Лабиринт

— Чего они хотят? — спросил капитан Бар, уныло глядя себе под ноги.

Лингвист Чив устало поморщился и невнятно пробормотал:

— Они говорят, что мы должны пройти последнее испытание: нечто подобное лабиринту.

— «Нечто подобное», что означает сие мудреное изречение? раздраженно фыркнул капитан Бар.

— В нашем языке нет адекватного эквивалента, — обиделся Чив.

— Ну хорошо, — вздохнул Бар, — переведите им, что мы согласны.

Чив захрипел, зафыркал и заулюлюкал. Даже при хорошо развитой фантазии, эти звуки нельзя было принять за нечто, хотя бы отдаленно напоминающее связную речь.

Капитан Бар с горечью подумал, что их миссия неоправданно затягивается. Вот уже три недели группа контакта, в лице его — капитана Бара, лингвиста Чива и психолога Клая, топчется на месте, в бесплодном ожидании этого самого контакта. На пороге! Дальше которого, их упорно не пускают потешно хрюкающие, но абсолютно негостеприимные аборигены.

— Завтра, как только взойдет Око Вселенной, нас будут ждать проводники, — без выражение с отсутствующим видом перевел Чив, особо заковыристую и немузыкальную тираду аборигенов, после чего, те, непрерывно мелко подрагивая, попятились, не отводя пристального взора блестящих маленьких глаз, похожих на дешевые пуговицы. Вскоре их нелепые тощие фигурки уже невозможно было различить в плотном тумане, кольцом охватывающим место посадки десантного корабля.

«Искусственно они его нагнетают, что ли…» — вяло подумал капитан Бар.

— Пойдемте? — тихо спросил Чив.

— Да-да, конечно, — заторопился капитан. Уж он-то точно знал, что в туманном кольце сокрыто второе, живое кольцо, состоящие из упорных аборигенов, и пытаться проникнуть сквозь эти кольца — бессмысленно.

В корабле витали аппетитные запахи, это расстарался третий член экипажа — психолог Клай, он же по совместительству — корабельный кок. Ужин проходил в молчании, и лишь под конец, капитан Бар нехотя бурчит, улавливая немой вопрос в глазах психолога:

— Завтра — последнее испытание.

— Ну, что же, завтра так завтра. Подождем до завтра.

Утро, двадцать второе по счету. Полностью тождественное двадцати одному предыдущему. Туман все так же плотно обступает жалкий бастион контакта — клочок суши с застывшим по середине монументом — десантным кораблем, памятником тщетности усилий и взаимонепонимания. Клай, Чив и капитан Бар, в ожидании переминающиеся с ноги на ногу у входного люка корабля, очень удачно вкладываются в концепцию, дополняя сходство общей картины с мемориалом.

— Долго еще? — не выдерживает первым капитан Бар, вторую неделю изнывающий от полного безделья.

— Око Вселенной еще не взошло, — равнодушно замечает психолог Клай.

Лингвист Чив молчит, чувствуя незаслуженную вину, хотя за точность перевода мог бы поручиться.

Капитан Бар мучительно борется с неодолимым желанием: плюнуть под ноги и вернуться на корабль, и только сознание того, что голова словно огромный маринованный огурец покоиться в банке гермошлема, сдерживает от опрометчивого поступка.

— Око Вселенной! — тихо сказал психолог Клай, и почти синхронно лингвист Чив злясь на самого себя пробурчал:

— Идут.

Аборигенов сегодня опять было трое, но те ли это, что приходили вчера, понять было невозможно. Тонкие хилые бледные гуманоиды с крупными грушевидными головами, растущими «хвостиками вниз».

— Они спрашивают, готовы ли мы? — перевел Чив, позевывая.

— Еще чуть-чуть и я буду на все готов! — проскрипел Бар себе под нос, и Клай мельком глянувший на капитана, предусмотрительно поторопил лингвиста:

— Готовы, готовы. Где тут, этот их лабиринт?

Аборигены потоптались на месте переглядываясь, но по их бесцветным физиономиям все равно невозможно было ничего разобрать.

— Ну что, пошли? — спросил Клай неизвестно у кого и сам же, на всякий случай, ответил: — Ну, пошли…

Идти далеко не пришлось. Рядом, в двух шагах, оказалась самая, что ни на есть ординарная дверь. Точная копия входного люка серийного десантного корабля. Дверь висела в тумане, ни на что не опираясь и не касаясь нижним краем земли. За дверью, если заглянуть с боку, был виден тот же туман, что и расстилавшийся вокруг.

Аборигены интенсивно захрюкали.

«Издеваются они, что ли…» — тоскливо подумал Бар.

— Они спрашивают: мы не передумали? — перевел Чив.

Бар молча глянул на лингвиста и тот, по видимому, умудрился разглядеть выражение лица капитана, потому что поспешно «зафыркал» и «зачихал».

Аборигены еще раз переглянулись и промолчали.

Капитан Бар первым шагнул к двери и рванул ее на себя… Дверь мягко подалась и капитан чуть не растянулся, на радость тихонько хрюкнувшим аборигенам.

Теперь дверь изменила свое расположение и висела продольно гипотетическому входу в лабиринт.

За спиной капитана психолог Клай тихонько хмыкнул и Бар не раздумывая шагнул вперед, а за ним нехотя двинулись психолог Клай и лингвист Чив…

…Чив стоял на берегу лесного озера, такого маленького, что невольно возникало сомнение в реальности зеркального отпечатка, плывущих в неведомые дали облаков. Иллюзорная ассоциация с зеркалом поддерживалась печальным двойником Чива, выглядывающим из игрушечных озерных глубин.

Двойник невесело усмехнулся и подмигнул, разрушив очарование псевдожизни зазеркалья. Чив опустил ладонь в манящий мир двойника. Ладонь деформировалась в причудливой игре светотени, и обиженный двойник пошел рябью, задернув дымчатый занавес, абстрагирующий его от мира где пребывал Чив со своими проблемами.

Чив лег навзничь на берегу, ощутив прохладную близость воды. Шевелиться не хотелось. Меланхолическое спокойствие воды опутывало сетью, вовлекая Чива в игру по своим размеренным и обстоятельным правилам…

…Клай допил кофе и посмотрел в окно. На улице шел дождь. Как обезумевшая мошкара, потеряв и без того крошечную головку, летит на свет и гибнет в вожделении, дождевые капли исступленно бились о холодное стекло. На смену павшим спешили новые легионы серебристых бойцов. Равномерный перестук, порождаемый сонмами добровольных самоубийц, сливался в печальную ритмику погребального обряда, с шаманской лихой непосредственностью воплощая таинство смерти, совместно с вакханалией рождения в иной ипостаси.

— Дождь! Снова дождь! Будто реквием… — Клай вздохнул.

Улица, вплетенная в узор дождя, приобрела сюрреалистическую иносказательность и вселенскую загадочность…

…Бар не спеша обернулся. Ветер гнал по пустынной улице огромный бумажный ком. Ком, будто слепец, неуверенно катился спотыкаясь о бордюры и натыкаясь на стены, на мгновение замирал оглушенный и продолжал свой бессмысленный постылый путь. Бар двинулся следом, но вынужден был остановиться, оглушенный эхом собственных шагов.

Город был сюрреалистически безлюден и деформирован безраздельно царствующей тишиной. Эхо безжалостно искажало акустический пейзаж, вызывая сенсорный дискомфорт.

Бар огляделся, испытывая удивительное смешанное чувство новизны и неожиданного узнавания уже виденного когда-то…

Между двумя нелепыми безлюдным сиротством домами, в сторону от главной улицы, куда-то вверх взбегал переулок, причудливо избравший ликом — каменные ступени лестницы, исчезающей высоко на вершине холма, притаившегося за домами.

Каменные ступени были похожи на ломтики старого засохшего сыра; пористые, утратившие первоначальную форму и уводили неукротимо вверх, словно само время в наибанальнейшем воплощении, — осязаемое и прозаически убедительное.

На нижней ступени сидел пес с печальными глазами потенциального самоубийцы. Бар присел на корточки рядом, погладил пса по теплой лохматой голове и участливо спросил:

— Ты наверное, голоден?

— Нет, просто блохи замучили! — и пес с ожесточением поскреб задней ногой за ухом.

Бар застыл, словно пастор, распростерший благословляющую длань над собачьей головой.

— А тебя блохи не донимают?

— Вроде… нет… — растерянно ответил Бар.

— Везет же некоторым! — Пес встряхнулся, встал и лениво потрусил вверх по лестнице.

— Эй, подожди! — спохватился Бар, но пес его уже не услышал…

…Чив перевернулся на живот. Из-за столь непривычного ракурса пейзаж вокруг неузнаваемо изменился. Стебельки травы взметнулись ввысь гротесковым дремучим лесом. Мир деформировался. Край крошечного лесного озера, едва видимый сквозь травяные дебри, обернулся берегом бескрайнего океана. Фантасмагорию довершало невиданное чудище, под тяжестью которого ствол ближайшего «дерева» прогнулся почти до земли. Чив даже не сразу понял, что это всего лишь обыкновенный кузнечик.

Чив лежал ощущая себя античным богом (ну может, полубогом) праздномогущественным, которому подвластно сдвинуть горы… Но он этого не делает, утопая в блаженной истоме и праздной неге, исключительно по причине умиротворенного настроения. Просто потому, что не хочет…

…Клай повернулся к окну спиной и сдавив ладонями виски прошептал с тоской:

— Проклятый дождь. Так можно сойти с ума…

Замкнутое пространство комнаты навевало еще более мрачные ассоциации. Клай плененным зверем заметался из угла в угол. Отчаяние вспухало пурпурным страшным и мерзким цветком, окрашивая все вокруг в багровый цвет опустошенности и безверия. А гнетущий куб полупустой комнаты являл собой оплот безысходности, безнадежности, отупения…

— Проклятый дождь! Проклятый дождь! Проклятый…

…Когда Бар преодолел последнюю ступень лестницы, то словно попал в другой пространственно-временной слой. Город, причудливым каменным ковром расстилавшийся у подножия холма, трансформировался: сжавшись по вертикали, но распластавшись по горизонтали. Безлюдность перестала быть определяющим моментом, а обернулась небрежным, незначительным акцентом в зрительно-ассоциативном диалоге и перестала тревожить, вылившись в ощущение некоторой отстраненности и легкого удивления.

Бар набрал в легкие воздух и громко крикнул:

— Э-ге-гей!!!

— Ну чего зря горло драть?! — неожиданно ответило эхо.

Бар резко обернулся, но никого не увидев с легким раздражением недоуменно пожал плечами…

Капитан Бар замер, и лингвист Чив налетел на могучую капитанову спину, айсбергом возвышающуюся в тумане. Сзади их наподдал подоспевший психолог Клай. В клубах змеящегося тумана они образовали экстравагантную скульптурную группу, имеющую впечатляющее сходство с античным оригиналом, посвященным известным событиям под стенами Трои, где недоверчивый Лаокоон, совместно с сыновьями, пытался найти общий язык со змеями.

Капитан Бар тяжело и медленно развернулся и оглядел своих спутников.

В глазах психолога Клая застыло выражение скорби и печали, а на лице лингвиста Чива, сквозь некоторый слой самодовольства проступало легкое удивление.

Свои чувства Бар охарактеризовать словами затруднялся…

— …Подтянуть животы! Курсант Чив, я к вам обращаюсь! — инструктор свирепо окинул пламенным взором застывшую шеренгу курсантов и взгляд его уперся в переносицу Чива. У Чива по спине побежали мурашки, но он продолжал целеустремленно пялиться в пространство. Рядом нервно шевельнулся Тор, незаметно подбирая хвост.

— Смирно! — рявкнул инструктор. — Повторяю задачу. Двойки проходят полигон за заданное контрольное время. Прошедшие получают квалификационный зачет.

Инструктор глянул на хронометр, потом на Чива («Вот привязался!» успел подумать Чив) и скомандовал:

— По машинам!

Тор скользнул на место водителя («Ишь шустрый какой, а еще вечно жалуется, мол пресмыкающееся, холоднокровный, — реакция не та!»), вездеход резко взял с места, и Чив едва успел плюхнуться на место командира. В то же мгновение вездеход провалился в темпоральную яму…

…Клай прыгнул в сторону, потерял равновесие, упал, но мгновенно сориентировавшись вновь оказался на ногах. Тело, повинуясь древнейшему из инстинктов — инстинкту самосохранения, зажило самостоятельной жизнью. Мышцы успевали реагировать до того, как сознание начинало только лишь оценивать ситуацию.

Новый заход. Опять прыжок! На этот раз Клай устоял, но долго он так не протянет. Да и падение даром не прошло, — в левом предплечье нарастала тупая пульсирующая боль.

Снова прыжок! Проклятие!!! Неудача. Плечо…

Клай пополз… Нет не успеет! Следующий заход будет последним.

Огромное словно боевой вертолет, с брюхом напоминающим гипертрофированный, как в страшном сне, полосатый баклажан, из которого к тому же торчит сверкающий меч, разъяренное насекомое развернулось и приготовилось к очередной атаке…

…Бар почувствовал, что теряет над собой контроль и тихо выругался сквозь зубы.

— Ярость плохой советчик в споре, Бар.

— Древние против стен использовали одно архаичное, но отлично зарекомендовавшее себя средство — таран.

— Сломать проще всего. Куда сложнее понять…

— Понять? — Бар в гневе грохнул кулаком по столу, да так, что собеседник недовольно поморщился. — Понять можно только логику, а в абсурд надо верить!

— Так поверьте!

Бар грузный, налитой уверенностью и спокойной силой медленно приподнялся из-за стола. Его собеседник напрягся и негромко, но убедительно произнес:

— Только не надо эмоций и резких движений…

…Чив зажмурился. Свет: пурпурный, синий, красный!!! Лихорадочная цветовая чехарда. Световой взрыв, эпицентром которого стал мозг.

— Стабилизатор, — прохрипел Чив, — темпоральный стабилизатор…

Но Тор, обмякший и неподвижный, беспомощно покоиться на плече Чива сдувшимся воздушным шаром, навалившись всей тяжестью бессознательного тела. Ослепленный Чив попытался дотянуться до рукоятки верньера стабилизатора. Временные параметры, потерявшие строго определенный характер, сдвинули череду событий. Начало провала рваным пунктиром накрыло весь ход событий. Мгновения перемешались, как случайно оброненная колода карт…

Вот судорожно вытянутая рука Чива уже коснулась рукоятки верньера…

Миг, и все возвращается на исходные позиции, — беспомощный Чив безысходно придавлен безвольным телом Тора…

Но в калейдоскопе временных корпускул можно уже угадать исход: Чив делает отчаянное усилие и вездеход в Потоке Времени стабилизируется.

Теперь можно передохнуть. Чив этот раунд выиграл…

…Клай понял — это конец. Навалилось тупое безразличие. Почти по инерции ему удалось увернуться от очередной атаки. Огромное тяжелое тело глухо плюхнулось рядом. Судорожно поскребло грунт мохнатыми лапками. Жало плотоядно подрагивало, мутная капля яда нехотя скользила по его лезвию.

— Ну нет! — прохрипел Клай. — Это еще не конец…

И он прыгнул прямо на спину, распластанного в бесстыдном алчущем вожделении, насекомого, вложив в прыжок всю ярость и отчаяние существа, бессильного противопоставить мощь своего разума тупой и разрушительной силе.

И кажется у Клая появилась надежда…

…Бар усмехнулся:

— Вы, что же, боитесь меня?

Собеседник внимательно оглядел Бара с головы до ног и сухо ответил:

— Не люблю экстремальных ситуаций.

— А ваше упование на понимание?

— Но, вы же сами, ограничили понимание рамками логики.

— Я — погорячился…

— На счет логики, — возможно, но границы приемлемости существуют.

— Это какие же?

— Ну хотя бы, за гранью которых, понимание действует деструктивно на логически сбалансированное восприятие мира.

— Таким образом, мы возвращаемся на исходные позиции спора, а в активе имеем лишь парадокс…

Собеседник почти незаметно изменил позу, но Бар был начеку, — мощным волевым импульсом, он буквально парализовал Собеседника.

Оставалось сделать последний шаг…

— Капитан, что это было? — шепотом спросил лингвист Чив. Лицо его, усыпанное крупными каплями пота, хранило странное выражение — нестабильную смесь удивления и торжества. Пластик гермошлема тоже запотел изнутри.

— Вопрос не по адресу, — буркнул капитан Бар и шумно перевел дух. Вон у нас Клай — психолог! Это по его части.

Психолог Клай кинул на капитана затравленный взгляд. Пальцы у Клая были судорожно сведены, и он, с видимым усилием, их едва разжал.

Туман, неравномерно стелющийся вокруг, под действием каких-то скрытых сил формировался в противоестественные его газообразной консистенции конгломераты, объединяющие эфемерность с иллюзией замкнутости.

Клай нехотя разлепил пересохшие губы:

— У меня смешанное чувство: мне кажется, не смотря на то, что мы вышли в некотором смысле победителями, мы проиграли…

Бар тяжело вздохнул и пробурчал:

— Точно можно утверждать, только то, что окончен некий тур переговоров, а очередной он или последний можно только гадать. Этот… лабиринт, был заявлен как последнее испытание. Мы его прошли, но тот ли это выход?

— Можно уже не гадать! — встрепенулся Чив. — К нам приближаются хозяева лабиринта, и надеюсь поведают: действительно ли мы с честью прошли это испытание или все таки пали жертвой здешнего Минотавра…

В тумане уже явственно можно было различить три невзрачных абриса хилых обладателей грушевидных голов. Бар, Чив и Клай приготовились к встрече, тем более, что аборигены были уже в двух шагах, и ответ можно было явственно «прочитать» на их, обычно столь невыразительных, лицах.