Глава 10 САМХЕЙН

— Поймает ли гепард антилопу?

В голове у Южанина вертится этот вопрос, не дает покоя, он вкладывает в него какой-то мистический смысл. А на самом деле ответ очень прост. Или поймает, или нет. В Природе нет ничего предсказуемого. Иногда гепарду удается поймать жертву, иногда он остается голодным. Никакой гарантии.

Они создали очень умную антилопу, сильную антилопу, быструю антилопу.

Непроверенную антилопу.

Гепард — это Черная напасть.

Проект быстро близится к завершению. Люди, работающие в Гедехтнисе, отдали ему все лучшее, что у них есть. Теперь все пойдет само собой. Можно сказать, все в руках Божьих. Кровати готовы, пора ложиться.

* * *

Может быть, это прозвучит самоуверенно, но теперь гроб, в котором я побывал благодаря Маэстро, уже не кажется мне чем-то настолько страшным. Сейчас хуже — я сижу на грязном полу в женском туалете. Мне все больше и больше хочется умереть. Как будто смотришь на человека, которого рвет. Желудок тут же отзывается отвращением и солидарностью.

Мир без Симоны. Зачем он мне?

Неважно, относилась ли она ко мне как к другу, была ли ее симпатия не просто дружеской, или она снисходительно мирилась с моими чувствами, все равно она была моей единственной связью со всем этим удивительным солнечным миром. Я постарался представить себе радости жизни без нее. И не смог. Связь оборвалась.

Я подумал: «Этого не может быть, этого не было».

Фантазия обняла меня, но это было бесполезно, все равно что утешать статую. Она старалась помочь мне. Сколько времени прошло? Может быть, час, может, меньше, может, больше. Для меня время остановилось. Все ее попытки как-то успокоить меня были бессмысленными. Бесполезно. Меня уже ничто не трогало.

Мне снова было шесть лет. И я думал о маме-курице. Что с ней? Куда она подевалась?

Фан заставила меня подняться на ноги. Я снова опустился на пол.

Я не пойду с ней.

Она сказала, что если мы сейчас сдадимся, все наши предыдущие усилия окажутся бессмысленными.

Я не слушал ее.

Она сказала, что я дохлая задница, и пообещала еще раз разбить мне нос.

Мне было все равно.

Она замахнулась кулаком, но бить не стала.

— Нам нужно доделать начатое дело, — сказала она.

Неожиданно ее слова подействовали на меня.

— Дело, — повторил я.

— Верно, Хэл, мы должны сделать свою работу. Мы еще не закончили.

Я закрыл глаза и кивнул. Всю жизнь я прятался от обязанностей, а теперь у меня не осталось ничего, кроме обязательств перед умершей. Это и больше ничего.

«Вкусно, — подумал я. — Давай закончим начатое дело».

* * *

Теперь, когда я вспоминаю Симону, мне видятся крылья бабочки, прекрасные и мучительно хрупкие. Тронь их — они могут рассыпаться.

Она приняла слишком большую дозу: случайно или преднамеренно?

Я никогда не замечал в ней склонности к суициду. И все же в глубине души я не мог отделаться от мысли, что она вынесла себе приговор, когда увидела тело Лазаря. Они были родственными душами. Сознательно или подсознательно, она хотела быть вместе с ним. Правда, нельзя отрицать, что Гедехтнис мог напутать что-то с ее генетическим кодом и она стала слишком чувствительной к каждой пылинке, к каждому микробу. Может быть, и так. Боль может угнездиться в вашем теле, безжалостно мучить вас, и у вас не будет больше сил, чтобы терпеть ее. Разве можно удержаться и не принять еще одну таблетку?

И винить в этом некого. Стоит ли грешить на Лазаря или Меркуцио? На себя или саму Симону? На Маласи? Можно ли считать, что причиной ее смерти стал тот синяк? Или окно? Может, сами таблетки? Или, еще лучше, наглый, глупый, идиотский кролик, которого я мог размазать по асфальту?

И я всегда помню тот поцелуй.

* * *

Дебрингем находится за озером, в стороне от десятого шоссе.

Все было таким, как я помнил по ГВР, только вокруг не было людей. Старые дорожные знаки по-прежнему стояли на своих местах. В названиях доминировала религиозная тематика: Небесная дорога, Райская тропа, Улица Сотворения, Великолепная улица. Академия располагалась на пересечении Великолепной и улицы Формана — но это в ГВР. В настоящей реальности академии не было вовсе. По этому адресу располагался генеральный штаб Гедехтниса.

Купол сложной конструкции, множество вспомогательных зданий. Впечатляюще, словно Вавилон.

Я выключил зажигание. Мы вышли из машины, оглядываясь вокруг, в надежде увидеть признаки жизни.

Их не было.

На всякий случай мы решили не стоять долго на месте. Заходим, выходим и сразу уезжаем. В теории хорошо. Но, увы, мы не ниндзя. Он должен был заметить нас уже давно.

— Эй!

Незнакомый голос. Мы застыли.

— Эй! Кто там?

Мы скользнули в вестибюль, внимательно осмотрелись, держа оружие наготове. Я вооружился в местном оружейном магазине. Теперь, когда опасность была близко, я чувствовал, что, крепко сжимая ствол в руках, я не уверен, не будет ли моя хватка слишком крепкой и смогу ли я удержаться и не выстрелить раньше времени. Как мне хотелось нажать на курок. «Каждая пуля на вес золота, — сказал я себе. — Веди счет выстрелам».

И еще я подумал: «Мне нужно все это, нужно ненавидеть кого-то, кого-то уничтожить».

— Вы где? — спросил бестелесный голос. Интересно, откуда он доносится? Какие могут быть варианты… Звук идет с пульта охраны: переговорное устройство. Сигнал идет вживую или это запись? Меркуцио или Лазарь?

— Вы еще там?

Фантазия уже почти подошла к устройству, когда я понял, в чем наша ошибка. Подскочив сзади, я схватил ее и потащил. Хорошо, что сработал инстинкт, плохо, что я недостаточно быстро среагировал. Я не успел. Она уже прикоснулась к коробке, чуть скользнула пальцами.

Взрыв и огонь.

Ее достало взрывной волной, перевернуло, вырвало из моих рук и швырнуло на пол. Она издала какой-то воющий звук, я опустился рядом и начал сбивать пламя с ее одежды. Разум подсказывал мне встать, уйти отсюда, сражаться, спасать свою жизнь. Но я не стал слушать, что подсказывал разум, я прислушался к своему сердцу. Меня учили на врача, и я должен был оказать Фан первую помощь.

Минуточку, уточняю, это было не сердце, это было мое дурацкое самолюбие. Все вокруг меня умирали, я не мог больше терпеть это. Плевать, если и я отправлюсь за ними.

Снова раздался голос, на этот раз — система громкого оповещения.

— Хэл, ты подставил ее. Да, очень галантно.

«Он нас видит, — догадался я. — Камеры, скрытые камеры».

Плохи дела.

Я потащил Фан к лифтам. Они не работали. Я усадил ее в углу.

— Не могу поверить своим глазам. Она притащила с собой арбалет. Свой чертов арбалет. Чокнутая дура думает, что мы здесь в игрушки играем.

А я подумал: «Значит, Маласи говорил правду». Нас предали. Это Меркуцио. Я хотел думать, что это Лазарь, выдающий себя за Меркуцио, но, услышав фразу про игрушки, я изменил свое мнение. Этот мрачный тон нельзя было спутать ни с чем.

Говорят, в первый раз вампиры не нападают на людей незнакомых. Восстав из мертвых, они прежде всего уничтожают свою семью. Однако это сравнение нельзя назвать верным. Меркуцио был человеком, а не сказочным чудищем. Может, он свихнулся, увидев настоящий мир? Поняв нереальность всей прошлой жизни, он лишился праведной кармы? Он хочет на ком-нибудь отыграться, но кто остался? Никого, кроме нас. Цели по умолчанию.

Нельзя допустить, чтобы у нее начался шок. Я вытащил из санитарной сумки коагулянт. Приходи же в себя, Фан, быстрее. Не схватить ли ее под мышку и не ринуться ли к машине? Сжав зубы, я подавил порыв. Я сразу представил Мерка с ружьем у дверей. Он засел в засаде, поджидает, когда мы выйдем. Слишком просто. Зачем рисковать? Лучше занять хорошую оборонительную позицию, дождаться, когда он появится, заставить его нас искать.

Повсюду кровь, глаза Фан пустые, непонимающие, возможно, у нее галлюцинации. «Плохая собака», — прохрипела она.

Я перетащил ее в безопасное место.

Снова заработала громкая связь.

— Чем ты там занимаешься? Лечишь?

Я промолчал.

Дзансин — традиционная японская концепция жизни, — в момент смертельной опасности разум свободен, спокоен, остр как бритва. Нечто подобное происходило и со мной, только нервы были напряжены до предела, а кровь пульсировала, как молот.

Черт.

Я сжал оружие потной рукой, высунул голову из-за утла, пробежал глазами по всему вестибюлю. Никого. Он должен быть где-то там. Но где? Он приехал сюда раньше нас, у него есть преимущество — он играет на своем поле. Он мог поставить мины-ловушки. Я попытался вспомнить все, что знал об огнестрельном оружии. Пистолет — продолжение твоей руки. Прицелься и жми, не дергайся. Когда стреляешь, стреляй на поражение.

— Что это ты примолк? — крикнул я, пытаясь выманить его из укрытия. — Кто-то стукнул тебя по голове?

— Это я тебя стукну, — отозвался он.

— Господи, Мерк, что за безумие. Мы что, маленькие дети?

Он промолчал.

«Надо продолжать в том же духе, — подумал я. — Напомни ему, кто ты. Пробуди в нем человеческие чувства».

— Помнишь, когда мы действительно были детьми? Помнишь первый день в школе? Ты был тогда застенчивым. Страшно застенчивым. Ты никого из детей не знал. И я еще подошел тогда прямо к тебе и спросил, как тебя зовут. Ты ответил, что чувствуешь себя как попрыгунчик, угодивший в желе. Помнишь? А помнишь, как учил меня играть в догонялки? Помнишь, я взял тебя в свою команду первым, помнишь, я всегда тебя прикрывал?

Тишина.

— Хэл, сейчас не время для глупых воспоминаний, пришло время кого-то пристрелить. Ты что-то перепутал.

— Что, реальность оказалась тебе не по зубам?

— Чего ты добиваешься? — спросил он. — Ты всерьез хочешь пробудить во мне человечность? Мы не люди!

— Адам, — назвал я его настоящим именем впервые за многие годы. — Адам, мне все равно, кто мы. Люди или обезьянопауки. Мне наплевать на это по большому счету. Но я всегда считал, что мы — друзья.

Он вздохнул, вздох, усиленный динамиками, напоминал резкий порыв ветра.

— Послушай, постарайся сохранить благоразумие и не принимай это на свой счет, ладно?

— Как это возможно? — ответил я, еще крепче сжимая пистолет.

— Я ничего не имею против тебя. Просто идет игра на выбывание.

— На выбывание?

— Да, сам знаешь, нули и единицы. Ты — ноль. И я выиграл.

Я едва успел отскочить: взрыв — граната? Мне удалось избежать худшего, но кусок шрапнели задел лицо, кровь хлынула, как из насосавшегося комара. Я бы многое отдал, чтобы Нэнни помогла мне убрать боль.

Или облегчила страдания Фантазии.

Мерк засмеялся и закричал. Его смех был похож на лай гиены, отпугивающей противника. Нервный смех, хотя, возможно, он и на самом деле радовался оттого, что ранил меня. Я услышал его шаги, они приближались.

Мой мозг вопил: «Удирай, Хэллоуин!» — а ноги несли меня в другую сторону, туда, где сидела Фан.

«Так, он внутри здания, — подумал я. — И где же? Почему я его не вижу?»

Кровь не останавливалась, она текла по подбородку и капала на пол.

Сейчас.

В сумке с медикаментами я нашел нужный мне тюбик. Я выдавил несколько капель на пол, сделал несколько шагов в сторону и выдавил еще.

Я делал ложный след. Уводил от Фантазии в другую часть вестибюля, к лифтам?

Я почувствовал движение воздуха. Меркуцио был почти невидим: он надел камуфляж. Может, он успел наведаться на военную базу? Он так сливался с окружающей обстановкой, что я мог видеть его, только когда он подходил совсем близко, да и то не очень хорошо.

Он шел по моему следу, пронесся мимо лифтов и свернул налево.

Меня там не было.

Там валялась только окровавленная сумка, которую я бросил в конце, из нее по-прежнему текла кровь. Я же ушел в другую сторону, подальше от опасности. Дзансин. Я сидел, согнувшись, и сжимал заряженный пистолет.

Высунувшись из-за утла, я увидел его. На долю секунды.

— Кошелек или жизнь?

Я дважды выстрелил в него, прежде чем он смог ответить. На третий выстрел времени не осталось. Я сидел в укрытии, его пули бешено отскакивали от стен совсем рядом.

Я слышал, как он выругался и упал.

— Что ты наделал? — спросил он, хотя и сам знал. — Что ты со мной сделал?

Я ответил ему, но слова потонули в грохоте выстрелов его ружья.

Метким выстрелом я повредил ему позвоночник. Нижнюю часть его тела парализовало. Зато верхняя часть работала, и он мог стрелять. Мы оба не могли ничего предпринять: я не решался высунуться из укрытия, а он продолжал время от времени палить в надежде, что я все-таки решусь.

Мы выжидали. Я принял таблетку кодеина, чтобы уменьшить боль в скуле. Я не мог наложить себе повязку — нельзя выпускать оружие из рук.

— Красный-зеленый, — вдруг произнес он.

— Что?

— Красный-зеленый. Я научил тебя в красный-зеленый, а не догонялкам. Догонялки была игра Тайлера, ты все спутал.

Точно, я вспомнил.

Я спросил его, какого дьявола он все это затеял. Спросил почему.

Но он не стал отвечать на эти важные для меня вопросы. Только ругань, оскорбления и стрельба. И я заткнулся. Но через несколько минут он заговорил сам. Нес какую-то чушь: наблюдения, обрывочные мысли, ничего стоящего. Он вспоминал наши детские забавы. Наши шутки. Наши игры. Наши шалости. У нас было много приятных воспоминаний, надо признать, я забыл очень многое.

Он категорически не желал говорить о настоящем. Только о прошлом. О невинных годах детства, мечтах юности, о свободе. Свободе от всего серьезного, свободе от последствий.

Мне очень хотелось, чтобы он замолчал. Еще больше я хотел знать правду. Поэтому слушал.

— Сейчас я замолчу, — предупредил он. Я открыл было рот, но передумал.

— Я доверял тебе, — только и сказал я.

— Да.

Тишина.

— Да, ты мне доверял.

Я ждал. Потом позвал по имени, он не ответил. Мне хотелось броситься к нему. Застрелить, помочь. Я не знал, что именно я хотел сделать. Я решил, что он притворяется, хочет выманить меня. И я выжидал. Когда же я наконец решился, он уже был мертв. Слишком поздно, чтобы оказывать медицинскую помощь, слишком поздно, чтобы добивать. Хуже быть не может.

Он истек кровью. Внутреннее кровотечение. Умер изнутри.

Рядом с телом я нашел детонатор. Мерк все здание напичкал взрывчаткой. Он мог легко взорвать нас обоих.


ПЕЙС ПЕРЕДАЧА 000014000014405

ГОСТИ (ВСЕ) ОСВОБОЖДЕНЫ

ДОМЕНЫ (ВСЕ) ЗАКРЫВАЮТСЯ

ИЗВЛЕЧЕНИЕ ДАННЫХ СОХРАНЕНО И ЗАБЛОКИРОВАНО

ПРИОРИТЕТЫ ПЕРЕУСТАНОВЛЕНЫ ЗАПРОС?

ОЖИДАНИЕ ИНСТРУКЦИЙ

ОЖИДАНИЕ

ОЖИДАНИЕ

КОНЕЦ

Загрузка...