Курьерская служба 3. Кандидат

Глава 15

Двери приоткрылись сами — я уже встречал подобную фишку у дорогих такси. Быстро запрыгнули, стартанула машина, оставив позади злосчастное кафе «Гюнтер» тоже быстро.

— Сегодня утром из ремонта вернули, как ровно идёт, да? — сказал Искандер.

— Ровно! — отозвался парень.

— Что тут было?

— Недопонимание, — отозвался я.

— Кто она?

— Её нужно спасти. А рядом с тобой кто? Ему можно доверять?

Парень развернулся в сиденье и протянул мне руку.

— Пельменев Сергей Алмазович. Ни в коем случае не Алмазов. Можно Пельмень. Я был водителем Альберта Эльдаровича. А вы… Эльдар Матвеевич?

— Он, — хмуро сказал Искандер.

Я пожал руку.

— Почему не звонил? — спросил Искандер.

— За ней охотились, — сказал я. — И я отключил телефон. Строгановские, потом ещё кой-какие ребята.

— Зовут как?

— Анука.

— Откуда она? И зачем.

— С севера. Зеленогорье. Её будут искать. Её надо охранять. Дело государственной важности.

— А ты посоветовался с нами вообще? — буркнул Искандер. — Уверен, что нам нужны лишние хлопоты?

— В первую очередь — она просто ребёнок, попавшая в трудную ситуацию. Вспомни деда и прикинь, над чем он мог работать. Можно сказать, я продолжаю его дело. Мы продолжаем. Понимаешь, есть люди, которым я доверяю больше, чем тебе. Но вероятность, что тебе может быть что-то нужно от неё — пожалуй, среди всех моих знакомых минимальная. Как и вероятность, что её станут искать здесь.

— То есть по стопам деда пошёл. То есть она особенная. Она хоть по-русски говорит?

— Говорит. Плохо, — кивнула Анука.

— Хорошо. Ты хочешь, чтобы я её что, усыновил? — усмехнулся Искандер.

— Был бы очень рад. А это возможно?

Некоторое время ехали молча.

— Знаешь, да, наверное, — Искандер. — Я в восемнадцать наследил немного… В этих краях как раз, к северу от Вятки. Та девушка уже умерла как лет пять назад. Был ребёнок, точно не знаю, куда делся. Скорее всего, тоже умер. Одиннадцать лет должно было быть.

— Ей чуть побольше. Четырнадцать сейчас. И у неё нет документов. Ну, то есть — как нет…

— Ясно. Сойдёт. В жандармерии есть знакомый…

Искандер оказался на этот раз куда более сговорчивым. Но я всё ещё чувствовал некоторые сомнения.

— Гузель Степановна. Я постараюсь ускорить процесс её выкупа.

— Так! Меня не надо подкупать, я же сказал, что помогу. До какой степени помогу — это вопрос.

Ехали до Малого Дрюшево ещё два с половиной часа. Пельмень всю дорогу рассказывал про какие-то спортивные команды по байсболлю, международный чемпионат Прогрессивного Союза, который скоро ожидался в Казани. Словосочетание «Прогрессивный Союз» я уже слышал ранее и знал, что это какая-то международная организация, возглавляемая Российской Империей, но на всякий случай спросил, чтобы подтянуть знания по географии:

— Какие страны играют, кстати?

— Ну, весь союз. Россия, Аляска, Арктическая республика, Антарктический союз, Конго… Каталония, Греция, Сицилия. Сербия. Закавказье. Кто ещё?

— Судан, Рос-Гвинея, — подсказал Искандер. — Туран. А, Бразилия.

— Да, мамонта-то не приметил. Второй Израиль ещё.

— А Абиссинский союз?

— Бойкотирует уже какой год. Зато Луизиана приедет.

Погода тем временем наладилась, стало по-летнему тепло. Деревня, представшая мне меньше недели назад в сырую погоду, теперь преобразилась и выглядела вполне райским, пусть и немного запущенным уголком. Вокруг заброшенного особняка расцвели деревья, а от одной избушки доносилось тихое радио, что-то народно-татарское, с гармошками.

Подошла Гузель Степановна, поздоровалась с поклоном. Я попросил, чтобы подобных глупых пережитков не было и решил проинспектировать жильё. С ним всё было хорошо, избушка была более-менее крепкой, с новой мебелью и Искандер уже успел пристроить две утеплённые комнаты из древесно-волоконной плиты. Гузель с матерью восприняли новую постоялицу спокойно, даже с радостью, тут же усадили кормить и принялись готовить кровать к ночлегу.

Тоже перекусили за общим столом на летней веранде. Попрощался, сказав пару напутственных слов.

— Минимально пользуйся цифровыми сетями. Доверяй Искандеру и Гузели, они тебя не обидят. Когда уладим с документами — переселю тебя в Казань, там у нас целый особняк.

— Мне здесь нравится, — пожала она плечами.

— Тебе нужно учиться. И языку, и простым предметам. Мы займёмся этим, когда решим вопрос с безопасностью.

Анука кивнула.

— Иди. Я справлюсь.

Ночевать я отправился вместе с Искандером в Казань, в бывший особняк деда.

— Как ты будешь добираться? — спросил Искандер по дороге.

Телефон я по-прежнему не использовал и о своём отсутствии на работе не сообщал. Если текущий день ещё как-то ложился в сроки командировки, то следующий однозначно грозился стать прогулом. Но покупать билеты без использования цифровых средств было долго и проблематично, и оставался один вариант.

— Поеду с Пельменем на Атланте. Выедем завтра рано утром. К вечеру приедем. Ты готов?

— Есть, шеф! — кивнул Пельмень. — Я, правда, договаривался с вашей матушкой на послезавтра — но вещи уже почти все собраны.

Приехали в особняк уже затемно. Искандер открыл дверь, выдал ключ от спален, попрощался со мной и тут же вернулся к машине — поехали с Пельменем закупаться продуктами на завтрашнюю дорогу. Тут меня ждал небольшой сюрприз. Вернее, даже несколько.

На первом этаже, несмотря на поздний час, вовсю гремел ремонт и пахло извёсткой — бригада среднеазиатских рабочих разламывали стенку в гостиной. О чём-то таком Искандер упомянул в дороге, но из-за усталости я это пропустил мимо ушей. Раиса Радиковича и прислуги не было, их о моём приезде не известили и заблаговременно отпустили по домам. Рабочие молча проводили меня взглядом, но спрашивать о том, кто я такой, не стали.

Следующим сюрпризом оказалась пустая кухня. Слегка просроченная пачка сливочного масла, кусок чёрствого хлеба, полбутылки кефира и куча специй — всё, что я нашёл. Выбирать не приходилось — употребил, что было, а затем подумал уже было выйти и прогуляться до той самой пельменной, где ужинал в прошлый раз. Но вспомнил про Иннокентия и подумал, что не стоит светиться. Потому рискнул обратиться к рабочим.

— Салам Алейкум, — сказал я. — Мужики, есть чего пожрать? Не ел с дороги.

— Алейкум ассалам, брат. Кем будешь, брат? — спросил на хорошем русском старший из них, видимо, бригадир.

— Родственником Искандеру. По линии отца.

— Дворяне? — спросил другой парень, молодой.

Это выражение лица я не спутал ни с чем. На лице читалось пренебрежение. Насколько я знал, Великий Туран, осколок империи, сейчас активно переманивали к себе социалисты и другие великие державы.

— Дворянин. Но можно на «ты». Дайте провизии, я могу деньги вернуть.

Они заговорили на своём языке — вероятно, это был какой-то вариант местного туркменского. А я ещё помнил не то с прошлой, не то позапрошлой жизни отдельные слова турецкого, который весьма близок к нему.

— Kurnaz, alcak! Babalarımız bunun iсin savasmadı!..

Он сказал что-то вроде «хитрый, скотина», а дальше что-то про дедов, которые за что-то воевали.

— Yarisini ona ver, — сказал бригадир, расплывшишь в улыбке, и сказал мне по-русски. — Мы всё съели, брат, уже вечер, брат.

В итоге откуда-то из пакета выудили измятую половинку крохотной булочки и протянули с ухмылкой.

— Десять копейка давай!

В местных ценах я уже хорошо разбирался. За десять копеек можно было купить три-четыре таких свежих пирожка либо простенькое блюдо в какой-то забегаловке. Тут уже я не выдержал.

— Hadi ya!… Dalga mi geciyorsun? Gotune Koi! (Да ладно! Ты издеваешься? Засунь себе в задницу!), — выругался я по-турецки и зашагал на второй этаж.

Позади заголосили на смеси русского и родного, не то испуганно, не то удивлённо. Я проигнорировал и отправился на второй этаж. Следующим сюрпризом была здоровенная, грубо вырезанная дыра на втором этаже: в полный рост и полметра в ширину. Заглянув внутрь, я увидел шахту лифта — узкую, проходящую через весь особняк. Лифт стоял на два этажа вниз, в подземном гараже.

Хоть меня уже основательно клонило в сон, мне стало интересно. Прошёл коридор, спустился вниз по лестнице, прошёл по заваленном барахлом паркингу к задней двери. Там обнаружился лифтовой холл с пандусом для колясок. Тут-то я и вспомнил, что на поминках деда вспоминали о прабабушке: ещё в восьмидесятые, когда она была совсем плоха и почти перестала ходить, дед озаботился установкой лифта в особняк. Позже, после смерти бабушки, лифт замуровали, а сейчас, по-видимому, в ходе ремонта решили восстановить. Я нажал кнопку. Загремели двери и открылась кабина лифта — тесная, в которой едва умещался один человек сидя.

Тут у меня возник план. Порывшись в кладовке, я нашёл столярный нож. Зажал подушечку среднего пальца, уколол и капнул на пол.

— Попробуем.

После отправился спать.

Проснулся я от того, что кто-то сел ко мне на кровать. Я инстинктивно дёрнулся за пистолетом, лежащим на тумбочке, и только затем увидел лицо в тусклом утреннем свете из окна.

— Ну, — послышался голос Андрона. — И зачем ты здесь?

Размялся, потянулся.

— Есть что-нибудь принёс?

— Я тебе что, Яндекс-пицца? — усмехнулся он.

Если слова турецкого я ещё как-то помнил, то бренды из отдельных миров Основного Пучка уже основательно подзабылись.

— Что такое яндекс? Что-то очень знакомое.

— Забей. Нет у меня еды. Я вчера только закончил переезд от местной жены. Лёг спать. В полночь меня разбудила Лекарь.

— Что сказала?

— Сказала, что ты каким-то образом оказался в Казани. Что подал знак, и назвала координаты. Сказала, что отвозил сюда какую-то девку, деталей не сказала. Ну, что, рванул через Бункер. Так зачем ты здесь? И почему телефон был сутки недоступен?

Значит, они знают про Ануку. Изначальный план беседы пришлось немного подкорректировать.

— Значит, вы и телефон мониторите. Отлично. Впрочем, ничего нового. Во-первых, хочу предупредить. Если что-то случится с той девочкой…

Он меня перебил:

— Слушай, начинаю припоминать детали из досье. Это что, та крепостная с высоким уровнем этой вашей силы? С севера? Мне мой кукусик местный сказал, что вы со своим слугой в Дальноморске куда-то поехали. Я навёл справки — там какая-то девка жила, потом пропала. Получается, она где-то здесь?

— Где-то здесь, — кивнул я.

Отпираться не было смысла. Андрон в ответ прищурил глаза, и следующий вопрос я прочитал как ультиматум.

— Как там, кстати, наше предприятие с Артефактами? Нашёл подвижки?

— Ещё раз, — вкрадчиво сказал я. — Если что-то. Случится с Анукой Анканатун. Я рискую потерять один из возможных инструментов уничтожения данного мира.

— Так может её — того, как инструмент в Бункер, в Хранилище? До лучших времён?

Я уже начал забывать о Хранилище. Мне доводилось быть в нём последний раз десяток жизней назад, а то и больше. Одна из дверей спирального коридора вела в огромный, длиной в несколько километров ангар, уставленный стеллажами, книгами, капсулами, вычислительной техникой, оружием и прочим. Всё это пришло из разных эпох и Ветвей: но, как и многое в реальности Бункера, не было подвластно времени, существуя как бы перпендикулярно всем его потокам. Всё, что попало в Хранилище, не исчезало из него, однако можно было попросить зайти туда и взять нужную копию.

Подозреваю, и стазис-камеры там тоже были, технология, которая развилась только в нескольких Ветвях ближе к концу XXI века. Я не был точно уверен, шутил ли Андрон, или говорил всерьёз. Точно никто не мог сказать, можно ли в Хранилище заморозить девочку-сенсея и доставать копии, если потребуется. Но я был уверен, что мне такого не хочется.

— Ты экспериментов захотел? Зоны ответственности не путаешь?

— Ладно, ладно, убедил, — кивнул Андрон. — Пусть так и будет. Надо охранять — что-то придумаем. Людей мало, сам понимаешь. Не больше пяти человек сейчас на Ветвь дают, говорят. В конце двадцатого — начале двадцать первого вообще какой-то дефицит кадров, парадоксов мало, на все Ветви не хватает… Хватают кого попало — вот, например, меня. Ну, придётся решить всё техникой.

— Кстати, о технике. Сколько у тебя капсул перехода?

— Сегодня утром, когда пошёл, передали ещё шесть штук. С собой две. Только не говори мне, что вызвал меня сюда как маршрутку.

Я кровожадно усмехнулся.

— Именно так. Именно как маршрутку. Иначе мне напишут прогул. Ты же всё равно лифтами собирался возвращаться?

Здесь я немного не рассчитал — похоже, я задел за живое. Андрон поджал губы, вскочил с кровати. Мимика стала другой, совсем другой. В целом все личности двойников от Ветви к Ветви слегка похожи, но есть и различия. Этот был определённо гораздо злее своей предыдущей копии. Он начал нервно ходить по комнате.

— Нет, ты издеваешься? Тут что, нет самолётов? Поездов нет? Велосипед не изобрели, чтобы ты на педальной тяге проехался, в конце концов?

Терпеть не могу уговаривать кого-то сделать свою работу, от которой зависит мой успех, но я понял, что придётся.

— Вопрос в другом. Следить за Анукой и искать её можете не только вы. Ещё и Общество, какая-нибудь Северная Лига и местная дворянская мафия. Я не хочу светить своё цифровое присутствие здесь. Если я поеду на машине, как планировал, или на поезде — меня однозначно увидят. И моё присутствие будет раскрыто. К тому же мне нужна эта работа, как инструмент.

Аргумент был так себе, хотя я и был максимально-честным. Но Андрона несло.

— Откуда ты знал, что я лифтом собирался возвращаться? Может, я тоже хотел самолётом? Ты знаешь, я ненавижу лифты. Ты знаешь, каково это — стать Лифтёром, а? Ты живёшь своей простой жизнью. Да, не всё так гладко, но… Ты пьёшь пиво с друзьями. Играешь в настолки, в танчики, на выходные — на дачу. Потом в какой-то момент…

На этот раз я его перебил, повысив голос.

— Потом в какой-то момент ты решаешь покончить с собой. Заходишь в лифт своего родного дома… Там оказывается пара плечистых парней. Тебя везут в Бункер, на ковёр к Верховному, чтобы тот многозначительно кивнул. По дороге, если повезёт, тебе удаётся не нассать себе в штаны от страха, потом ещё один лифт. Там твоя же квартира. Там ты сам, первая копия, которую ты увидишь. Тебе дают в руки пистолет и говорят — мол, ты же хотел убить себя, вот, пожалуйста, убивай. И ты как миленький выполняешь указания. Да? Я всё верно описал?

— Всё верно, — кивнул Андрон, слегка успокоившись. — И ты больше никогда не возвращаешься в эти миры. Только вот всё пошло не по плану. Родители… того, второго. Они припёрлись именно когда мы с командой уходили.

— Испортили тебе всё приключение, да? — усмехнулся я. — И теперь тебя грызёт совесть? Перед своими родителями и перед чужими? Ни за что не поверю. Вам всем нравится убивать. Вами правит чистое разрушение.

Он покачал головой.

— Секатор, я убиваю одного, ну, двух, ну десяток человек за миссию. Ты убиваешь миллиарды.

— Ты устал за полгода, я правильно понял? Воспринимай эту миссию как отпуск. До кончины мира ещё уйма времени, у тебя будет множество возможностей поразвлечься.

— Уж я-то поразвлекусь.

Я хлопнул себя по коленям.

— На этой прекрасной ноте предлагаю начать собираться. Ну, и каким маршрутом мы пойдём?

Андрон посмотрел на наручные часы.

— По московскому времени четыре часа. На сборы пять минут. Я ещё планирую поспать до обеда, не хотелось бы, чтобы из-за твоей нерасторопности мы где-то задержались.

Собрался я меньше чем за пять минут — успел даже минимально прибраться в комнате. Лифт стоял на этаже, мы туда еле утрамбовались.

— Я дико перебздел, когда Капусла начала сжиматься, — усмехнулся Андрон. — Думал, меня в гроб пытаются засунуть, или типа того. Отродясь таких крохотных лифтов не видел. Нахрена он?

— Прабабушка была при смерти, и чтобы катать коляску… — начал я.

— Мне плевать, — сказал он и занёс палец над кнопкой лифта. — Готов? Раз, два, три…

Палец левой руки нажал кнопку, а правая тут же мигом налепила небольшую чёрную полоску на стык лифтовых дверей.

Полоска напоминала толстый двухсторонний скотч. Я помнил — обычно требуется не менее двух этажей. Именно такое расстояние преодолевает лифт за время, достаточное для для раскрытия капсулы портала. Здесь же всё произошло за считанные доли секунды. Полоска мгновенно растеклась по всему стыку дверей, пробежала по косякам, по контурам лифта, а затем расползлась чёрной мерцающей плёнкой по всем поверхностям.

Движение лифта прекратилось. Свет ламп, теперь уже других, невесомых, светил нам под ноги. Мы стояли не то в сверкающей чёрной пелене, не то в небольшой коробке без стен, висящей посреди гигантского НИЧТО. По самому центру бывших дверей открылась карта мира с бегунками времени и даты и уже привычный навигатор по древу. Мы были с самого его края, у тонкой вьющейся линии вдоль мощного побега. Там, где Ветви начали активно разбегаться в разные стороны.

— Что с пересадками придётся? — спросил я.

— А как же? А, плевать, поехали, — сказал Андрон.

Затем он крутанул здоровенный бегунок на случайную дату и время, покрутил трёхмерную проекцию Древа и тыкнул какое-то место на карте.

Глава 16

— Ты что, придурок, творишь? — схватил я его за руки, но было поздно.

Он нажал на здоровую кнопку «Применить». Табличка с выбором места и времени исчезла, я успел только заметить время и дату:

22:05:04 — 08.11.2045.

Лифт снова пришёл в движение — теперь он ехал вверх. Ехал долго, постепенно стенки капсулы раздвинулись, а затем капсула принялась растворятся. Мы были в просторном лифте с тремя зеркальными стенками.

Этажей на пульте было двадцать четыре, а табличка была продублирована на двух языках, русском и английском. Я успел прочитать только начало:

«Dear Comrades! Be careful when…»

— Пошли. Придурок сейчас тебя проведёт.

Двери открылись на двадцать четвёртом этаже. Признаться, я уже давно перестал чему бы то ни было удивляться. Удивить меня достаточно сложно, хотя моменты неожиданности или величественные пейзажи могут меня заставить раскрыть рот от удивления.

На этот раз я раскрыл рот. Лифтовые двери с неожиданно-резким звуком, напоминающим звук будильника, раскрылись в просторный холл. В полутьме стояли рядами столы, больше напоминающие большие кульманы, у каждого сбоку стоял здоровенный жестяной шкаф, похожий на холодильник. Некоторые кульманы светились тусклым светом, показывая какие-то не то чертежи, не то мультики. Прямо по курсу, в конце красной ковровой дорожки холл обрывался панорамными окнами видом в урбанистический пейзаж, который я не сразу опознал.

И это был Манхэттен. Это я угадал по двум характерным прямым башням прямо по курсу и одному небоскрёбу с заострённым шпилем сбоку. Все они, а также пара десятков других высотных зданий вплоть до самого берега, были окрашены в красный цвет, либо украшались здоровыми голограммами.

Надписи заглавными буквами, марширующие солдаты, летящие вверх ракеты, крутящиеся белоснежные балерины.

«NASPR — is your way to New World»

«Dyagilev’s Seasons — production of USSR»

«100 лет со дня Победы»

«Приветствую Четвёртый КОМИНТЕРН!»

А далеко впереди я увидел то, что меня окончательно добило. Вдалеке, в красно-синей подсветке на месте статуи Свободы возвышался Ленин, характерным жестом указывающим путь в светлое будущее.

Признаться, я даже немного соскучился по этому всему.

— Основной Пучок? Пятая Большая Ветвь? Двадцатка, или тридцатка?

Незаметно для себя я подошёл к самому окну. Над Лениным висело что-то огромное, серое, не то дирижабль, не то какое-то огромное странное устройство. По берегам стояли здоровенные, несомненно, военные корабли — ещё ни разу я не видел, чтобы устье Гудзона использовалось как военный порт.

— А ты хорош. Мне говорили, секаторы обычно ничего не помнят. Пять-двадцать-двенадцать, а дальше не запомнил, — сказал Андрон. — Скоро посмотрим.

— Надо же, я ещё что-то помню из структуры, — усмехнулся я. — Помню, я уничтожил что-то в пять-двадцать. Скорее всего, пять-двадцать-двенадцать-один, уж больно стабильная. Это же после Карибской Перестрелки?

— Вообще не интересовался. Никогда не любил историю. Нахрена мне это всё знать? Сказали — иди туда-то, и идёшь. Ну, как ты?

Я прислушался к своим ощущениям почувствовал лёгкий озноб и медленную ноющую головную боль. Нудно и неприятно ныло в висках, как при резко подскочившем давлении.

— Как-то не хорошо. Видимо, резкая смена климата и давления.

Андрон как-то криво усмехнулся.

— У меня другая гипотеза. Ладно, попёрли теперь к другому лифту.

— Почему к другому? А, точно. Нельзя же сразу одним и тем же. Сколько там минимальное расстояние?

— Смотря как далеко по Древу ты шагнул.

— Эта ветвь далеко от нашей? Я не успел разглядеть. Да и номер нашей, наверное, ещё не присвоили.

«Нашей», вскользь подумал я, даже немного удивившись своим словам. Так всегда бывает — не замечаешь, как мир, который тебе отдали на заклание, становится родным.

— Присвоили номер вашей. Сто семьдесят два — шестнадцать. И однёрки в конце. С этими реликтовыми — хрен поймёшь. Вроде бы и близко к основному Пучку, вроде бы и далеко. В общем, давай хотя бы километр пройдёмся для надёги, а то не сработает ещё капсула. У меня было такое один раз уже.

В этот момент зазвенела сигнализация. Мы среагировали быстро — рванули к лифту, благо, он ещё никуда уехал. Я подумал было нажать на первый этаж, но Андрон опередил меня и нажал на паркинг.

Спускались мы минуты полторы, я успел прочитать остаток таблички:

'ТОВАРИЩ! ВНИМАТ. ЗАХОДИ В ЛИФТ, УБЕДИСЬ, ЧТО ОН ПЕРЕД ТОБОЙ. СПЕРВА ЗАЙДИ САМ, ПОТОМ ЗАВЕДИ КОЛЯСКУ. ПЕРЕВОЗКА ДЕТЕЙ ДО 3 л. БЕЗ СОПРОВОЖДЕНИЯ ВЗР. НЕДОПУСТИМА.

ПОКУРИЛ В ЛИФТЕ — ПОЛУЧИЛ СРОК!

ТИП ЛИФТА: ГРУЗОПАССАЖИРСКИЙ ПДНЙ-498-ШДА

ГРУЗОПОДЪЁМНОСТЬ — 700 кг 20 чел.

РЕГИСТРАЦИОННЫЙ № 782–28345

СРОК СЛЕД. ОСВИТЕД. 23−09–2048

ОБСЛУЖИВАЕТ ЭЛЕКТРО-МЕХАНИК И. М. Родригес-Джонсон

В СЛУЧАЕ АВАРИИ ИЛИ БЕЗДЕЙСТВИЯ ЗВОНИТЬ ПО ТЕЛЕФОНУ 1–7834–100–646–30.'

Паркинг оказался пустым. Лишь в самом углу стояла длинная коричневая угловатая машина. Конечно, я тут же вспомнил тот злосчастный паркинг в особняке у Эльзы Юлиевны и не вполне гордое бегство от её ревнивого супруга. Андрон заметно нервничал и рванул сначала в одну сторону, потом в другую сторону.

Я услышал звук электродвигателей. Из неприметного отверстия на потолке вылетел дрон — похожий на стальное яйцо с едва заметными лопастями сверху. Завис над нами, выщёлкнул что-то из пуза, похожее не то на ствол, не то на камеру. И прозвенел механическим голосом:

— Опознание. Чип не опознан. Объект не опознан. Завершено. Подтверждено проникновение. Предъявите документ. Identification. The chip is not recognized. The object is not recognized. Completed…

— Если он сейчас нас парализует, — прошептал я, замерев на месте. — Мы здесь застрянем надолго. А мне нехорошо. Ты всегда выбираешь максимально-опасные места для пересадки?

— Да уж. Давай документы покажем, действительно.

Звучало безумно, но я молча достал свой имперский паспорт и раскрыл на нужной странице. То, что я показываю документ, робот опознал. Красная точка посветила точно на страницы, затем

— Документы не опознаны. Идентификация голосом. The documents are not recognized…

— Циммер Эльдар Матвеевич, — сказал я. — Девяносто первого года рождения.

Робот задумался, переваривая сказанное.

— Сообщение отправлено. Голосовой портрет распознан. Получен анализ лица. Циммер Эльдар Матвеевич. Вы арестованы. Вы обвиняетесь в попытке контрреволюционной деятельности. Попытка к бегству вызовет выстрел из парализатора. Ожидайте наряд милиции. The message has been sent. The voice portrait is recognized. The facial…

— Вот же срань, — выругался Андрон. — Твой местный двойник. Видимо, наделал делов.

Пот струился по спине, началась одышка.

— Что-т я помираю, — сообщил я.

— Блин, слушай, я что-то припоминаю, — поморщился мой спутник. — Вот он сказал про двойника, я и вспомнил. Секаторам нельзя перемещаться сильно далеко во времени в миры, в которых есть их двойник. Иначе организм начинает автоматически подгонять биологический возраст под этот…

— Под темпоральный. Под указанный в документах. Я тоже про это забыл, — вздохнул я.

Робот тем временем продолжил настырно гнусавить, как шарманка:

— Циммер Эльдар Матвеевич. Вы арестованы. Вы обвиняетесь…

— Да заткнись ты! — рявкнул я, выкинув руку вперёд.

Я почувствовал, как что-то прошло через всё моё тело и вылетело из ладони взрывной волной, толкнувшей воздух по направлении дрона. Его задрало вверх, стукнуло об колонну напротив, отчего слетела боковая крышка и погнулся винт. Описав кривую дугу и выстрелив пару дротиков «в молоко», дрон свалился на землю. Андрон достал ствол и сделал контрольный, но пуля не пробила корпус, зато сменила пластинку.

— Обнаружено оружие. Разрушение государственной собственности. Покушение на органы правопорядка. Остановитесь, у вас ещё есть шанс…

Мне даже на короткий миг стало жалко робота, но меня вырвал из транса крик Андрона:

— Бежим!

И мы побежали. Паркинг, к нашей большой радости, не имел стальной двери и перекрывался лишь лёгким шлагбаумом. Мы обогнули здания и вышли на просторный бульвар. Несмотря на вечернее время, идеальное для прогулок, людей на улице было очень мало, машин — тоже немного. Андрон вовремя одёрнул меня и развернул в другую сторону, шепнув.

— Иди спокойно. Там будка полиции или вроде того.

— Милиции, — зачем-то поправил я

На улице было весьма прохладно, и я поёжился, подтянув спадающую с плеча сумку. Мимо проехал новый, весьма футуристичного вида автобус и пара машин — те были весьма простенького дизайна. Следом прямо над проезжей частью пролетела цепочка из трёх весьма крупных коптеров, каждый из которых вёз контейнеры, видом и размером напоминавшие гроб. Мы пошли направо, пройдя незамеченными мимо пары угрюмых рабочих, снимавших большую тканевую растяжку на здании. Я не успел разглядеть, что там именно было изображено, но успел прочитать «7 november». Затем нам повстречалась парочка — высокий темнокожий парень в красной шапке с серпом и молотом и худенькая хрупкая азиатка с скромном чёрном свитере. Они о чём-то разговаривали на английском, она смеялась и как-то неприятно изменилась в лице, увидев нас.

— Artists? At such a late time, — услышал я её тихий голосок.

— Смеются — значит, не такой и жуткий мир, — предположил Андрон.

— В пятой ветви много неплохих миров. Наверное. Хотя я видел только плохие. Фу-х, дай-ка отдышаться. Сколько мы здесь?

— Минут семь.

— Много. Надо спешить.

Я зашагал снова. Неприятные чувства тем временем менялись. Спазмы и жар сменились диким, невероятным голодом. Незаметно для себя я начал пожёвывать воротник рубашки. Признаться, на какой-то миг даже Андрон показался мне гастрономически-привлекательным.

Рядом притормозило такси — вполне характерное, жёлтое и квадратное, видимо, оставшееся в дань традиции даже после смены власти. Дядька-латинос в окне заговорил без акцента:

— Товарищи, вы чего ж так поздно-то? Давайте подкину куда. Бесплатно, у меня уже смена закончилась.

— У тебя есть пожрать? — подскочил я к окну.

Андрон меня ухватил за руку и оттащил от окошка. Таксист почему-то испугался и поддал газу.

— Не привлекай внимания, — сказал Андрон. — Блин, интересные эффекты, да.

— Знаю, что-то нашло.

— Это ты после того, как дрон кинектировал?

— Кинектировал? — я аж вздрогнул от неожиданного осознания того, что случилось несколькими минутами ранее. — Я даже сам не понял. У меня нет навыка кинектирования, насколько я знаю.

— Что-то типа остаточного заряда, может? Здесь же магии нет. Но гипотетически сколько-то мог с собой принести.

— Нереальный голод. Я сейчас готов съесть, не знаю… голубя? Крысу? О, смотри-ка!

Моё внимание привлекла вывеска на противоположной стороне улицы. «Hiden Buns — Спрятанные Плюшки» и картинку большого красного пончика. В очередной раз поправил сумку и резво перебежал дорогу.

— Куда ты⁈ — рявкнул Андрон, но ему не осталось ничего, кроме как направиться за мной.

Где-то на отдалении послышался свисток милиционера. За произошедшее в последующие пару минут мне, по правде сказать, стыдно. Удивление, стыд, безумный, абсолютно отключающий разум голод — чувства, которые я переживаю не так часто. И так произошло, что все их почувствовал я это в один и тот же день.

За выключенной стеклянной витриной на наклонной полочке лежало два пончика. Шоколадный и клубничный, судя по всему. Вероятно, они лежали там уже не первый день, потому что все товарные пончики логично на ночь убирать куда-либо в холодильник. Тем не менее, я понял, что больше жизни хочу их съесть. Съесть их прямо сейчас.

В моей руке образовался кусок кирпича, который после небольшого разгона разбил стекло витрины. Снова зазвучала сирена, причём она звучала как изнутри будочки, так и с соседнего здания. Боковым зрением я увидел, как по улице уже летит не то мотоцикл, не то одноместный мотокоптер с мигалкой. Я успел схватить оба пончика одной рукой, поцарапавшись об осколки стекла, один скомкать и затолкать в рот, едва не сломав зубы о чёрствый, как дерево хлеб. Меня дёрнул за руку Андрон, мы успели пробежать пять метров до ближайшего подъезда. Дёрнули ручку — дверь открылась. Я так и не понял, была ли дверь не заперта, или нашей силы хватило, чтобы просто разомкнуть электромагнитный замок.

Вверх по лестнице, к лифту. Дом был старый, ещё двадцатого века, лифт тоже. Мучительно-долгие пять секунд, пока он спустится и начнёт открываться — я зря время не терял и схомячил второй пончик.

Мы заскочили внутрь и нажали кнопку верхнего этажа в тот самый миг, когда в входная дверь хлопнула второй раз. Лифт тронулся вверх, по лифтовой шахте заколотили. Если они нажмут кнопку, подумалось мне…

Но рука Андрона успела выудить из кармана и налепить на дверной шов полоску портальной капсулы. Тёмная пелена покрыла стенки лифта, и мы снова оказались в долгожданной темноте. Звуки стихли, и я понял, что можно спокойно отдышаться.

— Ну, как, вкусно? Вкусно? — сжав зубы, спросил Андрон.

— Отвратительно, — признался я и сплюнул непрожёванный кусок на невидимый пол лифта.

Кусок провалился сквозь ткань капсулы и исчез, слегка сверкнув на прощанье. Всегда было странным и непонятным, как капсула определяет, что удалить, а что переместить. А между тем интерфейс управления лифтовой капсулой возник на месте дверей.

— Так… Сто семьдесят два, шестнадцать, один, один, — крутанул регулятор Андрон. — Дату и время напомни?

— Ты хочешь сказать, что не запомнил дату отправления? — усмехнулся я. — Ты представь, что бы произошло, если бы мы вернулись невовремя? И моё время пересеклось с временем меня же, причём не двойника, а того же тела?

Андрон слегка пристыженно ухмыльнулся.

— Да. Либо смерть сознания — либо развилка Ветви.

— Седьмое апреля две тысяча десятого года, — отчеканил я. — Четыре утра с копейками по московскому. Лучше возьми пять. Отсутствие в десяток минут не так страшно.

— Хорошо… Куда покинуть?

Он указал на вращающийся шарик мира, испещрённый точками в местах городов. Только это были не совсем города — это были лифты, доступные для подключения. Границ государств здесь не было, а очертания континентов были правильными, но не везде — к примеру, никакого Нутряного моря в Зеленогорье я не увидел. Неужели их кто-то рисует вручную?

Благо, Москву на карте мира было трудно спутать с чем-то другим даже без указания государственных границ. Такая родная теперь и такая здоровая клякса с радиальными и концентрическими кругами в самом центре Восточноевропейской равнины.

— Давай куда-нибудь ближе к восточной окраине. Здесь должны быть спальные районы. Не хочу опять застрять где-то в офисных центрах.

Выбирали недолго, и палец снова нажал на кнопку «применить». Стенки лифта на этот раз сжались, машина пришла в движение вниз, и, наконец, створки распахнулись. Все болевые ощущения, а также чувство голода пропали. Пройдя мимо так и не проснувшейся консьержки, мы вышли на улицы. Мои лёгкие с наслаждением вдохнули тёплый утренний воздух с примесью какой-то дряни с соседней фабрики.

Андрон достал телефон.

— Я вызываю такси. Мне в Люблино. Тебе, насколько знаю, в другую сторону. Прощай.

Он молча зашагал куда-то, уткнувшись в телефон. Я тоже выудил из кармана «Циммер-406а», молчавший уже почти двое суток и с небольшим волнением нажал кнопку включения.

Сообщений и пропущенных было немало: от мамы, Аллы, Нинель Кирилловны, Корнея Константиновича. Но первое сообщение в списке, пришедшее в полночь, было от Леонарда Эрнестовича Голицына. Я прочитал самое начало.

«Эльдаръ Матвеевичъ, выйдите на связь, какъ только получится. Нужно договориться о важной встрече.»

Глава 17

Недолго думая, я набрал номер. Секундой спустя я подумал, что, наверное, это весьма неучтиво, но было поздно. В трубке раздался заспанный голос Леонарда Эрнестовича.

— Любезный, вы чего под утро? Ладно… Вы свободны вечером, в районе девяти?

— Да, Леонард Эрнестович.

— Хорошо, за вами подъедут. Доброй ночи.

Дальше я вызвал такси и спустя десять минут уже ехал домой. В дороге разгребал письма.

От Аллы были пропущенные и, как всегда, короткие сообщения: «Ну чо ты где? Беспокоюсь». Написал: «Всё норм, я уже дома, с добрым утром!»

Нинель Кирилловна прислала очередную зоозащитную копипасту:

«Исполинский голубь съ острововъ Дино-Араби на грани вымирания! Требуемъ остановить бесконтрольную охоту персидскихъ падишаховъ и представить широкие полномочия местнымъ властямъ по вылову нарушителей! Распространите…»

Подобные бессмысленные сеятели паники меня обычно раздражали, но поскольку это было сообщение от девушки, чувства к которой так и не угасли, всё же ответил:

«Любезная Нинель Кирилловна! Мне чрезвычайно нравится вашъ гуманизмъ и любовь къ животнымъ. Какъ вы на новомъ месте?»

Матушка сообщила, что договорилась про перегонку машины на послезавтра. Она не знала, что перед этим я успел договориться с Искандером и Пельменем о поездке днём ранее, которую я тут же поспешил отменить. Написал Искандеру коротко, и без пояснений:

«Отмена. Добираюсь другим способом».

Корней Константинович написал коротко:

«Молодой человекъ, вы заставляете меня беспокоиться. Поспешите выйти на связь, иначе я поставлю прогулъ!»

Сид тоже звонил, но не писал. Но более всего меня напрягло сообщение с неизвестного номера:

«Предлагаю перемирие. И деловое предложение. Где пересечёмся?»

Перемирие предполагало наличие каких-то предыдущих конфликтов, а очевидный и объявленный конфликт у меня был — с «Единорогами». Неужели они? На всякий случай написал — «Кто ты?»

Домой приехал, когда уже вовсю рассвело. Сид ещё спал, до рабочего дня оставалось часа три, и я не удержался — тоже улёгся в чистую прибранную постель, но сон никак не шёл. Бессонница у меня случалась не часто, но причины были очевидны. Всё-таки, переходы через миры весьма болезненны, да и впечатлений было предостаточно.

Встал, прошёлся по огороду, полил рассаду арбузов и ещё неизвестную траву, натыканную Сидом. Пообедал, прибрался, переоделся, помылся, и не нашёл ничего лучшего, кроме как отправиться в контору.

Но недосып бывает коварным. Над опен-спейсом было темно — за полтора часа до начала рабочего дня я ещё ни разу не приезжал. В углу дежурил уже знакомый Терентий, несколько несмело протянувший и пожавший руку.

— Рано вы что-то, барь. И какой-то невыспавшийся. Может, приляжете?

Он указал на диванчик за кухонной зоной Прямо сверху работал кондиционер и озонатор. Недолго думая, я хлопнулся на диван и мгновенно отрубился.

Проснулся я от того, что кто-то щекотал мне нос пером. Надо мной склонился Лукьян, несколько не то крепостных, не то приставов, и Луиза Даниловна, а чуть поодаль наливал кофе Корней Константинович. Я чихнул, а компания разразилась дружным гоготом.

Я врезал по носу Лукьяна почти инстинктивно. Задел слабо, но он от неожиданности неуклюже попятился назад и чуть не упал в руки Луизы Даниловны. Начальник громко отпил кофе и приблизился. Вид у него был весьма грозный и недовольный.

— Ты почему не выходил на связь? Почему напарника бросил? Добирался как?

— У меня сломался телефон. Ехал на попутчиках. Починили только сегодня утром.

— А почему кол за доставку получили? Хочу услышать твою версию.

Я коротко рассказал про ситуацию на борту, почему кристалл пришёл истощённым. Похоже, это всех удовлетворило, на лице начальства отобразилась улыбка.

— Примерно то же самое сообщил Лукьян. Ну, только с тем отличием, что это он сам уложил террориста. И что ты чуть не обделался от страха.

— Вот как? — я зловеще улыбнулся, взглянув на Лукьяна.

Тот отвёл глаза. Но Корней Константинович всё понял.

— Ну что, парни, когда у вас дуэль? Уже слышал, что собирались друг друга вызвать. Я страсть как люблю дуэли. Точнее, быть на них распорядителем.

— Это ты, Лукьян, сдал? — обернулся я к коллеге. — Тебе не кажется, что это наше с тобой личное дело?

— Личное! Но разве это позволительно — вызывать коллегу на дуэль?

— Учитывая причины и обстоятельства — позволительно. Или ты отказываешься, потому что ниже по сословию? Не дворянин? — я решил надавить на больное место.

Тут подскочил Корней Константинович.

— Если требуется суд чести, чтобы подтвердить, что разночинцы могут драться — это мы запросто организуем! Правда, Луиза Даниловна?

— Мы равны, — поморщился Лукьян. — Не девятнадцатый же век.

— Хорошо, — кивнул я. — Итак, как это делается? Сударь, я вызываю вас на дуэль.

Перчатки под рукой не оказалось, поэтому я просто дал Лукьяну леща. Он стиснул зубы, потёр щёку рукой. Прошипел:

— Один из нас должен выбрать время, другой место и оружие. Время?

Я взглянул на часы. До рабочего дня оставалось полчаса.

— Через пять минут. Ты можешь выбрать место и оружие.

— Давай на площадке у склада. А оружие…

Между нами снова встал Корней Константинович.

— А вот оружие, господа разночинцы, позвольте мне выбрать за вас.

Он подошёл к кухне и выудил два ножа для цитрусовых— зазубренных, с закруглённым концом. Пырнуть таким ножом было невозможно, а вот порезать — запросто.

— Я буду секундантом Эльдара. И распорядителем. Сергей — ты секундантом Лукьяна, — скомандовал Корней и подтолкнул нас всех к выходу.

Все понимали, что порядок должен быть несколько другим, и совмещать эти роли один человек не может, но поскольку решение было быстрым, никто спорить не стал. Толпой вышли из здания, прошли через внутренний двор и парковку, перешли дорогу в сторону того самого здоровенного логистического центра, где я получал невидимый чемодан. По дороге кто-то спросил:

— Почему не озаботились врачом? Вдруг раны будут серьёзными?

— Потому что среди нас есть Лекарь, — ответил Корней.

Имел ли он в виду меня, или себя, или кого-то ещё — я пока не понял. Рядом с исполинским складом была небольшая спортивная площадка, которая в столь ранний час пустовала. Зевак оказалось немного, все встали полукругом.

Корней Константинович с Сергеем — его я почти не знал, видел всего пару раз — осмотрели ножи, проверили заточку. Затем я скинул китель и принялся расстёгивать рубашку.

— Зачем?… — спросил Лукьян.

— В смысле? Ты серьёзно думаешь, что мы будем драться на ножах в одежде? — усмехнулся я.

Явно нехотя, Лукьян снял рубашку, обнажив белоснежный, лишённый малейших признаков пресса и мужественной растительности живот. Я до конца не понимал, какие у него планы на этот поединок. Категория дворянской чести за века наверняка претерпела значительные изменения, и ему была ещё более чужда, чем мне. Скорее всего, ему хотелось иерархии. По всему было видно, что подшучивая надо мной и оговаривая меня за моей спиной он пытается самоутвердиться.

Мне же просто хотелось его проучить. Я одновременно не любил бессмысленной мокрухи, тем более когда речь заходит о коллегах. Но я и не видел в нём соперника, по крайней мере, серьёзного. И по мимике, и по движениям было заметно, что он не хочет драться и слегка боится. Но отказ от дуэли мог изрядно пошатнуть его авторитет, поэтому отказаться он не мог.

— Господа, возьмите ножи. Уберите левую руку за спину. Встаньте друг напротив друга на расстоянии полутора метров., — скомандовал Корней Константинович. — Дуэль неподвижная, производится до третьей крови. У меня всего два замечания: не деритесь ногами, не рекомендую травмировать глаза. Сомневаюсь, что их получится вылечить, по крайней мере быстро.

— Неподвижная, получается, отступать нельзя? — спросил Лукьян.

Толпа дружно заржала, оставив вопрос без ответа. По правде сказать, о различии подвижной и неподвижной дуэли я также знал не особо много, но из самого названия всё было вполне понятно. Я представил, что мои ноги прикованы к земле. Замаха вытянутой руки с наклоном вперёд вполне хватало, чтобы достать Лукьяна, к тому же, целью он был чуть более крупной, чем я. С другой стороны, у него были чуть длиннее руки.

— Итак! Начинаем!

Я не стал медлить и сделал первый замах. Реакция Лукьяна оказалась чуть лучше, чем я ожидал. Мой кулак, сжимавший нож, ударился о вытянутую руку, и лезвие прошло плашмя, почти не задев кожи.

Следующий взмах совершил Лукьян. Сперва его рука дёрнулась вниз, и я развернул корпус, но жест получился обманным, и лезвие взлетело вверх, чиркнув по подбородку. Двухдневная щетина отчасти спасла — порез оказался неглубоким.

— Первая кровь! — сообщил Корней Константинович и подошёл, осмотрел рану. — Рана не угрожает жизни. Продолжаем. Следующий удар — Эльдара Матвеевича.

Снова резанул, не выжидая. Целился в бок, но попал в предплечье. Длинная тонкая линия длиной сантиметров десять быстро покраснела, Лукьян вскрикнул, зашипел и выхватил из руки нож, инстинктивно зажав рану левой рукой.

— Первая кровь! — снова сказал Корней Константинович. — Итак… Нет, рана не глубокая. Сергей, голубчик, подайте…

У Сергея в руках предусмотрительно оказался пузырёк с какой-то жижей, я даже предположил, что это — в других мирах аналогичный клей назывался «БФ-6». Корней обильно вылил на ладошку и размазал поверх раны Лукьяна: смесь быстро затвердела и побелела, лишь слегка отклеившись по краям, когда мой соперник повернул руку.

Я позволил ему поднять оружие, и я снова встал в исходную стойку. Взмах — я увернулся. Ответным взмахом я снова ударил в то же место по руке, только поперёк. Затвердевший пластырь разъехался на две части, но спас — ссадина получилась поверхностной, не до крови.

— Всё нормально, продолжаем, — сказал Корней Константинович.

Ранение не засчитали. Следующий удар Лукьяна снова пришёлся мимо. Мой удар был спарирован ножом, лезвие чиркнуло, опасно отскользнув обратно в мою сторону. А затем Лукьян сделал шаг вперёд и резанул вдоль бровей.

Рана оказалась короткой и неглубокой. Но удар был подлым и очень коварным — сантиметр в сторону — и я бы лишился зрения. Кровью залило правый глаз, я сдержался, и левую руку из-за плеча не достал.

— Вторая кровь! — сообщил Корней Константинович. — Предупреждение! Лукьян, твою ж налево, ты шагнул вперёд! И я просил не по глазам! Так…

— Всё нормально, зрение в порядке, — сказал я, размазав кровь по щекам в виде двух полосок.

— Позвольте, — начальственный палец филигранно пришёлся по уголку брови, залепив рану. — Продолжаем.

Я решил быть внимательнее и сменить тактику. Вместо режущих ударов я решил применять колющие. Да, тупым концом было тяжело проколоть кожу, но это было даже болезненнее. Обманный взмах — и конец ножа ткнул в кадык. Лукьян закашлялся, снова выронил нож, схватился за горло.

— Крови нет, — подтвердил Сергей.

— Подними оружие, — сказал я.

Приходил в форму он долго, наверное, полминуты. С другой стороны, возможно, это была тактика — вместо быстрых перерывов между ударами он решил теперь выждать, чтобы я не знал, когда он нападёт. Я принял удар лезвием ножа, оно изогнулось, но сталь выдержала, не сломалась. Удар, ответный, затем снова мой — оба не до крови, но я целился в связки и суставы, чтобы было больнее. Парируя следующий удар, лезвие попало по костяшкам пальцев. Кровь не выступила, дуэль продолжилась. Я решил тоже схитрить. Выждал секунд десять, затем согнулся, будто бы разминая затёкшую спину, а затем резанул по ноге вдоль колена, целясь в сухожилие.

— А-а! — заорал Лукьян, подогнув ногу.

— Вторая кровь? — не то спросил, не то сообщил Корней Константинович. — Ну, что? Задери штанину?

Рана получилась некрасивой, рваной, и я удачно задел сухожилие. Снова пластырь, снова стойка. Сергей спросил его:

— Стоять можешь?

— Могу, — несколько неуверенно сообщил Лукьян.

Следующий колющий удар пришёлся в солнечное сплетение. Лукьян вздохнул, согнулся, закашлялся, схватился за грудь, но нож не выронил.

— Скажи, Лукьян, зачем ты пытался меня ослепить? — спросил я тихо. — Ты понимаешь, что есть черта, за которую не стоило переходить. Я всего лишь хотел тебя проучить. Ты же поступил подло и низко. Показал, что действительно хочешь причинить мне зло. Ты же понимаешь, что я могу тебя за это зарезать? Или, например, что-нибудь тебе отрезать?

Я многозначительно взглянул ему в соответствующее место. В глазах соперника отобразился страх:

— Ах ты!

Он снова шагнул в мою сторону, но его тут же вернул на место Корней Константинович.

— Второе предупреждение! Ещё раз, милейший, и вы…

— Это что тут происходит⁈ — послышался женский голос.

Я не успел опомниться, как ко мне подскочили со спины, потащили за заложенную за спину руку, а затем я увидел Аллу, которая набросилась на Лукьяна, молотя его кулаками и сумкой.

— Ах ты! Дрянь такая! Козлина! Ты чего удумал, купчишка⁈ На Дарчика полез! Я тебя сама сейчас урою!

Сергей немного грубо оттащил её в сторону.

— Алла Петровна, вы мешаете честному поединку, к тому же это небезопасно!

— Алка, я его сам вызвал на дуэль, — пояснил я. — Позволь мне закончить дело.

Корней Константинович засмеялся.

— Я бы мог засчитать техническое поражение Лукьяну Гавриловичу, поскольку он был избит во время дуэли, как я понимаю, объектом выяснения отношений. Но, думаю, следует завершить дело.

— Не смей! — рявкнула на меня Алла. — Это опасно! Иначе!! Иначе я тебя брошу!

— Сейчас всё равно мой удар, — усмехнулся Лукьян и буквально прыгнул на меня, широко размахнувшись ножиком.

Я склонился назад и влево, пропуская лезвие прямо над своим лицом. Моя рука с оружием пришла в движение практически инстинктивно, описав длинную дугу через всё туловище Лукьяна — от левого бока до правого через живот.

— Третья кровь! Господа, дуэль завершена.

Мой противник заорал от боли, кровь потекла по коже. Но я рассчитывал силу удара — я вовсе не планировал выпускать ему кишки, и рана была поверхностная. Алла же бросилась ко мне на шею.

— Лекарь! — скомандовал Корней Константинович, взглянув на меня. — Иначе лишу премии.

— Сначала он должен прилюдно извиниться, насколько я понимаю.

— Прости, — поджав губы, сказал Лукьян.

— Перед ней! Ты оклеветал её.

— Прости… Алла Петровна.

Я получил поцелуй в щёку, затем мне шепнули:

— У меня идея возникла.

Затем Алла ушла, откуда-то появился складной стульчик, на который водрузили раненого. Синяки, разумеется, я лечить не стал. Ограничился раной на животе и на руке. Коленную связку срастил лишь частично, шепнув:

— Это тебе на зрение. Похромаешь теперь недельки две.

— Да не хотел я тебя ослеплять! — отвёл глаза Лукьян. — Так, дрался, как учили. Меня учили так драться, понимаешь!

— Подло? — усмехнулся я.

— Хитро! Без хитрости в нашем купеческом деле, сам понимаешь. Вылечи, а?

— Сходишь ко врачу, связку сам залечишь.

Затем я «починил» себе бровь и подбородок и отправился в офис. По дороге Корней Константинович обнял нас с Лукьяном, идущих рядом, за плечи, и сообщил.

— Ну что, голубчики. Участие в дуэли. Прилюдное. В рабочее время. С коллегой. Это ж… минимум увольнение. Максимум — уголовка, так?

Я поймал испуганный взгляд Лукьяна, после чего услышал смех Сергея.

— Сейчас он скажет…

— Что вы мне будете отрабатывать. Самые жуткие, отвратительные заказы. Тяжёлые. Неудобные и безденежные. С клиентами с самым низким рейтингом! Чтобы никаких чаевых!

И понеслось. До обеда прилетел заказ в психиатрическую клинику в Бирюлёво, куда я отвёз аккумулятор. Затем — в Звенигороде, с полубезумной графиней, которой пришлось везти в одиночку огромную картину, которая влепила кол и едва не натравила на меня псов за то, что я порвал уголок упаковки. За два заказа я умотался так, что совсем позабыл про сказанное Аллой и на обратной дороге до офиса я даже не понял, зачем она мне звонит.

— Я в лапшичной «Папа Чао», на Годуновской. В квартале от конторы. Приезжай!

По игривому тону я понял, что меня ожидает приключение.

Глава 18

Я попросил таксиста проехать ещё квартал, расплатился. Алла уже ждала меня внутри за столиком рядом с окном и второй раз за день обняла меня, а затем набросилась с кулаками.

— Ты защитил мою честь! Ещё никто не защищал мою честь! Но не смей больше подвергать себя опасности!

Сграбастал её посильнее, чтобы сбавила обороты, успокоились, сели. Кафе было полупустым, к нам тут же подскочил официант — худой рыжий парнишка, наверняка крепостной, возможно, даже моложе меня.

— Что будете заказывать, сударь?

Алла покачала головой и предупредила.

— Я тебе уже заказала. Здоровую котлету из баранины. И чай.

— Не очень люблю из баранины, — признался я. — Но пока ничего, спасибо.

Официант вернулся на своё место. Алла коснулась руки.

— Ну, можешь и не есть, если не голоден. Я не за этим тебя сюда пригласила. В общем, я иду попудрить носик.

Она подмигнула и ушла куда-то в конец зала. Я подождал две минуты, три, четыре, пять, пока, наконец, не сообразил, что в этом-то и заключался её коварный план. Отправился к туалетным кабинкам — в коротком коридоре было две двери, одна была приоткрыта, а вторая закрыта. На всякий случай дёрнул за ручку — дверь тут же открылась и цепкая рука затащила меня внутрь буквально за шкирку. Жаркий поцелуй, пальцы, расстёгивающие пуговицы на груди и молнию на брюках. Она стянула свои брюки сама, затем мне в лицо полетело её нижнее бельё. После она развернулась ко мне задом и опёрлась о туалетный бачок.

Подобные эксперименты остались в далёком прошлом, но я же снова молод, не так ли? Туалет в кафе — пожалуй, одно из самых пошлых и вульгарных мест для занятий любовью, если разбирать все публичные места, и я никому не порекомендую заниматься этим в подобных условиях. Риск, что засекут, конечно, может быть как минусом, так и плюсом, усиливающим ощущения из-за чувства опасности, гораздо больший дискомфорт доставляли мысли, что мы можем что-то сломать или травмироваться. А если учитывать выбранные позы и бессловесные просьбы, я начал замечать лёгкую склонность к насилию, причём обоюдному, что, как правило, говорило о каких-то психологических проблемах. Главным образом, о предыдущих парнях, склонных к подобным извращениям.

Когда-то давно мне озвучили странную и циничную гипотезу — дескать, в жёны лучше всего выбирать девушек лёгкого поведения или около того, тогда брак точно будет крепким. Разумеется, при условии, что подобная девица уже нагулялась. Но мог ли человек нагуляться в двадцать лет? Может ли быть человек в этом возрасте достаточно зрелым, чтобы стать готовым к моногамии? И не наскучат ли нам бесконечные разлуки? Что-то подсказывало, что в этом обществе в двадцать лет случаются, увы, далеко не последние из отношений. Да и Нинель Кирилловна где-то там, в Санкт-Петербурге…

Но, в конце концов, мне удалось выбросить все мысли подальше и просто получить удовольствие — и доставить его, судя по всему, тоже. В конце она вытянула голову вверх и попросила меня покрепче зажать рукой её рот, чтобы было потише, но это не помогло. В дверь туалета настойчиво постучали.

— Сударь, у вас там всё в порядке? — послышался голос того самого официанта.

— Да-да, минуту, — сказал я.

— А где… сударыня?

— М… я тут один, — ответил я, продолжая зажимать ей рот.

— Да? Не заметил, как она вышла, прошу пардоньте.

Мы быстро оделись, договорились шёпотом, что я выхожу один, отвлекаю, а затем выходит она. Прямиком из кабинки я направился к стойке официанта и попросил «Шипучку Имперскую» безо льда и пару кусочков хлеба. Шипучку он налил, а за хлебом заглянул на кухню. В этот момент Алка выбежала из кабинки прямо на улицу, а затем села на столик. Но, как позже оказалось, всё не прошло незамеченным.

Официант, выносивший чек, пришёл весь красный.

— Простите… но я всё видел на камерах. Вы… вместе… заходили. Я должен доложить.

— Вы уверены, любезный? — спросил я. — Слушайте, ну вы же молодой парень, как и я, понимаете, это нормально. Мы ничего не повредили и ничьи моральные устои не задели. Кроме ваших.

— Да я ничего… Но честь девушки! Репутация заведения!

— Про репутацию — мы никому не расскажем, — сказала Алла и полезла в сумочку. — А за честь девушки этот юноша сегодня дрался на дуэли. Так что, пожалуй, я добавлю вам чаевых. За беспокойство.

В конверт со счётом легло пять рублей — примерно вдвое больше, чем сумма заказа.

— Так нельзя… — ещё больше раскраснелся официант.

— Если у вас есть достаточное количество времени и сил, чтобы разбираться с этой ситуацией официально, то — давайте, позовите администратора.

Парень колебался ещё минуту, но деньги всё же забрал.

— Приучаешь молодёжь к коррупции, — усмехнулся я. — Это же, фактически, взяточничество.

— Да! Отличная у нас пара — взяточница и дуэлянт!

В конторе нас ждали куча бумажной работы и ещё пара заказов — благо, ближних и вполне простых. Под вечер Корней Константинович позвал меня к себе.

— Я решил расставить точки над i. Надеюсь, ты понял, почему я вас спровоцировал на дуэль?

— Понял, Корней Константинович, — кивнул я. — Вы поняли, что это неизбежно. И вам было важно, чтобы это происходило где-то на нашей территории, под вашим контролем, наименее опасным оружием, чтобы вы видели и могли прийти на помощь в случае чего. Это значит, что мы с Лукьяном вам важны как сотрудники. Я ценю это.

Начальник усмехнулся.

— Ты умный, Дарька. Интересно, долго ещё у нас задержишься?

— Мне всё нравится.

— Ещё один момент — выноси все личные отношения за пределы офисов. Целуйся дома. Особенно учитывая, что у нас много молодёжи, и это морально разлагает коллектив. Алла — девушка интересная, и новых конфликтов с Лукьяном нам не нужно. Сейчас ещё Коскинен придёт…

— О, Тукая взяли? — оживился я. — Я бы хотел с ним работать.

— Пока что основным напарником у тебя будет Лукьян. После случившегося вам нужно наладить отношения.

— А если он будет пытаться меня убить? — усмехнулся я.

— Не будет. Я с ним уже провёл беседу. Намекнул, что либо переведу в Коломенский филиал к дедам-маразматикам, либо здесь, у тесной кормушки, но по правилам.

Вечером, уже выйдя из конторы, Алла спросила:

— Куда? Ко мне, или к тебе? Или кутить?

— Ох, Алка, дела. Дома надо прибраться, ко мне ещё с Филиппин товарищ приехал. Я приеду — но не раньше полуночи.

— Кто она? — меня толкнули в бок.

— Российская Федеративная Империя, — вздохнул я.

— Ого! Дела государственной важности? Ты так и не рассказал, почему задержался, и где на самом деле был.

Я обнял её за плечи, прижал.

— Я расскажу, обязательно расскажу.

Похоже, она всё поняла и не стала допытываться. Приехал домой, там ждали достаточно приятные новости. Сид рассказал, что Эрнесто собеседовался на учителя испанского в интернат имени М. Ю. Голицына — ближайшую богадельню для одарённых детей низших сословий.

— Представляешь, там все учителя — бывшие бездомные крепостные. Зарплаты поэтому копеечные, но для старика — очень приятная работа, к тому же, практически по специальности. Сейчас сидит, программу штудирует, ждёт решения. Ну, а ты как съездил?

Я рассказал практически всё про Ануку. Без особых подробностей и без концовки — про Андрона и переход через миры. Благо, Сид не спросил про обратный рейс самолёта, посчитав, что другого средства так быстро добраться не могло и быть.

— Мне кажется, место удачное. Другое дело, что одни мы с Искандером не справимся. Не защитим.

— Ну, я работаю над этим, — кивнул я.

За разговором я чуть не проворонил девяти вечера, пока, наконец, не услышал гудок машины у ворот. Там был всё тот же чёрный лимузин с хмурым водителем.

— Мне сказано доставить вас в особняк Леонарда Эрнестовича, — сообщил он.

Сид высунулся из окна, кивнул — мол, всё ли в порядке.

— Я скоро, — сказал я.

По правде сказать, я сам не знал, скоро я, или нет. Я был почти уверен, что меня буду спрашивать про Ануку, что они уже всё знают, или что будут допытываться о местонахождении. Но миновав три слоя охраны и оказавшись нос к носу с Леонардом Эрнестовичем я был слегка удивлён.

— Итак, голубчик, мне нужно доставить товар… — с ходу начал он.

Мы уселись всё в той же полуподземной комнате рядом с камерой, в которой они допытывались до меня по поводу дневника. Комната дознания теперь преобразилась, причём весьма неожиданно. Теперь она была оформлена не то в турецком, не то в среднеазиатском стиле, с цветочными орнаментами, приятной зелёной подсветкой. Чуть поодаль, вокруг топчанов, стоял здоровенный кальян и лежали фрукты, мы же сидели за небольшим пустым столиком на низкие тростниковые стулья.

— Какой именно, Леонард Эрнестович?

Он неспешно разлил принесённый слугой зелёный чай по пиалам. Я предположил, что это будет что-то не сильно законное. Чуть ли не наркотики, упрятанные в артефакты. Интересно, случалось ли подобное у моих коллег?

— Нечто весьма деликатное.

— Леонард Эрнестович, я понимаю, что не в том положении, чтобы отказывать вам, но замечу, что если там что-то противозаконное — это противоречит моим принципам.

— Нет, Эльдар Матвеевич, мы не нарушим никакого законодательства. Пожалуй, я зайду немного издалека. Я обратился к вам по нескольким причинам. Во-первых, до меня дошли известия, касающиеся вашей операции по вызволению одарённой крепостной. Куратором был не я, и детали мне неизвестны. Однако установлено, что вы проявили самоотверженность и мужество.

Я рискнул перебить.

— Вам известно что-нибудь о Станимире? Он жив?

— Я не располагаю информацией, — покачал головой Голицын-младший. — Угощайтесь чаем. Женьшеневый улун. Весьма полезен для мужских энергий. Хотя, надо полагать, у вас с этим и так всё в порядке?

— Судя по той информации, которой я располагаю — да, — кивнул я, выдерживая официозный тон.

Голицын засмеялся. Я попробовал чай — несмотря на жиденький цвет, аромат и вкус были настолько яркими и насыщенными, что в голову ударило не слабее, чем от креплёного вина. Когда-то я разбирался в сортах и решил на всякий случай блеснуть интеллектом.

— Нотки шоколада и орехов. Низкогорная маоча… Фуцзянь, внешний Аньси.

Впечатление я произвёл.

— Ого! Неплохие познания. Признаться, точное место сбора даже я не назову. Собственно, вернёмся к теме обсуждения. Несмотря на то, что я не до конца знаю детали произошедшего, мне поручено уточнить у вас некоторые подробности. Анука Анканатун была вывезена вами из соображений личной выгоды? Либо вы преследовали цели процветания и мира?

— Скорее второе, — кивнул я.

О том, что истинной конечной моей — а теперь и Ануки — целью было уничтожение мира, я тактично умолчал.

— Нам известно направление, в которое вы её отвезли. Однако неизвестно точное место. Мы определённо выясним это позже и без вашей помощи, если это потребуется. Однако пока нам достаточно убедиться, что она оказалась в безопасном месте, о котором знаете только вы. Вы позволите?

Он протёр пальцы салфетками и потянулся ко лбу.

— Думаю, у меня нет выбора.

— Будет легче, если вы вспомните её и изолируете меня от лишних воспоминаний.

По правде сказать, это получилось чуть лучше, чем в прошлые разы, но разум как всегда сперва немного поиграл прежде чем выдать нужную информацию.

Сегодняшний секс с Аллой. Внедорожник «демидовских» бандюков по дороге из Архангельска. «Забавный случай» с Верой. Фотография Нинель Кирилловны в кружевном белье. Горящая баронесса в подвале адмиральского особняка. Драки. Ещё драки. Утренняя дуэль, скользящее по моей коже лезвие ножа. Перестрелка на пирсе — наконец-то здесь я сосредоточился на Ануке. Всплыло её лицо в деревянном домике в глухой татарской деревушке, совместная трапеза за большим старым столом, рука бабушки, погладившая её по плечу.

— Мне кажется, всё в порядке, — неожиданно прервал транс Леонард Эрнестович. — Я увидел, что хотел, и увиденным удовлетворён.

Он быстро налил полную пиалу чая и жадно выпил. Я выждал, разминая мышцы вокруг глаз — почему-то после такой процедуры они всегда очень сильно напряжены.

— Итак, о доставке, — напомнил я.

— Погодите, сейчас я вас подведу к основной мысли. Да, пока я не забыл — у вас отличный вкус, Эльдар Матвеевич, мда. Вы уж извините, издержки процесса. Насколько вы знаете, вы были в районе двухсотого места в очереди на статус посвящённого в Обществе. Но указанные события перевели вас в район первой тридцатки.

Он выдержал многозначительную паузу.

— Вероятно, это как-то поменяло мой статус? — предположил я.

— Да. Мы засчитали спасение Ануки Анканатун как абитур. С данного момента вы — интерн. Вам предстоит несколько инициационных заданий. Я буду вашим наставником. Вы сейчас должны выразить согласие.

Я подумал пару мгновений и кивнул.

— Так понимаю, наш с вами договор предполагает какие-то права и обязанности сторон?

— Да, разумеется. Вероятно, вам уже понятно, что один из основных принципов Общества — не оставлять материальных свидетельств его работы. Никаких книг, свитков, схем и прочего. И никаких датэйев на рихнере. Всё удаляется, сжигается и так далее.

«Датэй» — местное название «файла», вспомнилось мне.

— Только память, — кивнул я.

— Да. Устный пересказ, передача зрительных образов, максимум — временные записи, которые тут же уничтожаются. Либо схемы, которые… не важно. Поэтому я могу вам сейчас долго пересказывать то, что вы должны делать, и что не должны, но я в определённой степени ленив, потому ограничусь парой моментов. Вы не должны врать о результатах и подробности миссий. Враньё наставнику — мгновенное изгнание с предварительной очисткой памяти или, если не получится, другой формой нейтрализации. Вы не должны играть двойные игры. Это автоматически — нейтрализация. Ну, и третье — вы обязаны помогать всем членам Общества, если они требуют помощи. Всем, включая кандидатов. Если, конечно, это не представляет риск для других посвящённых.

— А права?

— Вправе попросить помощь. Вправе знать ещё одного и коммуницировать с ещё одним членом Общества на случай, если с наставником что-то произойдёт. Или если наставник окажется вдруг предателем…

Леонард Эрнестович хитро улыбнулся. Я в ходе разговора изучал его мимику, реакции и пытался понять, смогу ли я ему доверять. И сделал вывод, что подобные люди слишком сложны и слишком умны, чтоб это можно было понять по простой невербалике.

Что ж, придётся доверять — иногда это бывает необходимым для правильного и быстрого принятия решений.

— Как я узнаю, что человек в Обществе?

— Есть ряд ключевых фраз. Вы узнаете их после. В крайнем случае, люди упоминают об «некоей организации», либо задают вопрос о ваших способностях и одновременно с этим поправляют воротник — вот так.

Я вспомнил этот жест, это совершенно-инстинктивное движение, но почему-то в некоторых случаях оно прямо-таки отпечатывалось в памяти. Я видел его у того врача-уролога в Дальноморске, за покерным столом, видел и ещё у кого-то…

— Летов! — неожиданно осенило меня. — Летов — тоже в Обществе?

Леонард Эрнестович слегка опешил, затем покачал головой.

— Как вы понимаете, интерн пока ещё не может знать всех членов и подробности структуры. Позже, мой друг, не спешите. Итак, мы подошли к сути первого задания. Конечно, для доставки дорогих грузов у меня есть свои люди в Курьерской службе помимо вас. Однако, во-первых, задание деликатное, и лишние знать не должны. Поэтому именно вы исполните свой профессиональный долг. Произведёте доставку груза, изготовленного моим личным артефакт-мастером для моего дорогого троюродного братца. Графа Голицына-Трефилова, Спартака Кирилловича.

— Куда? И что именно?

— Скажем так, это запакованный элемент мебели. А куда — в город Голицын-Южный, — вздохнул мой наставник.

Возникла небольшая пауза, в ходе которой, судя по всем, я должен был изобразить удивление и как-то прореагировать. Вероятно, я должен был сразу сообразить, что это за город, для чего он, и где, но понял, что ничерта не могу вспомнить.

— Мне очень стыдно, Леонард Эрнестович, но мои познания в географии до сих пор весьма скудны, мне всегда не везло с преподавателями…

— Аустралия, мой друг. Центральная Аустралия. Колония на берегу внутреннего Оранжевого моря, центр нефтегазовых промыслов. Важный пункт строительства Трансаустралийской железной дороги, призванной связать север и юг. Наш фамильный город, можно сказать. Добраться очень тяжело. Вы пейте, пейте чай, остынет.

— Когда?

— Через полторы недели, в понедельник. Командировка будет долгой, неделя, а может — и две. Рекомендую утрясти все дела.

И я принялся их утрясать.

Глава 19

Когда работаешь пятидневками, или с ненормированным рабочим днём, то на жизнь остаётся всего три-четыре часа в сутки. И грустная правда жизни состоит в том, что очень важно прожить их в балансе между целями и возможностями. Так, чтобы, одновременно, приблизиться хотя бы на шажок к выполнению каких-нибудь неведомых высот, и чтобы одновременно качественно отдохнуть, оставив себе время для работы.

Примерно так я и жил последующие дни. Успел сходить на одну тренировку к Барбару. По ребятам, с которыми мы дрались против аббисов я уже несколько соскучился, и они приняли меня вполне спокойно.

— А где Алишер? — спросил я, не заметив заводилу.

— Мокрое дело, — сказал Ленни. — Мы тут ходили сутенёров гасить… перестарался. Залёг на дно.

Быть в банде народных мстителей становилось всё более и более рискованным, но тренировку я закончил. В конце концов, выход в тёмный мир столицы тоже может когда-то пригодиться.

В этот же день переговорил и со знакомым полицейским, записавшись на одно занятие и сдачу на права. Поздно вечером поехал к Алле — сели смотреть сериал, какую-то странную бразильскую мыльную оперу про девятнадцатый век, но просмотр быстро перешёл в исследование различных подходящих поверхностей в её тесной квартирке. Больше всего мне понравился подоконник, он оказался идеальным по высоте и в достаточной степени широким, чтобы спина Аллы не касалась холодного стекла. В один из моментов я почувствовал, что кожа на пальцах и губы резко леденеет, отстранился, но всё быстро прошло.

— Всё в порядке, — заверила она. — Я уже научилась. Это ты меня научил!

Когда мы лежали, уставшие, она заговорила про свою матушку, живущую на противоположной окраине Москвы и явно намекнула на необходимость знакомства с родителями. В такие моменты я даже слегка пугался — неужели всё настолько серьёзно? Потому решил пока спустить на тормозах.

В пятницу вечером пожаловал к маман. К ней в усадьбу как раз доехал Серёга Пельмень и довёз мою красавицу, «Атлант-67». Парню маман сняла комнатушку в достаточно неплохом жилищном комплексе для крепостных на границе Москвы и Подольска, в километре от метро. Фёдор Илларионович тут же принялся проверять и нахваливать машину, сообщил, что у его двоюродного брата, мещанина, в юности была такая же, и «все барышни были его».

В субботу выяснилось, что день рождения у Сергеевой, Зинаиды Сергеевны, и Сид предложил приехать, подарить новый кухонный агрегат и что-то из мелочи. Заехали в супермаркет, приехали и посидели — встретили нас с радостью, угостили чаем и пирожками с абрикосовым вареньем.

— Полное ощущение, что побывал у родной бабушки, — признался я Сиду по дороге обратно.

— Ты помнишь своих родных? Ну, настоящих.

— Нет. Уже всё перемешалось. Все родственники во всех мирах плюс-минус одинаковые.

— Вообще… как всё это устроено? Что из себя миры представляют? Струны? Какие-то огромные пузыри?

— В логическом плане — Древо…

Я коротко рассказал ему то, что знал, не упоминая, конечно, про Бункер. Но на этот раз он приблизился очень близко к теме, вспомнил и про лифтёров, и про «спецслужбу», и про мою «инспекцию», которой я решил прикрывать перед самыми близкими своими соратниками истинные цели миссии.

— Так кто у тебя начальник? Неужели…

— Я не знаю, — сказал я. — Он точно не создатель всего сущего. Человек. Ну, или когда-то был им. Откуда — неизвестно. Просто короткий диалог перед тем, как переродиться.

— Серьёзно. А убить он тебя может? В смысле… ну, насовсем.

— Может, судя по всему, — кивнул я. — Поэтому я не хочу оплошать. Должен… всё выяснить и проверить.

— А о результатах как доложишь? Через эти самые лифты? Через лифтёров?

— Да. Через них. Кстати…

Я сделал паузу и решил всё-таки сообщить эту информацию.

— Объявился лифтёр. Помнишь, я говорил, что он однозначно будет из моего ближнего окружения? Это Андрон. Его заменили лифтёром в Дальноморске.

Сид едва не врезался на ближайшем повороте.

— Андрон⁈ Это ж… не может быть. Мы же с ним ходили на концерт «Кровавых охотников за бюрократами»!

— Вот, примерно после этого.

— Грустно. Теперь, получается, так больше никогда и не потусим, на концерты не походим. Кстати, тут на неделе приезжает Тарагупта. Мы с ним, Софьей и Осипом на люмпен-польковый фестиваль уезжаем в Сергиев Посад. Так что в следующую пятницу — пропаду. Или — хочешь с нами?

— Хочу, но, боюсь, не могу. Скоро командировка… Позже, когда-нибудь — наверное.

На следующий день Алка потащила меня не то в поход, не то на прогулку по Воробьёвым Горам. Лесопарк в центре Москвы был достаточно обширным и весьма благоустроенным, а по климату и флоре больше напоминал какие-нибудь Карпаты или южные склоны Альп. Я снова ждал приключения. Сначала мы шли по весьма людном маршруту, по асфальтированной тропинке со скамейками, урнами и редкими ларьками с разными закусками. Затем свернули в лес, по широкой, но уже грунтовой и менее людной дорожке.

— Так, я знаю более короткий путь, — сказала Алка. — Вот там пара поворотов, и будет выход их парка к метро.

Потом свернули на тропинку, потом ещё на другую, совсем непролазную.

— Ой, я заблудилась! — она бросилась мне на шею. — Что делать, нас теперь съедят волки!

Вышло несколько наигранно, но забавно. Разумеется, я решил подыграть.

— Пожалуй, нам нужно немного отдохнуть. Смотри, вон неплохая полянка. С цветочками.

— Да, отлично, я как раз взяла большое полотенце. Я решила… попробовать новое. Я ещё так ни разу не делала никому.

Она подвела меня поближе, усевшись на полотенце по-турецки. Её лицо оказалось ровно на уровне ширинки, и я уже понял, что сейчас произойдёт.

— Ты уверена? Не… отморозишь мне?

— Уверена!

Звякнула молния моих брюк. Я уже был готов, и Алла начала всё делать быстро, словно боясь, что заметят. Прервалась, сочно причмокнув, сказала:

— Он такой горячий! Даже если у меня начнёт навык — ему вряд ли что-то угрожает…

К своему стыду, я тут же вспомнил тот случай на трассе от Архангельска. И если сравнивать умения — увы, у той бандитки Веры всё получалось куда успешней. Впрочем, это делало только честь Алле, и её слова о том, что она впервые занимается оральным сексом выглядели правдоподобно. Конечно, заниматься этим в парке — попахивает небольшим извращением, с другой стороны, на свежем воздухе дышится куда легче, а тропинка была настолько глухой, что шанс быть обнаруженными был близок к нулевому.

Но он оказался ненулевым. В самый разгар процесса Алла вдруг приостановилась и взвизгнула:

— Кто-то идёт!

После чего спешно меня застёгивать и приводить себя в порядок. Послышался шелест в кустах, и на полянку выбежала собака, рыжая, похожая на лайку, но с пушистым полосатым гребнем на спине. Понюхала нас, повиляла хвостом и убежала обратно.

— Драконовая собака! — воскликнула Алка. — Дорогущая! Я бы хотела такую собаку.

Закончить процесс в лесу так и не получилось. По дороге она допытывалась, почему я не удивился драконовой собаке. Увы, это особенность жизни в первый год после вселения — сколько бы не был похожим мир на предыдущие, незнание мелочей в местных реалиях иногда вылезает совсем в неожиданном месте. На самом деле, я уже несколько раз думал ей рассказать свою тайну, но каждый раз менял решение. К тому же, у меня уже был один человек, которому я — правда, не совсем по своей воле — рассказал почти всё. Нинель Кирилловна знала, что внутри моей черепной коробки сидит другой разум. И пока это ни к чему хорошему не приводило.

Следующая неделя началась с прихода Тукая Коскинена. Встретили его радушно, на обеде рассказали про свои командировки, он рассказал про свои — в консульство в Новом Люксембурге, который на Новой Гвинее, и в Баку, в Закавказскую Федерацию. Я заметил, что Самира смотрит на него с ноткой обожания. Я даже почувствовал небольшую ревность, хотя разумом понимал, что так будет лучше и мне, и ей. Интерес ко мне у нашей темнокожей коллеги вполне очевидно был, и после той игры в карты я опасался ненужной конкуренции с Аллой. Всё-таки, излишнее женское внимание к своей персоне может вредить карьере.

Вечером сходил на занятие по вождению. Колесили по коттеджному посёлку на окраине Москвы. Я чувствовал, что навык вполне восстановился — переключал скорости, ускорялся, включал поворотники и прочее я вполне без указаний инструктора.

— Ну, теперь налево, и выезжай, только притормози…

И мы достаточно неожиданно для меня выехали на Рязанский Радиус. И тут началась лёгкая паника — я совсем не был готов к скорости под сотню.

— Левее! Осторожно! Этот козёл сейчас перестроится! Теперь другой ряд, нам не туда! — орал инструктор.

Признаться, я чудом ни разу не врезался и не поймал бортом от проезжающей мимо фуры. В конце концов, я понял, что готов как минимум к более спокойным поездкам, а значит — могу попробовать сдать.

Во вторник была пара заданий с Лукьяном. Задачу, поставленную Кучиным, мы вполне себе выполняли — в прямой конфликт больше не вступали и ездили, в основном, молча, лишь иногда общаясь о чём-то отвлечённом.

В обед в офис прикатил Аркадий Сергеевич с закатанным окровавленным рукавом. На руке виднелись четыре характерные дырки от укусов.

— Собака? — спросил подбежавший Кучин.

— Если бы! Рысь домашняя.

Женский коллектив дружно заохал и запереживал.

— Бери отгул, езжай в травматологию, Аркадий Сергеич, — скомандовал Кучин.

— Нахрена! Чтоб я и к эскулапам? У нас лекарь теперь в отделе. Ну-ка, где он?

Он направился ко моему столу и хлопнул вытянутую руку на стол прямо передо мной.

— Полечишь?

— Попробую.

— Стоп-стоп! — скомандовал Корней Константинович. — Вы как будто-бы не в бюрократической организации работаете! Во-первых, где у нас Луиза Даниловна? Тщательно зафотографируйте и задокументируйте, для отчётности и для «Курьерского вестника», я потом девочкам в московскую редакцию материалы перешлю… Дескать, какая у нас талантливая молодёжь, экономит бюджетные средства медиков. Во-вторых — распечатайте хилерскую и подпишите оба. И договор о премиальных. Можно — после процесса.

С одной стороны, было приятно вниманию руководства, с другой стороны — излишнее внимание к моей персоне сейчас могло быть совсем некстати.

— Может, не надо меня в газету? — попросился я. — А то хилеров не так много. Перехантят меня ещё куда-нибудь.

— Что сделают? — не понял шеф.

— Переманят, — хмуро ответила Луиза Даниловна. — Охотники за головами.

— И то верно. Отставить фотографирование. Просто короткой строчкой новость пустим.

Руку я вылечил, договор «о добровольном лечении сенситивными методами» я подписал.

— Спасибо, — сказал Аркадий Сергеевич, пока отпаивал меня чаем в кухонной зоне — пить хотелось после процесса неимоверно. — Я тебе бы даже из своих отстегнул, если бы Корней не решился. Ты только не злоупотребляй. Хилить нельзя больше пары раз в неделю — а то потом крыша съедет.

Действительно, нервное истощение после подобных действий было не хуже, чем после бурной ночи. Вечером выяснилось, что в среду у Самиры день рождения — двадцать четыре года.

— Она переезжает от родителей, — сообщила Алла. — Мы решили скинуться, чтобы хватило на мебель и необходимое.

— У неё же отец — консул, или вроде того? — нахмурился Лукьян. — Зачем ей…

— Не хочешь — не скидывайся! — огрызнулась Алла. — Не у всех такие хорошие финансовые отношения с родителями, как у тебя.

Скинулись по три рубля — вся молодёжь, включая Коскинена и Леонида — сравнительно молодого парня, но с которым я до этого почти не пересекался из-за разного графика отпусков и командировок.

В среду состоялась пьянка. В карты в этот раз не играли, а играли в какую-то длинную бродилку на карте Новой Гвинеи, в которой на каждом проигранном шаге, в котором твоего персонажа съедают людоеды, предполагалось выпить.

— Слегка расистское, но что есть — то есть, — кивнула именинница.

Выиграла Алла, оставшись наиболее трезвой, а я пришёл вторым. Не повезло Леониду и Коскинену — первый ушёл до такси, едва шатаясь, а Коскинен то ли что-то наколдовал, то ли принял волшебную пилюлю, и прощаясь был уже трезв, как стёклышко.

— Самира клёвая! — сказала Алла на обратной дороге, в такси. — Я б даже с ней вместе пожила. Знаешь, есть такой «калифорнийский брак», изобрели студентки из Сан-Франциско. Когда ничего такого противоестественного, всё чинно и только с мужчинами, но совместный бюджет и разделение домашних обязанностей. А то, знаешь, надоело одной уже жить.

Она характерно поёжилась, ожидая моего ответа.

— Посмотрим, — обезличенно заметил я. — Тоже надоело. Тесновато у меня, это да. А так бы…

— А ты бы хотел с нами обеими пожить? — Алка толкнула меня в бок. — Не калифорнийский, а как там правильно… люксембургский брак! Признайся, ну признайся! Хотел бы, да? Одна ужин готовит, вторая форму гладит. Вечером в обнимку все втроём сериал смотрим…

Это был один из тех женских вопросов, ответ на который напоминает хождение по минному полю. Впрочем, настроение заставило быть плохим сапёром.

— Ну, ты мне, конечно, всех милей, но было бы величайшим лицемерием отрицать такую тайную мужскую фантазию.

— Ах так! Тогда едем к тебе. Сейчас тебя за это проучу.

В общем, мы поехали в мой домик, где снова так толком и не посмотрели сериал. Честно говоря, я даже удивился, как подобное выдержала моя дешёвая кровать. Я заметил, что в моём доме она не стесняется быть громкой даже при Сиде, который всего в двадцати метрах, через две тонкие стенки.

— Что это у тебя такое в саду? — спросила она, посмотрев в окно. — В прошлый раз не было.

— Баня. Сид купил. Ещё не пользовался, насколько знаю.

— Пошли в баню. Мне интересно.

Побежали по мосткам, завернувшись в простынки и одеяла. Внутри всё оказалось в опилках, но нас это не смутило. Домой на этот раз Алла не поехала. Просыпаться в обнимку с юной девою — занятие крайне прекрасное, правда, от этого я впервые в этом мире чуть не проспал на работу.

А день был ответственный — вечером я собирался сдавать экзамен на вождение. Как назло, выпала доставка в имение трёх защитных статуэток заместителю министра внутренних дел губернии, князю Давыдову. Цена заказа была обозначена — двенадцать тысяч рублей, насколько я мог запомнить, рекорд. В одиночку такие грузы не транспортируются, потому меня отправили сопровождающим вместе с Серафимом Сергеевичем и двумя крупными приставами-грузчиками. Ехали на бронированном служебном автомобиле, в таком мне доводилось кататься всего несколько раз. Да и с курьерами старших поколений доводилось до того кататься всего пару раз.

— Ну, как, нравится? — спросил Серафим Сергеевич.

— Что именно? Работа? Вполне.

— Не засиживайся, — усмехнулся он. — Я так наблюдаю. Парень ты способный, да и навыки проснулись. И в дипломатии сгодишься, и в разведке.

— Прошу прощения за нескромный вопрос — а почему вы с братом здесь? А не в перечисленных ведомствах.

— Был я… Помощником консула в Сиамском Калимантане. Затащили в одну мутную схему с Петринским губернатором, как сейчас говорят. Филиппинские души, понимаешь, о чём я? Может, слышал про скандал в девяносто восьмом. Тогда всё и вскрылось.

— Примерно, — кивнул я. — Хотя — вру. Я тогда был ребёнком.

— Ну… с Калимантана деревнями целыми местных увозили на Филиппины, чтобы там как крепостных регистрировать. Чтобы им льготы были. А потом деньги со счетов на свои переводили. Потом ссылка на Гуам. Почтмейстером. А брата спустя пару лет — на Каледонию. За пьяный дебош, губернатора ударил на банкете. Ну, три года — и тут работаем. Почти десять лет уже.

Имение располагалось далеко, в Можайске, на холме. После долгого серпантина между лесопосадок и заборов мы упёлись сначала в одни ворота, потом в другие… Два пункта досмотра и охраны — впрочем, к такому я уже был привыкший. Затем открылся вид на усадьбу, она оказалась больше похожа на небольшую башню-пагоду, высоченная, в шесть этажей. Внутри оказался лифт, и я даже слегка вздрогнул, когда мы впятером — вместе с камердинером и двумя грузчиками — втиснулись в него.

Не люблю тесные лифты.

— Хм, три подземных этажа, — обратил внимание Серафим Сергеевич, взглянув на пульт. — В прошлые разы не заметил.

Я посмотрел и увидел только шесть наземных. Камердинер хмыкнул.

— У вас, вероятно, антииллюзорный навык? Мы слегка переделали систему, и артефактор заверял, что пульт будет невидим для большинства сенсов. Надеюсь, вы не расскажите никому. Иначе…

— Понимаю, понимаю. Жить хочется.

— Я больше не про вас, а про сударей-грузчиков… и про вашего юного стажёра.

Мне с трудом удалось сдержаться, чтобы не сказать что-то обидное. Благо, Серафим Сергеич оговорил:

— Это не стажёр, это весьма способный парень… Недавно ездил в Дальноморск, попал в кучу передряг.

Двери четвёртого этажа открылись прямо в просторный зал для приёма. За столом сидела пара офицеров помладше, а князь рвал и метал.

—…Второй убитый сутенёр в центре столицы за неделю! Причём, парень, которого крышевали демидовские. Явно действует какой-то мститель! Вы почему… — тут он отвлёкся, увидев нас. — Ах, статуи. Здравствуй, Серафим. Ставьте в угол. Сейчас подпишу. Это кто у тебя? Стажёр? Хм…

Он приспустил тонкие очки, вглядываясь в моё лицо.

Глава 20

Признаться, я сразу вспомнил разговор с Ленни в тренажёрке. Глаза офицера сверлили меня, и он произнёс.

— Какое-то знакомое лицо. Где-то видел. Так… Фамилия?

— Циммер. Эльдар Матвеевич, ваше сиятельство.

— А, всё ясно. Вспомнил. Сын Матвейки. Видел в списках. Мы с вами ещё пересечёмся. Наверное. По другим вопросам.

Он потянул воротник. Я сразу вспомнил Голицына и коротко кивнул в ответ. Чаевых зарядили, конечно, не десять процентов от суммы, но сто рублей — половина месячной суммы.

Серафим Сергеевич ехал обратно молча. Меня это насторожило.

— Всё в порядке?

— Ещё бы не в порядке, — Серафим Сергеевич повернулся ко мне, расплывшись в улыбке. — Интерн или кандидат?

— Эм…

— Ладно, молчи, молчи. Не должен. Проходил всё это. У меня вот в двадцать пять не получилось. Стёрли всё из памяти. Потом по крупицам собирал. Ничего, у тебя всё получится.

День подходил к концу, и я еле успевал. Я попросил высадить меня чуть раньше и пересел в другое такси, которое отвезло меня к месту встречи с жандармом-экзаменатором.

— Ну, готов?

— Готов.

Признаться, сдавать столь важный экзамен после тяжёлого трудового дня, ещё и после некоторого стресса во время заказа — была большая лотерея. Но мне повезло. Мне в принципе, как и большинству людей-парадоксов, везёт чуть чаще, чем обычным людям.

— Что ж, экзамен сдан, сударь, — сказал инспектор и пожал руку. — Подпишите. Документ о правах пришлют вам курьерской службой.

По дороге обратно позвонил отец.

— Где она? — спросил он. — Я неделю был не в сети.

— В надёжном месте, отец. Заверяю.

— Ты не понимаешь. Она очень важна.

— Лоза? — спросил я вполголоса. — Станимир упоминал.

Отец промолчал пару секунд.

— Да. Так и есть. Ты знаешь, что это такое? Если знаешь — не озвучивай, просто скажи — да или нет.

— Скорее да, чем нет.

— Ладно. Хотя бы назови область… губернию. Материк, черт возьми. Понимаешь, как только я это понял — пришлось вывести мероприятие уже на другой уровень. Сообщить Пунщикову, Эрнесту.

— Если я назову область или губернию — ты всё поймёшь. Поверь, я хорошо всё продумал.

— Где-то Поволжье, в общем? Хорошо. Я тебе по другому вопросу. Мне звонил Леонард. Значит, его назначили. Не самый худший вариант. Только он слегка ленив, будь готов к этому. И испытания, скорее всего, весьма странные. Тебе уже сообщили, какие?

— Аустралия, насколько могу судить.

— Да, — отец вздохнул. — Примерно так и думал. В общем, я принял решение. На всякий случай я тебе сейчас сообщу номер. Позвонив на него, надо попросить Никиту Сергеевича.

— Хрущёва?

— Хм… Кто такое Хрущёв? — не понял отец.

— Да так… из старого фильма товарищ один.

— Можно и Хрущёва, но для кодовой фразы достаточно и имени-отчества. В течение полчаса, если будет возможность, я позвоню в ответ. С другого, скрытого номера.

— Хорошо.

— Как в целом?

— Только что сдал на права.

— На права⁈ — я прямо через трубку услышал, как у отца округлились глаза. — У тебя же с вестибулярным всё было плохо, тебя за руль нельзя садить было, иначе… Ладно. Поздравляю. В общем, успехов.

И он повесил трубку.

Вечером после успешной сдачи спонтанно закатили небольшое застолье с шашлыками. У Сида была София, Алла тоже подъехала, и они наконец-то познакомились и даже вполне мирно беседовали об одежде и стилях. С мещанками Алла общалась безо всякого снобизма, который при разговоре с крепостными всё же иногда всё-таки вылезал.

В пятницу утром пришла зарплата за полмесяца.

'Платёжный счётъ: 311 ₽ 10 коп.

Накопительный счётъ: 16890 ₽'

В этот раз вышло поменьше, чем после Зеленогорья, и зайдя на ресурс Курьерской службы я понял, что причина — в чаевых.

«Циммеръ Эльдаръ Матвеевичъ. Подпоручикъ. Рангъ: новичок-отличник. Рейтингъ: 4,8 балловъ. Выполненныхъ поручений: 37. Заработано премиальных: 176 ₽, к выдаче: 0 ₽ Характеристики: учтивый (10), скоростной (8), приятный собеседникъ (7), отличникъ (7), удачный выборъ места (2), устранитель препятствий (1)».

С другой стороны, чуял я, следующие задания будут ещё более сложными. И более денежными. Днём было достаточно тихо, съездил всего один раз и вернулся быстро. А вечером к нам подошла Самира.

— Парни, у меня неудобная просьба. Можете вы, или ваши мужики, у кого есть, помочь мебель перевезти? А отцовские все заняты… Я заплачу.

«Ваши мужики», конечно, прозвучало несколько непривычно — какие могут быть мужики у парней, но я вспомнил, что так обычно называют крепостных.

— Прости, родная, я занят, — сказал Лукьян, вызвав смешки у девушек.

— Увы, мы собирались с друзьями играть в покер, мы всегда собираемся два раза в месяц по пятницам, — сообщил Коскинен. — Я могу подсказать отличную контору с грузчиками. Либо позовите наших приставов со склада.

Самира замотала головой.

— У меня отец не доверяет грузчикам, сказал, лучше поищи с работы.

— Я могу, — кивнул Леонид.

— Окей, — кивнул я. — Позову Сида. Далеко ехать?

— Нет, не очень, из Солнцево во Внуково.

— О, так ты моей соседкой будешь! — напросила Алла. — Можно с вами?

В итоге вызвонил Сида — он уже вернулся с подработки и пообещал приехать. Погрузились и поехали втроём до дома Самиры.

— Должна предупредить, — сообщила в дороге Самира. — Моя мачеха была убеждена, что мы с… Эльдаром состояли в случайной связи. Они нас пытались сознакомить в прошлом месяце.

Из-за цвета кожи было незаметно, но по тону было заметно, что она изрядно покраснела.

— Да, Эльдар что-то упоминал такое, — кивнула Алла.

— Ничего такого не было, но постарайтесь не выдать себя.

На удивление, всё прошло гладко — мы приехали в достаточно небольшой коттедж, в котором жил отставной консул. Ворота открыл и встретил нас не камердинер, а сам отец Самиры — худой, сухой темнокожий господин в национальной африканской накидке и достаточно смешных цветных шортах.

— Добрый день, господа. Пройдёмте.

Сид приехал спустя пару минут, вместе с ним потащили мебель в приехавший фургончик. В процессе одной из ходок выбежала Мариам, мачеха Самиры, и завидев меня, всплеснула руками:

— О, Эльдар, как я рада вас видеть? Как вам работается… вместе с нашей дочерью? Она ничего не рассказывает!

— Добрый день, отлично работается, — кивнул я, продолжая тащить стеклянный журнальный столик.

— После переезда возвращайтесь домой, я вас накормлю!

— Спасибо, Мариам, я не голоден, — я покачал головой, хотя голоден не был.

В этот момент Леонид, тащивший стол вперёд спиной, запнулся на пороге ворот и полетел на пятую точку. Столик наклонился, но удержать его на одной мускульной силе я не мог. Я уже зажмурился, готовясь услышать звук разбитого стекла…

Но ничего не произошло. Отпущенный Леонидом край столика болтался в сантиметрах от земли. Обернулся — Мариам за моей спиной стояла с вытянутой рукой, а все мышцы на покрасневшем лице были напряжены, как будто она участвовала в перетягивании каната. Я тут же опустил столик на землю, и она с облегчением выдохнула.

— Столик… Самира с детства его любила… родная мать ей дарила, ещё в Кейптауне.

Отец Самиры тут же подбежал, подхватил столик и помог донести. На дороге до места разгрузки Алла, сидевшая рядом со мной, откровенно дулась. Нельзя сказать, что она мне не верила, но факт и стиль общения Мариам со мной её откровенно задели.

— Поехали в воскресенье знакомиться с мамой, — вдруг заявила она, когда мы сидели рядом. — Думаю, уже можно.

— Хм… У меня командировка в понедельник, — попытался отмазаться я. — Надолго. Хотел провести выходные вместе с тобой.

— Откуда ты знаешь? Вроде бы ничего не назначили ещё.

— Знаю… Скоро сообщат.

— Давай хотя бы на часик заскочим? Ты не бойся, маман не строгая.

— Ну… Давай, — поддался я.

Самира же сидела грустная. Пыталась заговорить о чём-то с Леонидом, но тот отвечал односложно, и в разговоре проскользнуло что-то про «его невесту», после чего интерес явно поугас.

Разгрузили всю мебель быстро. Квартира оказалась куда удобнее, чем у Аллы — двухкомнатная, с отличной отделкой «под ампир». Я взглянул в окно — за окном был длинный сквер, заканчивающийся перелесками, за которыми виднелось моё родной теперь Голицыно.

— Да, удобно, — прокомментировала Алла. — Самира, ты можешь ходить голышом! Как любишь!

— Как вы уйдёте — непременно опробую, — кивнула она.

Когда внести огромную двуспальную кровать, новую, ещё запакованную в плёнку, Самира упала на голый матрас и вздохнула:

— Наконец-то своя комната. И кровать такая огромная! Только потрахаться, простите за мой люксембургский, как не было с кем, так и нет.

Вечером Алла проявляла ревность и откровенно мстила, причём мстить начала чуть ли не сразу, как переступили порог её квартиры. Всё проходило несколько жестче, чем обычно, и на утро субботы я даже попросил Сида помазать йодом царапины на спине, которые вечером мешали спать. Первый выходной мы занимались приборкой в домах и в саду, хождением за покупками и прочими делами.

В обед поступило новое сообщение с того самого незнакомого номера, который писал мне, предлагая перемирие, когда я вернулся из Казани через лифты.

«Ну и чего молчишь?»

Написал:

«Я спросил, кто это — мне не ответили. С незнакомцами — не беседую».

«Евгений это. Я в Москве. Давай завтра в 3? В Лелекае на Волгоградском проспекте. Деловое предложение. Если не веришь — можешь своего слугу взять для компании.»

Немного обдумав, ответил неполным отказом.

«Увы, у меня завтра весь день занят. Надо было раньше. Про деловое предложение — изложи подробнее, может, и заинтересует».

«Жаль», — ответил Евгений.

На том диалог и завершился. А вечером мне написала Нинель Кирилловна. И написала о том, о чём я уже давно опасался.

«Эльдаръ Матвеевичъ, до меня дошёлъ слухъ (отъ Альбины, а у неё — отъ её хахаля), что вы, сударь, крутите интрижку с коллегою по вашей службе. Знайте — видеть васъ больше не желаю, вы мне противны!»

— Си-ид! — рявкнул я, выйдя из домика.

— Чего, барь? — сказал он, выглянув из своей халупы.

Я двинулся с видом, что готов набить морду — конечно, калечить своего соседа, слугу и по совместительству лучшего друга я не планировал, хотя желание такое было.

— Это ты, болтун, Осипу про нас с Аллой рассказал? Нинель Кирилловна всё знает!

Сид нахмурился, почесал затылок.

— Даже не собирался… Ты тише будь, барь! Зачем мне про тебя болтать? Слушай, может… Софья рассказала? Она с Альбиной общается. И на пикнике в четверг была.

Это снимало обвинения, но только отчасти.

— А Софье своей не мог сказать, чтобы помалкивала?

— Так если б я ей такое сказал — она бы точно разболтала!

— И то верно, — кивнул я. — Мда уж. Всё тайное становится явным. Ну и что теперь делать?

— Что делать? Забыть и отпустить. И чего ты спрашиваешь? У тебя что, такое в первый раз? У тебя сколько там этих… жизней было. Наверняка все эти треугольники проходил.

Я вздохнул. Действительно, вопрос на такие темы в адрес простого смертного, коим был Сид, прозвучал очень глупо. Но и я сейчас был всего лишь простым смертным!

— Да, знаю всё это. Не получается, Сид. Видишь, в неё был очень сильно влюблён мой реципиент. Это на уровне тела, на уровне гормонов, феромонов, генетики. Вижу, слышу — и тут же внутри всё кипит. Тут только годами лечится, ну и другими отношениями.

Признаться, в последнее я и сам до конца не верил.

— Полигамное дворянство, — усмехнулся Сид. — У нас, крепостных, всё просто… Одна — на всю жизнь. Правда, не всегда. Но — как правило.

— Ладно, Сид. Это всё лирика. Всё собирался тебе сказать — оставляю тебя за главного на пару недель…

Описал предстоящую поездку, не упоминая о заказчике и целях, Сид всё понял и помог собрать оставшиеся вещи.

Встал в воскресенье я с нехорошим предчувствием. У каждого свои страхи и фобии, их не лишен и человек с тысячелетним жизненным опытом. Боязнь знакомства с родителями девушки во многом противоестественна, и я обнаружил еë а себе совершенно неожиданно для себя. Но неожиданно проблема разрешилась сама собой. В воскресенье утром меня разбудила звонком Алла. Принялась плакаться в трубку:

— Представляешь, я траванулась! Вчера с Викуськой сидели в баре, видимо, там салатик просроченный. Мы никуда не едем!

— Какая досада!

— Нет, ты радуешься! Признайся, ты не хотел никуда ехать!

Она бросила трубку.

Уверенность, решительность и внимательность со стороны мужчины — три столпа здоровых отношений, особенно в таком юном возрасте. Пришлось проявить уверенность и заботливо, решительно перезвонить:

— Что, ты там как? Живая? Помощь нужна, мне приехать? Лекарства, может, привезти?

— Ни в коем случае! Тебе нельзя меня видеть в таком виде! Ко мне уже едет Галя. С лекарствами.

— Это твоя гувернантка?

— Ага. Ты уже спрашивал! У неё только восемь часов в неделю, а она уже прибиралась и готовила, придётся ей заплатить!

— Могу я с тобой посидеть. Чего я там не видел!

— Нет! Всё, пока, я не могу говорить!

Итак, у меня оказался свободный выходной, к тому же Сид уехал, и я остался один на участке. Я потратил его с пользой и максимально-допустимым в моей ситуации отдыхом. Купил вкусной готовой еды, посмотрел документальный фильм — про высадку французов в Швеции во время Третьей Японской. Упоминалось, что там было одно из первых открытых применений сенситивного спецназа, который обеспечивал что-то вроде щита от снарядов.

Вообще, если углубиться в историю, то по всему выходило, что наличие сенсов в обществе вскрылось не так давно: полтора, может, два века назад. Разумеется, они были задолго до этого, но «крестьяне и рабочие» слышали обо всём только в порядке городских легенд. До девятнадцатого века не было средств массовых коммуникаций, а почти все «магические» кланы принадлежали к высшим сословиям общества, и им удавалось успешно скрывать своё существование. Но всё тайное когда-то становится явным, в девятнадцатом веке появились первые республики, и всё больше сенсов и простых людей стало смешиваться. Вскоре о наличии людей, имеющих способности, скрывать стало практически невозможно. И тогда начали преподавать теорию в общеобразовательных школах, упоминать об этом в литературе, произведениях и прочем.

Именно тогда, судя по всему, и наметился отход этой Ветви от Основного Пучка, рядом с которым она произрастала последние тысячи лет.

Затем я почитал про местную Аустралию[1], освежив данные с курсов. Выяснилось много интересных фактов. Я знал, что центральная часть до сих пор считалась спорной и неразведанной, и что в южной части плещется приличного размера Оранжевое море. Открытием оказалась причина их «неразведанности». Оказалось, что центральная часть населена племенными союзами аборигенов, которые, во-первых, были «весьма агрессивны» к европеоидам, а во-вторых содержали «эффективные боевые единицы с сенситивными навыками».

Именно поэтому Голицын-Южный, небольшой городок в самом центре материка, на северном побережье Оранжевого моря, представлял собой самую что ни на есть средневековую крепость, или даже инопланетную колонию, раскинувшуюся посреди жестокой и неблагоприятной природы.

Да и фауна там была более чем интересной. Сумчатых здесь практически не упоминалось. Зато упоминались некие «австралоприматы», «австралохищники», «австралоптероиды».

Я бы читал и дальше, но мне поступил звонок от Леонарда Эрнестовича.

— Добрый вечер, Эльдар Матвеевич. Я думал сперва подъехать, но решил не тревожить и ограничиться звонком. Ну что, сударь, вы готовы к поездке?

— Готов, Леонард Эрнестович, — ответил я.

— В таком случае — последние вводные. У вас будет двое спутников, как того требует закон. Один из них — ваша коллега. Второй — сотрудник нашей артефакторной мастерской, выполняющий роль внедренца и эксплуататора от поставщика. Его зовут Иван Петрович Охлябинин, я сейчас скину вам его телефон. Транспортировка будет до Плотниковска… Да, вы плохо знаете географию…

— Я знаю, столица Новой Кубани и Аустралийского генерал-губернаторства, Леонард Эрнестович. Продолжайте.

— Да. Там к вам присоединится, насколько могу судить, ещё один коллега из тамошнего Особого Отдела, который будет выполнять роль проводника. Последний участок вы преодолеете вчетвером. Всё, в таком случае, я оформляю срочную заявку. Да, последняя рекомендация — рассказывайте о поездке сугубо как о рабочей командировке, ну, понимаете. Успешного пути и хорошего вечера!

— И вам всего доброго.

Отложил телефон. Форма и всё необходимое было подготовлено ещё вчера. Я планировал пораньше лечь спать, но в десять вечера мне позвонил сначала Корней Константинович:

— Спишь?

— Готовлюсь.

— Рано. Пришёл срочный запрос. Кроме того, мне лично позвонил заказчик и сказал, кого следует выбрать для доставки. Тебя. Тебе он тоже звонил?

— Эм…

— Не отвечай! Признаться, это не по правилам. И я должен доложить начальству о коррупции — мало ли, почему он выбрал именно тебя? Аустралия! Собери побольше вещей, походно-пустынного снаряжения и прочего. Если нет — дуй в круглосуточный универмаг, ближайший во Внуково, насколько знаю.

— Да вроде бы всё есть. Корней Константинович, а кто второй? Кто со мной поедет?

— А ты не знаешь⁈ Ха-ха! Пусть тогда это будет сюрпризом! В общем, не спи — собирайся.

Он повесил трубку. Начальство не знало, что я уже давно извещён и собран, поэтому я приготовился спать, хотя интрига, безусловно, собиралась.

Но интрига продлилась недолго. Буквально через десять минут мне позвонил телефон со знакомого номера.

Глава 21

В трубке раздался голос Самиры:

— Эльдарушка, я не знала! Блин! Я правда не хотела, чтобы так вышло.

— Что вышло?

— Ну… Меня тоже на это задание отправили. Мой… Наставник.

Признаюсь, возникла немая пауза. Во-первых, предположить, что мы окажемся в одном отделе, да ещё и в одном наборе с человеком, который также имеет кандидатство в Общество — я не мог. Во-вторых, — не сочтите меня шовинистом, но я попросту не подумал, что в члены Общества набирают прекрасных темнокожих девушек. Все люди, которые входили до этого в Общество — мой отец, Леонард, Станимир — были крепкими мужчинами определённого типажа.

Хотя всё было вполне логично, если подумать, кого удобнее всего набирать в новые члены подобного тайного общества. Это вполне предсказуемо — столичные дворянские рода, причём внеклановые, некрупные, с чистой репутацией и не замешанные ни в каких подковёрных интригах. И, вполне логично, набирать туда тех, у кого сравнительно-высокий процент сечения и имеется открытый навык, а также полезные «общечеловеческие» навыки — например, хорошее знание языков…

Таких, как Самира.

— Так… Тот самый наставник? — на всякий случай переспросил я.

— Да. Нам придётся вместе поехать. Мы как-нибудь Алле объясним, всё разрулим, чтобы она не переживала. И… не ревновала.

— Что уж ревновать. Это работа, — вздохнул я.

— Я тоже так думаю! Ты уже подготовился? Для меня — как роса на голову. Я ещё толком не разобралась с переездом. Тебе не говорили, что именно мы везём?

— Не говорили. Что-то из мебели, вроде бы, но это не телефонный разговор. Знаем, что будет сопровождать представитель поставщика.

— Это я знаю, да. Ладно, в общем… я рада, что ты не гневаешься. До завтра! Спокойной ночи.

«Гневаюсь…» Русский язык у неё был отличный, но иногда вылезали странные обороты.

— И тебе.

Перед сном залез в приложение Курьерки.

«Доставка с сопровождением внедрения. Особый предмет, ценность товара — 17820 рублей (в томъ числе 3320 ₽ — доставка)… Наименование — „Особый предмет, камнерезная мастерская Братьев Охлябининых Универсалстрой“, 32 Кейта, Габаритъ… Весъ — 75,5 кг. Доставку производитъ: Елхидеръ С. О, Циммеръ Э. М., сопровождение внедрения (1 чел.). Адрес: Аустралийское генерал-губернаторство, город с особ. статусом Голицын-Южный, Квартал Административный, 1», Получатель: Голицын-Трефилов С. К., граф'.

Спалось плохо, как это часто бывает перед долгой поездкой, поэтому встал рано, не спеша размялся и подготовил вещи. Сид подвёз до конторы. Приехал за пятнадцать минут до «звонка», Самира уже была на месте с тремя здоровыми сумками, и Алла неожиданно тоже. А Корнея всё ещё не было.

— Значит, шашни решили закрутить! — нахмурилась она. — Почему именно вас вместе⁈

Я пока не определил, шутит она, или всерьёз ревнует.

— Аллочка, так Корней решил, мы ничего не можем поделать.

— Что, никто вместо тебя в Аустралию ехать не хочет?

Самира пожала плечами.

— Я не была ещё в длительных командировках, но знаю четыре языка… Это может пригодиться. Да и генетически к саванне более приспособлена. Наверное, поэтому.

Алла вздохнула.

— Понимаю. Я бы в такую даль не поехала. Это ж сколько туда добираться?

— Четверо суток минимум. И обратно не меньше. И то — я так и не поняла, как от последней точки добираться, может, не по воздуху.

Корней примчался весь взъерошенный и по-утреннему недовольный.

— Так. Началось, как я и говорил. У меня три командировки сегодня. Тукая с Лёнькой отправляю, вас двоих и ещё братьев Сергеичей. Сначала с вами… у вас поважнее будет. Билеты только до Владивостока. Дальше по ситуации, с вами будет сопровождающий от подрядчика, который проконсультирует. Бюджет огромный, не стесняйтесь арендовать носильщиков, ваши хребты мне ещё пригодятся.

На какой-то момент я даже подумал: если не брать в расчёт наше тайное задание от Общества — а зачем тогда мы, если есть совпровождающие и носильщики? Конечно, причин было несколько. Во-первых, желание государства хоть как-то контролировать все движения и перемещения артефактов и дорогих вещей. Во-вторых, в наши задачи входила охрана предметов, то есть мы выступали своего рода телохранителями, причём нашим оружием было не только привычные мне огнестрелы, но и наши навыки. Ну и в третьих — в сложных случаях, как сейчас, мы представляли собой что-то вроде выездного логистического офиса.

Нам распечатали билеты, выдали аптечки и пару казённых амулетов — от пси-воздействия. Первый рейс, до Владивостока через Иркутск — был через четыре часа, но ещё требовалось забрать груз и нашего спутника.

На прощанье, прямо у дверей ко мне подбежала Алла, повисла на шее, крепко и долго поцеловала. При всех, но точно не для показухи. Такой поцелуй я хорошо умел отличить от других: настолько крепким он может быть только когда оба понимают, что это может оказаться последним поцелуем.

Как только мы погрузились со всеми пятью сумками в казённый мини-фургон, следующий до мастерской, Самира снова принялась извиняться.

— Прости, что так вышло. Правда, я не думала и не хотела…

— Твоей вины тут нет, правда, перестань.

— Хорошо, — она кивнула. — Я хочу попросить об одном. Нам предстоит долго работать вместе, и нужно определиться с социальными ролями. Меня в заявке поставили на первое место, вроде как бригадиром. Видимо, я старше, поэтому… Но я хочу, чтобы ты мною командовал и принимал решения, так нам будет проще, и это подходит моей… моей…

— Культуре? — подскал я.

— Да. И воспитанию. Ты командуешь — а я подчиняюсь. Я немного ленивая, и так нам будет немного проще обоим, верно?

Прозвучало несколько двусмысленно, но я кивнул.

— Только учти, что могу возникнуть ситуации, когда ты будешь за старшую.

Самира кротко кивнула и протянула тонкую тёмную ладонь — я осторожно пожал.

Это было вполне логичным, что мастерская оказалась в моём родном уже теперь Голицыно, только не в коттеджном посёлке, а в старой части, где ютился десяток рабоче-крепостнических бараков и промышленые постройки. Один из небольших одноэтажных цехов выглядел особенно хорошо охраняемым, и фургон остановился именно там. Предъявили пропуск в окошко — ворота открылись, въехали внутрь. Там уже стоял наш спутник.

Это оказался высокий, слегка лысый парень лет тридцати. Смуглый, с мелкими кудрявыми волосами, широченными бровями, похожий не то на индуса, не то на странного цыгана. Вспотевший лоб на солнце бликанул странным, зеленоватым оттенком, и я вспомнил, где уже видел такое. На казанской набережной, где я впервые увидел томаори, антарктических аборигенов. Неужели он тоже…

— Тротуаров Янко Штефанович, — представился он, крепко пожав руку и сверкнув золотым зубом. — Обычно одним из первых вопросов бывает вопрос про национальность, поэтому сообщу — я цыган-яллобинец.

— Яллобинцы…

— Кочевое племя в Новой Бессарабии, — подсказала Самира.

Он махнул кому-то в недра цеха. Двое рослых парней закинули в фургон простую упаковку, перемотанную противоударной лентой: большую, примерно в мой рост, в ширину моего тела, а толщиной в одну ладонь.

А ещё он был сенсом — почти как я, а может, чуть слабее.

— Помоги… — попросил он меня, с ходу перейдя на «ты».

Мне он сразу не понравился. Хотя силы ему было не занимать — в аэропорту подхватил багаж и дотащил до зала в одиночку, лишь там попросив тележку. За дорогу и время ожидания удалось выяснить, что он мещанин, что родился в Москве у эмигрантов первого поколения, хотя много раз ездил в Аустралию. Остаток времени он ругал таксистов и коммунальные службы, вкручивая скабрёзности и анекдотичные описания внешности «жирных тёток», пока, наконец, я не попросил:

— Перестань, пожалуйста, нам неприятно.

Он замолчал, явно обидевшись. Самира решила немного сгладить впечатление, поэтому спросила:

— Что хоть внутри, скажи? У нас в документах ничего не указано.

— Я экспедитор. И монтажник. Увидите всё!

Вскоре объявили погрузку в самолёт. Не буду углубляться в скучные описания погрузки всего нашего багажа. В конце концов мы все трое погрузились в «дворянский класс». Благо, Янко сидел чуть поодаль, и наши разговоры не слышал. Некоторое время мы молчали, заговорили, только когда самолёт уже набрал высоту.

— Как он тебе? — спросила Самира.

— Ну… сложно.

— Он ужасный! Как ты думаешь, он циклик? Сколько у него сечение сейчас? — спросила Самира.

— Не знаю. В районе пяти. Циклик? В смысле?

Она округлила глаза.

— Не говори, что не знаешь. У народностей южного полюса процент сечения меняется циклически, в зависимости от времени года. К зиме возрастает, бывает, до десяти. А он сказал, что яллобинец, кажется, это народ родом с Антарктиды, они в средние века на юг Аустралии приплыли…

— То есть, хочешь сказать, если он сейчас, в весенний период в районе пяти, то затем… упадёт или вырастет? Он же с северное в южное полушарие переместится.

— Понятия не имею. Пошли в буфет!

Совместный поход в буфет самолёта с девушкой вызвал немного странные, но вполне приятные ассоциации. Борт был точно такой же модели, что и тот, на котором мы встретились с Аллой после Верх-Исетска. Подавали бесплатные тарталетки с красной рыбой и морошкой, ещё мы заказали котлетки из оленины с зелёным луком.

— Луороветланская кухня, — Самира разом проглотила парочку. — Демидовы её обожают.

— Почему Демидовы?

— Аэрокомпания «Алабо» — в честь их древнего имения. Ну, и покорением Луороветлана они занимались. Фильм же был, разве не смотрел?

Я покачал головой и перевёл тему:

— Расскажи про Кейптаун. Ну, и про страны, в которых жила. Я-то практически нигде не был. И о тебе мало знаю.

Она вздохнула.

— Разные воспоминания. Где-то счастливые, где-то — не очень.

Сначала она рассказывала не сильно подробно, но потом удалось разговорить — про Капскую Территорию, совместно контролируемую норвегами и англичанами. Затем — про Сомалилянию — другую африканскую колонию.

— Впервые там поцеловалась… мальчик — йеменец был, носильщик-крепостной у отца. Он его потом продал.

Потом перешла на воспоминания из раннего детства — про то, что родилась в Порт-Судане, российской колонии, и что отец из древнего княжеского рода тыграев, получивших дворянский титул ещё про Константине Константиновиче, а мать — из масаи, каким-то образом откочевавших из Абиссинского союза на север. Народность масаи я знал и по другим мирам — древнейшие, одни из самых высоких в мире, практически везде они жили традиционным обществом в окружении львов и буйволов, без благ цивилизации, облачённые в красивые клетчатые пончо.

— Я сенс от матери. У отца есть немножечко, но ничего толком не умеет. С десятого раза может пальцами добыть огонь. А у неё было восемь процентов сечения. У меня всего три…

— Тоже немало. А кто тебя… привёл? В соответствующую структуру.

Я понизил голос. Она покачала головой.

— Я не могу сказать, Даря. Прости. Ты же тоже не скажешь? Скажу лишь только, что не отец. Он был дипломатом, но его бы не допустили. Раз уж мы заговорили на такую тему — ты в Курьерку пошёл по этой же причине?

— Нет. Я… уже догадывался о существовании соответствующей структуры, но всё решил случай. А в Курьерку порекомендовала пойти мать — тоже скажу, что к текущим заданиям она никак не причастна.

Вернувшись на места, мы немного помолчали, Самира достала книжку в мягком переплёте. Я успел разглядеть надпись на обложке — «Невероятные приключения Аруси» и полуголую страстную девицу в средневековом облачении.

— Не подглядывай! — попросила Самира, отвенув от меня издание, но затем поясинла. — Это… эротический роман для девушек. Про путешественницу в сказочном мире. Я, конечно, такое обычно не читаю, но посчитала, что в дорогу будет кстати.

Мне читать было нечего, и я от скуки решил посмотреть видео на экране в спинке переднего кресла. Чтобы подтянуть исторические знания, выбрал раздел «документальное кино», и взгляд тут же зацепился за знакомую фамилию. Фильм назывался — «Сергей Есенин — прерванный полёт».

Данного исторического персонажа я знал очень хорошо. В большинстве известных мне миров он был то поэтом, то писателем, то актёром, и почти каждый раз умирал трагически и в достаточно молодом возрасте. Я уже был готов увидеть очередную драму про жизнь непризнанного творческого гения, но был весьма удивлён. Началось всё с того, что во Вторую Русско-Японскую войну Есенин был пилотом одной из первых моделей боевых геликоптеров и прославился одним из первых исполнений мягкой посадки в режиме авторотации с отказавшим ротором. Упоминалось, что на войне он писал стихи — включили всё ту же композицию про «изогнутые московские улицы», которую я слышал в машине Станимира Тадеушевича по дороге из Архангельска.

А после окончания войны его призвали на «секретный проект». Упоминалось, что в начале двадцатых годов Россия, Норвегия и Япония участвовали в «секретной гонке», наградой за которую был бы «совсем новый мир». Я успел увидеть до боли знакомую в мирах Основного Пучка заострённую металлическую болванку с пятью характерными «морковками» у основания, установленную на стартовый стол, как меня хлопнули по плечу.

— Пошли пить, дворик, — сказал подошедший Янко. — Разговор есть. Серьёзный. Не при всех.

Глава 22

Мы снова пошли к бару, где он заказал себе пятьдесят рома. Я от алкоголя отказался, взял чаю. Он начал.

— Слушай, начальник, у вас же билеты только до Владика? А там будете авиакомпанию менять и покупать?

— Да, так.

Самира уже к тому времени примерно рассказала маршрут, которым мы планировали лететь. В любом другом мире существовали дальнемагистральные лайнеры, и путь от Владивостока до Сиднея занял бы часов десять с одной пересадкой или дозаправкой. Здесь же всё было по-другому, из-за особенностей топливной системы самолёты все были среднемагистральные, летали медленнее, а осложнялось всё тем, что воздушное пространство некоторых стран, например, Японии и Норвежской Империи было для России закрыто. Правда, в случае с Владивостоком — существовал тонкий воздушный коридор через Японское море до русских Филиппин, они же Петрины. Но, так или иначе, напрямую с Севера добраться до аустралийских колоний было невозможно.

План был таков: от Владивостока до Манильска, затем до Порт-Алексея, столицы Папуасского Края, оттуда до Каледонии, снова огибая весь материк, а дальше — уже варианты, в один из городов южного побережья.

— Может, слева полетим? — предложил Янко.

— В каком смысле — слева?

— Ну, через Суматру. А там в иранский Берег Черепов.

— Зачем? — не понял я.

— В Долгово Городище надо. В Бессарабию. Друга повидать. За часов шесть управимся, а дальше до Голицына — уже сами. По времени — почти то же самое будет.

Подобные внезапные просьбы меня традиционно раздражали. К тому же, я не был уверен, что товарищ не врёт на счёт времени.

— Янко, я на службе, ты же понимаешь. Я не могу просто так взять и помочь тебе с твоим другом без резолюции начальства.

Но наш спутник настаивал.

— Так давай сейчас приземлимся и в Иркутске позвоним? Давай?

— Мы решили лететь справа. Так безопаснее. И, судя по карте, ближе.

Янко закивал.

— Базара нет, если надо справа — давай справа. От Каледонии самолёты до Долгово Городища летают исправно. Ну как — по рукам?

Он плюнул на ладонь и протянул мне.

— Я бы с радостью тебе пожал сейчас руку, Янко, если бы был уверен, что это правильное решение, и если бы ты в эту руку сейчас не плюнул. Давай долетим до Манильска — и там решим. Но предварительно — я против.

Янко скривился, как будто съел что-то невкусное, допил стопку и кинул монеты на стойку.

— Хорошо. Потом обсудим.

Признаться, дела в упомянутом Долговом Городище у меня были. Где-то там водился загадочный Пунщиков, начальник отца, а также пропал Иван Абрамов, мой крепостной. Но доставка была важнее, поэтому я решил оставить эти вопросы на потом — на следующий раз.

Мы приземлились на короткую дозаправку в Тюмени, и здесь я впервые увидел Сибирское Море. Правда, в южной части его таковым было назвать тяжело — скорее, это было огромное болото с заводями, дельтами, островками. Город оказался стоящим на узком полуострове, с которого тонкой ниткой на восток шла цепочка насыпных островов. Затем сели в Иркутске, где была смена борта. Перерыв между рейсами был коротким, и здесь уже с учётом смены часовых поясов уже было десять вечера, поэтому в город выбраться не удалось. Да и как выбраться, когда такой увесистый груз и неблагонадёжный сопровождающий? А мне, честно говоря, хотелось бы повидать город, чтобы он как-то реабилитировался после прошлого мира.

Ведь именно там всё пошло под откос. Я редко возвращаюсь в прошлое, и предыдущая жизнь — это, как ни странно, тот набор воспоминаний, который на время текущей жизни забывается сильнее всего, но иногда всё же, вылезает наружу.

Предыдущий мир представлял собой заражённую, но ещё тлеющую головню пятой по счёту Мировой Войны, четыре предшественницы которой умудрились уместиться в двадцатом веке. Во время третьей, наиболее короткой, в конце семидесятых, распался СССР. Четвёртая случилась в девяносто девятом и была ядерной, в ней погиб Вашингтон и Москва, после чего обе мировые державы «посыпались». Признаться, после такого доломать цивилизацию новым конфликтом бывает проще всего. И хуже всего, когда сломанная кость всё-таки прирастает, но криво и косо.

За последующие два десятилетия мировому сообществу на обломках старого мира удалось выстроить более-менее крепкий мировой порядок, был форсированно уничтожен практически весь ядерный потенциал, а Россия, вернее. Московия, начала собираться снова со столицей в Казани. Пятая мировая началась в двадцать пятом, после попытки присоединить Ингерманландию с Петербургом, после которой последний залп рокет по российским мегаполисам выпустили Британия и Франция, утаившие часть боезапаса. В ответ прилетело в Лондон и Берлин — как выяснилось, сибирские генералы сохранили остатки советской «Мёртвой Руки». Но и после этого мир остался живым — искорёженным, отравленным, но всё ещё живым.

Полсотни тактических ядерных ударов — это недостаточно. Это тот самый рубеж «проклятого мира», с которым очень часто сталкиваются Секаторы, когда Ветвь не смогла пересохнуть самостоятельно. Именно поэтому её нужно добить.

Я реинкарнировался в сорокалетнего в тридцать первом году, оказавшись замминистра энергетики «банановой» Красноярской республики. Далее пошёл мой путь наверх — я выбрал достаточно очевидный план по разрушению мира при помощи всё того же немирного атома, бомбардировки супервулканов и вызова ледникового периода. Исследовав военный потенциал, я обнаружил, что регионы обладают всем необходимым для этого — законсервированные шахты межконтинентальных баллистических ракет, химические заводы, выжившие инженерные кадры. А главное — центрифуги по обогащению урана и большие запасы ядерных отходов, дешёвая технология переработки которых в оружейный плутоний у меня была «в рукаве».

Пара заказных убийств, подтасовок и переговоров — и уже через пять лет я был премьер-министром объединённой Восточной Сибири со столицей в Иркутске. Далее мне требовалось найти достаточно крупную и наименее затронутую войной страну, которая могла бы мне помочь реализовать мой план.

Встреча состоялась в Иркутске. И я сделал ставку не на тех парней. Я очень редко ошибаюсь, а учитывая, насколько Секаторы везучие — мне должно было очень сильно не повезти. Турция не просто сдала мои секреты и факт возобновления ядерной программы, она при поддержке Средней Азии уже давно вынашивала планы по интервенции и захвату Сибири. Мне пришлось скрываться сначала в окрестностях разрушенного Новосибирска, потом в Сургуте — именно там меня и достала Западно-Сибирская Хунта.

— Ты какой-то очень грустный. Молчишь уже полчаса, — сказала Самира, когда мы сели поужинать.

— Просто устал. Спать хочется.

— Ничего, следующий рейс — ночной. Отоспимся! — она сладко потянулась.

Снова погрузка, снова взлёт. У этого лайнера были более продвинутые места для «двориков». Раскрывающиеся в небольшие кровати с кабинками, примерно какие я уже видел в своём первом перелёте, а в комплекте шло одеяло и ночная пижама. Кроме нас троих в дворянском классе было всего двое, в противоположном конце, и я я обрадовался — значит, удастся выспаться. Нам достались места через проход, Самира опять сверкнула кроткой улыбкой и пошла переодеваться. Я же разделся до футболки, лёг так — не особо доверяю подобному одноразовому белью, да и зачем, если весь багаж с собой, в салоне.

— Эй! — послышался голос Янко через перегородку.

— Чего тебе?

— Она ушла?

— Ну… да.

— А ты с ней спишь?

— Нет. У меня есть девушка.

— Зря, дворик. Ой, зря. Гляди, если тебе не жалко…

Я выдержал паузу и ответил:

— Знаешь, я не хочу обострять. Но я тут недавно на дуэли дрался с коллегой за честь девушки. Примерно после подобного диалога. Так что… конструктивнее давай.

— Ясно всё с вами. Вечно вы до чужого добра жадные, дворики!

Благо, на этом диалог прекратился. Самира вернулась умытая, с мокрыми волосами, и остановилась в проходе, вытираясь полотенцем. Обычно Самира одевалась в цветное или тёмное, и белая ткань очень необычно контрастировала с угольно-чёрной кожей. Пижама слегка промокла на груди, и взгляд невольно упал на очертания фигуры под тканью — проход был узкий, а я лежал ровно на уровне бёдер, всего в полуметре от неё. Да, носить нижнее бельё она не любила, понял я. И тут же отвернулся, принялся прогонять все эти мысли — всё-таки, у меня есть Алла. А где-то ещё дальше и глубже — есть Нинель Кирилловна.

И всё же, было интересно, если пижамы такие лёгкие, пассажирские места такие близкие, а дворянский салон на ночных рейсах такой пустующий — часто ли здесь происходит что-нибудь из разряда…

— Спокойной ночи. Эльдарчик, — сказала она, нырнув под одеяло.

А ещё спустя секунд десять завозилась, закрутилась под одеялом и высунулась со снятой пижамой в руке.

— Мокрая… — пояснила она. — Слушай, положи на полочку? У меня рука не достаёт.

Глава 23

Конечно, я неплохо разбираюсь в женской психологии, но иногда для меня является загадкой — или это обычное и привычное поведение девушки, или же она так пытается привлечь моё внимание.

При прочих равных я бы сказал, что это жирный, недвусмысленный намёк. Но следует отметить, что отношение к наготе в этом мире было несколько иным, чем я привык встречать раньше. Климат планеты располагал к куда более откровенным нарядам, а «сексуальная революция» семидесятых годов прошлого столетия, к которой приложила руку императрица Екатерина III, подлила масла в огонь.

Но, так или иначе, спать, осознавая, что всего в метре от тебя под одеялом лежит обнажённая девушка необычной наружности — серьёзное испытание, и сон был неровный.

Когда-нибудь я отосплюсь.

Прилетели в Владивосток рано утром, выгрузились и пошли искать билеты на следующий рейс. И тут Янко куда-то пропал. Совершенно неожиданно он выпал из нашего поля зрения вместе с тележкой, на которой лежал ценный груз вместе с половиной нашего багажа.

— Мне иногда кажется, что он является частью нашего испытания, — прокомментировала Самира, выйдя из очереди.

Я тоже вышел.

— Мне тоже.

— Может, разделимся? Я пойду в ту сторону, а ты в ту? Или в очереди останешься?

Аэровокзал Владивостока был огромным — через него шёл почти весь трафик в тихоокеанские, австралийские и антарктические колонии.

— Мне кажется, не лучшая идея. Я видел много фильмов, которые начинались примерно также.

— Хм… Какие, например?

— Ну, «Очень страшное кино», не помню, какая именно часть, «Пятница, 13», «Ленинград 2666», «Десять негри…»

Тут я осёкся. Мы уже медленно двинулись вдоль рядов баров и кафешек, тянущихся через зал пересадки.

— О, да, «Десять негритят» помню! Да, точно, они там разделились и все поумирали. А чего ты осёкся? Нормальное слово — «негр». Это в Луизиане и САСШ оно ругательское, они ж рабов вывозили.

— А мы — нет? — осторожно спросил я.

— Мы — это русские? Или дворяне? Ну… только отдельные помещики. Через серые схемы. Вы поздно в Африку пришли, скорее, спасли нас от работорговцев. Ладно, давай сосредоточимся на поиске нашего беглеца… Смотри, кажется, вон он!

И действительно, Янко обнаружился вместе с тележкой. Облокотившись на нее, он чинно и благородно попивал крепленое из внушительного пластикового стаканчика.

— Ты что… Да как ты можешь?.. — скорее изумленно, чем гневливо сказала Самира и потащила тележку на себя. — На тихоокеанские рейсы нельзя под градусом!

— Нельзя? А меня всегда пускали. Присоединяйтесь, молодые, — он салютовал стаканом. — Неплохое пойло.

Я вырвал стакан из рук и вылил на пол — правда, там было всего около трети.

— Ты не прав, — спокойно, но твердо сказал я. — Везение не отменяет правила. Ты ставишь под риск сроки операции.

— Сроки, — усмехнулся Янко. — Операция ждала клетку две недели. От того, что подождет еще пару дней — ничего не поломается.

— Клетку? — переспросил я.

Янко похлопал по коробке.

— Вот эту. А, видимо, я не должен говорить. Ну, ладно, «груз».

— Для кого клетка?

— Для князя Голицынских династий, стало быть, — усмехнулся Янко. — А для кого или для чего она ему… Что ж, идемте. Но пролитое северопрусское я тебе, сударь, запомню.

Последнее прозвучало как угроза. К кассам мы шли чуть поодаль, и Самира шепнула:

— Как ты думаешь, клетка для зверя или для человека?

— Мы это уже не узнаем, — почти на автомате сказал я

— А если узнаем? Что, если будет вторая часть, с заказом на обратный адрес? Так часто делают, когда курьеры из центра в колонии приезжают.

— Даже не подумал. Резонно. Ну, в таком случае, животных. Вряд ли подпоручикам-новичкам доверили бы перевозку людей. Да и бред это — Курьерка, насколько я знаю, траффикингом никогда не…

— Мы не только подпоручики сейчас, Эльдар, — тихо перебила меня Самира.

— Мда. Ещё и интерны. Иногда забываюсь до сих пор.

— Я тоже.

Мы встали в очередь на кассы и некоторое время помолчали. Я в очередной раз подумал — какая, все же, глупость, когда темнокожих девушек поголовно записывают в недалеких просто по цвету кожи. Тем более наших, афророссиянок. Наверное, как это часто бывает, просто недалекие у всех на виду — на базарных площадях и на тупых видеороликах в сети.

Янко стоял в паре метров от нас, но шума зала было достаточно, чтобы я продолжил диалог. Правда, для этого пришлось придвинуться чуть ближе, а Самире чуть наклониться.

— Кажется, мы уже обсуждали. Как ты думаешь, он из…

— Явно не магистр. Он хоть и летает дворянским, про сословие не врет. Лаборант, скорее всего.

— Напомни?

— Ну… Мне рассказали немного. Внеструктурные единицы из низших сословий, часто наследственные, узко специализированные, своеобрвзные вольнонаемные на службе у магистров и академиков. Разумеется, сенсы с уникальными навыками. Не рабы, но и не равные.

— То есть о задании он точно знает. Ну, я подозревал. В таком случае, есть риск, что он специально выдает порциями информацию. Слушай, так давай проверим? Ничего же криминального.

— А как?

Я уже намерился проделать описанный отцом маневр с потиранием воротниика, как Янко повернулся и сказал:

— У моего народа слух сильно лучше среднего. Увы, я всё слышал. Ничего вам не отвечу. А обсуждать человека за спиной — низко. Так и запишу в отчете.

И снова отвернулся.

— Типичный лаборант, — резюмировала Самира. — Интересно, что за отчет…

Получается, и поворот в Новую Бессарабию мог быть проверкой со стороны Общества, а не личной прихотью. Получается, он — Экзаменатор?

— Мне куда интереснее, что с клеткой, — сказал я. — Если, допустим, люди. Кровный враг? Жертва эксперимента?

— Может, мы? Или один из нас? Игра на выживание. Бу!

Она улыбнулась, даже слегка злорадно. В каждой шутке, как известно, есть доля…

И тут подошла очередь Янко, я пожалел, что заговорился и не пошел первым.

— До Манилы, на ближайшее, три дворянского, багаж, — почти пропел он.

— Извините, вы пьяны, — покачал головой кассир. — Ближайший рейс вы вынуждены пропустить. По авиакодексу я обязан предоставить вам и вашим сопровождающим места для ожидания в гостинице до следующего рейса, то есть в шесть… часов вечера.

Итого у нас оказалсь уйма времени, которое мы опять вынуждены были провести по-дурацки. Гостиница располагалась рядом и представляла собой приличных размеров здание-«расческу», очень напоминавшее конструктивизм из «Основного Пучка». Внутри это было что-то между офисным центром, плацкартным поездом и хостелом — люди непрерывно перемещались, хлопали двери, ездили эти дурацкие аэропортовые тележки.

— Вот почему нельзя было сделать нормальную систему обработки багажа? — не выдержал и пробормотал я. — С конвейерами, бирками, багажными отсеками в самолетах, чтобы не таскать все это.

— Ворчишь, дворик? — бросил через плечо Янко. — Я же не ворчу, что из-за вашего невезения мы тут кантуемся до вечера.

— Это происходит из-за твоего пьянства, — парировал я.

Комната ожидания представляла собой небольшой номер с четырьмя койками, кухней и шкафом. Туалет был общий на этаже, а никаких перегородок или ширм не предусматривалось.

— Нормально! — оценил Янко. — У не-двориков еще хуже, залы на полсотни человек.

Самира подошла и шепнула.

— Помоги мне переодеться, пожалуйста.

— Хорошо, каким образом?

Она протянула плед.

— Держи на вытянутых руках.

Пришлось выполнить просьбу. На этот момент я снова подумал о том, что в этой поездке у меня несколько испытаний — испытание рабочих навыков курьера в дальних поездках, экзамен по вступлению в Общество, а также испытание верности и крепости отношений симпатичной нилоткой, разоблачающейся в полуметре от меня.

— Готово!

Она скинула форму и предстала передо мной в уютной футболке со львенком, показывающем язык. Глаза львенка… нет, лучше не задумываться о том, на каком месте они расположены. Увы, следующие испытания сулили быть еще куда более тяжелыми.

Перекусив — в номере были готовые обеды — Янко выудил карты, предложив играть на деньги, мы отказались, тогда поиграли просто так.

В ходе игры Самира начала осторожно:

— И все-таки, для чего там клетка? Зверь? Человек?

— Даже не знаю, как ответить. Наверное, отвечу, что уже говорил, что ничего вам не скажу пока что.

Удивительно, но мне удалось выключиться, я буквально закрыл глаза, а когда открыл — меня уже толкали в бок.

— Вставай, — улыбнулась Самира. — Посадка через сорок минут, я уже все собрала — перекусим и пойдем.

Снова ночной перелет в дворянском классе, на этот раз, правда, в более дешевом. За полутора суток уже потратили с Самирой по полторы сотни командировочных. По привычной мне логике все пересадочные маршруты приобретались заранее, здесь же это не работало. Самолеты летали по погоде, ниже привычного, цены на билеты скакали, а нормальной связи между континентами не было. Вот и оставалось все решать сразу в аэропорту.

Я сидел у иллюминатора. Мы летели над морем, полном огней. Где-то ближе к горизонту виднелись алеющие облака японских берегов, а под нами рассыпались огни рыболовецких судов. Выделялись и две странные цепочки огней.

— Не в курсе, что это? — спросил я Самиру.

Мне кажется, она ждала повода, чтобы оказаться поближе. Пододвинулась, перегнувшись через мой подлокотник и коснувшись голым плечом груди. Футболка при этом характерно оттянулась, и взгляд сам упал на широкий вырез и то, что находилось чуть дальше.

— А, так это русский коридор. Тот самый. Для российских судов и кораблей над ним. Километр шириной через все китайское и японское моря. По мирному договору сорок седьмого года.

Она на миг повернулась ко мне лицом, глядя с расстояния в сантиметров двадцать. Я прислушался к запахам — что-то пряное, с нотками цитрусов. Она, все же, куда умней и образованней Алки. Культурней, деликатней, внимательней. Возможно, расчётливей. Богаче. Старше на четыре года, а значит — пусть немного, но ближе к моему психологическому возрасту. Необычная. Еще и тоже метит в Общество…

Но нет. Вообще, это верх цинизма — сравнивать близких людей и выбирать себе спутницу жизни по каким-то количественным характеристикам. Любить и оценивать человека стоит целиком, со всеми достоинствами и недостатками. И я вроде как решил, кого я выбрал и кого люблю.

Наш взгляд длился долгих пару секунд. Она прикрыла глаза, приблизилась ближе, буквально до расстояния, когда мы могли бы коснуться вытянутыми языками. Но лишь на миг — тут же села на место. Я справился, не сорвался, не бросился догонять. Был ли это выигрыш мной очередного раунда испытаний, или всего лишь обманный маневр расчетливого противника — пока я не знал. Благо, на этот раз в помещении был хороший кондиционер, и она решила не разоблачаться перед сном.

Манильск, столица русских Филиппин, встретил нас на утро среды тридцатиградусной жарой и легким штормом на море. Половина рейсов была отменена, кроны пышных пальм отклонялись на добрый метр. Телефон выдал уже знакомое «Сеть недоступна. Вы находитесь не в домашнемъ регионе».

И, вместе с тем, пришло сообщение.

«К галерее правого торгового центра, там лифт. Через 10 минут».

Глава 24

Сообщение было с местного незнакомого номера, хотя сомнений в том, кто это может быть, почему-то не возникло. Интересно, как они это делают?

— Никуда не уходите, возьму вам кофе, — сообщил я коллегам и отправился по указанным координатам.

Все вывески дублировались на русском, испанском и пилипино, но в рябящем глаза многообразии шрифтов всё-таки мне удалось обнаружисть нужный адрес. Лифт действительно обнаружился, рядом с ним стояла пожилая филиппинская пара с характерными зонтиками.

Створки лифтовых дверей открылись. Внутри стоял Андрон — в сером пиджаке, с сигаретой. Жестом остановил пожилых филиппинцев, пробормотав что-то вроде «сервис, сервис», затем схватил меня за шкирку и втащил внутрь.

Тут же налепил капсулу портала на двери. Две секунды — и мы в полной темноте.

— Чего тебе нужно? — спросил я. — У меня работа.

— У меня тоже. Ну, как работа… Помнишь, мы с тобой говорили об артефактах, есть уже наработки какие-то?

— Не густо. Прошла всего пара недель, ты куда спешишь?

— В общем, тебя надо познакомить с Борисом. Проект буксует. Нужно устроить мозговой штурм.

Крутанул ручку, немного повозившись с картой и годом. Лифт преобразился — стал просторным, с зеркалами, старинными кнопками и перильцами. Я же снова ощутил неприятное чувство где-то в груди — ровно то же, которое я чувствовал во время перебежки по советскому Нью-Йорку.

— Какой-то знакомый лифт.

— Знаменитый, — кивнул Андрон, усмехнувшись.

— Давай только недолго. Меня мутит от других миров.

— Я ж не в бункер тебя тащу. А всего лишь в параллель. Да не боись. Нельзя долго реликтов в другое время, я знаю, а то ещё развилку получим.

Лифт тихо звякнул, двери открылись. Пыльные коридоры, запах дешёвого табака, пороха, конского навоза. Прошлое, причём глубокое. Добило меня табличкой «Петрогосиздат» на выходе из просторного лифтового фойе.

— Какой, мать его, год⁈

— Двадцатый. Тысяча девятьсот. Основной пучок.

Короткий коридор — навстречу шла девушка, одетая в стиле модерн и несущая огромную стопку бумаг. Завидев меня, небритого, одетого в цветастую футболку — шарахнулась, едва не уронив поклажу.

— Всё нормально, гражданка, актёры, — буркнул Андрон.

Дёрнул за ручку одного кабинета — было закрыто. Второго — дверь поддалась. Я взглянул на табличку — «Журнал Вестник Времён».

Внутри, в окружении стопок книг, журналов, за печатной машинкой сидел пятидесяти-шестидесятилетний дядька, напоминавший не то завхоза, не то писателя на пенсии — неясной национальности, с залысинами, в поношенном, но не лишённом стиля пиджаке. Тут же всё понял, поднял руку, пожал.

— Борис. Мне Андрон рассказывал. Чего так долго? Договаривались же на двенадцать. Итак, к делу. Артефакты? Присаживайся.

— Да. Артефакты, — я кивнул.

— Я так понял, могут телепортировать, перемещать, гипнотизировать…

— Могут.

Мой взгляд упал за окно, и тут я понял, что это за здание и место. Внизу бушевал проспект — непривычно-старинный, с равномерно перемешанными телегами, трамваями и старыми чёрными автомобилями. Гораздо привычнее было видеть это в виде чёрно-белых кинохроник немого кино, но всё это выглядело живым и современным.

Мы находились в знаменитом петербургском «Доме Книги», он же дом Зингер на Невском, в послереволюционном Петрограде.

— Чаю? Забыл предложить.

— Не стоит. А то меня сейчас стошнит, мне вообще нельзя здесь долго оставаться. Послушайте, Борис, я не знаю, может, вы не в курсе. То, чем вы собираетесь заниматься — чрезвычайно незаконно. Более того, оно мне противно. Мало того, что вы таскаете меня чёрт знает по каким временным линиям, так ещё и сеете магию в мирах Основного Пучка.

— Мы для тебя стараемся, между прочим. Разбогатеть Секатору — задача очень важная для успеха миссии. К тому же мы не трогаем Суперстволы и Суперветви, только боковые побеги, — нахмурился Андрон.

Я усмехнулся.

— Не трогаете. Стараетесь. Я и без вас разбогатею. Вы хоть понимаете, как эта магия работает? Что из себя представляет камнерезное матрицирование.

— Нет, — покачал головой Борис. — Абсолютный чёрный ящик. Расскажи?

— А никто не знает. И я не знаю, хотя стараюсь тщательнее докопаться до истины. Пока что понял, что для камнерезов всё получившееся — до определённой степени «чёрный ящик». Они буквально хотят что-то сделать — и благодаря своей силе и навыку делают.

— Ну, значит, нам достаточно знать, что магия артефакта ослабевает по мере удаления от ветви в структуре Древа Времён. Пятый Суперствол, Суперветвь двадцатая, тридцатая, возможно, пятнадцатая.

— Эта — двадцать — ноль один, правильно угадал?

Борис кивнул.

— Ноль два, рядом со стабилем. Развилка спустя два года после отделения суперветви… Итак, выбор невелик, как видете. Почти все миры — с Советским Союзом, дожившим до преклонных лет.

«Стабиль», вспомнил я жаргон лифтёров — это мир, в котором ничего не надо менять, и ветвь можно продолжать растить.

— В периферийных ветвях Союз неизбежно распадается к десятым годам. И там контрабандный рынок чего бы то ни было — цветёт и пахнет. Я так понял, у вас проблема с унификацией меры ценности, так?

— Так. Золото, как вы же сами передали, не представляет такой ценности, как было. Собственно, вызвал вас для того, чтобы вы прояснили — что наиболее ценно в вашем мире? Что может быть востребовано?

— Золото стоит сильно дёшевле привычного нам. Ювелирные камни — плюс-минус. Произведения искусства из мира в мир таскать бесполезно, мастера разные, признают как подделку. Пока в голову пришли только редкоземельные металлы.

Признаться, идей в голове у меня было куда больше, но я в принципе не особо хотел всем этим заниматься, поэтому придержал коней.

— Наркотики? — предположил Борис. — Как у вас с наркорынком?

Я вздёрнул бровь.

— Вы серьёзно? Вы променяли прошлое на возможность гулять между мирами, чтобы вмазываться в наркотрафик? Мне кажется, это максимально-глупое решение.

— Твой мир же всё равно обречён?

— То есть вы стали бы ежедневно мочиться в горшок с розами, который стоит у вас в кабинете, зная, что когда-нибудь их срежете?

Все ненадолго замолчали. Да, у меня несколько сложная логика и этика, и подобное витиеватое сравнение работало обычно достаточно хорошо.

— Он с принципами, — усмехнулся Андрон. — Они все — с принципами.

— Мне противен этот вариант в первую очередь потому, что это он выглядит как бедность фантазии. Зарабатывать грязные деньги на людских пороках можно и без путешествия между мирами. Вы попробуйте заработать чем-то высоким. А если ты, Андрон, без принципов, то ты один и занимайся. Не понимаю, зачем меня привлекать? У твоего аватара и связей мутных побольше моего.

— Поменьше. Ты в Общество входишь и с Тайной Полицией общался. Да и нельзя мне, Лифтёру, светиться. Основная цель, повторюсь — чтобы заработать тебе побольше местной валюты. Ладно, какие идеи ещё? Драгоценные камни? — предположил Андрон.

Борис покачал головой.

— Нет, левак на рынок затащить — замаешься. У каждого крупного камня — паспорт и дата добычи. Разве что необработку мешками…

— Оружие? — предположил Андрон.

Я вздохнул.

— Тогда уж технологии. Оружейные и не только. Нет, конечно, мы можем притащить ранцевую ядерную бомбу, вот только никто не поймёт, что это такое, и продать будет сложно.

Андрон кивнул.

— В этом мире очень многое завязано на сенсов.

— Кто такое сенсы? — нахмурился Борис.

— Маги. Со своими способностями. Классическая электроника, конечно, развивается, но куда медленнее, чем в Пучке.

Борис оживился.

— Электроника, которая создана на непонятных машинных кодах — это идеал для систем криптографии. Только возникает вопрос — найдутся ли программисты, чтобы это всё адаптировать?

— Нужно что-то независимое, компактное…

Вдруг они оба замолчали и странно посмотрели на меня. В этот миг я почувствовал подкатывающий к горлу ком. Меня нехило знобило, внутренние органы начало сводить судорогами. А затем я обнаружил, что уже полминуты жую бумажку, инстинктивно подобранную со стола.

— Глючит Секатора. Обычное дело, — кивнул Борис. — Закругляться пора. В общем, назовите точную дату, когда вы сможете приобрести что-нибудь в районе ста… забываю единицу измерения?

— Кейтов. Сто не потяну. Для демонстратора хватит пятидесяти, это в районе двух с половиной тысяч. Смогу через месяц.

— Хорошо! По рукам! Ты, главное, покупателей и реализацию найди, а мы уж придумаем, чего, — Борис хлопнул по моей ладонью своею шершавой. — Андрон, проводи гостя. У тебя капсулы остались?

— Да, три штуки.

— В Бункер потом, на родное. Спустя полчасика. Да, дай-ка ему вот это — а то негоже.

Он снял с вешалки и протянул старинный пиджак. Нам пришлось выйти из здания, пробежать полквартала по грязной петроградской мостовой под косые взгляды толпы до «Пассажа» — всё же, лёгкие пляжные брюки и странная причёска всё ещё выдавали во мне чужака. Но мне было не до осуждений людей, которых я видел в первый и последний раз.

Последние метры дались особо тяжело, я буквально вполз в лифт, опираясь на поручни. Проявления полупрозрачной студенистой пелены капсулы на стенах лифта я ждал примерно с тем же желанием, что и долгожданного освобождения туалетной кабинки. Сразу стало значительно легче — живот перестало крутить, жар постепенно начал спадать.

— Кстати, забыл сказать, — сказал напоследок Андрон. — Вы намылились в какой-то Голицын в Австралию — там лифтов нет. Совсем. Я проверил по карте и аж удивился, вот, посмотри. Хотя дома наверняка высотные есть.

Он приблизил полупрозрачный земной шарик — действительно, в центральной части материка лифтов не было.

— Ближайший — в Японских колониях на побережье и вот тут… Что это? Ракетная база, похоже… Но оно всё через лес…

— В общем, помочь, если что, мы тебе не сможем. Не знаю, куда вас там потащило. Ладно, приехали. Прошла минута.

Нас буквально чуть не задавила толпа из людей с тележками и сумками на колёсиках. Протиснувшись между этой разношёрстной толпой, я скинул пиджак, бросив его Андрону буквально над головами низеньких филиппинцев, а сам направился к ближайшей кофейне.

Мы приобрели билеты до Кащеева Городища — столицы Каледонийской Области. С дозаправкой в Порт-Алексее, на Новой Гвинее. Впереди оставалось ещё четыре часа, и мы решили прогуляться. Приятно, что у аэропорта оказался свой собственный песочный пляж — предлагалось даже арендовать шезлонг. Правда, в этот день стояла пасмурная погода, а море было неспокойное. Мы прогуливались с Самирой вдоль линии прибоя, сняв ботинки, а Янко гулял по асфальтовой набережной чуть поодаль, находясь в зоне зрения.

— Ты же за ним следишь? — спросила она меня.

— Слежу. И он за нами следит.

Щурясь, она смотрела на дома, взбирающиеся вверх по горам от аэропорта, утопая в бурной растительности.

— Манила… Знаешь же, что раньше город назывался Манилой?

— Слышал, — кивнул я. — А почему переименовали? Просто из-за созвучия?

— Ну, как, известная же легенда! После выкупа колоний Император пошутить изволил и послал в Манилу управлять графа Манилова. И сказал — мол, если порядки наведёшь, бунтов не будет, и налоги нормально соберёшь — переименуем в твою честь.

— И что, получилось?

— Ну, при жизни — нет, но следующий самодержец, Александр Третий, слово сдержал и город переименовал. Так… мне кажется, или Янко опять куда-то пропал?

На этот раз Янко обнаружился не у барной стойки, а у стойки с билетами. Мы поймали его, когда он уже выходил из очереди, помахивая бумажными талонами.

— Решил сразу до Долгово Городища купить. Там стык между рейсами всего с разницей в два часа!

Он довольно сверкнул золотым зубом.

— Это же большой крюк! — охнула Самира.

А меня это окончательно взбесило.

— Я тебе сейчас морду бить буду, — дёрнулся я. — Говорили же, что после договоримся⁈ Почему Каледонии не дождался?

— Ну и как, договорились? Ты меня проигнорировал. Ну, или не придал значения. А я тебя по-людски попросил! А ждать Каледонии…

— Что нам теперь, самим туда билеты брать? Разделяться нам нельзя. Да и заграница это.

— Нельзя, — кивнул Янко. — На то и был мой расчёт. Да не бойтесь, так будет не сильно дольше. А геликоптеры одинаково и из Плотниковска, и из Бессарабии. И заграница весьма условная — считай, протекторат.

Мы с Самирой рванули в кассы, и после изучения списка на экранах оказалось, что Янко неожиданно прав. Скорейшим способом попасть в Аустралию был рейс до Новой Бессарабии, города Долгово Городище. До упомянутого Плотиниковска лететь от Каледонии было ближе, но ближайшие вылеты были все заполнены. Да и рейсы почти не отличались по цене. Выбора не было — докупили билеты в надежде попасть в Бессарабию. В конце концов, я надеялся, что мне удастся выйти на след Пущникова и Ивана Абрамова.

Опустив подробности трёх перелётов и двух пересадок, тропической жары, лёгких бессонниц из-за близости горячего темнокожего тела Самиры, закончившейся чистой одежды и дикого желания поскорее упасть на нормальную кровать — прибыли на материк мы вечером в четверг.

И здесь меня ждало несколько сюрпризов — главным образом, не вполне приятных.

Глава 25

Моё первое посещение местных заграниц, пусть и условных, оказалось вполне впечатляющим. Я смотрел на приближающийся берег и ловил себя на непривычном чувстве — удивлении.

Вы когда-нибудь видели города-крепости в начале двадцать первого века? Вот и я не припомню, хотя, возможно, и встречалось в каких-нибудь пустынных террористических государствах. Более того, я считанные разы за все прожитые жизни встречал российские колонии где-то за пределами Евразии, а тут — Австралия, ещё и южное побережье.

Если верить энциклопедиям, город достигал почти миллионного населения, но вся его центральная часть с небольшими выступами в сторону морского порта и аэропорта была окружена мощной двадцатиметровой стеной с вышками, рвами, редутами и бастионами, в лучших традициях звёздчатых крепостей. За рвом же с трёх сторон вдоль крупнейших магистралей тянулись бесконечные корпуса лачуг, огородиков и вполне привычных по форме избушек, правда, построенных из чего попало. Между ними виднелись островки орошаемых плантаций, полей, садов и… пара весьма крупных очагов пожаров.

— Опять в лачугах бунтуют, — прокомментировал Янко, сидевший у окна через ряд. — Мда, очень некстати.

— Ты же собирался куда-то отлучиться? — вспомнил я.

— Да. В этом-то и проблема.

— Мы тебя искать туда не полезем.

— А я и не просил меня искать, — огрызнулся он в ответ.

Стены ограждали квадрат пять на пять километров, внутри которого плотными рядами стояли высотные здания — от пяти этажей ближе к стенам до двадцати в центре, в основном — обычные серые панельки середины прошлого века.

Вторым источником удивления была погода. Я понимал, что в апреле в южном полушарии начинается осень, но не думал, что здесь будет примерно так же холодно, как и в наших широтах месяцем ранее. Конечно, в другом мире мне бы при такой температуре показалось очень тепло, но сыграли и одежда, и особенности здешнего организма. Восемнадцать градусов с ветром и мелким дождём в условиях влажности оказались для меня весьма некомфортными.

Двухэтажное здание аэропорта было тесное, серое, неудобное, с длинными очередями и огромным выцветшим панно над воротами «РФИ — 1975», которое после получения независимости никто не решился снимать. Я заметил, что людей славянской внешности здесь почти нет — сплошь смуглые кавказцы, турки, арабы, балканцы вперемешку с темнокожими местными и метисами всех вариаций. Люди выглядели тревожными, и куда больше было людей на транзит и на вылет, чем на прилёт. А ещё я обратил внимание на равномерно распределённых военных по всему периметру аэропорта.

Мы прошли долгую процедуру досмотра, заплатили пошлины — страна была другая, хоть и условно-союзническая. Обменяли деньги — за один рубль давали шестьсот новобессарабских львов. Хмурый дядька-кавказец спросил:

— Цель визита?

— Транзит в Голицын-Южный.

Мужчина отвернулся, глянул куда-то в мониторы.

— Ближайший рейс — послезавтра. Наземным транспортом не рекомендую. Рекомендую поселиться в гостинице при аэропорту и дождаться. И, ради бога, не выходите за периметр.

— А чего так? — спросила Самира.

— Беспорядки. Хорошего пребывания.

Билеты на геликоптер до Голицына-Южного купили, стоили они невиданных полторы сотни за один билет. А вот гостиница, расположенная в аэропорту, оказалась полностью забита. Сеть не работала, только телефон — потолкавшись у стойки объявлений, мы нашли частный отель в паре километров от аэропорта, в длинной «кишке» в сторону центра. Созвонились, погрузились на рейсовый автобус — старый, жёлтый, чадящий, проехали две остановки и выгрузились.

По дороге я заметил, что витрины в этажах первых домов разбиты, а на тротуарах лежит мусор. Отель «Кибитка» оказался на две звезды из десяти — пара пьяных тел за столиком в фойе, грязный пол, запах перегоревшего мяса и хмурая администраторша, с некоторым недовольством перешедшая на русский.

— Только два двухместных осталось. Вам, парни, один на двоих, девушку отдельно?

Самира тут же подбежала и зашептала.

— Эльдар, я боюсь одна. Тут неспокойно. Можно с тобой в один?

Отказать в такой ситуации я не имел права.

— Янко, поживёшь один?

Он пожал плечами.

— Мне так даже удобнее.

Стоит ли говорить, что кровать в тесном номере оказалась одна, и двухместная — благо, весьма широкая. Где-то под кровлей посвистывал ветер, а на простыни отчётливо виднелось пятно непонятного происхождения.

— Прости… я не подумала и не спросила… — если бы цвет кожи Самиры позволял краснеть — я бы это точно заметил.

— Ничего… сейчас поищем второе одеяло.

Второе одеяло оказалось за отдельную плату, ничего не оставалось, как заплатить. Коробку с грузом запихнули к нам под кровать. Затем сходили в буфет и съели по порции пережаренных котлет из неизвестного мне сорта мяса — скорее всего, из кенгурятины, запив душистым травяным чаем. Уже стемнело, а мне дико хотелось помыться и спать, но конечно, пришлось пропустить вперёд Самиру. В отсутствии источников информации сложно просто так сидеть в номере и не прислушиваться к звукам из плохо изолированной душевой. Самира напевала тихую песню на незнакомом языке, потом замолчала, а потом мне показалось, что я услышал стоны. Сначала подумал, что они раздаются из соседнего номера за стенкой, но спустя мгновение понял, что стонет моя коллега. Не удивительно, подумалось мне, что естественно — то не безобразно. Если рассуждать про интимную сторону вопроса — горячей девушке после долгих перелётов требовалось снять напряжение, а прочная струя тёплого душа… Впрочем, не стоит об этом.

Разумеется, у меня тут же возникли мысли попроситься и предложить намылить спинку, но я успешно сдержался, не позволив себе натворить глупостей. В конце концов, в такие моменты лучше просто позволить даме закончить дело, и не сбивать настрой.

Я задумался о том, как буду завтра искать Пунщикова и Ивана Абрамова. Сеть по прежнему не работала, я пошёл к администратору и попросил бумажную телефонную книгу. Фамилий не оказалось, зато нашёлся «Поволжско-Уральский Нефтегазовый Картель, филиал».

Недолго думая, я набрал телефон — хоть был поздний час, показалось, что более удачного времени не будет. Ответил спокойный размеренный голос.

— Добрый вечер, дежурный оператор. Чем могу быть любезен?

— Подскажите, а Пунщиков Ян Яковлевич на месте?

— Эм… Я не могу так сразу ответить на ваш вопрос, я работаю недавно, понимаете… А кто спрашивает?

Даже по голосу можно было понять, что вовсе не недавно, просто велено не говорить. Я ответил:

— Эльдар Циммер.

— Если вдруг окажется, что данная персона то-то передать?

После секундного раздумия я сказал:

— Нет, просто сообщите, что я звонил. Спасибо.

Пришла очередь мыться и мне, а когда вышел — Самира уже лежала под одеялом с выключенным светом и пробормотала:

— Спокойной ночи.

— И тебе.

Обходя кровать, я снова заметил, что все предметы нижнего белья моей спутницы валяются у изголовья.

— Точно всё в порядке? — зачем-то спросил я. — Ты я смотрю…

— Ага. В порядке.

Вырубился я на удивление быстро, а проснулся ночью от того, что кто-то дышит мне в ухо.

Самира спала под моим одеялом у меня на плече, полностью голая, положив руку мне на живот. Вероятно, я просыпался и раньше, когда она подбиралась поближе, но тут же засыпал, толком не сообразив, что происходит. А тут сообразил — и попытался осторожно перевернуться на другой бок, от греха подальше. Заметив, что я ворочаюсь, она не то во сне, не то изображая спящую прижалась ещё плотнее, положив ногу на меня так, что я ощутил бедром завитки её волос внизу живота. И вдруг ойкнула, отодвинулась, зашуршала одеялами.

— Прости… прости… — зашептала она. — Я инстинктивно… видимо, холодно ночью стало.

Выглядело не очень правдоподобно. Запах женщины, тактильные ощущения запустили меня с полуоборота. Особенно когда чувствуешь, что ты этой женщине интересен. Но я в очередной раз порадовался тому, насколько у меня сильный характер — удалось сдержаться, чтобы не схватить, не притянуть, не впиться губами, не нащупать, не войти…

— Самирочка… Пожалуйста, давай не будем.

Она лежала молча, потом сказала.

— Ты не подумай. Я просто боюсь спать одна… Я не рассказывала никому. Мне было… было пятнадцать, когда они пришли. Прямо в наш дом. Погромщики, разгромили весь посольский квартал. Отца парализовали чем-то, слугу убили. Они…

Самира замолчала, я услышал нотки слёз в её голосе.

— Если тяжело вспоминать — лучше не рассказывай. Не травмируй себя снова. Давай будем спать.

— Именно тогда у меня проснулся навык. Я очень громко закричала, и они… отстали, я убежала. Мне страшно. Тут всё как будто напоминает это. По настроению, не знаю, по тревожности.

— Не бойся. Ты не одна.

Она заворочалась и поцеловала меня в плечо.

— Спасибо. Если я попрошу себя обнять — ты откажешь?

— Мне очень хотелось бы тебя обнять, но это будет очень опасно. Мне тоже очень сложно сдерживаться. А надо.

— Значит… я тебе нравлюсь?

Вопрос, на который очень сложно отвечать, поэтому я ответил честно:

— Ты голая, блин! Ты лежишь в полуметре от меня голая! И красивая. Я не был бы мужчиной, если бы ты мне не нравилась. Но…

— Я старше? Тебе стрёмно из-за этого?

— Да брось, всего пять лет! Я про другое.

— Алла. Я понимаю, я ей обещала. Она моя подруга. Прости, некорректный вопрос. Спокойной ночи.

Она отвернулась и замолчала. Мне удалось уснуть — но, конечно, не сразу.

Впрочем, выспаться не удалось. Мы проснулись от шума за окном. Звон разбитого стекла, где-то далеко — гул не то полицейских, не то чьих-то ещё сирен. А следом, буквально через пару минут — в дверь яростно застучали.

— Откройте! Это я, Янко!

Самира ловко подхватила с пола предметы гардероба, принялась одеваться. Я открыл дверь. Наш спутник вбежал в комнату с ошалелым видом, зажимаю рану на плече.

— Скорее. В городе бунтуют, революция, судя по всему. Северные ворота сорвали. Погромы против дворян. Полиция уже на их стороне. Сейчас к аэропорту толпа идёт. Надо валить. На сборы — две минуты.

Оделись быстро, вещи покидали в чемоданы — благо, опыт подсказывал нам обоим, что разбрасывать вещи по номеру не стоит. Из номеров уже бежал народ. Вытащили из-под кровати груз, подхватили — я одной рукой и Янко второй, здоровой.

— Сильно ранен?

— Да, блин, сильно! На вылет, кость цела, но больно руку поднять. Потом подлатаешь, если долетим.

— Долетим? Куда мы? — спросила Самира на ходу. — Как мы доберёмся до аэропорта? И билет же только на послезавтра…

— И представляю, какая там жесть творится сейчас.

— Я машину угнал, — ответил Янко. — Сзади, за гостиницей.

По проспекту, зажатому между двух стен и тянущемуся от центра до аэропорта и морского порта, двигалась толпа — несколько сотен человек. Её край был всего в двух сотнях метров от нас. Нас прикрывала группа военных, слышались выстрелы, летели бутылки с зажигательной смесью.

Кинули груз на заднее сиденье, туда же прыгнул Янко.

— Ведите сами… Там два проводка соединить.

Я прыгнул на водительское. Как заводить взломанные машины я из без него представлял, без труда щёлкнул искрой под двум проводам, торчащим из-под руля.

— Говори — куда?

— В порт! Там договоримся.

Выехал, развернулся, рванул по газам. Хоть я уже и сдавал на права, вёл всё ещё слегка неуверенно — в каждом новом мире что-то немного отличается. То переключение скоростей отличается, то педали поменяны местами. Я не говорю про разницу в дорожных знаках — хотя это, как ни странно, запоминается быстрее всего. Очень скоро мы встали в четырёхрядную пробку из автомобилей, спешащих в сторону порта. Пробка двигалась медленно, машины гудели, кто-то не выдерживал, выходил и бежал вперёд.

— Нет, так мы не успеем. Пошли! — рявкнул с заднего сиденья Янко.

— Нет уж, — покачал я головой. Придётся…

За то, что я сделал после — мне слегка стыдно. Это был один из моих пунктиков — не нарушать правила дорожного движения и то, что продиктовано общепринятой безопасностью. Достаточно пары попаданий в аварии, чтобы это запомнить. Но в данный момент вариантов не было. Я крутанул руль, перемахнул через бордюр и поехал по тротуару. Где-то раздался полицейский свисток, но я не обращал внимания — пёр вперёд, гудком разгоняя редких прохожих.

— Теперь направо! Порт там, — скомандовал Янко.

Но направо не получилось — мы были не одни такие умные. Перед перекрёстком на тротуаре стоял с десяток машин, и к первой из них уже бежали полицейские.

— Ты же говорил, что полиция под бунтовщиками.

— Хрен разберёшься. Но теперь точно пешком.

Мы бросили машину, вытащили коробку с сумками, потащили. Полицейские на нас так и не взглянули, потому что их внимание привлекло нечто другое.

До порта оставалось меньше полкилометра, и дорога туда была, на удивление, свободнее — всего несколько легковушек и фур. Стены «периметра» в этом месте образовывали букву «Т», и на углу стояла башня, откуда раздались выстрелы — сначала одиночные, потом очередями. Позади раздались крики. Полицейские тут же засели за машинами и открыли огонь не то по башне, не то по тому, что было за ней.

Я кинул ящик на землю, схватил Самиру, грубовато повалил на землю. Стрельба прекращалась недолго, я услышал крик Янко:

— Пошли-пошли!

Подхватили ящик, сумки — возможно, не все — побежали дальше, укрывшись за киоском автобусной остановки.

Толпа, которая шла по проспекту, тем временем уже добралась до конца пробки. Люди окружили последние машины в ряду и принялись их расшатывать. Кто-то запрыгнул на капот, кто-то в маске целился булыжником в полицейского. Я вспомнил, где видел такие же резкие, отрывистые движения — у похожей толпы английских ультрасов, с которыми дрался в первый день появления в этом мире.

— Зомбяки… — проговорила Самира. — Они явно зазомбированы.

На этих словах нас заметили. Нас разделяло метров пятьдесят, но я чётко услышал:

— Бей двориков! Имперцев бей!

Человек десять побежали к нам. Неясно, почему они решили, что мы — дворики. По нам это было невозможно определить, ни по одежде, ни по расовой принадлежности. Политические движения порой принимают весьма уродливый облик, и местные социалисты, судя по всему, в тот момент были готовы признать своими классовыми врагами любого странно одетого гражданина, уносящего ноги от них.

Полицейские, ещё недавно досматривающие машины, просто отошли в сторону, не желая вмешиваться. Я достал ствол, хотя почувствовал, что он уже не особо поможет: недавняя стрельба, похоже, толпу вовсе не тревожила.

— Закройте уши, — скомандовала Самира.

Она сделала пару шагов в сторону толпы, до которой оставалось всего шагов тридцать. А затем раздался её крик. Уши тут же заложило, казалось, из них сейчас польётся кровь. Крик заставил инстинктивно прижаться к земле, зажмуриться, лишь бы отключить все органы чувств. Продолжалось всё секунд пять, не больше, и я не сразу понял, что она больше не кричит — тонкий звук оставался звенеть в ушах. Толпа рассыпалась, попадала на землю, кто-то уже поднимался, но выглядел контуженным и обескураженным. Неужели крик помогал освободиться от зомбирующего воздействия? Либо же не было никакого зомби-воздействия, и он просто словно перезапускал мозг, перегружая органы чувств. Я не знал принципа, да и это было уже не важно — важно, что это помогло задержать наших преследователей.

Я услышал приглушённый голос Янко?

— Хватай, идём.

Долгие пятьсот метров мы тащили коробку до ворот. Там нас тормознула охрана порта.

— Нам запрещено отправлять эвакуирующихся! — сказал парень в зелёно-чёрной форме.

— Мы подданные Империи, — сказала Самира. — Подпоручики при исполнении. Это очень важный груз. Пропустите.

Охрана хмыкнула.

— Это вы кричали?

— Я.

— Крикните ещё раз?

— Попытаюсь… второй раз так быстро не выйдет.

Нас пропустили, мы бросили груз у входа.

— Пойду поищу транспорт, — сказал Янко. — Стойте здесь.

Он пошёл в сторону пристаней.

— Отойдём дальше? — предложил я. — Зачем стоять у ворот?

— Нет, — твёрдо сказала Самира. — Я хочу… хочу взглянуть страху в лицо.

Прошла минута, другая. В порт заехала пара фур и автобус, разгрузившийся чуть поодаль — из него вынырнули основательные мужчины арабской и европейской внешности, кто в пиджаках, кто в домашнем, большинство были с жёнами и детьми.

— Дипломатов вывозят… — услышал я голос охранников. — Всё, Иван, закрывай ворота.

— Армия… где, мать его, армия! — выругался, по-видимому, Иван.

Новая волна толпы — с непрочищенными ещё криком Самиры мозгами — уже мчалась по дороге до порта. Толпа была не такой большой, видимо, основная масса направилась после перекрёстка в аэропорт. Но в руках я заметил арматуру, бейсбольные биты, палки. Охранники встали наизготовку, и вдруг до меня донёсся звук выстрела. Стоящий в паре метров от меня парень упал навзничь, я инстинктивно упал влево, выхватил ствол, выстрелил вперёд. Затем поднялся схватил Самиру и рявкнул:

— Ложись!

— Я обещала!

Самира вырвалась из моего захвата, простояла ещё пару секунд, подпуская толпу ближе, а потом закричала во второй раз.

Снова звон в ушах, снова побелело в глазах. Меня толкнули за плечо, указали рукой на ценный груз. Янко уже вернулся, скомандовал:

— Сюда! Третий пирс! На паром!

Словно в бреду мы пробежались по пирсу, запрыгнули по мосткам в переполненное судёнышко, заполненное разномастным народом.

— Куда? — спросил я словно не своими губами.

— Хайфа-Хадаша, — услышал я чей-то голос. — На той стороне залива. Новый Израиль.

— Все на месте? Самира? Ты цела?

Я не сразу увидел её, но скоро почувствовал. Она бросилась мне на шею и беззвучно зарыдала. А я сидел, держась за тесную скамью, и смотрел через её плечо, как берег бунтующей столицы Новой Бессарабии медленно уплывает от нас.

— Всё позади, — шептал я. — Мы в безопасности.

Глава 26

— Мне так стыдно, — заговорила Самира, когда мы уже немного успокоились.

— За что? — не понял я.

— Ну, ты помнишь… ночью. Я зря спросила.

— Если тебе так хочется — можем забыть всё, о чём говорили.

Самира кивнула, но в глазах читалась грусть. Наверное, она ждала другого ответа и развития диалога.

Возможно, мне показалось, сказал я себе. Возможно, её обнажение перед сном в одной кровати со мной было частью её культуры, а то, что она прижалась во сне — действительно, инстинктивное желание согреться и избавиться от чувства одиночества. Но если она всё же запала на меня, а таковых признаков было куда больше… то ситуация становилась куда более сложной. Я собирался держаться дальше и хранить верность той, с которой у меня уже были отношения, как говорили мои принципы. Но за свой организм, которому было, напоминаю, всего девятнадцать лет — я ручаться не мог. Сколько я мог продержаться дальше при таком напоре, да ещё и в фактической изоляции от остального мира в условиях командировки — я не знал.

И что самое паршивое: по химии, феромонам и чёрт знает какой непонятной мне женственности — Самира у Аллы выигрывала вчистую.

Янко подобрался поближе, протолкнувшись через семью аборигенов в цветастых футболках.

— Ты ж лекарь, знаю. Подлатай мне руку, будь добр.

Признаться, моё отношение к Янко слегка изменилось. В критической ситуации он повёл себя не как конченный мудак, а вполне по-товарищески — помог выбраться, решил проблему с транспортом. Хотя что-то меня до сих пор в нём отталкивало. Но в данной ситуации, когда мы были в прямом смысле «в одной лодке» — я не увидел ни одной причины ему не помочь.

— Не вопрос. Только давай отсядем в конец, а то народ заинтересуется. Меня на всех не хватит.

Отсели, он размотал импровизированную повязку, сделанную ещё в машине — не то из платка, не то из обрезка ткани. Я принялся лечить, забормотал:

— Всё идёт по плану… всё идёт по плану…

Повреждения были не сильные — ни одной крупной артерии и вены, разве что связки и кожа. После разговорились, я спросил про цель посещения Новой Бессарабии.

— Артефактик один передать. Братишке.

— Передал?

— Передал. Да ты не бойся, всё законно. Почти.

Подробностей узнавать не стал. Куда важнее было расспросить нашего «проводника» о месте, куда мы направлялись. Я прочитал в Энциклопедии, что страна была основана Российской Империей в 1920-х на зачищенных от аборигенов территориях вдоль узкого пролива, ведущего во внутреннее Оранжевое море. Это случилось после того, как Первый Израиль оказался фактически под управлением Османской Империи и Австро-Венгерского Социалистического Союза, проводивших насильственные депортации евреев из германских земель. Ещё я прочитал по-диагонали, что в 1980-ые годы, после распада Австро-Венгерского Союза было объявлено об объединении двух Израилей, хотя по факту оба государства находились на противоположных точках земного шара, и как это может производиться — я слабо представлял.

Я спросил:

— В Новом Израиле был? Как там хоть?

Янко усмехнулся.

— Как-как… Бывал. Нормальное там. У власти партия военных и националистов-ортодоксов, сейчас формально в союзном государстве с Первым Израилем, палестинским, вроде как приводят в порядок законы. Но бессарабцев по-прежнему терпеть не могут. Как и аборигенов…

— Раз в союзном государстве с Иудеей — значит, уплывает из родной гавани. Куда-нибудь… в Северную Унию?

— Я не знаю, что такое Северная Уния, — оскалился он. — И тебе, парень, знать не рекомендую. Молод ещё знать, что такое Северная Уния. Да, может, и уплывает. Договоры о сотрудничестве и льготных пошлинах Великой Южной Полусферой Процветания. Знаешь же, что это такое?

— Япония это.

— Японская суперкорпорация это. С сотней миллионов сотрудников. По управлению южными колониями. Государство в государстве. Кораблики их приплывали пару раз на учения, филиалы дочерних контор. В общем, нормальное здесь государство, любит на двух стульях усидеть, оружием побряцать и свою родную гавань попугать.

Словно в доказательство его слов я заметил оживление на борту. Кто-то показывал через борт — где-то на горизонте виднелась тройка быстрых не то кораблей, не то самолётов, низко летящих над поверхностью воды. Я не сразу вспомнил, как называется этот вид техники — экранопланы. Они промчались в километре от нас в сторону Долгово Городища.

— Сейчас блокаду порта ещё введут. Пока российская эскадра не прибудет.

— Зачем им?

— Ну… для внутреннего потребителя. И выторговать что-нибудь. Они, вроде как, союзнички, но такие — с хитрецой.

Мы миновали устье пролива Маныч-Аустралийский, через который шёл весьма существенный трафик в Оранжевое Море — цепочки судов виднелись и на юге, и на севере от нашего курса. Прибыли в порт Хайфа-Хадаши через три часа после отплытия, ещё полчаса ждали разгрузки. Порт выглядел едва ли не крупнее того, из которого мы выплыли, хотя сам город на берегу реки выглядел меньше — главным образом, совсем из-за другой застройки. Кирпичные и пеноблочные здания с плоскими крышами двух-трёх этажей карабкались вверх по склонам холмов, лишь изредка среди них поднималось здание повыше.

Снова таможенный контроль, больше похожий на фильтрацию, после которого нас отправили в кабинет к сотруднику местных «особых органов».

Это был молодой парень в традиционном ортодоксальном еврейском облачении: с цилиндром, с характерной причёской, но что самое удивительное — в знакомом мне лёгком чёрном сюртуке-лапсердаке. Каждый раз, видя такие странные и внезапные параллели с другими мирами я испытывал лёгкое приятное удивление. Даже для нас, Секаторов, эволюция человеческой культуры в Ветвях Древа до конца непостижима и удивительна — как и эволюция видов животных или Вселенной. На плечах этого сюртука были вполне стандартные погоны, кажется, майорские, что, несомненно добавляло колорита.

Начал говорить он практически без акцента. Всё же, приятно быть в мирах, в которых твой родной язык в тройке самых популярных языков международного общения.

— Молодые люди. Меня зовут Яков Ааронович, рад приветствовать на земле Двух Израилей. Я понимаю, что вы — представители Курьерской Службы, серьёзной императорской государственной структуры. Структуры очень дружеского государства, да. Но по регламенту я должен удостовериться, что ваши цели пересечения границы не наносят урона нашему государству.

— Мы тут транзитом, — сказал я. — По сути, мы мало того, что не планировали пересекать границу Земли Обетованной. Мы не планировали пересекать и границу Новой Бессарабии. Просто оказалось, что так будет быстрее исходя из рейсов на материк.

— Увы, это слабые аргументы. Мне нужно… нужно что-то документальное.

И тут бюрократы, вздохнул я. Впрочем, за бюрократией мог укрываться и вполне естественный шпионаж и сбор разведданных. Я порылся в документах и выудил документы — путевые листы, распечатки заявки и прочие бумажки с серьёзными печатями. Изучали их долго, явно затягивая время.

— Яков Ааронович, — не выдержала Самира. — Мы очень хотим есть… А я ещё и пописать. Где у вас туалет тут?

— А, да, да, конечно, девушка, женский — слева по коридору. Сейчас я скажу, проводят, да, — оживился особист.

Как только она ушла за дверь, он заговорил, внезапно, совсем другим языком. Не то, чтобы не особо протокольным — не особо цензурным.

— Значит так, мля. Я понимаю, что требовать распаковки и досмотра не могу по хартии, но мне надо знать, что в коробке. Пока вы мне не скажете — хер вы отсюда уйдёте, ясно? У меня разнарядка, что кто-то из дворянских сословий Империи при поддержки Бессарабии попытаются привезти сюда сенситивное оружие.

— В документах указано, что это, — хмыкнул я. — Все характеристики.

— Что указано-то, мля? Что это «предмет»*? Цитирую: «Особый предмет, камнерезная мастерская Братьев Обля… охлябля… Охлябининых Универсалстрой», тридцать два Кейта. Что мне из этого ясно? На рентгенографии — какие-то штыри, сетки, коробки. Что это? Да мне, мля, даже спектрография ничего не скажет!

Он оживился, встал из-за стола, подошёл к крохотному окну.

— Вы понимаете, юноши мои дорогие дворянские, народ иудейский обделён от природы. Среди европейских евреев процент сечения редко бывает выше полпроцента. А у метисов…

— Не выше одного, я знаю, знаю… — поморщился Янко.

— Не перебивайте! Хорошо, есть евреи абиссинские, есть среднеазиатские… Ну полтора, ну два! Вы понимаете, что это значит?

— Я понимаю, что это значит, мы это в школе проходим, Иаков… как вас там.

«Как вам там» повысил голос.

— Мы веками искали способ ужиться со странами, с народами, которые способнее нас! Объединялись, повышали уровень образованности. Что мы получили? Да, землю. Хороший, плодородный кусок. Спасибо вам, мои дорогие! Но в самом сердце самого опасного, дикого континента, полного самых сенситивных аборигенных народностей!

— Вы хотите чего? Действительно узнать, зачем эта штука? Или вам надо написать хоть что-то в отчёт?

— Мне действительно, мой дорогой, нужно очень хорошенько разузнать, зачем вы везёте эту здоровенную херню в нашу страну.

Янко прищурился:

— Сколько… сколько нулей будет достаточным, чтобы занулить ваш отчёт? Занулить, а там — впишете что угодно.

Весьма элегантное предложение взятки, хмыкнул я. Взяточничество, особенно мелкое, я не то, чтобы не любил — презирал, хотя очень часто по пути к достижении цели миссии Секатора приходилось прибегать и к этому грязному инструменту. Особист размышлял пару секунд, затем сказал:

— Я не знаю, на что вы намекаете. Не понимаю. Какие-то обороты, которые я не учил.

Он покривился, бросив взгляд куда-то в угол. Ясно, значит, разговор записывается — что было вполне логично. Янко повернулся ко мне, прищурился.

— Вот пусть он ответит. Он лучше меня знает, что в коробке.

Проверка, вспомнил я. Экзамен, получается. Ладно.

— А если я скажу, что сам плохо представляю, а представляет только заказчик? Вы мне, конечно, не поверите? — спросил я.

— Нисколечко, молодой человек.

— Вы сказали, что боитесь, что данное оружие попадёт куда-то в руки террористов, или аборигенов. Это полный бред, и я смогу вам это доказать. Я предлагаю вам два варианта. Вы предоставляете за счёт вашего ведомства сопровождающих и личный транспорт до Голицына-Южного. Чтобы пугающая вас коробка как можно скорее оказалась за северной границей вашей страны. Либо я требую вызова сотрудника консульства. Дайте бланк.

Особист поджал губы, снял цилиндр, вытер платком лоб от пота.

— Вы-таки просто выворачиваете мне руки, юноша. Оба ваших предложения вполне разумны. Только вот… Мне нужно знать, понимаете? Знать, зачем эта хреновина может быть…

В этот момент в кабинет вернулась Самира.

— У нас тут взятку вымогают, — сообщил я ей. — Требуют сказать, что в коробке.

— Это ложь! — воскликнул особист.

— А вы не сказали? — нахмурилась Самира.

— Нет. Я даже не знаю! — продолжил я диалог.

Как мне показалось, выглядело убедительно.

— А я прекрасно знаю, зачем. Юноши скромничают… В общем…

Она уселась на стул. Похоже, у неё был какой-то экспромт.

— Клетка предназначается одному влиятельному представителю дворянского рода… Для удовлетворения разных… как бы выразиться.

— Выражайтесь как есть, милочка.

— Самира, не надо! — я разочарованно покачал головой — это показалось удачным решением.

— Ну… желаний… увлечений… похотливых разных штук для плотских утех, я плохо знаю точное слово.

Она специально заговорила как будто бы с акцентом. Я вздохнул и заговорил в соответствие с легендой:

— В общем, для садо-мазохистических удовольствий. Пожалуйста, не распространяйте никому.

— Что это такое? — не то нахмурился, не то покраснел особист. — Никогда не слышал такого выражения.

— Это когда несколько голых женщин садят в клетку, возможно, связывают, а несколько голых мужчин ходят снаружи и вставляют свой половой орган им в разные отверстия через прутья клетки! — выпалила Самира.

В воздухе повисла пауза.

— Хм… — особист снова вытер пот с лица. — Весьма, хм… затейливо. Но ради этого — трёх человек нанимать? Ещё и один с двойным гражнанством, а? Тротуаров Янко Штефанович. Не очень верится. Справился бы и один. А зачем?…

— Там камнерезка для усиления остроты ощущений на уровне психики и физиологии, — поддакнул Янко. — Спецзаказ. Тридцать два кейта — это очень большая силовая ёмкость, опасно транспортировать обычным людям, только с сечением человечек, а лучше — бригада. Без контроля камнереза-матрициста может сработать в транспорте, и тогда весь салон самолёта превратится в одну большую оргию.

На этом моменте даже мне стало немного не по себе. На словах Самиры я ещё был уверен, что это вполне удачный экспромт, а настоящая функция нашего груза — совсем иная. После слов Янко я в этом уже не был уверен. Неужели это… правда? Я вспомнил свою первую доставку — вибратор для Эльзы Юльевны, безвременно почившей при загадочных обстоятельствах. Вполне возможно, и нам даже намекали об этом на курсах, что периодически Курьерке приходится доставлять подобный деликатный груз. Но лететь за полмира? Ещё и совмещать с экзаменом кандидата в Общество? Выглядело, как бред. С другой стороны, тот факт, что подобную доставку поручили новичкам…

В общем, я был в сомнениях. Но продолжал играть роль.

— Пожалуйста, не пишите в отчёт, — попросил я. — Нас оштрафуют или уволят. Самира, зачем ты так! Нам же говорили легенду…

После некоторой паузы особист плюхнулся на стул.

— Конечно, я повидал разное. Бомбы, зомбирователи, выкачиватели сил… Но стимуляторы для… простите, такого⁈ Мне, признаться, самому стыдно такое вписывать в отчёт. Ладно, молодые люди, запишем, что «клетка магическая для содержания реликтовой фауны». То, что клетка — вполне разумно.

— Моё требование о предоставлении транспорта до южной границы либо вызова сотрудника консульства — в силе, — напомнил я.

— Да-да, конечно. Сейчас. Знаете что… мы просто попросим транспорт у консульства.

Мне даже захотелось сострить что-то на тему знаменитой иудейской скупости, хотя я никогда не был склонен к шуткам на национальной почве. Но предложение так или иначе выглядело разумным.

Как только обо всём договорились, вышли из кабинета в коридор и принялись ждать первого сопровождающего, произошло нечто странное — то, что мне меньше всего хотелось бы увидеть.

Янко — то ли в сердцах, то ли на эмоциях, то ли с расчётом, посчитав, что подходящий момент, сграбастал Самиру, приложив ладонь сильно ниже уровня спины.

— Молодец! Молодец, Самирка, спасла нас! Умница девка!

Она вырвалась из захвата, хлестанула по плечу.

— Ещё раз тронешь!…

— И придётся разбираться со мной, — я подошёл и встал между ними, схватившись за кобуру — опечатанную ещё на пароме перед высадкой, но меня это в тот момент не останавливало.

После секундной паузы Янко сграбастал и меня.

— Подпоручик ты наш! Отлично роль сыграл! Не серчай. Скоро мы с тобой путь закончим и больше не увидимся никогда. А девку свою сам мацай, так и быть, вижу…

Ситуация была улажена, Самира многозначительно стрельнула на меня глазками после последней его фразы. Но осадок, конечно, остался. Защитить я был обязан, но больше заставила задуматься своя реакция — неужели у меня уже работал собственнический инстинкт про Самиру. А значит…

Значит, увы, она мне становилась небезразлична. Чёртовы юношеские гормоны!

Несколько часов ожидания, перекусов, поездок по городу — и мы были вместе с молодым парнем из консульства Р. Ф. И. на площадке геликоптерного аэроклуба, с которым был заключён контракт на доставку трёх человек и багажа. Маршрут предстоял длинный, пятьсот километров, с дозаправкой, а конечная точка — Гусев-Лосиный, небольшой российского посёлок-форт на строящейся трансконтинентальной железной дороге, проходящей в семидесяти километрах на северо-восток от границы. Оттуда уже предполагалось везти или на джипах, или на геликоптерах вахтовиков.

Кто знал, что всё пойдёт совсем не по плану…

Глава 27

Трудолюбивый народ особенно заметно с высоты. Когда вместо протуберанцев грязных лачуг, цепочек заброшенных деревень, пыльных серых кварталов посреди пустыни растут рукотворные оазисы идеально-круглой формы. Когда это всё соединено геометрически-правильными каналами, красивыми полями, ровными дорогами.

На самом деле, расположением Израиля в Австралии меня было не удивить. Как минимум трижды я встречал Новую Иудею на Мадагаскаре, пару раз в районе Великих Озёр и ещё пару раз — совсем в неожиданных местах вроде побережья Аральского моря и южной половины Парагвая. Это не считая вариаций расположения границ восстановленного Израиля на ближнем востоке — от Сирии до Синая. Не всегда я видел там что-то аналогичное местному — в условиях мировой анархии и ограниченности ресурсов и еврейский народ запросто скатывался в совершенно дикие формы. Но чаще, всё же, высокая образованность и врождённые амбиции «стать лучшим» позволяли выжать максимум ресурсов из самой неблагоприятной среды.

И хорошо, если в этом случае такое государство становилось моим союзником. Очень часто было совсем наоборот, либо — как сейчас. И нашим, и вашим.

Тем не менее, я расслабился. Мы летели на высоте в сотню метров в небольшом четырёхместном вертолёте — настолько похожем на привычные мне по компоновке, что язык не повернулся назвать его «геликоптером». Янко — на переднем сиденьи, мы с Самирой на заднем.

Чуть позже обеда мы пересекли почти всю страну по диагонали, пролетев километров триста, и остановились на дозаправку в одном из северных поселений.

Тут я впервые увидел местную фауну, и тут пришло время удивляться. На бордюрном камне у вертолётной площадки грелся на солнце форменный дракон. Небольшой, всего в метр длиной, и худой, более похожий на китайских лунаванов — с зубастой головой, напоминающей не то крокодилью, не то морду летучей лисицы. Красивой расцветки — бирюзовые чешуйки и шипы чередовались с оранжевыми и перламутровыми. Крылья, судя по всему, были рудиментарные, меньше полуметра в размахе, заканчивающиеся короткими лапками. Ног же было четыре, я посчитал число пальцев — шесть.

Чёрт возьми, подумалось мне. Зоология и археология — те науки, которых я в ходе своих жизней касался, пожалуй, меньше всего. Но даже обрывочных знаний и нормальной эрудиции хватило, чтобы сделать внезапный и весьма зловещий вывод. Такая тварь не могла эволюционировать ни из одной формы жизни, выбравшейся из океана за всю историю фауны земли.

Нет, я понимал, что в этом мире есть фактор магии. Значит, их или кто-то создал когда-то в древности — например, сверхмогущественная вымершая цивилизация. Или — это было что-то инопланетное. Межмировое.

А точнее, междудревное.

— Что разглядываешь? — спросила Самира, выпрыгнув из кабины. — О, какой красавец! Только в зоопарке видела… в Кейптаунском. В российских, насколько знаю, нет.

— Мда. Дракон, — зачем-то сказал я.

Самира рассмеялась.

— Какой же это дракон? Так, змий. Драконов меньше сотни, они все по именам известны. Как там по-научному… Тип новохордовые, класс шестиконечностных. Отряд драконид, семейство малых змиев, род… не помню, аустралийские змии, как-то так, кажется. Это бирюзовый равнинный, насколько помню. Одни из самых распространённых, я в детстве в книжке читала.

Пилот, тоже вышедший размяться и покурить, услышал наш диалог и подключился:

— Это местный, ручной. Уже лет пять у них живёт и кормится. Как-то раз перелез и не плевался, никто не мог понять, почему. Поначалу бригаду вызывали, скидывали за забор, он снова приползал. За километр относили — всё равно. Хотя они обычно сторонятся. Оказалось, в лапе гвоздь был. Поймали, прооперировали, так и остался жить. Они все ж хорошо приручаются, умные, только редко к людям приходят. А перевозить тяжело.

— Про драконов слышал? Новость последний часа? — подал голос техник, прикативший агрегат для заправки с длинным шлангом до хранилища.

Он был куда более смуглым, чем присутствовавший, и говорил с весьма заметным акцентом и ошибками.

— Нет, — покачал головой пилот.

— Пемений и Луннета через океан полетели. Фиджи остановились крылышки почистить.

— Чего⁈ — чуть ли не хором сказали пилот и Самира.

— Ага. Конец времён! Десятый северный полёт драконов за всю историю.

— Да, — посмеялся пилот. — Вовремя вы, дворяне российские, прилетели. Опоздали бы — застряли где-нибудь в Каледонии. Сейчас на неделю весь Тихий Океан перекроют, все перелёты.

Самира буквально сияла.

— Ты понимаешь, Даречка⁈ Камчатку теперь точно обратно отдадут!

— Не понимаю, — покачал я головой.

— Договор о возврате… как там точно звучало. Последний раз же такое ещё до третьей японской было.

Тут к разговору подключился Янко, вернувшийся из туалета:

— Сиам и Луизиана когда миротворческие войска вводили после Третьей Японской, подписали ещё бумажку, что при перелёте драконов снимают военные базы и возвращают России. С драконами же только русские договариваться умеют. А драконы страсть как любят военную технику жечь, у них прямо любовь. Переводчики только у нас есть, а японцы этих тварей боятся, как огня… пардон за каламбур. О… змий.

Он тоже обратил внимание на змеюку. Я в очередной раз понял, что знания о драконах требовалось подтянуть. Они здесь были чем-то большим, чем просто редкие животные, накаченные магией, раз их включали в форс-мажорные параграфы межгосударственных пактов.

Признаться, я даже до сих пор не знал, какого они размера. Пытался пару раз искать про драконов в сети — но находились ролики, оказывающиеся не то грубой компьютерной графикой, не то фантастическими фильмами с врезками документалок. Поэтому я решил перевести разговор на соседнюю тему.

— Ты сказала, что в российских зоопарках нет такой зверюги. Может, нас для того сюда и позвали? Поймать? Посадить?

— Да, я тоже думаю, что клетка для зверя какого-то. Тут куда не плюнь — редкое животное, а то и полуразумное. Уж больно странно везти клетку для человека… Но это уже нас не особо касается.

Вскоре полёт возобновился. Признаться, мне уже не терпелось посмотреть новости про перелёт драконов и почитать подробности.

— Ты совсем не удивляешься полёту на таком частном геликоптере⁈ — спросила Самира после длинной паузы через шум винтов. — Почему? Ты уже летал?

В наушниках был передатчик, но всё равно приходилось кричать.

— Наверное… да.

— В смысле — наверное?

Я на секунду подумал, какую правду сказать, и сказать ли вообще. Я догадывался, что рано или поздно подобное вылезет, и за время нашего с ней общения случалось уже с полдюжины раз, когда она ловила меня на непонятных оборотах и странных вопросах о вещах, которые должны быть известны всем. Вроде того, какой язык в Новой Бессарабии, какая столица у Российской Каледонии — «была же песня старая про Кащеево Городище, да и названо в честь сказки», и почему штрих-коды в магазинах Филиппин в виде домика — оказалось, что это все знают по какому-то популярному любовному фильму.

— И про дракона странно отреагировал. Классно же! И про змия не знал…

— Самира… — вздохнул я. — После отчисления из ВУЗа, прямо перед поступлением на учёбу в Курьерку, мать сводила меня к шарлатану. Говорили, что хороший психолог-сенситив, но он перестарался. Стёр у меня половину воспоминаний. Включая память о подростковом периоде и часть общеизвестных фактов. Я об этом не говорил даже Алле. И тем более не говорил Корнею Константиновичу, иначе… сама понимаешь.

— Ох… — на лице отобразилось сострадание, она нежно погладила меня по плечу. — Мне хочется тебя обнять.

Терпеть не могу, когда меня жалеют, даже если это и может укоротить путь в женские трусы. Хотя против объятий я возражать не стал. Увы, мнимая амнезия — неизбежный инструмент Секатора. Достоверно подделывать её все мы учимся в самые первые наши учебные миссии, и иногда лучше прибегнуть к ней и объяснить что-то через неё, чем через что-то другое.

— Мда. Поэтому не удивляйся, если у меня будут глупые вопросы.

— Это же очень редкий случай! — сказала она, продолжая обнимать и держать подбородок на плече. — Так, чтобы отшибло память прям на несколько лет… ещё и задело зону обучения… Ты уверен, что нельзя всё вернуть? Ты же пробовал, ходил?…

В этот участок пути мы снизились до пятидесяти-сорока метров — начался мелкий дождь, и выше нас шло странное облако не то пара, не то песчаной пыли. Я глядел через плечо в окно и думал, что ответить. Подумал, что наши родители общаются, и будет риск, если я начну рассказывать подробности — на самом-то деле Кастелло был приглашён, чтобы восстановить память, а не стереть. Поэтому я уже подумал ответить, что, конечно, пробовал, ходил, но…

Самира резко меня отпустила и взвизгнула, глядя в окно. Я резко развернулся и успел заметить странную фигуру из пяти человек в серых одеяниях, стоящих на небольшом песчаном холме правее нашего курса. Секунду спустя понял, что они стоят, вытянув руки в нашу сторону.

А следом звук винтов прекратился. Двигатель заглох, в ушах раздался тихий мерный писк. Кабину развернуло мордой вниз, и мы начали падать.

Дальше, как обычно бывает, всё происходило в считанные секунды, которые уже позже, после осознания, растягиваются в нечто мучительно-долгое.

Уже позже, оклемавшись, я понял, что нас спасло.

Во-первых, маленькая высота. Если бы мы падали с пары сотен метров, а не с сорока, кинетическая энергия была куда выше, и нас бы просто расплющило. Во-вторых — эффект авторотации. Первый десяток метров после остановки двигателя несущий винт продолжал вращаться, что позволило нам падать по наклонной, а не вертикально вниз.

В-третьих, нас спасла автоматика. Она сработала в метрах пяти над землёй, открыв люки и выкинув наши сиденья в бок, на дюны: меня справа, Самиру слева. Парашюты, конечно, не сработали, но мягкий песок самортизировал падение. Ну, и в четвёртых, нас спас Янко. Но обо всём по-порядку.

Такое уже было. За прошлые жизни я минимум дважды совершал жёсткую посадку в вертолётах и ещё пару раз катапультировался из истребителей. Когда работает катапульта — кажется, что у тебя под задницей взрывается ядерная бомба, а по голове бьют кувалдой. Здесь было примерно то же самое, только ещё и под углом, с боковым ускорением, отчего мне едва не сломало шею. Пару секунд я лежал на земле, на боку. Тело ныло от боли, голова раскалывалась от удара. Обломки в метрах семи от меня начали гореть, но взрыва не было, хотя я знал, что он скоро будет. Я освободился от ремней, встал, шатаясь. В глазах двоилось, но я увидел, что паре метров от меня, ближе к вертолёту, лежал Янко, вернее то, что от него осталось. Его кресло врезался в землю лицом вперёд и раскололось, буквально размазав его по грунту. Я заметил, что его уцелевшая рука словно одереневшая торчит в ту сторону, в которую падал вертолёт.

Неужели он пытался замедлить падение? Может, у него и получилось?

— Эльдар! Ты живой? Даря⁈ — услышал я голос Самиры. — Помоги!

Помчался по полукругу вокруг места падения, увидел Самиру. Она лежала на боку, по виду — невредимая, но крепежи ремней заклинило, и она не могла освободиться. Помог, оттащил от кресла. Тут я увидел пилота — в общем-то, в том же состоянии, что и Янко. При его виде Самиру едва не вывернуло наружу, она тихо заскулила, не то от боли, не то от страха. Тут я обратил внимание на её ногу — лодыжка опухла, ступня была неестественно вывернута.

— Перелом. Твою ж…

— Груз! Надо вытащить груз! — сказала она.

— Да плюнь на него, надо уйти подальше!

Я помог встать на одну ногу, осторожно, но быстро мы отковыляли ещё дальше от обломков.

И вовремя — буквально через секунду полыхнуло весьма мощно, языки пламени едва не долетели до места, где лежали кресла. Я остановился, помог Самире присесть, вытер пот со лба и в дымке полуденном зное увидел группу в серых балахонах, приближающуюся к нам. Они медленно, неспешно шли — опираясь на палки, а пара из них держала на плечах палки совсем иного рода. Со спусковым крючком и прицелом.

Хлопнул по поясу — пистолета не было. Я отстегнул и оставил кобуру лежать на сиденье, чтобы не давила на пояс в душном салоне. Я рванул обратно к обломкам, подобрался насколько можно близко. Пистолет с кобурой лежал в трёх метрах от кресла, ровно по траектории от падения. Когда я вернулся к Самире, они были совсем близко.

Смуглые, но не похожие на аборигенов, скорее — на странную помесь индуистских монахов и родственников Самиры из племени масаи. Они шли босиком, двое встали в метрах сорока, взяв нас на прицел. Трое других, включая самого пожилого, с седой бородой, подошли ближе.

— Я буду стрелять, — предупредил я, загородив собой Самиру.

Удивительно, как быстро у меня отключается инстинкт самосохранения, когда я молод. С другой стороны, в ситуации катастрофы единственным способом выжить бывает забота и защита того, кто слабее тебя.

— Эльдар… они… я чую, — прошептала Самира, обняв меня за ноги и прижав голову к пояснице.

И тут мне стало не по себе. Ещё ни разу я не чувствовал силу сенса на расстоянии в двадцать метров. Это ощущалось как тёплый и немного жгучий ветер, проносящийся через кожу и заставляющий ныть кости.

Седой абориген лишь легонько дёрнул пальцем. Мой пистолет вывернуло из руки и бросило в сторону обломков.

Затем он обернулся, посмотрел на стрелков, взявших меня на прицел, и сказал что-то на своём наречии — отрывистом, интонирующем. Пока я прижимал к груди ноющую от растяжения ладонь, почему-то вспомнилось, что интонирующие языки, в которых значение определяется тоном гласных, позаимствованы от неандертальцев. Ещё подумалось, что и сами аборигены не похожи ни на одну из известных мне рас.

Затем седой заговорил на русском. Без каких-либо намёков на акцент. Чистым, низким голосом.

— Мы одной крови с вами. Чую силу. Но другие. Убивать не будем. Не летайте больше над нашей землёй.

Затем группа синхронно развернулась и молча, тихо зашагала по сухому грунту.

Сначала мы занялись ногой у Самиры. Топливо и обломки выгорели быстро, порыскал по обломкам и увидел аптечку. Вколол обезболивающее, затем попробовал воспользоваться лекарским навыком, но вышло слабо. Я смог почувствовать и увидеть кость, порванные сухожилия, лопнувшие вены. Но на первой же попытке их срастить я отключился, словно проснувшись от сна. Во-первых, с переломами я работал всего один раз, во-вторых — сказывались стресс и усталость.

— Не получается? — Самира сложила бровки домиком.

Фраза почему-то показалась забавной, заставив вспомнить фразы, которые приходилось иногда слышать в постели в конце предыдущих затянувшихся жизней.

— Ты же знаешь, как мужчины не любят эту фразу? Хотя, конечно, откуда. Но, кроме шуток — мне шестьдесят лет, но такое у меня впервые. Раньше всегда быстро получалось.

Она улыбнулась, погладила по плечу.

— Зато укол ты поставил мастерски… меня тоже учили, конечно, но я не думала, что у тебя такие способности.

Тут она оглянулась в сторону трупов и изменилась в лице.

— Убери их… пожалуйста. Ты сможешь?

— Смогу. Ты права, это надо сделать как можно быстрее. Иначе тут скоро будут хищники.

Я взял один из обломков корпуса и принялся рыть могилы, благо, грунт был рыхлый. Затем вернулся к Самире.

— Что делать будем? Просто ждать? Ты примерно представляешь, где мы?

Полез за телефоном. Карты были скачаны заранее, а заряда должно было хватить ещё на на несколько дней, а то и на неделю — благо, камнерезные «Циммеры» были куда более живучие, чем аппараты из традиционной электроники.

Спутниковая навигация здесь, несмотря на раннее развитие космонавтики, находилась в худшем состоянии. Если в городах ещё как-то работало, главным образом, за счёт наземных станций, то сейчас указатель прыгал на пятьдесят километров влево-вправо. Судя по всему, мы были ещё внутри границ Нового Израиля, только в северной, дикой части, примыкающей к Оранжевому Морю. Только вот в какой его части — это вопрос. Посёлок Гусев-Лосиный, находящийся в сотне километров от восточной границы, был ещё и севернее, так что вертолёт запросто мог лететь к нему, пересекая заливы Оранжевого моря, а значит, до границы и приграничных поселений может быть далеко. В любом случае, понял я, море лежало к северу, и сравнительно недалеко, в километрах двадцати-тридцати, а по берегу, если верить карты, шла грунтовая дорога и было рассыпано несколько портовых поселений.

— Всё логично, но не могу понять, откуда тут аборигены, — сказал я. — Я читал, что вся территория была зачищена от них ещё в прошлом веке. А на границах бетонные стены и охрана.

Самира кивнула.

— Да, я смотрела документальный фильм, все племена либо переселились добровольно, либо их… забыла слово…

— Депортировали?

— Да. При поддержке Французской и Российской Империй. Но если среди них есть такие мощные сенсы…

— Да, тогда не удивительно, что диверсионные группы могут проникнуть глубоко вглубь материка. А власти могут об этом либо умалчивать, либо работать уже постфактум, потому что всё равно не поймать.

— На лодках могли приплыть. По морю, с того берега. Там же непризнанное государство, эта… Республика Утопия.

— Террористы?

— Вроде того.

Обследовав окончательно обгоревшие обломки, мы обнаружили, что две из наших сумок уцелели, в них оказалось полторы бутылки воды, закупленных и наполненных ещё в отеле Новой Бессарабии. Мои документы и часть шмоток сохранились, включая форму, у Самиры, увы, почти ничего целого не было. Всё, что было, оказалось на ней — футболка, лёгкие шорты, ботинки. Нашлась зажигалка, спички и кое-что из нужных походных вещей. А ещё нашёлся маленький пистолет с чудом не сгоревшими патронами. Сначала я даже немного удивился, но потом вспомнил, что Самиру бы не взяли, не будь она одним из трёх вооружённых курьеров.

— Да, Мариам дарила пистолет. — кивнула она. — Я, правда, почти не умею стрелять.

Но самое большое открытие ждало следом. Груз, как ни странно, уцелел. Сгорела внешняя картонно-деревянная коробка, но дальше была обёртка из незнакомого мне сорта полупрозрачного пластика, то ли негорючего, то ли матрицированного.

— Получается, повезём?

— Никуда не повезём, ночуем здесь. Логично, что нас будут искать, раз геликоптер не вышел на связь. Там же должен быть чёрный ящик с сигналом SOS… То есть?

— Что такое чёрный ящик? Сос… ты опять какие-то странные вещи говоришь.

— Ну, аварийный маячок. С сигналом об авиакатастрофе. Сейчас займёмся обустройством стоянки. А потом снова попробую полечить ногу.

Навыки выживальщика бывают полезны в любом мире. Я развёл костёр, сделал из полуистлевших тряпок и сиденьев лежанку для Самиры. Из обломков несущего винта соорудил что-то вроде короткого шалаша, использовав выступ холма как естественное укрытие. Потом я побродил по окрестностям и поймал змею, понадеявшись, что она не ядовитая, и подарил на костре. Удивительно, но Самира не стала брезговать, видимо, сказались гены.

— Где ты всему научился? — снова спросила она.

Глава 28

В других случаях я жалею, что в разговоре приближаюсь к правде о своей сущности — здесь не стал. Я достаточно редко ошибаюсь в том, кому можно доверять, а кому нет. И даже тот факт, что Самира была кандидатом на члены в Общество, меня в этот момент не отпугнул.

К тому же, в этом мире совсем по-другому относились к подобным странным заявлениям, нежели в других, сугубо-твёрдонаучных мирах. В конце концов, от этой моей способности всё равно невозможно убежать, и я планировал рано или поздно использовать такой козырь для продвижения наверх по иерархии Общества.

Я сказал:

— Если я скажу, что после того сеанса у сенса-шарлатана я окончательно свихнулся и начал вспоминать свои прошлые, или, может, альтернативные жизни, ты поверишь?

— Поверю, — кивнула Самира, выплёвывая обглоданные змеиные рёбра. — Я читала про подобные истории. Только свихнулся… ты же не съешь меня?

— Только при самых сложных обстоятельствах.

— Я наверняка очень вкусная, — она взмахнула волосами. — Я бы даже предложила себя укусить, но… мы договорились, вроде бы, что не стоит.

— Договорились. Как нога, болит?

— Болит. Обезболка проходит. Попробуешь ещё раз?

Она вытянула ногу, я размотал импровизированную шину, которую соорудил на время, подсел поближе и положил к себе на колени.

— Всё идёт по плану… всё идёт по плану, — забубнил я.

Я уже начал видеть края перелома. На этот раз я понял, что сломалась только малая берцовая, а значит, при желании даже при минимальном сращении можно будет ходить — икроножная мышца у Самиры была достаточно крепкой и должна была выдержать. Наконец, процесс прошёл. Я увидел, как края сломанной кости начинают словно растворяться, расти друг напротив другу — но только очень медленно. Как-то незаметно для себя в процессе транса я принялся поглаживать кожу на икре, выше перелома.

— Пожалуйста, перестань, — вдруг тихо попросила вдруг она. — Я не могу, сильно… не знаю, сильно заводит, когда так делаешь.

— Хорошо, — я стёр пот с лица и убрал руки с кожи. — Ещё не хватало, чтобы ты меня накинулась. Попробую без тактильного контакта.

— Тебе дать воды? — она потянулась за бутылкой. — Догадываюсь, как пить хочется.

— Нет. Экономим.

Удивительно, но её слова вместо того, чтобы сбить — скорее, наоборот, дали новое дыхание. На этот раз я мысленно проник в ткани максимально глубоко и видел всё наиболее подробно и полно. Костная к костной, соединительная к соединительной, сосуды к сосудам… Тромбы убрать. Лимфа…

В следующий миг меня хлестали по щекам. Вокруг было темнее, Самира стояла надо мной, чуть не плача, шептала:

— Эльдарчик… хороший мой, вставай, ну очнись…

Я резко поднялся.

— Где? Что случилось?

— Ты был в отключке! Пятнадцать минут почти! Солнце заходит, я так перепугалась.

Она бросилась обниматься. Впрочем, висела на шее у меня недолго — видимо, помнила о нашей договорённости не усугублять. Я посмотрел на неё:

— Ты встала? Значит, получилось? Как нога?

— Кость ломит. И прихрамываю. Но всё отлично! Ты умница, спасибо тебе!

— Пошли сучья соберём, а то для костра не хватит.

Уложились за минут пятнадцать, пока совсем не стемнело. После задумался о ночлеге. Вернее, о том, как буду дежурить. В саванне, как и в пустыне, ночью холодает весьма прилично, особенно для наших, изнеженных тёплым климатом организмов. Поэтому я срезал парашюты с катапульты и подложил один внутри шалаша, а из второго сделал покрывало. Затем переоделся в форму, которая была чуть теплее, Самире протянул свои пижамные брюки и домашнюю рубаху — здесь были такие в ходу.

— А ты в чём спать будешь? — спросила она.

— А я не буду спать. Кто-то же должен охранять.

— Но мне же… Холодно будет.

На этих словах Самира отвернулась ко мне спиной и стянула футболку, затем — тканевый лифчик, накинула рубашку на бронзовые плечи. Да, ношение девушками мужских рубашек — весьма распространённый фетиш, но я пересилил себя и отвернулся. Нет, определённо я бы предпочёл спать с ней в обнимку, но наша безопасность была куда важнее.

— Да зачем! Наверх бы одевала. Так теплее будет.

— А, точно… — кивнула она и натянула брюки — на этот раз уже поверх шорт. — О чём мы говорили?

— Что охранять надо. Холодно не будет. Я за костром послежу. Ну и… тут же хищники. Какие, кстати? Змии?

— Ну, крупных змиев тут нет, они все на севере, за морем. Тут… грифоны, возможно.

— Кто⁈

— Ну, собачьи грифоны. Стайные.

— Это вот такие вот, золотые, с клювом орла и телом льва?

— Ну почему льва, скорее, этого… волчка небольшого. Койота. Серые. Да, орлоклювы их раньше называли.

— Так. Ещё кто?

— Ну, баргестов здесь нет… в Великом Лесу только. И то, почти вымерли.

— Баргесты… это такие собаки здоровые?

— Ага. Шестилапые. Под два метра в холке и полтонны ростом, высший хищник аустралийских джунглей.

— Я одного не понимаю… змея же вполне… нормальная? Ну, человеческая.

— Ну ты же знаешь миф аборигенов о пришествии новых зверей? Во всех школах приводят как заместительно-научное определение о происхождении вида. Блин… пить хочется.

— Допивай из этой бутылки. Сейчас соорудим что-нибудь.

И соорудили — я обрезал край волшебной плёнки с упаковки нашего груза, вкопал бутылку в песок рядом с каким-то чахлым кустиком рядом с местом катастрофы, и вставил плёнку хитрым образом воронкой в горлышко бутылки. Несколько раз такой способ мне помогал спастись от жажды.

— Сейчас ночью вряд ли что-то накапает, зато с восходом солнца — соберём росы.

Я залез в шалаш за костром. Самира устроилась на сиденьях, сняла обувь.

— Это ты тоже узнал в прошлых жизнях?

— Ага, — просто сказал я. — В Средней Азии. Тоже была жёсткая посадка вертолёта… то есть геликоптера.

— Погоди, ты серьёзно? И как… хорошо ты помнишь эти жизни?

— Ну, примерно так же, как события из позднего детства. Местами очень подробно и глубоко, местами — не очень. На две-три жизни лучше, потом — только отдельные навыки и способности. Например, языки.

— Да, ты говорил на курсах, что знаешь языки, напомни, какие?

— Je parle encore bien le français (я до сих пор неплохо говорю по-французски). Of course I speak English very well. Wǒ huì shuō zhōngwén… Китайский и английский языки обычно очень хорошо распространёны…

— Вот это да! Но там же… совсем другие миры должны быть?

— Нет. Варианты Земли. Ну… только они все были куда холоднее этого. С ледяными шапками на полюсах. С необитаемыми Антарктидой и Гренландией… Со здоровенными ато… с ледоколами, в общем.

Я сел по-турецки на подстилку из обрывков парашютов. Самира свернулась калачиком за моей спиной.

— Рассказывай дальше. Мне тревожно, так скорее усну.

И я рассказывал. Рассказал перипетии враждующих государств распавшейся Евразии, рассказал про Советский Союз — как он был основан в большинстве миров Основного Пучка. Она спросила, был ли я женат, и я сказал, что, конечно, был, и даже вспомнил имена двух своих жён из последних жизней. На какой-то миг и мне начинало казаться, что я просто беру эти воспоминания откуда-то из снов — но тут же у меня перед глазами всплывали бетонные своды Бункера и лицо Лекаря, ухмыляющегося перед моей очередной смертью.

Примерно через минут сорок Самира уснула. Я осторожно поднялся — подкинул веток в огонь, поправил шалаш. Когда сел обратно к сиденью, Самира во сне обняла меня за пояс рукой. Я не стал возражать — в конце концов, наличие чужой конечности обычно помогает не уснуть.

Точно не знаю, сколько времени прошло. Я заводил будильник на каждые двадцать минут на вибро-режим, потом понял, что всё равно засыпаю, и решил как-то нагрузить мозг. Порылся в сумке, достал карандаш и пару листов-обороток от не вполне нужных уже документов, принялся рисовать. Рисую я не особо хорошо, хотя в каких-то очень «старых» жизнях мне доводилось заниматься этим полу-профессионально, и потому навык остался. Зарисовал местность вокруг, костёр, змия, которого видел утром. Переключился на спящую Самиру, нарисовал обводы тела под покрывалом из парашюта, но вышло не очень, и в итоге всё равно пришло чувство, что засыпаю.

Я честно продержался до четырёх часов, и у меня уже начали слипаться веки, когда пришли они.

Дюжина пар глаз показалась в темноте у горизонта. Я услышал крик, похожий не то на орлиный клёкот, не то на волчий вой. Они становились всё ближе и ближе. Наконец, я решил разбудить Самиру.

— Что?… Ой, ты меня нарисовал! — почему-то она в первую очередь увидела листок, который лежал у моих ног, но затем всё поняла и быстро поднялась. — Дай пистолет.

Я нашёл и протянул.

— У них, наверное, очень хороший нюх. Сколько бы трупы не закапывали, запах крови долетел.

Вскоре в темноте проступили силуэты. Их действительно можно было бы принять за гиен или крупных шакалов, если не обращать внимания на короткие рудиментарные крылья на спине, скорее похожие на странный капюшон, и морды с клювами, абсолютно птичьи. Ещё я разглядел, что у некоторых была короткая грива, и они были чуть крупнее, а те, что помельче и без гривы держались поодоль. Покрывали их тела не то шерсть, не то перья окраса от бурого от светло-серого, пара щенков-подростков, обходивших нас сбоку, были, как водится у жителей саванны, полосатыми.

— Окружают… Или им нужны именно могилы? — с надеждой посмотрела на них Самира. — Жалко, конечно, покой Янко, но…

— Понятия не имею, что им нужно. Я про их существование узнал, ну, то есть, вспомнил только вчера, когда ты сказала. Я бы просто шмальнул из пистолета по вожаку. Понять бы, кто вожак…

— Только в голову. Они огнестрела не особо боятся. И, бывает, выживали после попадания в грудь или в спину.

Они были уже в метрах тридцати от нас. Недолго думая, я прицелился и выстрелил в самца, который показался наиболее крупным. Матрицированный ствол не подвёл с попаданием, хоть и не прикончил тварь — пуля попала в верхнюю часть задней лапы, зверь взвизгнул, отскочил. Но стая и не думала прекращать движение. Крупные особи переглянулись, посмотрели друг на друга, как будто договариваясь о тактике. Затем пара из них побежала к месту катастрофы, за которым я зарыл трупы. Стая снова завыла-заклекотала, причём с разными обертонами, послезвучиями, и от этого звука мурашки побежали по спине.

Во-первых, включился древний инстинкт страха перед хищниками — «бей и беги». Во-вторых, я не слышал ещё такого звука ранее ни в одних мирах. Это вполне очевидно был какой-то звериный, но весьма сложный язык, вроде того, что есть у дельфинов.

Я не нашёл ничего лучше, кроме как выстрелить ещё пару раз через прутья шалаша. Снял одного крупного, попав ровно в голову и ранил ещё одного. Соседние звери тут же взвизгнули, не то жалобно, не то обиженно, рявкнули — и в три прыжка оказались рядом с нами.

Костёр их совершенно не испугал, они прошли через языки пламени, как ни в чём не бывало. Мы отступили назад, Самира вжалась в моё плечо. Клювы длиной в две ладони щёлкнули по обломкам лопастей, оставив длинные борозды. Когтистая лапа пролезла вниз, зацепив край сиденья. Я чувствовал их пряно-гниловатое дыхание, а главное — чувствовал их силу. Ровно тот же привкус на языке и жжение на коже, которое я испытывал при приближении сенсов, примерно равных мне по могуществу.

— Стреляй! — услышал я голос Самиры.

Но я медлил, как зачарованный, в упор глядел на короткие перья на голове, больше похожие на чешуйки. Они поменяли цвет, и изменились, стали глянцевыми, а затем — переливчатыми, перламутровыми. Наверное, причиной моего транса не было какое-то воздействие, просто я очень хотел спать.

Но наконец наши пистолеты выстрелили — почти синхронно, и не ясно, чей был первый. Один грифон, стоящий на дыбах, упал навзничь в костёр, запахло палёной шерстью. Но второй оставался жив.

— Я попала! — крикнула Самира. — Пуля отскочила! Почему ты не стреляешь ещё?

— Пули берегу! Почему ты не кричишь⁈ — спросил я.

— Думаешь, поможет? Погоди!

Приготовиться мне она не дала. В следующий миг уши заложило от крика, меня снова буквально придавило к земле, я почувствовал тошноту и прошлые побочки от действия навыка Самиры. Когда всё кончилось — встал, огляделся. Стая, похоже, тоже получила некоторый урон от крика. Она тоже поднималась с земли, отступала, медленно, но гордо.

— Они не испугались… — прошептала Самира. — Они просто уходят.

— Да. Как будто им что-то сказал вожак. Может, ты умеешь с ними разговаривать? Не думала об этом?

— Не думаю… Навык звериного языка и укрощения зверей — один из самых редких, он даётся одному из десяти тысяч…

— Может, это как те аборигены? Почуяли нашу кровь?

— Может.

Стая удалялась, подняв хвосты. Я решил выйти из укрытия, но Самира вздрогнула и схватила меня за руку, указала на незаметную фигуру.

— Смотри, а вот этот остался.

Неподалёку от нашего костра остался подросток — совсем маленький зверь, который молча глядел, как пламя обнимает тело его сородича. Тело горело странно, словно оно не состояло из плоти и крови, а было пластиковым — быстро и с неприятным запахом.

— Чёрти что. Хочешь сказать, они оставили этого за нами приглядеть?

— Есть только один способ выяснить.

Я взял в руки нож, которым резал стропы парашютов. Снял лопасти и приоткрыл шалаш, осторожно пошёл в сторону грифона. Тот лежал в характерной позе, которая известна по множеству средневековых статуй, и издал тихий и, судя по всему, недовольный восклик только когда я приблизился на метр. Нападать или выражать агрессию при этом он не пытался.

— Что ж. Теперь у нас есть сторож, — усмехнулся я. — Сиди здесь, я посмотрю, что они сделали с могилами.

Удивительно, но могилу Янко они не тронули. То ли просто не успели, то ли сознательно выбирали кровь тех, кто наименее сенситивен. От могилы пилота же осталось мало чего. Прибираться нормально я не стал, попросту не хватило сил — оттащил трупы грифонов подальше и вернулся в шалаш.

— Спи, — сказала Самира. — Ты совсем не спал уже почти сутки. Я постерегу.

— Ты ему доверяешь? — спросил я.

— Я доверяю тебе. И себе, — улыбнулась она.

Наутро мы почти допили вторую бутылку воды и выпили по глотку воды, которая накопилась в моём приспособлении. На трупах грифонов кишела живность: прилетели какие-то здоровые красные попугаи и приползли змии вроде того, что был на аэробазе, только мелкие, бурые и зелёные, похожие на помесь сколопендры и летучей мыши. Щенок грифона всё это время грелся на солнце около нашего убежища, лишь ненадолго отбегал поохотиться, поймав какую-то мелкую не то мышь, не то местную сумчатую твать. Я же прибрался, попытался нарыть корешки у окрестных трав, почистил и пожевал на свой страх и риск — по вкусу оказалось съедобно, хоть и мерзко, что-то вроде горьковатого сырого корня сельдерея.

— Что-то не видно помощи, — озвучил я общую мысль после нашего недо-завтрака. — Ну-ка, давай зайдём ещё раз в карты.

Включил телефон, сверился. В этот раз курсор прыгал всего на два-три километра в сторону, и стало чуть понятнее, где мы находимся.

— Получается, в двадцати пяти километрах на северо-восток — прибрежная деревня Шабтай, если верить картам. Можем до вечера добраться. Либо хотя бы просто идти на север, и до дороги — километров двадцать.

— Надо идти, — кивнула Самира.

Наш странный четвероногий спутник тут же встал и потянулся, внимательно глядя на нас.

Мы разобрали шалаш, соорудили подобие санок из обломков корпуса, положили груз, привязали стропами парашютов и собрали в уцелевшие сумки то, что могло пригодиться.

Сориентировавшись по солнцу, мы пошли прямо на север. Сперва санки вёз я, но скоро грифон трусил рядом. Самира сняла мой пижамный комплект и снова предстала в короткой футболке и шортах, через минут десять пути увидела, как я мучаюсь с грузом и предложила тащить вместе.

— Интересно, грифона можно выучить в ездовую собаку? Знаешь, как у тонмаори в Антарктиде. Или хотя бы в домашнюю… Ты бы хотел иметь такого питомца?

— Ещё бы. Видно, что умная тварь.

— Только для нашего климата непригодная… А вообще — вы с Аллой думали завести собаку? Или рысь.

Я почуял, что предстоит разговор на тему моих текущих отношений. Опыт подсказывал, что это «ж-ж» неспроста.

Глава 29

Самира посмотрела на грифона, он мельком оглянулся на неё, продолжая путь.

— Нет, — честно ответил я. — Ни о чём таком не говорили.

— Интересно, как бы ту зверюгу назвали, будь она домашним питомцем?

Фантазия на жаре работала слабо, поэтому предложил первое, что пришло на ум.

— Дружок. Очевидно, Дружок.

— Да уж, типичный Дружок. А о том, чтобы съехаться, вы с Аллой говорили?

Я ухмыльнулся. Признаться, как ответить на такой вопрос, чтобы не запятнать свою честь и честь Аллы — я и сам не знал, потому что были только одни намёки. Потому решил отшутиться.

— Ну, как-то раз она говорила про… как это называется, «люксембургскую семью». С какой-нибудь хорошей подругой. Типа, одна мне ужин готовит, другая форму гладит…

— Ясно, — сказала Самира. — Хорошая идея.

Некоторое время шли молча. Я всё ждал очевидного вопроса, и она его задала:

— А вот ты сказал про Аллу… Она не имела в виду меня, случаем?

— Судя по всему — да. Но, возможно, в шутку.

— Ясно.

Снова пауза. Но потом тема продолжилась.

— Как же пить хочется… Вообще, я иногда завидую мещанам и крепостным, которые в общагах жили, им весело. Когда я училась в университете — жила одна-одинёшенька на съемной квартире.

— Самирочка, это ты к чему?

— Ну… про люксембургскую — я бы не отказалась, — сказала она наконец, отвернувшись и глядя куда-то на горизонт. — Если, конечно, безо всяких особых изощрений. Алла, конечно, прекрасная, но… даже не знаю, как сказать.

— Я понимаю, ты больше по мужчинам.

Так и подмывало развить тему, заикнуться что-то по поводу того, что единственным мужчиной в её жилище в таком случае буду я. И что люксембургский брак, как и шведский в «Основном пучке» наверняка подразумевает нечто куда более интересное, чем приготовление ужина и глажку формы. Но я решил не усугублять.

К тому же, договорить она мне не дала.

— Ой, смотри! Слышишь? Геликоптер!

Самира указала на горизонт, бросила лямку, которую тащила и побежала куда-то к горизонту. Она всё ещё немного прихрамывала, хотя благодаря характерной длине ног — умчалась на метров тридцать. Признаться, я услышал звук позже её. Маленький пузатый белый аппарат летел с юга на север сильно правее нашего курса.

— Э-эй! Эй! — кричала она, взмахивая руками, потом обернулась, крикнула. — Заткни уши!

Но я, как это уже было несколько раз, не успел. Крик ударил по ушам — мощный, сильный, не сильно слабее того, что я слышал, стоя рядом с ней. Щенок грифона припал на брюхо к земле, заскулил, щёлкнул клювом, затоптался на месте, потом поднялся и замотал головой, вопросительно взглянув на меня.

— Ну, такая вот она, — сказал я, едва слыша свой голос после временного оглушения.

Непонятно, подействовало ли это на вертолёт, но он плавно повернул с севера на восток, пролетел в трёхстах метрах от нас прямо по курсу, затем развернулся и скрылся.

— Не получилось, — Самира вернулась ко мне. — Слушай, я так устала… И пить жутко хочу. Сколько воды осталось?

— Меньше полулитра. На путь не хватит. Нужно искать.

Грифон навострил короткие уши, затем бодро затрусил куда-то влево.

— Что, наш серый Дружок покидает нас?

— Не думаю. Скорее, зовёт.

В доказательство грифон повернулся и негромко не то тявкнул, не то взвизгнул, дёрнув рудиментарными крыльями на спине.

— Учитывая, что он повернул, когда мы заговорили про воду, хм, — я остановился.

— Хочешь сказать, он понимает, о чём мы говорим? У всей аустралийской фауны, конечно, удивительные способности, но…

— Ну и что, идти за ним? Решай.

Она снова опустила взгляд, изображая покорность — случался у неё иногда такой приём, выглядящий мило, хоть и немного неестественно.

— Идём.

Грифон услышал нас и помчался быстрее.

— Какие у него планы, интересно? Может, он нас сейчас приведёт к своей стае в логово, они на нас накинутся и съедят?

— Очень вероятно.

— А зачем тогда идём?

— Пить хочется. Шанс, что там будет вода перебивает все шансы быть съеденным. Смотри, вон кусты какие-то показались.

Самира прищурилась, посмотрела на горизонт.

— Действительно, кусты.

Мы ускорили шаг. В момент, когда силуэт нашего четвероногого спутника уже почти растаял в воздухе, вдруг заметно посвежело, и через минут пять показалось то, чего, собственно, мы так долго ждали — тонкий ручей не то в овраге, не в то небольшом каньоне.

Он бежал на север, к морю, но, похоже, чуть выше по течению русло пересыхало. Зато на водопой собралось много живности: попугаи, вполне земные и привычные фламинго, несколько змиев, и мелких зелёных, и один золотистый, вроде того, что я видел в аэробазе.

Картина была одновременно и земной, и какой-то странной, с придурью. Все эти «новохордовые» явно были интродуцированы, чужеродны этой среде, и в голове уже давно возник вопрос — каким образом они здесь оказались?

Мы побросали сумки, умылись, спешно достали бутылки, Самира налила, уже поднесла ко рту, но тут же остановилась.

— Погоди, где-то была салфетка. Хотя бы минимально профильтровать. Только чем наливать?

— Пойди, сорви лист вон у той штуки. Вроде как плотный. Ещё я помню, что в аптечке была таблетка для обеззараживания, посмотрю сейчас. Сначала в одну бутылку нальём, потом из неё в другую.

Она пошла к кустам, но тут же воскликнула и отскочила обратно.

— Ой!

Из кустов вышла вчерашняя стая — несколько крупных самцов, вальяжных, сытых и не проявляющих агрессии. Наш Дружок подбежал к ним, понюхался, переглянулся, взглянув на нас.

— Так. Получается, подтвердились обе теории — и к стае привёл, и к водопою. Давай скорей, пить хочу — не могу!

— О, смотри! — показала Самира куда-то дальше по течению ручья.

Из-за холмов в сотне метров вышел серый зверь, крупный, ростом с небольшую лошадь и напоминающий её по телосложению — стройные ноги с копытами, пушистый хвост, грива и…

Признаться, я ничуть не удивился — длинный блестящий рог на носу.

— Это же…

— Единорог, — продолжил я.

— Нет, ну ты что, как маленький… Аустралийский носорог! Очень редкий.

— Новохордовый?

— Ага, класс псевдосумчатых. Блин, только не говори, что не видел их на роликах! Блин, жалко, заряд экономлю, так бы сфотографировала.

В иных условиях я бы сам достал телефон и сфотографировал, но никогда жажда так не выворачивает наружу, как перед долгожданным глотком.

— Сумчатый носорог-единорог, конечно же видел, да, — кивнул я. — Самира, дитя саванны ты наше, молю, давай уже профильтруем, пить хочу — не могу! Это ты терпеть можешь столько, а я!

Вода из ручья показалась вкуснее любого божественного напитка. Стая тем временем убралась в кусты, включая нашего Дружка. Присели на сухих кочках на берегу под небольшим одиноким кустом, в тени. Самира помыла ступни ног, затем подсела как можно ближе, хотя места хватало. Отодвигаться я не стал. Чёрт возьми, её так и тянуло на тактильный контакт, но пока нам успешно удавалось сдерживаться.

— Жаль, не глубоко. Так хочется искупаться.

— Искупаться, ага. Раздеться тебе хочется. Извращенка.

Она слегка толкнула меня в бок, так, что волосы коснулись щеки.

— И ничего тут извращенного нет. Естественное желание. Особенно когда так жарко…

— Да-да, и совсем не нарочно так раздеться передо мной.

Самира отвернулась, хихикнула.

— Знаешь, кажется, я припоминаю. Тут же где-то природный парк. Охраняемый. Наверное, мы в самом его центре. Поэтому и не ищут.

— Не очень понимаю, почему не ищут.

— Ну… Природные парки, как и дикие равнины — все под пеленой невидимости. Аборигены расставляют что-то такое, или колдуют, в общем — не видно ни с самолётов, ни со спутника. С геликоптера только на низкой высоте, ну или дирижаблями летают ещё иногда.

— Вот же блин. Но цивилизация же недалеко?

— Надеюсь… Вообще — по логике надо идти вдоль ручья. Он точно в море впадает, не заблудимся. Ну, как? Ты отдохнула?

— Отдохнула. И что мы теперь, без спутника пойдём?

— Без, он же убежал, — сказал я и поднялся. — Так, погоди. Нужно сделать одно дело. Посторожи вещи.

Конечно, мы за сутки после катастрофы уже не особо стеснялись подобных вещей, но я решил оправить естественные надобности подальше, используя укрытия.

Полоска растительности была всего в метров десять шириной и тянулась на метров пятьдесят. Я прошагал к кустам по краям буша: это оказался какой-то местный сорт акации, обнаружил там мелкие стручки, но пробовать не стал.

Вероятно, покажется странно, зачем я описываю этот эпизод — но причина кроется в том, что я увидел и почувствовал по завершению процесса. В центре зелёной полосы, всего в десяти шагах от меня, росло три крупных ветвистых дерева, между которыми в тени лежала стая собачьих грифонов.

И я внезапно понял, что должен идти к ним. На какой-то миг пришла мысль, что они меня позвали, хотя понял, что звали не они. Будто назойливый беззвучный голос в голове просил меня — иди, приди сюда… Это не были слова моего родного языка, будто существует какой-то странный язык, который я вдруг понял.

— Иди сюда… — пробормотал я, по видимому, сам себе.

Я шагал между кустами, потом по тенистой полянке, едва не наступая на лапы грифонов, слившихся с бурой подстилкой. Воздух вокруг был словно наэлектризован — подозреваю, что-то подобное можно было испытать, побывав на закрытом балу с сенсами от десяти процентов и выше. Прошагал мимо крупных деревьев, и там снова начались кусты — колючие, злые, но к ним так и тянуло. Дошёл до них, раздвинул руками ветви, почти не чувствуя боли от колючек. Небольшой пригорок обрывался в овраг, тянущийся к руслу реки, который, казалось, полностью зарос кустарником и завален буреломом.

Но голос, звавший меня, здесь был ещё чётче, громче, агрессивней. Теперь он не звал, приказывал каким-то резким, даже капризным тоном.

— Иди сюда! Иди.

Я закрыл глаза и через них увидел. Пульсирующий, светящийся чёрным светом большой двухметровый кокон, ветвящийся, усыпанный бутонами. Сила струилась из него широкими, мощными протуберанцами, ласкала меня, словно приятный морской бриз, и я уже почти сделал шаг, шагнул в эту бездну — но долей секунды, пока наваждение и моё внезапно открывшееся «тайное зрение» работало, я успел увидеть то, что осознал и понял только чуть позже.

Между корней этого кокона, в сплетениях лианы покоилось нечто прямоугольное, сжатое, скукоженное, в чём с трудом угадывались очертания скелета — не то ребёнка, не то хрупкой женщины. Я сумел увидеть это словно в рентгене, ещё не осознав, и моя нога была готова сделать шаг вперёд…

Как вдруг в неё через штанину вонзилось что-то острое, больное, что потащило ступню назад так, что я едва не потерял равновесие.

Я открыл глаза, отшатнулся, оглянулся. Молодой грифон — то ли Дружок, то ли похожий на него сородич схватил меня клювом и, злобно клокоча, тащил мою ногу назад. Рядом стоял ещё один, здоровый, припав вниз. Он мотал головой, порыкивал, словно говоря — «нет-нет, не надо, не стоит туда идти».

Голос ещё стучал по черепушке изнутри, меня всё ещё тянуло вниз, в овраг, но наваждение прошло. Тогда и пришло осознание, что я, возможно, спасся от неминуемой гибели, и пришёл страх. Я пересилил его, ещё раз взглянул, пытаясь разглядеть хоть что-то.

Но огромное иноземное плотоядное растение, замаскированное хитрой иллюзией, не поддалось моему трезвому взгляду. А спустя пару секунд и рассматривать стало недосуг, потому что я услышал крик Самиры.

Тот самый крик.

Глава 30

С такого расстояния крик уже не так бил по ушам, хоть и заставил вжать голову в плечи. Затем я рванул через заросли, и стая грифонов побежала следом — не от крика, а на крик. Скоро я услышал шум двигателя и выстрелы — стреляли по грифонам, из чего-то автоматического, очередями. Вскоре я увидел их — на двух сафари-джипах незнакомой марки, вставших на противоположном берегу ручья.

Семеро. Невысокие, но крепкие, в незнакомой армейской униформе, точно не российской и не новоизраильской. Вскоре я разглядел их лица и услышал язык. Азиаты, но не японцы, японский я бы узнал — что-то вроде вьетнамского или сиамского. Водители же были темнокожие, местные. В руках виднелись ружья, а по тону и резкости движения я безошибочно понял, что они пришли отнюдь не спасать нас.

Они пришли нас убивать.

Четвероногие реликты выбегали на опушку и падали, ползли, подкошенные, мне было жалко их, и я вскользь подумал — не так часто вчерашний враг становится сегодняшним союзником. На пару секунд я затаился в кустах, выцелил того, кто показался командиром, и выстрелил — дважды. Командир упал, вояки загалдели, стали тыкать в кусты, раздались выстрелы, затем пара двинулась в мою сторону.

Я отступил, спрятался за пригорок. Проверил патроны — осталось всего три, а в голове набатом звучал главный вопрос: я до сих пор не видел Самиру.

Но уже спустя пару секунд я услышал её крик, от которого снова захотелось зажмуриться, спрятаться, припасть к земле.

Стрельба прекратилась. Впрочем, мне или показалось, или в этот раз крик был заметно слабее — по себе я знал, что невозможно подряд дважды воспользоваться навыком без потери силы.

Когда я встал и посмотрел снова — картина поменялась. Контузило не всех нападавших, один смело перешёл ручей и зашагал в кусты, как будто навык Самиры не был ему помехой. Да и водитель-абориген, похоже, как-то защитился от оглушения. Машина пришла в движение, почти заехав передними колёсами в ручей.

Из кустов послышались выстрелы — в звуке я узнал работу пистолета Самиры. Открылась водительская дверь, странное ружьё мелькнуло в руках у аборигена, сидящего на водительском сиденье, а затем послышался выстрел. Я уже едва не рванул вперёд, с готовностью разодрать всем глотки, но один из очнувшихся нападавших вдруг встретился со мной взглядом.

Я замер, поднял ствол.

В голове крутилось: может, она ещё жива? Может, сражаться ещё есть за что? Он успел крикнуть, указав куда-то своим, но моя пуля попала ему ровно в центр лба. Краем глаза я увидел, как парень, ушедший в кусты на берегу, тащит ослабшую, но ещё упирающуюся Самиру.

У меня оставался один патрон, а их выжило пятеро, но я не раздумывая вышел из зарослей. Сила буквально кипела во мне.

В голове крутилось какая-то злая, тяжёлая, дурацкая и навязчивая мелодия, которую услышал тогда на концерте «Кровавых охотников за бюрократами» в Дальноморске.

— Факел живой по арене метнулся, бурая кровь пузырится в огне. Помнишь, гадалка тебе говорила: «От платья ты примешь верную смерть!»…Черный сюртук, пропитанный маслом, Щетки и мыла не знавший давно. Лень было чистить — ну, вот и расплата: огненный дьявол пришел за тобой!…[2]

Ко мне уже шли, и один из нападавших перешёл ручей, поднял ствол на меня.

— Садавайтеся! — услышал я ломаный русский.

Я выставил левую руку вперёд, наставив её на того, что держал Самиру, представил, что хватаю его за шкирку, как нашкодившего щенка, и потянул к себе.

Мерзавца вместе с Самирой опрокинуло на землю, он отпустил её, и его протащило ещё три метра, на ходу он сбил вояку, шедшего в меня.

А затем на них обоих вспыхнула одежда. Заорав, они бросились в воду, неуклюже стаскивая с себя форму. Самиру не задело, она ползла в мою сторону. Но оставались ещё трое, послышались выстрелы — на это раз стреляли в меня. Я наставил ствол на третьего, держащегося поодаль. Выстрелил почти не глядя, не заметив, попал я, или нет, и только потом почуял что-то острое, воткнувшееся в ногу.

Там торчал дротик, а неприятное, тянущее чувство уже растекалось по венам. Ноги стали деревянными. Я потянулся, чтобы выдернуть, но следующий дротик попал в плечо, и в голову тут же шибануло отвратным, тянущим в сон чувством. Падая в песок, я увидел, что точно такие же дротики торчат из тел грифонов, валяющихся на земле.

— Всё идёт по плану, — пробормотал я, представив, что пропускаю свою кровь через фильтр. — Всё идёт по плану…

На миг показалось, что это помогло, что сну ещё не удалось попасть в меня, я приподнялся, потянулся к пистолету — сам не знаю зачем, ведь там уже не было патронов, и встретился взглядом к аборигену, который вместе с третьим выжившим подошёл ко мне.

— Спи, — сказал он беззвучно.

И я уснул.

Со мной уже было такое в прошлых жизнях — когда стреляли дротиками с транквилизатором, сознание проваливается в такие глубокие дебри, что почти готово покинуть тело.

Будь это месяцем-двумя раньше, как в том случае, с доктором Кастелло — моя личность была бы низвергнута в Бункер навсегда. Но я уже в достаточной степени пророс корнями в мозг своего реципиента, чтобы не улететь, не покинуть его окончательно.

Мне снился сон, а точнее — кошмар. Мутные, неприятные ощущения — будто ты лежишь голый в ванне, полной тяжёлой, вязкой жидкости. Лежал полностью, с головой. Затем долго, тяжело тянулся лицом в сторону тусклого света на поверхности, а когда веки разомкнулись — я увидел фигуры Верховного Секатора и Лекаря, склонившихся надо мной.

Снова Бункер, верхний зал, точка возврата. Краем сознания я понимал, что это может быть вовсе не простым сном— это может быть вполне реальным, очередным хитрым механизмом общения моего истинного начальства со мной. Каждый раз, несколько раз за жизнь Верховный выходит на связь, вызывая на ковер, и очень часто это происходит во снах.

Если это так — то снова нет прошлого и настоящего, нет «тогда», а есть только «сейчас».

Лекарь молодая, красивая, жаркая, страстная, полуобнажённая. Секатор, как всегда — в черной мантии, в капюшоне, скрывающем лицо. Но на этот раз он снимает капюшон, и я, пожалуй, впервые вижу его лицо.

Своё лицо.

— Ты не справился, — говорит мой двойник. — Ты уволен. Тебя нужно отправить на пенсию. В один из пенсионных миров.

Лекарь смеется.

— Пенсионный мир. Населённый исключительно пенсионерами! Те, кто поживее, катают на каталках тех, кто уже не может ходить и ходит под себя. Зрячие водят слепых…

— Заткнись, — говорит Секатор. — Заткнитесь оба. Вы мне надоели.

Он машет рукой и отворачивается, уходит куда-то.

— Ты?… — силюсь сказать я, но как при сонном параличе едва шевелю губами. — Ты — я⁈

Наверное, именно так выглядит мой самый большой кошмар. Наверное, и любой возврат в Бункер — это вовсе не то, чего я жду и хочу, это сбывшийся ночной кошмар, к которому я когда-то привык.

Лекарь кладёт ладонь на лицо, толкает вниз, обратно, в воду. Я булькаю, плююсь, пытаясь укусить её за пальцы, и захлёбываюсь.

Но здесь сон становится чуть более приятным. Балкончик родительской усадьбы, тот самый, на котором мы стояли вместе с Самирой, когда она мне показала грудь.

Только на этот раз мы стоим вместе с Нинель Кирилловной. Она чуть старше, самую малость, всего на лет пять, чуть-чуть полнее, но это настолько приятная, милая полнота, что ещё сильнее вызывает тактильное желание.

Я подхожу и снимаю очки с курносого носика. Бесцеремонно тянусь губами, чтобы поцеловать, но она игриво уворачивается. Её руки держат край лёгкой футболки — совсем непривычный для неё наряд, неприличный для дворянской особы голубых кровей.

Разумеется, под футболкой ничего больше нет, только нежное, манящее тело любимой девушки.

— Значит, ты хочешь? Хочешь посмотреть, да? Вот просто так — взять и посмотреть?

Она тянет край футболки вверх, и сознание вновь оказывается в бункере. Правда, на этот раз — в самом его низу, в пыточной, на ледяном операционном столе. Лекарь сидит на мне верхом, нетерпеливо закатывает мою мокрую от слизи мантию наверх, до груди, чтобы обнажить моё естество, потом поправляет свой грязный от крови фартук. Жар её тела согревает, но от этого тепла некомфортно — похоть тоже бывает некомфортной и неуместной. Тем не менее я хватаю её и тяну к себе, она подаётся вперёд, торопливо суёт свою тугую, упругую грудь мне в рот, трогает себя и меня внизу, размазывая слизь, направляет, я проникаю в неё…

— Оля, зови меня Оля… — низким голосом, не то страстно, не то грозно шепчет она. — Наконец-то я убью тебя в последний раз!

Сцена растворяется, переходя в тесный кабинет, одновременно похожий и на гостиную моей матери из текущего мира, и на что-то мрачно-бетонное, которое я видел ровно столько же раз, сколько у меня было жизней. На кривом деревянном стуле сидит Светозар Михайлович Кастелло, похожий одновременно на доктора Фрейда из карикатур, одновременно — на незнакомый мне лик святого.

— Ну, дружочек, сексуальные аллегории в ответ на страх — хорошая реакция, правильная, это говорит о сильном характере, о нормальных инстинктах. Как там… в одном фильме — не можешь побороть страх — трахни страх. Мда. Но мы не об этом. Уже пора определиться, мой друг. С кем ты? С ними? Или с нами? Мне думается. точка невозврата уже пройдена. Ты впутал в своё грязное дельце Ануку, ты поручил сторожить её покой головорезам из своих неведомых межмировых спецслужб. Как его там?.. Андрон, кажется? А вторая? Которая у вас главная? Ольга? И третий, Борис.

— Кто вы? — произношу я, не узнавая свой голос.

— Да, всё верно. Ты продолжаешь работать на них, как работал все прошлые жизни. А они продолжают держать в заложниках всех тех, кого ты — или твой предшественник и твоё тело, твои остатки человека — любят.

Я пропускаю это мимо ушей. Вопросы так и сыпятся, но я до конца не понимаю, проговариваю ли я это вслух, или они просто крутятся у меня в голове.

— Какая у вас организация? Почему вы так много знаете? Как вы следите за мной? Что за хрень была в аэропорту, тогда, когда я увидел стену, колесницу, поле, мне ещё сказали — «прими верную сторону».

Доктор поправляет очки, не крякает, не то смеётся.

— Организация… у нас. Ты уверен в том, с кем сейчас разговариваешь? Ты помнишь, где сейчас находишься?

Я оглядываю помещение. Узнаю пару картин на стенах, изображения на которых начинают двигаться, шевелиться.

— Умер? Нет, я жив, — вспоминаю я. — Меня парализовали. Я сплю. Наверное, меня украли. И Самиру украли. Самира… Почему я смог поджечь тех вояк на берегу, у меня что, теперь ещё не только телекинез, но и пирокинез?

— Да, дружище. Ты в заднице. Даже несмотря на внезапно обнаруженный новый навык. Молодец, конечно. Но в полной заднице. И влюблённая в тебя прекрасная, милая, честная девушка — тоже. Хотя — что я говорю? Вряд ли она жива, им же важен был только ты. А может, над ней ещё надругались перед смертью. Из-за тебя, кстати!

— Кто эти уроды⁈

— На этот вопрос я отвечу. Это Восточная клика. Из Великого треугольника — самая небольшая по численности, но самая страшная, самая жестокая организация, да. Работает через наёмников Великой Южной Полусферы процветания, понимаешь? Знаешь, что они будут делать с тобой? Вот, скоро узнаешь. Будет весело.

Снова страх. И перебить мыслями о сексе в этот раз уже не выходит.

— Ты думаешь, я буду просить о помощи? Я понимаю, что это бесполезно.

Доктор в кресле весело закидывает ногу на ногу, достаёт курительную трубку, возится с приспособлениями, закуривает, затягивается.

— Будет бесполезно. Ты же принял сторону. Мы не смогли тебя перевербовать. Ты хочешь идти до конца, хочешь уничтожить этот мир, ведь так? Зачем нам тебе помогать? Ведь это наш мир, понимаешь, наш.

— Это вы… это ты навёл их на меня? Так?

Врач мотает головой.

— Этого я не знаю. Я вообще мало чего знаю. Заметь, всё, что ты сейчас услышал — могло быть твоими догадками, и не более!

Я кивнул.

— Откуда мне знать, что это не просто сон? Может, вы все просто фантомы, сборная солянка кошмаров в моей голове.

Нужно проснуться, понимаю я. Нужно срочно проснуться. В моей руке возникает катана. Доктор тут же роняет трубку и начинает расти, меняться. Кожа буреет, бугрится, глаза становятся злыми — передо мной рогатый демон, плечи которого рвут на части вельветовую жилетку, он рычит, ноздри раздуваются от пламени, но мой противник не успевает полностью преобразится.

Лезвие японской сабли чертит полукруг и срубает голову с плеч болтливого доктора-демона. Гостиная матушки красится в красное, затем быстро сыпется, кирпичик за кирпичиком, и я снова стою в ледяной пустыне с низким солнцем на горизонте. Белоснежная летучая колесница медленно уплывает от меня, я вижу спину высокой фигуры с затейливым головным убором.

После — ещё десяток микроснов: мутных, и про Бункер, и про родных, и про прошлые жизни, и про однокурсников, и про перестрелки, и про прекрасных девушек, и даже про девушек не прекрасных, грязных, из тех видеороликов, которые скинул мне мой однокурсник.

Наконец, сознание вернулось в моё тело, в реальный мир.

Меня кто-то толкал в ногу, мерно, долго. Первое, что я почувствовал — кусок ткани во рту и на голове, видимо, мешок, использующийся одновременно как кляп. Снова было жарко, а спине прохладно и неудобно, потому что я лежал на голом металле. Раскрыл глаза, но почти ничего не поменялось — всё та же темнота.

По мерному звуку двигателей я понял, что меня везут, а судя по ускорению — в каком-то неудобном положении, боком. Руки и ноги оказались связаны чем-то ледяным, холодным и давящим, какой-то тонкой цепочкой.

Дико хотелось пить. Сквозь вонь бензина, солярки я почувствовал и новый запах — солёный, пряный запах моря.

Я сжался, напряг все мышцы, попытался вспомнить одну из тех мелодий, что делали меня сенсом. Не получилось — впрочем, я не был уверен, что такое в принципе получается сразу после пробуждения. Что-то тёплое касалось плеча. Меня продолжали толкать в ногу, прислушавшись, я услышал мычание.

— М м-м м-м! М!

Это определённо был голос Самиры. Значит, жива. Значит, тот доктор из сна врал. Что ж, командировка продолжается, понял я.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/225140