После его слов возникло странное ощущение. Это был не страх — я устала бояться. Словно столкновение со змеей вытянула из меня по жилам остатки сил. И теперь наступило какое-то отупение.
Я даже не возразила мужчине, поднялась и поплелась следом за ним, чувствуя себя при этом совершенно разбитой.
Что означали его слова? Для чего лучше то, что я оказалась смелой? Или для кого? И что вообще творится в его голове?
На память пришли слова бабушки, которые она часто любила повторять: «Деточка, хочешь, чтобы люди тебя слушали, сама их услышь прежде. Помощи ждешь — помоги первой. Откровенность тебе нужна — сама не молчи».
Я частенько пользовалась этим правилом… в нормальной жизни. И оно работало. Но вот сработает ли сейчас, с этим непонятным и пугающим человеком, не знала. Но мне надо было выбрать: продолжать дрожать от страха, пока не сойду с ума или не превращусь в истеричку, или попытаться наладить с ним хоть какой-то контакт. Надо же мне вернуться домой. А как иначе это сделать, как не с его помощью, если я сама не представляю даже, где мой дом находится?
Игнорируя нарастающую слабость в измученных ногах, я ускорила шаг и через несколько минут поравнялась с мужчиной.
— Давайте познакомимся хотя бы. Меня Настей зовут.
Он приостановился всего на мгновенье. Посмотрел в упор. И я содрогнулась, несмотря на холод, будто прикоснулась к горячему костру. Словно мужчина своим взглядом что-то выжег на моей коже.
— А вас?
Это прозвучало совсем тихо — я почти была уверена, что он не ответит. Больше: что ему мой вопрос не понравится.
Так и вышло. Незнакомец приподнял бровь, словно интересуясь, для чего я спрашиваю об этом. И мне еще жарче стало. На позвоночнике проступили капельки пота, и будто молния его прошила. Как если бы действительно сверкнула на ночном чернильном небе огненно-золотой вспышкой.
— Простите… — я первая не выдержала, отвела глаза, разрывая зрительный контакт с мужчиной. — Да, это не мое дело. Но вы вроде бы спасли меня… Помогаете… А я даже не знаю, как к вам обращаться.
Это мое невнятное бормотание рассмешило его. Точнее, на лице ничего не изменилось, ни один мускул не дрогнул, но я могла бы поспорить с кем угодно, что мои слова показались ему смешными. Как-то изменился взгляд. Смягчился что ли, если слово «мягкость» вообще было уместно в адрес этого человека. Полыхающее там пламя стихло, став почти незаметным.
— Я не привыкла к такому. То есть обычно люди, с которыми я общаюсь, представляются вначале. Но я ни на чем не настаиваю, если вы не хотите говорить, то и не надо…
Он по-прежнему молча указал вперед, туда, где в просвете между деревьями уже виднелся дом. Сейчас я могла его рассмотреть. Он возвышался мрачной тенью и выглядел довольно угрюмо, но не пугающе. Простая старая бревенчатая постройка. Стены от земли почти до середины поросли мхом, а крыша была покрыта каким-то непонятным материалом, со стороны напоминающим солому. Я даже хотела уточнить это у своего спутника, но, покосившись на него, поняла, что лучше молчать. Он все равно ничего не скажет, а провоцировать его неприязнь своим излишним любопытством совершенно не хотелось.
— Тебе придется поесть, — сообщил он, первым входя в дом. Меня и не подумал пропустить вперед. Хотя, о чем это я? Человек, запросто лишивший другого жизни, вряд ли знаком с правилами этикета.
Я сглотнула подступивший к горлу ком, снова чувствую тошноту. Силой заставит? А что станет делать, когда меня вывернет от сырого, вонючего мяса? А ведь это наверняка произойдет, ведь даже думать об этом противно.
Но проверять, как именно поступит мужчина, не было никакого желания. Я твердо решила для себя, что не уступлю. Пока могу, буду сопротивляться.
— Нет, я не буду, — заявила, очень стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я не ем сырое мясо. Хлеб, или что угодно другое, но не это.
— Упрямая, — произнес он. Просто констатировал факт, и непонятно было, как он к этому относится. — Как знаешь. Потом сама попросишь. Утром пойдешь на работу и пеняй на себя, если от голода не хватит сил.
— На какую… работу? — я поперхнулась.
— Много говоришь, — снова заключил он. — Зря. Узнаешь, когда время придет.
Прошел через комнату, в которой было совсем темно: свеча потухла, и лишь тусклый лунный свет, проникающий через небольшое оконце, позволял рассмотреть расположение предметов. Возле кровати мужчина сбросил плащ, опуская его на какое-то подобие стула, разулся, и, как был в оставшейся одежде, лег, придвигаясь к самому краю. Опираясь на локоть, посмотрел на меня, а потом кивнул на вторую половину лежанки.
И пока я молчала, не двигаясь с места, шокированная его предложением, произнес, изумляя меня еще больше:
— Я — Горан.