Утро началось бодро. Я бы даже сказал, живенько. Ну как утро… Рассвет. Так, пожалуй, будет точнее.
В дверь номера тактично постучали. Раз, два. Потом сильнее. Потом совсем нетактично.
Честно говоря, сквозь сон я слышал, что стуку предшествовала возня в коридоре и какой-то очень активный спор, но решил, черт с ними. Пусть развлекаются.
Видимо, ранние посетители решали, как лучше поступить: вломиться без спросу, по-любому есть запасной ключ, или все же соблюсти приличия. Очевидно, в неравной схватке победили приличия. Какие же они вежливые, эти буржуи.
Я приподнялся на постели, оторвав голову от подушки, посмотрел в сторону, откуда доносился звук, а потом громко, чтоб наверняка нежданные гости поняли мой настрой, крикнул:
— Идите к черту! Часы приема после девяти нуль-нуль!
Впрочем, не буду лукавить, гости были не совсем уж нежданные. Естественно, я предполагал, как только Эско Риекки разберется в салоне мадам Жульет со всеми обстоятельствами случившегося, он явится в гостиницу. Приблизительно ровно на то время, в которое явился, и был рассчет. А то, что под дверью беснуется злой начальник сыскной полиции, даже сомневаться не приходится.
Именно поэтому сразу после разговора с Шульгиным я вернулся в гостиницу. Даже торопился. Мало ли, вдруг Эско освободится раньше. Правда, вошел в номер скромненько, через окно.
Не могу сказать, будто процесс проходил легко. Наоборот. Обматерился так, что вообще все слова в итоге закончились. Однако я должен был проверить запасной путь. Черт его знает, вдруг пригодится. Да и встречаться с персоналом сильно было не с руки. Олав, уверен, бдит на входе, ожидая моего возвращения, чтоб потом отчитаться Риекки, в какое время пришел постоялец.
К счастью, здание гостиницы было построено так, что под окнами каждого этажа проходил выступ, выполняющий чисто декоративную функцию украшения. А на расстоянии несколько метров от конкретно моих окон имелась водосточная труба.
Ну что сказать… В кино все это выглядит красиво. Оп-хоп-прыг-шлеп! И герой уже попивает виски, сидя в кресле с сигарой в зубах.
В реальности, подозреваю, я напоминал криворукую, безумную обезьяну, решившую раскорячиться на фасаде здания.
Большим плюсом являлся тот факт, что все приличные люди спали и оценить мои кульбиты и эквилибристику было некому.
По трубе, обхватив ее всеми конечностям я поднялся до третьего этажа. Эта сучья труба, кстати, оказалась скользкой. Меня все время тянуло вниз под весом собственной задницы. Ладони горели ужасно.
Потом встал на приступок, идущий под окнами, вцепился пальцами в прореху между кирпичами и медленно начал двигаться в сторону своего номера.
Вниз старался не смотреть. Этаж хоть и третий, а падать один черт будет больно. Да и посмешищем быть не хочется. Упаду, переломаю ноги, буду лежать, как дурак, пока меня Эско Риекки не подберёт. Разведчик, едрит-мадрит.
Вот наверно это нежелание выглядеть идиотом оказалось самым решающим фактором. Именно благодаря ему, мне кажется, я благополучно добрался до окна. Створка была предварительно прикрыта неплотно. Об этом я позаботился перед уходом. Дернул ее, подтянулся на руках, переваливаясь через подоконник, а потом кувыркнулся внутрь номера.
— Фух… Блин… — Высказался вслух, лежа на полу, как черепаха, которая перевернулась лапами вверх.
Потом вскочил на ноги, быстренько стянул одежду, метнулся в душ. Буквально через десять минут я уже лежал в постели, а костюм висел в шкафу. Все чинно-благородно. Правда, заснул не сразу. Перед глазами, хоть убейся, упорно стояло бледное лицо Шульгина, и в душе возилось склизкое чувство своей собственной подлости.
Мужик явно был расстроен сложившейся между нами беседой. Она, кстати, вышла не особо долгой.
— Василий Витальевич, мы не хотим усложнять вашу жизнь. Ни в коем разе. Да и так, если по совести, давайте вспомним, что вы писали в своих статьях относительно новой России. Вы признали, что большевики создали государство, по сути своей идентичное прежней империи. Есть правитель, в нашем случае лидер, вождь. Есть правящая элита. Вы ведь сами заявили, будто в случае свержения товарища Сталина, все нужно оставить, как есть. Вас только беспокоит действующая власть. Вот ее вы считаете лишней. А все остальное… Так что, помилуйте, батенька, какое уж тут предательство? Вы просто поможете сохранить страну в целости и сохранности.
Шульгин, который, услышав мои слова о сотрудничестве, сначала взбрыкнул, заявив, что сына любит, но предателем быть не желает, теперь сидел молча, с прямой спиной. На меня он смотрел тяжёлым, совершенно безэмоциональным взглядом. Единственное, что периодически проскакивало в глазах мужчины — тень удивления. Он всё-таки не понимал, почему агент НКВД, если это можно так назвать, столь молод.
— Что вы имеете в виду? — Наконец, спросил Василий Витальевич.
Кстати, надо отдать должное, он быстро взял себя в руки. Та минутная слабость, которая приключилась сразу после моих слов про Лялю, прошла. Теперь он был просто суров и решителен, что не могло не радовать. Не хотелось бы тратить время на нытье, споры и рыдания.
— Вы сами понимаете, не можете не понимать, машина Вермахта не остановится. Да, я помню, вам сильно по душе пришелся итальянский фашизм. Помню. Но сейчас вы же видите, это совсем не та идеология, которая вызывала у вас симпатию. Нам не нужно, чтоб вы конспектировали и передавали планы РОВС. Давайте признаем, никто давно не воспринимает всерьез вашу организацию. Вам в Испанию пришлось пробираться козьими тропами, чтоб принять участие в гражданской войне на стороне Франко. И то, скажем прямо, никто там сильно вас не ждал. Мы не видим просто-напросто в РОВС угрозы. Это уже давно стало похоже на игрушку, а не на реальную проблему. Но нас интересует все, что связано с Третьим Рейхом. И в данном случае вы сыграете на стороне правды. На стороне Отечества.
— Германия не нападёт на Советский Союз. — Решительно заявил Шульгин. — Гитлер смотрит в сторону Великобритании.
— Серьезно? Вы так думаете? — Я усмехнулся и покачал головой. — А если нападет? Если вашу Родину ждут четыре года адской мясорубки? Если миллионы падут жертвами ради того, чтоб отстоять право русского народа на существование? Чисто гипотетически… Не надо утверждать так уж категорично, Василий Витальевич. Да и потом, мы сейчас с вами просто толчем воду в ступе. Вопрос стоит конкретно. Вы помогаете нам, мы возвращаем вам сына. Все предельно понятно.
— Хорошо. — Шульгин кивнул. — Каких действий вы ждете от меня и когда Вениамин вернется к семье?
— Вернется ровно в тот момент, когда мы поймём, что настало время. И вы должны помнить о сыне. Если что-то в вашем поведении покажется нам подозрительным… — Я многозначительно замолчал, выдерживая паузу. Затем продолжил. — А требуется… Завтра в доме одного из эмигрантов, достаточно известного в определенных кругах человека, состоится прием. Я должен быть там. Вместе с вами. Насколько мне известно, вход на мероприятие ограгичен узким составом приглашенных из-за присутствия некоторых персон. Вы представите меня как хорошего друга семьи. Как человека, заслуживающего доверия. На сегодня это все. Думаю, разумно оставить вас в одиночестве, чтоб вы имели возможность предатся размышлениям.
Собственно говоря, на этом закончился наш разговор. Единственное, что еще было добавлено с моей стороны, это — название гостиницы, где я проживаю, и очень короткая версия возможного знакомства с Шульгиным. Учитывая мой прямо скажем, юный возраст, за основу взяли родителей. Мол, отец и мать имели дружеские отношения с Шульгиным. В бо́льшей мере, с его детьми. В принципе, от правды это было не сильно далеко. Они действительно могли дружить, мои родители и сыновья Василия Витальевича. А проверить сейчас данный факт невозможно.
Закончив беседу, я, не дожидаясь Куусари, шустро откланялся. Зачем нервировать Шульгина своим присутствием? Он и без того не особо этому рад.
И вот именно наш разговор отчего-то не давал мне заснуть. Долго не давал. Конечно, все, что я говорил — это была заготовка, которую мы предварительно обсуждали с Шипко. Особенно про взгляды Василия Витальевича на политические и общественные процессы в Европе. Но дело не в этом, конечно. Не в самом разговоре.
Хоть убейся, перед глазами маячило это его бледное лицо и взгляд, в котором на долю секунды мелькнула надежда, что сын к нему вернётся. Шульгин поверил мне. Поверил… Интересно, конечно. Видимо, действительно каждый судит окружающих по себе. В общем, заснул я с ощущением говнястого осадка на душе.
В итоге поспать удалось не больше трех часов, когда в номер начали ломиться.
Стук в дверь повторился, только уже более настойчиво. Я перевернулся на другой бок, положил сверху подушку, прямо на ухо, и попытался снова задремать.
Ясное дело, начальник сыскной полиции отличается ослиным упрямством, поэтому он не уйдет. Но вскакивать и бежать к двери, чтоб открыть ее для упрощения задачи господина Риекки, я не собираюсь. Пусть поработает, в конце концов. А то все ему как-то легко достаётся.
— Витцке, открой. — Послышалось из коридора.
Судя по напряжению, звучавшему в голосе, Эско с гораздо бо́льшим удовольствием заорал бы, но не может. В гостинице есть еще постояльцы и этим господам точно не понравится ранняя побудка.
— Вот козел, блин… — Буркнул я, выбираясь из постели.
Состояние было поганое, еще бы поспать часика три-четыре. Но очевидно, начальник сыскной полиции не уйдет.
Докандыбал до двери, прямо как был, в трусах и майке, щелкнул ключом в замке, открыл дверь, затем развернулся и шустро зашлепал в сторону кровати.
— Алексей! Какого черта? — Риекки ворвался в номер как ураган. Как торнадо. Правда, слегка потрёпанное торнадо.
Одежда на нем была та же, что и вчера. Видимо, господин Риекки даже домой не заходил. Волосы стояли дыбом, один рукав, оторванный в драке, держался на булавке, под глазом виднелся фингал. Неплохо его помутузили господа военные.
— Где ты шлялся? — С ходу начал Эско.
— Вообще-то, господин Риекки, судя по внешнему виду, шлялись вы. — Я обернулся и многозначительно окинул начальника сыскной полиции взглядом. — Заметьте, из нас двоих не спится вам. Я, между прочим, вообще в постели.
Дверь в номер оставалось приоткрыта и в щель было заметно, как в коридоре топчется Олав вместе с парочкой парней в форме. Вид у администратора был удручённый. Похоже, досталось ему нехило от начальника сыскной полиции.
Следующие полчаса прошли у нас в преперательствах. Риекки требовал рассказать ему, где я провёл время. Я требовал, чтоб от меня отчипились и дали выспаться. В какой-то момент стало понятно, Эско сейчас взорвется. У него начали трястись губы. Но не от расстройства и не от тоски-печали. Риекки еле сдерживал рвущуюся наружу злость.
— Я знаю, ты был в салоне мадам Жульет! Куда делся потом⁈ — Громко, пуская слюну сквозь сцепленные зубы, зашипел Эско. — И почему⁈ Почему вдруг оказалось, что мне необходимо оплатить дополнительные траты⁈
— Ну что вы пристали, не пойму. Я — молодой мужчина, между прочим. Попросил у Олава одежду. Вы же бросили здесь в том тряпье, в котором я провел несколько дней.
Я встал с кровати, на которой сидел, и прошлепал в гостиную. Риекки, еле сдерживая желание придушить меня, двинулся следом.
— Потом да… Отправился в этот салон. Зашел, мне не понравилось. Еще какие-то мужчины там устроили заварушку. — Я взял графин с водой, налил себе в стакан живительной влаги, выпил, попутно продолжая рассказ. — Еще говоря, будто финны спокойные и рассудительные. Такая драка была, позавидуешь. Я отправился прогуляться. Все. Потом вернулся в номер.
— Тебя тут не было! — Рявкнул Эско.
— Ну здравствуйте, приехали. — Я развел руки в стороны, намекая начальнику полиции, что вообще-то стою перед ним. — А это кто? Приведение? Если вы имеете в виду, что меня не заметил Олав, то он просто спал бессовестным образом. Знаете, на вашем месте я бы не имел с ним дел. Ненадёжный товарищ.
— Почему мои люди не видели твоего ухода?
— Еще лучше… Теперь вы обвиняете меня в непрофессионализме ваших сотрудников. Господин Риекии, это уже слишком.
В общем, с горем пополам, накал нашей беседы пошел на спад. Правда, лишь по той причине, что я перестал кочевряжиться. Ну и пожалуй потому, что начальник сыскной полиции еще сильнее уверовал в мою значимость с одной стороны и глупость с другой.
Вернее, мы пришли к этому в процессе диалога. Естественно, на фактор значимости давил я. А вот насчет глупости, это уже сам Риекки додумал. Если говорить более точно, я очень постарался, чтоб у него окончательно укрепилась данная мысль. Что я — молодой, дорвавшийся для свободы пацан, который не сильно отягощен принципами и совестью в силу прежней, хреновой жизни.
— Знаешь, Витцке, ведь ничто не мешает мне взять тебя за шиворот и оттащить в «охранку». Уж там ты очень быстро расскажешь все. — Заявил начальник сыскной полиции, хмуро наблюдая, как я застёгиваю рукава рубашки.
Их, кстати, рубашек, в шкафу появилось еще две штуки. Видимо, Риекки решил, лучше он сам будет оплачивать вещи, предварительно выбирая их стоимость, чем потом ему сюрпризом прилетит счёт
— Возможно… — Согласился я. — Но давайте подумаем о другом. Помните, вчера мы договорились, что я расскажу вам все, что могу рассказать на данный момент. Так вот… В Союзе буквально около полугода назад начала действовать секретная школа НКВД. Секретная школа, которая занимается подготовкой разведчиков, диверсантов и шпионов. Бо́льшая их часть будет отправлена в Германию. Как думаете, сто́ит ли избивать меня до полусмерти, чего бы вы очень хотели, при этом лишив себя возможности иметь под рукой такого человека как я. Да, не могу помочь конкретно Финлянди. Не могу. Среди тех слушателей, которые попали со мной в первый поток, не было кандидатов для работы в вашей чудесной стране. Действующих, если таковые есть, скажу сразу, я не знаю. Но… Я хочу хорошо устроиться в новой жизни. По-моему, это вполне нормальное желание. Не находите? Хочу красиво жить. Спокойно. Не оглядываясь по сторонам, в ожидании, когда меня объявят врагом народа или припомнят родительские грехи. Я готов сотрудничать с теми, кому пригодится все, что есть вот тут…
Я постучал указательным пальцем себе по лбу.
— Хорошо… — Эско нахмурился, о чем-то напряжённо думая.
Очень надеюсь, что он в этот момент уже начал соображать по поводу фашистов. По крайней мере, намек в моих словах был весьма конкретный.
— Зачем ты спрашивал Олава про РОВС?
— Потому что, господин Риекки, врагов у Советского союза много, но я хочу встать на сторону тех, кто действительно будет бороться с действующим режимом. Да и потом, как ни крути, а в РОВС не просто мои соотечественники. Там — дворяне. Я, знаете ли, намерен вернуться к корням. Вы же знаете, моя мать из приличной дворянской семьи. Предвосхищая ваш вопрос, скажу сразу… Я смог передать весточку о своем прибытии, пока прогуливался вечером по улицам Хельсинки. Да, это вышло случайно. Уже не надеялся разыскать кого-нибудь из общевоинского союза. Салон-то мне пришлось покинуть…
Моя речь была прервана отвратительно беспардонным образом на самом интересном месте. А я, между прочим, только разошёлся, только поймал вдохновение.
В дверь постучали, затем тенью в номер проскользнул Олав. Вид у него был снова несчастный. В мою сторону он вообще старался не смотреть. Прямо как монашка, встретившая на своём пути дьявола.
— Господин полковник, посыльный мальчишка передал для господина Витцке кое-что. Это именное приглашение. Вот. Пожалуйста.
Администратор протянул начальнику сыскной полиции конверт с печатью.
Риекки взял конверт в руки, посмотрел на эту печать, потом на меня. Он явно узнал, кто является отправителем. И ему это точно не понравилось.