Кузнец из Большого Вуттона

Это было не так уж давно для тех, кто умеет помнить, и не так уж далеко для тех, кто не боится дороги. Была на свете деревня, и называлась она Большой Вуттон, не потому, что была такой уж большой, а потому, что была больше, чем Малый Вуттон, который располагался неподалеку, еще глубже хоронясь в лесной чаще. Населяли деревню в те времена люди зажиточные, а по характеру разные, как и везде, — были хорошие, были плохие, были и такие, о ком не скажешь, хорошие они или плохие.

И все же это была не совсем обычная деревня. Она славилась на всю округу мастерством своих ремесленников, но более всего поваренным искусством. В деревне была большая Кухня; она принадлежала Общему Совету, и Мастер Повар считался очень значительным лицом. Дом Повара и Кухня примыкали к Чертогу, самому большому и старому зданию в деревне и самому прекрасному. Его построили давным-давно из хорошего дуба и хорошего камня и с тех пор всегда о нем заботились, но заново не красили и не обновляли позолоту. Жители деревни собирались здесь, чтобы поспорить и посудачить, отметить общий праздник или семейное торжество. Поэтому у Мастера Повара хлопот был полон рот: на каждый случай требовалось наготовить множество разнообразных блюд. В этой деревне любили праздники, а какой праздник без обильного и вкусного угощения?

Хотя праздники бывали частенько, только один приходился на зиму, и его ждали с особым нетерпением. Веселье продолжалось целую неделю, а в последний день на закате солнца устраивали Праздник Хороших Детей. Гостей собиралось не так уж много, и не все из них заслуживали этой чести; некоторые попадали на Праздник по ошибке, а о других, напротив, несправедливо забывали. Ничего не поделаешь, так нередко случается, как бы ни старались все предусмотреть. А самое главное было — вовремя родиться, потому что Праздник отмечался лишь раз в двадцать четыре года и приглашенных бывало столько же — двадцать четыре. В этот день все ждали, что Мастер Повар превзойдет самого себя. По традиции, кроме множества всяких лакомств, он должен был испечь Большой Пирог, который люди поминали добрым или недобрым словом до конца дней Мастера — Пирог всегда оказывался единственным в его жизни.

Однажды Мастер Повар, правивший в ту пору вуттонской Кухней, вдруг заявил, ко всеобщему удивлению, что должен на время отлучиться. И он ушел — никто не знал куда. А когда спустя несколько месяцев вернулся, все заметили, что он сильно изменился. Мастер был добрым человеком и любил, чтобы люди радовались, но сам неизменно оставался серьезным и молчаливым. Теперь же он то и дело смешил окружающих своими забавами, выходками, а по праздникам пел вместе со всеми веселые песни, что считалось совсем неподобающим его званию.

А еще он привел с собой Ученика, и это удивило жителей деревни. В самом появлении Ученика не было ничего особенного, каждый Мастер рано или поздно выбирал себе ученика и старался передать ему свои знания и секреты. Шли годы. Ученик начинал постепенно брать на себя самую важную работу, а когда Мастер умирал или уходил от дел, занимал его место. Но на этот раз Мастер Повар не спешил выбрать себе ученика. Он всегда отговаривался тем, что «время еще терпит», что он «глядит в оба и своего не пропустит». И вот он привел с собой простого мальчишку, да к тому же чужака. Тот был гибче и проворнее местных ребят, говорил тихим, вкрадчивым голосом и отличался отменной вежливостью. Но на вид ему было не больше пятнадцати лет, и все решили, что он слишком юн для такой работы. Вмешиваться, однако, никто не смел: выбор ученика всегда считался привилегией Мастера. Мальчишка остался при Поваре и жил в его доме, пока не повзрослел настолько, чтобы жить самостоятельно. Люди привыкли к нему, с некоторыми из них он даже подружился. Друзья и сам Повар звали его Элф, а остальные — просто Ученик.

Три года спустя случилось еще одно удивительное событие. Однажды весенним утром Мастер Повар снял свой белый колпак, сложил чистые фартуки, повесил на гвоздь белый халат, взял посох из ясеня, небольшой дорожный мешок и отбыл. Он попрощался с Учеником. Больше никого рядом не было.

— Прощай, Элф, — сказал Мастер. — Управляйся с делами один, как получится, а получается у тебя неплохо. Надеюсь, все сложится удачно. Если мы когда-нибудь встретимся, ты мне об этом расскажешь. А людям скажи, что на сей раз я ушел навсегда.

Какой же шум поднялся в деревне, когда Ученик передал людям слова Повара!

— Как он мог?! — возмущались они. — Не предупредить, не попрощаться! А нам что прикажете делать? Он даже не оставил никого, кто мог бы занять его место!

Среди этих разговоров никому в голову не пришло назначить Мастером Поваром Ученика. Конечно, он немного подрос, но выглядел еще совсем юным да и прослужил всего лишь три года.

В конце концов, за неимением никого лучшего, люди доверили высокий пост одному односельчанину, который стряпал вполне прилично. В молодости он, случалось, помогал на кухне в самое хлопотливое время, но Мастер относился к нему с прохладцей и не хотел брать в ученики. Теперь у него уже были жена и дети, он отличался плотным телосложением и осторожностью в денежных делах.

— Этот по крайней мере не сбежит, — говорили люди, — и уж лучше плохая стряпня, чем вообще никакой. До следующего Праздника еще семь лет, а за это время он чему-нибудь да научится.

Нокс (именно так звали нового Мастера) был очень рад подобному обороту дела. Он давно мечтал стать Мастером Поваром и не сомневался в своих способностях. Иногда, оставшись на кухне один, он надевал белый поварской колпак и любовался на себя в начищенную до блеска сковородку.

— Как поживаете, Мастер? — говорил он своему отражению. — Этот колпак вам очень к лицу, сшит как будто по вашей мерке. Надеюсь, и дела у вас пойдут недурно.

Поначалу дела и впрямь шли недурно. Нокс старался изо всех сил, а Ученик помогал ему. Мастер не раз исподтишка подглядывал за своим Учеником и многое перенимал у него, хотя ни за что бы в этом не признался даже самому себе. Время шло, приближался Великий Праздник, и Нокс все чаще стал задумываться о Большом Пироге. В глубине души он был очень обеспокоен. Конечно, он многому научился за эти семь лет, и у него получались вполне приличные торты и пирожные, но ведь Большой Пирог — совсем другое дело, его ждут так долго, что потом придираются к каждой мелочи. Да и судят не только дети; обычно для тех, кто приходил помогать во время Праздника, пекли пирог поменьше, но точно такой же, как большой. Каждому новому Большому Пирогу полагалось отличаться от предыдущего и удивлять всех чем-нибудь необычным.

Нокс считал, что самое важное для пирога — быть как можно слаще и затейливей, и он решил целиком покрыть его сахарной глазурью (она так хорошо удавалась Ученику). «Это украсит пирог и придаст ему волшебный вид», — думал Нокс. Он знал, что дети любят все сладкое и все волшебное. К волшебному, правда, быстро охладевают, а сладкое любят до старости. Нокс и сам был сластеной. «Постойте, постойте! Волшебный вид… Это наводит меня на мысль!» Вот так случилось, что Нокс решил посадить на верхушку Пирога куколку, одетую в белое, с волшебной палочкой в руке, на конце которой сияла бы звезда из фольги, а у ног ее написать розовой глазурью: «Королева Фей». Однако не успел он замесить тесто, как понял, что имеет весьма смутное представление о том, что нужно класть в Пирог. Нокс полистал старые книги с рецептами, оставленными прежними поварами, но, даже когда удавалось разобрать почерк, смысл написанного ускользал от него. О многих специях он никогда раньше не слышал, о других же просто забыл, и отыскивать их теперь было слишком поздно. Все же он решил, что Пирогу не повредят некоторые пряности, о которых говорилось в книгах: и тут, почесав в затылке, он вспомнил о старой черной коробке из нескольких отделений, в которой прежний Повар держал приправы для особых случаев. С тех пор как Нокс сам стал Поваром, она ни разу не попадалась ему на глаза, но теперь, поискав, он обнаружил ее в кладовой, на верхней полке. Но когда он открыл коробку, предварительно сдув с крышки слой пыли, то оказалось, что пряностей внутри почти не осталось, а те, что были, высохли и заплесневели. В одном из отделений в углу Нокс нашел маленькую звезду едва ли больше монетки. Она была совсем черная и казалась сделанной из серебра и покрытой патиной.

— Забавно, — сказал Нокс, поднося звезду поближе к свету.

— Это вовсе не забавно. — Голос за его спиной прозвучал так неожиданно, что Нокс даже подпрыгнул. Это был голос Ученика.

Никогда еще раньше он не разговаривал так с Мастером. Он вообще редко обращался к Ноксу первым, лишь отвечал, если его спрашивали. Так и надо вести себя со старшими. Возможно, глазурь у него и неплохая, но вообще ему надо еще учиться и учиться, таково было мнение Нокса.

— Что ты хочешь этим сказать? — Нокс был раздосадован. — Разве она не забавная?

— Она волшебная! Она из Волшебной Страны.

Тут Повар рассмеялся.

— Ну ладно, ладно. Разница не велика, называй это, как тебе хочется. Вырастешь — поумнеешь. А теперь ступай чистить изюм и, если вдруг тебе попадутся волшебные изюминки, не забудь сказать мне…

— Что вы собираетесь сделать со Звездой, Мастер? — спросил Ученик.

— Запеку ее в Пирог, конечно. Как раз то, что надо, особенно если она волшебная. — Нокс хмыкнул про себя. — Ты же ходил на детские праздники, И не слишком давно, небось помнишь, что в пироги запекают монетки и разные безделицы. По крайней мере в нашей деревне так принято — это забавляет детей.

— Но это не безделица, Мастер, а волшебная Звезда, — сказал Ученик.

— Я уже слышал! — резко перебил Повар. — Хорошо, я так и скажу детям, они от души посмеются.

— Не думаю, Мастер. И все же вы правильно решили.

— Не забывай, с кем ты разговариваешь, — сказал Нокс.

И вот настало время, когда Пирог был испечен и покрыт глазурью, и все руками Ученика.

— Коли уж ты так любишь волшебство, — сказал ему Нокс, — я, пожалуй, разрешу тебе сделать Королеву Фей.

— Хорошо, Мастер, я все сделаю, раз вы слишком заняты. Но это не моя придумка.

— Придумывать — не твоего ума дело, — важно сказал Нокс.

И вот Пирог стоял в центре праздничного стола, в кольце из двадцати четырех свечей. Середина его была сделана в форме белой горы, по краям росли деревца, покрытые как бы слоем инея, а вершину венчала крошечная фигурка. Она стояла на одной ножке, как танцующая снежинка, и протягивала вперед сверкающую волшебную палочку.

Дети смотрели на нее широко открытыми глазами, многие хлопали в ладоши:

— Какая хорошенькая! Совсем как волшебная!

Такие слова очень порадовали Повара, а Ученик, напротив, казался огорченным. Они оба стояли поблизости, Мастеру предстояло вскоре разрезать пирог на куски, а для этого Ученик должен был наточить нож и подать ему.

И вот, наконец, Повар взял в руки нож и выступил вперед.

— Должен вам сказать, дорогие мои, — начал он, — что под этой великолепной глазурью скрывается очень вкусный пирог: он сделан из всевозможных лакомств, но, кроме этого, вы найдете в нем много разных безделиц, монеток и прочего, а это, как говорят, приносит счастье. Их там как раз двадцать четыре — по одной на каждого, если, конечно, Королева Фей будет справедлива. А она может и пошутить — она такая озорница! Спросите хоть моего Ученика.

Но Ученик в этот момент отвернулся и вглядывался в лица детей.

— Ах да! Чуть не забыл, — продолжал Повар, — этих безделушек сегодня двадцать пять, а двадцать пятая — серебряная звезда, волшебная, как говорит мой Ученик. Так что будьте осторожны. Если кто-нибудь из вас сломает о нее свои зубки, то волшебство горю не поможет. Но все равно, ее-то, я думаю, вам будет особенно приятно найти.

Пирог был очень вкусен, и, конечно, никто бы не посетовал, окажись он куда больше. Всем досталось по хорошему куску, но на добавку не хватило. Куски быстро исчезали, то и дело кто-нибудь находил монетку или какую-то безделушку — кто одну, кто две, а кто и ни одной. Ведь счастье не разделишь поровну между всеми, и никакая кукла с волшебной палочкой этому не поможет.

Но вот весь пирог был съеден, а волшебной Звезды в нем так и не нашли.

— Чудеса, — сказал Повар. — Значит, она была все-таки не серебряная. Не иначе как она растаяла. А может быть, Ученик прав: Звезда и правда была волшебная и вернулась обратно в Волшебную Страну? Ну, тогда она оставила нас всех в дураках. — И он, ухмыльнувшись, посмотрел на Ученика, а Ученик посмотрел на него своими темными глазами, и во взгляде его не было улыбки.

Серебряная Звезда и вправду была волшебная, кто-кто, а Ученик не мог в этом ошибиться. А случилось вот что! Один из мальчиков проглотил ее и даже не заметил. До этого он нашел монетку в своем куске пирога и отдал ее Нелли, девочке, сидевшей рядом с ним: она глотала слезы, огорченная тем, что счастье обошло ее. Потом мальчик часто думал о том, куда же девалась Звезда, и не знал, что она находилась в нем самом. Звездочка притаилась, ожидая своего часа, и мальчик совсем ее не чувствовал.

Зима прошла, наступил июнь, и теперь даже ночью не было темно. Однажды мальчик проснулся еще до рассвета, он просто не мог спать — ведь сегодня ему исполнялось десять лет. Он выглянул в окно, весь мир, казалось, замер и ждал чего-то. Вот пронесся свежий, ароматный утренний ветерок и разбудил деревья. Потом рассвело, и мальчик услышал, как где-то там, вдали, рождается рассветная песня птиц. Она звучала все сильнее и ближе и наконец накрыла его с головой, заполнила собой все кругом и отхлынула, уносясь на запад, а над краешком земли показалось солнце.

— Это напоминает мне Волшебную Страну, — услышал он вдруг свой голос. — Только там люди тоже поют на рассвете. — И мальчик запел высоким чистым голосом; откуда ему было знать слова этой песни, а он помнил их наизусть.

И тут Звезда вылетела из его горла, и он поймал ее в открытую ладонь. Чистая и яркая, она сверкала на солнце, но ее била дрожь, и вдруг она встрепенулись, словно готовясь улететь. Не думая, мальчик хлопнул ладонью по лбу, и Звезда осталась там на долгие годы.

Мало кто в деревне замечал ее, хотя она была видна внимательному глазу. Звезда стала как бы частью лица мальчика и обычно не светилась. Зато глаза его излучали свет, а голос становился год от года все прекраснее, и люди любили слушать его, даже когда он просто говорил: «С добрым утром». А еще он прославился далеко за пределами родной деревни как замечательный мастер. Отец его был кузнецом, и мальчик стал кузнецом; к тому времени он стал уже лучшим мастером в округе. Мальчика звали «кузнецов сынок», а потом просто Кузнецом. Какие только изделия не выходили из его кузницы! Конечно, большей частью то были простые полезные вещи для повседневной жизни и работы: кастрюли и сковородки, засовы и щеколды, крюки и подставки, плуги и тесаки и, конечно, подковы. Все они отличались прочностью, служили долго, но было еще одно: на этих удобных, изящных по-своему предметах отдыхал глаз.

В свободное время Кузнец делал поковки просто для того, чтобы порадовать людей. Он умел придавать железу легкость и красоту цветка, но цветок этот сохранял строгую силу металла и казался еще прочнее, чем сам металл. Нельзя было пройти мимо решетки или ворот, которые он сделал, не залюбовавшись, но попробуй их открыть, когда они заперты! Делая что-нибудь для души, кузнец пел за работой, и люди сразу забывали свои дела и приходили под окна Кузнеца.

Вот и все, что знали о нем. По общему мнению, он многого добился, гораздо большего, чем самые умные и трудолюбивые из односельчан. Но не это было для него главным. Кузнец уже начал знакомиться с Волшебной Страной, исходил там немало дорог и троп. Но окружающие все больше становились похожими на старого Нокса, поэтому Кузнец ни с кем не говорил об этом, кроме своей жены и детей. Его жену звали Нелли (это ей он дал когда-то монетку из пирога), и у них были дети: дочь Нен и сын Нед. От них все равно нельзя было ничего скрыть, ведь они видели, как он уходил куда-то под вечер, а когда возвращался через день или через много дней, Звезда ярко светилась у него во лбу.

Когда Кузнец пускался в путешествие, все равно, пешком или верхом, люди думали, что он отправляется по делам. Иногда так и бывало, только эти дела не имели ничего общего с закупкой чугуна и угля или получением заказов. Кузнец никогда не пренебрегал своей работой и возможностью честно превратить пенни в двухпенсовик, но в Волшебную Страну его вели совсем другие помыслы.

Он был желанным гостем там, и, пока Звезда сияла у него во лбу, ему ничто не угрожало. Впрочем, можно ли сказать это с уверенностью о смертном в стране тайн и опасностей? Надо думать, Малое Лихо избегало света Звезды, а от Большого Лиха он был кем-то храним. Сердце его исходило благодарностью; обретя мудрость, он знал, что к чуду можно приблизиться только через опасность, а простому человеку не по силам искушать Великое Лихо. Да Кузнец к этому и не стремился, в нем не было никакой воинственности, он оставался любознательным путником. Конечно, со временем он мог бы научиться ковать могучее, легендарное оружие, которому в его мире не было б цены, но он знал, что в Волшебной Стране это не прибавит ему чести. И среди многочисленных изготовленных им вещей никто не припомнит меча, копья или наконечников для стрел.

Вначале Кузнец лишь тихо бродил среди малого народа и кротких обитателей лесов и равнин, по берегам ясных вод, в которых ночью отражались незнакомые созвездия, а на заре — сверкающие пики далеких гор. Но случалось, его завораживал какой-то один цветок или деревце, и он ничего больше не видел.

Позже, во время долгих путешествий, ему открывались чудеса, несущие в себе такую красоту и вместе такой ужас, что они становились скорее нарезанными на сердце, нежели запечатленными в памяти, и он не умел рассказать о них близким. Но было множество воспоминаний о чудесах и тайнах Волшебной Страны, которыми он охотно делился.

Когда Кузнец начал ходить на далекие прогулки без провожатого, он вообразил, что скоро достигнет далекой границы этой страны, но путь ему преградили горы. Он долго огибал их окольными тропами и наконец вышел на пустынный берег. Перед ним простиралось Море Безветренной Бури, где волны рождаются из Сумрака и тихо катятся к берегу. Гребни их похожи на скованные льдом горные вершины; они несут белые корабли, что возвращаются после битв в таинственных Черных Топях. Кузнец видел, как волны подняли корабль и вынесли на берег даже без слабого всплеска и так же тихо отступили белой пеной. Перед ним предстали высокие и грозные эльфийские моряки, их мечи и копья сверкали, испепеляющий свет лился из очей. Их грубые голоса вдруг сливались в торжествующей песне победы, и сердце Кузнеца содрогнулось от ужаса. Он упал ниц и закрыл лицо руками, а морские воители прошли над ним, и эхо разнеслось в горах. Больше он никогда не ходил на этот берег, потому что понял, что попал в Царство Островов, которому суждено выдерживать вечную осаду Моря.

Теперь он устремился к горам, желая попасть в самое сердце страны. Однажды в пути его накрыла серая мгла, и он долго блуждал в растерянности. Но вот мгла отступила, и он увидел кругом бескрайнюю равнину, а далеко впереди Холм Тени. Тень была огромным корнем, из которого росло и устремлялось вверх, к небу, Королевское Дерево. Оно излучало свет, яркий, как солнце в полдень, и несло на своих ветвях бесчисленные листья, цветы и плоды, и ни один лист или цветок не был похож на другой.

Лишь раз дано было Кузнецу увидеть это Дерево, хотя он часто потом искал его. Однажды, карабкаясь в поисках Дерева по склонам Внешних Гор, он попал в глубокую расщелину. На дне ее лежало озеро. Ветер шелестел в ветвях деревьев, но гладь озера оставалась чистой. Все кругом было озарено багровым светом, как во время заката, но свет этот исходил от самого озера. Кузнец глянул вниз с нависшего над водой утеса, и ему показалось, что он проник в тайные глубины; языки пламени извивались там, как гигантские во…