недостает выразительности.
Еще одна гиря на чашу «contra» — нарушение баланса между большим и малым. Доминирование описаний событий великих и грозных над бытописанием обычной жизни с ее радостями и горестями неизбежно создает эффект отстраненности. Все это, думается, вызвано тем, что двум ярким, талантливым авторам тесновато в одной упряжке.
Николай Калиниченко
Джеймс Сваллоу Deus Ex: эффект Икара
СПб.: Азбука, 2011. — 352 с.
Пер. с англ. О. Ратниковой.
4000 экз.
В 2000 году вышла культовая НФ-игра «Deus Ex», главный герой которой — агент антитеррористического подразделения ООН Джей Си Дентон — втянут в водоворот интриг и заговоров правительств и международных корпораций. Спустя 10 лет вышел приквел «Deus Ex: Human Revolution», ставший продолжателем традиций оригинала. И вот теперь появилась первая книга, действие которой развивается в той же игровой вселенной. Перед нами не продолжение игры, а приквел.
Сюжет книги рассказывает о приключениях сотрудника спецподразделения правительства США Анны Келсо и бывшего наемника Бенджамина Саксона, «неосторожно» перешедших дорогу отряду киллеров «Тиран» и загадочной «Группе» — организации, тайно управляющей человечеством. Путешествие обещает быть захватывающим. Еще бы! Штурмовая операция в центре Москвы, освобождение из грузовика для перевозки заключенных, рукопашная с тремя киборгами, да еще на борту самолета, полет на дирижабле, взрыв огромной яхты в центре Женевского озера, загадочные иллюминаты, попивающие шампанское в ресторане на Эйфелевой башне…
И хотя тот факт, что книга представляет собой новеллизацию, несколько смущает, но в конечном итоге читатель обнаружит добротное приключенческое чтиво, к тому же не без культурного бэкграунда и россыпи литературных цитат. Перед нами довольно удачный эксперимент по скрещиванию Уильяма Гибсона с Яном Флемингом. Очень увлекательно, интригующе и с обилием действия.
Однако облик мира будущего, который рисует Д. Сваллоу, оказывается достаточно сложным и неуютным. Перед читателем предстает беспощадное грядущее, где человек постепенно все более и более дегуманизируется, превращаясь в винтики огромного механизма, в котором грань между людьми и машинами постепенно стирается.
Григорий Елисеев
Феминиум. Антология феминистической фантастики Сост. Далия Трускиновская
Москва: Снежный ком, 2011. — 480 с.
3000 экз.
В аннотации обещано: «Некоторые завзятые феминистки пишут отличные фантастические рассказы, а некоторые известные фантасты сочиняют истории из жизни отважных, решительных и технически грамотных женщин. Если пригласить тех и других, да еще предложить им взять псевдонимы, чтобы читатель с трудом догадался, кто тут феминистка, а кто фантаст, то получится сборник „Феминиум“.
Бог весть, кто есть кто, но амплитуда качества текстов убийственная. От блистательных до абсолютно плоских.
Авторы текстов из первого ряда поступают самым разумным образом: делают из тематического сборника предлог для создания чудесных, тонких произведений, где-то там, «на пятой горизонтали», связанных с «отважными, решительными и технически грамотными». Настоящая жемчужина — жесткая детективная повесть «Имя Йонти», выполненная графично, в тонах старого американского черно-белого кино со стареющим Хэмфри Богартом and so on. Вещь принадлежит перу (хотя уместнее было бы сказать — камере) некоей Шейлы Кадар. «Достойный противник» — большой рассказ Ольги Боронихиной, где худенькая девушка Сафра несколько раз спокойно ставит на кон жизнь и состояние ради независимости своей планеты, своего народа. Это, конечно, очередная вариация на тему «пепел Клааса», зато сделанная на высоком драйве и с завораживающим искусством сюжетного плетения.
Ну, а создатели текстов из второго ряда бесхитростно сводят счеты с противоположным полом, бодро шмаляют газетные юморески и впопыхах монтируют из латиноамериканского католицизма какого-то матриархатного уродца, который готов и государству услужить, и с шаманами договориться о сотрудничестве…
Итак, ощущение от сборника: пятьдесят на пятьдесят. Стакан, как известно, в зависимости от оценки может быть либо наполовину полон, либо наполовину пуст…
Екатерина Кристинина
Пол Мелкоу Стены вселенной
Москва: ACT — Астрель, 2012. — 349 с.
Пер. с англ. А.Шипулина.
(Серия «Сны разума»).
3000 экз.
Для нынешних авторов характерно многократное использование сработавшего приема. Например, удачный рассказ или повесть разгоняются в роман, а то и вовсе в сериал, зачастую убивая всю первозданную прелесть идеи;
По этому же пути пошел и американский фантаст П.Мелкоу, раскатав в романный блин одноименную повесть, ранее опубликованную «Asimov's Science Fiction Magazine» и переведенную, тоже удачно, для журнала «Если».
События в «Стенах вселенной» начинаются с того, что юный американец и потомственный фермер Джон Рейберн сталкивается со своим двойником, надменно называющим себя Джоном Первичным. Он разъясняет ошалевшему Рейберну, что существует неимоверное количество параллельных вселенных, где обитает столь же неисчислимое количество Джонов, а он, Первичный, способен путешествовать между ними благодаря портативному устройству перемещения. И только по доброте душевной он предлагает Джону-фермеру совершить краткую экскурсию в соседний мир.
Как тут устоишь перед искушением!
И что любопытно, при чтении повести не возникает вопросов, которые вдруг выпрыгивают, когда читаешь романную версию: откуда у Джона Первичного вообще взялось устройство перемещения? Кто, извините, такие прибамбасы производит и где? Да и вообще, есть ли другие странники по параллельным мирам, кроме Джонов-двойников? На некоторые из них читатель все же получит ответы ближе к финалу книги. А на прочие, похоже, они не предусматривались автором изначально. Тем более что «Стены вселенной» являются только первой частью задуманного цикла. И на языке оригинала роман-продолжение «Разрушенная вселенная» уже анонсирован на июнь 2012-го. Вполне подходящее чтение в год запланированного очередного «конца света»…
Игорь Гонтов
Вехи
Валерий Окулов
Знаменитый неудачник
В этом месяце исполняется 90 лет со дня рождения автора, чье единственное крупное произведение — дебютный роман «Гриада» полвека назад буквально взорвал почти весь читающий Союз. Немолодой уже писатель-дебютант на какое-то время стал едва ли не самым известным, обсуждаемым и… ругаемым фантастом советской литературной жизни начала «оттепельных» 1960-х.
На «Гриаду» Александра Колпакова, вышедшую в 1960 году даже по тем временам немалым тиражом в 215000 экземпляров и проиллюстрированную известным художником Николаем Гришиным, отозвались практически все литературные издания. В течение следующего десятилетия писатель был постоянно в центре внимания критиков, а его единственный роман и рассказы перевели на полтора десятка языков. Анонсировали «Гриаду» щедро: «Научной фантастике автора присущи острые драматические сюжеты, динамичность действия. Его герои — преимущественно советские космонавты, штурмующие просторы Вселенной… совершающие на гравитонной ракете полет к центру Галактики, знакомящиеся с жителями других миров, обладающих высокой цивилизацией… Широкий загляд в будущее, стремление рассказать о людях будущего — привлекательные черты творчества автора… Книга читается с неослабевающим интересом, она очень актуальна сейчас, когда человечество стоит на пороге полетов в космос». Однако после выхода книги критика обрушилась на роман самым жестоким образом.
В коротенькой заметке «Одухотворенное лицо метагалактианина», опубликованной в майском номере «Литературной газеты» за 1960 год, кандидат педнаук И.Назимов анализирует «непонятный стиль» романа: «Биопсихология, эллиптический параболоид, электронно-мезонная форма движения… Лучезарные глаза, устремленные в пространство, выдавали гигантскую работу мысли». В февральском номере за 1961 год «Комсомольской правды» размещают письмо не по годам смышленого восьмиклассника Юры Романова «Тема космическая, а проступок — ученический»: «Сколько в ней надуманных эпизодов, сколько нелепостей, а то и самой обыкновенной чепухи, прикрытой „научными“ рассуждениями, которые кажутся сомнительными…». Но самое страшное: начитанный юноша прямо обвиняет автора в плагиате, обнаружив в тексте сцены, «удивительно совпадающие» с романом «Когда Спящий проснется» Уэллса! «У нас в школе это называется списыванием», — заключает школьник Юра. Известный в те годы критик Александр Лейтес на страницах «Учительской газеты» уже профессионально выдворяет за пределы литературного пространства книгу автора: «Малохудожественным и противоречащим основам научного мышления представляется нам роман „Гриада“, разошедшийся большим тиражом…».
Досталось Колпакову и от коллег по цеху. В статье «Отражение мечты» (1961) советский фантаст Виктор Сытин каленым железом партийной критики клеймит «зарвавшегося» писателя: «Интерес к проблеме завоевания космоса вызвал ряд поспешных и примитивных, конъюнктурных и спекулятивных произведений. О бесконечных приключениях космонавтов, залетевших непонятно как „к центру галактики“, — „Гриада“ Колпакова. В случае с его „творчеством“ мы имеем дело не только с уголовной и беспардонной халтурой, но и с воинствующей аполитичностью…». Возмутил роман и мэтра «твердой» НФ Анатолия Днепрова, поскольку «ни одно выдвинутое положение автор не доказывает… Роман — типичный образец произведений, где титр „НФ“ используется не по назначению».
Справедливы ли были критики? Если начистоту, некоторые из претензий имели под собой основание. В самом деле, первая часть романа перегружена невыверенными, скажем так, «научно-популярными объяснениями и наивными мечтаниями, автор пренебрегает им же цитируемым пожеланием И.С.Тургенева: „Избегай говорить напыщенно“. Приключения героев на Гриаде часто выдуманы только ради самих приключений. Но ведь перед нами космическая опера! Жанр, который, как правило, пренебрегает научной точностью ради сюжетной динамики.
Хотя с Днепровым можно поспорить: собственно научно-фантастическая составляющая романа даже сегодня выглядит впечатляюще. В 2260 году межзвездник Андреев и «второй Эйнштейн» академик Самойлов готовятся к полету на гравитонной ракете на 30 000 световых лет. При старте «малютки» (всего-то 300 метров) «Урании» с лунного космодрома происходит «заметное смещение Луны с орбиты». «Пожирающий пространство» звездолет достигает скорости света и… оказывается в межгалактическом пространстве — 307 000 парсеков одним махом! Масштабы, достойные канонов космооперы! К тому же отлично выполнены описания Гриады и грианоидов.
Тамошний «золотой век» лицемерен и лжив, действует «мощная идеологическая машина». В борьбе за «правое дело» землянам помогают трехметровые гиганты-телепаты из другой Метагалактики, для которых и 83 миллиарда парсеков — не предел. Боевые действия с применением «лучистой энергии» заканчиваются, разумеется, победой «наших», после чего благодаря технологиям метагалактиан герои возвращаются на Землю всего за два часа. Спустя миллион лет, прошедших с момента старта к Гриаде, героя встречает его возлюбленная, все это время ожидавшая часа встречи в криокамере Пантеона Бессмертия… Новая физическая теория освещает запутанные вопросы земной физики. Словом, обвинять автора в отсутствии фантазии, согласитесь, нелепо! Да и неслучайно в знаменитом «Регистре НФ-идей» Генриха Альтова (подкласс «Космические происшествия») имя А.Колпакова встречается не менее десятка раз!
Родился будущий офицер, журналист и фантаст 15 февраля 1922 года в Нижнем Поволжье, в селе Мачеха Царицынской губернии, впоследствии — Киквидзенского района Сталинградской области. Отец служил на границе «с Турцией или с Пакистаном», затем занимал руководящие должности, в 1937 году был репрессирован. Мать, спасенная им при переходе ирано-российской границы, ушла из жизни очень рано. Сашу и сестру Лизу воспитывала мачеха, в детстве они жили в казачьей станице на Дону. После окончания средней школы Александр недолго работал литсотрудником в районной газете. В 1940 году был призван в РККА, прошел всю Великую Отечественную войну, служил в артполку. В 1944-м был отозван с фронта на командирские курсы, уже офицером прослужил в армии еще одиннадцать лет. Учился в Военно-химической академии имени К.Ворошилова, но после ее окончания неожиданно ушел с военной службы в звании капитана. После демобилизации до середины 1970-х работал в московских НИИ инженером-химиком, научным сотрудником, завлабораторией. Получил ряд авторских свидетельств на изобретения в области химтехнологии.
По собственному признанию, тягу к литературе испытывал с детства. После войны начал писать, с 1955 года уже публиковал научно-популярные статьи в газетах и журналах, выпустил две брошюры в популярной тогда серии «Новое в жизни, науке и технике» — «Щедрая кремнийорганика» (1962) и «Металлы в органических молекулах» (1964). Иногда выступал и в качестве литературного критика, писал о фантастике.
Дебютом в жанре стал фрагмент романа «Гриада» в журнале «Что читать» (1959), а в октябрьском номере журнала «Знание — сила» за тот же год увидел свет и первый НФ-рассказ писателя «Один», позже переработанный в повесть «Альфа Эридана» (1960). В начале 1960-х Колпаков — в когорте самых перспективных советских фантастов; вместе с А.Стругацким, А.Днепровым и С.Гансовским он участвовал в работе литобъединения при издательстве «Молодая гвардия». В течение следующих четырех лет (1960–1964) Александр Колпаков опубликовал еще восемь повестей и рассказов, но читатели и критики восприняли их прохладно.
Шаг в сторону — приключенческая повесть «Цена миллисекунды» (1961), опубликованная в «Юном технике». И снова негодование критиков. Некто А.Ручкин в «Горестных заметах» (1962) возмущался: «Капиталисты, доллары, виски — откуда это у советского писателя?..». В январе 1965 года Аркадий Стругацкий пишет редакторский отзыв (внутреннюю рецензию) на рассказ Колпакова «Континуум два зэт». Отмечая «буйную фантазию автора» (надо обладать незаурядным воображением, чтобы построить такой мир — из сфероидов, лучей, субстанций и всего прочего), он все же заключает: «Рассказ не годится для опубликования… Банальности, тривиальности, опять мотивы жертвенности, опять смерть и споры, кому остаться жить…». Этот отзыв поставил точку в некогда дружеских отношениях двух писателей…
В 1964 году А.Колпакову удалось издать в серии «Короткие повести и рассказы» издательства «Советская Россия» тоненькую книжечку «Море Мечты», включавшую заглавный рассказ, где автор попытался уйти от собственных стереотипов. Это космическая фантастика «ближнего прицела» — о полете «Востока-10» к Луне и вынужденной посадке на обратной ее стороне…
В 1960-е годы основным источником доходов для Колпакова стал ежегодник «На суше и на море», на страницах которого были напечатаны шесть его рассказов, в том числе и забракованный Стругацким «Континуум два зет» (1966). Рассказ, конечно, из конца 1950-х: Колпаков так и остался во времени космического пафоса и жертвенности. А вот встреча со сверхвысокой цивилизацией в странном мире пространственной ловушки описана на редкость интересно. Уж в чем в чем, а в умении фантазировать Александру Колпакову не откажешь.
В эти годы проявилась склонность писателя к мистификации, он печатался под разными псевдонимами, переписывал заново старые рассказы. В 1971 году вышла последняя прижизненная книга Колпакова — сборник рассказов «Нетленный луч». Уже в 1970-х Колпаков все реже выступал в жанре: за 20 лет было опубликовано всего пять рассказов. Да и печатался автор все больше в региональных изданиях вроде «Дальнего Востока» и «Ашхабада». В московские сборники его уже не звали. Черное пятно в биографии писателя — подпись (вместе с А.Казанцевым) под открытым письмом в газету «Правда» о засилье в фантастике сионистов и ущемлении прав русских авторов…
В 1980-е Колпаков зарабатывал на жизнь в основном журналистикой и «переводами» с туркменского и прочих республиканских языков (как говорили в те времена, «перевод с узбекского на сберкнижку»). Неизданным остался и второй его роман «Восьмая спираль», который, по словам сына писателя, на самом деле представляет собой существенно переработанный вариант «Гриады» с неожиданной и оригинальной концовкой.
Умер писатель в сентябре 1995 года в дороге, возвращаясь в Москву из Ашхабада, где гостил у сестры…
Как ни странно, но Александра Колпакова, можно сказать, миновала горестная судьба писателей второго эшелона. Он не забыт, хотя написал немного и оценка его творчества противоречива. Уже в новом тысячелетии вновь стали появляться публикации о нем в жанровой периодике, журналы перепечатывают его старые рассказы — читатель истосковался по искренней романтике. А одной из самых дорогих и редких книг на букинистическом рынке фантастики остается «Гриада», которую, без преувеличения, желает иметь в своей коллекции каждый знаток НФ. В 2010 году вышло переиздание романа, правда, довольно скудным тиражом. А не так давно в интернете открылся фант-сайт, посвященный роману «Гриада».
Фантазером и романтиком запомнился писатель сыну Алексею Александровичу, стараниями которого и появилось переиздание «Гриады». Колпаков все время что-то сочинял. Говорят, он даже свою биографию выдумал. Да и каков он был на самом деле, литературный неудачник, написавший одну из самых знаменитых НФ-книг советской эпохи?
Вл. Гаков
Заповедник приматов
Подобно Роберу Мёрлю, французский писатель Пьер Буль, столетие со дня рождения которого отмечается в этом месяце, научным фантастом себя не считал. Однако, как и Мёрль, написал не одно, а несколько произведений, без коих мировую фантастику XX века представить немыслимо. Так что говорить о случайной, мимолетной «связи» видного прозаика с жанром, которому на родине Буля еще полвека назад прочили место преемника бульварного «полицейского романа», в данном случае не приходится.
Хотя большинство произведений мэтра переведено на русский язык, многим российским читателям фантастики французский писатель известен одним-единственным произведением. Не говоря уже о зрителях, понятия не имеющих, кому они обязаны киносагой о «планете обезьян»…
Пьер Франсуа Мари Луи Буль родился в старинном Авиньоне — том самом, где некогда восседали папы-раскольники, «изменившие» родному Риму. Буль тоже вырос в католической семье, был крещен, но на всю жизнь остался убежденным агностиком. В 1930 году будущий писатель окончил в Париже престижную Высшую электротехническую школу с дипломом инженера и шесть лет работал по специальности. А затем вдруг резко решил изменить свою жизнь: отправился в далекую Малайю, тогда британскую колонию, работать техником на каучуковых плантациях.
Там с ним случилась романтическая история, о которой впору читать в «дамских романах». Молодой инженер встретил соотечественницу и влюбился. Она была разведена, принимала от воздыхателя любовные письма, но дальше этого дело не пошло. Спустя какое-то время возлюбленная Буля все же решила вернуться к мужу — важному чиновнику, служившему во французском Индокитае. Когда началась Вторая мировая война, супруги бежали в Малайю, во время всех этих перипетий умер их ребенок, а уже после войны Пьер Буль снова встретил свою первую любовь, и их платоническая связь продолжалась не одно десятилетие…
А за годы войны он сам испытал такое, о чем пишут уже в военно-политических детективах. В первый год Буль воевал в составе французского корпуса в Индокитае, а после того как немцы оккупировали его родину, явился в сингапурское представительство деголлевской «Свободной Франции» и попросил записать его добровольцем. В Сингапуре он окончил разведшколу, обучился взрывному делу и под именем Питера Джона Руля выполнял секретные задания в Бирме, Китае, французском Индокитае.
Там же подобные задания выполняли и соотечественники Буля, сражавшиеся по другую сторону баррикад, — агенты коллаборационистского правительства Виши. В 1943-м вишисты схватили Буля на территории современного Вьетнама и должны были расстрелять «шпиона и диверсанта», но приговорили его к пожизненному заключению в местном концлагере в окрестностях Сайгона. В принципе, тот же смертный приговор, но отсроченный: изнуряющий физический труд в душных малярийных джунглях, постоянное недоедание и свирепость охранников должны были обеспечить приведение приговора в исполнение лучше всякой пули.
Но Буль сумел совершить побег. Чудом выжив в джунглях, он наткнулся на английский экспедиционный корпус, в составе которого прослужил до конца войны. В 1945-м Пьер вернулся на родину, где был удостоен высших воинских наград — ордена Почетного легиона, Военного креста и медали Движения Сопротивления.
Всю оставшуюся жизнь писатель не только поддерживал связь со своими друзьями-однополчанами, но и постоянно возвращался к пережитой войне в своем творчестве.
* * *
Писать Буль начал еще в Индокитае — тайно вел дневник в лагерном бараке. Вернувшись на родину, он устроился было на каучуковую фабрику в Париже, но вскоре пополнил ряды безработных, которых в послевоенной Франции хватало. И тогда снова махнул в Малайю, на уже знакомые плантации. Потом Буля занесло в Камерун, и лишь в 1949-м он окончательно вернулся в Париж, чтобы посвятить свою жизнь литературному творчеству.
Денег на покупку собственной квартиры не было, и начинающий писатель сначала перебивался в дешевом отеле рядом с вокзалом Монпарнас, а затем его приютила родная сестра: она только что овдовела и жила в большой квартире с дочерью Франсуазой. Брат настолько привязался к племяннице, что заменил ей отца и даже хотел официально удочерить. Этого не случилось, но семья сестры стала для Буля его собственной. Другую он иметь не захотел, так и прожив всю жизнь холостяком.
* * *
Свой первый роман «Уильям Конрад» Буль опубликовал в 1950-м, когда ютился в привокзальном отеле. Дебютная книга, как и последующая — «Святотатство в Малайе», годом позже, — остались почти незамеченными. Прошел еще год, и в одно прекрасное утро писатель проснулся знаменитым. Его во многом автобиографический роман «Мост через реку Квай» стал бестселлером. Сначала национальным, а после 1957 года, когда по экранам мира с триумфом прошел одноименный фильм английского режиссера Дэвида Лина, и международным.
Роман был основан на реальных событиях — строительстве в 1942–1943 годах 400-километровой железнодорожной ветки в бирманских джунглях, прозванной «дорогой смерти». Потому что строили ее заключенные японского концлагеря, пленные солдаты и офицеры войск союзников — французы, англичане, американцы, а также пригнанные на работу местные жители, и за время строительства погибло 16 тысяч белых зэков и более сотни тысяч местных.
Роман стал одним из самых сильных антивоенных произведений прошлого века во всей мировой литературе. А его экранизация с Алеком Гиннессом в главной роли с триумфом прошла по экранам мира, стала кассовым рекордсменом и принесла создателям семь статуэток «Оскар», включая главную — за лучший фильм года. Премию «Оскар» получил и Пьер Буль — за лучший сценарий. Он собственноручно принял золотую статуэтку на торжественной церемонии в Голливуде, хотя не прикасался к сценарию, поскольку не знал английского. Говорят, что это была кратчайшая благодарственная речь лауреата за всю историю премии, состоявшая из одного слова: «Merci». Однако в титрах значилось его имя, потому что реальные авторы сценария Карл Фримен и Майкл Уилсон тогда пребывали в «черном списке» коммунистических «симпатизантов», в Америке развернулась маккартистская «охота на ведьм» и создатели картины решили не дразнить собак[12]…
Впрочем, одну престижную премию на родине Пьер Буль успел получить и до выхода своей самой знаменитой книги. В 1953 году появился его сборник научно-фантастических рассказов и повестей «Абсурдные истории» (или «Сказки абсурда»), завоевавших литературную премию Grand Prix de la nouvelle. После этой книги, содержавшей многие известные любителям фантастики произведения — «Бесконечная ночь», «Идеальный робот», «Царство мудрецов» и другие, начался долгий и драматичный «роман» писателя с — литературой, от которой в те времена серьезный французский читатель и критик, что называется, нос воротил.
Пьер Буль хорошо чувствовал отношение к жанру. И в 1967 году, отвечая на вопрос «Почему я стал фантастом?» для специального номера журнала «Иностранная литература», посвященного научной фантастике, Пьер Буль ответил:
«Ни в коей мере я не могу утверждать, что предпочитаю жанр научной фантастики. Я действительно написал в этом жанре несколько новелл и один роман „Планета обезьян“, но это, в общем, составляет лишь незначительную часть моего творчества.
Однако мне кажется, что нельзя и пренебрегать этим жанром (впрочем, как и всеми остальными). Я, сказать по правде, не сторонник привилегированных жанров в литературе. Безусловно, научная фантастика таит в себе множество новых возможностей и дает богатую пищу воображению, но лишь при условии, если не рассматривать ее как обособленное, изолированное от общего потока литературы течение, иначе произведения, зачисленные в жанр научной фантастики, постигнет печальная участь полицейских романов и романов о шпионах, они потеряют какую-либо художественную ценность и станут скучными и неинтересными».
В 1957 году вышел новый сборник «E=mc2», заглавная повесть которого представляет собой один из ранних примеров «альтернативной истории» в мировой фантастической литературе. В этом произведении впервые проявился талант автора к доказательству «от абсурда», в полной мере раскрывшийся в «Планете обезьян». В «параллельных» сороковых группа ученых-атомщиков отказывается от участия в создании бомбы и ставит перед собой цель противоположную — превращение энергии в материю. Однако знаменитое уравнение Эйнштейна, вынесенное в заголовок, жестко действует «в обе стороны»: социальные уравнения не менее беспощадны, чем физические константы! В результате и в этом альтернативном мире, в котором трудятся ученые-идеалисты, Хиросима не избежала своей участи, погребенная под неведомо откуда взявшимися «грудами урана».
Впрочем, парадоксами и доведенными до логического конца невероятными предположениями, составляющими суть настоящей научной фантастики, писатель занимался и до этого. Хорошо известные современному читателю временные «хроноклазмы», в начале пятидесятых еще не ставшие расхожим сюжетным приемом, описаны в изящной повести «Время сошло с ума», известной у нас под названием «Бесконечная ночь». А знаменитые азимовские законы роботехники творчески развиты и дополнены в рассказе «Идеальный робот», где машины изначально несовершенны и поэтому не вызывают у людей комплекса неполноценности (это обеспечено внедрением в программу роботов изначально заданных будущих ошибок). В вышедшей чуть позже новелле «Сердце галактики» полученная из космоса весточка от «братьев по разуму» после расшифровки оказывается простым рекламным слоганом. Что касается произведений, в которых затронуты вопросы религии: «Когда не вышло у змея», «Чудо», «Загадочный святой», — то уж тут для последовательного агностика и иконоборца было где разгуляться.
* * *
А потом была еще раз прославившая Буля «Планета обезьян» (1963), вызвавшая восторги читателей и критиков и переведенная на многие языки. Нет нужды пересказывать хорошо известный сюжет, но вот об истории появления книги у нас напомнить стоит.
Прорвалась она к нам в шестидесятые. Мрачная басня о человечестве, захлебнувшемся в болоте им же созданных вещей, уступившем Землю эволюционировавшим обезьянам, отечественными «инстанциями» была вполне справедливо расценена как антибуржуазная и лишь потому достойная публикации. Никаких иных пластов, к счастью, тогда не заметили, и книга, в которой всем сестрам роздано по серьгам, увидела свет на русском, заразив думающего читателя тревогой, весьма далекой от конъюнктурных целей тогдашней «контрпропаганды». Ведь автор почти в открытую заявляет, что земная цивилизация погибла от скудоумия и «тех», и «этих». И за случившееся в равной мере ответственны обе главные политические силы на планете, не желавшие уступить сопернику ни пяди. Как бы то ни было, в 1967 году в авторском томе Пьера Буля, вошедшем в состав незабвенной подписной Библиотеки современной фантастики, появился перевод «Планеты обезьян».
Новый всплеск интереса к роману Буля вызвала экранизация, осуществленная в «революционном» 1968 году режиссером Франклином Шеффнером. На сей раз фильм был голливудским и к литературному оригиналу отношение имел опосредованное. Печальная и тонкая интеллектуальная притча в духе европейской традиции, идущей от Свифта и Вольтера, на экране свелась к эффектному костюмированному боевику. Правильнее сказать — «гримированному», ибо львиная доля успеха пришлась как раз на обезьяньи маски, в одночасье ставшие популярными. Не делает картину серьезнее даже ударный финал — полузасыпанная статуя Свободы на границе радиоактивной пустыни, однозначно указующая на местоположение «планеты обезьян». Подмена очевидна: более обкатанная к тому времени в массовой литературе и кино «ядерная катастрофа» вместо «катастрофы вещей» в романе Буля.
Как бы то ни было, фильм имел успех, стал классикой кинофантастики и был номинирован на три «Оскара», в результате заслужено получив одну заветную золотую статуэтку — за лучший грим. Более всех, казалось, был удивлен неожиданному успеху сам автор романа, полагавший, что его произведение принципиально не поддается экранной адаптации. Однако обезьяньи маски «вытянули» еще четыре фильма-сиквела, два телесериала и один мультсериал, комикс-версию и появление индустрии игрушек, сувениров и прочего, на которых выросло целое поколение фанатов[13].
* * *
С «Планетой обезьян» альянс Пьера Буля и НФ не закончился. Хотя следующие его книги — фантастические или с элементами фантастики — заметно уступают самому успешному роману писателя.
Сюжет «Сада Канашимы» (1964), увы, устарел уже спустя пять лет после выхода романа. Потому что, по Булю, космическая гонка двух сверхдержав заканчивается победой третьего игрока, которого никто не воспринимал всерьез, — это Япония, раньше всех высадившая человека на Луну! Правда, астронавт-камикадзе профессор Канашима заведомо обрекал себя на гибель во имя родины, так как полет мог быть осуществлен только в один конец. Однако эта отчаянная попытка японцев во что бы то ни стало обогнать русских и американцев имела результат прямо противоположный. Нации Земли осознали наконец абсурдность и разорительность (в обоих смыслах — неоправданная трата и денег, и человеческих жизней) затеянной гонки и объединили свои усилия в деле освоения Космоса.
Ушел в прошлое и сюжет второго романа «Уши джунглей» (1972), действие которого развертывается во время вьетнамской войны, а единственным фантастическим допущением является электронный прибор, позволяющий прослушивать значительные территории из отдаленного центра. Зато по-прежнему актуальна тема третьего романа «Прекрасный Левиафан» (1978): экологическая катастрофа, которую в романе вызвала авария в открытом океане нового супертанкера.
Не теряет актуальности и более ранний сатирический роман-памфлет «Игра ума» (1971), в котором автор «Планеты обезьян» снова едко издевается над главной амбицией людей — называться «человеками разумными». В недалеком будущем на планете возникает очередная утопия: власть принадлежит всемирному правительству ученых (в составе кабинета — поголовно нобелевские лауреаты!), которому удается решить многие из наболевших проблем человечества. Кроме одной-единственной — изменения природы самого человека. А последняя нуждается в регулярном выходе агрессии, для чего в утопии и организуются кровопролитные «военные игры». Этот роман, как и ряд реалистических книг Пьера Буля[14], был награжден литературной премией.
Писатель умер 30 января 1994 года в Париже. В той самой квартире сестры, где прожил почти четыре десятилетия. А спустя год после его кончины любимая племянница, разбирая вместе с мужем погреб, нашла неизвестные рукописи писателя. Незаконченный труд (полуроман, полуисследование) полвека пролежал забытым в сундуке со старыми письмами и был издан посмертно под названием «Археология и загадка Нефертити». Ну, действительно, не жизнь — роман!
Валерий Окулов Знаменитый неудачник
В этом месяце исполняется 90 лет со дня рождения автора, чье единственное крупное произведение — дебютный роман «Гриада» полвека назад буквально взорвал почти весь читающий Союз. Немолодой уже писатель-дебютант на какое-то время стал едва ли не самым известным, обсуждаемым и… ругаемым фантастом советской литературной жизни начала «оттепельных» 1960-х.
На «Гриаду» Александра Колпакова, вышедшую в 1960 году даже по тем временам немалым тиражом в 215000 экземпляров и проиллюстрированную известным художником Николаем Гришиным, отозвались практически все литературные издания. В течение следующего десятилетия писатель был постоянно в центре внимания критиков, а его единственный роман и рассказы перевели на полтора десятка языков. Анонсировали «Гриаду» щедро: «Научной фантастике автора присущи острые драматические сюжеты, динамичность действия. Его герои — преимущественно советские космонавты, штурмующие просторы Вселенной… совершающие на гравитонной ракете полет к центру Галактики, знакомящиеся с жителями других миров, обладающих высокой цивилизацией… Широкий загляд в будущее, стремление рассказать о людях будущего — привлекательные черты творчества автора… Книга читается с неослабевающим интересом, она очень актуальна сейчас, когда человечество стоит на пороге полетов в космос». Однако после выхода книги критика обрушилась на роман самым жестоким образом.
В коротенькой заметке «Одухотворенное лицо метагалактианина», опубликованной в майском номере «Литературной газеты» за 1960 год, кандидат педнаук И.Назимов анализирует «непонятный стиль» романа: «Биопсихология, эллиптический параболоид, электронно-мезонная форма движения… Лучезарные глаза, устремленные в пространство, выдавали гигантскую работу мысли». В февральском номере за 1961 год «Комсомольской правды» размещают письмо не по годам смышленого восьмиклассника Юры Романова «Тема космическая, а проступок — ученический»: «Сколько в ней надуманных эпизодов, сколько нелепостей, а то и самой обыкновенной чепухи, прикрытой „научными“ рассуждениями, которые кажутся сомнительными…». Но самое страшное: начитанный юноша прямо обвиняет автора в плагиате, обнаружив в тексте сцены, «удивительно совпадающие» с романом «Когда Спящий проснется» Уэллса! «У нас в школе это называется списыванием», — заключает школьник Юра. Известный в те годы критик Александр Лейтес на страницах «Учительской газеты» уже профессионально выдворяет за пределы литературного пространства книгу автора: «Малохудожественным и противоречащим основам научного мышления представляется нам роман „Гриада“, разошедшийся большим тиражом…».
Досталось Колпакову и от коллег по цеху. В статье «Отражение мечты» (1961) советский фантаст Виктор Сытин каленым железом партийной критики клеймит «зарвавшегося» писателя: «Интерес к проблеме завоевания космоса вызвал ряд поспешных и примитивных, конъюнктурных и спекулятивных произведений. О бесконечных приключениях космонавтов, залетевших непонятно как „к центру галактики“, — „Гриада“ Колпакова. В случае с его „творчеством“ мы имеем дело не только с уголовной и беспардонной халтурой, но и с воинствующей аполитичностью…». Возмутил роман и мэтра «твердой» НФ Анатолия Днепрова, поскольку «ни одно выдвинутое положение автор не доказывает… Роман — типичный образец произведений, где титр „НФ“ используется не по назначению».
Справедливы ли были критики? Если начистоту, некоторые из претензий имели под собой основание. В самом деле, первая часть романа перегружена невыверенными, скажем так, «научно-популярными объяснениями и наивными мечтаниями, автор пренебрегает им же цитируемым пожеланием И.С.Тургенева: „Избегай говорить напыщенно“. Приключения героев на Гриаде часто выдуманы только ради самих приключений. Но ведь перед нами космическая опера! Жанр, который, как правило, пренебрегает научной точностью ради сюжетной динамики.
Хотя с Днепровым можно поспорить: собственно научно-фантастическая составляющая романа даже сегодня выглядит впечатляюще. В 2260 году межзвездник Андреев и «второй Эйнштейн» академик Самойлов готовятся к полету на гравитонной ракете на 30 000 световых лет. При старте «малютки» (всего-то 300 метров) «Урании» с лунного космодрома происходит «заметное смещение Луны с орбиты». «Пожирающий пространство» звездолет достигает скорости света и… оказывается в межгалактическом пространстве — 307 000 парсеков одним махом! Масштабы, достойные канонов космооперы! К тому же отлично выполнены описания Гриады и грианоидов.
Тамошний «золотой век» лицемерен и лжив, действует «мощная идеологическая машина». В борьбе за «правое дело» землянам помогают трехметровые гиганты-телепаты из другой Метагалактики, для которых и 83 миллиарда парсеков — не предел. Боевые действия с применением «лучистой энергии» заканчиваются, разумеется, победой «наших», после чего благодаря технологиям метагалактиан герои возвращаются на Землю всего за два часа. Спустя миллион лет, прошедших с момента старта к Гриаде, героя встречает его возлюбленная, все это время ожидавшая часа встречи в криокамере Пантеона Бессмертия… Новая физическая теория освещает запутанные вопросы земной физики. Словом, обвинять автора в отсутствии фантазии, согласитесь, нелепо! Да и неслучайно в знаменитом «Регистре НФ-идей» Генриха Альтова (подкласс «Космические происшествия») имя А.Колпакова встречается не менее десятка раз!
Родился будущий офицер, журналист и фантаст 15 февраля 1922 года в Нижнем Поволжье, в селе Мачеха Царицынской губернии, впоследствии — Киквидзенского района Сталинградской области. Отец служил на границе «с Турцией или с Пакистаном», затем занимал руководящие должности, в 1937 году был репрессирован. Мать, спасенная им при переходе ирано-российской границы, ушла из жизни очень рано. Сашу и сестру Лизу воспитывала мачеха, в детстве они жили в казачьей станице на Дону. После окончания средней школы Александр недолго работал литсотрудником в районной газете. В 1940 году был призван в РККА, прошел всю Великую Отечественную войну, служил в артполку. В 1944-м был отозван с фронта на командирские курсы, уже офицером прослужил в армии еще одиннадцать лет. Учился в Военно-химической академии имени К.Ворошилова, но после ее окончания неожиданно ушел с военной службы в звании капитана. После демобилизации до середины 1970-х работал в московских НИИ инженером-химиком, научным сотрудником, завлабораторией. Получил ряд авторских свидетельств на изобретения в области химтехнологии.
По собственному признанию, тягу к литературе испытывал с детства. После войны начал писать, с 1955 года уже публиковал научно-популярные статьи в газетах и журналах, выпустил две брошюры в популярной тогда серии «Новое в жизни, науке и технике» — «Щедрая кремнийорганика» (1962) и «Металлы в органических молекулах» (1964). Иногда выступал и в качестве литературного критика, писал о фантастике.
Дебютом в жанре стал фрагмент романа «Гриада» в журнале «Что читать» (1959), а в октябрьском номере журнала «Знание — сила» за тот же год увидел свет и первый НФ-рассказ писателя «Один», позже переработанный в повесть «Альфа Эридана» (1960). В начале 1960-х Колпаков — в когорте самых перспективных советских фантастов; вместе с А.Стругацким, А.Днепровым и С.Гансовским он участвовал в работе литобъединения при издательстве «Молодая гвардия». В течение следующих четырех лет (1960–1964) Александр Колпаков опубликовал еще восемь повестей и рассказов, но читатели и критики восприняли их прохладно.
Шаг в сторону — приключенческая повесть «Цена миллисекунды» (1961), опубликованная в «Юном технике». И снова негодование критиков. Некто А.Ручкин в «Горестных заметах» (1962) возмущался: «Капиталисты, доллары, виски — откуда это у советского писателя?..». В январе 1965 года Аркадий Стругацкий пишет редакторский отзыв (внутреннюю рецензию) на рассказ Колпакова «Континуум два зэт». Отмечая «буйную фантазию автора» (надо обладать незаурядным воображением, чтобы построить такой мир — из сфероидов, лучей, субстанций и всего прочего), он все же заключает: «Рассказ не годится для опубликования… Банальности, тривиальности, опять мотивы жертвенности, опять смерть и споры, кому остаться жить…». Этот отзыв поставил точку в некогда дружеских отношениях двух писателей…
В 1964 году А.Колпакову удалось издать в серии «Короткие повести и рассказы» издательства «Советская Россия» тоненькую книжечку «Море Мечты», включавшую заглавный рассказ, где автор попытался уйти от собственных стереотипов. Это космическая фантастика «ближнего прицела» — о полете «Востока-10» к Луне и вынужденной посадке на обратной ее стороне…
В 1960-е годы основным источником доходов для Колпакова стал ежегодник «На суше и на море», на страницах которого были напечатаны шесть его рассказов, в том числе и забракованный Стругацким «Континуум два зет» (1966). Рассказ, конечно, из конца 1950-х: Колпаков так и остался во времени космического пафоса и жертвенности. А вот встреча со сверхвысокой цивилизацией в странном мире пространственной ловушки описана на редкость интересно. Уж в чем в чем, а в умении фантазировать Александру Колпакову не откажешь.
В эти годы проявилась склонность писателя к мистификации, он печатался под разными псевдонимами, переписывал заново старые рассказы. В 1971 году вышла последняя прижизненная книга Колпакова — сборник рассказов «Нетленный луч». Уже в 1970-х Колпаков все реже выступал в жанре: за 20 лет было опубликовано всего пять рассказов. Да и печатался автор все больше в региональных изданиях вроде «Дальнего Востока» и «Ашхабада». В московские сборники его уже не звали. Черное пятно в биографии писателя — подпись (вместе с А.Казанцевым) под открытым письмом в газету «Правда» о засилье в фантастике сионистов и ущемлении прав русских авторов…
В 1980-е Колпаков зарабатывал на жизнь в основном журналистикой и «переводами» с туркменского и прочих республиканских языков (как говорили в те времена, «перевод с узбекского на сберкнижку»). Неизданным остался и второй его роман «Восьмая спираль», который, по словам сына писателя, на самом деле представляет собой существенно переработанный вариант «Гриады» с неожиданной и оригинальной концовкой.
Умер писатель в сентябре 1995 года в дороге, возвращаясь в Москву из Ашхабада, где гостил у сестры…
Как ни странно, но Александра Колпакова, можно сказать, миновала горестная судьба писателей второго эшелона. Он не забыт, хотя написал немного и оценка его творчества противоречива. Уже в новом тысячелетии вновь стали появляться публикации о нем в жанровой периодике, журналы перепечатывают его старые рассказы — читатель истосковался по искренней романтике. А одной из самых дорогих и редких книг на букинистическом рынке фантастики остается «Гриада», которую, без преувеличения, желает иметь в своей коллекции каждый знаток НФ. В 2010 году вышло переиздание романа, правда, довольно скудным тиражом. А не так давно в интернете открылся фант-сайт, посвященный роману «Гриада».
Фантазером и романтиком запомнился писатель сыну Алексею Александровичу, стараниями которого и появилось переиздание «Гриады». Колпаков все время что-то сочинял. Говорят, он даже свою биографию выдумал. Да и каков он был на самом деле, литературный неудачник, написавший одну из самых знаменитых НФ-книг советской эпохи?
Вл. Гаков Заповедник приматов
Подобно Роберу Мёрлю, французский писатель Пьер Буль, столетие со дня рождения которого отмечается в этом месяце, научным фантастом себя не считал. Однако, как и Мёрль, написал не одно, а несколько произведений, без коих мировую фантастику XX века представить немыслимо. Так что говорить о случайной, мимолетной «связи» видного прозаика с жанром, которому на родине Буля еще полвека назад прочили место преемника бульварного «полицейского романа», в данном случае не приходится.
Хотя большинство произведений мэтра переведено на русский язык, многим российским читателям фантастики французский писатель известен одним-единственным произведением. Не говоря уже о зрителях, понятия не имеющих, кому они обязаны киносагой о «планете обезьян»…
Пьер Франсуа Мари Луи Буль родился в старинном Авиньоне — том самом, где некогда восседали папы-раскольники, «изменившие» родному Риму. Буль тоже вырос в католической семье, был крещен, но на всю жизнь остался убежденным агностиком. В 1930 году будущий писатель окончил в Париже престижную Высшую электротехническую школу с дипломом инженера и шесть лет работал по специальности. А затем вдруг резко решил изменить свою жизнь: отправился в далекую Малайю, тогда британскую колонию, работать техником на каучуковых плантациях.
Там с ним случилась романтическая история, о которой впору читать в «дамских романах». Молодой инженер встретил соотечественницу и влюбился. Она была разведена, принимала от воздыхателя любовные письма, но дальше этого дело не пошло. Спустя какое-то время возлюбленная Буля все же решила вернуться к мужу — важному чиновнику, служившему во французском Индокитае. Когда началась Вторая мировая война, супруги бежали в Малайю, во время всех этих перипетий умер их ребенок, а уже после войны Пьер Буль снова встретил свою первую любовь, и их платоническая связь продолжалась не одно десятилетие…
А за годы войны он сам испытал такое, о чем пишут уже в военно-политических детективах. В первый год Буль воевал в составе французского корпуса в Индокитае, а после того как немцы оккупировали его родину, явился в сингапурское представительство деголлевской «Свободной Франции» и попросил записать его добровольцем. В Сингапуре он окончил разведшколу, обучился взрывному делу и под именем Питера Джона Руля выполнял секретные задания в Бирме, Китае, французском Индокитае.
Там же подобные задания выполняли и соотечественники Буля, сражавшиеся по другую сторону баррикад, — агенты коллаборационистского правительства Виши. В 1943-м вишисты схватили Буля на территории современного Вьетнама и должны были расстрелять «шпиона и диверсанта», но приговорили его к пожизненному заключению в местном концлагере в окрестностях Сайгона. В принципе, тот же смертный приговор, но отсроченный: изнуряющий физический труд в душных малярийных джунглях, постоянное недоедание и свирепость охранников должны были обеспечить приведение приговора в исполнение лучше всякой пули.
Но Буль сумел совершить побег. Чудом выжив в джунглях, он наткнулся на английский экспедиционный корпус, в составе которого прослужил до конца войны. В 1945-м Пьер вернулся на родину, где был удостоен высших воинских наград — ордена Почетного легиона, Военного креста и медали Движения Сопротивления.
Всю оставшуюся жизнь писатель не только поддерживал связь со своими друзьями-однополчанами, но и постоянно возвращался к пережитой войне в своем творчестве.
Писать Буль начал еще в Индокитае — тайно вел дневник в лагерном бараке. Вернувшись на родину, он устроился было на каучуковую фабрику в Париже, но вскоре пополнил ряды безработных, которых в послевоенной Франции хватало. И тогда снова махнул в Малайю, на уже знакомые плантации. Потом Буля занесло в Камерун, и лишь в 1949-м он окончательно вернулся в Париж, чтобы посвятить свою жизнь литературному творчеству.
Денег на покупку собственной квартиры не было, и начинающий писатель сначала перебивался в дешевом отеле рядом с вокзалом Монпарнас, а затем его приютила родная сестра: она только что овдовела и жила в большой квартире с дочерью Франсуазой. Брат настолько привязался к племяннице, что заменил ей отца и даже хотел официально удочерить. Этого не случилось, но семья сестры стала для Буля его собственной. Другую он иметь не захотел, так и прожив всю жизнь холостяком.
Свой первый роман «Уильям Конрад» Буль опубликовал в 1950-м, когда ютился в привокзальном отеле. Дебютная книга, как и последующая — «Святотатство в Малайе», годом позже, — остались почти незамеченными. Прошел еще год, и в одно прекрасное утро писатель проснулся знаменитым. Его во многом автобиографический роман «Мост через реку Квай» стал бестселлером. Сначала национальным, а после 1957 года, когда по экранам мира с триумфом прошел одноименный фильм английского режиссера Дэвида Лина, и международным.
Роман был основан на реальных событиях — строительстве в 1942–1943 годах 400-километровой железнодорожной ветки в бирманских джунглях, прозванной «дорогой смерти». Потому что строили ее заключенные японского концлагеря, пленные солдаты и офицеры войск союзников — французы, англичане, американцы, а также пригнанные на работу местные жители, и за время строительства погибло 16 тысяч белых зэков и более сотни тысяч местных.
Роман стал одним из самых сильных антивоенных произведений прошлого века во всей мировой литературе. А его экранизация с Алеком Гиннессом в главной роли с триумфом прошла по экранам мира, стала кассовым рекордсменом и принесла создателям семь статуэток «Оскар», включая главную — за лучший фильм года. Премию «Оскар» получил и Пьер Буль — за лучший сценарий. Он собственноручно принял золотую статуэтку на торжественной церемонии в Голливуде, хотя не прикасался к сценарию, поскольку не знал английского. Говорят, что это была кратчайшая благодарственная речь лауреата за всю историю премии, состоявшая из одного слова: «Merci». Однако в титрах значилось его имя, потому что реальные авторы сценария Карл Фримен и Майкл Уилсон тогда пребывали в «черном списке» коммунистических «симпатизантов», в Америке развернулась маккартистская «охота на ведьм» и создатели картины решили не дразнить собак[12]…
Впрочем, одну престижную премию на родине Пьер Буль успел получить и до выхода своей самой знаменитой книги. В 1953 году появился его сборник научно-фантастических рассказов и повестей «Абсурдные истории» (или «Сказки абсурда»), завоевавших литературную премию Grand Prix de la nouvelle. После этой книги, содержавшей многие известные любителям фантастики произведения — «Бесконечная ночь», «Идеальный робот», «Царство мудрецов» и другие, начался долгий и драматичный «роман» писателя с — литературой, от которой в те времена серьезный французский читатель и критик, что называется, нос воротил.
Пьер Буль хорошо чувствовал отношение к жанру. И в 1967 году, отвечая на вопрос «Почему я стал фантастом?» для специального номера журнала «Иностранная литература», посвященного научной фантастике, Пьер Буль ответил:
«Ни в коей мере я не могу утверждать, что предпочитаю жанр научной фантастики. Я действительно написал в этом жанре несколько новелл и один роман „Планета обезьян“, но это, в общем, составляет лишь незначительную часть моего творчества.
Однако мне кажется, что нельзя и пренебрегать этим жанром (впрочем, как и всеми остальными). Я, сказать по правде, не сторонник привилегированных жанров в литературе. Безусловно, научная фантастика таит в себе множество новых возможностей и дает богатую пищу воображению, но лишь при условии, если не рассматривать ее как обособленное, изолированное от общего потока литературы течение, иначе произведения, зачисленные в жанр научной фантастики, постигнет печальная участь полицейских романов и романов о шпионах, они потеряют какую-либо художественную ценность и станут скучными и неинтересными».
В 1957 году вышел новый сборник «E=mc2», заглавная повесть которого представляет собой один из ранних примеров «альтернативной истории» в мировой фантастической литературе. В этом произведении впервые проявился талант автора к доказательству «от абсурда», в полной мере раскрывшийся в «Планете обезьян». В «параллельных» сороковых группа ученых-атомщиков отказывается от участия в создании бомбы и ставит перед собой цель противоположную — превращение энергии в материю. Однако знаменитое уравнение Эйнштейна, вынесенное в заголовок, жестко действует «в обе стороны»: социальные уравнения не менее беспощадны, чем физические константы! В результате и в этом альтернативном мире, в котором трудятся ученые-идеалисты, Хиросима не избежала своей участи, погребенная под неведомо откуда взявшимися «грудами урана».
Впрочем, парадоксами и доведенными до логического конца невероятными предположениями, составляющими суть настоящей научной фантастики, писатель занимался и до этого. Хорошо известные современному читателю временные «хроноклазмы», в начале пятидесятых еще не ставшие расхожим сюжетным приемом, описаны в изящной повести «Время сошло с ума», известной у нас под названием «Бесконечная ночь». А знаменитые азимовские законы роботехники творчески развиты и дополнены в рассказе «Идеальный робот», где машины изначально несовершенны и поэтому не вызывают у людей комплекса неполноценности (это обеспечено внедрением в программу роботов изначально заданных будущих ошибок). В вышедшей чуть позже новелле «Сердце галактики» полученная из космоса весточка от «братьев по разуму» после расшифровки оказывается простым рекламным слоганом. Что касается произведений, в которых затронуты вопросы религии: «Когда не вышло у змея», «Чудо», «Загадочный святой», — то уж тут для последовательного агностика и иконоборца было где разгуляться.
А потом была еще раз прославившая Буля «Планета обезьян» (1963), вызвавшая восторги читателей и критиков и переведенная на многие языки. Нет нужды пересказывать хорошо известный сюжет, но вот об истории появления книги у нас напомнить стоит.
Прорвалась она к нам в шестидесятые. Мрачная басня о человечестве, захлебнувшемся в болоте им же созданных вещей, уступившем Землю эволюционировавшим обезьянам, отечественными «инстанциями» была вполне справедливо расценена как антибуржуазная и лишь потому достойная публикации. Никаких иных пластов, к счастью, тогда не заметили, и книга, в которой всем сестрам роздано по серьгам, увидела свет на русском, заразив думающего читателя тревогой, весьма далекой от конъюнктурных целей тогдашней «контрпропаганды». Ведь автор почти в открытую заявляет, что земная цивилизация погибла от скудоумия и «тех», и «этих». И за случившееся в равной мере ответственны обе главные политические силы на планете, не желавшие уступить сопернику ни пяди. Как бы то ни было, в 1967 году в авторском томе Пьера Буля, вошедшем в состав незабвенной подписной Библиотеки современной фантастики, появился перевод «Планеты обезьян».
Новый всплеск интереса к роману Буля вызвала экранизация, осуществленная в «революционном» 1968 году режиссером Франклином Шеффнером. На сей раз фильм был голливудским и к литературному оригиналу отношение имел опосредованное. Печальная и тонкая интеллектуальная притча в духе европейской традиции, идущей от Свифта и Вольтера, на экране свелась к эффектному костюмированному боевику. Правильнее сказать — «гримированному», ибо львиная доля успеха пришлась как раз на обезьяньи маски, в одночасье ставшие популярными. Не делает картину серьезнее даже ударный финал — полузасыпанная статуя Свободы на границе радиоактивной пустыни, однозначно указующая на местоположение «планеты обезьян». Подмена очевидна: более обкатанная к тому времени в массовой литературе и кино «ядерная катастрофа» вместо «катастрофы вещей» в романе Буля.
Как бы то ни было, фильм имел успех, стал классикой кинофантастики и был номинирован на три «Оскара», в результате заслужено получив одну заветную золотую статуэтку — за лучший грим. Более всех, казалось, был удивлен неожиданному успеху сам автор романа, полагавший, что его произведение принципиально не поддается экранной адаптации. Однако обезьяньи маски «вытянули» еще четыре фильма-сиквела, два телесериала и один мультсериал, комикс-версию и появление индустрии игрушек, сувениров и прочего, на которых выросло целое поколение фанатов[13].
С «Планетой обезьян» альянс Пьера Буля и НФ не закончился. Хотя следующие его книги — фантастические или с элементами фантастики — заметно уступают самому успешному роману писателя.
Сюжет «Сада Канашимы» (1964), увы, устарел уже спустя пять лет после выхода романа. Потому что, по Булю, космическая гонка двух сверхдержав заканчивается победой третьего игрока, которого никто не воспринимал всерьез, — это Япония, раньше всех высадившая человека на Луну! Правда, астронавт-камикадзе профессор Канашима заведомо обрекал себя на гибель во имя родины, так как полет мог быть осуществлен только в один конец. Однако эта отчаянная попытка японцев во что бы то ни стало обогнать русских и американцев имела результат прямо противоположный. Нации Земли осознали наконец абсурдность и разорительность (в обоих смыслах — неоправданная трата и денег, и человеческих жизней) затеянной гонки и объединили свои усилия в деле освоения Космоса.
Ушел в прошлое и сюжет второго романа «Уши джунглей» (1972), действие которого развертывается во время вьетнамской войны, а единственным фантастическим допущением является электронный прибор, позволяющий прослушивать значительные территории из отдаленного центра. Зато по-прежнему актуальна тема третьего романа «Прекрасный Левиафан» (1978): экологическая катастрофа, которую в романе вызвала авария в открытом океане нового супертанкера.
Не теряет актуальности и более ранний сатирический роман-памфлет «Игра ума» (1971), в котором автор «Планеты обезьян» снова едко издевается над главной амбицией людей — называться «человеками разумными». В недалеком будущем на планете возникает очередная утопия: власть принадлежит всемирному правительству ученых (в составе кабинета — поголовно нобелевские лауреаты!), которому удается решить многие из наболевших проблем человечества. Кроме одной-единственной — изменения природы самого человека. А последняя нуждается в регулярном выходе агрессии, для чего в утопии и организуются кровопролитные «военные игры». Этот роман, как и ряд реалистических книг Пьера Буля[14], был награжден литературной премией.
Писатель умер 30 января 1994 года в Париже. В той самой квартире сестры, где прожил почти четыре десятилетия. А спустя год после его кончины любимая племянница, разбирая вместе с мужем погреб, нашла неизвестные рукописи писателя. Незаконченный труд (полуроман, полуисследование) полвека пролежал забытым в сундуке со старыми письмами и был издан посмертно под названием «Археология и загадка Нефертити». Ну, действительно, не жизнь — роман!
Статистика
Сергей Слюсаренко
Теория упущенных возможностей
Известный ученый и по совместительству писатель-фантаст верит в силу Науки, поэтому готов смотреть в будущее с оптимизмом. Да и читатели вроде бы заразились картиной недалекого будущего, которую предлагает ученый-фантаст, но не все… А вопрос звучал исключительно по-научному: «Эксперимент, показавший, что скорость нейтрино может быть выше скорости света, полностью выбивает почву из-под существующей физической картины мира. Какой же сценарий развития науки и цивилизации наиболее вероятен?».
Ответы распределились следующим образом:
Для создания новой картины мира понадобится не один десяток лет, но перед этим мы переживем период хаоса в науке — 15 %;
Человечество окажется неспособно создать новую теорию мироздания и впадет в эпоху, подобную временам алхимии и мистики — 3 %;
Будут извлечены из хранилищ сотни открытий, ранее отклоненных. Физика получит новый импульс к развитию, и в ближайшие годы мы станем свидетелями новой научно-технической революции — 47 %;
Наука как таковая перестанет существовать, все научные институты приостановят свою деятельность, и любое финансирование научной работы запретят как противоречащее разуму — 3 %;
Будут созданы Нуль-Т и Машина времени — 12 %;
Мывсеумремкакстрашнажыть — 20 %.
Всего в голосовании приняли участие 402 человека.
Прежде чем анализировать итоги голосования, мне бы хотелось подробнее раскрыть смысл вопроса. Достижения науки в последнюю сотню лет раздвинули мир, данный нам в ощущениях, до невероятных размеров. Мы спокойно оперируем расстояниями в триллионы километров, изучаем планеты, подобные Земле, на удалении в 600 световых лет и пытаемся поймать бозон Хиггса, работая в пространственных масштабах настолько малых, что их даже нельзя себе представить. Мы ввинчиваем в люстру светодиодные лампочки, которые потребляют мощность в единицы ватт, в то время как современные лазеры излучают мощности в петаватты (1015 ватт). Современный мир полон достижений, которые стали возможны только благодаря науке.
Но все, что нельзя потрогать руками или оценить другими органами чувств, мы исследуем приборами, делая выводы о предмете исследования по показаниям этих приборов и физической модели, объясняющей нам значение показаний. И вот здесь уже в познании Вселенной на первый план выходит именно физическая модель мира.
К началу XX века для объяснения многих результатов физических экспериментов потребовалась теоретическая модель, которая могла бы свести их все в одно целое. Гений Эйнштейна и не в меньшей степени гений Минковского способствовал созданию достаточно парадоксальной, но позволявшей многое объяснить Специальной теории относительности. Не буду останавливаться на основных ее постулатах — они хорошо известны каждому читателю «Если». Да и не в ней дело, а в том, что в настоящий момент любой результат физического эксперимента рассматривается только на основании этого базиса и построений, которые из него следуют. Проще говоря, ни один научный журнал не примет статью, в которой будет написано, что по результатам исследования нечто пролетело быстрее скорости света. Ведь если на минутку предположить, что скорость света в вакууме не является мировой константой, то уже никто не сможет объяснить ни процесс деления ядра, ни принцип работы полупроводникового транзистора, ни устройство телевизора. Однако все, что создало человечество, работает. И потребитель даже не задумывается о том, какая модель лежит в основе работы окружающих нас приборов. Но прогресс не стоит на месте: регулярно появляются сообщения, что при определенных условиях, возможно, имеются нарушения главной модели мира.
И вот тут уже появляются вопросы. А может, звезды не так далеки от нас, как кажется? А может, гравитация, природа которой до сих пор так же непонятна, как и во времена великого Ньютона, все-таки поддается управлению? А может, мы создавали полупроводниковую электронику не самым оптимальным путем? Вопросов хватает, и все они пока остаются без ответов. Пусть даже эксперимент с нейтрино и окажется ошибочным (хотя трехлетнее повторение результатов говорит уже о многом), но давайте пофантазируем, что этот результат верный. Или будет другой, точно так же разрушающий устои. А вот возможные сценарии развития такой ситуации и оценили читатели.
К счастью, пессимисты, убежденные, что наука вообще отомрет, а человечество и вовсе откатится в эпоху алхимии и мистики, оказались в меньшинстве.
И это радует. Как мне кажется, именно оптимизм наших респондентов тому порукой. Несмотря на повальное доминирование фэнтези в фантастической литературе, мало кто мечтает жить по законам иррациональным и средневековым. Материальность мира у нас уже давно «в крови». Ну, а то, что науку перестанут финансировать в силу проблем с моделью, это тоже неверный сценарий. Ее и так перестают финансировать. И у нас, и на Западе.
Романтической вере в создание Нуль-Т и Машины времени досталось лишь третье место с конца. Мне искренне жаль, что этот вариант ответа оказался столь непопулярным. Вероятно, потому что нынешние сочинители, в отличие от своих литературных учителей, отнюдь не апологеты дальних космических путешествий и охоты на бабочек в силурийском периоде. Но все равно надежда не умрет, пока есть романтики, верящие в создание Машины времени. Так и хочется сказать: «И Космос, и Время будут нашими!».
Следующую позицию в рейтинге занял вариант «Для создания новой картины мира понадобится не один десяток лет, но перед этим мы переживем период хаоса в науке». Это очень сбалансированный и реалистичный вариант. Приходится признать: этот сценарий, видимо, наиболее вероятен, хотя и тянет за собой вариант с прекращением финансирования.
В большинстве оказались те, кто убежден: когда-нибудь непременно извлекут из хранилищ сотни открытий, ранее отклоненных, а физика получит новый импульс к развитию. Уже в самые ближайшие годы мы станем свидетелями новой научно-технической революции. Должен сказать: эти мечты не беспочвенны. Я уже говорил о сложившейся практике в физике, когда любая работа, противоречащая теории относительности, не рассматривается, поскольку и опровергается с точки зрения этой же теории. Вот и осталась за бортом масса результатов, которые могли изменить мир. Представьте, что вдруг прорвалась плотина знаний, сдерживающая полет мысли. Мы изменим представление о Вселенной, звезды окажутся ближе — и потому что научимся летать быстрее скорости света, и потому что предыдущие измерения расстояний оказались неверны. Простые реакторы на холодном термоядерном синтезе будут стоять в подвале каждого дома, снабжая дармовой энергией его жителей. Небо и земля очистятся от вредных выбросов, и на полях, согретых искусственным солнцем, будут снимать по три, а в колхозах-передовиках и по четыре урожая в год. Жизнь на Земле постепенно приблизится к утопической. Настанет всеобщее процветание.
И это было бы возможным, если бы не извечный, застревающий в зубах сценарий, который занял почетное второе место: «Мывсеумремкакстрашнажыть…».
Сергей СЛЮСАРЕНКО
Сергей Слюсаренко Теория упущенных возможностей
Известный ученый и по совместительству писатель-фантаст верит в силу Науки, поэтому готов смотреть в будущее с оптимизмом. Да и читатели вроде бы заразились картиной недалекого будущего, которую предлагает ученый-фантаст, но не все… А вопрос звучал исключительно по-научному: «Эксперимент, показавший, что скорость нейтрино может быть выше скорости света, полностью выбивает почву из-под существующей физической картины мира. Какой же сценарий развития науки и цивилизации наиболее вероятен?».
Ответы распределились следующим образом:
Для создания новой картины мира понадобится не один десяток лет, но перед этим мы переживем период хаоса в науке — 15 %;
Человечество окажется неспособно создать новую теорию мироздания и впадет в эпоху, подобную временам алхимии и мистики — 3 %;
Будут извлечены из хранилищ сотни открытий, ранее отклоненных. Физика получит новый импульс к развитию, и в ближайшие годы мы станем свидетелями новой научно-технической революции — 47 %;
Наука как таковая перестанет существовать, все научные институты приостановят свою деятельность, и любое финансирование научной работы запретят как противоречащее разуму — 3 %;
Будут созданы Нуль-Т и Машина времени — 12 %;
Мывсеумремкакстрашнажыть — 20 %.
Всего в голосовании приняли участие 402 человека.
Прежде чем анализировать итоги голосования, мне бы хотелось подробнее раскрыть смысл вопроса. Достижения науки в последнюю сотню лет раздвинули мир, данный нам в ощущениях, до невероятных размеров. Мы спокойно оперируем расстояниями в триллионы километров, изучаем планеты, подобные Земле, на удалении в 600 световых лет и пытаемся поймать бозон Хиггса, работая в пространственных масштабах настолько малых, что их даже нельзя себе представить. Мы ввинчиваем в люстру светодиодные лампочки, которые потребляют мощность в единицы ватт, в то время как современные лазеры излучают мощности в петаватты (1015 ватт). Современный мир полон достижений, которые стали возможны только благодаря науке.
Но все, что нельзя потрогать руками или оценить другими органами чувств, мы исследуем приборами, делая выводы о предмете исследования по показаниям этих приборов и физической модели, объясняющей нам значение показаний. И вот здесь уже в познании Вселенной на первый план выходит именно физическая модель мира.
К началу XX века для объяснения многих результатов физических экспериментов потребовалась теоретическая модель, которая могла бы свести их все в одно целое. Гений Эйнштейна и не в меньшей степени гений Минковского способствовал созданию достаточно парадоксальной, но позволявшей многое объяснить Специальной теории относительности. Не буду останавливаться на основных ее постулатах — они хорошо известны каждому читателю «Если». Да и не в ней дело, а в том, что в настоящий момент любой результат физического эксперимента рассматривается только на основании этого базиса и построений, которые из него следуют. Проще говоря, ни один научный журнал не примет статью, в которой будет написано, что по результатам исследования нечто пролетело быстрее скорости света. Ведь если на минутку предположить, что скорость света в вакууме не является мировой константой, то уже никто не сможет объяснить ни процесс деления ядра, ни принцип работы полупроводникового транзистора, ни устройство телевизора. Однако все, что создало человечество, работает. И потребитель даже не задумывается о том, какая модель лежит в основе работы окружающих нас приборов. Но прогресс не стоит на месте: регулярно появляются сообщения, что при определенных условиях, возможно, имеются нарушения главной модели мира.
И вот тут уже появляются вопросы. А может, звезды не так далеки от нас, как кажется? А может, гравитация, природа которой до сих пор так же непонятна, как и во времена великого Ньютона, все-таки поддается управлению? А может, мы создавали полупроводниковую электронику не самым оптимальным путем? Вопросов хватает, и все они пока остаются без ответов. Пусть даже эксперимент с нейтрино и окажется ошибочным (хотя трехлетнее повторение результатов говорит уже о многом), но давайте пофантазируем, что этот результат верный. Или будет другой, точно так же разрушающий устои. А вот возможные сценарии развития такой ситуации и оценили читатели.
К счастью, пессимисты, убежденные, что наука вообще отомрет, а человечество и вовсе откатится в эпоху алхимии и мистики, оказались в меньшинстве.
И это радует. Как мне кажется, именно оптимизм наших респондентов тому порукой. Несмотря на повальное доминирование фэнтези в фантастической литературе, мало кто мечтает жить по законам иррациональным и средневековым. Материальность мира у нас уже давно «в крови». Ну, а то, что науку перестанут финансировать в силу проблем с моделью, это тоже неверный сценарий. Ее и так перестают финансировать. И у нас, и на Западе.
Романтической вере в создание Нуль-Т и Машины времени досталось лишь третье место с конца. Мне искренне жаль, что этот вариант ответа оказался столь непопулярным. Вероятно, потому что нынешние сочинители, в отличие от своих литературных учителей, отнюдь не апологеты дальних космических путешествий и охоты на бабочек в силурийском периоде. Но все равно надежда не умрет, пока есть романтики, верящие в создание Машины времени. Так и хочется сказать: «И Космос, и Время будут нашими!».
Следующую позицию в рейтинге занял вариант «Для создания новой картины мира понадобится не один десяток лет, но перед этим мы переживем период хаоса в науке». Это очень сбалансированный и реалистичный вариант. Приходится признать: этот сценарий, видимо, наиболее вероятен, хотя и тянет за собой вариант с прекращением финансирования.
В большинстве оказались те, кто убежден: когда-нибудь непременно извлекут из хранилищ сотни открытий, ранее отклоненных, а физика получит новый импульс к развитию. Уже в самые ближайшие годы мы станем свидетелями новой научно-технической революции. Должен сказать: эти мечты не беспочвенны. Я уже говорил о сложившейся практике в физике, когда любая работа, противоречащая теории относительности, не рассматривается, поскольку и опровергается с точки зрения этой же теории. Вот и осталась за бортом масса результатов, которые могли изменить мир. Представьте, что вдруг прорвалась плотина знаний, сдерживающая полет мысли. Мы изменим представление о Вселенной, звезды окажутся ближе — и потому что научимся летать быстрее скорости света, и потому что предыдущие измерения расстояний оказались неверны. Простые реакторы на холодном термоядерном синтезе будут стоять в подвале каждого дома, снабжая дармовой энергией его жителей. Небо и земля очистятся от вредных выбросов, и на полях, согретых искусственным солнцем, будут снимать по три, а в колхозах-передовиках и по четыре урожая в год. Жизнь на Земле постепенно приблизится к утопической. Настанет всеобщее процветание.
И это было бы возможным, если бы не извечный, застревающий в зубах сценарий, который занял почетное второе место: «Мывсеумремкакстрашнажыть…».
Сергей СЛЮСАРЕНКО
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ