Дождь немилосердно лупил по мутной поверхности реки, отчего казалось, будто в тёмной воде то и дело открываются крохотные рты. Глотнув воздух, они тут же закрывались, давая возможность другим невидимым обитателям водоёма добраться до живительного кислорода.
Струйка воды нашла какой-то дефект в капюшоне моего дождевика и торжествующе поползла по ёжику волос, предвкушая сладкий момент единения с кожей головы. Ну вот, получилось: шлёп. И я поёжился.
Дина, моя собака, так и вовсе забилась под лавку и смотрела оттуда на меня с явным неодобрением. Она никак не могла взять в толк, какого чёрта хозяин, вместо того, чтобы сидеть в тёплой сухой комнате и бросать мячик в стену, торчит на мокрых досках пристани и вглядывается в серое марево частого дождя.
С другой стороны, кто ей виноват? Когда я накидывал дождевик, то честно предупредил обладательницу длинного носа и вислых ушей, что за дверью — сыро, холодно и совсем не гламурно. Мои слова подвергли сомнению, которое определённо скрывалось в глубине карих глаз. Пожав плечами, я толкнул дверь и выпустил четвероногого скептика под противные струи.
Когда мы вернёмся домой, Дина тотчас дёрнет вглубь комнат и даже не попытается вытереть лапы о половичок при входе. Мне придётся вытирать отпечатки лап, а потом ловить грязное, по уши, существо и обтирать его специальной тряпкой. Степлер станет насмешливо следить за всем этим безобразием с полки над камином и делать вид, будто не умеет улыбаться.
Где же этот чёртов Иван со своей лодкой? Я поднял руку и откатив рукав дождевика посмотрел на часы. Ровно сорок минут назад Вера позвонила и сообщила, что проклятый пропойца уже выдвинулся к своему челну и очень скоро продукты и прочие припасы будут здесь. Потом сестра замялась и упомянула некую загадочную штуку, которую мне будет интересно посмотреть. Почему-то она думает, что я тут совершенно слетел с катушек и мне обязательно нужно прислать очередной кубик-рубика.
Наконец-то в колышущихся струях появилось тёмное пятно. Дина принялась подгавкивать, выставив длинный нос ровно настолько, чтобы на него попадали капли холодной воды. Спустя несколько минут и я начал различать глухие шлепки вёсел, сопровождаемые недовольным кряхтением лодочника.
Вера как-то упомянула, что она выделила помощнику деньги на движок, но тот принялся убеждать, дескать вёсла — гораздо надёжнее, плюс значительно экономят расход горючего. Деньги он, правда, так и не вернул. Сестра махнула рукой. Сама она по реке не ходила — боялась, а в центр добиралась на видавшем виды Лендровере, который, судя по виду, собирали рабы, в перерывах между возведением пирамид.
Лодка, медленно выплывающая из дождевой мути, напоминала то ли Лохнесское чудовище, так несправедливо забытое в наше время, то ли постоянный транспорт некоего Харона. Тот, кстати, имел много общего с Иваном, сутулящимся спиной ко мне.
Опознав страшный предмет Дина перестала гавкать и вновь спряталась под мокрой доской седушки. И причал, и лавку соорудил я, устав елозить сапогами по липкой грязи берега. Оценив качество, сестра попросила сделать такое же на их стороне. Впрочем, Вера старается нагрузить меня любой работой, которая может отвлечь от посторонних мыслей. В этом я с ней полностью солидарен. Нужно будет ещё сделать порядочный навес. Дина одобрит.
Лодочник, перемежая глухим кашлем непонятную заупокойную песню последний раз плюхнул вёслами, и лодка тихо стукнулась о причал. Только теперь Иван поднял голову и обернулся, явив мне лунообразное лицо без малейших признаков возраста. Поначалу я считал, что лишь я не способен разобраться в годах якута, но когда спросил сестру о возрасте помощника, то вогнал её в ступор. Сам Иван на такие вопросы не отвечает, убеждая, что ещё помнит, как здесь бродили мамонты.
Впрочем, учитывая количество потребляемой им огненной воды, он вполне мог видеть белок-переростков. Лично наблюдал, как Иван выбежал в заснеженный лес в одних семейных трусах и долго палил по соснам из карабина. Опустошив две обоймы, якут тяжело вздохнул и отправился обратно в свою времянку. Допивать.
Иван поднялся и балансируя на покачивающейся посудине бросил мне конец грязной верёвки. Я набросил петлю на специальный крючок и подошёл к краю причала, наблюдая как паучьи лапки лодочника подтягивают лодку ближе. Сейчас якут больше всего напоминал гнома, которого злые люди вытащили из шахты и заставили заниматься перевозом.
Иван осторожно протянул мне видавший виды рюкзак с выпирающими донышками банок и принялся вытаскивать из-под лавки огромную сумку. Меня лодочник побаивался, поэтому предпочитал оставаться на борту своей посудины. Пару месяцев назад, когда я совершил один из нечастых гостевых визитов к сестре, пьяное мурло осмелилось повысить голос на Веру. Пусть мои ноги работают через раз, но сила то из рук никуда не делась. Испуганная сестра минут десять откачивала помощника, тыкая в плоский нос дурнопахнущие смеси, а когда тот-таки очухался, строго-настрого приказала мне сдерживать свои инстинкты.
Сумка хоть и объёмистая, но странно лёгкая. Должно быть там — одежда, о которой я просил Веру месяц назад. Старая дублёнка напрочь вышла из строя, когда я прошлой зимой скатился в овраг, а потом час карабкался наверх под ободряющий лай Дины.
Кстати, что это с ней? Обычно собака, с моего молчаливого согласия, облаивает Ивана, а сегодня молчит и дыбит шерсть на спине. Так она обычно поступает, если сильно испугана. До сих пор вспоминаю визит медведя в наш двор. Дина, предпочитающая наблюдение из окна обычным прогулкам, рассматривала улицу, тихо взлаивая на резвящихся птичек. Потом умолкла и вот так точно подняла шерсть на загривке. Спрыгнула с лавки и очень неторопливо, чтобы никто не посмел обвинить её в трусости, удалилась в соседнюю комнату. А уже там забилась под кровать. Заинтересовавшись странным поведением животного я выглянул наружу и обнаружил тощего рыжего медведя, расположившегося среди мешков с мусором.
Медведей вроде не наблюдается. Странно.
Иван вновь наклонился и протянул мне серебристый ящик с круглыми отверстиями наверху и прочным кожаным ремнём. Приняв предложенное я сразу отметил две вещи. Во-первых, внутри довольно вместительной штуковины находилось нечто небольшое и оно непрерывно перемещалось с места на место. Теперь второе. Это самое, небольшое и явно живое, казалось необычно тяжёлым, для своего размера. Какого чёрта Вера придумала в этот раз?
— Что это? — спросил я, немного поболтав коробку. Наружу донеслось нечто, напоминающее шипение, — Чего молчишь?
— Вера сказала, — Иван, как обычно выговаривал слова медленно и чётко, словно русский язык давался ему с трудом. Однако я сам был свидетелем тому, с какой скоростью лодочник считывает информацию с монитора и знал, что он сейчас лишь притворяется тугодумом, — придёшь домой — позвони. Она сама объяснит.
Домой? Я криво ухмыльнулся и поставил ящик на мокрые доски. Мой дом остался далеко отсюда, да и нет его больше. То, что тут, трудно назвать иначе, нежели временным пристанищем. Ладно, проехали.
Дина выбралась из-под лавки и продолжая топорщить шерсть на заднице, попятилась в сторону леса. Кажется, она и про дождь забыла. Совсем интересно.
Я бросил конец каната и лодочник позволил ему упасть рядом с собой. Потом молча взялся за вёсла. Ни тебе здравствуй, ни — до свидания. Я смотрел вслед, пока лодка не растворилась в струях дождя, а потом, тяжело вздохнув, принялся экипироваться. Как обычно, во всём этом присутствовала некая доля унижения. Именно по этой причине я и ждал отплытия лодки.
Сначала нужно поставить груз на лавку, чтобы после не пришлось наклоняться. Потом повернуться спиной и сунуть руки в лямки рюкзака. Так, пока вроде бы хорошо. Кто-то зарычал за спиной и я обернулся. Рычала моя собака, прижимаясь мокрым брюхом к грязной траве. При этом она не сводила взгляда с ящика.
— Помогла бы лучше, чем ерундой заниматься, — попенял я ей и приподнялся, — Ах ты, зараза! Стоим. Держим равновесие.
Оставалось взять в одну руку сумку, а во вторую — серебристую коробку, после чего можно начинать движение. В это момент ноги едва не подвели меня и сделали попытку подломиться. Я опёрся рукой на загадочный ящик и ощутил, какой он тёплый. Может Вера прислала какую-то хитрую печь?
Ладно, приду на место, посмотрю, что там за содержимое.
Сумев совладать со взбунтовавшимися конечностями, я затопал по мокрой траве, липкой грязи и блестящим, от дождя, камням. Дойдут руки, нужно будет обязательно выложить нормальную дорожку. Прежним обитателям места моего проживания было куда проще: шикарная вертолётная площадка до сих пор готова принимать по четыре машины зараз.
Вынырнув из-за зелёного щупальца, которое лесной массив выбросил в сторону реки, я остановился, немного передохнуть и переложить сумку с ящиком из руки в руку. Чёртова коробка оказалась много тяжелее, чем я решил сначала, да и хрень, которая перекатывалась внутри, здорово нагружала кисть.
Дождь, как мне показалось, пошёл на убыль и сквозь отощавшие струи начал проступать комплекс построек, среди которых затерялась моя сторожка. На остатках сгнившей ограды до сих болталась ржавая табличка с угрожающей надписью: «Вход строго по пропускам. Объект министерства обороны СССР».
Внутри периметра располагались четырнадцать куполов, разной величины, но абсолютно одинакового вида. Самый маленький — пять метров высотой, самый большой — двадцать. Всё — без окон; серые бетонные постройки с единственной дверью, куда едва бы пролез даже крупногабаритный холодильник. В крыше каждого купола имелся большой металлический люк, но честно говоря я не знал, открываются он или нет.
У входа во все строения торчала будка охранника и висела табличка: «Объект министерства обороны СССР. Лаборатория». И всё. Казалось, что надпись должна быть больше, там даже свободное место оставалось. Я заходил внутрь — пусто. Если когда-то в середине находилось оборудование, то его давным-давно вывезли. Внутренность куполов поражала странным теплом и абсолютной сухостью, даже в самую влажную погоду.
Дина, удравшая было вперёд, вернулась и недоуменно глядя на хозяина, пару раз ободряюще гавкнула. На коробку в моей руке она продолжала коситься с опаской, но уже заметно спокойнее.
— Иду, иду, — проворчал я и тряхнул головой, сбрасывая с капюшона излишки влаги, — Бежала бы вперёд, кофе хозяину сварила.
Собака саркастически тявкнула, но вперёд таки побежала. Правда — совсем недалеко. Всё же из леса исходил чересчур мощный медвежий дух, пугающий даже такое храброе существо. Выходя без карабина я здорово рисковал, но если бы на плече болталось ещё и оружие, то ноги точно не выдержали бы. А тут ещё и такая погода, от которой кости, как мне кажется, вот-вот разлезутся на части.
Ну вот и ограда с поваленными воротами, сквозь которые уже успела прорасти обильная поросль травы. Будки охраны сейчас напоминали нахохлившихся стражей, которые угрюмо уставились на нарушителя и вновь погрузились в спячку. Кстати, внутри каждой имелись работающие телефонные аппараты.
За оградой мокрая почва, украшенная пятнами разномастной травы сменялась добротным бетонным покрытием, ещё хранящем следы от гусеничных траков. Впрочем и здесь время хорошо поработало над утилизацией и кое-где, сквозь серый каменные панцирь умели проклюнуться пока ещё чахлые ростки будущих великанов. Дина тщательно обнюхивала каждый, словно надеялась отыскать весточку от родичей. Ха! Ближайшие её собратья проживали за рекой, в количестве аж трёх штук. Троица лаек: Омега, Луч и Привратник, недолюбливала мою собаку, а она сторонилась их, всвем своим видом утверждая: гусь свинье не товарищ. Ну, или джекрассел — не товарищ лайкам.
По обе стороны пути начали попадаться новёхонькие металлические фермы с мощными светодиодными лампами — дело моих рук. Если бы не они, то выходя в тёмное время суток всякий раз приходилось бы брать фонарь: по ночам тут темно, как у афроамериканца в его афрожопе. А с моими ногами передвижение в абсолютной темноте таило дополнительные риски.
Между двумя абсолютно одинаковыми куполами, которые я, к своему искреннему стыду, именовал сиськами, покоились остатки американского виллиса. Поначалу, обманутый уцелевшей краской, я очень обрадовался, намереваясь восстановить раритет, времён Великой Отечественной, но скоро оказался весьма и весьма разочарован. Во-первых, неизвестные добродетели уже успели снять с аппарата всю начинку. А во-вторых, брошенная на произвол судьбы, машинка успела проржаветь к чёртовой матери.
До места назначения осталось около сотни метров и я решил сделать ещё один привал. Благо дождь окончательно прекратился, а тучи начали разбегаться в разные стороны, открывая быстро темнеющее небо с первыми проблесками звёзд и серпиком луны. Здесь когда-то была курилка или нечто подобное, но от самого навеса остались лишь две стойки с рудиментами наскальной живописи. Лавочка впрочем оставалась живее всех живых и я присел на мокрые доски, удерживая ладонь на странно тёплом ящике.
Из коробки донёсся лёгкий перестук и склонившись к загадочной штуковине я побарабанил пальцами по крышке. Заинтересованная Дина подошла ближе, поднимая свой длинный нос. В следующий миг собака с протяжным воем дёрнула прочь, а я едва не слетел с лавки. Чёртова коробка принялась прыгать и шипеть, так, словно внутри ящика поселился выводок психованных котов!
Чёрт, а может так оно и есть? Как-то Вера упоминала, что Степлеру нужна девочка, если я не желаю его кастрировать. Кастрировать товарища я не собирался, но девочка? Куда потом девать котят? А Дина? Ей что, мальчика? А мне? Сестра временами становилась очень странной. Ну ещё бы, двадцать то лет в эдакой глухомани. Я сам тут всего пять и то временами крыша пытается уехать в неведомые дали.
Сплюнув и посетовав на разгулявшиеся нервишки, я изо всех сил приложил кулаком по крышке коробки. Серебристый металл издал протяжный тонкий звон напоминающий звук гитарной струны. Шипение и стук тут же смолкли, так что дребезжание импровизированной гитары осталось единственным, что нарушало тишину поступающей ночи.
Высунув нос из-за мокрого куста, Дина сделала робкую попытку открыть пасть и я показал ей кулак. Непонятный груз ещё нужно доставить на место, а если он продолжит выделывать подобные фортеля, я точно растянусь на мокром бетоне.
— Пошли, — сказал я приунывшей собаке, — Хоть ты постарайся вести себя прилично, Дама в возрасте, как-никак.
При упоминании возраста, псина подозрительно покосилась на меня, но возражать не стала. Поэтому я неторопливо поднялся, подхватил чёртов ящик и очень медленным марш-броском преодолел последнюю соточку. Когда проходил мимо крайнего столбика лама в нём щёлкнула и погасла, подмигивая каким-то остаточным сиянием. Значит, завтра нужно будет поменять. А заодно проверить состояние вспомогательных дизелей, давненько я в них не ковырялся. И ещё накачать топлива из цистерны, и ещё…
Пришлось едва ли не силой останавливать удлиняющийся список. Планов громадье, составленное с вечера, частенько перечёркивала погода, превращающая ноги в подобие дряблых палок, едва-едва удерживающих тело в вертикальном положении. И тогда я оказывался способен лишь медленно перемещаться из комнаты в комнату, напоминая любимых Димкой зомби.
Вот же чёрт!
Я остановился у самой двери и ткнулся лбом в мокрый камень стены. К сожалению, её холод оказался не в состоянии успокоить жаркое пламя, разом испепелившее всё внутри. Это надо же, столько времени держать себя в руках, а тут, гляди — расслабился. Вот и пожинай плоды, идиот!
Тонкий протяжный писк, в котором совершенно отчётливо звучали жалобные нотки, привёл меня в чувство. Я посмотрел вниз: Дина клонила голову то в одну, то в другую сторону, недоуменно прядая вислыми ушами. Потом вопросительно посмотрела на меня. Тоскливый вой издавала не она — он доносился из коробки.
Я достал ключи из кармана и отпер все три замка тяжёлой бронированной двери. Толщина листа, я лично замерял — десять сантиметров и пуля карабина оставила на броне лишь едва заметную царапину. Так что, моё жилище — не совсем обычный дом. Ну, на это как бы намекали и три дальние комнаты, которые я никак не использую. Они под завязку набиты образцами новейших технологий середины прошлого столетия и отличаются от лабораторий Виктора Франкенштейна лишь армейским порядком да толстым слоем пыли.
Зачем я запираю дверь в такой-то глухомани? Да ещё и на все три замка? Этот вопрос задала сестра, которая полтора часа ожидала, пока я выберусь из леса и пущу её попить чайку. Тогда я шутливо ответил, что опасаюсь, как бы Степлер не выбрался наружу и не устроил котокалипсис. Мы посмеялись и больше Вера ни о чём не спрашивала. Она всегда очень аккуратна в тех вопросах, на которые я не желаю отвечать. Сестра знает, что самые страшные бесы таятся не снаружи, а глубоко внутри.
— Мы пришли, — сказал я, тщательно вытирая ноги о шершавый коврик у входа, — Неужели нас никто не желает встретить?
Дина подозревавшая, что у хозяина возникнет желание вымыть её грязное брюхо, тут же умчалась в глубь жилища. Тем временем на пороге комнаты появился Степлер и лениво потянулся. Потом зевнул, демонстрируя, что он и без нас совсем неплохо проводил время. Следующим номером программы стало обиженное мяуканье, должное засовестить хозяина, который слишком долго шляется невесть где, нагло наплевав на обязанность кормить несчастного голодного котика. Котик, к слову, девять кило весом.
Потом Степлер, сделавший было пару шагов в мою сторону остановился и сел, нервно болтая хвостом из стороны в сторону. На его круглой физиономии цвело и пахло большое кошачье недоумение. Наконец кошара принюхался, после чего движения хвоста стали ещё более резкими и частыми. Закончилось всё представление тихим шипением. Высказав вполне очевидное: «Фе!», кот гордо удалился прочь.
Итак, в коробке — не кошка. Ладно, разберёмся. Сначала нужно выложить принесённые вещи, а для этого — снять тяжеленный рюкзак, который за время дороги успел прибавить в весе пару тонн. Пока я занимался рюкзаком, серебристый ящик начал подпрыгивать. Больше всего это походило на то, что его обитатель носится из одного угла в другой и бьётся о стены. Мне стало так интересно, что я с огромнейшим трудом удерживался от того, чтобы забросить остальные дела и открыть коробку.
Нет. Нужно держать себя в руках.
Для начала я отправился на кухню, где долго, с чувством, с толком, с расстановкой играл с холодильником в тетрис. Потом складывал упаковки каш в специальный ящик, непроницаемый для вездесущих мышей. Всё это время две пары внимательных глаз следили за каждым моим движением. Особо пристальным взор Степлера становился тогда, когда дверца морозилки приоткрывалась, являя коту куски мороженого мяса.
— Мышей бы ловил, — посоветовал я и получил в ответ презрительное фырканье: не царское, мол, дело, — Скоро ведь тебя сожрут.
Дина согласно подгавкнула. Она пыталась гонять серые комочки, но выглядели эти попытки скорее забавно, чем результативно. Степлер следил за этими жалкими потугами со спокойным презрением профессионала: дескать, я могу много лучше, просто лень показывать.
На дне рюкзака обнаружились три банки кошачьего корма и одна — собачьего. Вера что, издевается? С каких делов мои соседи заработали дар такой неслыханной щедрости? Пожав плечами, я положил корм к остальным консервам, твёрдо решив затронуть эту тему в следующем разговоре. Эта пушистая дрянь в мясе харчами перебирает, а так и вовсе на голову сядет.
Набор вещей порадовал: два комплекта отличного термобелья и мощная меховая штука с дубовой кожей, способной остановить лезвие ножа. Такую непросто порвать даже о самые острые ветки мёрзлого кустарника. Собака понюхала тулуп и зафыркав сделала попытку укусить за полу.
— Сама дура, — сказал я и задумался. Больше оттягивать неизбежное не имело смысла. Да и если внутри коробки сидит некая зверушка, стоит наконец выпустить её наружу.
Но сначала я приготовил себе кофе и лишь после того, как ароматный напиток протянул щупальца запаха вовсе комнаты, отправился к серебристому ящику. Хм. Странные тут запоры, я только сейчас обратил внимание. Как же это делается? Ага. Палец ставится по центру чёрного пятачка и проворачивается. Щёлк, готово. Осталось ещё четыре.
Попивая кофе, я отпер последнюю защёлку, после чего взялся за специальный выступ и осторожно приподнял крышку. Долго смотрел внутрь, пытаясь сообразить, всё ли у меня в порядке с головой. Осторожно проглотил кофе, которым, как выяснилось, успел обжечь язык.
Я закрыл крышку ящика, поставил чашку на стол и посмотрел на лежащего в кресле Степлера. Кот всем своим видом, как бы говорил: «А ведь я предупреждал». Второго предупреждальца в комнате не было: стоило мне взяться за запоры и она удрала в неизвестном направлении.
Тяжело вздохнув и костеря про себя сестру, я отправился на кухню, где стоял телефон. Никаких идей и предположений в голове не появлялось. От слова — совсем.
Огромный чёрный аппарат, напоминающий спящего ворона, остался ещё с былых времён секретной базы, но продолжал великолепно исполнять свои функции, донося до собеседника малейший вздох с противоположной стороны. Я набрал номер сестры и долго ждал, слушая гулкие гудки, казалось, медленно утопающие в чёрной бездне космоса. Потом щёлкнуло и кто-то тихо хлюпнул носом.
— Привет, Саша, — сказала Вера, — Как дела?
— Дела? Дела, — я даже не понял сначала о чём она. Потом хихикнул. Нервы, — Дела просто зашибись. Ты мне лучше объясни: что всё это значит и где ты вообще взяла эту штуку?